Проснувшись, Щербаков присел на койку. Чувствовал он себя бодрым. Голова была ясная, и первое, о чем подумалось, это — где он находится?

С удивлением Михаил осмотрел веранду, на которой находилась его постель. Все выглядело необычным — и эти плетеные два кресла, столик и качалка, и одеяло из странного материала, совершенно незнакомого, и салатового цвета простыня, и наволочки на подушке, продолговатой, немного жесткой.

Немая тишина стояла вокруг. Сколько Михаил ни прислушивался, не уловил ни единого звука. «Странно, — подумал Щербаков, — есть ли тут люди?».

Он вспомнил лицо неизвестного человека, молодое, красивое, но во сне он его видел или наяву?

Михаил решил сойти с веранды. Он уже хотел встать с постели, когда рядом раздался приятный мужской голос:

— Здравствуйте… Как вы себя чувствуете?

Щербаков обернулся. Перед ним стоял высокий, стройный юноша, крепкого телосложения, в светлой, без рукавов и воротничка сорочке и коротких, до колен, брюках.

— Добрый день, — приветствовал его Михаил. — Я чувствую себя совсем хорошо.

— Все равно лежите, пока вас не посмотрит папа. Вам что-нибудь нужно?

— Нет, ничего… Лежать, так лежать, — улыбнулся Щербаков. — Но, честное слово, у меня отличное самочувствие. А вы не скажете, что со мной было?

Незнакомец как-то странно посмотрел на него.

— Вы ушиблись… Так говорит папа, а потом бредили.

— Давно я лежу?

Прежде чем ответить, юноша принялся считать.

— Семь дней.

— Неделю! — ужаснулся Михаил. — Какое сегодня число?

— Число? — переспросил тот.

— Ну, день сегодня какой?

— Ах, день… Сейчас скажу.

Он поспешно вышел и также быстро вошел.

— Тринадцать тысяч пятьсот тридцать седьмой день, — оказал он.

Щербаков с недоумением посмотрел на говорившего, решив, что перед ним ненормальный. Да и весь вид его — короткие брючки… деревянные сандалии…

На лице юноши, покрытом густым загаром, выделялись темные, выразительные глаза, смотревшие очень серьезно. Юноша, видимо, догадался, что ответ его вызвал недоумение:

— Папа ведет свой календарь… Он когда-то был там, наверху…

— Где там?

— Откуда вы пришли.

Михаил ничего не понимал, его охватила тревога.

— В лагерь обо мне сообщили?

— Лагерь? — снова переспросил юноша. — Да, да, знаю, я читал. Это, когда люди собираются вместе и живут в палатках.

«Нет, он все-таки ненормальный, — решил Щербаков. — Или, может, смеется надо мной…». Но на лице его Михаил не заметил и тени насмешки.

— Послушайте, — горячо проговорил он, — мои товарищи волнуются, они разыскивают меня… Если нельзя к ним быстро добраться, надо из любого селения, где есть телефон, связаться с Ташкентом или Душанбе, наконец, с любым городом, районным центром и передать, что я цел и невредим. Моя фамилия Щербаков… Михаил Щербаков.

Так как незнакомец не двигался, он спросил:

— Вы уже это сделали?

Молодой человек пожал плечами, потом взял Михаила за руку и дружелюбно сказал:

— Вы голодны, вам надо поесть.

Он придвинул столик к постели и вышел из комнаты.

Что за странный человек? Почему здесь больше никого не видно?

Юноша возвратился. Он поставил на столик два предмета круглой, формы, имеющие отдаленное сходство с тарелками и напоминавшие в то же время чаши крупных цветов красивой окраски. В середине они были снежно-белые, а чешуйчатые их края отсвечивали золотом. Такой посуде позавидовал бы каждый любитель антикварных вещей.

На одной чаше лежали два красных плода, величиной с кулак, похожих на картофель, на другой — ломтики поджаренного мяса и желтоватая булка, аппетитная на вид.

— Кушайте, вы давно не ели.

Щербаков разломил булку, положил на нее кусочек мяса, принялся завтракать. И то и другое ему показалось очень вкусным, хотя он мог бы поклясться, что никогда ничего подобного не ел. Потом Михаил взял плод, откусил его, но тут же выплюнул, до того горько стало во рту. Юноша рассмеялся.

— Очистите шкурку, — и взяв со столика нож, снял с плода кожицу.

— Вот теперь кушайте.

Плод напоминал по вкусу спелый крыжовник и очень освежал.

— Спасибо, — сказал Михаил, заканчивая необычный завтрак. — Как вас зовут?

Возможно, спрашивать так было несколько бесцеремонно, но Щербаков счел себя значительно старше молодого хозяина, на вид которому он дал бы не более восемнадцати лет.

— Павел.

— Вот, Паша, теперь я чувствую себя совсем хорошо и хочу встать.

С этими словами он приподнялся.

— Молодой человек, вам надо лежать, — неожиданно прозвучал спокойный, но строгий голос.

Щербаков обернулся. В комнату вошел высокий, прямой старик, с широким открытым лицом, на котором выделялся большой покатый лоб и седая, почти до самого пояса борода.