17

Роллс-ройс «Серебряный призрак» свернул с авеню Оверлэнд и покатился по мощеным мостовым, опоясывающим Бруклинский армейский терминал. Переехав рельсы, автомобиль застрял в скоплении телег, машин, велосипедов, грузовиков и толпы, парализовавшем движение на пути к пирсам. Плотный водитель нажал на сигнал, звук которого как будто потонул в грохоте, однако люди сторонились, глазея на шикарный лимузин, отливающий серебром. Водитель вел его по лабиринту узких улиц мимо зданий, складов и казарм, где жили моряки. Когда он подъехал к армейскому терминалу, ворота, ведущие к зданию администрации порта, неожиданно растворились, и водитель подкатил к подъезду для гостей.

– Мисс Джефферсон, – обратился к даме начальник порта, церемонно снимая свой котелок и протягивая руку, чтобы помочь ей выбраться с заднего сиденья.

– Благодарю.

Роза Джефферсон вышла в русских соболях цвета пеканового ореха. Ее замшевые сапоги были коротки, в соответствии с официальной установкой на экономию кожи, и были застегнуты на маленькие пуговки. От свежего декабрьского воздуха ее щеки пылали на тонком бледном лице.

– Эти люди ждут своих? – спросила Роза, глядя на толпу, заполнившую изрытую выбоинами зону ожидания между таможней и службой иммиграции.

– Да, мэм. Мы здесь как в сумасшедшем доме вот уже несколько недель. Но не обращайте на них внимания, мэм. Мой офис в вашем распоряжении. Я уже предупредил людей из таможни, чтобы они отыскали мистера Джефферсона и срочно сопроводили его наверх.

– Вы очень любезны, сэр.

Роза позволила начальнику порта провести ее к лифту, напоминавшему птичью клетку, на котором они поднялись на четвертый этаж. В тот момент, когда они приблизились к офису, Роза тронула руку начальника порта.

– Как вы думаете, можно ли мне посмотреть, что там внизу? Я знаю, что мне не удастся разглядеть своего брата, но если бы вы позволили мне…

Начальник порта нахмурился.

– Если вы уверены, что шум вас не будет беспокоить, мисс Джефферсон.

Он не знал, сказать ли ей про ужасную вонь, пропитавшую буквально весь товарный склад снизу доверху. Подумав, он решил дать ей самой почувствовать это.

Начальник порта провел высокую гостью в дальний конец помещения и отворил окованную железом дверь. Грохот был такой, как если бы тысячи молотов обрушились на огромную наковальню. Сойдя в узкий проход, она увидела, по крайней мере, тысячу человек, набившихся в зону разгрузки, горланивших на дюжине различных языков, пытавшихся найти близкого, вернувшегося с войны.

– Некоторые из них спали здесь, – сказал начальник порта, морща нос.

Запах немытых тел и портящихся от жары продуктов нисколько не беспокоил Розу. Душой она была с теми, чьи крики слышались снизу, ее глаза лихорадочно всматривались в лица, как и глаза тысячи других. Шум голосов волновавшихся матерей и отцов, сестер и любимых стоял в ушах.

За высокой деревянной оградой и цепью полицейских в синей форме располагались таможенные кабины. Перед каждой из них образовались очереди из молодых людей в форме и с мешками из грубой ткани у ног. Роза искала глазами Франклина, но не могла найти его. Затем она стала вглядываться в прокопченные высокие окна, которые целиком опоясывали один из этажей склада, и увидела военные корабли, пришвартованные к пирсам. Один в этот момент разгружался: трап был набит людьми, страстно стремившимися ступить на родную землю. Это был «Игл Стар». Роза потянулась к своей сумочке, и ее пальцы сжали стопку писем, перевязанных ленточкой, пахнувшей жимолостью. В своем последнем письме Франклин сообщил, что «Игл Стар» доставит его и Монка Мак-Куина домой.

«Что, если это не так? Что, если с ним что-нибудь случилось за то время, пока письмо шло ко мне?»

Этот мучительный страх не оставлял Розу неделями. Мысль, что последняя пуля в этой войне могла достаться ему, была ей нестерпима.

«Бог мой, сделай так, чтобы он был со мной! Верни его домой живым и здоровым».

Роза вскрикнула, зажав рот рукой в тонкой опойковой перчатке: она увидела Мак-Куина в очереди к таможне. На его плече болтался вещевой мешок из грубой ткани. Роза не могла сдержаться. Хотя до сих пор винила его и все еще испытывала к нему негодование, Роза окликнула его, надеясь, что ее голос донесется до него сквозь монотонный гул голосов пехотинцев, пробиравшихся к своим близким.

«Не делай глупостей! Он не может видеть, тем более слышать тебя».

Монк повернул голову, и его глаза пробежали по терминалу в направлении склада. Увидев Розу, он начал размахивать руками словно ветряная мельница. Роза помахала в ответ, и пристально посмотрела в ту сторону, куда он показывал, как раз в тот момент, когда светловолосый высокий мужчина промелькнул у таможни.

«Франклин!»

Роза вцепилась в перила, чтобы унять дрожь в руках. Облегчение и страх одновременно пронзили ее. Ведь все было правдой, реальностью. Франклин вернулся домой!

«Но многое, и он об этом не знает, изменилось. Он возвращается, а компании больше не существует, во всяком случае в том виде, в котором он знал ее… Значит, все с начала для нас обоих. Он увидит, что…»

* * *

В 1918 году индустрия железнодорожного строительства, которая освоила новые просторы и оплела страну сетью железных дорог, была в значительной степени разрушена. После кровопролитных забастовок 1917 года и публичных выступлений общественности за повышение заработной платы рабочим и улучшение условий их труда, эти компании столкнулись с необходимостью вести тяжелый бой за выживание, не думая уже о расширении бизнеса. Действуя по указке популистской оппозиции, Комиссия по коммерции Мэтьюса Олкорна нанесла удар железнодорожным компаниям в самое уязвимое место – тарифы. Поговаривали, что компании по железнодорожным перевозкам имели более 200 миллиардов дополнительных доходов, делая невозможным точный контроль за финансовыми документами. Одним махом Комиссия по коммерции полностью изменила всю систему, заменив индивидуальные тарифы на зональную систему оплаты, по которой устанавливались фиксированные тарифы, в зависимости от зоны следования. Если компании хотели изменить тарифы, они должны были обращаться в Комиссию, которая сразу же отвергала любое их повышение. Прибыли компаний, особенно прибыли «Глобал», резко упали.

Летом того года был нанесен другой ощутимый удар. Правительство разрешило министерству связи США значительно расширить созданную в 1913 году систему по доставке посылок почтой. «Глобал» и другие компании сражались яростно, но из-за непопулярного имиджа и из-за иссякающей поддержки с Капитолийского холма, они не смогли противостоять. В дальнейшем прибыли еще более сократились, и компании стали разоряться.

В отличие от конкурентов, которые поклялись сражаться до конца, Роза не собиралась пустить «Глобал» по освященной клятвой стезе самоуничтожения. Как ей ни было больно, она начала сворачивать «Глобал».

За несколько недель до объявления перемирия, компания «Глобал Энтерпрайсиз» закрыла участки протяженностью 14 000 миль и 2600 офисов по всей стране, оставив 30 000 человек без работы. Роза продала правительству линии, которые едва приносили прибыль, с тем условием, что обширное недвижимое имущество и излишки наличности останутся нетронутыми. «Глобал», не сопротивляясь, подчинилась судьбе других компаний, которые тонули в болоте правительственных ограничений.

– Роза!

Она резко обернулась на знакомый ей голос и увидела брата в конце прохода.

– Ах, Франклин!

Он стоял с кривой усмешкой на губах, засунув руки в карманы брюк, вальяжно опершись на одну ногу. Роза сделала к нему два робких шага, затем, разметав по воздуху волосы, бросилась к Франклину.

Она увидела, как Франклин остановился. Он повернулся, поднял руку и посмотрел в другую сторону. Озадаченная, Роза замедлила движение. Внезапно Франклин раскинул руки и сжал в объятиях молодую женщину с блестящими рыжими волосами, бросившуюся ему на грудь и обхватившую его за шею. Франклин рассмеялся, закружил ее по воздуху и поставил рядом с собой на землю.

Роза не знала, что делать. Она сердилась, что Франклин не предупредил ее, близкого человека, о том, когда приходит корабль. И еще, кто эта женщина рядом с ним? Думая об этой рыжеволосой незнакомке, Роза не могла найти объяснение. Его и не потребовалось: когда Франклин положил руку на плечо женщины, Роза уловила блеск золотого кольца на безымянном пальце левой руки Франклина.

«Нет, это невозможно!»

Роза метнула взгляд на руку женщины, и кровь схлынула у нее с лица. На безымянном пальце левой руки незнакомки было кольцо.

«Бог мой, что он натворил!»

 

18

Серебристый утренний свет едва проникал сквозь плотно задернутые окна оранжереи. Роза Джефферсон одиноко сидела во мраке, держа на коленях чашку. Прислуга еще не встала, и она, заварив себе чай, ушла в этот рай, где потонула в пьянящем благоухании растений, цветов, листвы. Но смиренная красота не принесла ей ни внутреннего спокойствия, ни ответов на вопросы, которые донимали ее в эту нескончаемую ночь.

Роза смутно припоминала вчерашнее. Она была настолько потрясена, что ходила и говорила совершенно механически. Роза считала, что она была достаточно благосклонна к этой женщине. Из разговора в машине она помнила, что Мишель Лекруа француженка, она работала медсестрой и у нее не было семьи, что она встретила Франклина в местечке Сент-Эстас и вышла за него замуж в Сен-Михиеле, где состоялось бракосочетание. Франклин рассказывал о Мишель как о настоящей героине, но Роза снисходительно отнеслась к этому заявлению, объясняя его любовью. Единственное, в чем Роза не могла сомневаться, что эта женщина – его жена. Это не нравилось ей еще и потому, что брат беспрестанно рассказывал всем о своей женитьбе. Каждый раз, когда Роза смотрела на кольца молодоженов, она болезненно морщилась.

«Кто эта Мишель Лекруа? Что она хочет? Что я должна делать?»

Планы, которые она так долго хотела осуществить с Франклином, рушились; время, которое, как она надеялась, сгладит размолвку между ними, было попросту украдено другой. Роза поклялась, что, чего бы ей это ни стоило, она разузнает все об этой привлекательной нежданной пришелице. Возможно, Мишель Лекруа и в самом деле была большеглазым невинным существом. Но она могла оказаться и совершенно другим человеком, имевшим тайные намерения и грезы. Роза должна была выяснить это.

«Я должна это сделать! Потому что он думает, что теперь Мишель член семьи. Члены семьи включаются в новое завещание. Новое завещание может привести в «Глобал» постороннего человека».

Эта мысль ошеломила и рассердила Розу. К тому же могли возникнуть новые осложнения. Франклин был так увлечен своей любовью к Мишель Лекруа, что, возможно, никогда не задал себе очевидного вопроса: несмотря на какие бы то ни было чувства, которые Мишель питала к нему, найдет ли она свое место в этом новом для нее мире, куда он ее привел? Возможно, следовало не убеждать Франклина в ошибочности его поступков, а показать Мишель, насколько она на самом деле чужая и всегда такой останется.

«Тогда он никогда не сможет обвинить меня в том, что я вмешивалась в принятие ею решения покинуть этот дом».

* * *

Мишель внезапно проснулась и секунду-другую не могла понять, где находится. Но, прикоснувшись к Франклину, она успокоилась. Сон пропал. Бледный свет уличного фонаря отбросил ее тень на золотисто-желтые декоративные обои, когда она вынырнула из кровати и скользнула в стеганый сатиновый халат. Мишель осмотрелась, едва осмеливаясь дышать. За спинкой кровати был искусно сложенный камин с медными створками, облицовка которого почти полностью скрывалась за тонкой работы китайской фарфоровой вазой. Рядом с камином стояла убранная тахта и, справа от двери, большой, из орехового дерева туалетный столик с восьмифутовым обрамленным позолотой зеркалом.

Мишель медленно вдохнула запах комнаты. Она впервые осталась наедине с этим большим домом. С того самого дня, когда она приехала в Толбот-хауз, Мишель чувствовала себя так, как будто забрела во двор в волшебном королевстве. Все это ошеломляло, приводило в замешательство. Теперь Мишель решила познакомиться с домом поближе.

Она прошла по холлу на третьем этаже, затем спустилась по винтовой лестнице вниз к центральному холлу, украшенному величественным высоким потолком, безмолвными греческими и римскими статуями с невидящими глазами, холодными коринфскими колоннами. Когда она зашла в картинную галерею, ее размер и величие поразили Мишель. Потолок из красного дерева, застекленный опаловым с отливом стеклом, был высотой по крайней мере футов тридцать. Гигантский ковер почти полностью скрывал паркетный пол. Коллекция картин была вывешена на темной, дубового дерева панельной обшивке. Для Мишель эта комната с таким же успехом могла бы казаться Лувром. Картины были подписаны легендарными именами: Рубенс, Тициан, Гойя.

Сказка продолжалась и в библиотеке. Хотя она и представляла собой небольшую комнату, около тридцати на сорок футов, ее стены были напичканы книжными полками, вырезанными из палисандрового дерева и инкрустированными жемчугом и бронзой. В опойковых переплетах тома мировых классиков стояли длинными рядами в шкафах с маленькими декоративными стеклянными дверцами. Когда она проходила мимо этого наследия веков, то вспоминала свою мать и думала, могла ли та видеть что-нибудь подобное, когда была молода. Ее мать редко говорила об Англии, но по нескольким фразам Мишель поняла, что юность матери, проведенная там, должно быть, была несчастливой. Сейчас Мишель жалела, что не расспросила мать обо всем. Возможно, эти беседы стали бы выражением доверия к Мишель, в котором она так нуждалась, научили бы ее, как люди должны жить среди таких драгоценных вещей, которые были так хрупки, что ими нельзя не только пользоваться, но и прикасаться к ним.

Внезапно она почувствовала, что впечатлений стало слишком много. Мишель поспешила из библиотеки, облегченно вздохнув, когда добралась до огромной кухни с ее теплым, стойким запахом выпеченного прошлой ночью хлеба. Пока она ждала, когда закипит кофе, мысли Мишель были обращены к Розе. Для нее не осталось не замеченным, с каким изменившимся похолодевшим лицом Роза приветствовала ее, какой оценивающий взгляд бросила на нее. Было также ясно, что Роза поняла: Мишель нуждалась в чем-то.

«Франклин предупреждал меня. Он сказал, что Роза очень ревнива. А почему бы ей не быть такой?»

Она изо всех сил постаралась представить, что человек чувствует, когда ему внезапно приходится разделить с кем-то брата, который целиком и полностью принадлежал ему одному. Кроме того Роза была не только воспитывавшей маленького сына вдовой, но и возглавляла огромную компанию. Мишель сказала себе, что должна все это понять, по крайней мере попытаться.

«Но пойдет ли Роза навстречу? Примет ли она меня? Примет ли меня этот мир?»

Погрузившись в свои мысли, Мишель с чашкой кофе прошла в оранжерею.

– Доброе утро, Мишель. Я вижу, что ты тоже «жаворонок».

Чашка кофе, которую ока держала, звякнула на блюдце.

– Роза! Извини, я думала, что еще никто не встал… Несколько секунд обе женщины смотрели друг на друга, не зная что сказать. Почему бы нет? – подумала Роза, делая Мишель знак рукой.

– Подойди и посиди со мной, моя дорогая. Это прекрасная возможность для нас познакомиться поближе, ведь так?

– Да… Благодарю.

Роза откинулась в кресле. Чашка, которую она держала перед собой, скрывала ее улыбку.

– Теперь мне хотелось бы узнать о тебе все, – сказала Роза мягко. – Ты даже представить себе не можешь, насколько мне это интересно.

На следующий день Америка праздновала окончание войны, которая положит конец всем войнам. На площади Мэдисон-сквер ветераны парадным строем проходили под огромной гипсовой триумфальной аркой, а дети ликующе поджигали плакаты с изображением низверженного кайзера.

Для Мишель дни до Рождества пролетели как вихрь. Нью-Йорк ошеломил ее шумом и суматохой, уходящими в небо зданиями и невероятно пышным убранством улиц. Казалось, что невозможно угнаться за городом, который передвигается так быстро, говорит на дюжине языков и не собирается останавливаться.

Карусель жизни закружила ее еще быстрее, потому что Франклин настаивал на том, чтобы Мишель познакомилась со всеми его друзьями. Закадычные друзья детства приходили на завтрак, с друзьями по колледжу они встречались в самых фешенебельных ресторанах Нью-Йорка, а все остальные, которых набиралось целый особняк, приходили к девяти часам по вечерам.

Порядки в Толбот-хаузе были удивительные. Когда Мишель понадобилось пойти в магазин, чтобы купить себе что-нибудь вместо вещей, которые умещались в маленький чемодан, привезенный ею, Роза подала список магазинов и весело заявила, что Мишель было необходимо только расписаться за покупки. Казалось, Джефферсоны редко платили за что-либо наличными. Но, если им приходилось это делать, то в спальне, в сейфе, код от которого был сообщен Мишель, всегда хранилась тысяча долларов.

Мишель очень старалась чувствовать себя уютно в доме, но, когда Франклина не было дома, она ощущала себя одинокой. Она попыталась сблизиться с прислугой, по те уважительно держались на расстоянии. Сын Розы Стивен был достаточно вежлив с Мишель, когда их представили друг другу, хотя Мишель сразу поняла, что мальчик отнесся к ней недоверчиво. Как она ни старалась подружиться с ним, Стивен держался отчужденно.

Только поздно вечером, когда Мишель и Франклин были одни в роскошной спальне на третьем этаже, она чувствовала себя по-настоящему свободно. Как только он обнимал ее, остальной мир переставал существовать для нее. В их брачную ночь, Мишель узнала, что Франклин был опытным и нежным любовником, который ощущал равное удовольствие как отдавая, так и получая. Она боялась, что после ощущения стыда, оставшегося после Сержа Пикара, она никогда не сможет ответить на любовь. Но Франклин был терпеливым и изобретательным. Теперь каждый раз, когда Мишель раздевалась в будуаре, она ощущала трепет предвосхищения. Она выходила нагой и улыбалась, а Франклин смотрел на нее. После стольких лет, когда молодые люди умирали у нее на руках, она могла наконец верить, что тот, кто пробудил в ней любовь, всегда будет там, где она сможет отдать ему себя свободно и полностью, никогда не покинет ее.

– Посмотри, как красиво, дорогая!

Мишель прикусила от боли губу, слишком туго затянув винтик на серьге. Наконец она посмотрела на себя в зеркало, украшенное в стиле рококо, и направилась к балкону их спальни.

– Франклин, ты простудишься.

– Оно великолепно, – ответил Франклин, глядя на ночное небо.

Мишель видела мириады звезд, разбросанные по черному небосклону. Каждая звезда была настолько яркой, что трудно представить, какая из них привела волхвов в Иерусалим. Мишель поежилась от холода, прижалась к Франклину.

– Ты выглядишь восхитительно.

Этот комплимент заставил Мишель зардеться от стыда, но она должна была признать, что часы, потраченные на подготовку этого рождественского вечера, стоили того. Мишель была одета в желто-зеленое платье с алмазного цвета бретельками, расшитыми парчой. Это одеяние облегало каждый изгиб ее тела, обнажая голые молочного цвета руки и слишком веснушчатую, как думала Мишель, грудь. Ее распущенные золотисто-рыжие волосы, пряди локонов и кудряшки вызывали желание прикоснуться к ним. Крошечные изумруды сверкали в ее ушах, алмазное ожерелье с крупным желто-зеленым алмазом посередине красовалось на ее шее.

– Мне кажется, что в любой момент я могу проснуться, что все это может оказаться сном, – сказала Мишель, поигрывая ожерельем.

– Чепуха, – успокоил ее Франклин, скользнув пальцами по волосам своей жены. – Теперь все это твое.

Он посмотрел на часы.

– Нам не пора?

– Ты уверен, что там не будет много гостей? – спросила Мишель нервно.

Они прошли на первый этаж через холл, украшенный пейзажами Барбизона, написанными Диазом де Ла Пенья, и мавританскими видами, выполненными Мариано Карбо, двумя наиболее популярными художниками у четырехсот самых богатых семейств Америки.

– Кое-кто из друзей семьи, – подбодрил ее Франклин.

Мишель подумала: «Если это так, то для кого были эти горы еды и море вина?»

В течение последней недели Мишель видела, как торговцы и разносчики продуктов сновали в доме. Целая армия уборщиков нагрянула в Толбот-хауз и под пристальным взглядом Олбани навела в нем блеск снизу доверху. Горничные-ирландки, сидя за торжественным обеденным столом, усердно чистили тяжелое столовое серебро и судачили о подарках к Рождеству. Во Фламандском зале, называвшемся так потому, что все его убранство было привезено из Бельгии, из Гента, лакеи заканчивали наряжать елку, уже обвисшую под тяжестью весело сверкающих лампочек, свечей, серпантина, домашней выпечки.

Мишель подумала, что всем наготовленным можно накормить и развеселить по крайней мере шестьдесят человек. Когда она с Франклином спустилась по большой резной лестнице в основной холл, то оцепенела, увидев по меньшей мере в два раза большее количество гостей.

– Роза, что ты затеяла? – спросил Франклин, едва касаясь щеки сестры. – Ты пообещала мне и Мишель спокойное Рождество. Несколько друзей, сказала ты, будет приглашено.

– Ох, Франклин, не будь придирчивым, – ответила Роза, при этом ее улыбка сменилась недовольной гримасой. – Они наши друзья. Кроме того, все хотят увидеть невесту.

Роза, на которой было серое платье в блестках, прошитое серебряного цвета нитками, и алмазная диадема, покоившаяся в ее завитых, уложенных наверх волосах, отступила, оценивающе глядя на Мишель.

– Ты выглядишь просто потрясающе, моя дорогая, – приглушенно сказала она. – Я же говорила, что зеленый – твой цвет.

Мишель нервно улыбнулась. Роза настояла на том, чтобы они пошли выбирать платье на Рождество. Они отправились к кирпичному зданию на Мэдисон-авеню, в котором располагался самый лучший в Нью-Йорке салон мадам Бушар. Мишель спокойно сидела, пока Роза и другие женщины обсуждали наиболее подходящие цвета и выделку ткани. Затем они обратили внимание на покрой платья, после чего перешли к его примерке. Когда же наконец этот шедевр был в руках у Мишель, она осмелилась спросить цену.

– Конечно, вы припозднились со своим заказом, – пропела мадам Бушар монотонно.

Мишель казалось странным, что француженка никогда не говорила на родном языке и даже со своей соотечественницей решила говорить на ломаном английском.

– Обычно я не принимаю заказов менее чем за три месяца.

– Три месяца назад я была на войне, – глухо ответила Мишель.

– Что вы такое говорите? – подозрительно спросила мадам.

Мишель тряхнула головой.

– Я просто сказала, как вы были любезны, найдя время…

– Время – деньги, – произнесла мадам Бушар, очень напоминая Мишель бретонскую крестьянку.

– Вы понимаете, что вам придется заплатить больше.

– Конечно, – быстро согласилась Мишель.

– Но, – прервала ее мадам Бушар, – даже семьсот долларов ничто в сравнении с тем, как вы будете выглядеть.

Мишель чуть не лишилась чувств. «Семьсот долларов!..»

– Конечно же, я запишу это на счет мадмуазель Розы. Я это понимаю.

Когда Мишель сообщила Розе о неприемлемой цене за платье, ее золовка только рассмеялась.

– Считай это моим свадебным подарком тебе.

– Сюда, мои дорогие, – услышала Мишель голос Розы, ставшей между ней и Франклином и взявшей их за руки, – настало время показать вас.

В течение следующего часа Мишель была представлена элите нью-йоркского общества. Каждый представляемый мужчина казался ей богаче и влиятельнее предыдущего; их жены и дочери соперничали по красоте и великолепию нарядов. Мишель не могла не заметить, что очень скоро Франклин стал центром всеобщего внимания. Молодые женщины оставили своих кавалеров и потянулись через комнату поближе к нему, образуя зачарованный кружок веселья и обожания. Стоя одна, Мишель думала, должна ли она заявить о своем присутствии похитителям ее мужа.

– Как поживаете?

Вздрогнув, Мишель обернулась и увидела Монка Мак-Куина, который был очень изящен в строгом белом галстуке и фраке.

– У меня все прекрасно! – воскликнула Мишель. Она указала на группу женщин постарше, которые расселись вдоль стен и, как вороны, глазели на празднество.

– Кто они?

– Ах, те, – воскликнул Монк. – Это вдовы бывших высокопоставленных чинов. Они были баснословно богаты до замужества, да и теперь владеют имуществом мужей. Если бы они сговорились, они могли бы купить и продать половину собравшихся здесь.

Мысль об этом напугала Мишель.

– Послушайте, если вам что-нибудь нужно, – сказал Монк, – помните, что я хочу непременно вас видеть у себя и пообедать вместе.

Мишель не поняла, почему в глазах Монка промелькнула озабоченность. До того, как она успела что-нибудь ответить, эта озабоченность пропала. Появился Франклин.

– Ты была настоящим гвоздем программы, – сказал он с ухмылкой. – Люди говорят, что я самый удачливый здесь человек.

Мишель не смогла сдержаться. Она обхватила шею мужа и страстно его поцеловала. Через плечо Франклина Мишель увидела несколько молодых женщин, стоявших рядом. Некоторые из них пялились на Франклина с нескрываемым интересом, другие посматривали на нее и внезапно начали хихикать.

– Я думаю, что настало время для ужина, не так ли? – вкрадчиво произнесла Роза. – Мишель, я посажу вас на особое место среди моих лучших друзей.

Рождественский ужин в Толбот-хаузе был словно из сказки. Когда они вошли в банкетный зал, галантно одетые официанты показали их места. На каждом месте среди серебряной посуды и китайского фарфора имелась карточка с надписанным на ней именем гостя. Карточки укреплялись на подставке. Мишель посадили между банкиром, который, вежливо представившись ей, повернулся к женщине средних лет с убранными наверх в форме купола волосами, и более молодым человеком, всецело занятым напудренной престарелой дамой, лицо которой напоминало Мишель морду голштинской коровы.

Сначала Мишель испугалась, а затем она почувствовала себя подавленной от увиденного количества съестного. Трапеза началась с вареных устриц, поданных с божественным, очень редким белым вином «Барсаз». После этого последовали консоме по-британски, рагу из гусиной печенки и что-то ярко-красное, запеченное в тесте.

– Сколько же еще будет? – подумала Мишель, тщетно пытаясь покончить с вновь подаваемыми блюдами. Потом она заметила, что женщины, сидящие за столом, едва прикасались к пище. Ощущая на себе их любопытные, а дважды явно неодобрительные взгляды, Мишель отложила нож и вилку. Однако она не могла справиться с чувством сожаления, что пропадает столько продуктов.

Мишель едва притронулась к куропатке, но потеряла счет тому, сколько раз официант наполнял ее темно-красный бокал. К концу ужина ее щеки приятно разгорелись. Все вокруг искрилось пляшущими разноцветными огоньками, а свечи, казалось, горели еще ярче. Она посмотрела вдоль стола и увидела Франклина, который развлекал женщин, сидевших по обе стороны от него, веселыми историями. Ей хотелось подойти к нему и крепко-крепко поцеловать.

После ужина Франклин повел мужчин в бильярдную на кофе, бренди и сигары, а женщины увязались за Розой, чтобы ретироваться в музыкальную гостиную, где будет подано шампанское, кофе и бисквиты. Выходя из бильярдной, Франклин подошел к Мишель и едва прикоснулся губами к ее щеке.

– Тебе нравится?

– Мне так хорошо! – воскликнула Мишель.

Она не заметила, что ее голос громко прозвучал и несколько голов повернулись к ней.

Франклин положил свою руку на ее.

– Ты всем нравишься.

До того, как Мишель смогла что-либо ответить, Роза увела ее в музыкальную гостиную, усадив между двумя дамами, которые сидели ближе всего к ней за столом.

– Меня зовут Амелия Ричардсон, – сказало вульгарное рыжеволосое создание, стиснув руку Мишель. – Я знаю, что мы станем закадычными подругами!

Мишель изумленно смотрела, как Амелия Ричардсон вставляла сигарету в желто-зеленого цвета мундштук.

– Вы курите?

– Нет… То есть я никогда не пробовала. Это вредно. Молодая женщина холодной красоты, давясь от смеха, жеманно произнесла:

– Такие терзания! Моя дорогая, наша Амелия не позволяет никому говорить ей, что плохо и что хорошо, что она должна делать и что не должна. Зачем, ведь она первая женщина, начавшая курить в гостинице «Плаза»? Когда глупый управляющий подошел к ней и попросил выбросить сигарету, Амелия сказала: «Меня приучили думать, что это свободная страна, и я ничего не предприму, чтобы изменить этот статус». Разве этого не достаточно, чтобы повергнуть вас?

Мишель окончательно растерялась. О чем говорила ей эта болезненно худая, белокожая девушка? Неужели о том, что американские женщины будут сражаться до последних дней своих за право курить в гостиницах?

– У вас, конечно, очень хороший аппетит, моя дорогая, – сказала Амелия Ричардсон. – Вы, я надеюсь, не за двоих едите?

Вконец смутившись, Мишель забылась и ответила по-французски:

– Пардон?

Амелия хитро прищурилась.

– А вы случайно не беременны?

– Нет, что вы! – все так же по-французски воскликнула Мишель, заливаясь краской от ярости.

Она покраснела еще гуще, когда поняла, что все на нее смотрят.

– Скажите мне, – спросила другая молодая женщина, – как вы встретили Франклина?

– Я работала медсестрой в Сент-Эстасе, – ответила Мишель и начала объяснять подробности.

– Как благородно! – съязвила Амелия.

– Да, да, – вмешалась преклонного возраста дама со смахивающим на коровью морду лицом, – откуда, вы сказали, ваши родители?

– Мои родители?

– Да, ваши родители, – нетерпеливо выпалила старуха, – откуда они?

– Обратите внимание на Констанцию, – зашептала Амелия Мишель, – она глуха, как скала.

– Из деревни Сент-Эстас, мадам, – ответила громче Мишель.

– Не кричите на меня, девочка! Она принадлежит им?

– Принадлежит?

– Вы что, не понимаете по-английски? Да, принадлежит ли деревня им?

– Тетушка хочет знать, – сказала холодная красавица, – владеют ли ваши родители землей?

– Да, у моего отца своя ферма, – начала было Мишель.

– Ферма?

– Да, она досталась ему от прадедушки и дедушки, – терпеливо объясняла Мишель.

– Сколько людей работает на него?

– Он сам со всем управляется.

– О, да, он настоящий фермер, – все так же язвительно произнесла красавица. – Как эксцентрично! Это там, в Сент-Эстасе Франклин женился на вас?

– Нет, мы были повенчаны мэром Сен-Михиеля. Женщина безучастно посмотрела на Мишель.

– Как забавно, – затем она добавила, – это так похоже на Франклина.

– Должно быть, вам было трудно все это организовать, – сказала с ехидством Амелия. – Подготовить туалеты… Да, кстати, к какому парижскому модельеру вы обращались? – вставляя французские словечки, спросила она.

– Парижскому?

– Естественно, у вас был парижский модельер, моя дорогая?

– Я никогда не бывала в Париже. Амелия закатилась ослиным смехом.

– Никогда не бывала в Париже! Моя дорогая, это бесценно!

– Она даже не бывала, – сразу же буркнула старуха, скинув дрему.

– Она неотесанная деревенщина, ни на кого из нас не похожая. Она даже не может нормально говорить по-английски. Я прожила жизнь и не могу понять, почему Франклин женился на ней.

Мишель оторопело уставилась на старуху. Она не верила своим ушам, настолько холодно и непреклонно звучали эти слова. Напротив нее две молодые девушки, впервые вышедшие в свет, начали шептаться между собой и хихикать.

«Почему они так со мной?»

Мишель была настолько погружена в свои мысли, что не заметила Розу, которая стояла в дальнем конце комнаты и наблюдала за всем происходящим с довольной усмешкой.

 

19

Роза Джефферсон была довольна тем, как переменился облик комнаты правления. Темное внешнее убранство, которое Саймон считал мужеподобным, заменили на теплые тона желтой сосновой панели, появились удобные кресла, обтянутые голубой кожей, стол для приема, вывезенный после провала миссии из Испании. Вместо суровых пейзажей, которые любил Саймон, были повешены в ярких масляных красках картины Ремингтона и других известных американских художников. Роза считала, что такая обстановка идеально отражает жизненную силу компании, смело вступающей в будущее.

Пока Роза ждала Франклина, она пролистывала стопку бумаг, в которых содержался результат многомесячной и изнурительной работы. Роза сознавала, что иногда у нее просто опускаются руки. Даже ей непосильными были планы такого размаха и сложности.

С самых первых дней «Глобал» занималась перевозкой денег. Сначала компания была полностью связана с банками, затем Иосафат Джефферсон стал оказывать услуги отдельным лицам. Поскольку «Глобал» и американские границы расширились, все больше людей переправляли деньги из одного конца Соединенных Штатов в другой.

Поскольку к проверке счетов допускались немногие, купцы и торговцы, доверяясь на слово, клали наличные деньги в конверт и заклеивали его сургучной печатью. За небольшую плату «Глобал» гарантировала доставку.

В 1864 году Конгресс принял закон, который имел далеко идущие последствия для всех железнодорожных компаний: закон касался почтового перевода, чтобы предотвратить воровство наличности почтальонами. Такса составляла десять центов за перевод в десять долларов, и к 1880 году министерство связи, хотя этот факт оспаривался, заработало сто миллионов долларов в своих 5491 отделениях связи.

Роза намеревалась принять вызов правительства тем, что создаст систему услуг по почтовому переводу внутри «Глобал». Когда другие железнодорожные компании дрались за новые источники доходов, она приступила к разработке в полной секретности прототипа оружия «Глобал».

После глубокого изучения операций министерства связи, Роза поняла, что в его деятельности есть серьезные изъяны, связанные с денежными почтовыми переводами. Всякий, кто хотел сделать перевод, перво-наперво должен был уметь говорить по-английски, затем – читать и писать, чтобы заполнить бланк. Это представляло собой непреодолимую проблему для иммигрантов и неграмотных, которые полагались на незнакомцев, часто мошенников, чтобы оформить перевод.

Вторую проблему составляли фальшивые переводы. Деньги по почтовому переводу можно было получить только в том отделении связи, куда заранее поступали сведения о сумме перевода. Эта мера вводилась для пресечения искажений в тексте перевода. Реально система превращалась в настоящий кошмар, когда люди ждали неделями компенсацию за утраченные или неаккуратно заполненные переводы.

Проблема мошенничества терзала Розу, но наконец она ухватилась за решение, которое представлялось одновременно простым и оригинальным. По ее системе, сразу же запатентованной, десять цифр от 1 до 10 долларов образовывали девять колонок. Роза подумала, что, когда клиент делал почтовый перевод, служащий заполнял его имя на двух корешках квитанции, один отдавая клиенту, а другой оставляя у себя для отчетности. Теперь вместо того, чтобы вписывать сумму, служащий будет просто отрезать корешок. Для переводов больше чем в десять долларов будут использоваться бланки с большими цифрами.

Роза не ожидала сразу получить прибыль. Ей не только придется бороться с министерством связи и его сетью хорошо известных услуг, но и выложить большую сумму денег на рекламу. После тщательных подсчетов Роза определила, что может получить неплохой доход и в то же самое время снизить тарифы государственной почты на два цента за перевод. Более того, она проследит за тем, чтобы в 4213 представительствах «Глобал» по всей стране денежные переводы не только принимались, но и обналичивались. Отшлифовав и подготовив планы действий внутри страны, Роза начала подумывать о том, как вывести «Глобал» и ее услуги по денежным переводам на международную арену. Со времен Ренессанса испытанным средством финансирования передвижений путешественника и торговца было кредитное письмо. В письме отражалось количество наличности в банке на депозите, с которого клиент мог, поставив свою подпись, перевести деньги на корреспондентский счет за границу. Но здесь была и оборотная сторона. Случались задержки, когда проверялась подлинность подписи, и, кроме того, только определенный банк мог выдать наличность по такому письму. Обычно этих банков было один-два в больших городах и совсем не было в маленьких. Более того, бизнесмены теряли на том, что доллары, указанные в кредитном письме, переводились банками в фунты, франки или марки по устанавливаемому этими же банками курсу. Сложности с обменом росли, как и росли расходы при пересечении границы и обмене валюты.

Роза была полна решимости покончить с этой бюрократией и неудобствами. Она внимательно выслушивала нескончаемые истории своих друзей о муках при получении наличных по кредитному письму за границей, об опыте, который превращал солидных особ в обычных смертных. Если такое происходило с такими клиентами, то каково же было обычным туристам. А средний класс был как раз тем рынком, где «Глобал» могла получать значительные прибыли, если бы Роза нашла способ освоить его.

Используя в качестве денежного перевода внутри страны голубой печатный бланк, Роза подумала о создании за рубежом его подобия – дорожного чека. Из кредитного письма она взяла идею о необходимости подписи, хотя в ДЧ, как она обозначала дорожный чек в своих записках, клиент должен был расписаться дважды – слева вверху, когда он делает покупку, и слева внизу, когда он обналичивает чек. Подпись должна была соответствовать образцу при обналичивании чека.

Роза также решила покончить с неопределенностью обменного курса. Она изучила курсы иностранных валют по отношению к американскому доллару за последние два года и нашла их достаточно стабильными, чтобы обеспечить дорожный чек по фиксированному курсу к европейским валютам. Это обстоятельство, думала Роза, станет одной из сильных сторон ДЧ: клиенты с чеками компании «Глобал» больше не будут обмануты хитрыми банкирами.

Наконец Роза составила список британских банков, с которыми «Глобал» сотрудничала постоянно. Решив выпустить дорожные чеки в Англии, она считала, что без труда убедит англичан принимать их. Идея состояла в том, чтобы охватить всех, создав такую разветвленную сеть, чтобы любой клиент, где бы он ни находился, не беспокоился о деньгах.

И чтобы, просчитала Роза, не было беспокойства «Глобал», которая должна получить свою часть сразу же после того, как будет совершена покупка.

Роза посмотрела на часы из позолоченной бронзы, стоявшие на камине, не понимая, куда пропал Франклин. Она заставила себя оставаться спокойной. Он сказал, что придет и, значит, придет. Роза была горда послужным списком Франклина на войне, его медалями и отличиями. Она думала, что война заставила его повзрослеть и понять, что он не может так просто отказаться от ответственности. Он ответствен перед мужчинами их рода и должен был выполнить обязательства перед семьей. Роза собиралась нажать кнопку вызова секретаря, когда Мэри Киркпатрик сказала по селектору внутренней связи:

– Пришел господин Джефферсон, мэм. Роза улыбнулась.

– Впустите его.

Не известив Розу, Франклин уже несколько часов провел в компании. Он пришел задолго до того, как появился кто-либо из персонала и медленно прошелся по залам здания, которое, думал он, принадлежало другому времени. На Нижнем Бродвее ничего не изменилось. Изменился он сам – Франклин Джефферсон.

Потянулись служащие. Франклин исчез в своем офисе. Здесь также все было по-прежнему. Даже заметная впадина на стуле. Фотографии на стенах тщательно протирались. Он представил, какие инструкции раздала Роза персоналу: «Я хочу, чтобы все было готово к возвращению господина Джефферсона и имело такой же вид, как до его отъезда».

Франклин покачал головой, потер виски, когда резкая боль пронзила его голову.

«Роза будет огорчена».

Франклин открыл верхний ящик стола и достал свой дневник. Слой пыли покрывал корешок. Он знал, что никто не прикасался к дневнику с того момента, когда он положил его в стол. В течение часа Франклин совершил путешествие назад во времени, оживляя в памяти те дни, когда он работал в «Глобал», встречаясь и разговаривая с людьми по всей Америке. На каждой странице содержалось описание отдельного события, полного живыми воспоминаниями. Но все непостижимо оборвалось в то самое время и в том самом месте, когда ужасным утром на складах «Глобал», располагавшихся вдоль реки Хадсон, частный полицейский отряд Артура Гладстона обрушился на забастовщиков, и погибли люди на холодной твердой мостовой.

Когда Франклин закрыл дневник, он услышал за дверями офиса знакомые звуки: телефонные звонки, стрекот печатных машинок, легкие отзвуки каблучков секретаря, ступавшего по накрытому тонким ковром деревянному полу. Огромный механизм, который представляла собой «Глобал», готовился к следующему дню так же, как это было вчера и будет завтра.

«И так же, как это делалось каждый день, когда меня не было».

– Извини за опоздание, – сказал Франклин, заходя в офис Розы.

Роза подставила щеку для традиционного поцелуя.

– Я только что пришла сама. Чудесно, что ты вернулся, Франклин. Готов приступить к работе?

Франклин неопределенно пожал плечами.

– Ты сказала, что хотела о чем-то поговорить со мной. Ты о чем-то умалчиваешь.

В течение двух последующих часов Роза описывала план выхода «Глобал» на финансовую арену, вдаваясь в каждую деталь. По сосредоточенному выражению лица брата она поняла, что он понимал и мог оценить ее планы.

– Это чертовски интересно, – сказал Франклин, когда Роза завершила.

Несмотря на то, что он пытался держаться флегматично, Франклин был потрясен замыслом сестры. Возможности, о которых говорила Роза, представлялись грандиозными, но вызывали некоторые сомнения.

Франклин прикоснулся к стопке бумаг, лежавшей перед ним.

– Знаешь, что ты хочешь сделать? Создать новую универсальную валюту. Ты хочешь получить разрешение печатать деньги.

– Совершенно верно.

– Позволь мне сыграть роль дотошного адвоката, – Франклин поднял палец. – Камень преткновения номер один – мошенничество. Как и всякие бумажные деньги, бланк денежного перевода и дорожный чек можно скопировать. Хороший фальшивомонетчик мог бы обанкротить компанию.

– Мы станем использовать наилучшую в стране защитную систему, – ответила Роза. – Предпочтительнее всего обратиться в бюро по печатанию денег и чеканки. Они же поставят бумагу.

Франклин кивнул.

– Второе: для того, чтобы денежные переводы и дорожные чеки работали, надо, чтобы обещания соответствовали реальности. Если «Глобал» обещает выплачивать компенсацию за подделки, она должна держать слово. Банки, с уважением относящиеся к чекам компании, не должны страдать.

– «Глобал» обеспечит каждый чек. Если подделка будет все же обнаружена, и наши банки-корреспонденты понесут убытки, мы компенсируем потери.

– И последнее, но не менее важное, – клиент. Ты говоришь, что если дорожные чеки утеряны или украдены, «Глобал» компенсирует их. Все правильно. Я согласен с тем, что это сильная сторона, когда речь идет о клиентах. Но ты должна уважать эти обязательства. Одна ошибка с твоей стороны – и добропорядочное отношение, которого ты добьешься, дорого за это заплатив, испарится.

– Мы будем держать слово, – настаивала Роза. – К тому времени, когда мы все завершим, американцы не захотят пользоваться ничем, кроме наших денежных переводов и дорожных чеков.

– Если все так продумано, я думаю, что ты не просчитаешься.

– Ты правда так думаешь?

– Конечно.

– Я не могу дождаться момента, когда мы начнем! – воскликнула Роза.

Роза пристально посмотрела на Франклина, раскрыв рот.

– Нет? Что-то не так?

– Мы не начнем, – сказал мягко Франклин. – Я не возвращаюсь в компанию. И у тебя нет права требовать, чтобы я сделал это.

Роза откинулась в кресле. Ее сердце выпрыгивало из груди.

– Я не понимаю. Ты можешь мне сказать почему? Франклин подал ей дневник.

– Это объяснит лучше моих слов. Прочитай несколько первых страниц и последнюю.

Не отрывая глаз от Франклина, Роза взяла тетрадь. Она читала полчаса.

– Забастовка произошла давно, Франклин, – сказала она. – Это было ужасно. Ошибки допущены страшные с обеих сторон. Но я возместила убытки. Ты не можешь вечно обвинять меня.

– Я не хочу этого делать, – ответил Франклин. – Но это не только забастовка, Роза. Это то, что я чувствую, в этом я.

– Ты имеешь в виду то, кем ты стал. Франклин покачал головой:

– Нет, я был всегда таким, каким ты меня никогда не хотела видеть.

Роза молча посмотрела на дневник, затем сказала:

– Я готова признать свои прошлые ошибки. А ты готов оправдать возложенные на тебя надежды?

– Я не знаю, чем бы я мог помочь тебе, Роза. – Это ты доказала мне и себе, управляя «Глобал», пока я был в Европе. Только посмотри на все то, чего ты достигла. Ты не нуждаешься во мне.

– То, что я достигла, предназначалось для нас обоих, – спокойно ответила Роза. – Ты так говоришь, словно все было слишком легко, но поверь мне, Франклин, это не так.

– Я и не говорю, что было легко. Но это был твой выбор. Дай мне шанс сделать свой.

Роза собиралась убедить его, но тон Франклина заставил ее воздержаться от этого, так как дальнейший спор только усилил бы настойчивость Франклина.

– Чего же ты тогда хочешь? Франклин глубоко вздохнул.

– Я помогу тебе с денежными переводами, внедряя систему, договариваясь с банками и так далее. После я уйду из компании совсем.

Роза положила обе руки на журнал деловых записей.

– Извини, но я не могу этого принять. Франклин не поверил ее словам.

– У тебя как будто бы нет выбора, Роза.

– Но у меня есть альтернатива. Выслушай меня по крайней мере.

– Конечно.

– Я хочу почти полностью заняться денежными переводами, – сказала Роза. – Так как дорожный чек задуман как международное платежное средство, я буду не в состоянии заниматься им и денежными переводами одновременно. «Глобал» нужен будет человек в Лондоне, чтобы следить за всеми деталями. Так как переговоры с английскими банками будут такими же деликатными, как с нашими, я думаю, только один человек сможет вести их – ты. Я прошу тебя запустить систему денежных переводов здесь, а затем распространить дорожный чек в Лондоне.

Франклин подумал над предложением. Чем больше он думал, тем привлекательнее оно ему казалось. Три тысячи миль по океану – большое расстояние. У него и Мишель будет шанс вместе начать новую жизнь.

– Я принимаю предложение, но обещаю только попытаться, – сказал Франклин.

– И я тоже.

Роза вышла из-за стола и обняла брата. Она смогла спасти то, что было возможно в данных обстоятельствах, и более того, приобрести драгоценное благо – время. По крайней мере налаживание системы денежных переводов займет год, если все пойдет хорошо. Многое может произойти, что способно повлиять на Франклина и изменить его.

Было шесть часов, когда Мэри Киркпатрик стояла перед лифтом, из которого вышел молодой офицер.

– Извините, мэм. Не скажите ли вы мне, где я могу найти мисс Розу Джефферсон?

Мэри сопроводила его по пустынному коридору к офису Розы.

– Вас хотят видеть, мисс Джефферсон.

У Розы стеснило сердце, как у любого другого человека, чей родственник был на войне, при виде хмурого офицера на пороге своего дома. Но война закончилась. Франклин был в безопасности. Тем не менее Роза с беспокойством приняла запечатанный конверт.

– Я закончу через десять минут, – спокойно сказала она, распечатывая письмо.

– Нужна ли я вам? – спросила Мэри Киркпатрик. Роза пристально посмотрела на нее, надеясь в душе, что та ничего не заметила.

– Спасибо, Мэри, не надо. Здесь нечто такое, что я должна сделать сама.

– Извините, мисс Джефферсон, но ошибки здесь нет. Доктору Вильяму Харрису было трудно произносить слова, такие страшные в их безысходности. Этот худощавый маленького роста мужчина с черными вьющимися волосами, подернутыми сединой, и добрыми глазами сидел за столом перед шкафом, переполненным официальными документами, статистикой, приказами о присвоении званий. Вильям Харрис закончил Колумбийскую медицинскую школу, жил и работал в госпитале Вальтера Рида, затем служил в отряде «Раф Райдерз» Теодора Рузвельта в Сан-Хуане, а также в Европе. Он специализировался, как заметила Роза, на неврологических и мозговых травмах и был одним из лучших, и это обстоятельство отнимало у Розы последнюю надежду, за которую она так старалась уцепиться.

Роза пристально смотрела куда-то в пустоту, где за окном падал снег на город, погруженный в новогоднюю неразбериху.

– Пожалуйста, расскажите мне обо всем еще раз. Харрис глубоко вздохнул. Он не привык к такого рода вещам: по своему рангу ему редко приходилось обрушивать трагическую весть на родственников. Но Франклин Джефферсон не был обычным солдатом. Генерал Першинг собственноручно написал Харрису о подвигах молодого человека и очень просил доктора лично поговорить с сестрой Франклина. В конце концов Роза Джефферсон тоже не была обычным человеком.

– Нет никакой возможности добраться до шрапнели, засевшей в черепе вашего брата, – сказал Харрис. – С годами кусочки металла начнут вызывать давление в области мозга. У вашего брата наступит периодическая потеря памяти, его будет мучить головокружение. В конце концов его парализует…

– И что, он умрет? Харрис ничего не ответил.

– Сколько ему осталось жить?

– Ответить невозможно. Год, два, может, пять. Извините, мисс Джефферсон, но это только предположения. Вы, конечно, имеете право на мнение других; однако я не думаю, что вы получите другой ответ.

Роза отметила профессиональную учтивость Харриса, и ей не нужно было мнение других. Стопка медицинских заключений на столе доктора подтверждала то, чему она должна была верить. В Париже, в армейском госпитале, Франклин прошел всевозможные обследования.

– В подобных случаях, как этот, мы, военные, всегда сообщаем ближним родственникам, только потом… пациентам, – закончил Харрис. – Хотите ли, чтобы я сказал ему сам?

Роза подняла лицо.

– Сказать что, доктор? Что он умирает и даже не знает об этом? Что он никогда не увидит своих внуков? Что, возможно, он никогда не будет иметь своих детей?

Харрис был потрясен.

– Мисс Джефферсон, это несправедливо! Ни по отношению к вашему брату, ни по отношению к его жене. Они оба имеют право знать, что для них готовит будущее. Обмануть их таким образом…

– Мне нет дела до Мишель Лекруа, – произнесла Роза холодно.

– Ах, вот что, но вам не должно быть все равно! – ответил Харрис сердито. – Она не только жена вашего брата, она спасла ему жизнь. Если бы не она и ее забота, ваш брат, возможно, был бы уже мертв.

– С другой стороны, он мог бы вернуться точно таким же человеком, каким был, когда уехал, – парировала Роза. – Я сыта и устала от рассказов о подвигах Мишель, ее сообразительности. Если бы Франклин получил настоящую медицинскую помощь, в которой нуждался, а не был бы кое-как и непонятно где прооперирован, с ним было бы все в порядке сегодня.

Харрис понял, что спорить бесполезно. Роза Джефферсон обезумела от горя. Он должен принять ответственность на себя.

– Вы можете полагать, что лучше ничего не говорить вашему брату, но как лечащий врач я ответствен перед ним, – сказал Харрис твердо.

– Каким образом?

– Ваш брат имеет право знать, что ожидает его. Он должен научиться разбираться в симптомах. Ему необходимо постоянное наблюдение и различные лекарства. Те, кто рядом с ним, особенно его жена, должны знать, на что обращать внимание.

– И что же будет? – настаивала Роза. – Можете вы сказать Франклину точно, что его ждет?

– Точно нет…

– Что у него есть два года, три месяца и семь дней?

– Конечно же нет…

– Что он будет чувствовать головокружение в 11 часов по понедельникам, средам и пятницам?

– Мисс Джефферсон, вы становитесь безрассудной.

– Нет, доктор. Я хочу сказать, если вы не знаете, чего ожидать, то о чем бы вы могли говорить с Франклином? Человек живет и не думает о неопределенности, но, если вы сообщите ему, он начнет думать о ней. Разве это справедливо?

– Возможно, я несправедлив, мисс Джефферсон, – тяжело произнес Харрис, – но это мой долг.

Роза потянулась через стол и сжала руку Харриса.

– Я прошу вас, молю вас не делать этого. Кроме моего сына, Франклин – все, что у меня осталось в жизни. Я возьму на себя всю ответственность за него. Я подпишу любые бумаги. Я сниму ответственность с вас, военных, и даже чертова правительства. Никому не придется и пальцем пошевелить или потратить даже доллар на заботу о Франклине. Я всем займусь сама, я клянусь.

Харрис мягко убрал ее руку. Он был убежден, что эта женщина не уйдет, пока не добьется своего. Она использует все свое влияние, которое, как доктора предупредили заранее, распространялось даже на Белый Дом, чтобы бросить вызов его решению. Это совсем не нравилось Харрису, но он убедил себя думать как врач. Пострадает ли его пациент, Франклин Джефферсон, если такое случится. Ответ был очевиден – не пострадает. Когда придет время, Роза Джефферсон сможет оплатить самые лучшие в мире медицинские услуги.

Роза почувствовала ход мыслей Харриса. В ее голове сформировался план. План этот был рискованным, так как она ничего не знала об этом человеке, но инстинкт подталкивал к этой рискованной игре.

– Доктор Харрис, можно ли мне спросить, сколько вам лет?

– Простите?

– Сколько вам лет, доктор?

– Сорок три.

– В таком случае двадцать лет вашей службы скоро пройдут?

– Да, через несколько месяцев.

– Думаете ли заняться частной практикой? Вильям Харрис пожал плечами. Он хотел заниматься частной практикой с того самого дня, когда решил стать врачом. Но он – сын человека из глубинки, получивший образование в Колумбийской медицинской школе, не мог себе этого позволить, какими бы блестящими способностями он ни обладал. Единственной альтернативой оставалась служба в армии, где ему платили зарплату, но взамен требовали двадцать лет службы.

– Доктор, я хочу, чтобы вы выслушали то, о чем мне придется сказать, – продолжала Роза. – Я не хочу оскорбить вас и не хочу, чтобы вы меня неправильно поняли.

Роза жестом показала на бумаги в шкафу.

– Судя по всему, вы прекрасный врач. Вы честно служили своей стране. Вы в расцвете своих сил и еще столько можете сделать. Если захотите открыть частную клинику, я дам вам безвозмездную субсидию. Взамен я прошу только о двух вещах: вы станете личным врачом моего брата, и ни он, ни кто-либо еще никогда не узнает правду о его состоянии. Что бы ни случилось, я единственный посвященный человек.

Голос Розы был тверд как скала. Но ее руки, скрытые от глаз Харриса, дрожали на коленях.

– В силу обстоятельств я должна вас попросить дать ответ сейчас же. Если вы откажитесь, вам придется думать о другом возможном стечении обстоятельств.

Вильям Харрис был ошеломлен. Женщина практически предлагала ему взятку. Предложение выглядело чудесным, просто соблазнительным, но, тем не менее, его хотели подкупить. Слова решительного отказа готовы были слететь с его губ, но он никак не мог заставить себя произнести их. Роза Джефферсон предлагала все то, о чем он так долго мечтал, включая возможность занять до-стойкое место среди равных себе. Хотя Харрис дорос до чина капитана и скрупулезно откладывал часть денег, он накопил меньше чем пять тысяч долларов. На эти деньги он никогда не смог бы открыть такое дело, которое хотел. Эти деньги никогда не позволили бы ему иметь жену и семью, о которых Харрис мечтал в одиночестве все долгие годы на чужбине. Вильям знал, несмотря на свои сорок три года впереди у него еще много плодотворных лет. Он мог провести их в армии до ухода в отставку, мог пойти работать в госпиталь или же ухватиться за шанс, предлагаемый Розой Джефферсон.

– Ваше предложение очень щедрое, мисс Джефферсон, – сказал спокойно Харрис, – и я принимаю его. Однако я должен настоять на определенных условиях. Во-первых, вы подпишете официальные бумаги, освобождая армию от всякой ответственности во всем, что касается вашего брата. Во-вторых, я попрошу вас подтвердить, что я известил вас о действительном состоянии здоровья Франклина Джефферсона, и, что, несмотря на мой совет проинформировать его жену, вы решили вверить мне заботу о нем на весь период его жизни. Если когда-либо вы не согласитесь с моими медицинскими рекомендациями, я не смогу нести ответственность за последствия.

– Ваши условия принимаются, доктор, – сказала Роза. – Я попрошу своего адвоката подготовить все необходимые бумаги в качестве гарантии.

Роза протянула руку, и Харрис быстро пожал ее.

– Поверьте, – произнесла Роза мягко, – так будет лучше.

– Я надеюсь, что вы правы, мисс Джефферсон. Во всяком случае для вас и вашего брата, но не для меня.

Роза не могла заставить себя вернуться в Толбот-хауз. Постепенно она начала осознавать, насколько изменилась ее жизнь. Розе хотелось излить кому-то свои чувства, бурлившие у нее внутри. Ей хотелось быть с другом, которому можно все рассказать. Вместо этого Роза пошла к единственному месту, где она могла найти убежище.

В тишине своего офиса она рассматривала картины, которые привезла из Дьюнскрэга. На этот раз даже героические дела ее деда, о которых Роза думала, не принесли ей облегчения. Компания «Глобал» уже не была тем, чем сделал ее дед. «Глобал» стала меняться, разрушаться и трескаться, словно кристалл, из которого образуется новое тело. В тот момент ей очень хотелось знать, одобрил бы ее дед все то, что она сделала. Роза нуждалась в поддержке того, кого она любила. Ей не хватало уверенности в правильности того, за что она боролась. Но суровое выражение лица деда оставалось суровым, живописное изображение не изменилось и не вернуло его к жизни.

«И Франклину я не могу дать жизнь».

Мысль о том, что ее брат доживал отпущенное ему время, опустошала ее. Роза пыталась отгородиться от холодных бесчувственных слов медицинского заключения: они так терзали ее. Но Франклин никогда не узнает о ее боли, которую Роза научится переносить и скрывать от него. Когда придет время и ему будет необходимо все рассказать, она что-нибудь придумает, но только не теперь.

Роза подумала о Мишель. Доктор Вильям Харрис говорил, что Мишель ничего не знала о состоянии здоровья Франклина. Но так ли это? В конце концов она была первой, кто оказывал ему помощь. Мишель – опытная медицинская сестра, которая могла бы предположить, какие последствия ожидают Франклина после ранения. Затем она могла наблюдать развитие его болезни. «Значит, – подумала Роза, – Мишель знала, знала до замужества, какой короткой будет у Франклина жизнь. Может быть, она сознательно пошла на приемлемую сделку: прожить несколько лет с человеком, которого она заставит полюбить ее, а потом, после смерти Франклина перед ней откроется огромное будущее, когда у нее будет не только молодость, но и богатство».

Она нацарапала записку для себя, чтобы не забыть о том, что доктор Харрис должен детально описать состояние здоровья Франклина в подписанных ею бумагах. Если Франклин изменит свое завещание, включая туда Мишель, Роза могла бы, если понадобится, доказать, что Франклин не был в здравом уме, когда изменял свое завещание. Она была бы полной идиоткой, позволив Мишель получить хотя бы пенни по завещанию.

Роза подумала о сделке, заключенной с Франклином несколько часов назад, и ей стало дурно. Если бы она знала о состоянии его здоровья, тогда бы ни за что не настаивала, чтобы он остался в компании. Теперь соглашение невозможно изменить: Франклин сразу заподозрит, что что-то не в порядке, и неизбежно секрет раскроется.

Роза как-то сгорбилась и тихо заплакала. Вся власть, деньги, влияние, которыми она обладала, не могли помочь ей. Не могли они также каким-либо образом извлечь те несколько кусочков металла, как часовая мина, засевших в голове брата.

 

20

Мишель налила себе кофе из сервизного чайника, стоявшего на столе в углу библиотеки в Толбот-хаузе. Холодный мартовский ветер хлестал в оконные стекла вот уже месяц. Унылый вид Пятой авеню был совершенным отражением настроения Мишель, хотя это утро мало чем отличалось от других. Она попыталась улыбнуться.

Когда Франклин подолгу отсутствовал, Мишель, привыкшая постоянно много работать, не знала, чем заняться. Олбани с удивительной педантичностью следил за домом и вежливо, но непреклонно отклонял ее предложения о помощи. Вечная тишина в доме раздражала Мишель. И, хотя в доме находилось шесть слуг, она очень редко видела или слышала их; лишь когда у нее возникала нужда в чем-либо, прислуга появлялась в то же мгновение как по мановению волшебной палочки. Это вызывало у Мишель тягостное чувство, словно за ней все время наблюдали.

Когда бы они ни выходили в свет, Мишель чувствовала себя неуютно и стремилась быть поближе к Франклину, всегда предлагая уйти пораньше. Во время болтовни перед ужином и разговоров за столом она старалась говорить как можно меньше. Взамен Мишель получала что хотела – на нее не обращали внимания.

Когда Франклин вдруг сообщил ей новость о том, что они в конце года уедут в Европу, Мишель едва смогла скрыть радость и облегчение. Ожидание будет долгим. Тем не менее Мишель продолжала наблюдать, учиться и слушать. Для того, чтобы время проходило быстрее, она стала уединяться в небольшом углу библиотеки Толбот-хауза, читая вслух книги великих мастеров, стараясь правильно произносить слова. Она устала от замечаний по поводу ее милого акцента.

– Извините меня, мэм, – обратился к ней Олбани. – К вам пришел господин Мак-Куин. Могу ли я впустить его?

– Да, конечно.

Мишель обрадовалась: такое случилось впервые, что пришли в Толбот-хауз, чтобы увидеть именно ее.

– Монк! Я так рада видеть тебя!

Мишель обняла Монка, хотя его спина была настолько широкой, что ее руки не сомкнулись. Монк стоял перед ней и улыбался.

– Ты прекрасна, как всегда. Мишель покраснела.

– Хочешь кофе?

– Да, пожалуй, выпью чашечку. Где же твой несносный муж?

– Он ушел в офис.

Монк нахмурился и посмотрел на часы.

– Рановато для него.

– Да нет, – сказал Мишель. – Он часами пропадает. Монк уловил тоску в ее голосе. Он тоже был удивлен возвращением Франклина на Нижний Бродвей, помня, что произошло между ним и Розой. Франклин объяснял, что соглашение было временным и что к концу года он и Мишель уедут в Европу. Франклин не сообщил подробностей, да и Монк не любопытствовал.

– Я принес это тебе, – сказал Монк, положив на стол перед ней два толстенных тома.

Мишель вслух прочитала названия: «Американский этикет и правила вежливости», 1886 год, «Руководство по общественному и деловому этикету».

Монк расплылся в улыбке.

– Необходимо для хозяйки дома в Нью-Йорке. Обычным детям читают сказки Гримм. А люди голубых кровей суют вот это в люльку дочери.

Мишель открыла «Руководство» и обнаружила залежи информации о правилах и предписаниях, соблюдаемых в нью-йоркском обществе. Наконец-то она сама может научиться тому, чему никто никогда ее не учил. Мишель была тронута внимательностью Монка.

– Я прямо сразу и начну читать. Слава Богу, времени у меня достаточно.

– Есть еще кое-что, о чем мне хочется поговорить, – сказал Монк как бы невзначай. – Тебе не кажется, что настало время заниматься еще чем-то кроме замужества?

– Мне бы очень хотелось, – ответила Мишель. – Но я не знаю, что предпринять. Разве что ты предложишь мне работу?

Монк сказал, что двери его журнала «Кью» в Челси всегда открыты для Мишель, и она решила поймать его на слове. В первый раз, когда Мишель побывала в его редакции, бурный ритм деловой активности подавил ее. В суете все как будто бы сошли с ума. Люди бранились, толкались, критиковали друг друга, кричали в телефонные трубки. Эта атмосфера совершенно отличалась от размеренности, ощущавшейся в офисах «Глобал» на Нижнем Бродвее. Монк подмигнул:

– Это не совсем то, что я имел в виду, но здесь есть над чем поразмыслить.

Через два дня Мишель набралась храбрости, чтобы изложить Розе одну из идей, которую подал ей Монк. Она предложила свою помощь в обучении Стивена французскому языку.

– О, Мишель, это так мило с твой стороны, – сказала Роза. – Я поговорю с директором его школы.

На следующий день Мишель обошла книжные магазины и отыскала учебник для начинающих изучать французский язык в качестве второго языка. Она надеялась, что эти занятия помогут ей преодолеть безразличие Стивена к ней, которое за несколько месяцев переросло в неприязнь.

Мишель никогда не встречала такого мальчика, как Стивен. Хотя ему исполнилось десять лет, она считала, что он выглядит значительно старше. Он был лишен детской непосредственности и любознательности. Сначала Мишель думала, что мальчик холоден только с ней, но со временем поняла, что это не так. Стивен любил одиночество и редко приглашал своих одноклассников в Толбот-хауз. Когда же он все-таки приглашал кого-либо, то вел себя задиристо и агрессивно. Некоторые дети, и это было заметно, боялись его.

Мишель не раз порывалась поговорить о Стивене с Розой, однако не решалась завести беседу. Ведь Роза всегда яростно защищала сына. К тому же Мишель узнала от Франклина, что Стивен был свидетелем самоубийства своего отца. И она могла себе представить, насколько глубоко эта трагедия задела душу мальчика. Тем не менее Мишель считала, что, желая поддержать сына, Роза невольно сдерживала его эмоциональное развитие. Она окружала его всем тем, чем богатая и образованная мать могла окружить сына – гувернантками, учителями, преподавателями музыки и инструкторами по верховой езде. У Стивена было все, кроме внимания самой матери, щедрости ее души и любви. Не то чтобы Роза не любила сына… Любила. Просто «Глобал» она любила больше. Мишель спрашивала себя, видела ли Роза, какое человеческое существо она создает: ведь не достойного наследника, как думала мать, а человека хмурого, подозрительного, постоянно погруженного в мрачные мысли.

Когда Роза вернулась домой в тот вечер, Мишель сказала ей, что готова начать занятия.

– Ах, моя дорогая, извини, – ответила Роза, – я действительно собиралась позвонить тебе из офиса. Я поговорила с его директором, который считает, что у Стивена слишком большие нагрузки в настоящее время, и ему не следует заниматься еще чем-то.

– Но это скорей не работа, а развлечение, – запротестовала Мишель. – Я могла бы научить его думать на языке, а не только говорить на нем.

– Мишель, я действительно тронута твоей заботой. Но я должна следовать решению директора. Школа в Копперфилде признана одной из лучших по методам обучения. Я думаю, что им виднее.

– Если ты так считаешь… – сказала Мишель, стараясь скрыть свое разочарование.

Роза улыбнулась.

– Я так рада, что ты все понимаешь. Возможно, что-то промелькнуло в голосе Розы, но Мишель поняла, что Роза не говорила с директором копперфилдской школы и не собиралась этого делать.

Роза считала себя высшим авторитетом не только в делах, касающихся Стивена. Когда Франклин и Мишель сопровождали ее к общественные места, она всегда каким-либо образом комментировала вкус Мишель:

– Не слишком ли напыщенно для коктейля, дорогая? Мишель осматривала себя, не зная, что ответить, а затем неизменно уступала Розе и надевала что-либо другое.

То же самое происходило, когда Джефферсоны принимали гостей. Думая, что Роза слишком занята, чтобы проследить за всем, Мишель предлагала заказать цветы, составить меню и получала вежливый, но решительный отказ: в помощи Мишель никто не нуждался.

– Мадам действительно не стоит беспокоиться, – сухо говорил ей Олбани. – Цветочник знает, что нужно для этого случая, повар знает, что предпочитает мисс Джефферсон, все остальное – моя забота. Спасибо, мадам.

Мишель не хотела оставаться в стороне от дел. Видя, как много Роза занималась благотворительностью, она предложила свою помощь в одной из многочисленных городских больниц.

– Я думаю, идея хорошая, – воскликнула Роза и заверила Мишель, что она этим обязательно займется.

Мишель готовилась тщательно, перечитывая все медицинские тексты, которые она привезла из американского армейского госпиталя во Франции. Мишель позвонила доктору Симмонсу, с которым Роза познакомила ее, и забросала его вопросами о работе современного американского оборудования. Когда Мишель посчитала себя готовой, она сопроводила Розу в госпиталь Рузвельта.

Мишель была поражена оборудованием и самоотдачей, с которой работал персонал госпиталя. Она подумала, что ей так хочется поработать с высококвалифицированными людьми, имевшими самое лучшее оборудование. Мишель удивилась, когда Роза провела ее на последний двадцать первый этаж, где размещалась комната для персонала, а не в одну из палат. Ее посадили за овальный стол с восемью другими женщинами, причесанными и одетыми так, словно их пригласили на чай в «Уолдорф». Встреча началась без единого врача, и Мишель скоро поняла, что больше никого не будет. Но еще больше поразило ее то, о чем говорили собравшиеся – благотворительном бале, где он состоится, сколько будут стоить входные билеты и какой будет программа.

Мишель повернулась к Розе и зашептала:

– Разве мы здесь не для того, чтобы работать? Роза неодобрительно посмотрела на Мишель, привлекая внимание других женщин.

– Что случилось, Мишель? – прощебетала одна из них.

Тишина стояла оглушающая. Наконец заговорила Амелия Ричардсон, с которой Мишель познакомилась на рождественском вечере:

– Моя дорогая, мы собираемся работать. Благотворительные балы очень важны и ответственны, – Амелия сделала паузу. – Или ты думала, что мы будем здесь выносить за больными судна?

Весной 1919 года Роза как никогда стала далека от ежедневной деятельности «Глобал». Все, чем занималась компания на внутреннем рынке, она передала в руки способных и надежных управляющих, которые непосредственно подчинялись Эрику Голланту. Недвижимостью «Глобал», невероятно разросшейся, управлял Хью О'Нил. Франклин занимался штатом коммерческих представителей и ведением конфиденциальных переговоров с крупнейшими банками Нью-Йорка, добиваясь финансовой поддержки с их стороны. Эта поддержка была решающей в планах Розы.

В июне, впервые с того дня, когда Роза стала во главе компании, она оставила Нью-Йорк. Для нее был зарезервирован президентский люксовский номер в фешенебельном отёле «Уиллард» в Вашингтоне, откуда Роза и боролась с препятствиями, чинимыми федеральным правительством. Их было несметное количество.

Директор Бюро по печатанию и чеканке денег, где выпускались бумажные купюры и чеканились монеты, скептически отнесся к тому, что считал незаконным вмешательством в исключительно его владения. Когда никакая лесть и похвалы не смягчили его нежелания сотрудничать, Роза обратилась за поддержкой к сенаторам и членам Палаты представителей, чтобы те убедили директора: у нее нет намерения соперничать со всемогущим долларом.

Как только Роза выиграла этот важный бой, вмешался министр финансов. Встретив сопротивление законодателей, которые горячо одобрили план Розы, главным образом потому, что он позволил бы вновь открыть та крытые представительства «Глобал» в их собственных штатах, министр решил напрямую связаться с Белым Домом, намереваясь похоронить эту затею раз и навсегда.

Роза ответила тем же. Войдя в расположение к управляющему делами аппарата президента, она тут же добилась аудиенции и представила свои планы президенту. После этого на ужине для высокопоставленных персон, на котором Роза сидела за главным столом, Вудро Вильсон шепнул министру финансов, попросив его не быть таким упрямцем и разрешить мисс Джефферсон взять на себя работу государственной почты.

Прорвавшись сквозь правительственную бюрократию, Роза начала работать над прототипом системы денежных переводов. Художники, граверы, эксперты в области полиграфической промышленности и производства бумаги сновали через гостиничный номер в отеле «Уиллард». Роза изучала и отвергала один проект фирменного знака за другим.

Наконец в конце июля она выбрала один: стилизованная «Г» и название компании в верхней части, в нижней – места для подписей, ее и Франклина, – и все это на роскошно голубом и кремовом фоне.

– Здесь есть сила, твердость, – заявила Роза.

На следующий день газетчики старались что есть мочи. В качестве жеста благодарности Роза переслала денежный перевод на сумму в сто долларов президенту, как бы в счет издержек бизнеса.

Все время, пока она находилась в столице, Роза поддерживала постоянную связь с Нижним Бродвеем, звоня Франклину через день. Она не могла и желать большего, получая сообщения брата, однако полное спокойствие пришло к ней, когда Эрик Голлант и Хью О'Нил развеяли все ее сомнения.

– Франклин вчера предложил услуги по переводу денег владельцам отелей в «Уолдорфе», – сказал ей управляющий. – Я очень удивлен, что он вам не сообщил об этом сам. Они чуть с руками не оторвали товар. Все крупнейшие банки подписали соглашение.

Хью О'Нил также ободрил ее:

– Разве Франклин ничего не сказал? Сеть агентов практически начали работу.

Эти вести были бальзамом на душу, и она хотела верить: врачи, даже такие высококвалифицированные, как Вильям Харрис, могли ошибиться. С тех пор как она узнала о состоянии здоровья Франклина, Роза прочитала все, что могла достать о солдатах, которые носили в себе неизвлеченные кусочки металла. В большинстве случаев эти люди жили нормальной, продуктивной жизнью. И почему же такому не случиться с Франклином?

Роза оставила отель, чтобы присутствовать при выпуске дорожного чека.

С того самого дня, как Роза Джефферсон уехала в Вашингтон, произошли две вещи, изменившие жизнь Мишель так, как нельзя было ожидать. Когда хозяйка уехала, атмосфера в Толбот-хаузе смягчилась. Мишель слышала, как слуги рассказывали смешные истории и посмеивались над забавными привычками своей хозяйки, думая, что никто их не слышит. Мишель тут же воспользовалась этим маленьким бунтом. Когда она познакомилась со слугами поближе, их сдержанность растаяла, и скоро они болтали друг с другом как старые друзья.

С другой стороны, друзья Розы, которые предпринимали и до того слабые усилия вовлечь Мишель в их хорошо отлаженный круг, перестали звонить совсем. Мишель стремилась преодолеть безразличие к себе. Это безразличие запало бы глубоко в ее душу, если бы не Франклин. На ужине в первый же после отъезда Розы вечер, Франклин наконец объяснил жене, чем он занимался все эти месяцы.

– Я прошу прощение за скрытность, – извинился Франклин. – Роза настаивала на абсолютной секретности. Ты представить не можешь, что сделали бы наши конкуренты, если бы они что-нибудь узнали о наших планах.

Мишель не обиделась. Наоборот, идея с денежными переводами и дорожными чеками привела ее в восторг.

– Могу ли я чем помочь, – поинтересовалась Мишель. Муж рассмеялся.

– Я думаю, что тебе не понравится заниматься таким нудным делом.

– Мне кажется, что это интересно!

В течение нескольких недель Мишель прочитала все книги, статьи, вырезки, которые Франклин приносил домой, делала записи по истории «Глобал». Каждый новый факт заставлял ее восхищаться своим мужем и, хотя с неприязнью, Розой. Они стояли у руля огромной компании, что требовало мастерства, мужества и проницательности. Мишель знала: если представится возможность, и она сможет внести свой вклад.

– Я вот что тебе скажу, – продолжал Франклин после того, как выслушал ее. – Почему бы тебе не дождаться, пока мы не уедем в Лондон и не запустим дорожный чек. Поверь мне, работы будет более чем достаточно.

Он сделал паузу и застенчиво улыбнулся:

– Я думаю, что нам лучше ничего не говорить Розе. В ее понимании прогрессивные идеи – например, жена, работающая рядом с мужем, – касаются только ее.

Мишель обняла его. В этот момент она любила Франклина больше чем когда-либо.

Угловой стол в библиотеке стал офисом Мишель. Там она находилась в те же самые часы, когда Франклин был на Нижнем Бродвее. Когда он возвращался домой, они вместе анализировали рабочий день, сравнивая замечания и предложения. Через некоторое время Франклин решил, что пора посвятить Мишель в сверхсекретные намерения Розы относительно дорожного чека в Европе.

– Прочитай это и скажи, что ты думаешь, – сказал Франклин, протягивая Мишель папку бумаг.

Она углубилась в чтение прежде, чем Франклин вышел за дверь. Листы, исписанные четким косым почерком Розы, содержали в себе планы соперничества «Глобал» с крупнейшей в мире туристической компанией «Кукс». Роза снабдила Франклина именами людей, контролировавших крупнейшие банки Лондона и влиявших на весь мир. Цель состояла в том, чтобы заставить их уважать новый, хотя и не проверенный в действии дорожный чек, освободив, таким образом, американских туристов от пут компании «Кукс». Если дорожный чек приживется, турист сможет путешествовать где угодно, когда угодно, как угодно, а не просить милости у «Кукс».

Второе направление атаки Розы – убедить через Франклина пароходные и железнодорожные компании считать дорожный чек законным платежным средством. Это в будущем подрежет «Кукс».

Мишель понимала, что все сводилось к двум вещам – соблюдению тайны и быстроты. Если «Кукс» почует что-либо неладное, они привлекут свои огромные резервы наличности, не только чтобы непосредственно противостоять плану Розы, но и оказать давление на клиентов, убедить их отказаться от дорожного чека. Потери «Глобал» были бы сокрушительными, если не смертельными.

Чем больше Мишель вникала в план Розы, тем более смелым он ей казался. Предстояли деликатные переговоры по очень щекотливому вопросу. Все шаги необходимо тщательно продумать и не сделать ошибки. Нагрузка на Франклина…

Внезапно Мишель обернулась, случайно задев чернильницу, и черно-синяя клякса поползла по страницам.

– Стивен, ты меня до смерти напугал!

Немерцающие бледно-голубые глаза Стивена уставились на Мишель. Она хотела пошевелиться, но не могла. Этот десятилетний мальчик в серых шортах, белой рубашке и голубой школьной куртке загипнотизировал ее.

– Что ты здесь делаешь? – слабо пролепетала Мишель. – Почему ты не в школе?

– Сегодня нет занятий, – ответил Стивен. – Сегодня день спортивных игр.

– Я не поняла…

– Конечно, вы и не можете понять. Вы иностранка.

– Стивен, это нехорошо…

– Я не должен вести себя хорошо с вами. Вы иностранка! Вы не такая, как мы! Вы должны уехать. Не притворяйтесь, что хотите работать. Вы только хотите добраться до наших денег. Я слышал, как вы и дядя Франклин говорили об этом.

Глаза Мишель наполнились слезами.

– Почему ты так жесток, Стивен? Что я тебе сделала плохого? И мне не нужны твои деньги!

Стивен улыбнулся. Он подошел и приподнял за уголки пропитанные чернилами листы так, чтобы испачкать юбку Мишель.

– Я могу с вами делать все, что захочу, – сказал он спокойно и повернулся к Мишель спиной.

Мишель наблюдала, как Стивен вышел и как дверь библиотеки закрылась за ним. Она услышала голос шофера, затем хруст гравия под колесами лимузина Джефферсонов. Она вся дрожала. Затем она встала и постаралась вытереть со стола чернила. Ее страх сменился гневом, когда Мишель увидела, что юбка безнадежно испорчена. Она выбежала из библиотеки и поднялась в свою спальню, яростно расстегивая пуговицы. Рано или поздно Стивен придет домой. Тогда она потребует объяснений и извинений, даже если ей придется выпороть мальчишку.

Мишель открывала один из одежных шкафов, когда заметила свое нижнее белье, разбросанное на кровати.

«Как они Посмели!..»

Мишель застонала, поднимая изодранные на кусочки шелк и кружево. В ее голове возник образ Стивена, маячивший как призрак с его лишенными всякого выражения глазами, пронизывающими ее.

«Я могу делать с вами все, что захочу!»

 

21

Копперфилдская школа в Мюррей-Хилле была нью-йоркским учебным заведением, колыбелью будущих политиков, юристов, бизнесменов. Франклин и сам был ее питомцем, и ему не трудно было убедить директора привести Стивена Толбота со спортивной площадки для важного разговора. В ожидании Франклин массировал себе виски, пытаясь унять острую головную боль. Он все еще не мог поверить тому, что увидел, вбежав в Толбот-хауз: застывшая на краю кровати Мишель, ее залитое слезами лицо, а позади ворох искромсанного дамского белья, ножницы, блеснувшие сквозь кружево. Гнев захлестнул его, когда Мишель рассказала о случившемся со Стивеном. Дверь открылась, Стивена привели, его шорты и футболка в грязи после футбольного матча, его ботинки в траве и грязи на отполированном полу.

– Мистер Франклин, если я буду нужен, я в соседней комнате, – сказал директор и вышел.

– Сядь, Стивен.

Мальчик не послушался. Остался стоять, расставив ноги, дерзко глядя на Франклина.

– С мамой все в порядке? – спросил он.

– Все прекрасно. Я хотел поговорить о другом. Стивен, что ты сделал Мишель в библиотеке?

Тень улыбки мелькнула на губах Стивена.

– Я не знаю, о чем ты, дядя Франклин.

– Ты пролил чернила ей на платье?

– Нет! Это она сама!

– А перед этим заходил ты в нашу комнату?

– Нет!

Франклин зажмурился от резкого приступа головной боли. Потом он почувствовал, что вот-вот потеряет сознание.

С трудом выговаривая слова, он произнес:

– И ты… ты ничего не брал из тетиного комода?

– Она мне не тетя!

– Я спрашиваю не об этом! Ты взял нижнее белье Мишель и порезал его?

– Не знаю я ничего про ее нижнее белье! Можно я пойду?

Не ожидая ответа, Стивен повернулся к двери. Он не успел сделать и шага, как Франклин схватил его за шиворот и швырнул в кресло.

– Ты порезал вещи Мишель? – прошептал он охрипшим голосом.

Стивен был испуган, но не сдавался.

– Ну и что, если порезал?

Франклин схватил Стивена за плечи, его пальцы вцепились в кожу мальчика.

– Запомни. Если ты еще будешь груб с Мишель, если ты попытаешься сделать ей больно, я накажу тебя самолично.

– Не посмеете! – взвизгнул Стивен. – Я скажу маме!

Франклин глубоко вздохнул и ослабил хватку.

– Не трудись. Я сам ей все расскажу.

Стивен не знал, что овладело им. В эту секунду ненависть к Мишель перешла в злобу на весь мир. Очень медленно он откашлялся и плюнул Франклину в лицо.

Франклин пошатнулся. Боль ослепила его. Сквозь розовый туман он увидел, что на него опускается осклабившееся лицо Сержа Пикара.

В соседней комнате директор вскочил на ноги, услышав звон бьющегося стекла. Он вбежал и увидел Франклина, держащего Стивена в воздухе. Мальчик царапал его лицо, через разбитое матовое стекло двери торчали покрытые кровью ноги ребенка.

– Мистер Джефферсон!

Франклин прорычал что-то и отшвырнул директора так, что тот потерял равновесие.

– Ты, маленький ублюдок! – орал он. – Ты больше никому не сделаешь больно!

Находясь в состоянии шока, директор наблюдал, как Франклин Джефферсон швырнул своего племянника сквозь разбитое стекло; мальчик пронзительно закричал, поранившись об острые осколки.

– Он с ума сошел! – подумал директор, шатаясь и хватая Франклина, распахивающего дверь, чтобы снова схватить Стивена.

– Оставьте его! Если вы его еще тронете, я вызову полицию, клянусь!

Заслонив мальчика, директор видел, как Франклин попятился, потом вдруг повернулся и выскочил в коридор, сбивая с ног всех, кто оказался на его пути.

– Не держите его! – крикнул директор. Он наклонился к Стивену, который лежал на полу и стонал.

– Медсестру сюда, быстро!

– Вызвать полицию? – спросил кто-то.

– Никакой полиции! – отрубил директор.

Что бы там ни случилось – это была Копперфилдская школа – и больше того: дело касалось не кого-нибудь, а Джефферсонов. Директор знал, что он должен делать.

Роза возвратилась в отель «Уиллард», перебирая в памяти подробности дня, проведенного в Бюро по печатанию и чеканке денег. Аргументы в пользу дорожного чека оказались убедительными, она имела весьма приятный ланч с директором, согласовывая детали. В большом черном портфеле лежали пятьдесят чеков – первые ласточки. Роза дождаться не могла, когда покажет их Франклину. Роза спешила через вестибюль, когда ее остановил гостиничный менеджер.

– Мисс Джефферсон, слава Богу, – потом, понизив голос, добавил: – Будьте добры зайти ко мне. Очень срочно.

Едва закрыв за собой дверь, менеджер протянул ей пачку телеграмм. Роза быстро их просмотрела. Три были от Мишель, три от Мак-Куина, остальные от доктора Генри Райта. Содержание всех было одинаковым: она должна немедленно выехать в Нью-Йорк.

– Можно от вас позвонить?

Через десять минут лицо Розы было мертвенно-бледным.

– Это, должно быть, ошибка.

– Боюсь, что нет, Роза, – ответил доктор сквозь треск в телефонной трубке. – Приезжайте скорее.

– Я буду вечерним поездом. Спасибо, Генри…

Роза сказала менеджеру, что уезжает прямо сейчас. Она велела упаковать вещи, заказать место в «Кэпитл Экспресс». Вскоре Роза уже ехала в поезде, пытаясь осознать то, что сказал ей Райт. Это было непостижимо. И тем не менее…

На следующий день в час ночи Роза стояла у кровати сына. Его лицо имело синеватый оттенок от ночной лампы на туалетном столике. Она с трудом сдерживала слезы, глядя на забинтованные подбородок и лоб.

– Необратимых повреждений нет, – громко сказал доктор Райт. – Кости целы, шрамов нет и, – он поднял палец, – что наиболее важно, ни один осколок в глаз не попал. Он счастливец, Роза. Я дал ему успокоительное, чтобы ночью он поспал. Завтра будет как огурчик.

– Что произошло? – прошептала Роза, теребя волосы Стивена. Прибыв домой, она проигнорировала Мишель и Монка, который ждал ее внизу, и вбежала прямо в комнату Стивена.

Доктор Райт, опустив глаза, рассматривал свои ботинки.

– Как говорит директор, Франклин швырнул Стивена через стеклянную дверь.

– Но это невозможно. Доктор пожал плечами:

– Скажите это в школе.

– Полицию вызывали?

– Нет.

Роза оживилась.

– Я полагаю, я могу рассчитывать на ваше благоразумие. – Это было утверждение, а не вопрос.

– Конечно, – Генри Райт поднял портфель. – Все в порядке, Роза, поверьте мне. Я загляну завтра.

Роза не слышала, как он ушел. Она села около Стивена, держа его руку, стараясь унять страх, не отпускавший ее в течение всего времени как она добиралась из Вашингтона.

«Как мог Франклин сделать такое?»

Роза считала себя счастливейшей матерью: такой сын! Лидер, пользуется популярностью среди других мальчиков. Учителя и наставники всегда хвалили его за успехи, никто на него не жаловался – ни в школе, ни дома.

Хотя Стивен, казалось, не придавал значения тому, что растет без отца, Роза всегда держала его при себе в Толбот-хаузе, не отправляя в интернат. Она таким образом пыталась опекать его, показывая, как она его любит. Нет, она его не баловала. «Глобал» отнимала так много времени, что она учила Стивена быть самостоятельным, думать и заботиться о себе самому. Чтобы восполнить свое отсутствие, Роза пыталась открыть ему свой мир, рассказывая ему о его дедушке и компании, им созданной, которая в один прекрасный день станет его. Ничто не приносило ей такого удовольствия, как видеть глаза сына, вспыхивавшие от ее рассказов о будущем.

– Я так виновата, милый мой, – прошептала Роза. – Это больше никогда не случится, обещаю тебе. – Роза поцеловала сына в щеку и тихо вышла из комнаты. Стивен досчитал до десяти и открыл глаза. Боль от порезов вообще не беспокоила его. В действительности он был счастлив. Теперь, может быть, мама увидит, что дядя Франклин – сумасшедший и что виновата во всем Мишель. Так или иначе, Стивен был уверен – мать вычеркнет француженку из их жизни. А если нет, он еще не то устроит этой Мишель Лекруа.

– Где Франклин?

Роза влетела в гостиную и столкнулась с Монком и Мишель.

– Здесь его нет, Роза, – ответила Мишель. – Никто его не видел с тех пор, как… с тех пор, как в школе вот это случилось. Я беспокоюсь…

Роза опять почувствовала страх, похолодело где-то в животе.

– Что, он даже не дал знать о себе?

– Ни слова, – ответил Монк. – Мишель не смогла найти его в «Глобал», позвонила мне. Я обошел всех его друзей, все клубы. Никто его не видел.

Роза села на оттоманку.

– Не понимаю. Зачем ему исчезать?

Она взглянула на Мишель, и голос ее напрягся:

– Тут что-то произошло, не так ли? Что именно? Мишель колебалась. Она могла вообразить, что должна чувствовать Роза, увидев израненного сына. Она не хотела снова причинять ей боль, но также не могла скрывать правду. Она медленно начала рассказывать, что произошло между ней и Стивеном в библиотеке, потом – что она увидела в спальне.

– Я не знала, что думать, – сказала она. – Я была в шоке. Я позвонила Франклину, он приехал. Когда он увидел, что сделал Стивен, он пошел прямо в школу.

Роза не могла поверить тому, что она услышала.

– Ты сказала Франклину, что это Стивен изрезал твое нижнее белье! Мишель, это же смешно! Стивен не способен на такое.

Глаза Мишель вспыхнули.

– Ты хочешь, чтобы я показала, что он сделал?

– Мишель, в самом деле. У тебя истерика.

– Твой сын ненавидит меня, – тихо сказала Мишель. – Это с того дня, как я здесь появилась.

Роза вздохнула:

– Теперь я понимаю. Ты такое наплела вокруг этой истории, даже если действительно Стивен провинился… что Франклин поверил тебе и решил в клочки разорвать моего сына в виде наказания.

– Он не наказывал, Роза, – прервал Монк. – Директор говорит, Франклин потерял над собой контроль. Я рад, что у Стивена ничего серьезного, но меня тревожит поведение Франклина и это его исчезновение.

– Я разберусь досконально, что там случилось в Копперфилде, – запальчиво сказала Роза. – Что же касается Франклина… ему, вероятно, стыдно за то, что он сделал.

– Он, конечно, стыдится, Роза, – сказала Мишель, – но только если он осознает, что он сделал. Последнее время он жаловался на головные боли и головокружение. Такого он себе никогда не позволял. Я никогда не видела, чтобы он вел себя так, как, по словам директора, он вел себя в школе. Туг что-то… странное. Я позвоню доктору Харрису.

– Какой в этом смысл? Мишель повернулась к Розе.

– Если Франклин выбежал из школы в таком состоянии, то, кто знает, что могло потом случиться? Он мог и сам пораниться. Или какой-нибудь несчастный случай…

– Мишель, ТЫ чрезмерно реагируешь…

– Может быть, но Франклин – мой муж. Я так же забочусь о нем, как ты о своем сыне.

Когда Мишель ушла, Роза встала, качая головой.

– Мишель перевозбуждена. Франклин, слава Богу, взрослый человек. Вы оба относитесь к нему, как к какому-то инвалиду.

Роза сама ужаснулась последнему слову, неведомо как сорвавшемуся у нее с губ, но Монк не придал ему значение.

– Нет, Роза, – сказал он. – Мишель относится к нему как к мужу. А ты? Тебя это не волнует?

Роза холодно посмотрела на него.

– Это низко, Монк…

Она воспользовалась предлогом, чтобы оставить его. Поднялась к себе в комнату и сняла телефонную трубку. Пора напомнить доктору о контракте – и о последствиях для него, если они не найдут общего языка.

Трехэтажный дом Вильяма Харриса находился на углу Парк-авеню и 61-стрит. Харрис купил его, потому что с чеком Розы Джефферсон он мог не только открыть свой офис в хорошем месте, но и позволить себе отличные апартаменты. Этого было более чем достаточно, чтобы обзавестись семьей. Когда позвонила Роза Джефферсон, Вильям Харрис как раз думал о милой его сердцу мисс Джейн Примроуз, старшей и все еще незамужней дочери Мюррея Хилл Примроуза. Вильяму Харрису искренне нравилась застенчивая, худенькая тридцатилетняя женщина, которую недобрая молва уже зачислила в старые девы. Они стали бы замечательной парой. Сейчас, сидя в офисе, возбуждая себя крепким кофе, он с тревогой думал, как бы не осталось это все только мечтой. В дверь позвонили.

– Добрый вечер – или, скорее, добрый день, миссис Джефферсон. Входите, пожалуйста. Простите – с вашим спутником не знаком.

– Монк Мак-Куин, – сказала Мишель. – Это лучший друг Франклина.

– Ах, конечно. Я – жадный читатель журнала «Кью», мистер Мак-Куин.

Тревога Вильяма Харриса усилилась. Обезумевшую от горя жену он мог бы успокоить. Этому он научился давно. Но человека репутации Мак-Куина так просто не проведешь. Нужно действовать очень осторожно.

– Ну, так что? – спросил Харрис, когда все уселись.

Вильям Харрис слушал с возрастающим страхом, когда Мишель рассказала, что случилось в Копперфилдской школе, особенно когда она упомянула о приступах головокружения и обмороках.

– Миссис Джефферсон, я выписывал Франклину пилюли. Он принимал их?

Мишель вынула из сумки бутылочку:

– Вот это я нашла в кабинете.

Харрис почувствовал тошноту. Он дал Франклину сотню таблеток, снимающих боль, очень сильного действия, предупредив его об использовании их только в крайнем случае. Харрис считал, что хватить должно не менее, чем на год. И вот через шесть месяцев бутылочка почти пуста.

«Или он сам передозировал, или ухудшение наступило быстрее, чем можно было предположить». – Что же это, доктор?

Мольба Мишель перевернула сердце Харриса. Все, чему его учили и чего он свято держался, требовало, чтобы он сказал этой женщине правду.

«Но, если я это сделаю, Роза Джефферсон раздавит меня. Она отберет все, что дала. Если что-нибудь случится с ее братом, она сделает так, что департамент медицины меня растопчет».

Харрис смотрел на Мишель, молясь, чтобы она простила его.

– Миссис Джефферсон, я уверен, что волноваться не стоит. Согласно последнему медицинскому осмотру, ваш муж вполне здоров. Меня немного беспокоят эти головные боли, но, вероятно, это просто дают себя знать ежедневные перегрузки. Я помню, мистер Джефферсон говорил, что он работает очень много последнее время. Сейчас я обзвоню все больницы, чтобы исключить тот вариант, что в результате какого-нибудь несчастного случая он находится без сознания и его не могут опознать.

– А как насчет его поведения, доктор? – вмешался Монк. – Франклин никогда не был вспыльчивым. Вы можете объяснить, почему он такое сотворил?

Лицо Харриса приняло «озабоченное, но успокаивающее» выражение.

– Нет, не могу, мистер Мак-Куин. Однако, как только мы его найдем, я проведу тщательное обследование, вне зависимости от того, как он сам будет объяснять случившееся.

– Спасибо, доктор, – благодарно проговорила Мишель.

– Не за что. Вы посидите в приемной, я приступлю к делу.

– А там есть телефон, доктор? – спросил Монк.

– Конечно. Пожалуйста, пользуйтесь.

– Кому ты звонишь? – спросила Мишель, когда они вышли в приемную. Монк приложил палец к губам.

– В отели. Франклин мог там где-нибудь остановиться. Я об этом раньше не подумал.

Мишель слабо улыбнулась. Она была уверена, что Монк думал об этом. Он просто не хотел, чтобы она видела, что он хватается за соломинку.

Спустя полчаса стало ясно, что усилия обоих мужчин результатов не принесли.

– Что теперь делать? – тревожно спросила Мишель.

– Будем искать на улицах, – ответил Монк.

Мишель была ошеломлена тем, куда привели их поиски.

– Не говори мне, что вы с Франклином бывали в таких местах! – выдавила она, когда они шли по узким тротуарам Тендэ-Лэйн.

Между Пятой и Девятой авеню, вверх по 48-стрит тесно лепились пансионы, лавчонки, ночные клубы, картежные дома, бордели. Деревянные строения были столь ветхи, что Мишель казалось, что они вот-вот рухнут. Улочки и тротуары были завалены мусором, зловоние мешало дышать.

– В юности мы были большими исследователями, – ответил Монк уклончиво. – Не беспокойся. Меня здесь все знают.

Это была правда. В какие бы темные и зловещие места они не заходили, Монка всюду приветствовали как своего. Хозяева баров, проститутки, жулики всех мастей видели, что он занят делом, и быстро отвечали на его вопросы. Ничто, однако, не наводило на след Франклина.

– А ты уверен, что мы ищем его там, где нужно? – нервно спросила Мишель, когда они проходили через какие-то притоны, не закрывающиеся всю ночь.

– Уже не так много мест осталось, где можно бы его искать, – мягко сказал Монк.

Рассвет застал их в районе Лоуэр Ист-сайд на 14-стрит, после Третьей авеню. Это был дом еврейских эмигрантов, прибывших из России, Польши и Румынии. Мишель глазам своим не верила: улицы переполнены народом даже в этот час: чем-то торгуют с рук, тянут за собой ручные тележки; женщины сплошным потоком выходят из маленьких многоквартирных домов, спешат куда-то с огромным мешками за спиной, тут же полусонные дети… Когда они дошли до верхней части города, Мишель почувствовала, что последняя из ее надежд растворилась в холодном, равнодушном утре. Выхода не было.

Она позвонит в полицию, как только они вернутся в Толбот-хауз.

– Это единственное, что можно сделать, – сказал Монк, прочитав ее мысли. – И не позволяй Розе отговаривать себя.

Мишель остановилась и взглянула ему в лицо:

– Франклин – мой муж. С этим Розе ничего не поделать.

Спальня Розы Джефферсон была самой большой в доме. Стены были обиты кремовыми шелковыми с голубым горошком панелями, и мебель из розового дерева давала красновато-золотой оттенок. Висели фотографии в серебряных рамках, и вообще Роза сотворила миниатюрный оазис, центром которого был элегантный столик Людовика XIV. Когда лучи солнца упали на ковер, Роза встала с кушетки. Всю ночь она не сомкнула глаз. Впервые за долгие годы Роза почувствовала, что события вышли из-под ее контроля.

Роза помассировала холодной, влажной махровой мочалкой лицо, чтобы убрать мешки под глазами, причесалась и сошла вниз вскипятить чай. Ожидая, пока закипит вода, она с удивлением подумала, куда это запропастились Мишель и Монк. Всю ночь она боялась услышать телефонный звонок. Но это еще не означало, что поиски их ничем не увенчались.

Роза принесла чай в библиотеку, где она просматривала адресную книгу. Выбора не было. Нужно вызвать полицию и организовать поиски. Но сначала нужно обговорить, какую они там выдадут историю для прессы, этого не избежать. Роза набрала номер полиции, когда в дверь позвонили.

– Мисс Роза Джефферсон!

Она узнала голубую форму и метнулась к двери.

– О, Боже мой!

Между двумя полицейскими стоял Франклин в грязной и рваной одежде с исцарапанным в кровь лицом. Его левый глаз заплыл; огромный синяк уже становился разноцветным. Роза обняла его, погладила гладкие спутанные волосы:

– Помогите мне ввести его!

Роза ввела Франклина в гостиную и усадила. Она обхватила его лицо своими ладонями.

– Что с тобой случилось?

Франклин все также глядел отсутствующим взглядом. Он мигнул, и две слезы медленно поползли по щекам.

– Я не знаю, – прошептал он. – Я ничего не помню… Полицейские смущенно переминались с ноги на ногу.

– Мы нашли его, когда он бродил вокруг Бауэра, мисс Джефферсон, – сказал наконец офицер. – Видно, его ограбили до того, как мы его обнаружили. К счастью, у него остался бумажник. Деньги, конечно, исчезли, но вор не взял водительские права.

– Да, – пробормотала Роза.

Она снова взглянула на Франклина, и ее сердце дрогнуло. Но она точно знала, что делать дальше.

– Будьте добры пойти со мной.

Роза провела полицейских в библиотеку и попросила подождать, пока она говорила по телефону с комиссаром. Через несколько минут она протянула трубку офицеру, который стал по стойке «смирно», услышав голос комиссара. По почтительному выражению его лица она поняла, что дело пошло.

– Я в долгу перед вами, – сказала Роза, после того как полицейский повесил трубку. – Я позабочусь, чтобы вы получили ощутимую компенсацию.

Оба офицера поднесли руки к козырькам.

– Мы просто делаем свое дело, мэм. Все нормально, мы не будем подавать рапорт.

– Я думаю, так лучше всего.

Роза проводила их и поспешила в гостиную.

– Мишель у себя? – спросил Франклин.

– Она и Монк ушли искать тебя. Они могут вернуться в любую минуту. Франклин, давай я позову Олбани, и он приготовит тебе ванну. Тебе надо сменить одежду. Я позвоню также доктору Харрису…

Франклин задержал ее руку.

– Как Стивен? Роза опустила глаза:

– Так ты помнишь?

– Только то, что мы с ним поссорились, и я его поранил. После этого – ничего.

– Он поправляется, Франклин. Потом ты с ним поговоришь и…

– Нет, Роза. Говорить с ним должна только ты. Холодный тон брата заставил Розу отшатнуться.

– Что ты имеешь ввиду?

– Рассказал Стивен, как он вел себя с Мишель, что он ей сделал?

– Я слышала версию Мишель, – холодно сказала Роза. – Если откровенно, я нахожу ее возмутительной.

Франклин потряс головой.

– Стивен не отрицает, что все это он сделал.

– Франклин, это абсурд! Мы не должны говорить об этом сейчас, после всего, через что ты прошел.

– Нет, Роза. Мы будем говорить об этом сейчас. Мне надо было завести этот разговор гораздо раньше. Разве ты не видишь? Стивен перенял настроение от тебя.

– От меня?

– Да, Роза. С того дня, как Мишель здесь появилась, ты пытаешься сделать ее жизнь как можно более невыносимой. Ты знала, что она воспитана не так, как мы, но вместо того чтобы помочь ей приспособиться, ты унижала ее перед своими друзьями и высмеивала все, что она пыталась делать. Решив, что она недостаточно хороша для меня, ты сделала все, чтобы это так и стало. С намерением, я думаю, разрушить наш брак.

Роза рассмеялась.

– Но это же просто фантазия! Правда, я интересовалась, потому что ничего не знаю о Мишель.

– Ты никогда не хотела узнать ее, – оборвал Франклин. – Позволь мне сказать тебе также о моей жене то, что сама она не расскажет. Мишель – больший герой, чем я был когда-то. Когда я лежал раненый в сарае в Сент-Эстасе, Мишель использовала свое тело, чтобы защитить меня.

Роза нахмурилась:

– Что ты имеешь в виду?

– Коллаборационист выследил, что она прячет меня. Мишель спала с ним, чтобы он не донес немцам и меня не расстреляли. Я не могу представить большего проявления мужества и любви. А ты, Роза? Глаза Розы были холодны.

– Я рассматриваю это как распутство, – сказала она без выражения. – Кто-то имел преимущество перед тобой, а жениться заставил как дурачка тебя.

– Как ты можешь такое говорить?!

– Потому что это правда! С тех пор как Мишель Лекруа пошла в нашу жизнь, мы не имеем ничего, кроме проблем.

Роза наклонилась вперед и стиснула руку Франклина в своих руках.

– Я всегда пыталась сделать так, как лучше для нас, Франклин. Мы – семья.

– Что ты отказываешься видеть, Роза, так это то, что Мишель часть нашей семьи. Если ты делаешь больно ей, ты делаешь больно всем, особенно мне.

Звук голосов мог быть слышен в передней. Франклин смотрел на сестру, но Роза трясла головой.

– Я так тебя люблю, Роза. Я также хотел бы, чтобы Бог дал тебе побольше милосердия.

Роза наблюдала, сдерживая слезы, как он медленно вышел из комнаты, когда услышала свой вздох облегчения.

На следующий день Франклин Джефферсон и его жена отправились к Вильяму Харрису. После тщательного осмотра Харрис заявил, что Франклин, если не считать порезов и синяков, совершенно здоров.

– Я предупреждал вас о таблетках, – сказал он, открывая синюю бутылочку. – Они очень сильно действуют. Нужно принять одну, потом запить водой. Сразу две могут привести к обморочному состоянию.

Мишель посмотрела на Франклина.

– Так и случилось? Франклин пожал плечами.

– Должно быть.

Это прозвучало неубедительно. Франклин редко пил что-то, кроме как вино в обед. Но Мишель с уважением отнеслась к мнению доктора. К тому же, Харрис показался ей добросовестным и знающим.

– Доктор, – сказала она нерешительно, – пожалуйста, не думайте, что я подвергаю сомнению ваш диагноз, но все-таки возможно ли, что то, что произошло, как-то связано со старым ранением Франклина?

– Миссис Джефферсон, я вполне согласен с вами, что носить кусочки металла в своем теле – это не самая естественная вещь на свете, – ответил Харрис, терпеливо улыбаясь. – Однако тысячи солдат живут с пулями и шрапнелью в теле и ведут вполне нормальную жизнь. Я уверен, что головные боли – не больше чем симптомы перенапряжения на работе. Я думаю, нужно отдохнуть, чтобы все пришло в норму.

– А знаешь, это неплохая идея, – сказал Франклин, когда они вышли из кабинета Харриса. – У нас ведь никогда не было медового месяца.

– У нас каждый день медовый месяц.

Произнося эти счастливые слова, Мишель не переставала думать о том, что сказал Харрис. Она была сестрой милосердия. Она знала, как доктора могут говорить полуправду. Она не могла избавиться от чувства тревоги.

– Ну, если ты не хочешь медового месяца, может быть, вот это компенсирует то, что произошло? – Франклин протянул Мишель аккуратно сложенный документ.

– Шесть месяцев жизни в собственном доме. С мебелью. Наш дом, Мишель.

Мишель поглядела на него с недоверием.

– О, Франклин!

И в тот момент, когда она думала, что все устраивается к лучшему, Мишель вдруг одновременно поняла, что именно ее беспокоило: сказав много обнадеживающих слов, доктор Харрис ушел от ответа на ее вопрос.

 

22

Слякотным январским днем Монк Мак-Куин спустился вниз по ступенькам и вошел в длинную теплую комнату бара, где постоянные клиенты с мрачной решимостью потягивали небольшими глотками вино. Монк угрюмо посмотрел на свое отражение в зеркале во всю стену бара, потом на барменов, тихо размешивающих коктейли…

«Это место теперь изменится, – подумал он. – Как и миллионы питейных заведений в стране». В этот день, 16 января 1920 года Палата представителей приняла 18-ю поправку к Конституции, запрещающую продажу спиртных напитков.

Но Монка волновал не Волстед с его ослиным законодательством. Его волновало то, что он терял двух лучших друзей.

С решения Франклина, что он и Мишель будут жить вне Толбот-хауза, все и началось. К всеобщему удивлению и большому удовольствию Монка Мишель преуспела, став хозяйкой красивого дома на Ист-72-стрит недалеко от Центрального парка. Впервые посетив их, Монк был восхищен тем, как она сумела мрачную резиденцию превратить в веселый, элегантный дом. Повсюду стояли вазы со свежесрезанными цветами, античные статуи, висело несколько небольших, но со вкусом подобранных картин, в том числе Ван Гог, которого он подарил Франклину на день рождения. Когда дом был готов, Мишель дала вечер, пригласив друзей Франклина и кое-кого из нью-йоркского общества.

Отсутствие Розы, однако, бросилось в глаза.

– Я послала ей приглашение, – сказала Мишель Монку. – Очевидно, она занята.

– Какая жалость, – ответил он весело, глядя на Мишель с нескрываемым восхищением. Черная парча, серебро, серый шелк, украшение с жемчугом и изумрудом.

– Ты выглядишь прекраснее всех.

– Ну спасибо, ты так добр, – ответила Мишель, стараясь не краснеть.

Хотя она вполне могла себе это позволить, Мишель не заключала договоров с поставщиками прекрасных продуктов для Четырех Сотен семейств. Вместо этого каждую субботу вместе с Монком они обходили рынки в Гринвич Виллидж, Лоуэр Ист-сайд и других уголках Нью-Йорка, где она сама делала покупки.

В результате обеды, даваемые ею, имели не просто успех, но потрясающий успех. Она потчевала гостей «королевским цыпленком», спагетти, кукурузными лепешками, сладким картофелем, черной горчицей. Из Московитз и Луповитз на Эссек-авеню поступал бесподобный фаршированный перец, от Раппапорта – салат из лосося, шпинат с рублеными яйцами, салат из осетра. Мишель узнавали на Пелл-стрит в Чайна-таун, где процветали торговцы опиумом и белыми рабами, там она покупала экзотические пряности. Дом Мишель стал местом, где можно было встретить художников, писателей, бизнесменов и даже нескольких представителей семейств Четырех Сотен.

Но Монк скоро узнал, что Мишель стремилась к большему, чем устройство коктейль-вечеров. Она спросила его, где можно узнать больше о бизнесе, и Монк дал ей имена нескольких профессоров с факультета коммерции в Колумбии. В следующий раз он заметил, что трое из них стали у нее частными учителями. После всего, чему она подверглась в Толбот-хаузе, Монк не только радовался за Мишель, его восхищало упорство, с которым она занималась, помогала Франклину во всем. Тайные агенты с Уолл-стрит говорили ему, что Франклин проводил долгие часы в переговорах с банками: процесс, где одна десятая процента могла обернуться сотнями тысяч долларов для каждой стороны. В то же время он искал новых кандидатов для расширения торговли «Глобал» и готовил уже нанятых.

– Не думаешь ли ты, что Франклин слишком усердствует? – спрашивал Монк Мишель в таких случаях.

– Вот поэтому я и стараюсь узнать о его бизнесе все, что могу, – отвечала Мишель. – Я хочу сделать для Франклина больше, чем устройство вечеров.

Будучи близко знакомым с финансовым обществом, Монк поведал Мишель малейшие детали, необходимые хозяйке для приема гостей, деловых клиентов ее мужа. Мишель знала их любимые блюда, напитки и сигары. Она была в курсе, кто с кем в длительной вражде, кто кому конкурент, и можно было надеяться, что за ее столом не встретятся люди, неприятные друг другу. В то же время было ясно, что Мишель вникает в работу мужа все глубже. Присоединяясь к их завтраку, он слышал, как Франклин спрашивал у Мишель о ее впечатлениях о гостях: могут ли они быть полезны «Глобал» или окажутся, в случае чего, волками у ворот. И неизменно определения Мишель были лаконичными и здравыми.

Наслаждаясь временем, проведенным с Франклином и Мишель, Монк не подозревал, что незаметно растет нечто властное и неожиданное. Он понял это только накануне отъезда Джефферсонов. И испытал шок. В последнюю минуту Монк не мог заставить себя прийти провожать их на пирс и вместо этого говорил с ними на ланче в «Уолдорфе». Прошел сквозь тосты, слезы, обещания писать и сдал их водителю. В ту минуту, когда они скрылись из виду, он почувствовал пустоту в душе.

«Это было, – размышлял Монк в баре, – такое чудесное время, что он не понял, как это случилось: он влюбился в Мишель». Думая о ней сейчас, Монк был рад, что пространство Атлантического океана пролегло между ними.

Хотя Роза считала дни до отъезда Франклина, она никогда не говорила об этом ни дома, ни в офисе. Окружающие быстро поняли, что этот вопрос поднимать не надо.

Роза прятала свою боль от расставания с Франклином под видом бурной деятельности, всю свою энергию она тратила на усиленное продвижение векселей. Приходили все новые сообщения о соглашении с ведущими банками, телефон Розы звонил беспрерывно. Она с удовлетворением замечала, что более мелкие банки реагировали так, как она и предполагала, все их директора думали одинаково: если крупные учреждения уверены, что иметь дело с векселями выгодно, почему бы не попробовать и им? Группа новых работников, которую подобрал Франклин, была молода, энергична и полна энтузиазма. Все шло так хорошо, что Роза заставила себя верить, что так будет всегда.

В день отъезда Роза отвергла приглашение Франклина позавтракать с ним, Мишель и Монком. Вместо этого она взяла Стивена, и они приехали на пирс, от которого отходил лайнер «Нептун». Роза выждала до последнего момента и прошла в отделение первого класса, когда была уверена, что Мишель уже на борту.

– Даже проститься с ней не могла прийти, – грустно сказал Франклин.

Роза провела ладонью по его щеке.

– Давай не будем ссориться. – Она с трудом улыбнулась.

– Дай мне телеграмму по прибытии и сразу же обратись к сэру Манфреду Смиту. Он ждет тебя.

Франклин засмеялся:

– Роза, мы об этом говорили сто раз.

– Да, конечно, прости, – отступила Роза. Потом она добавила:

– И не забудь связаться с твоим новым доктором, сэром Деннисом Притчардом. Харрис очень рекомендовал его.

Франклин кивнул и помрачнел.

– А ты как, Роза? У тебя все будет хорошо?

Роза нервно засмеялась.

– Что за глупости! У меня все будет отлично. Почему нет?

– Я просто желаю тебе, чтобы рядом с тобой был кто-нибудь.

– У меня есть Стивен, – начала Роза.

– Ты знаешь, что я имею в виду. Может быть, пора найти другого мужа.

– Один уже был, Франклин, и мы оба знаем, как это кончилось.

– Это не значит, что я не беспокоюсь о тебе или теряю надежду.

Ударили в колокола, провожающих попросили покинуть борт. Протяжные свистки прорезали туман, они смешались с возгласами пассажиров, стоящих у поручней. Роза крепко обняла брата.

– Счастливо! – прошептала она.

– Я люблю тебя, Роза!

Роза наблюдала, как Франклин взбежал вверх по трапу. Когда «Нептун» отчалил, Роза не могла оторвать глаз от парохода, покидавшего порт, смотрела до тех пор, пока он не стал точкой на горизонте.

– Можно теперь домой, мама?

– Конечно, мой дорогой.

«Ты – единственное, что у меня осталось. Ты сделаешь то, что не сможет Франклин. Ты мой свет, моя надежда, мой сын!»

Но, идя к машине, она уже не думала о далеком будущем Стивена. Были более неотложные дела. Роза с усмешкой вспомнила слова Франклина о том, что ей нужно, чтобы кто-то был рядом.

Нужно, конечно, но это не муж.

Она любила Франклина и знала, что у нее нет выбора, кроме как искать ему замену. Она содрогнулась при мысли, как одиноко и холодно будет в этом поиске.

 

23

Когда Мишель поднялась на борт «Нептуна», она почувствовала себя так, как будто она попала не на корабль, а прошла в двери великолепного отеля.

Начитавшись книг по этикету, она знала, что первый вечер в море считался неофициальным. Мужчинам необязательно быть во фраке, и женщины могут выбрать себе наряд по вкусу вместо официального платья. Мишель выбрала бархатное платье кораллового цвета с бриллиантами у запястья и жемчужной ниткой по рукаву, завершало туалет черное декоративное перо в волосах.

Оглядев себя в зеркало, она засомневалась, не слишком ли все это вызывающе. Ей не стоило беспокоиться. Возвращавшиеся на континент в том январе титулованные европейцы значительно превосходили на борту по численности американцев. Среди первых, кому была представлена Мишель, был герцог Шамбор, который настаивал, чтобы его называли просто Кристоф, и его белокурая оживленная спутница англичанка, леди Патриция Фармингтон.

После, за обедом у капитана, Кристоф повернулся к Мишель и сказал:

– Извините, мадам Джефферсон, но я вас откуда-то знаю. Париж, может быть?

– Я так не думаю, – пробормотала Мишель. Герцог не унялся. Во время еды он постоянно смотрел на Мишель, его вопросы были не навязчивы, но настойчивы.

– Конечно, я знаю, кто вы! – воскликнул он наконец.

Кристоф постучал по своему стакану вилкой, чтобы привлечь внимание окружающих.

– Леди и джентльмены! – провозгласил он. – Мне приятно сообщить, что я только что открыл великую тайну. Вот эта прелестная женщина, что сидит справа от меня, которую вы все знаете как мадам Мишель Франклин Джефферсон, это не кто иная, как Мишель Лекруа, героиня моей страны и истинная дочь Франции.

Мишель залилась краской, когда Кристоф начал рассказывать о ее боевых подвигах.

– Скромность вам к лицу, мадам, – заключил герцог. – Однако как патриот страны я настаиваю, чтобы вы приняли надлежащие почести.

Капитан осушил шампанское, посыпались тосты.

– Я горжусь тобой, милая, – прошептал Франклин.

– И давайте не забудем храброго мсье Джефферсона, – добавил герцог. – После всего он носитель ордена Почетного легиона.

Франклин поднялся и с благодарностью принял почести.

После этого первого вечера Мишель и Франклин стали центром светской жизни на лайнере. Каминная полка в их каюте была усыпана приглашениями с благородными гербовыми щитами или сдержанными рельефными печатями, принадлежавшими наиболее известным европейским фамилиям.

– Франклин, но невозможно выбрать, какое из приглашений принять! – вскрикнула Мишель.

Решение Франклина было простым:

– Принимай все!

Неожиданно Мишель оказалась в роли советчицы обслуживающего персонала: ее спрашивали о нравах американцев, о выборе меню, составлении списков гостей.

– Я не знаю, что бы я делала без вас, – дышала ей в ухо итальянская графиня после одного из обедов. – Эти американцы очень странные. Их манеры такие nouveaux, вам не кажется?

Первые несколько дней на «Нептуне» были раем для Мишель. Постоянно было много дел, времени ей просто не хватало. Однако несмотря ни на что по несколько часов ежедневно они с Франклином обсуждали стратегию Франклина относительно дорожных чеков. Говорили о банках, их активах, их филиалах и, что важнее всего, насколько тесно они были связаны с Куком. Они обсуждали личные и деловые качества каждого директора, чтобы определить как он будет расположен к предложению «Глобал». Все это отнимало много времени и сил, но Мишель чувствовала только радостное возбуждение. Она как-то подумала, что с тех самых пор как они прибыли в Америку, у них с Франклином не было столько общих счастливых минут. С каждым новым днем Мишель все больше убеждалась, что ничто не может снова встать между ними.

Из всех пароходов, бороздивших воды Атлантики, «Нептун» имел наиболее роскошный салон. Здесь было маленькое казино с рулеткой, а также комнаты, оборудованные экранами, где делались высокие ставки.

Вечером четвертого дня Франклин Джефферсон сидел в удобном кресле из черной кожи в окружении других игроков у круглого стола, покрытого зеленым фетром. Шла игра в покер, ставки измерялись в сотнях долларов. Франклин внимательно осмотрел свои карты в руке, опустил несколько фишек в кружку, затем отбросил одну карту и спросил другую. Когда другие игроки приняли решение, он поднял пальцы к виску и помассировал его. По причине, которую он не мог понять, головные боли возобновились, они были сильнее и продолжались дольше, чем когда-либо. Франклин полез в карман своего жилета, надеясь найти пилюли. Он ничего не говорил Мишель, не желая беспокоить ее. Игра продолжалась, Франклин отхлебнул коньяк, вынул свою любимую сигару и следил за действиями игроков. Потом он вдруг услышал треск ружейного выстрела.

– Где Блюграсс Бой? – спросил он неожиданно. Игроки за столом взглянули на него вопросительно.

Кто-то засмеялся, потом игра возобновилась.

– Я спросил: где Блюграсс Бой?

Пульс Франклина бешено участился. Ружейные выстрелы превратились в артиллерийскую канонаду, смех и голоса вокруг – в крики солдат, выскакивающих из траншей.

– Нет! Это не спасет! Блюграсс Бой, не высовывайся. Франклин опрокинул стул и бросился на соседнего игрока, сбив его на пол, пытаясь прикрыть его тело своим собственным.

– Они нас поджидают, разве ты не видишь? – шептал он, глаза разъедал дым от пушечных выстрелов, как ему казалось. Он схватил голову человека и раскачивал ее на своих коленях:

– О, Блюграсс Бой, почему ты не послушал меня!

– Мы не знаем, что произошло, миссис Джефферсон, – сказал корабельный врач. – Только что он играл в карты и уже в следующую минуту вел себя так, будто кто-то атаковал его.

Мишель смотрела на мужа, неспокойно спавшего в своей постели. Даже успокаивающие лекарства не могли до конца рассеять его ужас. Франклин стонал, его пальцы перебирали простынное полотно, как будто хватая воображаемые призраки, пугающие его. Мишель вывела доктора из спальни.

– Мой муж был на войне, – сказала она ему. – Как и многие, он видел ужасные вещи. Иногда он не справляется с собой…

Доктор, сам ветеран, выразил свое сочувствие.

– Будьте уверены, ваш муж будет под медицинским наблюдением, миссис Джефферсон, – сказал он. – Я поговорю с капитаном.

Когда доктор ушел, Мишель опустилась в кресло у кровати. Заставляя себя блокировать свой страх, она оказывала помощь мужу, вытирая выступающий пот. Позднее, когда Франклин успокоился во сне, Мишель достала листочки, где она усердно записывала то, что говорил Вильям Харрис. Всю ночь она перечитывала странички снова и снова, стремясь найти тот неуловимый ключ, который помог бы ей понять, что случилось с Франклином. Но открытие не приходило. Когда Мишель легла в постель, обняв Франклина, она не могла заставить себя забыть тот ужасный вопрос, который бился у нее в мозгу: что Вильям Харрис скрывал от них?

Когда Франклин проснулся на следующее утро, первое, что он осознал, был его собственный запах. Он быстро сбросил пропахшую потом пижаму и принял душ. Одеваясь, он заметил кучу фишек от покера на туалетном столике: неплохой выигрыш. Забавно, что он не мог вспомнить, как он кончил игру, как пришел в каюту.

Смотрясь в зеркало, Франклин заметил, что Мишель смотрит на него.

– Доброе утро, любовь моя, – сказал он, подходя и целуя ее. – Долго мы спали, правда?

Мишель изобразила улыбку.

– Как ты себя чувствуешь, милый?

– Я? Лучше чем когда-либо. И посмотри, – Франклин показал пригоршню фишек, – мы можем похвастаться. Ты спустишься вниз к завтраку?

– Конечно.

– Тогда до встречи внизу.

Когда Франклин поцеловал ее и исчез, Мишель опустилась обратно на подушки. Он явно ничего не помнил о вчерашнем вечере. Она не знала, что испугало ее больше: отклоняющееся от нормы поведение Франклина или потеря памяти.

Мишель поклялась, что, как только они прибудут в Лондон, она отведет Франклина к новому доктору, Деннису Притчарду.

В последний вечер на море Мишель и Франклин приняли приглашение на вечер от новых друзей – Кристофа и Патриции.

Мадам Патриция, сто двадцать фунтов светлой, пенящейся энергии, трижды обняла Мишель – в континентальной манере.

– Поверишь ли? – сказала она весело. – До того, как я встретила Кристофа, от мысли о том, что можно поцеловать иностранца у меня мурашки по телу бегали. Не потому, что ты иностранка, милая…

Мишель искренне нравилась Патриция, черпавшая жизнь полными горстями и выжимавшая из нее каждую каплю удовольствия. Слывя ветреной, Патриция имела острый ум, Мишель в этом убеждалась.

Пока Мишель помогала Патриции, гости начали прибывать. Скоро вечер был в полном разгаре, и, когда Кристоф напомнил, Мишель едва заметила, что Франклина все еще нет.

– Позвольте мне привести его, – предложил Кристоф.

– Хорошо, – быстро сказала Мишель. Кристоф взял ее руку.

– Все на борту знают, что произошло в тот вечер. Некоторые думают, что Франклин выпил лишнего, другие, – что он эпилептик. Я был на фронте, Мишель. Человек не может так просто избавиться от всего, что он там пережил. Пожалуйста, позвольте мне пойти с вами.

Тронутая его участием, Мишель согласилась. Когда они вошли в каюту, она была рада, что согласилась. Передняя превратилась в редут. Ковер усеян осколками зеркал. Мебель перевернута, шторы, картины изорваны. Слабый стон доносился из спальни.

– Я вызову доктора, – прошептал Кристоф.

– Нет! Нет, пока я не посмотрю на него. Мишель открыла дверь в спальню и увидела еще большее разрушение. В одном углу она увидела Франклина с искаженным лицом, съежившегося.

– Мишель… Мишель, я слышу, они гудят. Они меня ищут!

Дребезжащий голос Франклина, ужас в его глазах вернули Мишель в прошлое.

«Ему кажется, что он все еще в амбаре прячется от немцев».

Мишель схватила простыню и опустилась на колени перед мужем. Мягко говоря по-французски, как она делала там, в той жизни, она собирала осколки, как могла.

– Ему нужен доктор, Мишель, – услышала она голос Кристофа.

– Нет, ему нужна я. Пожалуйста, возвращайся и скажи всем, что Франклин нездоров. Ты знаешь, что сказать. – Мишель выдержала паузу. – Я доверяю тебе, Кристоф.

– Если ты уверена… – сказал француз, колеблясь.

– Да. Сейчас оставь меня с ним. Если будет хуже, я обещаю, я позову тебя.

Кристоф неохотно удалился, не потому, что он хотел, но потому, что чувствовал, что в таких обстоятельствах Франклин Джефферсон заслуживал того, чтобы сохранить его достоинство.

Мишель отвела Франклина в ванную. Она убрала комнату как могла, потом вернулась, чтобы помыть его, одновременно давая ему две успокоительные таблетки. Час спустя она, ослабев от слез, убедила себя, что завтра они будут в Лондоне и Франклин получит нужную ему медицинскую помощь. До тех пор она не выпустит его из поля зрения.

Мишель собиралась переодеться, когда она услышала стук в дверь. Думая, что это Кристоф, она побежала открывать.

– Простите меня за вторжение, миссис Джефферсон, – произнес капитан. – Можно войти?

Мишель молча кивнула.

К его чести, капитан не произнес ни слова, увидев, во что превращена каюта.

– Миссис Джефферсон, – сказал он мягко. – Я думаю, будет лучше для всех, если ваш муж перейдет в изолятор.

– Я ценю ваше участие, капитан, – начала Мишель.

– Боюсь, я должен настоять. Мне очень жаль, но вы, я думаю, видите: он представляет опасность для самого себя и для пассажиров. Обстоятельства таковы, что у меня нет выбора, кроме как изолировать его до тех пор, пока корабль войдет в док.

Капитан тронул ее за руку.

– Если вы хотите, я дам радиограмму, чтобы подготовили «скорую помощь».

– В этом не будет необходимости, капитан, – твердо произнесла Мишель. – Однако я хотела бы воспользоваться связью с берегом.

– Конечно, миссис Джефферсон. С кем вы хотите говорить?

– Доктор Деннис Притчард, Харли-стрит, Лондон.

 

24

Через восемь дней после отъезда Франклина Роза получила известие, что он и Мишель благополучно прибыли и устраиваются в новом доме. Роза передала по телеграфу свои наилучшие пожелания, не забыв напомнить Франклину дать ей знать, когда он начнет переговоры с британскими банкирами. Когда она уже уходила из офиса, позвонил доктор Харрис.

– Я только что получил срочное послание от сэра Притчарда, – сказал он. – Он просил выдать полную медицинскую карту Франклина – и как можно скорее.

Роза не выказала признаков волнения.

– Пошлите ему результаты последнего медицинского обследования.

На другом конце провода колебались.

– Мисс Джефферсон, не кажется ли вам, что было бы лучше для Притчарда знать все? В конце концов информация останется конфиденциальной.

Молчание Розы означало: да было бы лучше… Но насколько можно доверять Притчарду? Она знала его только по отзывам, а не лично. Он может оказаться не таким сговорчивым, как Вильям Харрис.

– Данные последнего обследования – это все, что ему нужно, – жестко сказала Роза. – Если вы чувствуете себя обязанным добавить что-то еще, я думаю, вы тщательно подберете слова.

И поскольку в послании из Лондона ни словом не упоминалось о том, что произошло на борту «Нептуна» во время рейса, доктор Харрис не стал вступать в спор с Розой, чтобы не осложнять с ней отношения.

За три месяца векселя «Глобал» приобрели стремительный успех. Сбыт перешагнул через отметку 5 миллионов долларов, и не было признаков его снижения. Роза удвоила объем продажи и купила здания, соседние с головным офисом на Бродвее.

Менеджеров по продаже Роза держала на коротком поводке. Каждого она знала персонально. Кроме жесткой слежки за отчетностью она знала все о их жизненных привычках, браках, пороках и добродетелях, целях. Все они, отмечала Роза с удовлетворением, стали преданными компании людьми, частично потому, что получали свой процент с каждого доллара. Был, однако, один, который затмевал всех остальных.

Молодой человек по имени Гарри Тейлор отвечал за чикагскую ветвь вексельного бизнеса после неожиданной смерти менеджера, подобранного Франклином. Отчеты демонстрировали, что с тех пор дела чикагского бюро неумолимо шли в гору и уже достигли объема продажи в головном офисе. Припоминая, Роза поняла, что она никогда не сталкивалась с этим двадцатипятилетним Гарри Тейлором. Из документов было видно, что он никогда не бывал в Нью-Йорке, не посещал даже конференций компании. Тем не менее, это был человек, уже принесший компании миллионы. Заинтересованная, Роза захотела узнать о нем больше.

Друзья Гарри Тейлора всегда говорили о нем: «Ему все легко дается. Минута – он уже вник в дело, и тут же бросил, уже опять ищет, где травка позеленее».

Гарри усмехался в ответ на такие комментарии, никогда не обольщаясь, потому что в таких высказываниях обычно звучали нотки зависти.

Выросший на ферме в штате Айова, он принес ценности честности и трудолюбия в студенческую среду Чикагского университета. В отличие от многих провинциалов, теряющихся в большом городе, Гарри быстро адаптировался. Его природная сила и усвоенная с детства привычка к физическому труду сделали из него великолепного атлета. И все же мастерство футболиста или взятие университетского рекорда по плаванию, казалось (к огорчению тренеров), не имели значения для Гарри, считавшего, что он просто распыляется.

Привычку к концентрации усилий, приобретенную еще на ферме, он перенес и на учебу. Гарри быстро расправлялся с работой, на которую у других студентов уходили часы.

Он с отличием окончил университет и начал свою карьеру в бизнесе товарной брокерской фирмы, быстро разобравшись в хитросплетениях торговой системы. Скоро он зарекомендовал себя и был переведен в офис, где его незаурядные способности в предсказании взлетов и падений принесли ему быстрый успех.

Как раз в тот момент, когда он мог бы открыть собственное дело, Гарри Тейлор все бросил. Не то что он заскучал делать каждый день одно и то же и не то чтобы хотел обойти соперников. Просто он освоил дело, и пришла пора двигаться дальше.

В «Глобал» Гарри попал по счастливой случайности. Одна из трех женщин, с которыми он встречался, случайно упомянула, что ее босс – менеджер офиса в Чикаго только что уволил своего помощника. Гарри вполне способен к этой работе, и не прелестно ли, если они смогут работать вместе? Гарри от души посмеялся над нехитрой девичьей уловкой привязать его к себе, но начал присматриваться к новому месту работы, согласился побеседовать с работодателем.

– Вы будете посещать клиентов – банки, отели, железнодорожные и автокомпании и предлагать векселя. Вот и все.

Менеджер, сухощавый армянин с очками, похожими на донышки бутылок от кока-колы, рассчитывал на отказ при таких требованиях к претенденту.

– Меня это устраивает, – заявил Гарри.

– И ужасно большая территория, – предупредил его менеджер.

Гарри не сказал вслух, но это было именно то, чего он хотел. Он хотел посмотреть белый свет, встречаться с новыми людьми, приобрести новый опыт, увидеть новые места. Компания вроде «Глобал», только что разработавшая новый финансовый инструмент, офисы которой были разбросаны по всей стране, давала ему такую возможность. Она дала бы также, думал он, отличный повод выкрутиться из затруднительных положений в текущих романтических делах.

Успех Гарри в чикагском офисе был таким же стремительным и не потребовавшим усилий, как и все, что он делал. Он начал продавать векселя в окружающих промышленных районах, где «Глобал» имел свои точки. Через три месяца эта территория дала 30 процентов от региональных продаж. Когда Гарри вернулся в Чикаго, ему поручили расчеты с ведущими банками. Два вечера в неделю уделял им, сражая их президентов решающими доводами, и проводил остальное свое время в средних и мелких заведениях. Пока его босс лежал с третьим и последним сердечным приступом на руках белокурой жены, Гарри Тейлор включил более 50 банков в поле деятельности «Глобал». Нью-Йорк только взглянул на такие результаты – и Гарри тут же дали еще теплое кресло менеджера.

Приобретая свободу, Гарри изменил дело по своему вкусу. Он убрал продавцов с телефонов и поставил их на дорогах. На собраниях он подчеркивал важность открытия новых торговых точек. Он нанимал лучших секретарей, щедро платил им под гарантию, что он и его приближенные могли отсутствовать по нескольку дней, уверенные, что все будет в порядке. И так и было до дня, когда Роза Джефферсон прибыла в Чикаго.

После того как он потерял свою девственность с соседской девчонкой, Гарри Тейлор никогда не был озабочен женщинами. Для Гарри секс был чем-то, что он дарил свободно и, поскольку он искренне любил женскую натуру, получал также. В то время, как привлекательность его созревшего тела невозможно было отрицать, женщинам нравился теплый, наделенный чувством юмора мужчина, понимающий и добрый – перед, ласковый и уютный – после. Да, именно потому, что Гарри любил всех женщин, он не мог выбрать среди них одну. Женщины в их бесконечных различиях и оттенках были особой радостью; радостно было упрашивать и открывать, познавать и наслаждаться, потом мягко отворачиваться к другим. И поскольку ни одна женщина не ранила его, Гарри не знал, способен ли он ранить в ответ.

Гарри Тейлор оказался совсем не таким, как ожидала Роза. Все ее менеджеры были честными, загруженными работой людьми, которые кричали, играли на повышении цен, льстили, торговались – по ситуации, Гарри, с другой стороны, действовал легко, к чему и обязывало его имя.

На шесть лет моложе ее, он был высоким и крепким, с белокурыми цвета лютиков волосами, ясными зелеными глазами и ослепительной открытой улыбкой. Работа была для него лишь продолжением его личности, и Роза быстро увидела, что его люди пойдут за него в огонь и в воду.

– Приятный сюрприз, мисс Джефферсон, – сказал Тейлор, откидываясь в своем кресле. – Что-то нами головной офис заинтересовался.

Роза осмотрела офис, отметив, что своими письменными столами с откидывающимися досками и пишущими машинками он более напоминал кабинет провинциального адвоката, чем нерв операций в миллион долларов за год. Она нашла эту эксцентричность вызывающей.

– Конечно, мистер Тейлор, хотелось бы, чтобы вы поделились секретами вашего успеха.

Гарри Тейлор вытянул из-за стола свои длинные ноги.

– Пойдемте.

Роза рассчитывала, что ей покажут контору, но вместо этого Гарри быстро вел ее по городу. Роза не могла поверить, как много Тейлор мог успеть за один день. Они посетили аптекарский магазин на южной стороне, продуктовые магазины в Итальянском районе, книжные лавки на северном побережье. И везде продавались векселя «Глобал», и в каждом месте Гарри встречали как старого друга.

– Я вспомнил, что вы писали о векселях как инструменте обычного, среднего человека, – объяснил Гарри, когда они шли вдоль Мичиган-авеню. – Так вот, это все места, куда люди ходят каждый день. Устанавливая точки по городу, я получаю бизнес, который теряют банки и наши регулярные точки.

Роза подумала, что идея столь же проста, сколь гениальна. Это она и сказала Гарри.

– Но это казалось очевидным, – скромно отвечал он. Роза думала, что день – в крайнем случае два – достаточно, чтобы исследовать операции Чикаго. К концу недели она все еще не уехала. Гарри Тейлор был отличным хозяином. Когда он брал ее с собой при посещении клиентов, он превращал визиты в приключения. Потом еще оставалось много времени для осмотра достопримечательностей.

Больше того, Роза поняла, что смотрит на Гарри как на мужчину. Он был безусловно красив, но его привлекательность не была внешней. Она была где-то внутри него. Роза знала, что Гарри родился и вырос на Среднем Западе и окончил университет в Чикаго. Из его дел было видно, что он жил на часть своей зарплаты и расчетливо вкладывал остаток. Гарри, казалось, имел все, что он желал от жизни, и был почти безразличен к вознаграждениям, которые уже получил и которых мог бы легко достичь.

«Он ничего не хочет от меня. Ему просто нравится, что он делает. И, видит Бог, он – лучшее из того, что у меня есть».

Роза была в ванной, мыла голову, готовясь к обеду с Гарри, когда зазвонили колокольчики в ее номере. Она вспомнила, что ждет важное сообщение из Нью-Йорка.

– Открыто! – крикнула она. – Оставьте на столе. Роза закончила с волосами и вошла в комнату, ища пакет.

– Вы это ждали? – спросил Гарри, протягивая его.

Роза покраснела. Она не рассчитывала, что здесь кто-то есть. Тем более Гарри. Вдруг она почувствовала смущение: на ней был тонкий ситцевый халатик, который плотно облегал ее влажное тело; никакой косметики, волосы мокрые и непричесанные. А Гарри приближался к ней.

– Гарри, пожалуйста…

– Ш-ш, – прошептал он.

Он прикоснулся ладонью к ее щеке и медленно приподнял ее лицо, так что невозможно было уклониться от света в его зеленых глазах. Роза трепетала, когда он целовал ее, плотно прижимаясь губами. Она хотела сказать ему, чтобы он прекратил, что это нехорошо, но она боялась открыть рот, потому что вырваться могли совсем другие слова – что это чудесно, что она уже забыла, что так бывает, и ей это так нужно…

Роза чувствовала кончики его пальцев, расстегивающие халат, прикосновение к груди, пока его голова не опустилась и губы не начали целовать каждый изгиб тела. Ее колени подогнулись, Роза медленно опускалась, ее тело вытягивалось против тела Гарри, так, будто он взял его своими поцелуями. Его губы продолжали ласкать ее плоть, заставляя ее постанывать, когда губы касались ее живота, ласкали бедра и дальше… выпрашивая, дразня надеждами… до тех пор, пока она, не в силах противостоять, схватила его за волосы и повела туда, куда, она знала, он все это время шел.

Роза закрыла глаза и предалась нахлынувшим ощущениям. Она не осознавала, что ее бедра поднялись, а ее ноги были крепко сомкнуты вокруг головы Гарри. Она чувствовала только его интимное, мягкое прикосновение, деликатную настойчивость, сменяющуюся просящей нерешительностью, подводящей ее к взрыву, который оставил ее в сладких содроганиях… еще раз… еще, пока она не начала смеяться и истерически кричать, не в состоянии выносить спазмы наслаждения.

Комната закружилась, когда Гарри поднял ее и понес в спальню. Как раз в тот момент, когда Роза подумала, что она не сможет вынести больше ни секунды его восхитительного мучения. Она задохнулась, потому что он проник в нее. Она соединила руки вокруг его широкой спины и повисла на нем, как если бы он был сама жизнь, позволяя ему вести ее, двигаясь вместе с ним и в конце концов навязывая ему свой ритм.

Когда она проснулась, голубоватый лунный свет заливал кровать, Гарри спал возле нее, разметавшись, одной рукой обняв ее. Долго Роза пристально рассматривала его, любовь, страх, влечение, удовлетворение и теплота – переполняли ее, сталкиваясь и конфликтуя. Потом она оставила его.

– Эй, что случилось? Я беспокоился. Роза медленно перевела дыхание.

– Как ты узнал, что я здесь?

– Где еще ты могла быть? Я один в твоей комнате. Роза почувствовала нелепость ситуации. После побега из собственного номера она взяла такси до офиса в Чикаго, прибыв туда как раз к уходу уборщиц. Она уговорила швейцара принести ей кофе из круглосуточного ресторана и провела последние три часа за столом Гарри, обложившись открытыми бухгалтерскими книгами. Ни одной колонки цифр она не прочитала.

– Купить что-нибудь на завтрак? – предложил Гарри.

– Нет! Я имею в виду, я тут уже…

Роза не знала, что сказать Гарри. Она думала о нем все утро – о том, что она нарушила два главных своих правила: никогда больше не связываться с мужчиной; особенно, если он подчиненный. Гарри был и тем и другим – и в то же время много больше…

– Я понимаю, Роза, – сказал Гарри. – Я обещаю тебя не беспокоить. Дай мне 30 минут, и мы будем завтракать с нашими служащими.

– Гарри, я не хочу, чтобы ты думал… Слова покинули ее.

Чего она не хочет, чтобы он думал? И что он должен знать?

– Хорошо, Роза. Мы поговорим позже, если хочешь. Роза пробормотала что-то невразумительное и повесила трубку.

«Будь ты проклят, Гарри Тейлор!»

Когда Роза засиделась в Чикаго, нью-йоркский головной офис начал слать ей послания ежедневно. Она почувствовала новый прилив энергии, справляясь с работой быстро и эффективно, так что всегда было время для Гарри. Гарри, который приходил к ней в номер каждую ночь, принося цветы, хорошее вино, маленькие необычные подарки. Гарри, который не позволял словам прервать эту непрочную связь, но всегда знал, чего она хочет, когда и как… Гарри, который никогда ни о чем не просил, что заставляло Розу размышлять, действительно ли она удовлетворяет его или он оказался достаточно мудр, чтобы быть терпеливым, показывать ей, учить ее, позволять ей расцвести. Они никогда не говорили перед или после, и в свете раннего утра он показывал Розе, что красота и страсть не были мечтой.

За эти дни, проведенные вместе, Гарри посвятил Розу в новый план, почти готовый к выполнению.

– Люди оплачивают ежемесячно различные счета, правда? Газ, электричество, вода, телефон и т. д.

– Правда, – согласилась Роза.

– Что, если мы убедим коммунальные предприятия принимать наши векселя в качестве оплаты? В одном Чикаго мы имеем тысячи точек, где люди могли бы купить вексель у нас, получить квитанцию как доказательство платежа, и мы, действуя как биржа, могли бы ускорить использование.

– Идея мне нравится, – с энтузиазмом сказала Роза. – Но согласятся ли коммунальные службы?

Гарри прищурил глаз:

– Я тут случайно узнал человека, который их контролирует.

Роза не могла удержаться от смеха. Гарри ей виделся как волшебник, который может превращать проблемы в решения взмахом руки. Чем больше времени Роза проводила с ним, тем больше она думала, что нашла мужчину, которого нарисовала в своем воображении тем холодным, туманным днем, когда провожала Франклина. Очень осторожно она начала допускать: может быть, Гарри будет тем человеком, которого она сможет послать со временем в Лондон как персонального представителя, советника Франклина. Но сначала она должна узнать о нем побольше. Даже лучше, она должна чем-то обязать Гарри – и так сильно, чтобы он даже не мечтал когда-либо предать ее.

Контролером Чикагской коммуникационной службы был бывший юрист Алан Хирш. Розу впечатляло, что Гарри был знаком с ним и что Хирш пообещал решение, как только он изучит детали предложения «Глобал». Она была так убеждена, что их предложение будет одобрено, что после встречи сообщила имя Гарри шефу департамента безопасности «Глобал». Рассказав все, что она знала о нем, она была уверена, что разрешение будет лишь формальностью.

Если информация точная, то Микеланджело Пикорелла был в самом деле могущественным человеком. В 1914 году после окончания им Йельского университета М. А., как его называли, был завербован Государственным департаментом и откомандирован в Черную палату, в секцию криптологии, которая дешифровала послания зарубежных правительств и их армий. В течение войны М. А. Пикорелла был посвящен в пороки и добродетели государственных деятелей, генералов всего мира. Что он понял, так это то, что часто они были полнейшими дураками. Они его не впечатляли.

В 1919 году, после того как Черная палата была закрыта государственным секретарем Гарри Стимсоном, который полагал, что «джентльмен не читает чужих писем», Пикорелла разведал альтернативные возможности. Он читал и слышал о Розе Джефферсон. Он исследовал ее операции и быстро увидел, что вексель «Глобал» будет нуждаться в защите от умных, инициативных и жестоких преступников. Пикорелла думал, что было бы интересно помериться с ними силами – если Роза Джефферсон захочет дать ему шанс сделать это. После встречи Роза была убеждена, что было бы просто дурным тоном не иметь М. Пикореллу работающим на нее. Вскоре после этого миниатюрный мягко говорящий итальянец стал первым директором вновь созданного инспекторского отделения «Глобал».

– Мистер Пикорелла, это сюрприз, – воскликнула Роза, после того как менеджер отеля лично сопроводил М. А. вверх по ступеням. – Мои вопросы по поводу Тейлора не столь важны, чтобы вызывать вас в Чикаго.

– И я сначала так думал, – ответил М. А. – И если бы мои исследования не привели к связи между Тейлором и контролером коммунальной службы, проверка была бы обычной.

Протяжной звоночек тревоги прозвучал в уме Розы.

– И что это за связь?

Офицер безопасности протянул ей листки копий.

– Я думаю, это все объяснит: к сожалению, это было так. В своем письме к Гарри контролер настаивал уволиться из «Глобал» и присоединиться к нему, поделившись идеями. Он объяснял, что коммунальная служба не нуждается в векселях «Глобал», чтобы получать платежи, но может создать собственное агентство, возглавляемое Гарри Тейлором.

Роза закусила губу и продолжала читать.

К листку был прикреплен официальный контракт, подписанный контролером с датой двухнедельной давности.

«Первый раз, когда Гарри и я занимались любовью… Совпадение?»

– Подписи Тейлора на контракте нет, – сказала Роза, надеясь, что Пикорелла не уловил драмы в голосе.

– Она может быть на оригинале, которого у меня нет.

– Но что реально означает этот контракт? Пикорелла поднял брови. Это было самоочевидно.

– Мистер Тейлор пришел к вам с уникальным планом, как «Глобал» может легко внедриться в других городах. Однако если он принимает предложение мистера Хирша…

Роза не могла слушать дальше. Если Гарри сделал это, он сорвет столь удачное начинание «Глобал».

– В своем контракте с «Глобал» мистер Тейлор обязуется действовать в интересах компании, – продолжал Пикорелла. – Ясно, что он нарушил контракт, и надо с ним поступить соответственно.

Сердце Розы похолодело. Надо объясниться! Гарри мог ничего этого не делать. Или он дурманил ее поцелуями, пока уже будет поздно. Роза мучительно думала. Если Гарри действительно пытался обмануть ее, она немедленно вышвырнет его из «Глобал». А если была причина тому, что его подписи нет на контракте, она подтолкнет его.

– Можем ли мы остановить Хирша? – спросила Роза.

– У нас есть друзья в Чикаго, которые ждут повода сдвинуть его, – тихо сказал Пикорелла. – Я думаю, что этого будет достаточно.

– Можем ли мы дать им эту информацию на том условии, что вексель «Глобал» должен быть использован для оплаты за коммунальные услуги?

– Я не вижу проблемы с этим, мисс Джефферсон. Однако мы должны действовать быстро, до того как Тейлор сделает его соглашение гласным.

– Действуйте, – сказала Роза без выражения.

– А мистер Тейлор, мэм?

Роза посмотрела своему мучителю прямо в глаза:

– С ним я сама разберусь.

– Еще что-нибудь, мэм?

– Да, – сказала Роза. – Подцепите мой личный железнодорожный вагон к следующему поезду, отправляющемуся в Нью-Йорк. Этот город раздражает меня!

 

25

Когда Роза прибыла в Нью-Йорк, ее ждали шесть посланий Гарри Тейлора. Она информировала свой обслуживающий персонал, что, как бы часто мистер Тейлор ни звонил, его с ней не соединять.

Роза с головой окунулась в работу. М. А. Пикорелла держал ее в курсе развития событий в Чикаго, а в течение недели Роза с удовлетворением прочла об отставке суперревизора коммунальной службы. Далее следовало сообщение (вступающее в силу немедленно), что департамент будет принимать векселя «Глобал» в качестве платежей, компания сдается в концессию.

«Ну-ка посмотрим, как мистер Тейлор это воспримет!»

Роза думала об этом, проходя мимо швейцара на Нижнем Бродвее. Она шла к своей машине, когда она почувствовала, что кто-то схватил ее за руку.

– Мы должны поговорить.

Эти слова, почти потерявшиеся в шуме, заставили сердце сжаться.

– Что ты здесь делаешь?

– Мне нужно поговорить с тобой, Роза, – сказал Гарри Тейлор, глядя на нее.

– Нечего обсуждать.

– Я не согласен.

Роза заметила, что на них оглядываются прохожие.

– Садись в машину.

– Домой, мэм? – громко спросил шофер.

– Да. Я думаю, мы высадим мистера Тейлора по дороге.

– Как ты сделала это, Роза? – мягко спросил Гарри. – Как ты достала копию предлагаемого контракта?

– Люди из службы безопасности знают свое дело, – сказала Роза, уходя от вопроса. – Ты расторг контракт с «Глобал», Гарри. Я должна предпринять шаги, чтобы защитить интересы компании.

– Я никогда не подписывал контракт, который Хирш предлагал, – напомнил ей Гарри. – Он составил его месяц тому назад. Письмо, которое ты видела, было последним в длинном ряду его предложений. Я никогда не собирался оставлять «Глобал», Роза. Если ты помнишь, я дал идею, чтобы сделать «Глобал» расчетной палатой в области коммунальных платежей. Ты узнала о контракте, почему не поговорила со мной? Я рассказал бы тебе все, что ты хотела знать.

Роза смотрела на свое отражение в оконном стекле.

– Я не могла рисковать, – пробормотала она.

– Рисковать? Чем? Ты боялась, что я попытаюсь нанести ущерб компании?

– Ты мог, – сказала Роза. – Твоя идея была очень хороша. Компания могла потерять много денег, если у тебя пошла бы другая игра.

Гарри подумал, потом сказал:

– Попроси шофера остановить здесь, пожалуйста.

Машина плавно свернула к обочине. Одним движением Гарри открыл дверь и выскочил из машины. Потом он наклонился обратно к машине.

– Дело только в компании, Роза? Это единственная причина того, что ты делаешь то, что делаешь?

– Конечно, – быстро сказала Роза и сразу же поняла, что попала в капкан.

– Ты лжешь, – мягко сказал Гарри Тейлор. – То, что ты взяла у меня, не было твоим, чтобы его украсть, Роза. Это было моим – и я отдал тебе, я хотел этого, и я это сделал. Ты могла доверять мне. Почему же ты не доверяла себе?

Дверь захлопнулась, машина поехала. Вдруг Роза наклонилась вперед, хватаясь за переднее сиденье.

– Что-нибудь случилось, мэм? «Он уходит от меня! Я теряю его!»

План, который она так тщательно вынашивала, был связан с Гарри Тейлором и терял смысл без него. Искушение окликнуть его было почти непреодолимым.

– Нет! – сказала вдруг Роза. – Вези домой.

Роза дрожала и собирала последние силы, глядя на людскую суету за окном. Поменяться бы местами с кем-нибудь из этих людей, у которых жизнь так предсказуема и регламентирована.

«Какая холодная будет кровать… Так холодно…»

Роза попросила подвезти ее к передней двери. Она ждала, когда Олбани ей откроет, и обернулась, вдруг ощутив запах Гарри, это сочетание одеколона и мужского пота, которое она чувствовала в машине.

– Ты действительно подумала, что я собираюсь уйти от тебя? – спросил он.

Роза не успела ответить, как Олбани открыл дверь, и Гарри, поддерживая ее под локоть, провел ее в дом.

Не думая, Роза повернула к библиотеке и плотно закрыла дверь.

– Гарри, чего ты хочешь?

Он хотел того же, чего и она. Его губы и руки говорили это вполне ясно. Часть Розы не могла поверить в то, что произошло. Она была полураздета, ее пальцы хватали пуговицы на рубашке Гарри. Она не хотела ничего знать. Ничто не имело значения.

Под ними был старинный ковер, его ворсинки царапали ее ягодицы, ноздри наполнялись запахом полированного пола, когда она вертела головой из стороны в сторону. Роза впилась ногтями в спину Гарри, зубами в его плечо, чтобы не закричать. Вдруг образ Олбани и других слуг возник в ее мозгу. Каждый из них имел недоверчивое выражение лица, будто не веря, чем занимается их хозяйка. Роза разомкнула зубы и засмеялась. Даже когда она напряглась и противилась ему, ее смех звучал в комнате, до тех пор пока она глубоко вздохнула в последнем наслаждении. После этого были только молчание и улыбка сладкого истощения.

После того как она приняла ванну и сменила одежду, они ужинали в ее комнате наверху. Она подождала, пока Олбани перелил из бутылки в графин вино, затем отпустила его на весь вечер.

– Что ты знаешь обо мне, Гарри, – спросила она, наполняя его тарелку.

Как сказалось, Гарри знал много, но это не удивило Розу.

– Где ты это все узнал? Он пожал плечами.

– Из газет, журналов, разговоров. Но это только общественное лицо очень индивидуальной женщины. Я очень многого не знаю.

– Позволь мне просветить тебя, – мягко сказала Роза, беря его руку и целуя кончики пальцев.

Роза выбрала такие темы, как ее дед, рост «Глобал» и планы компании. Она рассказала о своем браке с Саймоном и о том, что мечтает сделать из Стивена. Чем больше она говорила, тем больше ей хотелось сказать еще. Она произносила слово – а уже рвались десять новых. Она понимала, как много похоронила в себе, как далека она от других людей. Но по мере того как она хотела открыться Гарри, ее осторожность, построенная на том, чтобы защитить ее и то, что она создала, сдерживала ее.

– Ты очаровательная женщина, – сказал Гарри, – но несмотря на все это, что мы рассказали друг другу, мне кажется, мы все еще не сказали, чего мы хотим.

– А что это? – спросила Роза лениво, ее пальцы бегали кругами вокруг его грудной клетки.

– Что мы с тобой собираемся делать. Я не могу вернуться в Чикаго без тебя.

– И по-моему, это ужасно, – прошептала Роза. – Вот почему я думаю, тебе лучше остаться в Нью-Йорке.

– А что я здесь буду делать?

– Великие дела, – прошептала Роза.

Немногие люди могли делать то, что так естественно выходило у Гарри Тейлора – слушать. Женщины признавали эту его способность, и это непреодолимо влекло их к нему. С ним они не должны были часами терпеть мужскую гордость или чувствовать, что их надежды и мечты, желания и страхи не важны по сравнению с таковыми у мужчины. Гарри думал, что Роза, несмотря на всю ее интеллигентность и мудрость в общем такая же.

Гарри последовал за Розой в Нью-Йорк, потому что она сделала ему нечто, чего никто не делал: она украла идею, принадлежавшую ему, идею, которой он сам хотел поделиться. Сделав это, она предала его, ранив его глубже, чем он думал.

Не осознавая того, Гарри отдал Розе нечто, что он тоже годами удерживал в себе. Оно выросло молчаливо, тайно, как жемчужина в раковине, жемчужина, которая однажды должна быть обнаружена и представлена миру. Для Гарри Роза была женщиной, разбудившей в нем любовь. А она взяла эту жемчужину и безжалостно бросила ее в сточную канаву. Со временем, конечно, гнев его поутих. Его место заняло стремление исправить эту несправедливость. Гарри приехал в Нью-Йорк не затем, чтобы заставить Розу Джефферсон извиняться, а затем, чтобы свести счеты.

Поскольку все знали об успешной деятельности Гарри в Чикаго, никто на Нижнем Бродвее не удивился, когда он был переведен в головной офис. Брови, однако, взлетели вверх в тот день, когда Роза Джефферсон назначила его главным менеджером по продаже с зарплатой, какую имели только ее наиболее важные должностные лица.

За пределы Нижнего Бродвея поползли слухи. С тех пор как Роза и Гарри часто стали появляться вместе, в прессе появились намеки на их романтические взаимоотношения. Тот факт, что Роза ничего не делала, чтобы пресечь слухи, делал их только более пикантными.

Как понял Гарри, пресса может писать, что хочет. Он остался оплеванным Нью-Йорком. Вступив в Великий город, он понял, что это судьбой ему предначертано. Куда бы ни посмотрел Гарри, он видел сырой материал, который он мог бы превратить в золото, и с помощью Розы Джефферсон колесо его судьбы уже завертелось.

– Первое, что тебе нужно – это гардероб, – заявила Роза, заглянув в его стенной шкаф в «Уолдорфе», который ради благопристойности, был его официальным адресом.

Две недели и тысяча долларов, и Гарри смог щеголять в лучшем из них. Следующей в списке приобретений была машина.

– Не надо ничего вызывающего, – советовала Роза. – Может быть, «Ягуар»?..

Наконец встал вопрос о доме.

– Всегда лучше иметь что-нибудь скромное, но по хорошему адресу, чем апартаменты неизвестно где.

Когда Гарри посмотрел на цены «чего-нибудь скромного», он был шокирован.

– Если так тратить деньги, я разорюсь к Рождеству, – выразил он недовольство.

Роза засмеялась.

– Не будь глупеньким! Собственность лучшее вложение капитала.

С этим Гарри спорить не мог и подписал документ на покупку квартиры на Парк-авеню.

– Так, – сказала ему Роза через свой стол в Делмонико, – теперь я могу прийти к тебе в любое время, не беспокоясь о том, что думает менеджер в «Уолдорфе».

– Роза, менеджер в «Уолдорфе» не подумает ничего, пока ты не дала ему на это разрешение, – сдержанно сказал Гарри.

Роза улыбнулась. Гарри не осознавал, что он был почти в таком же положении. Роза направляла его расходы, траты денег, которые он еще не имел и мог заработать только одним путем: делал то, что она хотела.

 

26

По прибытии в Лондон Мишель и Франклин направились в большую городскую квартиру в Беркли-сквер, принадлежащую другу Франклина, который в данное время уехал куда-то на Восток.

Что касается Мишель, это было для нее любовью с первого взгляда. История Беркли-сквер восходила к 1739 году, когда площадь была частью сада Беркли-хауз. Красивые платановые деревья, соловьиные трели, а через месяц здесь открывался ежегодный бал под звездами. Здесь был «Охотничий домик» под номером 50 и дом одной дверью ниже, который временно занимали Клементина Черчилль и ее сын, Уинстон.

Слуги в квартире тоже понравились ей. Хастингс, старший лакей, был весел и корректен. Повариха немедленно хотела узнать, есть ли у новых хозяина и хозяйки любимые блюда. Обслуживали здесь быстро и хорошо. Хотя Мишель жаждала привнести что-то личное в их новый дом, еще больше ей хотелось рассеять тревогу, которая повисла над ней и Франклином. Через три дня после их прибытия она повела мужа на Харли-стрит.

– Извините, миссис Джефферсон, но я не могу сказать вам, что с вашим мужем. Отчет о его последнем обследовании, присланный доктором Харрисом, только подтверждает результаты моего собственного исследования. Мистер Джефферсон, кажется, совершенно здоров.

Мишель мрачно рассматривала врача. Сэр Деннис Притчард имел вид актера, пользующегося успехом у женщин; зачесанные назад черные волосы с проседью на писках, массивная челюсть и сверкающие голубые глаза. По специальности он был хирург, специалист по мозговым травмам, член научного общества Королевского колледжа хирургов. Его отрывистый деловой тон отталкивал некоторых пациентов, но Мишель нашла его профессиональным и убедительным. Она чувствовала доверие к сэру Деннису, который не станет ничего приукрашивать.

– То, что случилось с моим мужем на борту «Нептуна» – не образец поведения здорового человека, – сказала Мишель. Из комнаты, примыкающей к кабинету Денниса доносилось мурлыканье одевающегося Франклина.

– Я ценю вашу заботу, – ответил доктор. – Я читал доклад корабельного врача. Ясно, что ваш муж страдает какого-то рода дисфункцией. Но мы не знаем причины.

– Очевидно, это его ранение, – сказала Мишель. Сэр Деннис потряс головой.

– Не обязательно, тут может быть дюжина других объяснений этих симптомов. Я не хочу волновать зря, но мы не можем исключить возможность опухоли мозга.

Мишель побледнела.

– Что вы можете сделать для него, доктор?

– Я боюсь, исследований будет много, некоторые из них неприятны. Я также собираюсь написать доктору Харрису, чтобы он прислал мне полное медицинское досье.

– Есть еще одна вещь, которую вы должны попросить у Харриса, – медленно сказала Мишель, – Армейскую медицинскую карту Франклина.

– Это будет в этом досье, миссис Джефферсон.

– Я уверена. Но, пожалуйста, спросите его о ней. Мишель взяла голубую бутылочку с пилюлями со стола Притчарда.

– А это продолжать принимать? Притчард нахмурился.

– Это еще одна загадка. Это лекарство не зарегистрировано. Без лабораторного анализа я даже не могу сказать вам, что это такое. При всем моем уважении к Харрису, это небрежная работа.

Мишель была шокирована.

– Это хуже чем небрежность, – сказала она гневно. – Я не верю, что он забыл такую вещь.

Когда она услышала, что дверь открывается, Мишель, по причине, которую она не могла объяснить, выпалила:

– Пожалуйста, достаньте армейскую медицинскую карту!

– Ну, доктор, каков вердикт? Жить буду? Франклин вошел в комнату и остановился, чтобы поцеловать Мишель.

– Конечно, будете, мистер Джефферсон, – ответил Деннис. – Но мне придется кое-что сделать с вами. Почему бы нам не поговорить?

После того как они покинули Харли-стрит, Мишель и Франклин вернулись в Беркли-сквер. По дороге Франклин предложил выпить чаю в «Савое».

– Притчард говорил, что пока исследование ведется, нам надо быть осторожнее с выходом в свет, – сказал Франклин, после того как официант принес им еду. – Будет не очень ловко, если я упаду лицом в суп.

Мишель попыталась улыбнуться его веселому тону.

– Все будет отлично, – сказала она твердо. – Менять ничего не будем. Я хочу, чтобы ты доверил все это мне.

– Может быть, сообщить Розе о том, что случилось, – подумал вслух Франклин.

– Я не думаю, что это хорошая идея, – ответила Мишель. – Мы сами не знаем, что случилось, это ее только зря обеспокоит.

Меньше всего Мишель хотелось, чтобы Роза сейчас вмешивалась в их жизнь.

– Ты, наверное, права, – сказал Франклин. – И все-таки, если со мной что-нибудь случится…

– Ничего с тобой не случится! – сказала Мишель сурово. – После всего, что мы прошли, я не собираюсь терять тебя сейчас.

Франклин пожал руку Мишель и взглянул ей в глаза:

– До чего же я счастлив!

Очарованная Лондоном, Мишель строила планы, как организовать их светскую жизнь в новом доме. Здесь было достаточно эмигрантов-американцев, друзей Розы, чтобы сделать их жизнь несчастной. Спасение пришло с неожиданной стороны. Первыми посетителями в Беркли-сквер оказались не друзья Розы, а леди Патриция Фармингтон.

– Где Кристоф? – воскликнула Мишель, обняв бывшую попутчицу.

– Охотится где-нибудь в своем темном, сыром замке, я думаю, – отвечала Патриция с бесстрастным вздохом. – Или готовит своих пони для Дювиля. Аристократ имеет не только привилегии, но и обязанности.

Патриция Фармингтон взяла Джефферсонов в свои руки, представив их всем своим светским друзьям. Признание Мишель в лондонских рафинированных кругах привело также к изменению мнения о ней и эмигрантов-американцев. Переехавшие американцы, которые владели большими имениями в Белгравии и Кнайтсбридже, засомневались, не ошиблась ли их дорогая Роза в суждении о своей невестке. В конце концов европейский нобилитет имеет «чутье», способность с одного взгляда или слова определять положение человека в жизни.

Очевидно, Мишель прошла эту тщательную проверку и была принята в обществе. Когда это дошло до американской колонии, приглашения посыпались дождем.

За обедами и ужинами Мишель не спускала глаз с Франклина. Ее радовало, что он строго придерживался диеты и везде вежливо объяснял их ранний уход. Тем не менее она находила, что Франклину тяжело обуздывать себя при его общительной натуре. Было похоже на то, что какая-то часть его всегда остается настороженной.

Деннис Притчард не мог дать им никакого объяснения.

– Все, что Харрис мне выслал, противоречит тому, что вы испытали, мистер Джефферсон. Согласно вашему медицинскому досье вы безупречны, как настроенная скрипка. И все-таки я хочу продолжить обследование.

Франклин тяжело вздыхал. Это была их с Мишель шутка – он стал «Притчардовой подушечкой для булавок». Раз в неделю в госпитале Гросвенор доктор делал анализы крови, мочи и другие, некоторые из которых были не только болезненны, но и оставляли Франклина целиком истощенным. При отрицательных результатах назначались повторные анализы. Притчард уже предупредил Мишель, что надо отменить всякую общественную активность и путешествия, запланированные на март.

– Если мы не найдем ничего в последней группе проб, у нас нет выбора, кроме как взять пробу спинного мозга и сделать пункцию черепа для пробы церебральной жидкости. Это изматывающая процедура, миссис Джефферсон. После этого вашему мужу потребуется отдых.

– А как насчет его армейских медицинских данных? – спросила Мишель.

– Согласно Харрису, он все еще пытается получить их от военных. Очевидно, они ему не пересылались.

Глаза Мишель увлажнились.

– Этого недостаточно.

– Я согласен. Фактически я обсудил ситуацию с моим коллегой, не упоминая имени, конечно. Он предположил, что в госпитале в Париже, где лечился ваш муж, может быть дубликат.

– Я немедленно напишу им, – сказала Мишель, – или сама поеду, если надо будет.

Деннис осторожно взглянул на нее.

– Я думаю, последнее – лучше. Помните пилюли, которые вы мне принесли? Лабораторные отчеты прибыли на следующий день. То, что доктор Харрис выписал вашему мужу – это наиболее сильное из снижающих боль. Ведь вы не знали этого?

– Нет!

– Значит, то, что говорит мне доктор Харрис, это не все, что он знает, – или, по крайней мере, подозревает.

Мишель хотела поехать в Париж немедленно. Но что сказать Франклину? Она не могла уехать в Париж без всякого объяснения.

К моменту, когда она переступала порог дома, Мишель придумала, что сказать: поскольку она будет часто принимать гостей, ей нужен новый гардероб. Никакой муж, даже такой понимающий как Франклин, не выдержит беготни по магазинам. Она побежала в кабинет сообщить ему эту новость.

– Ты вовремя вернулась, – сказал Франклин, сидя на телефоне. – Я обзвонил несколько человек из «Моргана», «Первого Нью-Йорка» и «Сити Националь». Все свободны в эту пятницу. Мы должны приступить к осуществлению своего плана.

Когда февраль сжал Лондон в своих холодных объятиях, Мишель уже была в центре светской жизни: один официальный обед в неделю, посещение коктейлей, проведение уик-эндов в холодных британских сельских поместьях, которые, по какой-то причине, любили американцы. Тем не менее, она видела, что Франклин достигает своей цели. Когда банкиры начали доверять ему и уважать его, они стали знакомить его со своими британскими коллегами. Постепенно лица и акценты вокруг стола Мишель изменялись.

Жизнь их текла неупорядоченно, и Мишель продолжала наблюдать за Франклином, чтобы вовремя заметить признаки переутомления. Пока что Мишель не замечала таковых, но поста не покидала. Она также не оставляла мысли о поездке в Париж за армейской медицинской картой Франклина.

Мишель вспомнила, что Франклин никогда не рассказывал ей, как его лечили в Париже. Однако она запомнила название госпиталя. Мишель послала письмо в госпиталь «Нотр Дам де Грас» в Париже, запрашивая администратора, есть ли в его архивах американские медицинские материалы. До сих пор ответа не было.

В начале марта, когда из Парижа не было еще ни слова, тревога Мишель переросла в отчаяние. Время работало против нее. Последние и, как говорил Деннис, наиболее болезненные анализы, должны были вот-вот начаться. Нельзя было оставить его одного сейчас. В тот день, когда Франклин ложился в больницу, Мишель проводила его в Гросвенор и так беспокоилась и суетилась, что нянечки предупредили, что пожалуются начальству.

– Это возвращает меня обратно в дни в твоем сарае, – сказал Франклин, дразня Мишель, когда он наблюдал, как она устраивает его туалетные принадлежности в ванной комнате. На более серьезной ноте он добавил:

– Ты знаешь, что сказать людям?

Мишель быстро обернулась: «Конечно». Сошлись на «белой лжи»: будто у Франклина тяжелая форма гриппа. Тем самым будет объяснима не только госпитализация, но и последующее требующее времени выздоровление. Ни при каких обстоятельствах банковское сообщество не должно узнать, что с ним нечто серьезное. Если узнают, образ силы и надежности, созданный им, разрушится.

Первая ночь Мишель в Беркли-сквер без Франклина была бессонной. Рано утром она позвонила в больницу – только затем, чтобы ей сказали, что доктор Деннис только что начал процедуру. Во второй половине дня ее попросили прийти. То, что она увидела, потрясло ее.

– Что с ним? – шепотом спросила она Денниса. Франклин походил на труп. Тело было серым, щеки ввалились, будто за ночь он похудел на 20 фунтов. Пот, выступивший на лице, издавал неприятный запах.

– Он не слышит нас, миссис Джефферсон, – ответил доктор. – Чувствует он себя так, как и ожидалось при данных обстоятельствах. Не беспокойтесь.

– Ему больно?

– Я дал ему необходимую долю обезболивающего, – дипломатично ответил Деннис.

– Когда будут известны результаты?

– Через два-три дня. Доктор выдержал паузу.

– Есть ли у вас что-нибудь из Парижа? Мишель потрясла головой.

– Если анализы нам не помогут – может быть, вам придется съездить туда лично.

– И оставить его здесь одного?

– Миссис Джефферсон, – мягко сказал Деннис, – ваш муж получает здесь уход, лучший из возможных. Единственное, чем вы можете помочь ему сейчас – так это добыть его армейскую медицинскую карту.

Доктор выдержал паузу:

– Если, конечно, у вас нет каких-либо других забот.

– Нет, никаких, – быстро сказала Мишель.

Но кое-что было, такое интимное, что Мишель постеснялась сказать Деннису. Последние три месяца, даже еще до отъезда из Нью-Йорка, Франклин не мог жить половой жизнью. Она видела по его глазам, по его прикосновениям, что он хочет, временами отчаянно, однако каждая попытка оканчивалась унизительной неудачей. Мишель не могла понять, что случилось. Она пыталась заставить себя поверить, что Франклин просто переутомлен работой, которую он пытался закончить до их отъезда. Потом произошел инцидент со Стивеном и странное исчезновение Франклина.

«Возможно, я знала с самого начала, что эти две вещи как-то связаны», – подумала Мишель. И с таким допущением, второй, даже более опустошающий вопрос: почему за все время ее жизни с Франклином, она так и не забеременела?

 

27

Холодные мартовские дожди пришли в Париж, принеся с собой непроходящий туман. Мишель вышла из поезда на вокзал Монпарнас и, пробившись к выходу, стояла под дождем 15 минут, наблюдая, как такси одно за другим проезжают мимо. Наконец она высочила на дорогу перед стареньким седаном, водитель которого едва успел затормозить.

– Госпиталь «Нотр Дам де Грас», и побыстрее! Водитель, держа сигарету в уголке рта, рассматривал свою промокшую пассажирку с надменностью, свойственной только французским таксистам.

– Да, мадам, – сказал он с притворным рыцарством, нажав на сцепление так быстро, что Мишель отбросило на заднее сиденье.

В больнице Мишель попыталась привести себя в порядок, прежде чем идти в канцелярию. Санитарка кисло оглядела ее, когда она объяснила, кого ей надо видеть.

– Я попытаюсь найти доктора. Посидите, пока вас вызовут.

Кутаясь в промокшую одежду, Мишель нашла место на деревянной скамье и тяжело опустилась на нее.

«Добро пожаловать в Париж», – подумалось ей.

Прошел час. Вдобавок к тому, что она промокла и озябла, Мишель все более хотелось есть. Она осмелилась снова подойти к столу.

– Директор архива ушел завтракать, – сказала санитарка. – Он встретится с вами, когда вернется.

С большим усилием Мишель сдержала гнев.

– Тогда я тоже, наверное, перекушу. Вы не подскажете, где завтракает доктор?

Санитарка посмотрела на нее пренебрежительно:

– Он всегда завтракает в «Кок д'Ор». Однако вам я предложила бы что-нибудь поскромнее.

Уши Мишель покраснели от унижения, когда она перешагнула через порог. Услужливый дежурный показал ей, как пройти к ресторану, который был в двух кварталах. Мишель поблагодарила его и вышла под дождь.

«Кок д'Ор» встретил великолепием красно-черных обоев, тяжелых штор с золотыми кисточками и безвкусными бронзовыми светильниками. Хоть официанты в смокингах и мэтр должны были производить впечатление, Мишель интерьер ресторана показался напоминающим бордель начала века. Она прошла к метрдотелю и небрежно и вежливо, но твердо попросила показать стол директора.

– Мсье Десмарэ наверху в частном салоне, – сказал тот надменно.

Пока метрдотель сообразил, что произошло, Мишель была на полпути к салону. Она ворвалась в коридор и распахнула дверь. Шесть удивленных лиц, с непрожеванной пищей во рту, обернулись.

– Кто из вас мсье Десмарэ?

Один из мужчин с трудом проглотил еду и поднялся:

– Это я. А вы кто, мадам?

Тем временем вбежал метрдотель и схватил Мишель за руку. Не размышляя, она лягнула его ногой, попав по голени.

– Я – Мишель Джефферсон, – холодно объявила она. – Я писала вам на протяжении нескольких месяцев относительно военных медицинских данных моего мужа. Мне они нужны сейчас!

Половина стола смотрела на прыгающего метрдотеля. Другая половина наблюдала за коллегой, ошарашенным этой неожиданной сценой.

– Мадам, я совершенно не понимаю, о чем вы говорите, – запротестовал архивист.

Мишель швырнула копии своих писем, чуть не перевернув серебряную чашку с соусом.

– Фамилия моего мужа Франклин Джефферсон. Он служил в Американских вооруженных силах во время войны, а позже лечился в вашем госпитале. Он награжден орденами Ветерана Войны и Почетного легиона. Поверьте, мсье, если вы не дадите мне эти медицинские материалы, я дойду до маршала Петена и потребую, чтобы дело с вами имел он.

Десмарэ побледнел, услышав имя легендарного французского генерала. В голосе Мишель было что-то, заставившее поверить, что это не пустая угроза.

– Мне жаль огорчать вас, мадам, но материалы, которые вы ищете, не в моем ведении. Я писал вам об этом, вероятно, мое письмо потерялось.

– Как это они могут быть не у вас? Вы лечили моего мужа.

– Как я объяснил, мадам, все армейские материалы были переведены вскоре после войны.

– Куда?

Десмарэ картинно пожал плечами:

– Насколько я знаю, в американский госпиталь в Нюили.

Примыкающий к Булонскому лесу пригород Нюили был создан из того, что когда-то было замком Луи-Филиппа. Когда такси мчалось по зеленым улицам, Мишель мельком видела величавые виллы, покрытые туманом. После шумного Монпарнаса Нюили был приветливо спокоен.

В американском госпитале Мишель, которая приготовилась к очередному раунду бюрократической некомпетентности, была приятно удивлена. Ее встретили вежливо и проводили к директору, где перед ней предстал высокий молодой человек, чья копна коричневых волос и очки в роговой оправе придавали ему вид совы. Он представился как доктор Эрни Стилвотер и внимательно выслушал объяснения Мишель, где она была и почему пришла сюда.

– Но, миссис Джефферсон, люди с «Нотр Дам» были правы в одном, – сказал Стилвотер. – Материалы были переведены к нам. К несчастью, потом они еще раз были переведены в военный архив в Париже. Вам нужно разрешение военных, чтобы получить их.

– Это сложно?

Стилвотер дружелюбно посмотрел на нее.

– Вы знаете, как все делается у военных, миссис Джефферсон. Каждый клочок бумаги имеет три копии, каждому нужно разрешение еще кого-нибудь. Это займет много времени.

– Я не знаю, имеет ли мой муж эту роскошь, – тихо сказала Мишель.

Она описала, что случилось с Франклином в Нью-Йорке и на борту «Нептуна» и как неотложно Деннису Притчарду нужны эти материалы.

– Я знаю Притчарда по репутации, – отметил Стилвотер, находясь под впечатлением.

Мишель схватилась за соломинку.

– Доктор, может быть, вы сможете каким-нибудь путем достать эти материалы? В конце концов они хранились здесь, и еще много американских военнослужащих, живущих в Париже…

Его глаза вспыхнули, и это сказало Мишель, что Стилвотер точно знал, к чему она клонит.

– Я полагаю, это была бы обоснованная просьба, – сказал он, улыбнувшись. – Где, вы сказали, вы с мистером Джефферсоном жили в Париже, чтобы я мог записать местный адрес?

Мишель мучительно думала, но все, что пришло в голову, было: «Кок д'Ор».

– Хороший выбор, – пробормотал Стилвотер, записывая. – Еда хорошая, но место выглядит как новоорлеанский притон.

В этот вечер Мишель остановилась в отеле «Ритц» и отдала себя на милость ее великолепному обслуживающему персоналу. Обед и полбутылки шамбертена провалили ее в глубокий сон.

На следующее утро отель организовал ее возвращение в Лондон, предусмотрев все – от лимузина, довезшего ее до Кале, до первоклассного места на пароме.

Когда судно тяжело шло через неспокойные воды Английского канала, Мишель молилась за доктора Эрни Стилвотера. Он обещал сделать все возможное, и она безотчетно поверила ему. Теперь ей оставалось только ждать.

Другая машина ждала Мишель у пристани в Дувре. Отвратительная погода преследовала ее и в Лондоне, из-за чего Мишель приехала в госпиталь позднее, чем рассчитывала. Она наткнулась на Денниса, когда он завершал обход. По выражению его лица, она поняла, чего ожидать, еще до того, как он начал говорить.

– Проба спинномозговой жидкости и церебральная пункция не помогли нам. Как с Парижем?

Мишель рассказала ему о Стилвотере и о его обещании помочь.

– Очень хорошо, я буду рассчитывать на него.

– Когда я могу увидеть Франклина? – тревожно спросила Мишель.

– Сейчас же, если хотите. Завтра его выпишут домой.

Деннис Притчард был тронут сиянием, озарившем лицо Мишель. Наблюдая, как она спешит по коридору, он засомневался, правильно ли он поступил.

«Что еще вы можете сделать?»

В отсутствие Мишель Деннис провел много времени, анализируя ранения Франклина Джефферсона и их лечение. Он перечитал записки Мишель о состоянии Франклина, когда она спасла его и доктор Эмиль Радиссон выполнил сложнейшую операцию в очень тяжелых условиях. Каждый факт, который он узнавал, возвращал Денниса к одному и тому же вопросу: что делали с Франклином Джефферсоном в Париже?

Одна возможность казалась ему тем более вероятной, чем больше Деннис рассматривал ее. Но он не мог рассказать Мишель о подозрениях, пока не было подтверждений. Если он был прав, тогда Вильям Харрис и, возможно, другие, были виновны в непростительной небрежности.

Мишель считала, что для выздоровления Франклина полезно, если они уедут из Лондона, его холодного, вредного климата. Она посоветовалась с Дэннисом насчет того, чтобы провести неделю-две на юге Испании, где песок и море полезнее для Франклина. Доктор немедленно согласился, но Франклин слушать не хотел.

– Я и так потерял много времени, – коротко сказал он Мишель. Он показал на послания из банков. – Эти люди знают, что я хочу чего-то от них. Они не будут ждать до скончания веков, чтобы узнать, что именно.

Мишель приуныла, но идею оставила.

В апреле режим Франклина стал более беспорядочным, чем когда-либо. Познакомившись с главными лицами в банковском сообществе, Франклин обратил свое внимание на Банк Англии, последний арбитр британской фискальной полиции и денежного снабжения. Поскольку эти переговоры должны быть абсолютно секретными, время и место выбирались необычные. Мишель и Франклин покидали званный обед, а по пути домой Франклин просил водителя высадить его за несколько кварталов от Треднидл-стрит, главного управления банков. Остальной путь он шел пешком, встречался с кем-то и иногда возвращался домой не ранее 3-х часов ночи.

Работа, необходимость вертеться и прогрессирующая болезнь делали свое дело. Сбитый режим лишил Франклина отдыха, в котором он так нуждался, и когда он ложился спать, во сне приходили кошмары. За ними следовали головные боли, начинаясь как монотонные удары у висков и кончаясь пронзительной болью, заставляющей его кричать. Однажды ночью, когда Франклин не мог не кричать, Мишель вызвала Денниса Притчарда. Врач взглянул на пациента и назначил морфий. После этого Мишель получила шприцы и запас наркотиков на случай возникновения болей.

Каждый приступ уносил частичку жизни Франклина, и для восстановления сил требовалось все больше и больше времени. К концу весны Мишель взяла на себя ряд ролей. Она продолжала организовывать светскую и деловую жизнь. Она была нянечкой для Франклина, и в то же самое время брала на себя все больше ответственности за подготовку его повестки дня. К тому времени, когда зацвели знаменитые английские сады, Мишель почти так же разбиралась в лабиринтах британского банковского дела, как Франклин. Иногда к концу дня Мишель не знала, сколько еще она сможет продержаться. Она повторяла молитву за Эрни Стилвотера в Париже, но каждую неделю его ответ на ее звонок был одним и тем те: пока ничего. В конце концов Франклин затронул этот не обсуждаемый вопрос.

– Я не знаю, сколько еще я могу работать эффективно, – сказал он однажды. – Я знаю, ты не обрадуешься идее позвонить Розе. Но я не вижу выбора. Дело дошло до критической точки. Если я сорву презентацию дорожных чеков, все, над чем Роза работала многие месяцы, пойдет коту под хвост.

«Все, для чего ты работал», – мысленно исправила его Мишель.

Мишель разрывалась между желанием облегчить давление со стороны Розы, под которым работал Франклин, и желанием уберечь их новую жизнь от влияния Толбот-хауза. Сомнения и нерешительность были написаны на ее лице, потому что Франклин взял ее за руку.

– Почему не дать Притчарду еще немного времени? – мягко предложил он.

Мишель крепко обняла мужа.

– Да, – прошептала она.

Мишель прижалась к Франклину. Когда она слушала биение его сердца, ее страхи немедленно рассеивались. Она не знала, что чувство, которое она так стремилась удержать в себе, разделяла с ней Роза Джефферсон более чем за три тысячи миль.

Для Розы весна 1920 года была одним из самых волнующих и продуктивных периодов ее жизни.

Векселя захватили воображение американской публики, и на Розу посыпались звонки от банков всей страны, чтобы делать бизнес с ней.

Хотя бизнес процветал на домашнем фронте в Америке, Роза считала обязательным для себя достигнуть этого же и по другую сторону океана. По письмам Франклина она жадно следила за его продвижением. Хотя она понимала, что Франклину нужно время, чтобы узнать людей, через несколько месяцев Роза начала нервничать по тому поводу, что дела у него идут медленно. Она стала беспокоиться, что Франклин был слишком осторожен и мог потерять возможность заставить работать дорожные чеки.

Ее озабоченность усилилась, когда Вильям Харрис сообщил, что лондонский врач Франклина продолжает требовать армейскую медицинскую карту. Роза тщательно просмотрела все письма Франклина, но в их веселом позитивном тоне не нашла ничего, что показывало бы, что приступы возобновились.

«Может быть, он не говорит мне всего. Или даже кто-то другой убеждает его не говорить слишком много».

Последнее Розе показалось наиболее вероятным, и она не сомневалась, кто именно: Мишель.

Будь все проклято! – думала Роза, измученная дилеммой. Она сознавала, что должна ехать в Лондон немедленно и разобраться в том, что там происходит. С другой стороны, здесь так много дел, касающихся векселей. Нужно вести переговоры по контрактам. Уехать, даже на несколько недель, – значит потерять ценных заказчиков. Больше того, Роза осознавала, что головные банки, будучи ее заказчиками, непрерывно следили за ее успехами. Единственное, что удерживало их от создания их собственной формы векселей, было то, что Роза ушла далеко вперед в игре. Но если ей не удастся добиться мирового признания, что было уже почти достигнуто, конкуренты вырастут за одну ночь.

Проблема продолжала мучить ее. Роза не могла послать ни Хью О'Нила, ни Эрика Голланта вместо себя: у них и без того было более чем достаточно работы. К тому же Роза совершенно не была уверена, не будет ли предрассудков у британских банкиров относительно ирландца и еврея. Зачем ей дополнительные трудности? И оставался только одни человек.

Но был ли Гарри готов к такому делу? И, что более важно, могла ли она доверять ему планы по дорожным чекам? А если нет – можно ли послать его, не рассказывая ему всего?

Низкие результаты в Лондоне занимали ум Розы. Когда Гарри вернулся из Сент-Луиса через 3 дня, она послала его в Саутгемптон. Роза думала рассказать Гарри о своей реальной цели – британских банках, но решила не делать этого.

«Я не могу, чтобы он подумал что-нибудь неправильно. То было бы слабостью. Кроме того, он не должен знать всего».

Роза начала составлять письмо Франклину, рассказывая ему о прибытии Гарри и давая подробные указания, как вести себя в этой ситуации. Ей было больно лгать брату, но выбора, считала Роза, не было.

 

28

К тому времени Гарри Тейлор приобрел привычку путешествовать первым классом. Когда его лимузин въехал на площадь в Мэйфере, он позволил швейцару помочь ему выйти из роллс-ройса и проследил, куда несут его чемоданы и сумки. Поскольку Роза заказывала номер сама, формальности с оформлением были минимальными. Менеджер сопроводил Гарри в номер, одарив его огромной корзиной фруктов и бутылкой холодного шампанского.

Когда Гарри позвонил на Беркли-сквер, дворецкий Джефферсонов сказал, что его ожидают к ужину в восемь вечера. Одеваясь, Гарри вернулся мыслями к последнему вечеру с Розой. За месяцы, проведенные в Нью-Йорке, он понял, что Роза из тех женщин, которые создают и культивируют собственную загадочность. Это делалось путем тщательной самоизоляции, противопоставления себя другим. Некоторые сотрудники были посвящены в ее дела, но только Эрик Голлант и Хью О'Нил знали все, включая «секретный проект» Розы, за которым должен был быть грандиозный финансовый успех. Куда ни повернись, Гарри Тейлор слышал об этом загадочном предприятии. Были слухи, что «Глобал» готовился приобрести главный банк, что он собирался заняться брокерским бизнесом или что компания должна была финансировать огромное зарубежное предприятие. Гарри слушал эти истории, не очень удивляясь, что ни одна из них не имела оснований. Хотя он был любопытен, он никогда ничего не спрашивал у Розы, даже после того как их отношения стали крайне близкими и соблазн был почти непреодолимым.

Гарри не собирался рисковать доверием Розы, пытаясь вытянуть из нее ответ. Он возлагал свои надежды на факт, что он быстро врастает в «Глобал». Чем выше он поднимался, тем с большей вероятностью он вовлекался в «проект». В тот вечер, когда Роза заявила, что он поедет в Лондон, Гарри был уверен, что момент наступил. Но, признавая это, он все же не был готов к тому, насколько смелым и далеко смотрящим был проект Розы.

– Вот основание и план для дорожных чеков, – сказала ему Роза. – Все упирается в готовность американских банков за рубежом столковаться с нами. Вот чем Франклину нужно заниматься сейчас. Я хочу, чтобы ты ему помог.

– Я сделаю все, что смогу, – сказал Гарри, подстраиваясь под серьезный тон Розы. – Будут какие-нибудь подробности?

– Ты лучший продавец чеков. По мере того как Франклин приводит банки в «Глобал», я хочу, чтобы ты организовал продажу дорожных чеков в каждом отеле, железнодорожной станции и пароходном офисе в Британии.

Гарри мягко присвистнул.

– Это трудное дело. Надо почувствовать территорию, посмотреть, как что получается у британцев, разобраться, у кого лучше сотрудники…

– Вот почему ты едешь прямо сейчас, не дожидаясь, пока это будет делать Франклин.

Гарри казалось, что такая стратегия имела смысл. Он никогда не подозревал, что, рассказывая о подробностях деятельности Франклина, Роза рисовала картину того, что он, Гарри, должен увидеть в Лондоне. Или, если он увидит там не то, ее тактичный любовник и сотрудник, которого она поставила выше других, естественно расскажет ей, что там не в порядке.

Будучи наслышанным о Мишель почти исключительно от Розы, Гарри прибыл в Беркли-сквер, приготовившись к тому, что его встретит сварливая француженка, которая исполнит свои обязанности хозяйки дома и уйдет спать, оставив их с Франклином обсуждать дела. Он не мог ошибиться сильнее. Гарри был представлен хозяйке – ошеломляюще элегантной женщине, в платье из розового шифона, с тускло-серебряными кружевами. Ее блестящие рыжие волосы струились по белым плечам и глаза, казалось, отражали свет электрических ламп в комнате. Гарри был так сражен очарованием Мишель Джефферсон, что у него прирос язык, когда она знакомила его с мужем и другими гостями. Одна гостья – юная светловолосая англичанка поймала взгляд Гарри и озорно подмигнула ему. Он подумал, что это должно быть хорошее предзнаменование, что он и леди Патриция Фармингтон оказались за столом рядом. В течение обеда Мишель внимательно следила за Гарри Тейлором. Он казался приятным и развлекал соседей забавными историями. А также Мишель размышляла, невольно решая их с Франклином дилемму: рассказывать ли Розе о проблемах со здоровьем Франклина. Но было в нем что-то, что заставляло Мишель думать, что положиться на него она не может. После того как Роза информировала их о прибытии Гарри Тейлора в Берли-сквер Мишель была насторожена.

– Я не понимаю, – говорила она Франклину. – Этот человек – ее любовник. Предполагается также, что он гений в продажах и маркетинге. Если он хотя бы на половину таков, каким Роза его представляет, почему она не рассказала ему правду? Раньше или позже он узнает о британских банках. Когда он узнает, он может обвинить нас, как и Розу, в том, что с ним нечестно обошлись.

– Мне это тоже не нравится, – ответил Франклин. – Но так работает Роза. У нее, должно быть, свои причины. Какими бы они ни были и согласны мы с ними или нет, нам есть чем занять Тейлора, не внушая ему подозрений. Если – и когда – придет день рассказать ему правду, пусть объясняет сама Роза.

Тем не менее увертки Розы беспокоили Мишель. После того как все гости ушли, она села послушать, как Гарри обсуждает деловые вопросы. Он оказался знающим и одновременно желающим следовать советам, которые давал ему Франклин. С другой стороны, внимание Гарри к сияющим глазам Патриции заставило Мишель подумать, не устала ли Роза от этого красивого молодого человека и не выслала ли его в Лондон, чтобы избавиться от него.

Мишель чувствовала неопределенность. В то время как Франклин уже почти был готов свести британских директоров вместе, меньше всего он нуждался в сложностях подобного рода. Мишель считала, что Гарри прислали для какой-то слежки.

Гарри тратил деньги Розы, и леди Патриция Фармингтон ему в этом помогала. Вскоре он поселился в роскошной квартире в Белгравии. Теперь он стал частым гостем в Берли-сквер. Гарри чувствовал себя комфортно с Франклином и его необременяющей помощью, но почти сразу же он заметил некоторые странности. Первой было то, что Мишель обычно сидела с ними и, казалось, знала о дорожных чеках не меньше, чем муж. Зная о Розиной антипатии к Мишель, Гарри спрашивал себя: знает ли Роза, какую роль в делах «Глобал» играет ее невестка. Другой непонятной вещью была ненавязчивая, но постоянная забота Мишель о Франклине. Как только они о чем-нибудь возбужденно спорили, Мишель всегда находила предлог прервать их. Гарри также заметил, что Франклин редко начинал свой рабочий день раньше десяти утра и что с вечеров Джефферсоны всегда находили повод уйти пораньше. Последней странностью было нежелание Франклина представить Гарри американскому банковскому сообществу. Когда бы Гарри ни упоминал об этом, Франклин неизбежно отвечал, это время наступит позже. Однако его ответы были столь уклончивы, что Гарри укрепился в мысли, что Франклин что-то скрывает от него.

Хотя эти странности озадачивали Гарри, он оставлял это при себе. У Франклина был другой характер, чем у его сестры, но Гарри нашел его довольно приятным, наслаждаясь его юмором. Скоро Джефферсоны вместе с Гарри и леди Патрицией Фармингтон стали привычной четверкой для лондонского общества. Традиционное празднование 4 июля в американском посольстве было популярно в Лондоне. Праздники были шансом для дипломатического корпуса поблагодарить британских хозяев, а также давали всем американским репатриантам и гостям возможность отметить День независимости.

Поскольку все британские банкиры, с которыми Франклин решил иметь дело, бывали там, он и Мишель пришли к согласию, что большая доля обсуждений условий сделки проходит в неофициальных условиях.

Мишель видела, что с приближением празднеств Франклин становится все более тревожным и раздраженным. Хотя спал он много, сконцентрировать внимание на чем-то ему было все труднее. Тем не менее Франклин настаивал, что он готов.

– Лучшего шанса не будет, – говорил он.

Четвертое июля обещало быть веселым днем. Нарядные леди с пестрыми зонтами прогуливались по благоухающему саду, в то время как мужчины в голубовато-серых пальто и шляпах, пользуясь случаем, пили виски и холодный чай. Обед был подан рано, так, чтобы гости смогли отдохнуть перед фейерверком.

Мишель была около Франклина и радовалась, что он все-таки отдыхает. Уже скоро, думала она, дела Франклина кончатся, и они смогут оставить «Глобал».

Перед фейерверком в туалетной комнате Мишель столкнулась с Патрицией.

– Вы с Гарри много времени проводите вместе, – сказала Мишель, расчесывая волосы.

По тому, как покраснела ее подруга, она подумала, что слухи о связи Патриции и Гарри имеют какую-то почву.

– Он ужасно мил, – сказала Патриция, как бы защищаясь.

– А Кристоф? Патриция пожала плечами.

– Тебе не нравится Гарри? Франклин в нем, кажется, души не чает.

Мишель согласилась, что Франклин и Гарри много общаются.

– Я как раз не уверена, что Гарри имеет право на тебя, – сказала она. Потом, не желая мешать явному увлечению подруги, добавила:

– Ну, если ты счастлива.

Невдалеке Франклин и Гарри прогуливались по кирпичной платформе, вдоль которой братья из известной семьи пиротехников Джанелли готовили фейерверк.

– Это будет как дома, – прокомментировал Гарри, продвигаясь ближе, чтобы посмотреть устройство.

Когда упали сумерки, Гарри попытался завязать разговор о дорожных чеках, но Франклин разговора не поддержал.

– Мы не говорим о делах за пределами моего офиса, – напомнил он Гарри раздраженно. – Кроме того, если вечером все будет хорошо, тебе скоро будет чем заняться.

Гарри размышлял над загадочным комментарием, стоя на коленях, чтобы лучше рассмотреть устройство фейерверка. Он выпрямился, и из его кармана выпал кожаный портсигар. Он предложил сигарету Франклину и зажег спичку.

– Синьор! Извините! Не надо огня. Не надо огня! Мужчины оглянулись на одного из братьев Джанелли, бегущего к ним и размахивающего руками.

– О чем это он? – спросил Гарри.

В это же время потянул ветерок, пламя вспыхнуло и обожгло кончики пальцев Гарри.

– Не надо, синьор!

Гарри отбросил спичку. Она упала на шнур. Римская свечка воспламенилась первой, взлетев в воздух, обдав пламенем и запахом пороха обоих мужчин. На мгновение мир исчез для Франклина, замещенный полосой ревущего огня. Потом небо взорвалось, и он покатился по земле. Огненные шары и ракеты летали вокруг кирпичной платформы. Они воспламенялись и пролетали через газон на несколько футов от земли, бешено крутясь. Когда Франклин поднял голову, все, что он увидел, – была стена пламени. Он, не узнав братьев Джанелли, отчаянно пытавшихся обрубить шнур, принял их за немцев, готовящих артиллерийское орудие к огню; его воспаленный разум подсказал ему: он погибнет, если не прикончит врага.

Франклин начал медленно ползти по направлению к кирпичной платформе на локтях и коленях. Его кончики пальцев нащупали что-то холодное и жесткое. Он схватил головку кувалды и потянул ее к себе. Теперь у него было оружие. Одним движение Франклин вскочил на ноги, держа кувалду высоко над головой и побежал по направлению к платформе, где ракеты все еще чертили небо.

С другой стороны посольства гости, сначала испуганные взрывом, теперь охали и ахали, когда фейерверки взрывались над головами. Находясь около посла, Мишель увидела, что он взглянул на часы и пробормотал, что будет черт знает что, если все это не кончится через 20 минут. Казалось, что все происходит самотеком, никакой организации не чувствовалось. Мишель искала глазами Франклина, потом, не видя ни его, ни Гарри, прошла сквозь толпу туда, где они с Франклином наблюдали приготовление фейерверка.

«Как ты могла быть такой дурой? Фейерверк! Как это могло отразиться на нем? Я оставила его с Гарри!»

Борясь с поднимающимся страхом, Мишель помчалась сквозь лабиринт заграждений, ее глаза испытали острую боль, когда она бросилась в едкий дым. Потом, также внезапно как и начался, фейерверк прекратился. Братья Джанелли осторожно двигались сквозь дым, заливая водой участки лужайки со сгоревшей травой. В конце платформы Мишель увидела Франклина на коленях, в руках он крепко держал кувалду, его голова запрокинулась назад, глаза наполнились слезами. Она подбежала к нему, и он повернул свое запачканное сажей лицо к ней.

– Я остановил их! – прошептал он хрипло, – их было сотни, но я их перебил…

Кувалда выпала из его рук, и Франклин повалился, всхлипывая. Мишель обернулась и увидела Гарри, стоящего около нее, его лицо, черное, как и у Франклина, его остекленевшие глаза.

– Что случилось? – спросила она.

– Произошел несчастный случай, – запинаясь, ответил Гарри. – Фейерверки выстрелили по ошибке. Франклин и я стояли около них… А потом он спятил.

– Помоги мне поднять его.

– Разве мы не вызовем доктора?

– Вызовем – позже.

Поддерживая Франклина за плечи, она наполовину вела, наполовину волокла его до стоянки машин. Мишель нашла своего шофера и усадила Франклина на заднее сиденье.

– Мы скоро будем дома, милый, – шептала она. – Все будет хорошо.

Франклин сжал ее руку.

– Я должен вернуться. Что-то надо делать, – он закрыл глаза, борясь с болью. – Делать что-нибудь… Не помню… Не помню…

Мишель осознала, что дверца машины все еще открыта.

– Иди и вызови Денниса Притчарда, – сказала она Гарри, нацарапав два номера – один домашний, другой – госпиталя. Расскажи ему, что случилось, и попроси его встретить нас в Беркли-сквер.

– Что говорить, если кто-нибудь спросит, что случилось?

Мишель бросила на него испепеляющий взгляд.

– Почему бы не сказать правду? Был несчастный случай. Франклин в шоке, и ты везешь его домой.

Мишель хлопнула дверью, обвила руками Франклина, пытаясь решить, что делать дальше. Инстинкт подсказывал: надо везти Франклина домой, где он будет в безопасности.

«Все, ради чего он работал, развалится вечером», – подумала она, вспомнив банкиров.

Мишель посмотрела на мужа. Его дыхание стало поверхностным и прерывистым, кожа была холодной на ощупь. Мишель укутала его одеялом и крепко держала.

В окно машины постучали.

– Притчард едет, – сказал Гарри тихо. – Он везет медсестру, на всякий случай. Потом хочет знать, все ли в порядке с Франклином.

«Надо решать; я могу поехать домой с Франклином, и вся работа, которую он делал, пропадет. Когда это случится, Роза потребует объяснения у меня, и с того времени наша жизнь превратится в ад. Или – я должна сделать то, что не может Франклин. Решай, Мишель!»

Мишель вышла из машины и вплотную подошла к Гарри.

– Я хочу, чтобы ты отвез его домой, – сказала она тихо. – Расскажи Притчарду, что случилось и оставайся с Франклином, пока я не вернусь.

– Ты не поедешь с ним?

– Я не могу объяснить сейчас. Я буду там, как только смогу.

Мишель схватила портфель Франклина, дала инструкции шоферу и поспешила в посольство.

Небольшая группа людей стояла вокруг руин кирпичной платформы, и старший Джанелли громко пересказывал катастрофу шефу протокольного отдела. Мишель обошла их и продолжила свой путь в посольство. Она задержалась около посольского секретаря, который затем провел ее в главный офис.

– Рад слышать, что с вашим мужем все в порядке, – сказал дипломат, поднимаясь на ноги. – Шок, да?

Мишель подарила ему самую обнадеживающую улыбку, на какую была способна.

– Франклин и мистер Тейлор оказались слишком близко около фейерверка. Они поехали домой переодеться.

– Значит, ваш муж не будет присутствовать на собрании, как запланировано?

– Нет, господин посол, но я буду. Глаза дипломата расширились.

– Простите, но вы уверены, что вы хотите сделать это?

– Да, – сказала Мишель твердо. Посол пожал плечами.

– Они ждут в конференц-зале.

Мишель возмутил его снисходительный тон, и она ступала нога в ногу с ним, когда они шли к сверкающим двойным дверям конференц-зала.

«Что я делаю?»

Отступать было уже поздно. Посол распахнул дверь и объявил:

– Джентльмены, – миссис Франклин Джефферсон. Их выражения были – от удивления до слабого любопытства, и изысканность их манер не смогла уменьшить ауру власти, окружавшую их. Эти люди были не просто хранителями больших сумм денег. Они были костяком и движущей силой, которая строила и охраняла империю.

«Да будь они прокляты, – подумала Мишель, злясь на собственный страх. – Они сидели за моим столом, они ели мой хлеб. И пусть выслушают».

Посол сказал несколько слов и вышел из комнаты. На несколько секунд воцарилась жуткая тишина.

– Миссис Джефферсон, – сказал сэр Манфред Смит. – Мы верим, что мистер Джефферсон отделался легким испугом.

– С ним все в порядке, сэр Манфред.

– А вы уполномочены говорить от его имени?

– Да.

Сэр Манфред оглядел своих коллег. Подал ли он им какой-либо знак, Мишель не поняла.

– Очень хорошо, миссис Джефферсон. Вы всецело владеете нашим вниманием.

Гарри Тейлор до этого никогда не испытывал подобного чувства: он был на грани паники. Франклин Джефферсон съежился в углу заднего сидения. Его трясло. Его руки, сжатые в кулаки, были прижаты к вискам. Его горло издавало высокий, пронзительный звук непрекращающейся боли. Гарри не знал, что делать. Сидел неловко на краю сидения, наблюдая за спидометром.

Прошла вечность, прежде чем машина наконец ткнулась в Беркли-сквер. Гарри с облегчением увидел подбежавшую женщину в хрустящей, накрахмаленной форме, за ней следовал, Боже помилуй, очень красивый мужчина, который представился как сэр Деннис Притчард. Гарри наблюдал, как он и его медсестра ввели Франклина в дом, затем медленно последовал за ними.

В библиотеке Гарри налил себе шотландского виски и подождал, пока успокоятся нервы. Даже и после этого его ум был возбужден.

Гарри понимал, что то, чему он был сейчас свидетелем, было доказательством того, что Франклин Джефферсон – очень больной человек. Но как много людей это знает? Мишель. И доктор. Но, конечно, никто другой. Гарри никогда не слышал о том, чтобы Франклин терял контроль над собой.

«Даже от Розы».

Мысль ошеломила Гарри. Теперь некоторые странности начали приобретать смысл. Мишель постоянно вертится вокруг Франклина, Мишель играет такую активную роль в бизнесе Франклина… Но в Нью-Йорке Роза даже не намекала, что Франклин может быть болен и что для этого Гарри посылают в Лондон.

«Почему она не все мне говорит? Или она не знает?»

Гарри был убежден, что здесь что-то не то. Пока все были заняты наверху, он проскочил в библиотеку. Он не надеялся найти ничего такого, что объяснило бы ему, что с Франклином, но его сейчас это и не интересовало. Он хотел знать, почему Мишель, заботливая жена, решила не сопровождать мужа домой. Только очень важная причина могла заставить Мишель действовать таким образом. Касалась ли эта причина дорожных чеков?

Гарри начал с наиболее естественного места: стол Франклина. – Понимая, что в любой момент могут войти, он быстро просмотрел открытые ящики, потом задержал внимание на большом ящике, который был закрыт. Гарри снял маленький перочинный ножик с перламутровой рукояткой со своей цепочки для ключей и отпустил лезвие. Как он и рассчитывал, замок был больше для украшения. Гарри нашел толстую тетрадь в голубом кожаном переплете. Узнав почерк Розы, он понял, что нашел жилу.

«Она послала меня сюда на ложь… Американским банкам нечего делать с дорожными чеками. Речь шла о британских банках…» Чем больше Гарри вникал в план Розы, тем больше он восхищался ее смелостью и хитростью. Но сильнее уважения был гнев. Роза обманула его с самого начала. Мишель и Франклин продолжили ложь.

Мозг Гарри лихорадочно работал. Единственная причина, по которой Мишель осталась в посольстве – встреча с британскими банкирами. Гарри был убежден, что Роза не имеет представления ни относительно болезни Франклина, ни о том, как глубоко ее невестка была вовлечена в критическую для «Глобал» операцию. А он это знал, и это надо было использовать как свое преимущество. Ключом был выбор наиболее эффективного пути, – чтобы не только стать независимым от Розы, но сделать это так, чтобы, когда этот карточный домик рухнет, никто бы не мог осмелиться предположить, что он здесь как-то замешан.

Гарри обдумывал варианты, продолжая читать. Он не мог поверить собственному счастью, когда слова, выведенные почерком Розы, дали ему ответ.

– Мистер Тейлор?

Гарри так углубился в чтение, что и не услышал, как открылась дверь библиотеки. С еще склоненной головой, с выражением глубокого интереса на лице и с сердцем, бьющимся в горле, он обернулся.

– Да?

– Я только хотел сказать вам, я еду обратно в госпиталь, – сказал Притчард. – Пусть миссис Джефферсон позвонит мне, как только вернется.

– Конечно, доктор. Как Франклин?

– Спит. Я попросил медсестру остаться на ночь.

Гарри слышал какие-то другие передвижения на лестнице и в холле. Тетрадь жгла ему пальцы. Если бы он мог взять ее с собой. Франклин не хватился бы день-два, но Мишель… Осознавая, что доктор все еще следит за ним, Гарри спокойно положил тетрадь в ящик и закрыл его.

– Могу я что-нибудь сделать для Франклина? – спросил Гарри, провожая врача в переднюю.

– Я думаю, что вы уже достаточно помогли, – ответил Притчард, проницательно глядя на Гарри. – Не поранились?

– Только грязный и в порохе.

– Помойтесь. Если его не удалить, можно получить инфекцию.

Как только доктор ушел, Хастингс провел Гарри в спальню для гостей. Гарри быстро помылся и вернулся в кабинет хозяина. Его работа еще не была окончена.

Сестра у кровати Франклина была молодая, домашнего вида женщина с ясным лицом и коренастым телосложением. Гарри не удивился, что на пальце у нее не было кольца. Он знал, что такие женщины могут быть очень добрыми.

– С ним все в порядке? – прошептал Гарри, мягко постучав в дверь.

– Да. Вы, должно быть, мистер…

– Тейлор. Но, пожалуйста, зовите меня Гарри. Ужасно, как это все случилось.

– Вы все знаете об этом, да? Гарри кивнул.

– Это ужасно, – продолжала она. – Мы пытаемся сделать все, чтобы помочь ему.

– Я тоже хотел бы помочь, – сказал Гарри, заглядывая ей в глаза. – Знаете, если снова что-нибудь случится, когда я с ним. Может быть, вы расскажете, что я мог бы делать?

– Это очень благородно, – согласилась женщина. – Вы, должно быть, очень хороший друг. О, нет нужны говорить шепотом. Морфин ему помогает.

«Морфин!»

Дальше Гарри не слушал.

 

29

Никогда в жизни Мишель так не нервничала. Когда она шла к пустому креслу во главе стола, ее каблуки стучали как винтовочные выстрелы в тишине, повисшей под куполом зала заседаний. Когда она села, она не увидела ни намека на подбадривание или симпатию в шести лицах, смотрящих на нее.

Мишель положила на стол документы, которые она взяла из машины и открыла рот. Вдруг все слова пропали. Она точно знала, что должна сказать, но единственное, о чем она могла думать сейчас – это Франклин и ужас, застывший на его лице.

Как она могла оставить его одного!

– Миссис Джефферсон, мы все осознаем, что вы озабочены состоянием мужа, – мягко сказал сэр Манфред Смит. – Мы понимаем, что вы хотели бы быть с ним в такое время.

Эти слова председателя «Барклейс» вывели Мишель из оцепенения.

– Благодарю вас, сэр Манфред, но я уверена, с мужем все в порядке. Я готова начать.

Мишель говорила час, прерываясь только, чтобы пустить документы и образцы дорожных чеков по столу. Только теперь она заставила себя не думать о Франклине. За ним смотрит Притчард. Единственное, чем она может помочь Франклину, это сделать то, что он не способен был сделать. Мишель закончила презентацию и глубоко вздохнула.

– Есть вопросы, джентльмены? – спросила она, готовясь к неизбежной инквизиции.

Никто не сказал ни слова. На помощь снова пришел сэр Манфред.

– Может быть, вы нас оставите на несколько минут, миссис Джефферсон, мы обсудим дело между собой?

Мишель покраснела.

– Конечно.

Мишель вышла по возможности с достоинством. В холле она прислонилась к стене, чтобы восстановить самообладание. Все позади. Она все сделала лучшим образом, а все остальное уже не в ее силах. Мишель поспешила найти телефон. Отвечал ей Хастингс, он заверил, что Франклин прибыл в сохранности, а доктор Деннис был и уже ушел. Мишель коротко переговорила с медицинской сестрой и предупредила, что будет дома очень скоро.

Возвращаясь в конференц-зал, она думала, сколько времени понадобится банкирам для размышлений. Она была удивлена, найдя двери открытыми, а людей – выходящими.

– Мы под впечатлением как от вашего предложения, так и от вашей презентации, – сказал сэр Манфред. – Хочу отметить, что вы прекрасно держались.

Сердце Мишель сильно забилось:

– Вы приняли решение? Сэр Манфред улыбнулся.

– Мы изучим предложение и вскоре Дадим вам знать.

Увидев, что Мишель пала духом, он добавил.

– Я говорю только от себя, конечно, но я считаю, что дорожный чек – это то, в чем «Барклейс» и «Глобал» могли бы сотрудничать.

– Спасибо, сэр Манфред, – благодарно сказала Мишель. – Я передам мужу.

Мишель быстро попрощалась с послом и покинула вечер. Прибыв домой, она немедленно пошла посмотреть на Франклина. Он мирно спал, и медсестра Мартин заверила ее, что все хорошо. Сэр Деннис позвонит завтра утром, чтобы сделать следующее назначение. Устав безмерно, Мишель спустилась в библиотеку.

– Ты, наверное, устал, – сказала она Гарри.

– Рад был помочь, – ответил Гарри, поклонившись.

– Иди домой и отдохни. – Мишель поколебалась. – И Гарри, пожалуйста – никому ни слова о том, что произошло с Франклином. Ему было плохо, но публике об этом знать не надо.

Гарри развел руками:

– Я понимаю.

Гарри сказал себе, что его совесть чиста. О поведении Франклина он ничего не расскажет. По крайней мере, не сейчас. Но есть другие вопросы, относительно которых он уже решил, что делать. Его план был опасен, однако, если удастся его осуществить, оба – Мишель и Франклин больше не будут иметь ничего общего с «Глобал». Роза увидит, что остается только одно лицо, которое может заполнить этот вакуум.

На следующее утро Гарри написал письмо, которое переписывал несколько раз, чтобы достичь уверенности, что оно выражает точно то, чего он хочет. Подписав, он вложил его в толстый конверт и передал в офис адресата. Потом Гарри стал ждать. Он разочаровал леди Патрицию, проигнорировав их обед, но был вознагражден за терпение. В час дня зазвонил телефон и тихий голос дал Гарри инструкции.

В свете единственной лампы своего офиса сэр Томас Балантин демонстрировал каждый из своих 75 лет. Кожа его черепа была усеяна пигментными пятнами, которых не могли скрыть несколько оставшихся прядей седых волос. Его руки, сложенные на столе, были разрисованы толстыми глубокими венами под полупрозрачной кожей, пальцы и суставы распухли от артрита.

– Ваше письмо интригует, – сказал сэр Томас хриплым шепотом. – Оно много обещает, но мало констатирует.

– Поэтому я знал, что вы захотите увидеть меня, – ответил Гарри.

Сэр Томас Балантин вздохнул с длинным медленным шипением. Он не выносил наглости, особенно от иностранца, приглашенного в его дом, наиболее приватное место в приватном, тщательно охраняемом мире. Да, этот Гарри Тейлор, такой, какой он был, и, что еще важнее, на что он был способен, заслуживал его терпения. Сэр Томас сказал правду: письмо Гарри заинтриговало его.

«Хотя мы с вами не имеем удовольствия быть знакомыми, это было бы в ваших интересах и в интересах компании, главой которой вы являетесь, внимательно выслушать, что я скажу…»

Писавший разбирал успех векселя «Глобал» в США и намерения Розы Джефферсон вывести компанию на международную арену. Он заключил утверждением, что у него есть ценная информация для главы администрации «Кукс» и требовал ответа, чтобы устроить встречу.

Сэр Томас прочел письмо несколько раз. Он знал все о «Глобал» и властной Розе Джефферсон, хорошо осознавая ее успех с векселями и тот факт, что Франклин Джефферсон был в Лондоне, хотя никто не мог определенно сказать, зачем. Сэр Томас также проверил данные о происхождении и биографии Гарри Тейлора. Единственным пятном на безупречной карьере была его отставка в чикагском «Глобал», за которой следовал немедленный перевод на Нижний Бродвей. Наблюдатели сэра Томаса предполагали, что причиной для таких перемен была связь Розы с молодым сотрудником. Сэр Томас считал возможным, что в то время как Роза Джефферсон простила своему любовнику его грехи, возможно, он не был готов сделать то же самое.

– Вы заключаете, что Роза Джефферсон намеревается составить конкуренцию «Кукс», – произнес он голосом, сухим как осенние листья. – Каковы ваши доказательства?

Гарри закинул нога на ногу и поднял голову.

– Вчера вечером в американском посольстве при праздновании 4 Июля Франклин должен был иметь маленький tête-à-tête с директором «Барклейс» и другими городскими банками. Что это вам говорит?

– Что это говорит мне?

– Джефферсон хотел рассказать «Барклейс» и другим, что «Глобал» готова делать бизнес в Британии и Европе. Встреча была настолько важной, что, когда Джефферсон слегка пострадал от взрыва, вместо него провела презентацию его жена.

Теперь сэр Томас был определенно заинтересован. Устраивая такую встречу, Франклин Джефферсон должен был иметь много бесед, чтобы свести директоров банков. Сэр Томас об этом ничего не слышал.

– Почему он гоняется за банками? – спросил сэр Томас, говоря в темноту.

– А почему Роза Джефферсон ходила в Первый Национальный, Фиделите и к другим американским видным деятелям? – риторически спросил Гарри. – Потому что она хотела убедиться, что они станут продавать и принимать ее векселя.

– Вы говорите, она хочет распространить бизнес, связанный с векселями, на другие территории?

Голос главы «Кукс» прозвучал скептически.

– Но мы имеем жесткие законы относительно хождения зарубежной валюты в нашей стране. Долларовый вексель здесь не имеет цены. Никто не примет его вместо стерлинга.

– Кто сказал, что он должен быть в долларах? – предположил Гарри. – Или что это будет вексель? Роза Джефферсон создала новый международный финансовый инструмент, который называется дорожным чеком. Держу пари, что Банк Англии уже согласился на его оплату в английских фунтах. А если ваш головной банк подписывает…

– Расскажите мне об этом дорожном чеке, – сказал сэр Томас.

Гарри сделал одолжение, пересказав почти слово в слово, что он прочитал вчера вечером в записках Розы. Хотя лицо пэра оставалось безучастным, Гарри был уверен, что сэр Томас не пропустил ничего. Если британские банки приняли дорожный чек, потому что это было им выгодно, тогда более мелкие финансовые институты будут следующими, а за ними пойдут отели, пароходные и железнодорожные компании – самое сердце туров «Кукс». Вместо того чтобы платить «Кукс», турист сможет переводить деньги, подписав чеки на транспорт, жилье, даже еду.

– Я допускаю: у вас есть доказательства, что такой инструмент существует? – спросил наконец сэр Томас.

Для Гарри это была самая сложная часть. Он не сомневался, что сэр Томас поверил ему, но это еще не означало, что он будет действовать. Скрытые обещания не разобьют лед. Он должен идти с тем, что у него есть: правда.

– Есть доказательства, – сказал Гарри тихо и доверительно. – Я видел это вчера вечером, написанное почерком Розы в Беркли-сквер. Но принести вам я не мог. Я мог бы взять это у Франклина, но не у его жены. И я не хочу попасться.

Сэр Томас поверил ему. Обстоятельства, при которых Гарри Тейлор видел план Розы, были правдоподобны. Но что убедило сэра Томаса в том, что Тейлор говорит правду, так это тот факт, что, придя сюда, он вручил свою судьбу в руки сэра Томаса. Тейлор не хотел быть пойманным во время похищения планов, чтобы быть выброшенным из «Глобал» и угодить в тюрьму. Сэр Томас мог устроить это одним звонком в Нью-Йорк. Что вызывало законный вопрос:

– Допустим, что все, что вы мне говорили, соответствует действительности. Что вы получаете от всего этого, мистер Тейлор?

– Две вещи, – спокойно ответил Гарри. – Во-первых, если я смогу доказать, что Франклин Джефферсон некомпетентен, я буду его последователем в «Глобал». Во-вторых, на случай, если по каким-нибудь причинам «Глобал» меня не устроит, я хочу иметь приличную альтернативу. Я не прошу денег, мистер Томас. Но я рассчитываю, что вы вспомните, что я сделал, если я когда-нибудь снова обращусь к вам.

Сэр Томас был слегка удивлен. В крайнем случае он рассчитывал, что Тейлор будет просить счет в швейцарском банке с депозитом.

«Вы умны, мистер Тейлор, но не искусны. Есть много вещей, которые вам надлежит узнать».

– Очень хорошо. Ваши условия приемлемы. Я обдумаю все, что вы мне сказали. Вы узнаете о моем решении очень скоро.

Гарри не совсем поверил, что он действительно получит то, за чем пришел. Он сидел в темном офисе, думал, что еще сказать.

– Еще что-нибудь, мистер Тейлор?

– Нет…

«О да, – подумал сэр Томас, звоня своему вечернему секретарю. – Ты только начинаешь узнавать, что чувствует человек, становясь Пилатом. Познай это, мистер Тейлор. Это пятно тебе уже не смыть. Неискушенный ты человек».

* * *

Как все, кому за семьдесят, сэр Томас Балантин спал мало. За ночь он делал много работы. Как только ушел Гарри, глава администрации «Кукс» заставил секретаря принести многотомные документы по Розе Джефферсон. Сидя над ними, сэр Томас тщательно изучил каждый аспект векселей, затем спрограммировал, что этот интернациональный эквивалент даст. Он набросал виды контрактов, которые понадобятся Розе Джефферсон для британских банков, как и где чеки будут продавать, возможные комиссионные банков, проблемы банковской расчетной палаты и, наконец, как железные дороги, отели, пароходства могут быть взяты на абордаж. Когда он убедился, что приблизился к стратегии «Глобал» насколько можно близко, он не сомневался, что план Розы Джефферсон был одновременно дерзким и впечатляющим, а для «Кукс», возможно, гибельным. Печально, но ее мечты никогда не увидят света дня.

В пять часов утра, когда сэр Томас закончил эту работу, он почувствовал холодный ветерок. Роза Джефферсон не подозревает, какой удар ждет ее.

До полудня следующего дня Франклин не вставал с постели. Мишель поблагодарила сестру Мартин за ее работу и затем вывела Франклина в сад.

– Долго я был идиотом прошлым вечером? – спросил Франклин мрачно.

Его голос был сиплым от морфия, и бледность была единственным признаком его постоянной усталости.

– Никто не знает, – твердо сказала Мишель и объяснила, что случилось и как быстро Гарри привез Франклина домой.

– Слава Богу, сэр Дэннис прибыл очень быстро. – Она выдержала паузу. – Я ужасно волновалась, оставив тебя.

– Что знает Гарри? – спросил Франклин, убирая ее руку.

Мишель рассказала ему, как она объяснила Гарри.

– Он не так прост, – ответил Франклин. – Но я думаю, мы можем ему доверять.

Мишель тоже хотела бы доверять Гарри и надеяться на его молчание. Но сейчас ей надо было поделиться с Франклином более важным. Мишель рассказала о своей встрече с банкирами.

– Ты удивительна, – сказал Франклин. – Все у нас в порядке.

– Еще нужно подождать их окончательного решения, – осторожничала Мишель.

– Простая формальность, моя дорогая.

Прежде чем Мишель ответила, появился Хастингс, сказав, что для нее есть пакет. Мишель последовала за дворецким в дом и была удивлена, когда он вручил ей телеграмму.

– Из Парижа, мэм, – пробормотал Хастингс. – Я думал, вы захотите увидеть сразу же.

Мишель вскрыла конверт, прочла три фразы и впервые поверила, что ночные кошмары могут кончиться. Доктору Эрни Стилвотеру не только удалось напасть на след армейской медицинской карты Франклина, но она уже отправлена в Лондон. И через два или три дня будет в руках сэра Денниса.

К десяти часам утра сэр Томас Балантин начал действовать. Он пригласил директоров трех крупнейших банков страны и встретился с каждым отдельно. Он провел ланч, чай, обед, слушая, как каждый пытается выяснить цель встречи. Только в самую последнюю минуту сэр Томас сообщал своему гостю, что информирован о встрече его с Мишель и знает, что обсуждалось и что за планы у Розы Джефферсон.

Их одинаковое состояние шока доставило ему удовольствие.

Удовлетворенный, сэр Томас откинулся на спинку стула и наблюдал как его гости отступали, клянясь, что они не собирались заключать соглашения с «Глобал», столь огорчительного для одного из самых значительных вкладчиков. В конце концов он решил быть великодушным, заверив их, что деньги «Кукс» останутся в их распоряжении, пока они будут понимать друг друга и ни при каких условиях никто из них не будет иметь дело с Розой Джефферсон или ее дорожными чеками.

Вернувшись домой из Сити, сэр Томас спросил себя, что ему делать с Гарри Тейлором. Он знал много таких искателей приключений, как Гарри, раз использованных и затем навсегда списанных. У всех них была общая фатальная ошибка: они были убеждены, что могут перехитрить кого угодно и когда угодно. Сэр Томас улыбнулся. Так или иначе, Гарри Тейлор получит свое вознаграждение. Он не нуждается в помощи сэра Томаса за это.

Следующие сорок восемь часов Мишель не знала, что делать с собой. Она вскакивала каждый раз, когда звонил телефон, и мчалась к двери, когда звонил колокольчик.

– Ну, ты не должна больше ждать, – сказал Франклин на третий день. – Звонил сэр Манфред. Он хочет видеть меня сейчас.

– О, милый, это чудесно!

– Я думаю, тебе надо пойти со мной. В конце концов это ты убедила его.

Мишель затрясла головой:

– Нет, спасибо. Я уже приняла участие в твоих делах.

Когда Мишель проводила Франклина до двери, что-то шепнуло ей, что она сделала ошибку, не пойдя с ним. «Стоит нервничать!» – бранила она себя.

– Счастливо, дорогой! – крикнула она вслед. Франклин послал воздушный поцелуй и сел в машину.

Не прошло и пяти минут после отъезда Франклина, как позвонил сэр Деннис Притчард.

– Я получил карту из Парижа, миссис Джефферсон. Я должен видеть вас и вашего мужа немедленно.

Когда Мишель сказала, что Франклин уехал, доктор ответил:

– Очень хорошо, я объясню все сначала вам, потом мы привезем Франклина в госпиталь сразу же.

– Это не может быть правдой, – Мишель пристально смотрела на сэра Денниса. – Это, должно быть, ошибка.

«Любой врач со времени Гиппократа слышит эти слова, – подумал сэр Деннис. – Почему отец медицины не оставил нам ответа?»

– Я хотел бы, чтобы это было ошибкой, мисс Джефферсон. Однако человек, который оперировал вашего мужа, – один из лучших французских нейрохирургов. Ему помогали видные американские специалисты. Франклин получил наиболее квалифицированную помощь.

Мишель отказывалась верить словам, написанным на французском и английском, которые холодно констатировали то, с чем она должна была примириться. После эвакуации Франклин был отправлен в Париж, где, за свой героизм и из личного уважения генерала Першинга, он получил первоклассное лечение. Первые записи доктора Бубьена показывали, что нейрохирург рассматривал это как обычную операцию. Но когда Бубьен и его коллеги взглянули на шрапнель в черепе, они изменили свое мнение. Осколки металла внедрились слишком глубоко. Некоторые застряли напротив спинного хребта. Любая попытка сдвинуть их означала бы в лучшем случае паралич, или, что более вероятно, смерть. Хотя неизбежно шрапнель в дальнейшем будет оказывать все большее и большее давление и причинит жестокое истощение, было принято решение прекратить операцию.

– Почему же они ему не сказали? – прошептала Мишель.

– Заметим, миссис Джефферсон, что Бубьен сделал подробный отчет для военных. Возможно, он и другие доктора верили, что так лучше для Франклина: не знать по крайней мере некоторое время.

– Тогда как могли военные не сказать ничего? Сэр Деннис тщательно взвесил свои слова.

– Я могу сказать только то, что думаю сам. Случилось то, чего я и опасался. Военные послали какую-то бумагу вашему мужу, прямо или через врача в Нью-Йорке. По той или иной причине послание было перехвачено, либо факты были сознательно скрыты.

– Харрисом!

– Какую-то роль сыграл Харрис, – согласился сэр Деннис. – Но я не могу поверить, что он действовал по своей собственной инициативе.

Весь жуткий смысл вывода врача обрушился на Мишель.

– Роза? Роза скрывала это от него! Но почему? Сэр. Деннис пожал плечами.

– Возможно, конечно. Боюсь, что об этом надо спрашивать ее. Поверьте мне, я заинтересован не меньше вас в ее объяснении.

– Я добьюсь его! То, что она сделала, чудовищно!

– Но сейчас мы должны сообщить вашему мужу, – твердо сказал сэр Деннис. – Он должен знать, что случилось с ним и почему.

– Должно же быть что-нибудь, что вы можете сделать! – закричала Мишель. – С тех пор ведь были успехи в хирургии…

– Но ничего такого, что могло бы помочь Франклину, – сказал сэр Деннис. Хотя ему было больно, он не мог позволить этой женщине иметь ложную надежду.

– Мы можем пытаться контролировать состояние Франклина, но в конечном счете…

Последний запас сил Мишель иссяк, и она разрыдалась. Она оплакивала Франклина и себя, прекрасные воспоминания об их первых неделях и те мучения, которые они терпели от Розы в Нью-Йорке. Она плакала по всему, чего больше никогда не будет, и потому, что Роза Джефферсон обманула их.

Сэр Манферд Смит поднялся, когда Франклин вошел в его роскошный офис со сводчатыми расписными потолками и высокими французскими окнами, выходящими на Королевскую биржу. В отличие от некоторых коллег глава «Барклейс» любил молодого американца. Когда он увидел энтузиазм и ожидание на лице Франклина, он почувствовал отвращение к тому, что должен был сделать.

– Я вижу, что последствий инцидента в посольстве нет? – спросил сэр Манфред.

– Никаких, спасибо.

– Я должен сказать, что ваша жена повела себя очень умело, – продолжал банкир. – К несчастью, после тщательного взвешивания мы в «Барклейс» не думаем, что мы можем участвовать в программе дорожного чека, предложенной «Глобал».

Дрожь прошла по телу Франклина.

– Я… Я не уверен, что я понимаю, – запинаясь, сказал он. – Мишель сказала, что вам понравилась идея, что вы готовы были вдохновить других.

– Возможно, я оставил у миссис Джефферсон такое впечатление, – мрачно ответил сэр Манфред. – Я не могу сказать вам, как я сожалею о том, что это сделал. Я не имею права инспирировать ложные ожидания, не поговорив с коллегами.

– Но что переменилось? – спросил Франклин. – Вы никогда прежде не показывали, что были какие-то проблемы. Банк Англии одобрил чек. Я не понимаю…

– Мистер Джефферсон, я не могу вдаваться в детали. Я должен только сказать вам, что мы имеем обязательства перед другими клиентами, и наше обязательство по вашему проекту ни в их интересах, ни в интересах банка.

Франклин не знал, что сказать и как спорить. Все выглядело таким обещающим, что он не ожидал отказа.

– Возможно, мы могли бы обговорить еще раз определенные пункты в контракте.

– Обсуждать действительно нечего. Я сожалею, но «Барклейс» не согласен на ваше предложение, увы.

Сэр Манфред поднялся и проводил Франклина до двери.

– И последнее, мистер Джефферсон. Пожалуйста, не обвиняйте вашу жену. Она держалась очень хорошо.

Не сознавая как, Франклин очутился на Бартоломеолейн, подталкиваемый людским потоком, который тек непрерывно через лондонскую знаменитую Сквер Майл. Когда подошел шофер, Франклин сказал ему, что он пойдет пешком, и направился к Корнхилл-стрит, где было главное управление Вестминстерского банка. Через тридцать минут он вышел еще более потрясенный, чем прежде. Глава «Вестминстерс» был краток: нет никакой надежды на совместный с «Глобал» бизнес.

Взбудораженный Франклин шел по направлению к Грейсчерч-стрит. Он поймал директора Лондон-Индия Банк, третьего главного участника, в вестибюле, когда тот шел на ланч.

– Я удивлен, что вы не получили наше отрицательное уведомление, мистер Джефферсон, – сказал директор, явно желая отделаться от незваного посетителя. – Я послал его с курьером сегодня утром. Однако, поскольку вы здесь, я могу сказать, что Лондон-Индия не заинтересовался вашим предложением.

Директор пытался пройти мимо, но Франклин схватил его за рукав.

– Меньшее, что вы должны сделать, это сказать мне – почему? – воскликнул Франклин.

Директор оглянулся и увидел, что два дюжих швейцара заметили суматоху.

– Банковская политика, – сказал он громко, успешно привлекая их внимание. – И будьте так добры, оставьте меня.

Прежде чем Франклин успел сделать это, пара сильных рук схватила его сзади.

– Делайте, что вам говорят, – сказал швейцар. – Скандала не хотите?

Франклин зарычал, лягнув ногой. Швейцар, держащий его, взвыл от боли. Франклин повернулся и ударил кулаком другого в солнечное сплетение.

Прежде чем кто-нибудь успел притронуться к нему, Франклин прижал директора к стенке.

– Что происходит? – прошептал он. – Почему передо мной закрываются двери?

Банкир захныкал, но ничего не ответил. Кровь текла из разбитого директорского носа.

– Почему?

– Ты ублюдок, – всхлипнул директор. – Это «Кукс»! Никто не пойдет против него, чтобы делать бизнес с тобой.

Франклин не поверил своим ушам.

– Как? Как «Кукс» узнал об этом?

Ответа он получить не успел, услышав сзади шаги. Он ослабил хватку и нырнул в пучину зевак на улицу, растворившись в толпе.

Черный гнев накачивал адреналин в ноги, когда Франклин бежал по направлению Ломбард-стрит. Он чувствовал сильное головокружение. Он замедлил шаги только тогда, когда увидел рекламный знак, изгибающийся вокруг верхушки довоенного здания, где было главное управление «Кукс».

Это было невозможно: как «Кукс» мог узнать о дорожных чеках! Официальные лица в Английском Банке и директора частных банков присягали на секретность. Кроме них только он, Роза и Мишель знали все детали.

У Франклина выступил холодный пот. Рано или поздно он узнает, кто должен ответить за это, даже если ему придется обратиться к самому старику Балантину.

До этого не дошло. Пересекая дорогу, боковым зрением Франклин увидел сверкающий черный роллс-ройс, остановившийся перед «Кукс». Когда к машине подбежал швейцар, Франклин устремился в том же направлении. Только один человек был достоин такого внимание: сэр Томас Балантин. Франклин наблюдал, как он выходит из машины. Он хотел закричать, но слова застряли в горле. Потом сэр Томас подошел к Гарри Тейлору. Они перекинулись словами, пожали друг другу руки, потом Гарри пошел прочь.

Франклин сощурил глаза, но сдержать боль не мог. Вдруг мир стал черным, и он почувствовал себя ныряющим вниз головой в длинный, бесконечный туннель, где никто не слышит его крики.

– Расскажите мне еще раз, что случилось, – сказала Мишель.

Шофер быстро пересказал инцидент у Лондон-Индия Банк, как он забежал в вестибюль и увидел, как Франклин обращается с директором.

– Он выскочил за дверь в последнюю минуту, мэм. Я пытался остановить его, но все произошло очень быстро. Из-за движения и всего остального я не смог найти его.

– Ты знаешь, почему произошел инцидент? – нажимала Мишель.

– Нет, мэм. Но он был не в себе, уже когда вышел из «Барклейс».

– Боже мой!

Мишель повернулась к Хастингсу.

– Ты говорил, Франклин заходил домой? Лакей кивнул.

– Мистер Джефферсон пробежал мимо меня, будто за ним дьявол гнался. Он заскочил в библиотеку, был там несколько минут, потом убежал снова.

– Ты не мог хотя бы попытаться остановить его? Хастингс опустил глаза.

– Виноват, мэм, я боялся его.

Мишель потрясла головой.

– Нет, Хастингс. Это я должна извиниться. Ты ничего не мог сделать.

Она посмотрела на обоих мужчин.

– Говорил он что-нибудь вообще, чтобы можно было понять, куда он направляется?

Никто не ответил. Мишель терялась в догадках. Очевидно, что-то ужасное случилось в «Барклейс», что послужило спусковым крючком для Франклина. Нужно было немного воображения, чтобы понять, что случилось. Но сейчас она должна сконцентрироваться на поисках Франклина. Очевидно, он зашел домой, чтобы взять что-то, что было нужно, перед тем как он пошел…

– Хастингс, пойдемте со мной. Мы должны осмотреть все в библиотеке. Когда мы поймем, что он взял, мы сможем понять, куда он пошел.

– Что мы будем искать, мэм?

– Хотелось бы знать. Что-то, что не на месте, что-то пропавшее.

Мишель начала поиски со стола Франклина. Она просмотрела один за другим ящики, не обнаружив ничего пропавшего, пока не заметила царапин на нижнем ящике. Мишель нахмурилась. И у нее, и у Франклина были ключи.

Или тут был кто-то еще? Кто еще был в доме?

В это время ее окликнул Хастингс:

– Мэм, посмотрите на это!

Мишель наклонилась к шкафу, наблюдая, как Хастингс прижимал пальцами отскочившие куски панели, под которой обнаружился потайной ящик.

Внутри него все было выложено красным бархатом и имело форму футляра для пистолета.

– Хастингс!

– Мэм, я клянусь, я совсем забыл об этом! Друг мистера Джефферсона принес это как военный сувенир, немецкий. Законы о хранении оружия в этой стране жесткие, и поэтому ему не хотелось лишних хлопот. Он спрятал револьвер сюда, заперев ключом.

– Почему ты не рассказал мне? – закричала Мишель.

– Потому что и сам мистер Джефферсон об этом не говорил, – сказал Хастингс потерянно. – Это было его дело.

«Зачем тебе нужен пистолет, Франклин? Кто так ранил тебя, что это единственная вещь, о которой ты мог думать? Сэр Манфред Смит…»

Мысль прокрутилась в голове Мишель и вернулась к взломанному ящику. Она открывала его в последний раз перед вечером в посольстве. С тех пор ни она, ни Франклин не нуждались в том, чтобы открывать его. И никого не было в доме.

– Гарри… – прошептала Мишель.

Гарри Тейлор был в беспечном настроении, когда сворачивал на свою квартиру в «Белгравии», прыгая через две ступеньки. Этим утром секретарь главы «Кукс» вызвал его к Балантину в дом-крепость на Сент-Джон-Вуд.

– Ваша информация оказалась верной, – сказал сэр Томас. – Будьте уверены, что Роза Джефферсон ничего не получит от дорожных чеков. Если вы хотите работать дальше, я предлагаю вам сделать это теперь.

Гарри хотел. Всю дорогу домой он составлял телеграмму Розе.

«А Роза, – думал Гарри, открывая дверь, – сделает остальное для меня».

Он сразу же понял, что что-то не в порядке. Внутри кто-то есть.

– Привет, Гарри.

Франклин сидел в черном кожаном кресле в гостиной. Гарри открыл рот, чтобы ответить, потом увидел глаза Франклина, безжизненные и бесцветные. В руках у него был пистолет, направленный на Гарри.

– Франклин!

– Подойди ближе, Гарри.

Гарри подчинился, осторожно сделал три шага к гостиной.

– Почему ты это сделал, Гарри? Почему ты предал меня?

Холодный, бархатный голос Франклина бросил Гарри в дрожь.

– Я никогда ничего не делал тебе во вред, Франклин, – осторожно ответил Гарри.

– Да? А что ты делал с сэром Томасом Балантином этим утром?

Гарри знал, что отвечать надо немедленно. Но он попытался изобразить удивление.

– Я задал тебе вопрос, Гарри.

– Он расскажет тебе, Франклин, но не сейчас. Не таким образом. Он расскажет всем, что мы хотели бы знать, в полиции.

Никто из них не слышал, как Мишель вошла через переднюю дверь.

– Мишель, слава Богу, что ты здесь! – воскликнул Гарри.

– Не двигайся! – крикнул Франклин. Он посмотрел на Мишель, и впервые его рука дрогнула.

– Ты знаешь, что он сделал нам? – прошептал он.

– Знаю, дорогой, – сказала Мишель как можно спокойнее. – И он за это заплатит, я обещаю. Но не в том случае, если ты ранишь его.

Франклин, казалось, не слышал ее.

– Ты знаешь, сколько людей я убил, Гарри? Дюжины, может быть сотни. Они были солдаты. Лучшие мужчины, чем ты. Я мог убить тебя так легко, Гарри…

Мишель ужаснулась сумасшествию, плясавшему в глазах Франклина.

– Франклин, – сказала она мягко. – Ты помнишь Париж, врача, который у тебя там был?

Франклин дико посмотрел на нее.

– Я никогда не был в Париже! О чем ты говоришь?

– Ты был, дорогой! Тебе делали операцию после ранения, только…

Гарри выбрал момент, чтобы шевельнуться. Франклин опустил пистолет, и его внимание было направлено на Мишель. Гарри рассчитывал, что успеет выскочить в переднюю, прежде чем Франклин отреагирует. Он ошибся.

Солдатский инстинкт взял верх. Франклин увидел пятно движущегося человека, в тот же момент поднял пистолет и нажал курок. Выстрел прозвучал как раскат грома. Пуля должна была поразить Гарри до того, как он достигнет холла. Но вместо того, чтобы оказаться впереди Мишель, Гарри прыгнул за нее. Крик Мишель – было последнее, что осознал Франклин.

Время застыло. Двое мужчин пристально смотрели на Мишель, красное пятно проступало из-под белой сатиновой блузки, в верхней части груди. Наконец Гарри посмотрел на Франклина, его выражение было выражением полного смирения. Он знал, что он тоже умрет.

Пистолет упал на пол. Франклин сделал шаг вперед, колеблясь, потом второй, третий. Он смотрел прямо перед собой и прошел мимо тела жены, будто оно было невидимым. Только когда щелкнула закрывающаяся дверь, Гарри понял, что все это время он не дышал.

 

30

Монк вытянулся на кушетке в офисе во все свои шесть футов и три дюйма. Его рука свободно свисала с кушетки, пальцы лежали на полу. Если бы не паковый лед на лбу, издатель журнала «Кью» выглядел, как если бы он испустил дух. Он совершенно не мог вспомнить, как он вчера отмечал свой день рождения, кроме того, что было в достатке канадского ржаного виски. Дальнейшее было историей, в которую лучше не вдаваться.

– Мистер Мак-Куин!

Монк съежился, когда хлопнула дверь.

– Джимми, не ори, – сказал он хрипло. Редактор сунул телеграмму в ладонь Монка.

– Только что получена. Вам лучше бы взглянуть. Монк повернул голову, и лед упал на пол. Он вытер лицо полотенцем и попытался сконцентрировать внимание на словах, которые, из-за странности машинистки, казались прыгающими по всей странице. Послание моментально протрезвило его.

«Миссис Мишель Джефферсон ранена выстрелом Состояние удовлетворительное Она настоятельно требует вашего присутствия Глобал инцидент не сообщать Жду ответ

Деннис Притчард

Госпиталь Гросвенор

Лондон Вест I»

– Когда это пришло? – проскрежетал Монк.

– Десять минут назад.

– А по телефону что?

– Ни звука.

– От Розы звонили?

Редактор отрицательно покачал головой. Монк с усилием поднялся с кушетки.

– Мне нужно первым же рейсом на Саутгемптон.

– Путь открыт, мистер Мак-Куин. Корабль отправляется сегодня в полдень.

– Пойдет. Кто еще знает об этом?

– Оператор на телеграфе.

– Скажи, чтобы держал язык за зубами. Достань мне деньги и позвони наверх экономке, чтобы мне собрали чемодан.

Только когда он остался один и перечитал телеграмму, полный смысл слов поразил его. Кто стрелял в Мишель? Почему? И где был Франклин? Почему Мишель не упомянула его? Пока Монк составлял ответ в Лондон, вопросы роились в его мозгу. Монк надеялся, что на корабле, на который ему заказан билет, есть хорошая связь.

Тихий район Мейфера был перевернут вверх дном. Лондонская полиция наводнила площадь людьми, которым помогали сыщики Скотланд-Ярда. Улицы были блокированы, аллеи, переулки, извозчичьи дворы тщательно проверялись. Постоянные жители столкнулись с мрачными людьми, которые хотели знать, видели ли они кого-нибудь подозрительного. Даже если они не видели, жителей вежливо, но твердо просили сотрудничать. Сады, террасы, гаражи обыскивались.

– Я начинаю думать, что в чем-то мы промахнулись с Джефферсоном, – сказал инспектор Скотланд-Ярда Джефри Роулинс.

В то время как его детективы выполняли свою работу в гостиной, Роулинс беседовал с Гарри Тейлором в кухне. Просматривая свои заметки, Роулинс спрашивал себя, почему он не совсем верит, что это настолько очевидное дело, как, казалось бы, показывают факты.

– Вы уверены, мистер Тейлор, что не надо искать какую-то другую причину, по которой мистер Джефферсон хотел бы застрелить свою жену?

– Нет, – слабо сказал Гарри. – Я сказал вам все, что я знаю.

Гарри двумя руками схватил свою чашку. Он столкнулся с катастрофой, которая могла раздавить его, и все же он был убежден, что еще можно обернуть ее в новую возможность. После того как Мишель была увезена в больницу, а Роулинс взял его на кухню для допроса, он понял, как он может это сделать.

Гарри ничего не утаил от инспектора Скотланд-Ярда. Он начал с объяснения, что он делает в Лондоне и как долго он знает Франклина. Он рассказал инспектору о поведении Франклина на вечере в посольстве, как он доставил его домой, и что медсестра Франклина рассказала потом ему о предыдущих приступах Франклина. Он упомянул и то, что Мишель взяла с него обещание не обсуждать инцидент с кем бы то ни было и что он сдержал свое слово.

Будучи удовлетворен, что нарисовал портрет совершенно ненормального человека, Гарри начал лгать. Он понятия не имел, зачем Франклин вторгся в его дом и ждал его с пистолетом. Очевидно, Мишель потеряла Франклина и пришла к Гарри попросить его помочь искать мужа. Но Франклин был уже там и говорил что-то несвязное о британских банках, которые его каким-то образом предали. Мишель пыталась образумить его, но было уже поздно.

– Вот, чего я все еще не понимаю, – сказал Роулинс, закуривая сигарету, – почему мистер Джефферсон выстрелил только в свою жену. Почему не в вас тоже? Почему бросил оружие и просто ушел?

– Франклин нездоров, инспектор, – ответил Гарри тихо. – Разве можно объяснить, что и почему делает сумасшедший? Я определенно не могу.

– Возможно, Притчард сможет рассказать нам это, – задумчиво сказал Роулинс. – Или мистер Джефферсон, если мы найдем его первым.

Констебль вошел на кухню и прошептал что-то Роулинсу, который внимательно слушал.

– Ну, по крайней мере когда мы задержим мистера Джефферсона, обвинение будет ослаблено до попытки убийства. Согласно Притчарду, миссис Джефферсон чувствует себя лучше.

– Слава Богу, – пылко сказал Гарри. Он выдержал паузу. – Инспектор, я помог вам всем, чем я мог, но я также имею обязательство перед мисс Джефферсон и «Глобал». К вечеру эту новость разнесут газеты. Я должен рассказать ей до того, как то же самое случится в Нью-Йорке.

– Да, конечно, мистер Тейлор. Где вас найти, если появятся еще вопросы?

– В отеле «Ритц». После того, что произошло, я не могу остаться здесь…

«А если Мишель начнет говорить, у тебя будет больше вопросов ко мне!»

Наверху Гарри бросил одежду и свой бритвенный прибор в сумку и прошел мимо полицейского, стоящего у порога. Через тридцать минут он входил в номер в «Ритц», сочиняя послание Розе. Он работал очень тщательно, создавая ситуацию, которую он хотел ей изобразить. Положение тяжелое. Франклин стрелял в Мишель, состояние ее серьезное. Сам Франклин пропал, его ищет полиция. Гарри взял на себя ответственность за ситуацию и сделает все, что сможет, чтобы защитить интересы Джефферсонов, пока не прибудет Роза.

Гарри перечитал текст. Он знал, что, как только Мишель начнет говорить, его версия событий будет низвергнута. Из того, что она сказала, пытаясь успокоить Франклина, Гарри было ясно, что Мишель знает, что он совершил что-то против «Глобал». Но Франклин не мог сказать ей, что он видел Гарри и Томаса вместе.

«Но этого было бы достаточно для Роулинса, чтобы поверить, что Франклин намеревался застрелить меня».

Гарри не был склонен недооценивать способности и интуицию неразговорчивого инспектора. Пока что Роулинс не мог обвинить его в чем-нибудь. В конце концов Франклин был единственным, кто спустил курок.

Телеграмма Гарри Тейлора пришла в 4 часа дня по лондонскому времени, через три часа после телеграммы сэра Денниса Притчарда Мак-Куину. Разница во времени была решающей. В момент, когда телеграмма Гарри была доставлена на Нижний Бродвей, корабль, везущий Монка в Саутгемптон, отправлялся от причала в Хадсон-Ривер-Порт. Следующий корабль в Британию уходил только через два дня.

В Нью-Йорке Роза сидела как на иголках. Четвертое июля пришло и прошло, а от Франклина не было ни слова. В тот самый день, когда Франклин встречался с британскими банкирами, Роза устроила грандиозный праздник по случаю Дня Независимости в Дьюнскрэге для пяти сотен друзей, партнеров по бизнесу и политических деятелей страны. Она надеялась, что разница во времени и удача дадут Франклину возможность послать весточку об успешных делах до окончания праздника.

На следующий день Роза не могла сосредоточиться на бизнесе и занялась личными делами. Она приобрела конный завод в Кентукки, который она давно уже присмотрела, а также большой участок земли на побережье океана в Калифорнии, где Франк Ллойд Райт, архитектор, спроектирует для нее дом на Западном побережье. Она сделала ряд заявок на полотна старых мастеров в фонде Сотби и отклонила приглашение на обед от Уильяма Рандольфа Херста. К концу дня, все еще не имея ни слова из Лондона, Роза послала телеграмму.

Когда Роза вернулась в Толбот-хауз, она отдала приказание Олбани разбудить ее в ту же минуту, как будет получен ответ. Хотя она уговаривала себя не беспокоиться, она не уснула до трех часов ночи. Спустя четыре часа, вернувшись в офис, она послала еще две телеграммы, одну из них Гарри Тейлору.

Где-то в глубине души Роза сознавала, что она переживает отсутствие Гарри сильнее, чем она рассчитывала. То, что его не было рядом с ней ночью, создало пустоту, которой она не ощущала никогда прежде. Но также она тосковала по тому, что он делал с ней, заставляя ее смеяться, и по тому, как она чувствовала себя в его руках, когда они танцевали. Чаще, чем она того хотела, Роза одинокими ночами представляла, что мог делать сейчас Гарри. К концу второго дня, когда и от него тоже не пришло ни слова, в Розе окрепло предчувствие беды. Сначала она чувствовала гнев, думая, что Франклин успешно завершил дело, но забыл ей сообщить. Потом, однако, стала испытывать отчаянное беспокойство, будучи уверена, что с ним что-то случилось. В конце концов Роза не могла больше выдерживать это напряжение. Она велела секретарю заказать ей билет на следующий рейс на Саутгемптон.

– Вот, только что получили, – Мэри Киркпатрик, задыхаясь, ворвалась в офис Розы.

Роза вскрыла конверт. Ее сердце сжалось от радости: это могло быть только от Франклина.

– Мэри, оставь меня, пожалуйста.

– Что-нибудь плохое, мисс Джефферсон?

– Именно так!

Роза вынула телеграмму из своего стола и, сдерживая дыхание, перечитала первые несколько предложений. Еще некоторое время она боролась с собой, потом глаза ее стали наполняться слезами. Как пловец, тонущий у берега, она боролась, пока не прочитала все. Из миллионов мыслей, промелькнувших в ее уме, одна была как физический удар: «Что мне сделать для него?»

Комната, если можно ее было так назвать, была душной. Находясь на верхнем этаже многоквартирного дома в Ист-Энд, она была не больше клозета. Кроватная сетка была изъедена ржавчиной, матрац продавленный и грязный. Ржавая вода текла из водопроводного крана в раковину, почерневшую от старости. Наверху мрачно покосившееся окно смотрело на свет и на осыпающуюся кирпичную стену здания через дорогу. Тонкие стены, оклеенные цветочной бумагой с подтеками воды, не могли поглотить резкие голоса, доносившиеся из других комнат. Надо всем этим висел отвратительный запах гниющего мусора с узкой улочки.

Франклин Джефферсон лежал, скрючившись, на кровати. Повернувшись к стене, он бездумно смотрел на рисунок на обоях. Если бы его спросили, он не смог бы ответить, как давно он здесь лежит, где он и как сюда попал. Единственное, что он знал – это то, что когда-то, очень давно, он застрелил свою жену.

Франклин закрывал глаза и молил о боли. Если бы боль была достаточно жестокой, он потерял бы сознание. Это могло быть единственным облегчением. Иначе он оставался во власти гротескных, искаженных образов, затаившихся в его мозгу, как фантастические звери, готовые к нападению. Иногда он слышал собственные рыдания, но никто не приходил к нему на помощь, потому что, он был убежден, единственный человек, который мог прийти, лежит убитый его собственной рукой.

Воспоминания Франклина начинались с пистолетного выстрела. Он вспоминал мельчайшие детали – как револьвер дернулся в его руках, горьких запах пороха, ужас и неверие в глазах Мишель, как ее тело опустилось, кровь, выступающая на груди. Он вспомнил, как стоял над ней, кажется, очень долгое время. Но он не мог заставить себя дотронуться до нее. Вместо этого он просто ушел.

Франклин не знал, как долго он бродил или в какую часть Лондона он попал. Он помнил большой рынок с рядами разных товаров, фруктов, овощей, свежей рыбы и кровавых говяжьих туш, висящих на крючках. Он толкался среди людей. Они пререкались из-за пустяков, кричали, и была какая-то очень молоденькая девушка с волосами цвета кукурузных хлопьев и крашеными губами, которая взяла его за руку и увела с рынка. Франклин помнил, что отдал девушке, имени которой он не мог вспомнить, свой бумажник. Девушка привела его в эту комнату и заставила лечь на кровать. Потом она сняла одежду, и он увидел, какое худое у нее тело, кожа да кости. Потом все растворилось в тумане. Может быть, она сказала что-нибудь и он отвечал. В следующий раз, когда он пришел в себя, ее не было…

«Ничего, – думал Франклин, скрежеща зубами от боли. – Я здесь в безопасности. Никто никогда меня не найдет. Скоро все будет хорошо…»

В этот момент стальной осколок в черепе Франклина на миллиметр сдвинулся, чуть-чуть увеличив давление на артерию. Сжатие ослабило прилив крови, и мозг, испытывая кислородное голодание, начал затуманиваться. Другой испугался бы, но для Франклина Джефферсона наступающая темнота была желанной.

Весь день из Лондона поступали мрачные сообщения. Стол Розы был завален телеграммами из Скотланд-Ярда, от сэра Денниса Притчарда и Гарри Тейлора. В одном углу сидел Хью О'Нил, склонившись над телефоном, тихо разговаривая с издателем Нью-Йоркской газеты. Пресса получила историю по проводам из Лондона в час дня. С тех пор коммутатор «Глобал» был постоянно занят.

В дальнем конце комнаты Эрик Голлант контролировал другую линию, тихо разговаривая с людьми, которые представляли британские банки в Нью-Йорке, пытаясь понять, что случилось на встрече Франклина с «Барклейс». Галлант знал людей с Уолл-стрит. Одного за другим он находил их.

Среди всей этой активности Роза испытывала нечто худшее, чем никчемность. Все, что можно, было сделано, ей оставалось получать прибывающие телеграммы и наблюдать беспомощно за разворачивающейся трагедией. Она была благодарна, когда Притчард информировал ее, что жизнь Мишель вне опасности. С другой стороны, новости от инспектора Роулинса действовали на нервы. Франклина все еще не нашли. Поиски будут продолжаться всю ночь, и Роулинс обещал держать с ней связь. Роза знала, что ожидание и ничегонеделание сведут ее с ума. Она позвала Хью О'Нила и Эрика Голланта и сообщила им, что отплывает в Англию.

– Я думаю, у тебя нет выбора, – согласился О'Нил. Я уже телеграфировал нашим адвокатам. Они готовы действовать с той же минуты, когда полиция найдет его.

– Там будет видно, – пробормотала Роза.

Мэри Киркпатрик выяснила в пароходстве, что на «Америку» билетов нет. Роза звонила домой управляющему компанией, объяснила обстоятельства и получила заверение, что на ближайший рейс – послезавтра, ей будет предоставлен номер.

– Я хотела бы побыть одна, – сказала Роза мужчинам. – Спасибо вам за все, что вы сделали. Я бы не справилась без вас.

Роза подошла к старинному французскому шкафчику, служившему баром, и налила себе стакан бургундского. Медленно разливающаяся теплота уняла холодную дрожь. Роза забралась в уголок дивана. Оттуда, где она сидела, видны были фотографии над ее столом. Франклин в мешковатой цвета хаки униформе, улыбающийся перед камерой.

– Боже, – прошептала она. – Не наказывай его так!

 

31

Корабли, везущие Монка и Розу, прошли уже треть пути в Англию, когда Мишель Джефферсон пришла в сознание в госпитале Гросвенор.

Ее первым ощущением был свет, потом она почувствовала биение пульса в своем правом плече. Ее пальцы нащупали хирургическую марлевую повязку.

– Идете на поправку, – сказал сэр Деннис Притчард. Он отодвинулся на фут от кровати и взял ее руку.

– Франклин… – голос ее был полон заботы. – Пожалуйста…

Притчард неохотно рассказал ей об исчезновении Франклина.

– Полиция его еще не нашла, но верьте мне, это только дело времени. Они делают все, что могут.

Хирург рассчитывал на потоки слез и приготовил успокаивающие лекарства. Вместо этого Мишель отвернулась. Слова Притчарда сразили ее. В то же время она видела себя входящей в дом Гарри, Франклина с пистолетом, Гарри, проскочившего за нее, ужасный взрыв…

Руки Мишель были крепко сомкнуты на коленях, это было все, что она могла сделать, чтобы сдержать дрожь. Она чувствовала, что земля уплывает из-под ног. То, что случилось с Франклином, было более ужасно, чем она когда-либо представляла себе, и ее интуиция подсказывала, что даже если его найдут живым, уже ничего нельзя будет поправить.

Мишель повернулась к Притчарду.

– Я хочу поговорить с полицией.

Через четыре часа после того, как корабль приплыл в Саутгемптон, Монк Мак-Куин прибыл на Беркли-сквер. В пути он постоянно держал связь с Джимми Пирсом в Нью-Йорке. Каждый раз, когда Пирс сообщал о телеграмме, Монк рассчитывал узнать, что полиция нашла Франклина. Он не мог поверить, что спустя шесть дней поисков его друг все еще не был найден.

Монк показал паспорт полицейскому у порога и был сопровожден внутрь. Высокий, красивый мужчина поднялся, приветствуя его, представившись как сэр Деннис Притчард.

– С ней нормально? – спросил Монк.

– Миссис Джефферсон идет на поправку, – заверил его Притчард. – Пуля – она была только одна – попала в плечо, ниже грудины. Она задела кость, но не тронула никаких основных артерий и других жизненно важных органов. Поскольку она стальная, выход чистый.

Из своего военного опыта Монк понял, что Мишель вне опасности.

– Однако, – продолжал доктор, – тут более неприятностей, чем трагический выстрел. Миссис Джефферсон прошла через ужасное испытание. Пожалуйста, не утомляйте ее, мистер Мак-Куин. Она нуждается в отдыхе.

Монк глубоко вздохнул и медленно пошел вверх по ступенькам. Он постучал и толкнул открытую дверь.

Она похудела, но была столь же прекрасна. Ее волосы, переливаясь оттенками, рассыпались по подушке. Ее глаза искрились в удивлении, и все же они уже были другими. Блеск нежности и удивления исчез, оставив глубокие следы, которые уже не заживут.

Мишель подняла руку, приветствуя его.

– Монк…

Он сел на краешек кровати и, стараясь не коснуться ее перевязанного плеча, обнял ее, рассыпав ее волосы, в то время как слезы текли по его щекам. Прошло семь месяцев, и не было дня, чтобы он не думал о ней, вспоминая запах ее духов, слыша ее смех.

– Как ты?

– Все будет прекрасно. Я не могу передать как чудесно, что я тебя вижу.

Мишель вытерла щеки, скатав бумажную салфетку в тугой шарик.

– Франклин?.. Монк потряс головой.

– Они еще не нашли.

– Но ты найдешь.

Он был захвачен врасплох настойчивым заявлением Мишель, я не знаю, что я смогу.

– Ты знаешь Франклина лучше, чем кто-либо Ты найдешь его. Ты должен…

Чего меньше всего хотел Монк – так это давать обещания, которые не смог бы сдержать. Но поскольку полиция успеха не имела, у него не было выбора.

– Мне нужно знать, что случилось, Мишель.

Монк вздрогнул, увидев, как боль заполняет ее глаза.

– Так много всего. Ты не поверишь, но я клянусь что все – правда.

Я поверю тебе. Только расскажи Медленно Мишель повела его через ночной кошмар который начался после отъезда из Нью-Йорка. Она пересказала ужасное плавание, болезненные анализы, которые пришлось сдавать Франклину. Она рассказала" о своих отчаянных поисках армейской медицинской карты Франклина в Париже и как, наконец, она и доктор Притчард узнали правду. Монк не мог поверить некоторым вещам, которые он слышал.

– Ты говоришь, Франклин все еще не знает, что с ним случилось?

– Не было времени рассказать ему. Все случилось так быстро, и Гарри Тейлор оказался замешанным.

Глаза Монка сузились.

– Тейлор? А он тут при чем?

Мишель объяснила, что Роза прислала Гарри Тейлора в Лондон, чтобы помочь организовать продажу дорожных чеков, кроме того, как выяснилось, Гарри не знал ничего о делах Франклина с британскими банками. Она рассказала Монку о своих оговорках, заинтересовавших Гарри, потом о том, как нашла взломанный ящик, и о подозрениях, что это сделал Гарри, чтобы найти личные бумаги Франклина.

– Когда я обнаружила это, я пошла на квартиру Гарри. Франклин был уже там, с пистолетом. Он говорил там, что Гарри предал его. Я пыталась успокоить Франклина. Мне бы это удалось, если бы Гарри не побежал… он стрелял в Гарри, Монк, – не в меня.

Монк старался вникнуть в то, что сказала ему Мишель. Он много знал о Гарри Тейлоре, но явно недостаточно.

– Что ты сказала полиции? Мишель слабо улыбнулась.

– Правду. Что каким-то образом Гарри помешал финансовым делам Франклина. Когда Франклин узнал об этом, то гнев захлестнул его. Я поклялась, что Франклин никогда не хотел ранить кого-то, пистолет выстрелил случайно.

– Они этому поверили?

– Я не думаю, – Мишель сжала руку Монка. – Я не должна была позволить всему этому зайти так далеко. Если бы я привезла его из посольства домой сама, ничего бы этого не случилось. Это все потому, что Франклин работал слишком много…

– Это не твоя вина. Поверь.

– Франклин знал, что он не может продолжать идти прежним путем, – мягко сказала Мишель. – Он хотел рассказать Розе, но я остановила его. Я не могла вынести мысли, что она опять вмешается в нашу жизнь.

Она посмотрела на Монка.

– Ты думаешь, она знала о состоянии Франклина?

– Я уверен в этом, – сказал Монк.

– Тогда почему она скрывала это от него? – закричала Мишель. – Почему держала это в секрете от нас обоих?

Монк подозревал, что он знает ответ, но сейчас это не принесет Мишель ничего хорошего.

– Я хочу, чтобы ты отдохнула.

Мишель повисла на нем, когда он попытался уйти.

– Куда ты?

– Поговорить с полицией.

– Но ты вернешься сюда… Останешься со мной?

– Вернусь, я обещаю.

Спустившись вниз, Монк налил себе виски из серебряной фляжки и попытался осмыслить то, что он узнал. Действия Розы были бессовестными. Но не только ее. Роза могла получить армейскую медицинскую карту Франклина только от квалифицированного военного врача… кого-нибудь вроде Харриса, который, став лечащим врачом Франклина, получил вдруг в руки столько денег, что смог открыть практику на Парк-авеню.

«Она купила его и его молчание…»

Монк сдержал возрастающий гнев, стараясь думать ясно и решить последнюю загадку: почему Роза послала Франклина в Лондон, если знала правду о его состоянии? Даже с помощью виски ответа он не нашел.

Монк поставил стакан на сервант и вышел из дома. На улице он спросил полицейского, как пройти на Скотланд-Ярд.

Остаток дня Монк Мак-Куин провел с инспектором Роулинсом. На него произвели впечатление как сам инспектор, так и его организация поисков, при которой ничто не упускалось из виду.

– Итак, вы видите, мы постепенно исключили места, которые посещаются людьми такого общественного положения, какое имел мистер Джефферсон, – заключил Роулинс. – Я поставил людей на железнодорожных станциях на случай, если он попытается покинуть Лондон. В газетах опубликованы сообщения, и на «Би-би-си» прошла информация. Мы также расширили наши поиски, включив менее очаровательные районы нашего города, где мы сотрудничаем с определенными лицами.

Под «определенными лицами», понял Монк, инспектор имел в виду осведомителей.

– Есть еще одна вещь, которую надо принять во внимание, инспектор. Франклин – закаленный в боях солдат. Он мог инстинктивно искать места, где собираются бывшие военнослужащие.

Роулинс сделал пометку.

– Я просил бы вашего позволения поместить личную просьбу в газетах, – добавил Монк. – Если он увидит ее, он может откликнуться. Я хотел бы то же самое проделать с «Би-би-си».

– Отличная идея, – согласился Роулинс. – Если он выйдет на контакт с вами, вы, конечно, информируете меня.

– Это зависит от пары вещей, инспектор. Позволите ли вы мне вести собственные поиски?

Роулинс подумал.

– Я не вижу, почему нет.

– Я также хотел бы знать, в кого, по-вашему, стрелял Франклин?

– Не уверен, что понимаю вас, мистер Мак-Куин.

– Мишель сказала мне, что вы не убеждены, что случилось все именно так, как она рассказала. Она думает, что Гарри Тейлор сказал вам что-либо еще.

– Я не обсуждаю свидетельские показания с общественностью, мистер Мак-Куин.

– Я не прошу вас разглашать конфиденциальную информацию, инспектор. Я ищу то, что может помочь Франклину.

Монк вкратце пересказал услышанное от Мишели.

– Все, что мне необходимо знать, – согласуется ли с этим версия Гарри Тейлора, – закончил он.

– Как хорошо вы знаете мистера Тейлора? – спросил Роулинс.

– Лично совсем не знаю. Но мой журнал может поставить столько информации, сколько вам нужно, чтобы вести расследование.

– Я думаю, это помогло бы нам, – пробормотал Роулинс. – Отвечаю на ваш вопрос: то, что у нас есть – это две интерпретации одних и тех же фактов. Мистер Тейлор не отрицает, что Джефферсон обвинял его в «предательстве», как он это себе представляет. Однако, он настаивает, что мистер Джефферсон бредил и что он не знает, что тут имелось в виду. С другой стороны, миссис Джефферсон подтверждает обвинение ее мужа. Когда я указал мистеру Тейлору на это расхождение, он настаивал, что миссис Джефферсон просто пытается защитить мужа.

– Кому вы верите?

– Мистер Мак-Куин, это не обсуждается. Факт, что миссис Джефферсон не смогла представить доказательств должностного преступления со стороны мистера Тейлора. Поэтому мне трудно обвинить его во лжи.

– По крайней мере пока. Мужчины встали.

– Еще одно, – сказал Монк. – Вы допускаете, что Франклин может быть вооружен?

– Я должен. Он один раз получил оружие. Он может сделать это снова. И как вы мне только что напомнили, он был профессиональным военнослужащим.

– Я прошу вас о большом одолжении, инспектор, – сказал Монк. – Когда вы найдете его, позвоните мне.

Я пойду и приведу его. Не надо, чтобы еще кого-нибудь ранило.

– Да, достаточно, – согласился Роулинс. – Но я надеюсь, вы осознаете, против какого человека мы идем? «Никто этого не знает, – подумал Монк. – Совсем…»

Следующие пять дней и ночей Монк Мак-Куин рыскал по городскому чреву. Он разработал свой маршрут с помощью местных газетчиков, которые знают город изнутри так же, как и полицейские. Вооруженный их информацией и связями, Монк шел через доки, проверяя каждый кабак, кафе, ночлежку. Он останавливался в прибрежных церквях и приютах и разговаривал со священниками, которые имели дело с бродягами. На улочках Вайтчепл и Ноттин-Хил он ходил от проститутки к проститутке, показывая им фотографию Франклина, давая им номер телефона, чтобы позвонили, если они увидят этого человека, обещая хорошее вознаграждение за их сотрудничество. Он посещал рыбные и мясные магазины, составляя заметки, задавая все больше вопросов.

На заре Монк возвращался в Беркли-сквер, сопровождаемый звоном бубенчиков лошадей молочного вагона. Мишель всегда ждала его и сидела потом рядом, наблюдая, как он ест, выспрашивая о деталях.

С каждым днем Мишель все больше нуждалась в общении с Монком. Хотя она ловила каждое слово о Франклине, одиночество и страх, сопровождавшие ее, отступали. Она поняла: Монк – единственный, кто мог бы подарить ей то, что навсегда останется с ней, что бы ни случилось в будущем.

Монк кивнул полицейскому на посту и вошел. На этот раз Мишель не встретила его. Монк заглянул на кухню, там никого не было, и решил, что Мишель еще спит. Молча он пошел наверх, умылся и хотел ложиться спать.

– Монк…

Она стояла в дверном проеме, одетая в длинное просвечивающее платье с застежками на плечах в виде бутонов роз. Ноги ее были босы, ее волосы струились по плечам.

– Мишель…

Ее имя застряло у него в горле, и Монк почувствовал дрожь в теле, когда она подошла к нему.

– Ты не знаешь, как долго я хотела, чтобы ты был здесь, – тихо сказала она, не сводя с него глаз. – Как мне нужно было слышать твой голос и чувствовать твои прикосновения.

– Мишель…

Она прижала палец к губам.

– Не говори ничего. Только иди со мной. Монк позволил подвести его к кровати.

– Ты скажешь, что так нельзя, но это неправда. Того, о чем ты думаешь, нет. Когда Франклин вернется, этого никогда уже не будет снова. Он умирает, Монк, и у меня нет сил смотреть на это, дать ему то, в чем он нуждается. Дай мне сил, Монк. Подари мне любовь. И позволь мне любить тебя…

Его пальцы дотронулись до ее груди, его губы сделали то же, и все ощущения, которые так долго скрывались, ожили в ней. Мишель отдала себя Монку со свободой, рожденной отчаянием. Надежды и иллюзии разбились, как шелуха, замещенные неистовым огнем, возникшем в ее лоне, сжигающим все, кроме этой драгоценной минуты.

– Я люблю тебя, Монк, – снова и снова слышала она свой собственный шепот.

Слова хлынули с такой страстью, что она не сомневалась в их искренности. Быть способной произнести их, после того что случилось, – это казалось огромным чудом.

Сэр Деннис получал большое удовольствие от своего хобби – садоводства. За его офисом был крошечный декоративный сад, с розами, с тюльпанами и гардениями. Его любимым временем было утро, когда, осматривая свои садовые владения, он мог спокойно пить чай, удовлетворенный тем, что по крайней мере здесь все хорошо. Кроме этого утра, когда острый нюх Денниса ощутил чуждый запах в его цветочном королевстве. Нахмурившись, он пошел в обход по саду, пока не подошел к воротам.

– Это что за дьявол?

Создание, стоящее перед ним, мало чем отличалось от трупа. Кожа на скулах обвисла, он был похож на привидение. Его волосы были спутанные и грязные, руки и ногти черные от грязи. Зато костюм был отличного качества и хорошо пошит.

– Кто ты? – повторил Притчард, озадаченный.

– Не узнаете меня, доктор? Так плохо выгляжу? Голос что-то напомнил Притчарду.

– Джефферсон? Франклин Джефферсон? Бог мой, дружище, это вы?

Сэр Деннис усадил Франклина в. кресло и оглядывал его со всех сторон, ища раны.

– Где вы были? Все в порядке?

– Я Не знаю, – ответил Франклин.

– Франклин, вы знаете, что с вами случилось?

Сэр Деннис не боялся, что Франклин станет буйным. Его пациент был так истощен, что Притчард был бы удивлен, если бы он мог поднять ложку.

– Я застрелил Мишель. Я убил ее. После этого я убежал. Я пришел сюда сдаваться. – Франклин помолчал. – Поэтому, я думаю, вам лучше вызвать полицию.

Сэр Деннис наклонился к нему через стол.

– Франклин, я хочу, чтобы вы выслушали меня очень внимательно. Вы стреляли в Мишель, но вы не убили ее. Пуля попала в плечо. Она была в больнице, лечилась, но она теперь совершенно здорова. Вы понимаете, что я вам говорю? Мишель жива!

Сэр Деннис увидел, как что-то вспыхнуло в глазах Франклина. Его нижняя губа дрожала, голова поникла.

– Я не убил ее? – прошептал он.

– Клянусь вам, она жива и здорова!

Франклин Джефферсон сгорбился, его тело затряслось от рыданий. Сэр Деннис взял его за руку.

– Франклин, вы помните, где вы стреляли в Мишель?

Франклин потряс головой: – Нет…

– Это было в квартире мистера Тейлора. Вы знаете, почему вы там были?

– Гарри? Я ходил на квартиру Гарри? Зачем?

Сэр Деннис не спрашивал больше. Очевидно, у Франклина была полная потеря памяти относительно всех событий до выстрела. Кое-что он со временем может вспомнить. Но было нечто другое и не менее важное, что он мог рассказать.

– Франклин, вы знаете, как долго вас не было?

– Я видел газету с датой. Одиннадцать дней, по-моему.

– Да, правильно. И где вы были? Франклин смотрел куда-то вниз.

– Где-то в ужасном месте. Я помню маленькую комнату… Была девушка. Она приносила мне еду.

Он беспомощно потряс головой.

– Я больше ничего не помню до того утра, когда я встал и увидел, что я вот такой. Я должен был прийти сюда. Я не знал, что еще делать.

Сердце Притчарда сжалось от боли за этого агонизирующего человека. Он знал, что нужно немедленно вызвать полицию. Но был также долг – попытаться облегчить агонию Франклина. Притчард принял решение.

– Франклин, я хочу рассказать вам что-то, что вы должны знать. Я хочу, чтобы вы выслушали очень внимательно.

Тщательно подбирая слова, доктор объяснил, что происходило с Франклином после возвращения из Франции.

– Вы понимаете, что я рассказываю вам? – спросил наконец сэр Деннис.

Франклин взглянул на него.

– Что шрапнель нельзя вытащить из моего черепа, не убив меня, и что в конце концов так или иначе это произойдет.

Вдруг Франклин откинул голову и вскрикнул:

– Почему мне никто не рассказал? Почему я не мог узнать, что со мной происходит? Почему Мишель ничего не сказала?

– Потому что Мишель сама не знала. И я не знал. Никому из нас не приходило в голову, что медицинскую карту от вас скрывали.

– Скрывали?

Сэр Деннис глубоко вздохнул.

– Согласно армейским установкам вас должны были известить о вашем состоянии через вашего доктора.

– Харриса? Но Харрис никогда не говорил мне ничего. Каждый раз, когда я приходил к нему, он говорил, что у меня все превосходно. Там была Роза, она знает.

Франклин пристально посмотрел на Притчарда, в его глазах был ужас.

– Роза знала? И не рассказала мне? Харрис знал – и он ничего не сказал?

Франклин поднялся и медленно пошел по саду. Все, что сказал ему Притчард, приобретало законченный смысл. Все сомнения и заблуждения, которые заставляли его страдать, сложились в единую картину, как кусочки детской головоломки.

– Доктор, вы верите, что в данный момент я в здравом уме?

– Да.

– Тогда я попрошу сделать кое-что для меня.

Сэр Деннис тщательно продумал его просьбу. Если он согласится, последствия будут далеко идущие. И все-таки Франклин имел право на то, о чем он просил.

– Я принесу, что вам нужно, – сказал он. – И я захвачу мою медсестру. Иметь еще одного свидетеля не повредит.

 

32

Для Розы летнее трансатлантическое путешествие было унизительным испытанием. Еще до того, как «Америка» покинула пирс, пошли слухи о Франклине Джефферсоне, который пытался убить свою жену, красавицу француженку. Когда Роза вошла на борт, она стала объектом повышенного внимания и, что еще хуже, жалости. Она скрипела зубами и старалась пробраться во время ужина к столу капитана. Потом она уединилась в своей каюте, и еду ей приносили туда. Только очень рано утром, когда Роза оставляла каюту, чтобы пройтись по погруженной в туман палубе, ее могли видеть. И даже тогда ее вызывающее одиночество служило предупреждением не вступать в контакт.

В дневное время Роза с головой уходила в работу. Стюарды торопились от ее каюты к телефонному офису и наоборот, принося послания и унося ответы на них. Через Хью О'Нила она установила прямой контакт с инспектором Роулинсом в Скотланд-Ярде, который держал ее в курсе своих попыток найти Франклина. Также именно от Роулинса Роза узнала о заявлении Мишель в полиции, вовлекающем в дело Гарри Тейлора. Роза считала утверждения Мишель абсурдными, и все же они поднимали вопросы, которые терзали ее.

Почему Франклин стрелял в Мишель? Была ли она реальной целью или Франклин метил в Гарри? Если так, почему Франклин, который во всех письмах так хорошо отзывался о Гарри, вдруг настолько изменил свое отношение к нему?

Роза вспомнила то кошмарное утро, когда полиция привела Франклина домой после инцидента со Стивеном. Мысль, что нечто похожее произошло снова, поглощала ее. И поскольку это было так, Роза не могла игнорировать последствия. События в Лондоне уже отозвались в Нью-Йорке. Из банков, которые подписались на векселя, звонили ежедневно, требуя новых заверений. Все ждали заявления Розы Джефферсон, проясняющего ситуацию.

В последний день путешествия, за считанные часы до того, как «Америка» вошла в док, прибыла телеграмма от Гарри Тейлора:

«Франклин найден Состояние нормальное Находится Беллингхэм госпитале Встречу тебя доке Мужайся

Гарри»

Роза была вне себя. В порядке любезности по отношению к пассажирке капитан «Америки» дал радиограмму, прося британскую таможню и имиграционную службу ускорить для нее прохождение обычных формальностей. Роза сходила с корабля первой, и через несколько минут встретилась с Гарри.

– С Франклином действительно все в порядке? – спросила она сразу.

– Да, – ответил Гарри, собираясь провожать ее к машине. – Я устроил так, чтобы тебя провели прямо в тюрьму.

– Ты не поедешь со мной?

– Тебе лучше видеть его наедине. Сэр Деннис Притчард сказал, он будет там, чтобы поговорить с тобой. Я буду ждать твоего возвращения в отеле.

Когда Роза села в машину, Гарри тронул ее руку.

– Я не знаю, почему он хотел застрелить кого бы то ни было, Роза. Меня или Мишель. Это правда. И я не считаю, что он может отвечать. Я хочу, чтобы ты знала это.

– Храни тебя Бог, Гарри.

Роза рассчитывала, что ее привезут в Лондон, но вместо этого шофер взял курс на юго-восток.

– Водитель, куда вы меня везете?

– В госпиталь «Беллингхэм», мэм. Он располагается в деревне Чарлтон, за Вулиджем.

Названия ничего не говорили Розе, но она была смущена услугой Гарри. Машина замедляла ход, когда ехали по узким деревенским улочкам. Через полторы мили от деревни свернули на длинную извилистую дорогу, вдоль которой росли древние дубы, и остановились перед старинным особняком эпохи короля Якова I. Больница, если это была она, была больше похожа на тюрьму, с угрожающе торчащими пиками забора, орудийными башнями из грязного красного кирпича и узкими окнами.

– Вы уверены, что сюда? – нервно спросила Роза.

– Это «Беллингхэм», мэм.

Зайдя внутрь, Роза рассчитывала быть принятой администратором. Вместо этого он проводил ее через центральный холл и дальше по коридору с тяжелыми деревянными дверями с металлической обивкой, с глазками, закрытыми толстым стеклом. Мрак вокруг нее вдруг был разорван потоками света от мерцающих газовых ламп. Из-за дверей Роза могла слышать слабые голоса, свист, вопли.

– Почему вы не могли привести моего брата в ваш офис? – спросила Роза, голос ее дрожал.

– Простите, мэм, – сказал администратор, – мистер Джефферсон имеет историю с непредсказуемым поведением. Согласно нашим инструкциям его нельзя переводить никуда из помещения, где он находится. По любой причине.

– Посмотрим, – мрачно сказала Роза.

В конце коридора два дюжих служителя присоединились к ним.

– Где мы? – спросила Роза.

– Это медицинская палата, мэм.

Что-то в голосе администратора встревожило Розу. Она остановилась, заглянула через окно из стекол и не могла удержаться, чтобы не вскрикнуть.

– Что за ад вы здесь устроили? – закричала она.

Внутри камеры, стены которой обиты грязной парусиной, был человек или то, что от него осталось. Он был завернут в смирительную рубашку, которая стягивала руки и верхнюю половину тела, но оставляла свободу ходить по камере и биться о стены. Его брюки были грязны и покрылись коркой, его лицо кровоточило от наказания, которое он наложил на себя.

– Мисс Джефферсон, пожалуйста.

Роза оторвалась от него и начала бегать от камеры к камере, заглядывая через глазки.

– Где Франклин? – кричала она. – Что вы с ним сделали?

Откуда-то из мрака ответил хриплый голос:

– Привет, Роза. Добро пожаловать в Лондон.

Роза пыталась отгородиться от пугающего мира, лежащего за дверью камеры Франклина. Она достаточно успокоилась, чтобы оценить условия, в которых содержался ее брат. Камера была чистая, полотняные одеяла свежевыстиранные. Она была обеспокоена тем, как похудел Франклин, но он убедил ее, что ухаживают за ним хорошо. Что беспокоило Розу, так это отстраненность Франклина. Он выглядел безразличным, его глаза, казалось, смотрели сквозь нее. Его голос, когда-то столь звонкий и живой, был монотонным.

– Я хочу вызволить тебя отсюда, – говорила Роза. – Как только я прибуду в Лондон, я возьму тебя на поруки. Я найму лучших адвокатов. Через несколько дней ты вернешься в Лондон.

Франклин слабо улыбался: – Спасибо.

Роза в отчаянии ломала руки:

– Ты должен рассказать, что случилось. Я должна знать!

– Но это же просто. Я застрелил Мишель.

– Но почему? Франклин отворачивался.

– Я очень устал, Роза. Я хочу отдохнуть.

– Франклин, пожалуйста, не отворачивайся от меня. Я здесь затем, чтобы помочь тебе.

Франклин взглянул на нее, его глаза наполнились жалостью.

– Ты не шутишь, Роза? Ты собралась помочь мне – таким же путем, как ты сделала это в Нью-Йорке?

– Нью-Йорке? Я не понимаю…

– Я узнал о моей медицинской карте. Ты никогда мне о ней не говорила.

Роза была ошеломлена. Обвинение в глазах Франклина раздирало ей сердце.

– Я могу объяснить все…

– Я не сомневаюсь, что ты можешь, Роза. Но не мне. Объясни это Мишель. Ее я почти убил.

Роза обвила Франклина руками, но было слишком поздно. Он сидел на койке, неподвижный, с закрытыми глазами, молчаливый, как статуя. Долго она держала его так, не зная, сможет ли она вернуть его обратно.

– Я не понимаю, как вы могли привезти его сюда, – говорила Роза, вероятно, десятки раз. – Это сумасшедший дом!

Она была в офисе у администратора, сидя напротив сэра Денниса Притчарда.

– Полиция не могла поступить по-другому, – ответил доктор. – Фактически Франклина хотели поместить в отдельную камеру, в отделение для злостных правонарушителей. Поверьте мне, это было бы много хуже.

– Ну, я собираюсь вызволить его отсюда.

Сэр Деннис ничего не сказал. Он слышал, что Роза упомянула «Тори, Тори энд Деслорьерс», наиболее влиятельную и престижную юридическую фирму в Лондоне. Он пожелал ей удачи, но сомневался, что даже их влияние поможет освободить Франклина до того, как он предстанет перед судом.

– Доктор, что вы реально знаете о состоянии моего брата? – спросила Роза, вспомнив, что сказал ей Франклин.

– Намного более, чем вы или Харрис предпочли рассказать мне, – холодно ответил сэр Деннис. – У вас могли быть свои причины утаивания армейской медицинской карты от Франклина. Но не показать ее мне – непростительно.

Роза покрылась малиновой краской, но сдержалась.

– Я так понимаю, что вы видели эту карту?

– Да.

– Где же вы ее достали?

Сэр Деннис объяснил, как Мишель ездила за информацией в Париж.

– Ваша невестка – отважная и заботливая жена. Возможно, если бы информация была у нас раньше, ничего этого не случилось бы.

– Пожалуйста, не судите меня, доктор, – сказала Роза. – Моя единственная забота – была и есть – это Франклин. – Сейчас, когда вы все знаете, есть ли что-нибудь, что вы можете сделать для него?

– Хотелось бы, чтобы я мог, мисс Джефферсон. Костяшки пальцев Розы побелели, когда она схватилась за ручки кресла. Потом она встала и пошла к двери.

– Спасибо вам за все, что вы сделали, доктор. Пожалуйста, скажите Франклину, что я вернусь утром.

– Мисс Джефферсон, можете вы мне по крайней мере сказать – почему? – окликнул ее Деннис.

Роза колебалась.

– Сейчас это уже не имеет значения, правда?

Ко времени, когда она прибыла в «Ритц», Роза была совершенно измучена.

– Мисс Джефферсон, вас хочет видеть джентльмен, – сказал менеджер, протягивая ей ключ. – Он в Длинной галерее. Вы желаете видеть его сейчас?

Думая, что это, должно быть, Гарри, Роза проигнорировала усталость и сказала «да». Она последовала за менеджером. Рот ее открылся, когда она увидела Монка Мак-Куина.

– Что ты здесь делаешь? Я имею в виду, это чудесно – видеть тебя, Монк. Я никогда не рассчитывала…

Монк обнял ее.

– Ты видела Франклина?

– Он в порядке… по крайней мере так кажется. Но они заперли его в сумасшедший дом…

– «Беллингхэм», я знаю.

Роза поглядела на него озабоченно:

– Монк, а что ты здесь делаешь?

Монк рассказал о телеграмме от сэра Денниса Притчарда, по которой он прибыл, и как он помогал в поисках Франклина.

– Я благодарна тебе, Монк, – сказала Роза. – Но я не понимаю, почему Притчард сообщил первому тебе, а не мне.

– Потому что об этом просила его Мишель.

– Мишель? Почему она вызвала тебя?

– Я ее друг, – тихо сказал Монк. – Ей больше не к кому было обратиться. Она была в ужасе, Роза.

«Все вернулось к войне, – подумала Роза, – и к тому, что они втроем делили». Она могла понять переход Монка на сторону друга. Такова была его натура.

– Как Мишель? – спросила она.

– У нее все будет хорошо, если ты это имеешь в виду. – Монк колебался. – Я также знаю о медицинской карте.

– Я не хочу обсуждать это, Монк. Не сейчас.

– Хорошо. А что относительно Гарри Тейлора?

– А что? Монк взорвался.

– Франклин пытался убить его, вот что! Ради Бога, Роза, кто этот сукин сын? Почему ты отправила его в Лондон?

– Гарри Тейлор, как ты хорошо знаешь, – один из моих ведущих сотрудников, – ледяным тоном сказала Роза. – Он здесь согласно моим инструкциям. Что же касается того, подходит ли он – это не твое дело.

– Когда люди начинают стрелять – это, черт возьми, мое дело, Роза! – возразил Монк. – А твои отношения с британскими банками больше уже не секрет!

Роза побледнела.

– Кто сказал тебе об этом? Это не мог быть Франклин. Это Мишель, не так ли?

– Не беспокойся, Роза. Я не собираюсь придавать огласке эту историю. Все, что я хочу – это знать: почему Франклин стрелял в Тейлора?

– Это Мишель говорит, что так случилось. Полиция в сомнении, верить ли.

– А ты не веришь. Ты веришь Тейлору! Роза взяла сумочку и встала.

– Монк, ты всегда был хорошим другом. Но я предупреждаю тебя. Не вмешивайся. Я делаю то, что должна делать.

– Как это, Роза? – печально спросил Монк. – Случилось слишком многое, чтобы замять все это. Дело не в том, Мишель или Тейлор были целью. Франклин стоит перед лицом обвинения в попытке убийства. Но если у него были основания следить за Тейлором, суд может принять это к сведению. Что бы ты ни делала, Роза – не используй Франклина, чтобы заслонить либо «Глобал», либо Тейлора. Я не позволю тебе снова причинить ему боль.

Когда Роза наконец добралась до своего номера, она позвонила вниз и сказала швейцару, чтобы ее не беспокоили ни по какому поводу. Служанка приготовила ей теплую ванну, вечернее платье и легкий ужин. Когда служанка ушла, она унесла с собой написанные Розой запечатанные бумаги. Роза не вышла из ванной, пока не убедилась, что она одна. Проигнорировав еду, она надела платье и открыла французские двери на балкон, выходящий на Грин-парк. «Кому ты веришь?»

Телеграммы, которые Роза получала от инспектора Роулинса, свидетельствовали, что Скотланд-Ярд был далек от того, чтобы удовлетвориться версией Гарри. Полиция, как и Монк, намерена принять объяснение Мишель.

«Как они могут быть слепыми? – спрашивала себя Роза. – Даже, если Гарри знал о дорожных чеках, он не осмелился бы делать что-нибудь, чтобы помешать переговорам. Он бы при этом все потерял и ничего не приобрел».

Сколько бы ни размышляла Роза о всех этих вопросах и сомнениях, она возвращалась к одному общему пункту: Франклин. Только он знал, что в действительности случилось и почему он пришел к Гарри на квартиру в тот день. Но Франклин вспомнить не мог…

«По крайней мере пока».

Роза услышала, как открылась дверь.

– Привет, Гарри.

Роза обняла его и поцеловала в губы.

– Не говори ничего. В нашем распоряжении час. Я хочу, чтобы мы занялись любовью, Гарри. Чтобы так, как в первый раз…

 

33

На заре сторож в госпитале «Беллингхэм» совершал свой обход, гася ночные лампы. К этому часу визги и крики пациентов смолкли, угасли в неспокойном сне. Только те, кто изобретательно избегал лекарств, оставались бодрствовать. Одним из них был Франклин Джефферсон.

Франклин ждал возвращения Розы. У него было так много что рассказать ей. Он пытался вспомнить, что именно, и, когда Не смог, заплакал. Франклин Джефферсон не знал, что его сестра уехала пятнадцать часов назад.

В светлые промежутки Франклин удивлялся, почему он все еще не спит. Он стоял на цыпочках на койке, пристально вглядываясь в заброшенный парк, и думал о Мишель. Он и ей тоже так много хотел сказать. Франклин много думал о том, что сказал ему сэр Деннис. Он не испытывал гнева или жалости к себе. В свое время они вместе, он и Мишель, выковывали целую жизнь воспоминаний. Сейчас он должен быть уверен, что Роза никогда не обидит Мишель снова.

Потом мысли Франклина начинали рассыпаться на куски, подобно медленно взрывающейся звезде. Он брал свой кусочек времени, подставляя лицо лунному свету, и ждал, когда вернется Роза…

Ровно в семь часов Роза совершала свой путь через Линколнсинн, самую большую площадь в центре Лондона, обрамленную элегантными старенькими домами, которые ныне использовались как офисы. Роза проверила номера и нашла латунную пластинку с именем «Тори, Тори энд Деслорьерс».

Джонатан Тори, старший компаньон, провел Розу в тесный офис, заваленный книгами, журналами, юридической документацией.

– Я все узнал, мисс Джефферсон, и я думаю, мы сможем добиться судебного предписания на перевод вашего брата. Однако мы должны обеспечить гарантию, что Франклин Джефферсон не будет представлять собой угрозы общественной безопасности. То есть мы должны иметь соответствующее частное помещение и профессиональный круглосуточный персонал.

Приблизительно на это Роза и рассчитывала.

– Что, если я купила бы дом, скажем в Хэмпстед Хес?

– Отлично. Фактически я связывался с другом, агентом по продаже домов. Я уверен, что он может предложить вам несколько вариантов.

– Пусть он позвонит мне в отель утром.

– Встанет также вопрос о поручительстве, – деликатно сказал Джонатан Тори.

– И каково ваше суждение?

– Естественно, сложности будут, все-таки обвинение в попытке убийства. Однако если мы убедим магистрат, что ваш брат не будет опасен обществу и заплатим, скажем, полмиллиона фунтов, я думаю, у нас будет отличный шанс решить вопрос в нашу пользу.

У Розы потемнело в глазах. Полмиллиона фунтов – это огромная сумма.

– Я устрою это, – сказала она тихо и добавила: – Есть еще одна вещь, о которой я хотела посоветоваться. Джонатан Тори внимательно выслушал просьбу Розы.

– То, о чем вы просите, не просто, – пробормотал он. – Захочет ли сэр Деннис дать такое заключение?

– Давайте не будем полагаться на это.

– Жаль. Это было бы легче. Однако я думаю, мы найдем путь убедить суд, что такой шаг – в интересах вашего брата.

– Я рассчитываю, что вы сделаете все точно, – сказала Роза, и ее тон не оставлял сомнений в том, что она не намерена выслушивать отговорки.

Мишель посмотрела на себя в зеркало и чуть не заплакала. На протяжении последнего часа она делала попытку за попыткой, но ни одна не приводила к успеху. Черный цвет сейчас в моде, но будь она проклята, если она наденет что-нибудь такое мрачное для встречи с Франклином.

Мишель никому не говорила о своем решении. Сэр Деннис отклонил ее прежние просьбы о посещении, сказав, что Франклину нужно время, чтобы восстановить силы. Мишель уступила бы, если бы не прибытие Розы в Лондон.

Она еще раз взглянула на себя в зеркало и заспешила вниз по ступенькам. Когда она достигла нижней ступеньки, Хастингс отвел ее в сторону.

– Тут кто-то хочет видеть вас, мэм, – сказал он, показывая на гостиную.

– Хастинг, сейчас я не могу…

– Это мисс Джефферсон, мэм. Мишель глубоко вздохнула.

– Спасибо, Хастинг. Пусть машина подождет, пожалуйста.

Мишель вдруг осознала, что ее плечо, все еще перевязанное, сильно пульсирует. Высоко держа голову, она вошла в гостиную.

– Привет, Мишель.

Сидя в высоком кресле, Роза казалась такой же уравновешенной и спокойной, какой она осталась в памяти Мишель. У нее была другая прическа – более короткая стрижка по моде, но голос невозмутим, как всегда, глаза оценивающие, наблюдательные.

– Как здоровье?

– Отлично, – ответила Мишель, злясь на себя, потому что голос дрожал.

– Ты куда-то собиралась?

– Навестить Франклина.

– Тогда я рада, что пришла, – Роза изменила позу, усаживаясь удобнее. – Нам нужно поговорить, Мишель, обо всем, что случилось, что ты сказала полиции.

– Я сказала им правду! – вспыхнула Мишель.

– Да? Что Франклин пришел в квартиру Гарри, чтобы застрелить его. Зачем бы это ему делать?

– А ты не знаешь? – требовательно спросила Мишель. – В полиции тебе не сказали?

– Почему бы тебе это не рассказать мне, – предложила Роза.

Стараясь ничего не упустить, Мишель объяснила, что произошло с тех пор, как Гарри прибыл в Лондон, и почему она и Франклин – оба подозревали, что он сорвал переговоры с банками.

– Я понимаю, – сказала Роза, голос ее становился холодным. – Итак, это ты, а не Франклин, провела ту встречу в посольстве.

– У меня не было выбора. Если бы я этого не сделала, все, что сделал Франклин, пошло бы прахом.

– Мне кажется, все и так пошло прахом. О чем ты думала, Мишель? Как ты могла поверить, что у тебя достаточная квалификация и знания, чтобы выходить на таких людей?

Мишель чувствовала, будто глаза Розы пригвоздили ее к стене.

– И кроме того, какое право ты имела говорить от имени «Глобал»?

– Я знаю о дорожных чеках столько же, сколько Франклин.

– Ну, этого оказалось явно недостаточно, – Роза встала и начала нервно ходить по комнате. – Все это время я думала, что все, что произошло, – моя вина или, может быть, Франклина. Но вина твоя, не так ли? Ты провела эту презентацию и провалила ее. Ты представляешь, во сколько миллионов долларов ты обошлась «Глобал»? А теперь ты пытаешься сбить пламя на Гарри.

– Гарри Тейлор хотел надуть тебя! – крикнула Мишель. – Почему ты не хочешь в это поверить?

– Потому что это неправда! Я тебе расскажу кое-что еще, что ты сделала, Мишель. Обвиняя Гарри, ты бросила тень на целую компанию. Для нью-йоркской прессы это знаменательный день. Им очень нравится идея, что сотрудник «Глобал» может выступить против собственной компании.

Мишель не знала, намеревалась ли она когда-нибудь сказать это Розе, но сейчас это была последняя возможность защититься:

– О чем ты, Роза? Уж не думаешь ли ты, что то, что ты скрывала от Франклина и меня, – пустяк, в сравнении с тем, что произошло? Ты знала, что ему не смогли во время хирургической операции удалить стальные осколки… что его состояние будет неизменно ухудшаться, пока не… пока он не потеряет способность управлять собой. Но ты же притворялась, что все хорошо. Ты вернула Франклина в «Глобал», когда тебе этого захотелось, и заставила работать до полусмерти. О чем ты думала?

– Думала о том, что надо было делать, – сказала Роза с печальной решимостью в голосе. – Да, я знала, что случилось с Франклином, и я скрывала это от вас обоих. Ты говоришь о вашей жизни с болью, Мишель. Можешь ты представить, через что прошла я? Та ли это боль, которую можно было переложить на Франклина или тебя?

– Ты играла его жизнью, Роза. Франклин имел право не только знать, но решать, что ему делать. Это было бы ужасно, я знаю, но я была рядом, чтобы помочь. Ты действительно думала, что я оставлю его?

Глаза Мишель искали ответа в лице Розы, но ответом было молчание женщины, молчание, которое предавало ее.

– Ведь ты этого хотела? – мягко спросила Мишель. – И если бы я ушла, ты забрала бы Франклина?

– Ну, никто из нас не будет иметь его, – сказала Роза. – Все, о чем я мечтала, все, что мне от него было нужно, ушло из-за осколков немецкой стали…

Роза помолчала.

– Я всегда любила Франклина не меньше, чем ты. Но тебе надо бы знать, что перед Франклином открывалось замечательное будущее, положение в обществе, имя. После того как он вернулся с войны и я узнала… о его ранении, я хотела помочь ему выжать все из того времени, которое ему осталось. Я хотела, чтобы он испытал ощущение собственной значимости, чтобы имел все, что мог по праву иметь. Я только защищала его, Мишель…

– Нет, Роза, – печально ответила Мишель. – Ты только следовала своим желаниям. В твоих мечтах не было места тому, в чем нуждается он или та, которую он любит. Чего ты никогда не понимала, Роза, так это того, что я никогда не представляла угрозы для тебя. То, что он любил меня, не означало, что тебя он любит меньше. Что касается «Глобал», он никогда не хотел того, что делала ты. Тебе надо было понять это и позволить ему уйти.

Роза повернулась, уши ее горели.

– Что ты намерена сделать?

– Я хочу навестить моего мужа и удостовериться, что он знает, что у него есть дом и жена, к которой он может вернуться.

– А что насчет твоего заявления в полиции?

– Я не изменю его. Когда Франклин вспомнит, что случилось, он расскажет тебе то же самое.

Роза закрыла глаза.

– Если ты хочешь именно так, Мишель… Но теперь я должна сказать тебе, что ни ты, ни кто-то другой не будет иметь возможность видеть Франклина без моего разрешения.

– Это невозможно!

– Увидишь сама, – Роза подняла свою сумочку. – А когда ему будет лучше, Мишель, домой его заберу я. Пожалуйста, не думай, что ты сможешь бороться со мной и одержать победу.

Слова Розы, холодные, подытоживающие, далекие от раскаяния, преследовали Мишель по дороге к Беллингхэм. Какое-то время Мишель пыталась убедить себя, что Роза блефует. В конце концов какой это суд запретит жене посещать собственного мужа?

«Судья, который мог быть убежден, что это в интересах правосудия – не разрешать якобы жертве встречаться с якобы убийцей».

Роза это устроила?

Ответ Мишель получила вскоре.

– Боюсь, что мне не говорили о вас, миссис Джефферсон, – нервно сказал администратор больницы, пропуская Мишель в офис.

– Есть часы для посещения, и я хочу навестить своего мужа, – твердо ответила Мишель.

– Да, но с этим много проблем.

– А что такое?

– Я получил судебное предписание со специальным курьером рано утром. Я сожалею, миссис Джефферсон, но я не могу позволить вам видеть вашего мужа.

Мишель напряглась.

– Покажите его мне, пожалуйста.

Мишель изучила документ с печатью и подписью магистра.

– Сэр Деннис Притчард знает об этом?

– Я не думаю, чтобы с ним советовались. Во всяком случае, предписание к нему не относится.

– Нет, только ко мне!

Администратор покраснел под ее взглядом.

Инспектор Роулинс потер глаза и утомленно посмотрел на Монка Мак-Куина, который откинулся в кресле с сигарой между пальцев. Двое мужчин всю ночь просматривали клипп, статьи и другую информацию о Гарри Тейлоре, присланную из Нью-Йорка. В воздухе висели голубые клубы табачного дыма, грязные чашки были осторожно сдвинуты на радиатор.

Инспектор Роулинс зевнул.

– Не так много, чтобы продолжать, а?

– О, у нас достаточно материала, – ответил Монк. – Только он нам ничего не дает.

Гарри казался воплощением американской мечты об успехе. То, что ни у кого не нашлось дурного слова о нем, беспокоило Монка.

– Он что-то слишком чист, – пробормотал Монк, размышляя вслух. – Само совершенство.

– Может быть, так, – согласился Роулинс. – Но это не делает его виновным в чем-то.

Он оперся на руки и встал из кресла.

– Я пойду домой спать. Предлагаю и вам сделать то же самое.

Монк тоже поднялся.

– Я еще одну вещь попытаюсь сделать. Кажется вполне ясным, что, что бы Гарри ни делал Франклину, он не планировал возвращение в Нью-Йорк. Я думаю, он видел что-то притягательное здесь и отталкивался от этого.

– Что вы думаете делать? – осторожно спросил Роулинс.

– Я же финансово-газетный человек, правда? – невинно сказал Монк. – Гарри Тейлор – важное американское должностное лицо, занимающееся бизнесом в Лондоне. Я уверен, моим читателям будет интересно узнать детали.

Роулинс поднял руки вверх, сдаваясь:

– Я не хочу знать этого. – Он помолчал. – До тех пор, конечно, пока вы не придете с чем-то, что я смогу использовать.

– Я так и думал.

Когда Монк вернулся на Беркли-сквер, его ждала Мишель. Ей не нужно было говорить много, чтобы Монк понял, что ее худшие подозрения оправдались. Не успела Роза прибыть в Лондон, как она сразу же вторглась в жизнь Мишель и Франклина.

– Я не знаю, как остановить ее, – сказала Мишель. – И я прихожу в ужас от мысли, что Франклин подумает, что я его бросила.

Монк смотрел на Мишель и мечтал поднять ее на руки. Та ночь, когда они наслаждались любовью, никогда не повторится, но она оставила след в них обоих. Проскочил электрический разряд, когда их пальцы встретились, а их глаза сказали все, что они не осмеливались произнести. Но за все, что произошло между ними, Монк не испытывал никакой вины. Когда Франклин вернется, он спокойно уедет, оставив Мишель и мужа в мире, который они заслужили. То, что у них с Мишель было, никогда не вторгнется в этот мир.

– Я поговорю с Розой, – пообещал Монк. Мишель обхватила его руку своими. Она позволяла Монку говорить эти бравые слова, потому что он искренне верил, что он может что-то изменить. Он не разделял ее жуткого убеждения, что это уже не в их власти.

Помещение суда напомнило Мишель сельскую церковь. Высокие освинцованные окна за скамьей магистрата воспаряли к небесам. Замысловатый орнамент в виде завитков на балюстраде, окружающей кольцом вторую галерею, где она сидела, напоминающую церковные хоры. От полированного пола исходил сладкий запах воска.

Помещение суда было переполнено. Слева от Мишель сидели художники из газеты, которые предпочитали вид с галереи. Репортеры сидели ниже, на скамье, выделенной для них, прямо за столом судей. Глаза Мишель устремились на Розу, сидящую позади стола защиты; ее лицо отчасти было скрыто огромной белой шляпой, похожей на крыло ангела. Возле нее сидел Гарри Тейлор. Слева от защиты было место обвинителей, все еще пустое, и сверх того еще скамейка, тоже не занятая. Мишель слизнула каплю пота с нижней губы.

– Его могут привести в любую минуту, – сказал Монк, достаточно громко, чтобы она расслышала его в гуле голосов вокруг них. Он нашел ее руку и сжал ее.

Для Монка это была изматывающая, иногда приводящая в бешенство неделя. Роза не отзывалась ни на какие его звонки, не отвечала на послания. Когда он попытался посетить Франклина в госпитале «Беллингхэм», как и Мишель, ему отказали. После этого Монк посетил первоклассного юрисконсульта в поисках пути устранения таких ограничений.

– Я боюсь, таких путей нет, мистер Мак-Куин, – сказал ему юрист. – По крайней мере таких, которые уже доказали бы свою эффективность в отведенное нам время. Слушания начнутся менее чем через две недели. Джонатан Тори может легко отложить любые прошения, которые мы ему принесем.

Монк делал все, что мог, чтобы поддержать дух Мишель. Наблюдая ее сейчас, он думал, что обманул ее надежды даже в этом. Выражение лица Мишель было напряженным, ее глаза блуждали.

– Все кончится прежде, чем ты узнаешь об этом, – прошептал Монк. – Франклин выйдет из больницы, ограничительный порядок будет снят. У Розы не будет никакого повода попытаться продлить его.

Мишель, казалось, не слышала его. Все, что она хотела сейчас – это увидеть Франклина, дать ему надежду, заверить его, что он не одинок.

Тишина повисла в зале, когда вошел Франклин Джефферсон, сопровождаемый двумя офицерами. Роза внимательно наблюдала за тем, как изменился Франклин. Она подумала, что у него отличная фигура в новом голубом костюме, который она привезла прошлым вечером в «Беллингхэм».

Высоко на галерее Мишель впилась ногтями в щеки.

Она не могла поверить, как ужасно выглядел Франклин. Он сильно похудел, и воротничок рубашки был велик ему. Он шаркал йогами, как старик, а глаза у него были как у попавшего в неволю животного.

«О, Франклин, что она с тобой сделала?»

Франклин вошел за перегородку и посмотрел на сотни лиц, рассматривающих его. Для него они были просто расплывающимся пятном с неясными очертаниями. Он сконцентрировал внимание на столе защиты и сзади его увидел Розу. Потом он взглянул на галерею, и его глаза выхватили Мишель. Он смотрел на нее любовно, сердце его взмыло ввысь.

Все встали, когда вошел судья. Он сел, призвал суд к порядку и сказал, что обвинение может представить свои аргументы.

Франклин не обратил внимания на обвинителя, открывающего запись о том, как хладнокровно он пытался убить Гарри Тейлора и что было бы безрассудно позволить такому человеку оставить место заключения в госпитале «Беллингхэм» до суда. Насколько он понимал, речь шла вообще не о нем. Лицо Мишель плыло перед его глазами, так же, как в первый раз, когда он увидел ее в амбаре во время войны, которая казалась такой далекой. Она защитила его тогда, но позже, в Нью-Йорке, он не смог этого сделать, когда она больше всего нуждалась в его помощи.

«Я помогу тебе теперь, моя любовь. Все, что мне нужно – это шанс. Никто не сможет ранить тебя снова».

Франклин был крайне удивлен слышать, что обвинение закончилось и свидетельские показания дает сэр Деннис Притчард. Он слушал, как доктор объяснил Джонатану Тори, от чего страдал Франклин, и высказал мнение, что интересы его пациента будут лучше соблюдены, если он получит частную заботу. Потом говорила Роза, объясняя, какие условия она приготовила для Франклина. Судья безмятежно слушал аргументы и вынес решение: Франклин Джефферсон передается на попечение своей сестры до окончания судебного процесса. Залог был установлен в сто тысяч фунтов.

Не успел Франклин понять, что случилось, его уже повели два надзирателя. Он взглянул через плечо и поймал взгляд Мишель. Ее слезы поторопили его.

«Не долго теперь, моя любовь…»

Франклин тщательно сосчитал число ступенек, когда его вели из камеры на цокольном этаже по длинному коридору в помещение суда. Их было сорок шесть, что означало, что комната суда располагалась на третьем, если не на четвертом этаже здания. В конце коридора, как раз напротив дверей судебной комнаты, было большое окно, выходящее на улицу. Франклин мог ощущать солнечный свет, гревший ему спину.

Они почти достигли лестницы. Франклин стал делать более короткие шаги, позволяя своим сопровождающим пройти вперед него. Он опустил голову, и его руки в наручниках болтались впереди него из стороны в сторону. Когда Франклин увидел, что один из стражников положил свою руку на перила лестницы, он бросился на него, швырнув вниз по лестнице. Другой вскрикнул и бросился на Франклина, Франклин немного отступил, потом подставил ему подножку. Стражник полетел на пол, раскрыв рот от изумления.

Франклин побежал, набирая скорость. Он бежал, размахивая руками, пытаясь сохранить равновесие. За собой он слышал крики и потом топот. Франклин бежал на свет. Он чувствовал его сначала на ногах, потом на груди, и наконец свет ударил ему прямо в лицо. Франклин был ослеплен. Казалось, его лицо попало в огонь, но он бежал, видя Мишель в этом белом сиянии, слыша ее призыв к нему.

«Я люблю тебя, Мишель!»

На мгновение в коридоре потемнело, когда фигура Франклина закрыла свет. Казалось невозможным быть еще ближе к свету, он закрыл глаза и, улыбаясь, бросился в стекло, чтобы наконец коснуться женщины, манящей его с другой стороны.

Репортеры столпились вокруг Розы и Мишель на ступеньках суда. Роза рассчитывала на это и справлялась успешно, рассказывая прессе, как она довольна судебным решением. Мишель повисла на Монке, когда он протискивался через толпу, игнорируя вопросы, адресованные ей. Они почти достигли его машины, когда она услышала звук бьющегося стекла.

Обернувшись, Мишель увидела, как что-то голубое, пробив окно, пролетело над ней. На миг показалось, что оно повисло в воздухе. Потом медленно, как бы нехотя, начало падать, кувыркаться.

– Франклин!

Мишель почувствовала, что Монк рядом и закрыла его ладонью свои глаза. Она вырвалась из его объятий и бросилась в толпу, карабкаясь вверх по ступенькам. Она поскользнулась на чем-то мокром, больно ударив ногу. Когда она отняла руку, рука была в крови. Рыдая, Мишель проползла последние несколько футов и стала убаюкивать кровоточащую голову Франклина в своих руках, шепча его имя снова и снова. Все кончилось. Никто больше не причинит Франклину боли, никогда.

 

34

Для Мишель грань между утром и ночью смазалась. Она вставала в два часа ночи и бродила по дому как привидение. Ни медсестра, которую прислал сэр Деннис Притчард, ни успокаивающие лекарства, которые он выписал, не" унимали ночных кошмаров. Как только Мишель закрывала глаза, она видела, как тело Франклина летит в пространстве, видела его лицо, искаженное безмолвным криком.

Монк был единственной связью Мишель с внешним миром. Он ходил к Розе и выяснил, что ведутся приготовления, чтобы останки Франклина переправить в Соединенные Штаты. Услышав это, Мишель сказала Монку:

– Я хочу видеть его.

Отговаривая ее, Монк позвонил инспектору Роулинсу. Детектив позаботился о необходимых бумагах и ранним утром отвез Мишель в морг.

Пол из белой плитки, сверкая, причинял боль глазам Мишель, когда она шла мимо столов для вскрытия, стараясь не глядеть на массу пил, ножей и других инструментов из нержавеющей стали, используемых, чтобы выведать секреты смерти. Следователь, ведущий дела о насильственной или скоропостижной смерти, выкатил тело из мощного рефрижератора и деликатно поправил простыню.

Мишель вздрогнула. Кожа Франклина была бледно-серой, его волосы спутаны, покрыты ледяными кристаллами. Долго она смотрела на него, ища слова скорби, прощания. Все ее тело болело от этой потери, ей казалось, что она теряет сознание. Воспоминания о смехе Франклина и его объятиях, его улыбка и его поцелуи лились в ее сердце.

«Оставь его. Ты должна его оставить».

Сложив ладони, Мишель начала читать молитву, которую она знала с детства. Она совсем не осознавала, что ее пальцы скользили по ее животу или что ее слова касались кого-то иного, чем Франклин.

Атмосфера в офисе «Тори, Тори энд Деслорьерс» была уместно мрачной. Роза, одетая в черное, занимала место справа от Джонатана Тори.

Этим утром, когда она посмотрела на себя в зеркало, она не могла поверить в то, что увидела. Ее лицо было искажено, огромные глаза на белой коже. Пучок того, что когда-то было черными как смоль волосами, был совершенно белый.

«Что со мной происходит? Почему я так наказана?»

Роза искала ответы в долгих одиноких прогулках вдоль Темзы, охотилась за ними бессонными ночами, лежа в объятиях Гарри. Но они избегали ее, и ни слезы, ни гнев, ни горькая печаль не казались достаточной валютой, чтобы купить их.

– Мисс Джефферсон, – заговорил поверенный, – мы сделали все необходимые приготовления, чтобы вернуть останки вашего брата в Соединенные Штаты. Если вы сейчас подпишете эти бумаги…

Роза взглянула на официальные документы и поставила подпись внизу. Пора было кончать с вопросами. Пора ехать домой.

– Хочу поблагодарить вас за все, – начала Роза, затем вдруг дверь открылась и появился взволнованный молодой клерк.

– Я очень извиняюсь, – сказал он, запинаясь. – Там снаружи миссис Джефферсон, с доктором Притчардом и адвокатом. Она говорит, это неотложно.

– Скажи ей, что нам нечего обсуждать, – огрызнулся Джонатан Тори.

– Нет, пропусти, – не согласилась Роза. – Мы должны слышать, что она хочет сказать.

Сэр Деннис вошел первым, молча кивнул Розе, за ним следовал щегольски одетый молодой человек, затем Мишель.

– Здравствуй, Роза.

– Здравствуй, Мишель.

Они смотрели друг на друга, и каждая думала, какая пропасть разделяет их. Молодой адвокат, представившийся Невилом Томпсоном, нервно прокашлялся и обратился к Розе.

– Мисс Джефферсон, поверьте мне, что мы не стали бы вас беспокоить в такое время, если бы не было чрезвычайной необходимости. Дело связано с последним завещанием вашего брата.

Роза смотрела на него с недоумением.

– О чем вы, мистер Томпсон? Мой брат оставил свою долю компании мне, если это то, что вы хотите. Фактически между нами это оговаривалось с самого начала: если один из нас умирает, другой наследует все.

«Слава Богу, я заверила завещание Франклина, перед тем как он уехал!»– подумала Роза. В свое время она рассматривала это как благоразумное деловое решение. Ее не касалось, хотел ли Франклин оставить Мишель деньги или собственность, но она должна быть уверена, что условия относительно «Глобал» остаются прежними.

– Это можно рассматривать как предыдущее состояние дел, мисс Джефферсон, – проинформировал ее адвокат. – Это не сейчас.

– Что вы имеете в виду? – спросила Роза.

Невил Томпсон вынул простой лист бумаги из своего дипломата.

– Когда мистер Джефферсон пришел сдаваться к доктору Притчарду, он потребовал, чтобы, прежде чем вызвать полицию, доктор Притчард выполнил роль свидетеля вот этого дополнительного распоряжения. Вы можете заметить – это его почерк и подпись, и это дополнительное распоряжение было датировано и засвидетельствовано доктором Притчардом и его медсестрой.

Слова расплывались, когда Роза читала их.

– Это… это странно! Вы действительно верите, что это имеет какую-то ценность? Франклин был не в себе, когда он пришел к вам. По своему состоянию он не мог писать такие вещи.

– Я уверяю вас, мисс Джефферсон, что ваш брат был вполне здоров, когда он писал дополнительное распоряжение, – ответил сэр Деннис. – Если будет нужно, я поклянусь.

– Вы можете клясться всем, чем хотите! Нет пути, которым Мишель может наследовать Франклину долю «Глобал»! Никакой суд в мире не утвердит это!

– Вы имеете право оспорить дополнительное распоряжение, – сказал Томпсон. – Однако я не думаю, что вы добьетесь успеха. Британские суды имеют тенденцию признавать законность дополнительных распоряжений, особенно когда вовлечены наследники. Роза опустилась в кресло:

– Какие наследники?

Мишель шагнула вперед и сказала впервые:

– Я беременна, Роза.