Они скакали быстрой рысью, сдерживая горячих коней. Серебряные чеканные пояса на мужских бешметах и женские разноцветные наряды горели на солнце. Высокий морщинистый старик в черной барашковой шапке мчался впереди колонны улуса. Длинные усы придавали ему сходство с запорожским атаманом. За стариком ехали лучшие люди улуса. Торжественно восседал на лошади в ярком бешмете инструктор обкома партии.

В первых рядах Черноземельского улуса скакала Булгун Дертеева — председатель сельсовета. Она уверенно держала поводья своей крепкой, мужественной рукой, и вся ее слитая с конем фигура опытной, привычной наездницы выделялась в ряду других.

Проезжая мимо балкона, где стояли руководители области, она привстала на стременах и оглянулась, точно проверяя, все ли в порядке в улусной колонне.

— Лучшей председательнице сельсовета большевистский привет! — крикнули сверху.

Дертеева улыбнулась и махнула рукой в знак приветствия.

Со всех сторон на площадь перед исполкомом съезжались люди.

Представитель Черноземельского улуса — старик с смоляными усами, радостный, взволнованный торжественностью момента, — говорил приветственную речь:

«Люди черных земель, где никогда не бывает льда и снега, приветствуют всех собравшихся здесь, всех друзей, товарищей и братьев. И первый привет черноземельских калмыков тому, кто сияет над нами, как солнце, кто освещает путь народам, первое наше слово — товарищу Сталину!

Горячий наш привет товарищу Ворошилову, хранящему ключи советской крепости и устрашающему врагов нашего союза!»

Знамена трепетали на сильном ветру. Со знамен глядели портреты тех людей, о которых говорил калмык. Знаменосцы вздымали ввысь красные полотнища, весь народ ликовал. Колонны проходили в конном строю перед исполкомом. Тысяча двести коней несли на себе отважных наездников и наездниц. За конями — машины. А сзади степенно покачивались верблюды.

Среди других на маленьком мохнатом верблюжонке восседал, лукаво улыбаясь, загорелый, совсем оливковый, трехлетний Эдик Нормаев — самый молодой участник олимпиады.

Василий Хомутников — председатель исполкома, первый командир красного калмыцкого полка — едва сдерживал себя, чтобы не сбежать с балкона, вскочить на коня и смешаться с группой наездников. Рядом с Хомутниковым стояла на балконе женщина в защитной гимнастерке.

Орден Красной звезды поблескивал на левой стороне ее груди. Глаза ее горели. Она произносила слова приветствий.

Булгун Дертеева встретила ее горящий взгляд. Она подняла руку и звонко крикнула:

— Привет Нарме Шапшуковой! Привет первой буденновке-калмычке!

Весной прекрасна и нарядна необозримая степь! Волнующие, пряные запахи трав, чистый воздух и горячее солнце.

В такие дни любила маленькая бойкая Нарма в одиночестве бродить по степи, собирать ярко-красные тюльпаны и украшать ими свое простенькое платье.

Нарма росла сиротой. Отец ее, донской калмык — бедняк-хлебороб — долгие годы прожил в сальских степях, в станице Батлаевская.

Он испытал всю горечь тяжелой батрацкой жизни, и самой большой его мечтой было развести чудесный цветущий сад. Он умер, когда Нарме исполнился один год. Так и не осуществилась его заветная мечта.

Вскоре умерла и мать.

Нарму и ее брата Очира — беспомощного, слепого от рождения — приютили родственники.

Но родные были для Нармы и слепого Очира чужими, злыми людьми. Пяти лет она уже пасла и караулила гусей, овец, а когда подросла, доверили ей и коров и коней.

С утренней зари и до глубокой ночи Нарма была занята делом: доила коров, ходила на пастбище, поила в реке Сал овец, собирала кизяки, носила на палке огромные ведра с водой…

С ранних лет она ездила на коне без седла. Правда, не раз падала и горько плакала, забившись где-нибудь в темном уголке, но потом научилась ездить неплохо, и верный конь, покорный ласке быстроглазой девочки, всюду следовал за ней, как ребенок. Нарма отдавала коню и последний кусок хлеба и даже кусочки сахара, которые ей изредка удавалось доставать.

В пятнадцать лет Нарма уже настолько выросла и окрепла, что не все станичные мальчишки решались бороться с ней.

На вид худенькая и слабая, она была сильна, вынослива и упряма. Часто приходилось ей одной без куска хлеба уходить на ночь в степь — искать пропавший скот.

— Иди, иди, работай, — только и слышала она в доме от сварливой тетки.

Нарма не знала развлечений. На гулянки и вечеринки, куда собиралась вся молодежь станицы, она не ходила.

Ходить туда ей было не в чем и некогда.

Родственники были скупы и неприветливы. Нарма хотела учиться, но об учении не могло быть и речи. Все ее удовольствия заключались в том, что она пела в степи любимые песенки, которые слагала сама.

Она ходила за овцами и пела:

Не выдержав грустной песни, она с плачем падала на пышный ковер степных трав, и степь принимала ее в свои объятия, успокаивала ее.

Иногда родственники водили Нарму в хурул. Она не понимала, зачем здесь собираются люди и кланяются каким-то таинственным богам. В хуруле ее забавляло одно: она видела, как молящиеся складывают в чашечки медные деньги, видела, как манджики потихоньку берут эти деньги себе…

Тяжело приходилось юной Нарме. Побои и беспрерывная работа были ее уделом. Однажды она не выдержала, и, когда тетка ударила Нарму, она укусила ее и убежала в степь.

Нарму разыскали, и после «добрый дядя» вволю испробовал на ее спине ловкость своих рук и прочность плети.

…Необычайные дела стали совершаться в селе.

Вначале было так. С фронта приходили солдаты — искалеченные, израненные. Потом, словно встревоженные птицы, прилетели вести о бунте в соседней — Платовской — станице.

В степи появились небольшие партизанские отряды; всюду говорили о красных и белых, но какая между ними разница и кто за что борется — Нарма не знала.

Все тревожнее становилось в станице. Однажды утром семнадцатилетняя Нарма увидела, что всюду — на улице, у домов — военные с ружьями. Говорили, что это партизанский отряд.

Нарма узнала, что в станицах бедняки поднимаются против богатых. Начинается большая война. Тогда она впервые узнала, кто такие белые. Небольшими отрядами налетали они на степь, угоняли скот, избивали плетьми и убивали встречавшихся им бедняков.

Впервые появилась у нее жгучая ненависть к белобандитам, ко всем, кто не дает жить бедноте.

С каждым днем нарастала тревога, охватывающая всю степь. Не проходило дня, чтобы невдалеке от станицы Батлаевская не раздавались ружейные залпы и назойливый треск пулеметов. Белогвардейщина наседала со всех сторон, пытаясь смять молодую рабочую власть.

Казачья беднота двинулась в красные партизанские отряды.

Вблизи станицы Батлаевская появился один из таких отрядов отряд Маруськина.

Как-то раз Нарма встретилась с санитарками из этого отряда. Они стали настойчиво приглашать ее к себе. Нарма не решалась сразу уйти. Пошла посоветоваться с знающими женщинами.

— Сиди дома, — сказали ей, — разве бабы воюют?

В эти дни она встретилась с красногвардейцем Максимом Шапшуковым. Вместе с ним она ушла на фронт.

У На мы началась новая жизнь — светлая и необычайная.

Она увидела мужественных бойцов, бесстрашных наездников, беззаветно преданных молодой Советской республике.

Узнала славных полководцев-большевиков красной конницы Буденного — Городовикова и др. Она узнала, за что борется советская власть, что она несет бедноте. Нарма еще плохо разбиралась в происходящих сложных событиях, но отзывчивость и товарищеское отношение командиров — калмыков Василия Хомутникова, Харти Канукова — вызывали в ней стремление отдать все силы борьбе за великое дело. Вместе со своим мужем Максимом она героически несла все тяжести войны.

Нарма теперь не расставалась со своим скакуном, хорошо владела наганом, шашкой и винтовкой. Гибкая и быстрая, в мужской военной одежде, она походила на бойкого мальчишку. В полку она была единственной женщиной. И все бойцы относились к ней исключительно тепло и дружески.

Ее звали Маней, Марусей, и это второе имя стало ей близким и родным. Никто из партизан не знал безвестную калмычку Нарму Маркину, но Марусю Шапшукову знали во всех буденновских отрядах Первой конной — и под Царицыном и в Ставрополье. Нарма неизменно сопровождала мужа — командира 2-го эскадрона калмыцкого революционного кавалерийского полка в боях, конных атаках, всегда была вместе с ним во главе эскадрона.

Героический полк во главе со своими испытанными командирами-большевиками показывал изумительную отвагу в борьбе с врагами советов. И рядовой боец — Нарма никогда не страшилась трудной походной боевой жизни.

…У хутора Большой улан Усть-Медведицкой станицы разыгрался бой калмыцкого полка с конницей генерала Коновалова.

В разгар боя из засады бросились на командира 3-го эскадрона Осадченко шесть белогвардейцев. Нарма с Максимом были в другом эскадроне, и, увидев, в какую беду попал Осадченко, они бросились к нему на выручку. Резко пришпоривая коня, Нарма рванулась в самую гущу боя и, вынув наган, в упор выстрелила в белого офицера, уже собиравшегося опустить шашку на голову Осадченко. Осадченко был спасен.

После боя товарищи окружили Нарму, и командир Хомутников крепко пожал ей руку.

В Ставрополье, под селом Султаново, калмыцкий полк вступил в жестокий бой с бандой полковника Васищева. В этой отчаянной схватке полторы тысячи кавалеристов Васищева были опрокинуты и истреблены.

Максим Шапшуков шел в атаку рядом со своей женой. Впереди них мчался, увлекая всех бойцов, помощник командира полка Аким Стаценко.

Он первый врезался в ряды белых. Стаценко окружили со всех сторон. Офицер занес над ним свою шашку. Сбоку пробивался к нему с обнаженным клинком казак.

Шапшуков, сражавшийся рядом, успел только крикнуть:

— Нарма, спасай Акима!

Нарма в одно мгновенье выхватила из кобуры наган и метким выстрелом уложила белогвардейца. Стаценко отделался лишь царапиной.

Слава о Марусе Шапшуковой, отважной партизанке, гремела по всей степи. С шашкой наголо мчалась она в самые горячие схватки, а в дни короткого отдыха со всеми бойцами звонко пела незабываемые боевые песни.

В бою Нарма Шапшукова была контужена. Она, как всегда, мчалась впереди отряда. Прямо перед собой увидела она горбоносое лицо казацкого офицера. Она взмахнула шашкой. Но что-то со страшным шумом пролетело мимо нее. Оглушенная, она упала с коня, и товарищи едва успели вынести ее из боя.

Нарма долго лежала в госпитале. Контузия оказалась серьезной. Испортилось сердце, и ослабела память. Долгие дни и ночи лежала она в белой палате и пыталась вспомнить прошедшие дни. Но все воспоминания сливались, и даже лица ближайших друзей и соратников стерлись из ее памяти.

Она вышла из госпиталя — слабая и худая. Вернулась в родное село. Пошла в сельсовет. Приняли там ее неплохо, усадили, напоили чаем, но чем могли ей помочь в сельсовете? И что она могла делать — неграмотная и больная?

Тогда она стала учиться грамоте, посещать школу. Она сидела рядом с малыми ребятишками и разбирала буквы, но грамота плохо давалась ей — слаба была память. Сказывалась контузия.

Жизнь текла совсем рядом, большая и бурная.

Какую радость испытала Нарма Шапшукова, когда о ней вспомнил родной человек!

Человек этот был председатель калмыцкого исполкома Василий Хомутников.

Много лет провел он вдали от Калмыкии.

Вернувшись, он прежде всего разыскал своего верного боевого соратника.

Нарма читала письмо Василия Хомутникова и плакала растроганными, благодарными слезами.

Она долго ехала по бескрайней пыльной степи. Орлы кружились над нею, и маленькие любопытные суслики пересекали ей дорогу.

В степи возникла новая калмыцкая столица — Элиста.

Нарма увидела каменные дома, памятник Ленину. И вот Василий Хомутников выходит ей навстречу, крепко обнимает и вводит в дом. Как она изменилась! Он едва-едва узнал ее…

Теперь наступила для Нармы спокойная жизнь. О ней заботились, ее опекали, ее лечили, чтобы вернуть к жизни — деятельной и полнокровной. Василий Хомутников изредка с участием следил за своей бывшей воспитанницей. Эта рано постаревшая больная женщина была так мало похожа на боевую, отважную девушку-буденновку.

…В дни годовщины Первой конной армии их вызвали, Хомутникова и Шапшукову, в Москву. Нарма впервые увидела многоэтажные дома, трамваи… Шум огромного города совсем ошеломил ее. Как это было не похоже на безлюдную, пустынную степь!

Но самое изумительное было впереди.

Им подали машину и повезли в Кремль… На стене одного из зал Кремля Нарма увидела большую картину. Спазмы сжали ей горло. Конные калмыки мчались на врагов. И впереди отряда скакала она — молодая, здоровая и сильная Нарма.

Да… такою она была… Яркая вспышка озарила ее память. И она вспомнила все… и те далекие боевые дни, и песни, и топот коней, и шум боя…

Василий Хомутников поддерживал ее. Но она не нуждалась сейчас в этой поддержке. Когда она вошла в главный зал, она чувствовала себя молодой и бодрой, как в те боевые дни.

Председатель ЦИКа М. И. Калинин громко сказал:

— Нарма Шапшукова!

Она подошла. Товарищ Калинин передал ей маленькую раскрытую коробочку. Красный боевой орден блестел на белом бархате. Она взяла коробочку, и руки ее задрожали.

Тогда коренастый длинноусый военный подошел к ней, смеясь, пожал ей руку, вынул орден и приложил к левой стороне ее груди.

Он ее узнал, командарм Буденный, узнал лихую всадницу, скакавшую впереди отряда. Она плохо слышала, что ей говорили. Она видела только, что все встали и приветствовали ее. Буденный ласково улыбался ей. А Василий Хомутников что-то горячо отвечал. Голова ее горела. И она была так счастлива, как никогда в жизни.