Один из звонких сердитых голосков принадлежал девочке, и Кер подошёл к ребятишкам поближе: в семь-восемь лет не все будущие Рыцари успевают проникнуться идеей, что женщины — существа от природы хрупкие, обращенья требуют бережного, и решать с ними споры с помощью кулаков — занятие недостойное. Правда, «хрупкое существо», с деревянным мечом, в штанах и с коротко стрижеными волосами, внешне от мальчишки ничем не отличалось и вид имело воинственный и независимый.

— Нет, могут, могут! — вся красная от гнева, кричала она, наступая на взлохмаченного парнишку.

— Нет! Глупая, я же знаю!

— Ничего ты не знаешь! И сражаюсь я лучше тебя! И никакой ты ещё не Рыцарь!

— А давайте спросим! — второй мальчик, высокий крепыш, махнул мечом на Кера: — Вон, у лорда.

«Никакой не Рыцарь» смутился. Кер его понимал: в восемь лет лорды в белых плащах и ему представлялись удивительными и далёкими, как звёзды. Он ободряюще улыбнулся и сел в траву возле них.

— Скажите ему, милорд, ведь девочки же могут быть Рыцарями, правда?! А он говорит — нет! А сам…

— Я Рыцарь, раз в Ордене родился!

— А папа иначе рассказывал! — второй негодующе воззвал к Керу: — Милорд, чего Дан нам сочиняет!

— Я сочиняю?! — взвился взлохмаченный Дан, позабыв с почтеньем глядеть на лорда. — Да пошёл ты…

Кер перехватил руку с мечом на взмахе. Паренёк, сжав губы, бросил оружие и непримиримо заявил:

— Уж наверно из Замка видней, чем всяким с фермы! — и фыркнул в сторону девочки: — Ловец слухов!

— Во-первых, — сказал Кер, удерживая рвущуюся в бой «воительницу», — жить в Замке, как живём мы, без ферм нельзя. Мы в долгу у них. Не свысока, а с уважением и благодарностью надо глядеть на тех, кто верит в наш путь Света и облегчает его, в ущерб себе кормя и одевая нас. Во-вторых, Рыцарями не родятся, а становятся. Сделать это могут и мужчины, и женщины (девочка торжествующе взвизгнула), дети Рыцарей и нет. Но, — он смотрел на Дана, — хотя из сыновей Ордена растят Рыцарей и зовут их так, до пятнадцати ты можешь отказаться. Они отчасти правы. За правду ты злишься? И нападаешь за неё?

— Отчасти?! Я выбрал Орден! — голос мальчика дрожал от обиды. — Я Рыцарь, я никогда не откажусь!

— Так объясни. А крики и злые слова ведут лишь к ссоре. Тебе надо ранить или быть услышанным? — он оглядел всех троих. — Рыцарю нужен меч, чтоб защищать. Но не себя. Страну, а не задетую гордость.

Мальчуган с фермы хмурился, словно нечто в сказанном поставило его в тупик, но что — он и сам не очень понимает. Зато девчушка, похоже, поняла: пальцы на деревянной рукояти неохотно разжались.

— Кит не был прав, что я «сочинял», — у Дана пылали щёки, но глаз он не отводил и сдаваться явно не собирался. — Я, ну, не совсем знал — но не врал же! Значит, Рыцарь должен всё терпеть, что ни скажут?

— Рыцарь должен помнить: все его умения воина — для врага. А враг — это тот, кто угрожает стране, а не тот, кто тебя, бедного, обидел. У нас нет врагов среди людей Тефриана. Орден создан для служения им.

— Мы слуг не обижаем, — возмутился Дан. — Кто служит честно, не меньше других достоин почтения!

— Но пользы-то от нашего служения пока нет. Нам нельзя иметь гордость, которая из-за злых слов толкнёт в драку: мы же умеем драться. Мы сильнее. Это недостойно. И кому нужны такие защитники?

— А если, — осторожно сказала девочка, — их больше? Или один, но тоже Рыцарь? Если я не сильнее?

Дан хмыкнул и тихонько, но с вполне различимой насмешкой пробурчал: «Тоже!». Она вспыхнула:

— Ну он опять! Видите?! А вот если надаю как следует, он сразу поймёт, гожусь я в Рыцари или нет!

— Нет, — возразил Кер, перебивая гневное «Кто кому ещё!». — Поймёт он лишь одно: спорить с тобой — занятие не из приятных. Бой может доказать, кто из воинов лучше, но кто прав — нет. С чего бы? Талант воина не делает тебя всезнающим. А с тем, кто «убеждает», причиняя боль, скоро спорить перестанут. С ним вообще никто ни говорить, ни дружить не захочет. Пусть он и прав.

«Воины» дружно насупились: открытие, что споры дракой не решаются, их явно не порадовало.

— Раз каждый стоит на своём и вот-вот начнутся оскорбления и удары — просто молча уйди. Если тебе нужны друзья, конечно.

— Это он ей причинил боль, — сердито заявил Кит. — Она хочет быть как её папа, и чего тут смеяться?!

— Нечего, — подтвердил Кер. — Это тяжело, а не смешно. И я не о тренировках, хотя и они нелёгкие, особенно для девушки. Куда хуже другое: ведь если придёт Тьма, нам надо убивать врагов. Нарушить Первую Заповедь. Оправдать цель Ордена, выполнить долг, но больше не быть Рыцарем…

Вся троица уставилась на него, позабыв о ссоре, в единодушном растерянном молчании.

— А… как же? — наконец вырвалось у Кита. — Орден нужен, чтобы перестать быть?

— Вот так, — вздохнул Кер. — Просто надеемся, что и ответ тогда придёт… и что Тьму увидим не мы.

На лице сына фермера читалась жалость к Рыцарям и облегчение: он-то вовремя быть им раздумал.

— Я всё равно стану Рыцарем! — вскричала девочка. — Если папа не побоялся и стал, то и я смогу!

— Конечно, — согласился Кит. — Раз хочешь, станешь точно. Миби, пошли купаться? — и взяв повеселевшую подружку за руку, бегом потащил её к речке.

Дан мрачно поглядел вслед.

— Да, ему что. Верит он, нет, а сказал, как ей нравится. Он-то не Рыцарь. Ясно, она с ним и дружит…

— Он может в самом деле верить. Не стоит считать лжецами всех, кто не Рыцари. А неискренностью ничего крепкого всё равно не построишь.

Они помолчали.

— Ты знаешь про Шера?

— Он бог, — заспешил мальчик, гордясь своими познаниями. — А сперва был королём, в Тёмные годы. Я слышал песню, только давно, не всё помню… Была война, и ему сказали — нельзя вейлинам доверять, его тогда убьют и Тефриан завоюют, но он всё-таки поверил, и поэтому мы победили. Но он вправду погиб. Я видел его на картине. Красивый, а глаза печальные… на Энтиса Крис-Талена похож.

— Да? — удивился Кер. — Странно, я не замечал. А знаешь, почему Шер считается хранителем Ордена?

Дан потряс головой, всем своим видом спрашивая с надеждой: но ты же расскажешь? Хм… вроде бы получилось. От ссоры останется Шер, а не угрюмое пережёвывание обиды. Вражды здесь не вырастет.

— Шер, наверно, даже знал Алфарина. Последний король рода Хаэр, погибший в Войне Теней.

— Но её же Алфарин выиграл, а не Шер! И разве у нас не род Тант всегда правил?

— Не всегда. До Алфарина были другие короли, и власти имели куда больше. Их воля была законом, а кто спорил, тех наказывали. Отбирали имущество, дома, земли, запирали в особое место — называлось тюрьма, — где люди жили в крохотных каморках из камня, без окон, мебели, прогулок, почти без еды…

— Они же болели! — возмутился мальчик. — Взаперти сидеть вредно! И как они спали, на полу прямо?!

— На соломе.

Насчёт плесени, крыс, оков, чистой одежды, мытья и условий для неких иных надобностей, а также пыток и видов казни Кер не стал уточнять: успеет ещё наглядеться ночных кошмаров после уроков истории.

— И наследника не выбирали: правил старший сын, а детей Обета и вовсе не было. Шер всего в пятнадцать надел корону, и уже год шла Война Теней. А через пять лет погиб… его предали. Он не оставил детей, и трон занял младший брат, Джерин… он любил вэй-леди, знаменитую воительницу. Дану Элайвен Винд-Антер. Её в легендах зовут Альвин, Дева-Пламя. Видел портрет в оружейной?

— Ещё бы! Меня в её честь назвали. А у неё правда был огненный меч, как на портрете?

— Да нет, обыкновенный, но Альвин умела делать так, чтобы он светился, она же была Вейхан.

— Вейхан? — мальчик глядел с недоверием. — Они во всех сказках — злые. Как она может быть Вейхан?

Кер понятия не имел. Он даже не понял, почему сказал. Слово всплыло… когда-то, давным-давно…

— Ах да, — с внезапным уколом печали догадался он, — мама Криса говорила. Я и позабыл. Был наш день рождения, нам исполнилось шесть лет, и она рассказывала о Деве-Пламя, Ласке и Потерянном принце.

— Я знаю! — обрадовался Дан. — Младшего принца украли совсем маленьким из-за пророчества, что он пойдёт тёмной тропой и принесёт огонь трону Тефриана. А «тёмная тропа» говорили про бродяг, воров — тех, кто не сторонился насилия и обмана. И решили: принц станет негодяем и погубит страну. Увезли его и бросили в чаще. А там его нашёл охотник по прозвищу Ласка, вырастил и выучил управляться со всяким оружием, ходить бесшумно, читать следы — всем уменьям охотников. А когда началась война, они тайно проникали в земли врага, узнавали планы сражений и сообщали другу Ласки — командору Братства. Потом Ласку схватили, принц и Дева-Пламя вместе его спасли и полюбили друг друга, и взор Чар открыл ей, кто он. Тут его брат-король умер, Альвин всё рассказала командору, и Братства назвали его королём. И что вышло: он шёл «тёмной тропой» — рос во тьме незнания и боролся с врагом не открыто, а втайне — и привёл на трон королеву, прозванную Пламенем. Всё, как и было предсказано.

— Да, — пробормотал Кер, с поразительной ясностью видя вечернюю комнату, звёзды в распахнутом окне и крохотные звёздочки в волосах женщины, серебристое в полумраке платье — и нежный глубокий голос, будто на чужом языке странно выпевающий: Вэй’хаан.

— «Вейхан с косами как огонь и огненным сердцем, и в битвах её меч пламенел золотым и алым, и оттого назвали её Дева-Пламя». Это её слова… леди Крис-Тален.

Он сглотнул. Тогда её судьба отозвалась парой недель криков по ночам и пробуждений в слезах и ледяном поту; да и сейчас в своих прогулках верхом он объезжал как можно дальше останки дома, где в шесть лет слушал полузабытую сказку… где совсем скоро после той сказки полыхал огонь.

— Она умерла, да? — робко спросил мальчик. — Брин говорил, у Энтиса и папа, и мама умерли. Жалко.

— Да, — коротко ответил Кер, с неясной досадой думая: Брин. Ученик Нела. Нел и растрепал, ну конечно! Наставник, трясины… нашёл о чём болтать с ребёнком!

— Насчёт Вейхан и пророчества не знаю, но принц действительно был похищен в детстве и рос, не подозревая, кто он. Вот он-то и был Джерин по прозвищу Тант, Тигрёнок. И так он назвался, давая Клятву Короны, чтобы не носить имя Хаэр, несчастливое из-за предательства.

— И он в самом деле пробирался к врагам?! Вот смелый! А почему же ихние Вэй его прозевали?

— Их Вэй, а не «ихние», — поправил юноша. — Кое-кто предполагает, что он сам обладал талантом Вэй и с его помощью прятался. Или такое умение было у его друга, и тот скрывал их обоих.

— Ласка? Он тоже был взаправду? — восхитился Дан. — Здорово! И в зверя ласку умел превращаться?

— Ну, нет. Вот это уже сказка. Представь, сколько Вэй иначе ловили бы в Замках в облике животных!

Дан засмеялся.

— А вдруг их тут куча, а мы не знаем! Вдруг, если ты превратился, даже Рыцарь от зверя не отличит?

— Скрести пальцы! Да, так Джерин…

Надеюсь, он нескоро вернётся с Пути, никто здесь от тоски не зачахнет, но если… если они возвратятся вместе… Трясины Тьмы, хватит!

— Принц Джерин сменил брата на троне, когда бои уже кончились. Но Шера считают погибшим на войне — ведь тот человек предал его из зависти, которую война-то и родила. Он был советником, Шер очень его уважал и слушал во всём, а он ужасно гордился тем, что почти равен королю и властью, и почётом. А потом Шер поступил по-своему, наперекор его советам, и оказался прав. А тот жалел и поддерживал его в дни неудач, а вот славы не смог простить. Всё сильнее его ненавидел и во время свадьбы дал ему отравленное вино.

— А невеста? — ахнул мальчик. — На свадьбе пьют из одной чаши!

— Она выпить не успела, — грустно успокоил Кер. — Яд был сильный. Шер умер сразу.

Дан гневно сжал кулаки.

— А предателя поймали?

— Конечно.

Кер вздохнул: чудесно, научил ребёнка ругаться.

— Знаешь, почему я Шера вспомнил? Как раз из-за невесты. Она была с Вершины Таднира. А ведь Таднир после войны присоединился к Тефриану. Свадьба той леди и короля была важным событием, знаком мира, а не насильного завоевания… но они и любили друг друга, и когда Шер умер, она оставила прежнее имя и ушла в Орден. Стала Рыцарем.

— И драться научилась? — с уважением в адрес леди, освоившей столь «мужское» дело, уточнил Дан.

— Может, и умела. В Таднире уже тогда женщины делали многое наравне с мужчинами. Управление, война, торговля… а в Тефриане они считались неподходящими для всего такого. Сидели дома и рожали детишек. Рейс в «Тенях» называет Таднир одной из трёх удач войны, вместе с Алфарином и Полем. Он говорит: Таднир и Тефриан — то был союз разума и богатства, искусности и чести, семян и плодородной земли. Понимаешь? — спохватился он: всё же восьмилетний собеседник для исторических трудов вроде «Теней» Рейса вряд ли созрел. — Это значит — из Таднира пришло много хорошего. Книги, живопись, общий Совет вместо безграничной власти короля, и за нарушение закона не сажать в тюрьму, а брать плату… и, кстати, Звезда — в Таднире так звалась гильдия Вэй для решения споров. А главное, идея, что никто не обязан повторять путь отца или матери, и судьба — не кем ты рождён, а талант, мечта и воля. Скажем, ты из крестьян, но стремишься в Вершину, или сын сьера, а твоё заветное желание — работать в одной из Гильдий, или девушка с сердцем воина… всё это возможно. Никто тебе не запретит.

— А раньше запрещали?

— Ещё как. До войны происхождение определяло путь — в каком сословии родился, там и оставайся.

— А если вдруг папа портной, а мама с Вершины? — Дан хихикнул. — Сегодня штаны, завтра расчёты?

— Не смешно. Плохо кончалось такое «если». Для того, кто выше, это был позор: её или его могли выгнать из дому, лишить имени, знакомые от них отворачивались. А кто ниже — мужчину могли избить и запереть в тюрьму, а иногда и убивали; девушек — нет, но злых взглядов и слов хватало. И ребёнок, считалось, на всю жизнь покрыт позором. Люди таили неравную любовь, а их дети — такое рождение.

Дан открыл рот. Совсем круглые глаза уставились на юношу потрясённо.

— В Таднире было иначе. Богатство и род много значили, но выбирать пути и любить там разрешали.

— Но… а как же… я думал, Таднир… они же были враги! Они на нас напали!

— Значит, были гнусные мерзавцы, а в Тефриане сплошь герои и умницы? Но их джэйс, повелитель, стал правой рукой короля, не дал ни одного дурного совета и ни разу не пробовал забраться повыше, и немало бывших воинов Таднира было в Первом Замке. А Шера, заметь, убил лорд Тефриана. Джерина тоже пытались убить, и тоже свои. Его родичи из рода Хаэр, желающие трона. А Таднир в той войне, по сути, подставили. Тадниром-то правили Вэй. Жили в роскоши и делали что хотели, пока других Вэй не задевали, а обычные люди были вроде слуг, от крестьян до учёных. Работали с утра до ночи и выполняли приказы Вэй, а нравится им или нет, тех не волновало. А в Тефриане считали, будто Чар — это сила Тьмы, сила зла, и кто ею владеет, должен умереть. Люди были неучёные, и жизнь у них была тяжёлая и опасная, и они умели бояться и ненавидеть куда лучше, чем доверять. Силы Чар они здорово боялись. Звали «колдовством».

— Вроде как у Болотника?

— Ну. Что-то непостижимое, коварное и норовящее погубить, чуть зазеваешься. Тихонько подберётся — хоп, и ты в болоте. А не хочешь в болото, прикончи его раньше. Будь хитрее, никому не верь, следи за каждым, будь беспощадным. Это страх… от страха люди слепнут и теряют разум. Они убивали Вэй, хотя те их не трогали, и вообще, ну кого могли словить? Ясно, тех, кто послабее, а сильные прятались, ожесточались и делались вправду опасными. Вот и Таднир влез в войну из страха. Они ведь были мирные — это у нас полстраны с мечом не расставалось, а таднирцы считали: у каждого свой путь, данный Судьбой, и обрывая чужой путь, ты обратил Судьбу против себя, на своём же пути вырыл яму. Значит, торговать с соседями выгодней, чем убивать их.

Зато другой наш сосед, Эрп, думал иначе. Тефриан с эрпами и прежде воевал. Они приплывали на кораблях ночами, нападали на деревни и убивали очень жестоко. И выглядели жутко: то ли кожа у них была от природы красная, то ли красили из любви к виду крови… Из-за них, да ещё Кар-Аша на севере, и нужны были Братства. Из Кар-Аша тоже часто лезли гости, притаскивали разное пакостное оружие с крючьями, шипами, ядом. Ходили слухи, они презирают то, чего нельзя увидеть или коснуться, признают лишь силу разума, даже не верят в Мерцание… ну, это наверняка выдумки — слухи всегда рисуют врага страшнее, чем есть. Но разум Кар-Аша и развязал Войну Теней. Они уговорили Эрп объединить силы, а после поделить Тефриан, но Таднир меж нами и Кар-Ашем мешал их планам: сильный и скорее поддержит более мирных соседей. Тут Кар-Аш послал к нам людей, которые тайно ходили повсюду и смотрели, а затем отправились в Таднир и рассказали, как Тефриан борется с «Тьмой» и вскоре доберётся до неё и в Таднире. И Вэй Таднира поверили им — они уже знали о преследовании «детей Тьмы» от наших Вэй, искавших у них защиты. Да и среди простых людей Таднира пошли слухи о нападении тех, кто жаждет развести костры для их правителей.

— Они своих Вэй любили? — удивился Дан. — Которые с ними не считались, а только приказывали?

— И наших, говорят, любят, хотя они мучают детей, за учёбу и исцеление берут кучу денег, на не-Вэй взирают свысока и тоже вряд ли с кем считаются, кроме себя любимых и своего Верховного. А спроси-ка за Чертой, кто лучше: самый надменный и жестокий магистр, зато наш, или чужеземные парни с мечами? Вэй Таднира давали людям выбор. Возможность стать выше. И никого не убивали только за то, что он чувствует иначе, чем они, и знает нечто, им неизвестное и непонятное. Пусть их и не любили — я думаю, их трудновато было любить, — но предполагаемых захватчиков любили куда меньше.

— И сами поэтому стали захватчиками, — с обидой сказал мальчик.

— Я и говорю, страх лишает разума. Доверились Кар-Ашу! Победи они — те союзнички их, ослабевших, тут же и разделали бы. С другой стороны, костры-то и правда были. Если люди даже своих родичей-Вэй не щадят, то Вэй-иноземцы им и вовсе кость в горле.

Дан неохотно кивнул.

— Тебе не нравится думать, что Тефриан сам дал им основания воевать? Чужих осуждать приятнее?

— Ну… привычней. Раз напали, то неправы, и Братьев пытали… и Алфарин к нам пришёл, а не к ним!

— Алфарин пришёл не к тем, кто с радостью разжигал костры. Он пришёл к Ардену, который мечтал победить лишь для того, чтоб никогда не воевать с кем угодно — и никого, Вэй или нет, не убивать. И сам Арден, когда стал Лордом Трона, знаешь что писал? «Мы назвали Злом непонятное, но отчего-то роптали на беспощадность тех, кто не понимал нас; мы видели Тьму в возможности, а не в действиях — неудивительно, что вскоре вокруг нас почти не осталось Света. И всем, кто спрашивает с недоверием, почему Трэйел явился столь поздно, стоит вспомнить, что первого, чей взор проник за пелену истинной Тьмы, сотканной невежеством и страхом, едва ли не хором назвали предателем. При подобном отношении к вопросам героизма и зла вернее было бы спросить — как же Трэйел вообще мог явиться».

— Трэйел значит Сын Мерцания, да?

— Трэй’эриел, если точно. Ещё не пробовал читать на хиан-эле? Жуткое занятие. Пока автор от себя рассказывает, все слова пишутся как надо, зато в разговорах сплошь эти их сокращения — и поди пойми, что именно сокращали. Точка, пропуск, буква большая или маленькая — каждая мелочь меняет смысл. Недаром они хороший почерк годами тренировали. Напиши письмо, как индюк лапой (парнишка вдруг заёрзал и покраснел), и вместо нежного послания выйдет «прощай, я люблю другого».

Видно, почерк был больным местом: Дан нервно засмеялся, явно ища способ сменить тему.

— А… э… а про кого Арден это сказал? Кто — первый?

— Шер. Многие, особенно в Таднире, даже считали, будто Алфарин пришёл именно из-за него: из-за поступка столь правильного и отважного, что он стёр все следы глупого и злого с пути Тефриана, уже почти завершённого, — и раз ничто в Сумраке нас не спасло бы, Судьба явила спасение из Мерцания.

— Тот поступок, за который он стал богом? — возбуждённо перебил мальчик. — Что же он сделал?

— Чудо героизма, — серьёзно сказал Кер. — Почти невозможное: поверил. Поверил тем, кому не верил никто, — прекрасно зная, в какие клочья вмиг разлетится принадлежащее ему доверие Тефриана. Не в бою отдал жизнь, а куда хуже: решился жить, погубив себя. Жить среди людей, чуть не в лицо зовущих его идиотом, а за спиной — предателем, причём худшим из возможных: предал сам Свет, а ведь он король — выходит, всю страну отдал Тьме. В конце первого года войны Шер объявил королевскую защиту всем Вэй Тефриана, а тем, кто придёт к нему и предложит помощь в войне, обещал статус элан — элеа’хайан, главных военных советников трона, с правом отдавать приказы командорам Братств.

— Вот Братства-то порадовались.

— Радости всем хватало. Дети Тьмы ведут армию против Детей Тьмы же, и король — то ли колдовство отняло разум, то ли глуп с рожденья — решил, будто наши с теми не поладят! Будто они не мечтают о мести! А ведь и он наверняка сомневался, глядя, как тают Братства, погода обезумела — летом снег, зимой потопы; оружейники не спят из-за ночных кошмаров, а женщины, ждущие детей, умирают… всё рушится, никакого чуда Вэй не сотворили, и войне конца не видно. Он и сам не мог не бояться измены, не винить себя. А уж другие вовсю и винили, и проклинали. Ещё бы он не стал богом! Понимаешь?

Дан молчал, напряжённо морща лоб. Кер вздохнул.

— Умереть легко… ну, не всегда, но и те, кто под пытками умирал, знали: они не предали. А Шер не знал, лишь верил и надеялся. Но страх стать предателем в глазах своего народа — а проиграть ведь могли и без всяких измен, просто от слабости, но всё бы свалили на его выбор Тьмы, — даже страх участи хуже любых пыток не остановил его. Потому он и бог Ордена: он знает, что значит ради долга и верности стране отказаться от чести — как, может, придётся и нам.

О Шер, только не я. Я не герой, как ты, но если не худший из Рыцарей, не дай мне испытать это. Откуда у меня чувство, что я увижу Тьму, что она уже совсем близко?

— Мы должны быть готовы потерять Орден. И если дети Ордена ещё и не будут любить друг друга, что им останется?