Рейтар, поверженный мной самолично, оказался в итоге нашим единственным пленным. Остальных разошедшиеся ополченцы истыкали копьями до состояния «мешок с костями». По крайней мере, Раск, явившийся отчитаться о захваченных материальных ценностях, охарактеризовал ситуацию именно так.

Разбор добычи, кстати, дал много интересного. Помимо вещей приземленных, вроде доспехов и оружия, среди наших трофеев оказались две верховые лошади с запасными комплектами сбруи, некоторая сумма наличности… и одна любопытная бумага. Вернее сама бумага, которую так и тянуло назвать пергаментом, была так себе — толстая, шершавая, желтоватая… А вот то, что на ней было написано…

Если вкратце, в письме были изложены инструкции по дальнейшему ведению боевых действий. Автором инструкций являлся некий Танис ле Крайт, о чем свидетельствовала витиеватая подпись в конце документа. Оттиск на скреплявшей письмо сургучной блямбе чем-то неуловимо отличался от гербовых значков, на которые мне вдоволь довелось насмотреться за время недолгой службы в ополчении Этельгейра. Такое несоответствие наводило на мысль о том, что это полковая печать какого-то наемного отряда. Тогда неизвестный мне господин ле Крайт вполне мог быть командиром этого отряда. По-моему, логично. Особенно если учитывать личность почтальона, чьи доспехи и амуниция буквально вопили о принадлежности их теперь уже бывшего владельца к знаменитым черным рейтарам — одному из самых известных наемных полков в наших северных краях.

Но главным было не это. Больше всего настораживало то, что таинственный командир наемников, составляя свои наставления, исходил из того, что подчиненный ему отряд, которому собственно и адресовались эти инструкции, базируется в Игбруне!!! То есть мы фактически находились в оперативном окружении! Или в полной жопе, как выразился Раск, закончив чтение изъятого документа.

— Что думаешь?

Вопрос так и повис в воздухе. Каптенармус переводил задумчивый взгляд с бумаги в своей руке на связанного рейтара, всё еще валявшегося под стеной без сознания, затем на меня и снова на бумагу. Мысль воспользоваться захваченными лошадьми и свалить отсюда подобру-поздорову, прихватив с собой максимально возможное количество материальных ценностей, читалась на его хитрой роже столь отчетливо, что я даже не стал ждать, когда мой заместитель соберется ее сформулировать.

— Удрать всегда успеем. Ты для начала расскажи мне, как такая херня вообще получилась?

— Ну-у-у…

Перспектива своевременного отступления явно возвращает Раску душевное равновесие, и он добросовестно пытается решить поставленную задачу:

— Местные говорили, вчера тут отряд конный прошел…

— Почему мне не сказал?!

Заместитель чешет репу с виноватым видом:

— Да как-то не успел. Думал — наши, которых под Ирбрендом турнули, вот и не стал торопиться.

Теперь уже задумываюсь я. По времени вроде подходит. Если отряд вышел сразу после окончания битвы, то, двигаясь по дороге в хорошем темпе, вполне мог проскочить через Оборотную еще вчера, пока мы блуждали по лесам. Мог ли этот отряд взять с налету Игбрун с его смешным гарнизоном, состоявшим, насколько я помню, из девятой сотни ополчения? Да легко! Для полноты картины остаётся прояснить только пару нюансов.

— Погоди. Через деревню прошел целый отряд, а местные даже не поняли кто это?

— Ну, типа того. Отряд прошел рысью, не останавливаясь. Я потому и подумал, что это наши — спешат удрать подальше.

Хм, резонно. Я бы тоже так подумал. Не ожидал от ирбренцев такой прыти, честно говоря. Но то, что я узнаю такие новости последним — непорядок!

— В следующий раз сперва доложи, а потом уже думай!

— Понял я, понял!

Раск торопливо кивает и тут же переводит разговор со скользкой темы на злобу дня:

— Делать-то чего будем?

— Посмотрим. Отряд большой был?

— Говорят, сотни две. Может и привирают для солидности.

— Если и врут, то не сильно. Скорее всего, прошел эскадрон — меньше посылать смысла не было.

Мы оба, не сговариваясь, поворачиваемся к пленному рейтару. А и правда, чего гадать-то, если можно просто спросить?

— Займись им, пора нам побеседовать с нашим гостем.

Будучи безнадежно испорченным фильмами про героических партизан я подсознательно ожидал, что допрос пленного будет делом грязным и небыстрым, потому, собственно, и взвалил эту обязанность на заместителя — пусть отрабатывает свой косяк с пропущенным отрядом. Опыта проведения подобных мероприятий у Раска опять же должно быть не в пример больше, чем у меня, учитывая его основную специальность и срок пребывания в должности. Однако все пошло наперекосяк с самого начала.

Облив пленного водой из бадейки и ощутимо пнув его в бок, Раск, крякнув, взгромоздил связанного по рукам и ногам рейтара на крепко сколоченный табурет, загодя установленный на свободном месте у стены. Приведя таким образом допрашиваемого в нужное состояние, эрзац-прапорщик проверил верёвки и, пробурчав что-то неразборчивое, приступил к делу.

— Кто такой?

Вот тут рейтар смог меня удивить. Ответ последовал незамедлительно и был по-военному четким и информативным.

— Тарн-проныра, сержант черных рейтаров.

— Что здесь делал?

— Вез письмо в Игбрун.

— Кому?

— Арно ле Броку, командиру первого эскадрона черных рейтаров.

— От кого письмо?

— Не знаю. Мне его вручил адъютант риттмейстера.

— Как зовут риттмейстера?

— Танис ле Крайт. Командует нашим полком уже четыре года.

Вопрос — ответ. Ни задержек, ни умолчаний. Четко, быстро, лаконично. Словно доклад студента-отличника. Сперва я даже растерялся от такого всплеска искренности и желания сотрудничать. Потом задумался.

Захваченный сержант не производил впечатления простака, испуганным он тоже не выглядел. Рейтар был собран, спокоен и расслаблен. Вывод? Пленный вполне отдает себе отчет в происходящем и просто не считает нужным что-то утаивать. Оставалось только понять: почему?

Немного поразмыслив на эту тему, я решил, что в принципе так и должно быть. Героическим партизанам хорошо только в кино, да и то не всегда. А в жизни, когда тебе ломают пальцы и тычут в глазик раскаленным гвоздем, такие понятия, как воинский долг, почему-то отходят даже не на второй, а хрен знает на какой план. Приоритетными же становятся мысли вроде «жить хочу», «выньте гвоздь» и «дайте зеленки (ну или хотя бы водки)». Примерно в такой вот последовательности в порядке убывания актуальности.

Сидящий передо мной рейтар понимал это гораздо лучше меня. Наверняка и сам не раз был свидетелем таких вот допросов или, по крайней мере, знал о них из первых рук. Потому и сориентировался он в ситуации куда быстрее, чем я. К тому же тут есть еще один интересный момент: гражданское общество, в котором воюют за идею, тут отсутствует как таковое. Ну, или находится в зачаточном состоянии. Плененный нами сержант — наемник, и хотя у солдат удачи есть свои «понятия», все же их преданность нанимателю имеет свои пределы. Тем более что любому из них отлично известно: никакой командир не оценит по достоинству героическую смерть в пыточных застенках — вычеркнут из реестра и дело с концом. Еще и невыплаченное жалование зажилят, что особенно обидно. Сами командиры, кстати, тоже всё это отлично понимают и вряд ли будут требовать от своих солдат невозможного.

Вот потому наш «подопечный» и заливается соловьем, спокойно выдав и примерное количество людей, которые должны находиться в Игбруне, и общую численность своего полка и его организацию. Он даже описал ситуацию под Ирбрендом на момент своего отъезда с пакетом! Ну а что? Жить-то хочется и желательно с обеими руками и ногами. Понятная, в общем, мотивация. Вполне себе человеческая. Так что будем считать, что с облико морале местных «диких гусей» я разобрался. Теперь можно и о делах наших скорбных подумать.

Со слов Тарна выходило, что на следующий день после знаковой битвы под стенами Ирбренда остатки герцогской армии во главе с нашим самодержцем попытались прорваться из окружения и отступить к Игбруну. Попытка закончилась новым погромом. Наемники хладнокровно позволили коронным баталиям выбраться из-под прикрытия телег, построиться и даже выйти к Северному тракту, после чего атаковали эту штурмовую колонну с обоих флангов. Довершили дело хорошо нам знакомые рейтары, которых на этот раз сдерживать было уже некому — почти всю конницу Этельгейра разделали под орех еще накануне. В итоге сильно убавившиеся в числе регуляры оказались загнаны обратно в вагенбург, на сей раз без всяких шансов оттуда выбраться. Учитывая, что запасы провианта в герцогском обозе были не бог весть какими, со дня на день следовало ожидать капитуляции нашей «непобедимой и легендарной». Не знаю кому как, а мне бы хотелось встретить этот грустный момент на максимально возможном удалении от Ирбренда и пасущейся там армии наемников. Подозреваю, что в этом меня поддержит не только осторожный Раск, но и весь остальной личный состав вверенной мне сотни до последнего ополченца. Правда, оставался один маленький нюанс: на пути осуществления наших желаний располагался рейтарский эскадрон, что несколько усложняло дело…

Поначалу у меня грешным делом даже мелькала мыслишка наведаться в Игбрун под утро и устроить ничего не ожидающим рейтарам веселую побудку, но после допроса пленного пришлось поумерить аппетиты. Из бесхитростного рассказа сержанта следовало, что под командой ле Крайта состояло шесть эскадронов численностью примерно по 180 человек. Точнее столько в них было накануне сражения. Но учитывая, что в первом бою с герцогскими вояками рейтары не понесли особых потерь, а во втором бою эскадрон ле Брока не участвовал вовсе… Напрашивался неприятный вывод: вражеский гарнизон в Игбруне минимум не уступает, а скорее даже превосходит нас в численности.

Ну а про качество и говорить нечего. Чего стоят мои охламоны, отлично показала последняя стычка — справиться с несчастной четверкой рейтаров они так толком и не смогли, даже действуя на «своем поле» при соотношении сил тридцать к одному. Пришлось браться за пику самому. Окажись наемников не четверо, а, скажем, сорок и они порубили бы всю мою банду в капусту, даже не вспотев. К тому же, сидящие в Игбруне кавалеристы выполняли функции блок-поста и одновременно передовой заставы, что автоматически подразумевало повышенную боевую готовность и отлаженную дозорную службу. Кидаться при таком раскладе на полноценный эскадрон стал бы разве что самоубийца. Я себя к этой категории морально неуравновешенных людей не относил, потому идею проложить путь к Линдгорну силой решительно отмел.

Оставался хорошо освоенный метод просачивания через лес. Вот это по-нашему. Как говорится, нормальные герои всегда идут в обход. Особенно когда война проиграна вчистую, и никакого практического смысла геройствовать во славу просравшего всё и вся герцога не наблюдается. Примерно в таком ключе я и обрисовал свои планы на ближайшее будущее заместителю, вернувшемуся после этапирования нашего единственного военнопленного в погреб при таверне, временно исполняющий обязанности концлагеря.

Идея слинять по-тихому, как и ожидалось, нашла самый горячий отклик:

— Когда сваливаем, командир?

— Не так быстро, мой нетерпеливый друг. Не знаю как тебе, а мне бы очень хотелось проделать хотя бы часть пути по дороге. Это, знаешь ли, не только удобней, но и значительно быстрее, чем пробираться лесом.

— Ну дык, эта…

Раск выглядит озадаченным, но высказывать свои сомнения вслух не спешит. Ладно, снизойду — я сегодня добрый.

— Как думаешь, что сделают ирбренцы, после того, как покончат с регулярами в вагенбурге?

— Пойдут на Игбрун! Ну и дальше. Останавливать их теперь некому, а армию лучше за чужой счет кормить.

— Вот! А поскольку под Ирбрендом и так уже всё ясно, то могут передовой отряд и раньше отправить. Может, уже отправили. Сменят рейтаров ле Брока, а те спокойненько двинут на Линдгорн, пока мы будем по лесам шастать. Один раз они нас уже обогнали…

— От же ж!

Заместитель принимается с ожесточением теребить бороду, лихорадочно обдумывая обрисовавшиеся перспективы, а я подбрасываю ему еще одну тему для размышлений:

— Что будет, если мы оставим нашего пленного в погребе, а сами уйдем?

— Выпустят.

Ответ был дан быстро и без малейших колебаний. Что ж, немного зная местных пейзан, я и сам склонялся к такому варианту.

— И что он сделает первым делом?

— Ну-у, порасспросит местных, куда мы делись, и дернет в другую сторону.

— А потом расскажет своим всё, что видел и слышал.

Раск кивает, соглашаясь с моим дополнением.

— Тогда сделаем так. Переночуем в деревне — всё равно до ночи времени почти не осталось. А утром построим всю сотню, развернем знамя и я громко объявлю, что мы идем отбивать Игбрун. Скажу, что с другой стороны туда должно подойти подкрепление, и нам остается только перекрыть северные ворота и добить тех ушлепков, что там засели.

— А откуда возьмется подкрепление?

— Да мало ли? Навербовали же ирбренцы целую армию, а чем Этельгейр хуже? Или наемники в северных землях перевелись?

— Думаешь, поверят?

— Вряд ли. Но сомневаться начнут. Зачем зря рисковать, если война уже выиграна? Ведь за лишние потери ле Крайту никто не доплатит.

— И что, они просто оставят всё как есть?

— Нет, конечно. Просто действовать будут осторожней. Не станут разбрасывать силы, подождут капитуляции наших в вагенбурге, а до тех пор ле Брок будет сидеть за стенами и ожидать штурма. Подкрепление ему, может, и пришлют, но вот дальше двигаться — поостерегутся. Ну а пока суть да дело, мы дотопаем до Линдгорна…

— А если не поверят?

— Придется пробираться лесами. Но я думаю — поверят. Своему-то. Он ведь про меня наверняка вспомнит.

— А ты-то тут при чем?

— А на кого я, по-твоему, похож?

— На северянина! На кого ж еще?!

— Да не по крови, дурак! По жизни!

Раск, прищурившись, окидывает меня оценивающим взглядом, словно впервые видит и тут же хлопает себя ладонью по лбу:

— Точно! Ты же вылитый наемник! Доспехи, оружие, ростом с императорского гвардейца, лицо бреешь… даже смотришь волком, прям как они! И накидку нашу ты не носишь.

— И во время допроса я молчал. Черную работу делал ты, а я наблюдал. Так что для нашего пленного — ты и есть командир ополченцев, а я — как раз из того отряда, что должен подойти к Игбруну с другой стороны. Прибыл осмотреться и заодно присмотреть за мужичьем, чтоб не сильно напортачили.

Заместитель восхищенно крутит головой:

— Ну, ты даешь, командир! Я б ни в жисть!

— Жить захочешь… Ладно, предупреди людей, пусть готовятся к маршу, но куда — не говори. Выступаем на рассвете. Пора возвращаться домой.