46
Сначала она ощутила запахи мазей, дезинфецирующих средств и медицинского спирта, затем жесткую накрахмаленную ткань, раздражавшую нежную кожу ее грудей. Кассандра открыла глаза, щурясь от яркого солнечного света. Она остановила свой взгляд на белой эмалевой спинке кровати, затем перевела взгляд на простое деревянное распятие на противоположной стене.
– Кассандра… солнышко.
Кассандра тихо заплакала. Ее слезы казались ей чудом, потому что она думала, что ослепла. Но чудо продолжалось и тогда, когда она повернула голову и увидела своего отца, сидящего у кровати.
– Все будет хорошо, солнышко. Только хорошо.
– Мама…
Она говорила с трудом, но ей безумно хотелось произносить слова. Кассандра попыталась сесть, и Монк мягко поддержал ее спину. Он поднес бумажный стаканчик с водой к ее губам, и она с благодарностью выпила воду.
– Где я?
– В больнице. Ты в полной безопасности. Ты крепко спала.
Кассандра попыталась улыбнуться, но слово «спала» открыло перед ней двери ужаса. Она припомнила холодный и сырой пол, тени, пляшущие на стенах, неразличимые голоса, эхом отражавшиеся в ее мозгу, свет, выхвативший из темноты кончик иглы с блестевшей на нем каплей.
– Все кончено, – сказал Монк. – Ты в безопасности. Кассандра оглядела спартанскую обстановку комнаты.
– Где мама?
Монк перестал улыбаться.
– Где она?
– С ней сейчас доктора. С ней все будет хорошо. Но Кассандра увидела потухший свет в глазах Монка и поняла настоящий ответ на свой вопрос.
Когда медсестра заглянула, то она увидела высокого джентльмена, крепко обнимающего хрупкую светловолосую девушку, они прижимались друг к другу так, как будто они последние люди, оставшиеся на земле. Медсестра помнила данные ей указания, но она должна была зайти к трем другим пациентам перед тем, как позвонить следователю в оранжерею.
В другом крыле госпиталя в точно такой же кровати недвижно лежал Стивен Толбот. Его руки и лицо были закутаны в марлю и, хотя он был в сознании, его глаза были закрыты. Ему требовалось собрать всю свою волю, чтобы противостоять боли, разрывавшей его кожу, разъедающей его подобно ядовитой кислоте. Но боль не могла заглушить страх перед тем, что случилось в катакомбах и что подумают об этом другие.
– Никогда не видел ничего подобного, – услышал Стивен чей-то голос. – Даже во время войны.
– Я удивлюсь, если он еще жив, – высказал свое мнение другой.
– Глупец, преследующий похитителей в одиночку.
Герой, но тем не менее глупец.
– Сави хочет поговорить с ним, как только он придет в сознание.
Стивен услышал, как другой человек фыркнул.
– К черту Сави! Этот человек столкнется с большими неприятностями, чем простое заявление для полиции.
– Сави хочет знать, сможет ли он говорить.
– Говорить? Почти наверняка. Меня беспокоит то, что может произойти с ним, когда он взглянет на себя. У него не осталось лица…
Тихие голоса замерли, и Стивен услышал щелчок замка. Он лежал не двигаясь, чувствуя только горьковатый холод студенистой мази на лице и руках.
«У него не осталось лица…»
Это пронзило его так, что он закричал.
Когда Монк увидел кровь на халате хирурга, он почувствовал тяжесть в груди. Доктор взял его за руку и отвел в пустой кабинет. Перед тем как заговорить, он закурил сигарету и сделал глубокую затяжку.
– Это была наихудшая пуля из всех. Она взорвалась и рассеялась осколками. Она задела позвоночник, пробила легкое и достигла сердца. Только огромная воля не дает вашей жене умереть.
Монк склонил голову.
– Каковы ее шансы?
– Думаю, я сказал вам, мсье.
– Могу я ее увидеть?
– Конечно.
Она казалась очень маленькой в кровати, ее бледные руки, покрытые веснушками, лежали поверх белой простыни. Монк очень осторожно протянул руку и коснулся своими пальцами ее лица. Почувствовав ее дыхание, он понял, что она действительно жива.
«О, Мишель, вернись ко мне!»
Монк потерял счет времени. Была ночь, когда он в следующий раз пришел в госпиталь. В больничных коридорах царила тишина. Он зашел в палату Кассандры, поговорил с медсестрой, убедился в том, что с Кассандрой все в порядке и посидел немного у ее кровати. Затем он вышел и направился в часовню. Монк не был религиозен, но еще со школьной скамьи он помнил молитву. После того как он произнес ее, он заплакал, потому что это было все, что он мог сделать. Он вышел на улицу, купил цветы у цыганки и отнес их в палату Мишель. Он взял ее за руку и попытался убедить себя, что, если даже она не может видеть или слышать его, она может почувствовать запах цветов и поймет, что он рядом с ней.
Ночь подходила к концу. Монк наблюдал движение луны за облаками, бросавшей свет на лицо Мишель. Она не отворачивалась и не протягивала к нему своих рук. Луна не тревожила ее.
«Она умерла».
Монк сжал сильнее руку жены. Нет, она еще была теплой. Он собирался убрать свою руку, когда почувствовал легкое усилие с ее стороны. Глаза Мишель открылись.
– Кассандра?..
Монк приблизил свое лицо к лицу жены.
– С ней все хорошо. С вами обеими все будет хорошо.
Мишель протянула руку и смахнула его слезы.
– Ты не должен плакать, – прошептала она. – Кассандре надо, чтобы ты был сильным. – Гримаса боли исказила ее лицо. – Мне надо, чтобы ты был сильным…
– Я здесь, Мишель.
Она замолчала надолго, и Монк подумал, что она забылась. Затем она заговорила снова.
– Мне холодно, мой милый. Пожалуйста, обними меня.
Монк встал на колени у кровати и нежно обвил руками тело жены, положив свою голову рядом с ее.
– Я люблю тебя, Монк. Всегда буду любить. Пожалуйста, будь сильным.
– Я буду, любовь моя. Я клянусь тебе… Длинная медленная судорога прошла через все тело Мишель. В последнее мгновение ее глаза широко открылись, и она приподняла голову. Затем она медленно откинулась назад, ее губы сложились в улыбку, и она умерла.
– Мне очень жаль, что я вынужден делать это, мадемуазель, – сказал инспектор Сави. – Но все, что вы можете сообщить нам, могло бы оказать большую помощь нашему расследованию.
Глаза Кассандры были сухими, но соль от слез продолжала жечь кожу. «Мама мертва». Она знала об этом. Монк сказал ей. Выстрел. Попытка выбраться из ущелья. Она умерла в то солнечное утро, когда Кассандра проснулась от яркого света.
«Я должна помочь ей. Как она помогла мне. Она не может ничего сказать. Я сделаю это за нее».
– Вы видели лица людей, похитивших вас? – спрашивал детектив.
Кассандра помнила, что ее запихнули в машину, кто-то ударил ее, и она попыталась ответить.
– На нем был черный капюшон…
Боль укола, затем забвение и кошмар.
– Я потеряла сознание…
– Мы знаем, – мягко сказал Сави. – Но до того, как мы нашли вас, вы можете вспомнить что-нибудь?
– Я не могла видеть. Я слышала маму.
– Она назвала имя?
– Гарри… Она сказала Гарри.
Кассандра увидела, как Сави быстро взглянул на Монка, и их лица застыли.
– Она сказала еще что-нибудь, Касс? – настойчиво спросил Монк.
– Я не могу вспомнить, – прошептала Кассандра. – Там был ужасный шум. Кто-то сделал мне больно. Я схватила что-то горячее, очень горячее… ударила его.
– Ладно, – быстро сказал детектив. – Это все, что мы хотели узнать. Пожалуйста, теперь отдыхайте. Мы сможем поговорить позже.
– Я не хочу отдыхать! – закричала Кассандра. – Я боюсь закрыть глаза. Монк, пожалуйста!
– Все хорошо, солнышко, – он успокоил ее. – Ты не будешь спать. Я обещаю тебе, что медсестра не даст тебе никаких лекарств, пока ты этого не захочешь. Мне надо получить некоторые вещи. – Он почувствовал, как она сжимает свое объятие. – Но я вернусь. Я никогда тебя не покину, Касс. Я обещаю.
Выйдя из комнаты Монк Мак-Куин достал сигару и пожевал ее. Он подождал, пока они с Сави оказались на балконе кабинета врача, и лишь после этого прикурил ее. Следователь внимательно наблюдал за Монком. Всего лишь несколько часов тому назад этот человек видел смерть своей жены. Теперь он переживал агонию своего ребенка, Монк Мак-Куин держался на чистом адреналине и ярости, Сави задавал себе вопрос, как долго это может продолжаться.
– Она больше ничего не знает, – спокойно сказал Монк. – Они ввели ей столько морфия, что почти убили ее.
– Они? – поинтересовался Сави.
– Те, кто работал с Гарри Тейлором.
– Расскажите мне о нем.
Монк сделал одолжение, и постепенно он стал замечать, что француз все больше и больше убеждался в том, что Гарри Тейлор был их целью.
– Все, что вы Мне говорите, указывает на мотив преступления. – Сави протянул Монку лист бумаги. – Список того, что мы нашли в катакомбах. Обратите внимание на билет на паром через пролив. Гарри Тейлор должен был показать паспорт, чтобы купить его. На нем его имя.
– Которое означает, что он либо дурак, либо он никогда не рассчитывал быть пойманным.
– Способен ли был он задумать и осуществить такой сложный план один?
Монк покачал головой.
– Нет. Он был алкоголиком. Я не знаю, что он делал в Лондоне, но я могу сказать вам, что в Нью-Йорке он потерпел фиаско.
– О Лондоне мы довольно скоро узнаем. Скотланд-Ярд тесно сотрудничает с нами. – Сави сделал паузу. – Но если, как вы сказали, Тейлор не мог осуществить это в одиночку, кто помогал ему?
– Почему бы вам не спросить у Стивена Толбота? Сави поразил гнев американца.
– С этим может возникнуть проблема, мой друг. – Сави взял сигару из пальцев Монка и внимательно изучил ее. – Пошли.
Мужчины быстро прошли в восточное крыло больницы. В нос ударил резкий кислый запах, когда они открыли двери в ожоговое отделение. Запах напоминал ему о чем-то давно прошедшем, о сражении, в котором гибли и сгорали люди. Скотобойня.
Как только они вошли в отдельную палату Стивена, Сави коснулся руки Монка.
– Пока ничего не говорите. Сперва мы должны оценить ситуацию.
Монк сразу же понял предостережение Сави. Перед кроватью Стивена стояла Роза Джефферсон.
Это была Роза, какой ее Монк Мак-Куин никогда не видел до этого, потерянная, смущенная и очень напуганная. В ее глазах застыла невыразимая боль. Обвинения, которые собирался предъявить Монк, чтобы выбить правду из Стивена Толбота, застыли на его губах.
– О, Монк, мне так жаль…
Он обнял ее и почувствовал ее тонкие твердые пальцы на своем лице. Роза Джефферсон выглядела истощенной, ее невероятно большие глаза были наполнены печалью и ужасом. За ее плечом Монк увидел министра внутренних дел и еще одного человека, который, судя по почтительному отношению к нему Сави, должно быть был старшим офицером французской полиции.
– Он пытался спасти ее, – говорила Роза. – Стивен рисковал своей жизнью, чтобы спасти их обоих… Он был героем, Монк.
Монка охватило раздражение, но он не потерял хладнокровия, помня совет Сави. Следователь тихо разговаривал с двумя чиновниками. Монк мог угадать, о чем они говорили.
– Как Стивен?
– Жив.
Монк уставился на забинтованную фигуру, затем, боясь, что Роза заметит его ярость, был вынужден отвести взгляд.
– Мадам, – сказал министр важно. – У инспектора Сави есть просьба. Если врачи дадут согласие, он хотел бы поговорить с вашим сыном.
– Я не даю согласия! – мгновенно ответила Роза. – Бог мой, разве вы не видите, в каком он состоянии? Он едва ли может сказать мне пару слов.
– Хочу… хочу говорить.
Голос прозвучал как из подземелья. Это был вымученный шепот, и Роза сразу же склонилась над своим сыном.
– Мишель?.. Хорошо?
Сави проигнорировал злой взгляд Розы и приблизился, насколько смог, к обгоревшему человеку.
– Мсье Толбот, я инспектор Сави. Вы меня слышите?
– Да.
– Расскажите нам, что произошло.
«Конечно, я расскажу вам. Теперь, пока вы не можете мне не поверить».
– Я должен был послушать инспектора… подождать, вместо того, чтобы идти за Мишель… у меня не было возможности…
Слово за словом, Стивен рассказал своей зачарованной аудитории, как он преследовал Мишель, идя за ней в глубь катакомб. Как он столкнулся с Гарри Тейлором, который держал пистолет, и увидел Кассандру, лежащую без сознания.
– Я пытался остановить его… Пистолет выстрелил.
Мишель закричала. Я не мог ей помочь… Не выпустил пистолет. Убил Гарри…
Сави не успел остановить Розу, которая прервала Стивена.
– Ты не убил Гарри, родной. Он сбежал.
Стивен не мог этому поверить. Он все еще чувствовал дуло пистолета, направленное в грудь Гарри, нажатие на курок, слышал шум, с которым пуля пробивала его тело. Гарри жив! Жив, чтобы рассказать другую историю…
Стивен отогнал страх от себя. Он должен рассказать все прямо сейчас. Никто не вправе ставить под сомнение свидетельства жертвы. Для подозрений не должно быть места. Его мать позаботится об этом.
– Я пытался добраться до Кассандры… помочь ей. Я должен был представить себя на месте Гарри. Затем жар, боль… Боль и огонь сожрали меня.
– Достаточно! – решительно отрезал один из врачей. – Пожалуйста, все покиньте комнату. Медсестра, успокоительное!
Оба доктора с большим трудом оттащили плачущую Розу от сына. Монк Мак-Куин посмотрел на Сави. То, чему они только что были свидетелями, производило впечатление предсмертной исповеди.
– Что теперь будет? – спросил Монк, когда они вышли в коридор.
– Что вы имеете в виду? Суть дела ясна. Мы обыщем весь Париж, включая катакомбы, в поисках Гарри Тейлора. Если мы найдем его, ему будет предъявлено обвинение в похищении и убийстве.
– Не говорите мне, что вы верите в то, что услышали здесь!
Сави отвел Монка в сторону, подальше от быстрых взглядов снующих медсестер.
– Ни слова, – сказал он тихим голосом. – Мсье Толбот лжет. Только идиот или тот, кто отлично знает эту часть катакомб, отважился бы пойти за Мишель Мак-Куин. В противном случае он бы мгновенно заблудился. И я не верю, что мсье Толбот идиот.
– Во-вторых, почему он нападает на человека, направляющего на него пистолет, когда он знает, что по его следу идет полиция. В таком непосредственном соприкосновении, даже если Гарри Тейлор был плохим стрелком, он никак не мог промахнуться.
– Они действовали заодно! – прошептал Монк. – Стивен знал, что Гарри должен быть там. Он добрался до Кассандры.
– Вы преувеличиваете, мой друг. У нас нет доказательств.
– Они появятся, когда вы найдете Тейлора!
– Если мы найдем его, – поправил Сави. – Мне не надо говорить вам, насколько коварны катакомбы. Мы знаем, что Тейлор ранен, по умыслу или в ходе борьбы. Возможно, благодаря некоему чуду, он выжил, только для того чтобы позже скончаться от ран. Или он был найден катафилами, в этом случае никто не увидит его вновь. Нет, мистер Мак-Куин, не стоит отказываться от надежд найти Гарри Тейлора живым или…
– Так вы собираетесь поверить Стивену? Сави развел руки.
– Кассандра Мак-Куин не может назвать нам других имен, кроме Гарри. Она не видела и не слышала ничего, что можно инкриминировать Стивену Толботу. А что касается борьбы, она могла бороться с кем-то, кто пытался помочь ей. Я в это не верю, но еще раз: нет никого, кто мог бы опровергнуть версию Стивена Толбота.
Сави сделал паузу.
– Поверьте мне, мсье Мак-Куин, я понимаю ваши чувства. Но вы видели силу, собравшуюся в той комнате. Они уже почти оправдали Стивена Толбота. Я ничего не могу поделать. Даже если бы я был Гарри Тейлором, как вы думаете, сколько бы могло весить мое слово?
Слова француза вызвали у Монка отвращение, но он не мог найти способ опровергнуть их. Обещание, которое он дал Мишель, теперь лишь вызывало усмешку.
– Я не дам ему уйти, – тихо произнес Монк. – Он отнял у меня мою любовь, мою жизнь. Он издевался над моей дочерью. Стивен Толбот заплатит за это.
Четыре дня спустя Монк привез Кассандру домой. Как только они вошли в квартиру, они поняли, что не смогут здесь больше жить. Потому что Мишель никуда не уезжала. Ее смех подстерегал в каждой комнате, и ее улыбка кружилась в частичках пыли в солнечном свете, струящемся из окон. Они слышали ее голос в звоне колоколов Нотр-Дам и в криках детей, проезжающих на велосипедах по узким булыжным улицам Иль Сент-Луи.
В эту ночь Кассандра внезапно просыпалась от мучивших ее кошмаров. На следующее утро Монк повез ее в «Ритц». Он вернулся домой один и с помощью Эрнестины стал упаковывать вещи.
– Куда вы поедете, мсье? – робко спросила Эрнестина.
– Подальше отсюда, насколько возможно. Домой… в Америку.
Когда были упакованы картины и другие предметы искусства Мишель, мебель укрыта чехлами, а ее одежда подготовлена для передачи на благотворительные цели, Монк принялся за самое сложное дело. Час за часом он внимательно просматривал записи о финансовых делах Мишель. То, что относилось к дорожным чекам, он откладывал в сторону. Эмиль Ротшильд и Пьер Лазар помогут ему детально разобраться. Монка занимали материалы от Варбурга из Берлина – письма, письменные подтверждения и записки, относящиеся к взаимоотношениям Стивена с нацистами. Он был ошеломлен количеством информации, которую собрала Мишель, и каждый новый обнаруженный им документ ранил его в самое сердце. Это было то, из-за чего умерла Мишель. Кассандра была просто пешкой в этой игре.
– Я завершу это ради тебя, – сказал Монк громко. – Я найду то, что ты не доделала, я завершу это. Моя любовь, я обещаю тебе…
Монк вздрогнул. Он поднялся, оперся обеими руками об окно и выкрикнул вопрос, на который хочет найти ответ каждый человек, потерявший близких:
– Почему?
Неделю спустя после смерти Мишель Мак-Куин была погребена на Пер-Лашез, старейшем кладбище Парижа. Пришли все, начиная от членов кабинета министров, которые имели с ней деловые связи, и кончая владельцами магазинов и лавок, которые знали ее. Ее служащие, которых было несколько сотен, скорбели наряду с банкирами, которые помогали ей основать финансовую империю. Мэр Сен-Эстаса предоставил честь держать медали Мишель Кассандре, которая воспринимала происходящее как сон, в котором она была одновременно наблюдателем и участником.
Реальность смерти матери Кассандра осознавала так же, как произнесенное знакомое имя. Она чувствовала ее присутствие везде, куда она смотрела, но стоило ей позвать ее или до нее дотронуться, как она убеждалась, в том, что ее матери нет там. Чтобы образумиться, Кассандра начала проявлять пытливый интерес. Она расспрашивала Монка обо всем, что он знал о Гарри Тейлоре. Внимательно слушая, Кассандра пыталась понять, почему этот человек причинил зло людям, которых она любила.
– Ему хотелось денег, – сказал Монк. – Всего лишь денег.
В первый раз Кассандра почувствовала фальшивые нотки в его голосе.
– Расскажи мне о Стивене.
Кассандра выслушала рассказ Монка о том, как Стивен оказался в катакомбах. На этот раз фальшивые ноты звучали сильнее. Ее отец в точности повторил то, что, как она слышала, он сказал инспектору Сави. Как бы то ни было, он не верил своим собственным словам. Означало ли это, что Стивен Толбот не был героем, каким каждый его пытался представить? Причастен ли он как-то к смерти ее матери?
Интуитивно Кассандра понимала, что ее отец не расскажет ей больше того, что считает нужным. И она не могла требовать от него большего. Она понимала, что ему пришлось пережить. Ему было нужно время, чтобы пережить свое горе и снова стать прежним.
«Но однажды я узнаю правду».
Сразу после церемонии погребения Монк с Кассандрой вернулись в «Ритц». Оставив Эрнестину присматривать за девушкой, Монк встретился с Абрахамом Варбургом в конторе управляющего, как они договорились заранее.
– Она была очень храброй женщиной, – с тихим достоинством в голосе сказал немецкий банкир. – Она помогала тысячам. Мы никогда не забудем этого.
За печалью Варбурга Монк не забыл о делах.
– Если вы беспокоитесь о бумагах, которые Мишель хранила дома, то не стоит. Я перевез их в сейф гостиницы. Я хотел бы, чтобы завтра мы их посмотрели. Там есть многое, чего я не понимаю.
– Конечно, – тихо произнес Варбург. – Как говорится, надо разрубить Гордиев узел.
– Но на этом эта дьявольская работа не заканчивается! Дело, начатое Мишель, будет продолжено.
Варбург прищурился.
– Кем? При всем уважении к вам, герр Мак-Куин, вы не сможете занять ее место.
– Я и не собираюсь. Но есть люди, которые точно знают, что нужно делать.
– Это так, – медленно ответил банкир. – Но детали очень сложны. Очень большие деньги проходят через множество рук. Мишель создала лабиринт, который может завести в тупик даже следователей гестапо.
– Мы не должны нарушать его, не так ли? Я обещаю вам, что деньги для вашей работы, ее работы, будут найдены.
Монк на минуту задумался.
– Можете вы дать мне слово, что дело окажется в надлежащих руках?
– У вас есть мое слово, – сказал Абрахам Варбург. – Моя жизнь, если нужно…
Вторую встречу Монк провел в мрачноватом офисе фирмы «Ротшильд и Филс» возле Оперы.
– Все в порядке, – сказал Пьер Лазар. – Вопрос в том, что делать теперь?
– Мишель оставила одну копию своего завещания у вас, другую у своего адвоката, – сказал Монк. – Я думаю, мы можем прочитать ту, которая есть у вас, без предварительного согласия и не нарушая закона.
Обоюдное согласие было достигнуто. Когда была оглашена воля Мишель, никто не удивился, что все ее имущество, личное и профессиональное, отходит к Кассандре. По условию завещания все операции с дорожными чеками должны были осуществляться под руководством Монка или назначенными им людьми. Часть доходов должна быть отнесена на счет Кассандры, остальное помещено на трастовый счет, с тем чтобы компания передала его Кассандре, когда ей исполнится двадцать один год.
– Что будет лишь через шесть лет, – заметил Эмиль Ротшильд.
– Можем мы поговорить об этом после того, как я улажу дела с Кассандрой?
– Конечно, – заверил его Ротшильд. – Если я могу поинтересоваться, какие у вас еще планы?
– Мне бы хотелось иметь их.
Измотанный разными неотложными делами, Монк уединился в баре отеля «Ритц». Он подкрепился двумя стаканчиками нормандского кальвадоса и позвонил Эрнестине, чтобы убедиться, что с Кассандрой все в порядке. Экономка сказала ему, что Кассандра съела немного салата, а затем уснула. Удовлетворенный и этим, Монк несколько минут спустя предстал перед Розой Джефферсон.
На ней был черный костюм, в котором она была на похоронах Мишель. Когда она подняла голову для поцелуя, Монк заметил тонкие синие прожилки на ее шее.
– Как дела, Монк?
– Настолько хороши, насколько можно ожидать.
– Кассандра?
– С ней все будет в порядке. Роза протянула ему бокал с бренди.
– Что ты теперь собираешься делать?
– Отправлю ее в Нью-Йорк. Ей здесь нечего делать.
– Я ненавижу эту страну! – неожиданно сказала Роза. – Она отняла у меня Франклина. Теперь она почти погубила Стивена…
Монк не смог ничего ответить.
– Ты не веришь мне, когда я говорю, как мне жаль, что случилось с Мишель, не так ли? – сказала Роза. – Мне очень жаль. У нас была возможность, у нее и у меня, исправить прошлое. Или, по меньшей мере, что-то сделать для этого. Я хотела этого, Монк. Это было важно для меня. Теперь все пропало. Упущенные возможности… они преследуют тебя даже после того, как другие вещи стираются из памяти. Я полагаю, что ты понимаешь, что для меня это важнее всего.
Монк заставил себя задать вопрос:
– Как себя чувствует Стивен?
Голос Розы стал жестким. Он заметил, как она распрямила спину и плечи.
– Врачи делают все, что могут. У них большой опыт работы с ожогами, который они приобрели во время войны. Потом он поедет в Швейцарию. Для восстановительной хирургии могут потребоваться годы… но он никогда не будет прежним, никогда.
– Обнаружила ли полиция какие-нибудь следы Гарри?
Роза посмотрела на него мертвыми пустыми глазами.
– Еще нет. Но они найдут. Я хорошо его знала, Монк. Гарри Тейлор выжил. Он затаился где-нибудь. Но однажды кто-нибудь его обнаружит.
Роза не упомянула, что она тайно назначила цену за голову Гарри в сто тысяч долларов. Постепенно информация об этом просачивалась в преступный мир всей Европы. Удача ожидала человека, который доставит американского беглеца живым.
– Я знаю, что ты пришел не для того, чтобы порадовать меня, Монк, – сказала Роза. – Есть вещи, которые мы должны обсудить. Я думаю, ты уже побывал у адвоката Мишель. Я могу угадать условия завещания.
Монк рассказал о завещании.
– Так что, – заключил он, – я контролирую операции с дорожными чеками. Но, откровенно говоря, я не знаю, смогу ли я справиться с этой работой. Кассандра будет нуждаться во мне…
– Монк, я бы очень хотела помочь тебе и Кассандре, если я смогу… если ты позволишь мне, – сказала Роза.
– Что ты думаешь делать?
– Позволь мне руководить операциями с дорожными чеками. Мне не надо того, что создала Мишель и что по праву принадлежит Кассандре. Но я могу заверить тебя, что наследство Мишель окажется в надежных руках.
Роза улыбнулась мимолетной улыбкой.
– Я знаю, у тебя нет причины доверять мне. Но обстоятельства изменились, Монк. Я изменилась. Ты составляешь сроки и условия, делаешь настолько жесткими, насколько хочешь. Предоставь мне приемлемую, по твоему усмотрению, плату управляющего и оговори пункты, предусматривающие мое освобождение от обязанностей. Я подпишу все, – Роза сделала паузу. – Я просто хочу помочь.
Монк взял еще один бокал с бренди. У него не было ни опыта, ни времени, чтобы разбираться с финансовой империей Мишель. Он хотел сосредоточить свои усилия на Германии, на Варбурге, на том, чтобы держать канал открытым для всех, кто пытается покинуть Германию. Именно там, среди тысячи беглецов, он мог бы найти одного, возможно двух, кто помог бы ему разрушить заговор молчания вокруг Стивена Толбота.
А что касается руководства Розы операциями с дорожными чеками, был ли у него выбор? Она создавала финансовый порядок. Она вслепую могла ориентироваться в делах европейских финансовых домов. Но что самое важное, Роза чувствовала, что она что-то должна Мишель, может быть, должна принести извинение. Уже по этой причине, чтобы успокоить свою совесть, Роза Джефферсон будет связана своим словом.
– Мы можем попробовать, – сказал Монк. – Я не знаю, сколько времени осталось Европе до того, как Гитлер получит войну, которую он ищет, но я не могу допустить, чтобы все, что создала Мишель, пришло в упадок.
– Я не покину Европу, пока я точно не буду знать, что будет со Стивеном, – сказала Роза. – Кроме того, дела помогут мне.
Роза протянула руку, и Монк осторожно взял ее.
– Мы оба одиноки, – прошептала Роза. – Пожалуйста, давай не будем больше ранить друг друга.
47
Монк Мак-Куин пытался сделать невозможное. Ни он, ни Кассандра не могли покинуть Париж до тех пор, пока он не был уверен в том, что операции с дорожными чеками находятся в надежных руках и осуществляются так же, как и прежде. Это требовало долгих совещаний с Розой Джефферсон, банкирами Ротшильдом и Лазаром и целой когортой французских юристов. Временами Монку казалось, что для выполнения всех дел в сутках недостает нескольких часов. Но самое худшее заключалось в том, что он был вынужден проводить так много времени вдали от Кассандры.
Хотя Эрнестина переехала вместе с ними в «Ритц» и делала для Кассандры все от нее зависящее, Монк был обеспокоен бледностью своей дочери и большой потерей веса. Кассандра почти не покидала гостиницы, а когда они выходили, чтобы перекусить, она всегда сидела молча за едой. Ничто из того, что говорил или делал Монк, казалось, не трогало ее. Как будто она уходила в свой собственный мир, подальше от боли и страданий.
Однажды вечером, когда Монк размышлял над тем, как помочь Кассандре, она подошла к нему и села рядом с ним.
– Отправь меня домой, пожалуйста.
– Я не могу, солнышко, – ответил Монк. – Мне нужно провести здесь еще по меньшей мере две недели. Кроме того, до этого срока нет кораблей.
– Есть другой путь.
Кассандра показала ему вырезку из газеты. Монк сдвинул свои очки на кончик носа.
– Это несерьезно.
– Серьезно, – ответила она твердо.
– Но даже если я смогу купить тебе билет, ты будешь путешествовать в одиночку.
– Я уже путешествовала в одиночку раньше. Кроме того, Абелина сможет встретить меня.
Монк покачал головой.
– Я не знаю. Это, похоже, очень долгое и трудное путешествие.
– Ты хочешь сказать, что это опасно.
– И это тоже, – согласился Монк.
– Нет, – резко сказала Кассандра. – Это будет весело. Пожалуйста, разве ты не видишь, что творится со мной здесь? Тебя все время нет со мной. Эрнестина пытается меня занять чем-нибудь, но каждый раз, когда я выхожу на улицу, я вспоминаю маму. Это были наши улицы, наши магазины… Это был наш город. Больше этого нет и никогда не будет.
Монк уловил здравую мысль в словах Кассандры и подумал о том, какой счастливой она чувствовала себя в Нью-Йорке. Кто бы мог оспорить, что она знала, как ей будет лучше?
На следующее утро Монк позвонил Розе и объяснил ей, что ему нужно.
– Считай, что все сделано, – ответила она. – Как раз в это же самое время прибыли два человека, с которыми тебе надо встретиться.
Три дня спустя Монк и Кассандра сели в экспресс, отправлявшийся в Марсель. Там они на такси добрались до доков и собственными глазами увидели то, что привлекало к себе тысячи зевак. В доках легко покачивался на воде сияющий серебристо-голубой самолет-амфибия с эмблемой компании «Пан-Америкен» на фюзеляже и хвосте. Под окном пилота золотыми буквами было написано его название: «Янки клиппер».
– Это восхитительно, – возбужденно сказала Кассандра.
– Путешествие будущего, – предположила Роза. – Путь от Марселя до Порт-Вашингтона в Нью-Йорке займет почти двадцать семь часов, но вы будете путешествовать с большим наслаждением. Там есть отдельные каюты для пассажиров, гостиная, и даже дамский салон.
Глаза Кассандры засияли.
– По какому маршруту он полетит?
– Отсюда в Лиссабон, затем на Азорские острова и длинный трансатлантический перелет домой.
– Я полагал, что линию планировали открыть не раньше чем через восемнадцать месяцев, – сказал Монк.
– Так оно и есть, – ответила Роза. – Это рекламный полет.
Монк отвел Розу в сторону.
– Ты уверена, что это безопасно? С ней все будет в порядке?
– Монк, клиппер летал через Тихий океан в течение нескольких лет. На борту экипаж из двенадцати человек, который обслуживает всего лишь 22 пассажира. Поверь мне, с Кассандрой все будет в порядке.
Посмотрев на выражение лица дочери, Монк оставил все свои сомнения.
– Ты будешь телеграфировать мне с каждой остановки?
– Конечно!
– И как только ты прибудешь в Нью-Йорк? Кассандра положила ладонь на его щеку. Его кожа запылала под ее прикосновением, потому что это был точно такой же жест, которым так часто пользовалась Мишель.
– Скорее возвращайся домой, – прошептала она. – Все, что я хочу, это видеть тебя дома.
– Я обещаю, солнышко.
– Я люблю тебя.
– Я тоже люблю тебя, Касс.
Беспокойство вновь охватило Монка, когда «Янки-клиппер» с ревом пронесся над заливом и устремился в небо. На обратном пути в Париж Роза представила его двум своим друзьям и ближайшим помощникам, Хью О'Нилу и Эрику Голланту.
– Я предлагаю, чтобы они управляли «Глобал тревелер чекс» в Европе, – сказала Роза. – Хью и Эрик знают финансовый бизнес досконально. Эрик может остаться в Париже, для того чтобы следить за финансовой стороной дела, в то время как Хью сможет решать возникающие проблемы где бы то ни было в Европе. У него все еще ирландский паспорт. Пользуясь традиционным нейтралитетом Ирландии, он не будет испытывать трудностей при пересечении границ.
Монк был согласен. У обоих была отличная репутация. Но самое главное, он видел, что Роза держит свое слово: она не ищет для себя другой роли, кроме администратора на расстоянии вытянутой руки.
После возвращения в Париж им потребовалось менее недели, чтобы выработать взаимоприемлемое соглашение. Затем Монк собрал всех европейских управляющих и рассказал им о произошедших изменениях. Убедившись в том, что все идет по плану, он отбыл в Берлин.
– Единственная вещь, которой не знают ни О'Нил, ни Голлант, это настоящая цель путешествия, – говорил Монк Абрахаму Варбургу, когда они встретились в особняке банкира, построенном в готическом стиле, в Ванзее. – Вам надо будет найти надежных людей в Париже, которые смогут занять место Мишель во Франции.
– Эмиль Ротшильд и Пьер Лазар уже занимались этим, – ответил Варбург. – Они будут продолжать принимать беженцев по мере их прибытия. Между тем, у меня есть люди в Германии, которым я могу доверять.
– Как насчет свидетельств против Толбота? Время идет, Абрахам. Нацисты усиливают свое влияние. Если мы не сможем вскоре уличить Стивена, будет слишком трудно помешать ему и Гитлеру.
Изысканный немец поставил свою прогулочную трость между колен и, положив обе ладони на ее серебряный набалдашник, всем телом наклонился вперед.
– Уже может быть слишком поздно, герр Мак-Куин. Нацисты вцепились мертвой хваткой в правительство и промышленную бюрократию. Наши источники информации иссякают с каждой неделей. Добавьте к этому страх, с которым работают наши информаторы, и вы получите невероятную ситуацию.
– Мы должны изменить ее, – упрямо сказал Монк. – Стивен и эти негодяи убили Мишель, и я еще увижу их на виселице!
Варбург положил руку на плечо американца.
– Никто так не разделяет вашу боль, как я. Но вы должны учитывать обстоятельства…
Монк все понимал, понимал лучше чем когда бы то ни было. Но понимание того, насколько трудно, если вообще возможно, было получить информацию из Германии, не помогало ему справиться со своим разочарованием или утолить жажду мести.
Терпение, это было его единственное оружие. Он должен был ждать до тех пор, пока либо Стивен допустит ошибку, либо к нему, Монку, придет удача. Этого момента он должен дождаться, не пропустить его и суметь воспользоваться им…
Монк вернулся в Париж за день до отплытия «Конституции» из Гавра. Впервые со времени гибели Мишель он почувствовал дружелюбное отношение к себе со стороны города.
Монк гулял по Иль Сент-Луи, где бродили они с Мишель, останавливался перед антикварными лавками и картинными галереями, в которые она так любила заглядывать. Он проходил мимо букинистических развалов, вдоль набережной, где американские и британские туристы тайком пролистывали «неприличные» французские романы. Он держал свой путь через блошиный рынок с его уличными торговцами, разносчиками и карманниками и вступил в многовековую тишину Марэ, где Мишель открыла для него историю Французской революции. На рассвете он оказался в Ле Алле и наблюдал за бесконечным караваном грузовиков, наводнивших рынок под открытым небом и доставивших фрукты, овощи, мясо и рыбу из самых экзотических уголков земного шара.
В то время как город пробуждался под лучами утреннего солнца, Монк пересек Сену и вошел в кафе, где, целую жизнь назад, во время своей первой поездки в Париж они сидели с Мишель. Место было точно таким, каким он запомнил его, – с длинной оцинкованной стойкой бара, невероятно маленькими столиками и плетеными креслами.
– Bonjour, monsieur.
Монк поднял глаза, ожидая увидеть того же самого пожилого официанта, который так давно обслуживал его и Мишель.
– Café au lait, s'il vous plaît.
– Лишь один, мсье? Мадам не присоединится к вам?
И тогда, впервые с тех пор как он потерял ее, Монк Мак-Куин уронил на руки свою голову под тяжестью хлынувших слез.
Швейцарская горная цепь Юра возвышается на семнадцать тысяч футов над уровнем моря и образует естественную защиту от Германии. Весной, после таяния снегов, расцветают долины, и запах диких цветов наполняет легкий ветер, который скользит по альпийским склонам.
У подножия горной цепи, на небольшом плато недалеко от деревушки Ярлсбург, приютилась клиника Хоффмана, один из самых лучших в мире центров восстановительной хирургии. Трехэтажное Т-образное здание вмещает в себе все необходимое медицинское оборудование, а вокруг него располагаются частные дачи в швейцарском стиле, каждая со своим балкончиком и всем, что способствует хорошему отдыху, предназначенные для пациентов. Клиника принимает одновременно всего лишь двадцать больных, каждый из которых находится под наблюдением своей собственной группы врачей. Критерием для приема в клинику является не только способность пациента оплачивать астрономические счета, но и эффективность лечебного курса. В случае Стивена Толбота, чье прошение получило наивысший приоритет, врачи пришли к заключению, что в течение достаточного количества времени они смогут вернуть его разрушенной плоти то, что каждый человек воспринимает как подарок, – лицо.
Стивен Толбот сидел на балконе, его лицо было защищено от солнечных лучей маской из марли. Снизу доносилось мычание коров, и раздавался перезвон их шейных колокольчиков. Неожиданно он услышал шум автомобиля, движущегося по извилистой дороге по направлению к клинике. Впервые за несколько месяцев его сердце забилось учащенно. Автомобили могли проезжать по этой территории только имея специальное разрешение. На мерседесе, приближающемся к клинике Хоффмана, развевались дипломатические флажки нацистской Германии.
На человеке, поднявшемся с заднего сиденья, было длинное черное кожаное пальто. Когда он заметил фигуру на балконе, он помахал рукой и прокричал приветствие. Так как его рот был закрыт проволочной скобой, Стивен Толбот ничего не ответил.
Курт Эссенхаймер замедлил шаги и широко развел руки, чтобы поприветствовать своего старого друга. Стивен выставил руку и показал на школьную доску, на которой мелом было написано следующее: «Первое, что вы должны запомнить, это то, что вы не можете прикасаться ко мне и я не могу разговаривать с вами. Все, что я хочу сказать, я напишу на доске, но я могу слышать вас, так что избавьте меня от излишней говорильни и разговаривайте так, как будто вы разговариваете с идиотом».
– Рад видеть тебя снова, мой друг, – сказал Эссенхаймер.
– Неужели? Но ты на самом деле не видишь меня. Хочешь взглянуть?
Эссенхаймер кивнул головой без колебания. Он видел много разных вещей в новой Германии, в местах под названием Дахау и Бухенвальд. Может быть, потому что отвращение уже въелось в его душу, он не содрогнулся, когда Стивен Толбот поднял свою маску.
Мел заскрипел по доске.
– Эта маленькая сучка хорошо поработала, не так ли? Так хорошо, что доктора сказали мне, что полный курс лечения может занять годы. Но я ее еще увижу. Я обещал себе это, Курт. Когда это произойдет, я…
Мел рассыпался в пальцах Стивена. Он отшвырнул оставшийся кусочек, наблюдая за тем, как он катится по полу.
Эссенхаймер содрогнулся. Хотя ему была знакома жестокость, он испугался навязчивой идеи, которая охватила Стивена Толбота.
Стивен взял еще один кусочек мела и продолжал писать.
– Подумай об этом, мой друг, – годы в Швейцарии. Скука! Но мы найдем себе дело, не правда ли? По существу, так даже будет лучше. Я дал строгие указания не пускать других посетителей, кроме тебя или твоих поверенных. И матери, конечно. Здесь у нас есть вся необходимая секретность. Итак, расскажи мне, что случилось.
Сев напротив Стивена перед камином из грубого камня, Курт Эссенхаймер начал свой подробный рассказ. Он говорил часами, в деталях рассказывая о том, как работа, которую проделали он и Стивен, начинала приносить спелые сочные плоды. Все, в чем нуждалась Германия для ведения войны, широкой рекой текло из таких мест как Африканский Рог на юге и Малайзия на востоке.
– Звучит так, как если бы все работало отлично, – написал Стивен.
– Это так. Но есть одно маленькое обстоятельство, незначительное на самом деле.
– Какое?
Эссенхаймер рассказал, что после смерти Мишель, Монк Мак-Куин начал задавать слишком много вопросов.
– Прошлой осенью Мак-Куин встречался с евреем Варбургом. Позднее он посетил редакторов главных европейских газет. С тех пор несколько репортеров пытаются что-то разнюхать в Берлине. Один из них испытывает большое расположение к Гитлеру и партии. Он сообщил мне, что Мак-Куин намеревается доказать, что ты снабжал Германию по всему миру. Смешно, не правда ли? Стоит только подумать, как Мак-Куин надеется проникнуть через нашу систему безопасности.
Стивен не разделял веселого настроения Эссенхаймера. Он знал Мак-Куина гораздо лучше, чем немец.
– Где Мак-Куин сейчас?
– Он вернулся в Америку со своей приемной дочерью. Он не может достать нас.
Стивен повернулся к доске, затем начал писать.
– Не надо недооценивать Мак-Куина. Он умен и изобретателен, и он точит топор. Только то, что он в трех тысячах миль отсюда, вовсе не означает, что мы можем позволить себе потерять бдительность.
– Конечно нет, Стивен, – быстро заверил его Эссенхаймер. – Ты знаешь, что у нас есть сторонники в Америке. Они проследят за ним.
Стивен смягчился, но вовсе не успокоился. Именно сейчас Мак-Куин был едва ли не досадной помехой. Но впоследствии он мог стать серьезной угрозой. Стивен сказал себе, что он составит план действий на случай непредвиденных обстоятельств, если вдруг газетчик выйдет из-под контроля.
Однако у него было еще кое-что для обсуждения с Эссенхаймером. Он хотел кое-что получить из Лондона.
Требование Стивена привело Эссенхаймера в испуг.
– Для того чтобы получить то, что ты хочешь, мы должны подвергнуть опасности нашего самого ценного агента в Лондоне.
Крошки мела разлетались по доске, когда Стивен писал свой ответ.
– Фюрер всегда предоставлял мне все необходимые ресурсы.
– Но почему эта информация так важна?
– Это важно! Я не должен оправдываться перед тобой! Лишь передай мои инструкции своему человеку.
Эссенхаймер покачал головой. Было бессмысленно возражать. Тем не менее, Стивен должен был осознавать существующую реальность.
– Мне предстоит убедить наших людей из разведки пойти на это. Затем существует проблема безопасности при контактах с нашим человеком. В конце концов, он сам будет решать, где и как он сможет действовать.
– Я понял. То, что мне нужно, не пропадет впустую.
– Хорошо, Стивен. Так что тебе нужно?
– Я верю, что это означает мир для нас и нашего времени… почетный мир.
– Похожий на ад! – прорычал Монк и выключил большой приемник. Он и Кассандра сидели в гостиной в квартире Монка в Карлтон-Тауэрс. Они слушали передачу «Би-би-си» речи премьер-министра Невила Чемберлена после его возвращения из Мюнхена. Чемберлен провозгласил умиротворение Гитлера дипломатическим путем – как если бы передача суверенитета одной трети Чехословакии диктатору была бы блестящей победой.
– Значит ли это, что будет война? – спросила Кассандра.
Она посмотрела в окно на красно-золотую листву Сентрал-парка, сияющую в лучах сентябрьского солнца. Посреди этого спокойствия было невозможно думать о войне, почти невозможно.
– Может быть, солнышко, – ответил Монк. – Чем больше Гитлер получает, тем больше он хочет получить. Однажды кому-то придется провести черту.
Он представил себе Абрахама Варбурга и подумал о том, что переживает сейчас этот джентльмен. Весной 1938 года после аншлюса Австрии Монк пытался убедить Варбурга покинуть Германию. Нацисты национализировали его банк, разграбили его имущество и даже реквизировали его дом, ссылаясь на неуплату налогов. Но Варбург отказался уезжать.
– Германия, – описал он Монку, – находится на краю моральной катастрофы. Я не могу покинуть тех, кто может быть уничтожен.
Монк пытался объяснить Варбургу, что он сам может оказаться среди тех, кто исчезнет, но банкир решил для себя остаться и бороться.
Монк посмотрел на Кассандру, которая сидела, подогнув под себя ноги и поджав губы.
– Почему ты хмуришься, солнышко? Кассандра помолчала в нерешительности.
– Похоже, что все говорят в эти дни о войне, даже в школе. Есть студенты, которые думают, что Хемингуэй и те, кто сражался в Испании, – герои, и такие, кто считает, что Америке не стоит вмешиваться в следующую европейскую войну. Они так и говорят: «следующая война».
Монк осторожно увел ее от обсуждения этой темы. Ему было достаточно того, что Мишель потеряла на войне свою юность. Он бы проклял себя, если бы то же самое произошло с Кассандрой.
– Что у тебя с учебой?
Кассандра с радостью откликнулась на вопрос.
– Я думаю сосредоточиться на экономике, когда поступлю в колледж.
Монк поднял брови.
– Я хочу быть такой же, как мама. Я хочу, чтобы она гордилась мной.
В ту минуту как Кассандра вернулась в Нью-Йорк, она поняла, что поступила правильно. Манхэттен с его электрической энергией и нервным ритмом вдохнул в нее жизнь. Здесь она не чувствовала страха, ей не приходилось оглядываться через плечо, когда она шла по улицам. Ее согревала забота Абелины и, когда приехал Монк, его любовь.
Но даже спустя два года кошмары парижской жизни преследовали ее. Временами Кассандра вздрагивала от каких-то забытых запахов или звуков, от неожиданного взгляда прохожего на улице, от детского визга в парке или от света фар проезжавшего автомобиля. Сердясь на себя за такую чувствительность, она засыпала Монка вопросами о единственном человеке, который мог положить конец ее страхам.
– Почему полиция не нашла Гарри Тейлора? – спрашивала она. – Куда он мог исчезнуть?
– Правда в том, что, вероятно, никто не найдет его, – объяснял ей Монк. – Ты знаешь, насколько опасны катакомбы. Когда люди теряются в них, они почти никогда не могут выйти наружу. Кроме того, мы знаем, что он был ранен…
Монк старательно обходил тему катафилов. Как и инспектор Арман Сави, он верил, что Гарри пал их жертвой.
– Расскажи мне о нем, о том, каким он был человеком.
Монк поколебался в нерешительности, затем признал, что если Кассандра когда-нибудь придет к пониманию того, что произошло, то ей лучше знать как можно больше. Он рассказал ей о том, как Гарри Тейлор приехал в Нью-Йорк, о том, каким замечательным исполнителем он был в компании «Глобал», и то, как его амбиции в конечном счете привели его к поражению. Рассказывая историю Гарри, Монк упоминал о ролях, которые играли другие люди. Он объяснил, насколько трудной была жизнь в Нью-Йорке для Мишель, и рассказал ей о длительной вражде между ней и Розой.
– Теперь я знаю, почему ты и мама так редко упоминали о ней, – прошептала Кассандра.
– Роза навлекла на твою мать большое несчастье. У нее были свои собственные мечты, и в них не было места для людей, которых она не хотела туда впускать.
– Но она похожа на такую добрую, искреннюю женщину, – запротестовала Кассандра, вспомнив, что именно Роза помогла ей вернуться в Америку и с тех пор звонила несколько раз в неделю.
– Я думаю, что в глубине сердца она такая и есть, – мягко сказал Монк. – Иногда мы совершаем неверные поступки по причинам, которые заставляют нас поверить в нашу правоту. И только позже мы осознаем, что наши мотивы были дурацкими или наивными и мы причинили боль другим людям. Твоя мать и Роза могли бы когда-нибудь стать друзьями. Позволь мне показать тебе, что я имел в виду.
Монк прошел в свой кабинет и принес оттуда дневники, которые вела Мишель, начиная с ее приезда в Нью-Йорк и заканчивая за несколько дней до ее смерти.
– Прочитай их внимательно. Помни, что времена и люди меняются. Я думаю, что Роза поняла свои ошибки и хотела их исправить. У нее никогда не было возможности сделать это для твоей матери, но, я думаю, она хочет сделать это для тебя.
Кассандра была очарована и одновременно испытывала отвращение, читая историю жизни Мишель. Временами, когда она читала о надеждах и планах своей матери, ее сердце парило в облаках. Затем она переходила к местам, которые заставляли сжиматься ее сердце, и она удивлялась способности матери выносить такие лишения.
«Поэтому она была женщиной, которая защитила свою дочь своим телом и спасла ее жизнь…»
Там были ссылки на Розу, которая сердила Кассандру, но чем больше она читала, тем больше она обнаруживала, что ее мать втайне восхищалась многими чертами Розы и очень многому научилась у нее. И когда пришло время, она пошла наперекор Розе и отказалась уступить ей то, что она создала, – так поняла Кассандра, читая главу о борьбе Мишель за руководство над операциями с дорожными чеками.
Для Кассандры эти дневники стали фонарными столбами, которые осветили жизнь женщины, которую она едва ли знала, но которая сыграла важную роль в жизни ее матери. Когда Кассандра спросила Монка, что произошло с огромной компанией, которую основала Мишель, он сказал ей:
– Это все твое, солнышко. Или будет твоим через пять лет, когда тебе исполнится двадцать один год. Два лучших помощника Розы сейчас управляют этим для тебя, и поверь мне, она и я наблюдаем за каждым их шагом.
Кассандра подумала, потом спросила:
– А что насчет Стивена? Я знаю, ты не веришь тому, что он герой, как думают все.
– Стивен очень далеко и никогда не вернется.
– Причастен ли он к смерти матери?
– Я не знаю, солнышко.
Кассандра увидела боль, отразившуюся в его глазах, и прекратила этот разговор. На время.
Кассандра превратила три комнаты квартиры на третьем этаже Карлтон-Тауэрс в свое собственное маленькое владение. Шкафы были заполнены новой одеждой, а на стены были повешены картины из коллекции ее матери. Несколько фотографий и сувениров, которые она привезла с собой, заняли свои места на полках, и после некоторого времени она уже могла взглянуть на них без боли или печали.
Посещение американской школы помогло ей выйти из замкнутого мира и одиночества. После жесткой дисциплины приходской школы свободный дух подействовал на нее как эликсир. Хотя она не вполне понимала некоторые общественные традиции, такие как повальное увлечение американским футболом или обычай студенческого обручения, Кассандра вскоре почувствовала, насколько восхитительное настроение может быть у девушки, когда молодые люди оказывают ей знаки внимания. Она дразнила подозрительность Монка, его отцовскую реакцию, когда вместе с молодыми людьми приходила в Карлтон-Тауэрс.
– Ну что ж, время идти работать, – сказал Монк после того как отбыл провожатый Кассандры.
Как бы намекая на это, старинные часы пробили полночь.
– Могу я пойти с тобой?
Кассандре нравилась сумасшедшая атмосфера редакции журнала «Кью». В первый же раз, когда Монк взял ее с собой, все сотрудники редакции сделали так, чтобы она чувствовала себя уютно в новой обстановке.
– Там никого сейчас нет, солнышко, – сказал Монк. – Мне нужно лишь прочитать ночные телеграммы из Европы. Скучное занятие. Кроме того, тебе надо немного поспать.
Хотя оба они притворялись, Кассандра знала, что Монк шел в редакцию посмотреть, нет ли сообщений от Абрахама Варбурга. Вскоре после смерти Мишель Монк объяснил ей, во что была вовлечена ее мать. Кассандра изумилась, узнав, сколько жизней помогла спасти ее мать, какие жертвы принесла ради беспомощных людей, которые проходили через их дом. «Люди, к которым я относилась с презрением», – вспомнила Кассандра.
«Если бы я только могла сказать ей, как мне жаль. Может быть, если бы она сказала мне…»
Но Кассандра не задерживалась на прошлом. Вместо этого она работала добровольцем в организациях, которые рассказывали всем об опасности, которую несет Адольф Гитлер, страстно споря с теми, кто предсказывал, что войны не будет. Насколько подозревала Кассандра, когда ее отец покидал дом по ночам, он уже боролся с фашизмом.
Приготовления к войне велись на всех фронтах, включая тайный мир секретных агентов, перебежчиков и наемных убийц. Хотя сэр Деннис Притчард не знал никого из этих людей, он невольно стал их жертвой.
Притчард посмотрел на сад позади своего офиса на Харли-стрит, на этот маленький оазис мира, где он мог найти убежище от крови, льющейся в его операционной. Притчард провел пальцем по нежному лепестку розы. Уже был октябрь, но из-за необычайно теплой погоды цветы продолжали цвести.
– Доброе утро, сэр Деннис.
Испугавшись, Притчард повернул голову и увидел высокого светловолосого молодого человека, стоящего на плитках дорожки сада, с руками, засунутыми глубоко в карманы бежевого пальто. Он разговаривал с ирландским акцентом.
– Какого черта вам здесь нужно? Моей медсестры еще нет.
– Доктор Притчард, мне нужен некий документ. – Человек швырнул полоску бумаги на садовый столик. – Этот личный документ, если быть точным.
Притчард нахмурился, когда прочитал имя.
– Это что, шутка? Этот человек умер много лет назад.
– Но у вас есть документ, доктор?
– Я думаю, вам лучше уйти, иначе я позову полицию, – повысил голос Притчард.
– По существу, я уверен, что он у вас есть, – настаивал человек. – Видите ли, я позволил себе некоторую вольность и просмотрел документы в вашем офисе. К сожалению, я не смог найти его. Тогда я подумал, что такой добросовестный парень, как Деннис, наверняка поместил ненужный документ в архив. Так что я проверил склад, где вы арендуете площадь. Как ни печально, но я не нашел то, что искал. Все это означает, что у вас должно быть очень укромное место для этой особой папки, не так ли?
– Убирайтесь! – закричал сэр Деннис.
Он не заметил быстрого движения человека, но в ту же секунду незнакомец завел его руку за спину.
– Лондону нужны все его хирурги, доктор. Было бы жаль лишить город одного из лучших.
Притчард почувствовал резкую боль в плече, так как его руку заводили все выше.
– Я все же думаю, что документ все еще у вас, – сказал человек спокойно. – До того как вы произнесете что-либо, что могло бы меня расстроить, нам лучше зайти в дом и сделать один телефонный звонок.
Толкая Притчарда перед собой вперед, человек зашел с ним в офис.
– Пожалуйста, смотрите, какой номер я набираю. Притчард похолодел, когда увидел свой домашний номер.
– Теперь слушайте.
– Деннис! Деннис, это ты? Милый, что происходит? Здесь какие-то люди.
Притчард закрыл глаза, когда его жена закричала.
– Мои помощники не причинят вреда вашей любимой жене, Деннис. До тех пор, конечно, пока вы не решите, что документ для вас имеет большую ценность, чем ее жизнь.
Притчард не смог вынести мысль о том, что может произойти у него дома.
– У меня он есть! – произнес он с трудом. – Он спрятан…
– Несите, Деннис, несите.
Притчард направился к застекленному шкафу позади стола. Он открыл его и вытащил выдвижной ящик с книгами, за которым находился потайной сейф. Дрожащими пальцами Притчард набрал комбинацию. Когда дверца открылась, он залез внутрь и вытащил оттуда толстую синюю папку.
Незнакомец просмотрел документы в поисках нужных записей. Он улыбнулся.
– Вы поступили правильно, доктор. Теперь я не нарушу условия сделки и вы увидите, что с вашей женой все в порядке. Но я думаю, что вам стоит поехать к ней в любом случае. Ей может понадобиться успокоительное.
– Кто вы? – прошептал Притчард.
– Тот, кто навестит вас, если вы обратитесь в полицию. Или к кому-либо еще, кто может заинтересоваться этим. Не делайте этого, доктор. Забудьте обо всем, что произошло. Если кто-нибудь что-нибудь спросит, прикиньтесь дураком. Документ потерялся, исчез. Здравствуйте и процветайте, Деннис. Я говорю это искренне.
Человек с ирландским акцентом исчез так же неожиданно, как появился. Сев на поезд, чтобы добраться до парома через Ирландское море, он думал о том, что Берлин, скорее всего, будет удовлетворен результатами. Немцы надоедали ему напоминаниями о Притчарде в течение восемнадцати месяцев, но у ирландца были более неотложные и важные дела, чем врач на Харли-стрит. Он не мог понять, почему был так важен этот медицинский документ человека, который умер более двадцати лет назад.
Роза Джефферсон была в числе тех американцев, которые, находясь в меньшинстве, верили в неизбежность второй мировой войны. На протяжении осени 1938 года она совершила несколько поездок в Вашингтон, где проводила консультации с министром финансов и даже самим президентом Рузвельтом. Компания «Глобал Энтерпрайсиз» была именно тем, что подразумевалось в названии, – всемирной промышленной и финансовой империей. Люди, которые занимали места на вершине пирамиды власти, знали, что морские суда, железные дороги и предприятия, которыми управляла Роза Джефферсон, могли бы потребоваться для обеспечения обороноспособности страны. Но даже более важной для них была ее могущественная финансовая власть.
Так как она была представителем официального Вашингтона, Розе приходилось заседать в многочисленных комиссиях, которые постоянно пересматривали американскую стратегию и политику на случай изменения ситуации в Европе. После ужаса «Хрустальной ночи» 9 ноября 1938 года, когда разбушевавшиеся банды нацистов громили еврейские магазины и избивали их владельцев, Роза выступала за неограниченную эмиграцию евреев из Германии в Соединенные Штаты. Она испытала настоящее потрясение, когда большинство членов кабинета Рузвельта предложило рассматривать инцидент как досадное недоразумение. Роза высказала Монку предположение, что они смогут изыскать пути, чтобы вывезти сотрудников-евреев «Глобал» из Европы вместе с членами их семей, начиная с Германии.
– В этом мы опережаем тебя, – сказал Монк.
Так как он не был уверен, какой будет реакция с ее стороны, Монк никогда не рассказывал Розе о каналах эмиграции, которые Мишель и Абрахам Варбург наладили в Германии. Посвященная в детали этого плана, Роза восхитилась и поразилась гуманитарной деятельности Мишель. Она сразу же высказала свои предложения, как сделать эту работу более эффективной.
– Мы можем увеличить число уезжающих, назвав их сотрудниками «Глобал», выезжающими на переподготовку.
Монк подумал, что это гениальная мысль. Он послал рекомендации Абрахаму Варбургу, который немедленно поддержал их.
Летом 1939 года вопреки советам своих помощников Роза совершила последнюю поездку в Европу. Хотя ее деловое расписание оказывалось, таким образом, сорванным, она сперва поехала в клинику Хоффмана в Швейцарии.
Как только она осознала серьезность полученных Стивеном повреждений, Роза непреклонно настаивала на его возвращении в Нью-Йорк. Для нее было непостижимым, что Стивен не мог получить всю необходимую помощь в стране, которая лидировала в области медицинских достижений. Но американские специалисты, которые изучили дело Стивена, пришли к единодушному выводу: швейцарцы, и особенно клиника Хоффмана, были мировыми лидерами в области восстановительной хирургии.
Неохотно Роза приехала в Ярлсбург и сделала все необходимые распоряжения; затем, когда Стивен поправился настолько, что смог путешествовать, она привезла его с собой в Швейцарию. В последний раз, когда она видела его, его лицо было почти полностью забинтовано. Теперь она не знала, чего ожидать.
Директор клиники Йоахим Хоффман лично приветствовал Розу.
– У нас большие достижения, – заверил он ее. – Но, как я говорил вам вначале, ничто не может заменить время, самого лучшего лекаря.
– Могу я увидеть его? Я имею в виду на самом деле увидеть его.
– Я бы не советовал, – твердо ответил Хоффман. – Стивен знает, что он прошел долгий путь. Мы, его врачи, тоже знаем это. Но вы ожидаете увидеть то лицо, которое помните. Вам лучше подождать до тех пор, пока мы закончим. – Хоффман провел ее в один из гостевых домиков. – Я теперь вас покину. Пожалуйста, не настаивайте на том, чтобы сын показал себя, если он не захочет этого. Вы должны проявить столько же терпения, сколько пришлось проявить ему.
Неожиданно Роза почувствовала дрожь. Что ей следовало сказать Стивену? Могла она протянуть руку и дотронуться до него? Поцеловать его?
– Здравствуй, мама.
Его голос был неровным. Она посмотрела на него, стоящего на веранде, одетого в кепку с белой повязкой, которая скрывала его лицо. Когда он подошел к ней, она протянула к нему руки. Стивен схватил ее за запястья.
– Ты не можешь дотрагиваться до моего лица. Роза с трудом сдержала слезы.
– Я поняла, милый.
Стивен предложил ей свою руку.
– Почему бы нам не пройтись? Сейчас самое прекрасное время дня, когда солнце начинает заходить в горы.
Стивен увел ее от больницы по дороге, которая привела к маленькому искусственному озеру со скамейками по его берегам.
– Тебе следовало сообщить мне о своем приезде, – сказал Стивен.
– Я… Я думала увидеть тебя.
– Тебе это удалось.
Роза заметила, с какой твердостью в голосе он разговаривает. Иногда, когда свет освещал его одежду под определенным углом, она замечала пятна красного цвета на его теле.
– С тобой все в порядке? – спросил Стивен.
– Да. А с тобой?
– Со мной все будет отлично, мама. Так же хорошо, как и до этого.
Роза обратила внимание на решимость, звучавшую в его голосе.
– Расскажи мне о «Глобал»… и о Нью-Йорке. Находясь здесь, я не знаю многого из того, что происходит в мире.
Сперва Роза говорила с остановками. Ее поразило самообладание Стивена, некоторая его отстраненность. Понемногу Роза рассказывала Стивену все, что он хотел узнать о «Глобал» и ее постоянном расширении, о Нью-Йорке и новых представлениях, которые давали на Бродвее. Она рассказала о Монке Мак-Куине и перестановках, которые она сделала в руководстве операциями с дорожными чеками, и о комитетах, в которых она заседала в Вашингтоне.
– Расскажи мне о Вашингтоне, – мягко попросил Стивен. – Это звучит весьма интересно.
Роза проговорила до захода солнца и начала сумерек, когда начали появляться первые светляки.
– Я совсем заболталась, в то время как ты едва ли проронил пару слов, – упрекала себя Роза.
– Для меня вредно разговаривать слишком много, – ответил Стивен. – Кожа должна еще нарасти над мышечными тканями, в противном случае…
– Конечно, – торопливо сказала Роза.
– Куда ты поедешь теперь, мама?
– Сперва в Берлин. Затем в Рим, Амстердам и Париж. Мы закрываем все офисы, имеющие дело с дорожными чеками. Монк и я согласились, что мы не можем дальше рисковать нашими, я имею в виду его, сотрудниками.
Стивен покачал головой.
– Мудрая предусмотрительность. А что насчет Гарри Тейлора? Кто-нибудь нашел его?
– Нет. И как я полагаю, Гарри Тейлор умер в катакомбах и попал прямо в ад. Я никогда не прощу его за то, что он сделал с тобой. Никогда!
До Стивена дошли слухи о награде, которую назначила его мать за поимку Гарри. Каждый день он раскрывал газету, надеясь прочитать в ней, что Гарри найден. Даже несмотря на то, что он и Курт Эссенхаймер разработали план на тот случай, если Гарри все-таки арестуют, – план, который гарантировал, что у Гарри не будет ни единого шанса сказать и слово полиции, – Стивен продолжал жить со смутным ощущением того, что его соратник-заговорщик выжил и находится где-то. Теперь он думал, что если весь преступный мир Европы, у которого есть отличный повод для поимки Гарри, не смог найти его, то этого не сможет сделать никто.
Стивен протянул руку и коснулся руки своей матери.
– Дай мне необходимое время, мама. Со мной все будет хорошо, ты увидишь.
– Я дам тебе все, что тебе нужно, – прошептала Роза. «Ты уже дала», – подумал Стивен, когда он провожал Розу к машине. Он не мог дождаться увидеть довольное выражение на лице Курта, когда он сообщит ему все детали политики американского правительства.
Когда Роза садилась в машину, Стивен спросил как бы случайно:
– Ты видела Кассандру с тех пор? Вопрос удивил Розу.
– Да. По существу, мы видимся довольно часто. Она уже совсем превратилась в молодую леди. Франклин гордился бы ею.
– Я уверен, – прошептал Стивен.
Со своего балкона Стивен наблюдал за лимузином, едущим по извилистой дороге вниз по горному склону. Он откинул голову назад и засмеялся, звук его голоса эхом разносился по долине.
Его мать оказалась большей дурой, чем он мог ожидать. На его столе в гостиной лежало медицинское свидетельство Франклина Джефферсона с именем сэра Денниса Притчарда на его титульном листе.
«Да, мама, гораздо большей дурой…»
49
3 сентября 1939 года наконец началась «странная война». Немецкие подводные лодки потопили британское судно «Афина» у побережья Ирландии, провоцируя Британию и Францию на объявление войны Германии.
– Я благодарю Бога, что все наши люди выехали из Европы, – сказал Монк Кассандре. – Гитлер готов сделать из Европы котлету.
Его мрачное предсказание оказалось точным. К осени 1940 года Франция, Бельгия, Нидерланды, Дания, Норвегия и Румыния пали перед казавшейся непобедимой немецкой военной машиной. Кассандра, плакавшая, когда в новостях показывали немецких солдат, расположившихся под Триумфальной аркой в Париже, не могла понять отношения американцев к войне.
– Неужели они не понимают, что происходит? – спрашивала она. – Если мы не будем сражаться, следующей жертвой станет Британия.
Монк разделял ее чувства. Он днем и ночью взволнованно призывал Америку вмешаться в происходящее. Но он выступил против правящей элиты, – бывшего президента Герберта Гувера, Генри Форда и Чарльза Линдберга, которые призывали к изоляционизму и невмешательству в то, что они называли «Европейской войной».
Кассандра тоже энергично взялась за дело. Используя свои знания иностранных языков, она переводила Монку телетайпные сообщения, а также статьи, которые выходили из-под его пера. Копии его памфлетов на французском, немецком, итальянском и испанском языках обходными маршрутами попадали в оккупированную Европу и воспроизводились в газетах, выпускаемых местным Сопротивлением.
– Сколько могут ждать Соединенные Штаты? – с отчаянием спрашивала Кассандра в то время, как в воздухе разворачивалась битва за Британию.
– До тех пор, пока не случится что-то ужасное, такое, что мы не сможем и дальше игнорировать реальность, – ответил Монк.
7 декабря 1941 года случилось самое страшное. Триста шестьдесят японских самолетов, базирующихся на авианосцах, атаковали Перл-Харбор. Для Соединенных Штатов дни ожидания закончились.
В полях, окружающих швейцарский санаторий, лежали глубокие сугробы снега. В домике Стивена в камине бушевал огонь. Курт Эссенхаймер, который сидит ближе к огню, замечает емкости с водой, расставленные по всей комнате для того, чтобы увлажнять воздух и защитить чувствительную кожу Стивена от высыхания, как это делают со старым пергаментом.
– Ты абсолютно уверен в том, что это необходимо сделать? – спросил Эссенхаймер.
Он приехал днем после долгого медленного путешествия через Альпы. Стивен рассказал ему, почему он вызвал его, и Эссенхаймер вспомнил фрагменты их разговора о Мак-Куине, состоявшегося пять лет назад. Рассуждения о том, что делать, затянулись далеко за полночь. Эссенхаймера все еще одолевали дурные предчувствия.
– Стивен, то, что ты предлагаешь, может быть сделано. Но это опасно, особенно теперь, когда война достигла своей критической стадии. Если с информацией, которую добудет наш «перебежчик», что-нибудь произойдет, это будет означать конец всего, что мы достигли.
– Если мы не будем действовать, это может уже означать конец, – ответил Стивен из мрака комнаты. – Мак-Куин никогда не прекратит разнюхивать, пытаясь получить убедительные доказательства моей связи с рейхом. До сих пор наша безопасность не ставилась под угрозу и нам очень, очень везло. Но если Гитлер завязнет на двух фронтах, некоторые люди смогут подумать, что Германия не выиграет. Они будут искать страховку, что-то, что можно будет обменять, если ситуация действительно ухудшится. Мак-Куин с его связями на самом высоком уровне может оказаться тем, к кому они попытаются найти подход.
Стивен сделал паузу.
– Есть и другая причина. Когда Соединенные Штаты отсиживались в стороне, то, что я делал, – если бы это выплыло наружу, – квалифицировалось, в худшем случае, как недостойная деловая деятельность. Меня могли бы пригвоздить к позорному столбу, и матери пришлось бы нас закрыть, но это могло быть лишь последствием. Но теперь идет война, Курт, и я сотрудничаю с врагом. Это делает меня предателем, и все мы знаем наказание за предательство.
Два человека уставились на огонь, наблюдая за танцем пламени.
– У нас нет выбора, Курт. Мы знаем, что Мак-Куин никогда не прекратит выполнять дело Мишель. Пришло время остановить его.
Эссенхаймер зажег сигарету и швырнул спичку в огонь.
– Хорошо. Мы будем действовать по экстренному плану. Но нам потребуется некоторое время для того, чтобы утрясти все детали. Сейчас февраль. Скажем, три месяца?
Стивен был готов возразить, но затем осознал огромное количество работы, перед которой стоял Курт. Он не мог просить о меньших сроках.
– Отлично. Три месяца. Я жду, что ты будешь держать меня в курсе, Курт. И помни: ничто не должно быть отдано на волю случая. Ничто.
Сто дней спустя, в мае 1942 года, молодой человек с темной короткой стрижкой и ярко выраженной военной походкой офицера завернул за угол главной деловой улицы Цюриха, Банхофштрассе. Он внимательно изучал сверкающие медью таблички с именами и названиями на стене дома и выделил среди них ту, которую он искал: Международная служба размещения беженцев.
Офицер знал, что служба находится на шестом этаже здания и что некоторыми из ее активистов были филантропы, пытающиеся соединить разделенные семьи. Но за фасадом скрывалось более секретное предприятие: служба находилась в центре финансового канала, который протянулся из Нью-Йорка в Цюрих, затем растекаясь в тысячи городов, городков и деревень по всей оккупированной Европе. Ее мандат был таким же обширным, как и ее операции. В Швейцарии организация платила таможенным инспекторам, чтобы они не проверяли въездные визы слишком внимательно. В Германии она потайными путями передавала наличные деньги или золото в руки чиновников, которые контролировали выезд и давали разрешение на туристические поездки и которые, одним росчерком пера, могли превратить еврея в христианина. Она поддерживала группы Сопротивления средствами и покупала им то, что они могли украсть у врага, а также поддерживала выход подпольных изданий.
Служба размещения беженцев, думал офицер, была мощным оружием, как и все, что изобретали союзники. И все это основывалось на изобретательности и усилиях двух людей: Монка Мак-Куина в Нью-Йорке и Абрахама Варбурга в Цюрихе.
– Извините, но герр Варбург не работает здесь, – четко произнесла милая регистраторша. – Возможно, один из наших администраторов сможет помочь вам.
Офицер достал тонкую кровавого цвета папку из своего портфеля. Она была скреплена восковой печатью с изображением двуглавого орла над нацистской свастикой.
– Передайте это Варбургу, – сказал он, кладя досье на стол. – Скажите ему, чтобы он не заставлял меня терять время.
Секретарша, которая была еврейкой, вздрогнула от ледяного тона незнакомца. Она сталкивалась до этого с такими людьми в Берлине.
– Пожалуйста, подождите здесь.
Офицер уютно устроился, вставил сигарету в мундштук и спокойно закурил. Он выкурил только половину, когда секретарша вернулась.
– Будьте любезны, следуйте за мной. Секретарша привела его в офис, окна которого выходили на улицу. Здесь не было беспорядка. На столе стоял единственный телефон. В углу находился старый шкаф для папок с документами.
– Рад видеть вас, герр Варбург, – сказал офицер человеку, стоявшему к нему спиной.
Когда Варбург обернулся, офицер заметил, что печать на документе нарушена.
– Кто вы? – мягко спросил Варбург.
– Полковник Гюнтер фон Клюге, прикомандированный к Генеральной инспекции при министерстве финансов в Берлине. Мои документы.
Варбург внимательно изучил удостоверение личности. У него был наметанный глаз банкира на подделку, но это удостоверение было настоящим.
– Чем могу быть вам полезен? Фон Клюге кивнул на досье.
– Это должно говорить само за себя.
– Здесь служба по приему беженцев, полковник. Ваши бумаги имеют отношение к некоторым действиям, в которых принимали участие американец по имени Тол-бот и поставщики некоторых товаров в Германию. Я думаю, что вы обратились по неправильному адресу.
Фон Клюге сел на жесткий деревянный стул и закинул ногу за ногу.
– Вы знаете, что за последнюю неделю гестапо арестовало троих? – Он назвал Варбургу имена и был рад увидеть боль в глазах старого человека. – Их отправили в Бухенвальд. Я думаю, что они уже мертвы. И вы знаете почему, герр Варбург? Потому что они пытались украсть тот лист бумаги, что я принес вам.
Варбург почувствовал легкую головную боль.
– Я знаю, это то, что нужно вам и Монку Мак-Куину, – спокойно продолжал фон Клюге. – Вы видите, моя работа заключалась в том, чтобы ваши люди больше не пропадали из-за информации, которую они ищут. Теперь вы располагаете ею в полном объеме.
– Кто вы? – требовательно спросил Варбург.
– Реалист. Не очень отличающийся от вас. Нападение на Россию в прошлом году было роковой ошибкой. Теперь Германии потребуются более многочисленные поставки сырья, чем когда бы то ни было раньше. Если я предоставлю вам свидетельства того, что Стивен Тол-бот сотрудничает с рейхом, то вы сможете остановить его и тоже затянуть петлю на шее фюрера. Это то, чего вы хотите, не так ли, герр Варбург?
– А вы? Почему вы делаете это?
– У меня нет желания быть погребенным под обломками Германии, так что я предлагаю сделку: информацию о Толботе в обмен на безопасное перемещение в Америку и один миллион долларов.
– Это абсурд.
– Это дешево! – возразил фон Клюге. – Да, и одно маленькое уточнение. Я буду вести дела только с Мак-Куином, лицом к лицу, здесь, в Цюрихе.
Немец сделал короткую паузу.
– Мы будем обсуждать дальше, герр Варбург? Банкир медленно сел на свой стол, и фон Клюге получил его окончательный ответ.
Через три часа фон Клюге и Абрахам Варбург вышли из здания и направились через улицу в Швейцарский кредитный банк. Их провели в подвальный депозитарий и им предоставили сейф и два ключа. Материал, который вон Клюге принес с собой, они положили в сейф, и каждый повернул в замке свой ключ, когда они его запирали.
Фон Клюге протянул руку за ключом Варбурга.
– У меня будут оба, если вы не возражаете. До тех пор пока не приедет Мак-Куин.
После того как они покинули банк, они расстались, но фон Клюге быстро вернулся назад и высмотрел черную шляпу-котелок Варбурга в полуденной толпе. За банкиром было довольно легко следить и его путь было так же легко предугадать: он шел в американское посольство.
Фон Клюге проскользнул в будку телефона и попросил оператора соединить его с клиникой Хоффмана в Ярлсбурге. Первая часть плана прошла гладко. Стивен Тол-бот, без сомнения, должен был быть доволен.
Кассандра сразу же почувствовала перемену. Она и Монк завтракали на открытой террасе, увитой плющом, в окружении посадок герани и роз. Несмотря на это очарование, идиллия была нарушена возбуждением Монка.
– Что случилось? – спросила она, целуя его в щеку.
– Ночные новости. Похоже, Гитлер попытался откусить больше, чем он может проглотить, когда напал на Россию. Советы переходят в наступление.
Кассандра подняла голову, откинув назад выбившуюся прядь тонких светлых волос. Она знала, что Монк не лгал ей. Он был не способен на это. Он лишь не говорил ей всей правды.
– Были еще какие-нибудь сообщения? Кассандра видела, как он пытается подобрать правильные слова.
– Ничего существенного.
Кассандре хотелось оставить эту тему, оставить на время. Довольно скоро она сможет узнать обо всем.
Но начиная с того дня атмосфера в доме изменилась, и Монк полностью погрузился в свою тайну. Большую часть времени он теперь проводил в Вашингтоне. Когда он приезжал домой, то лишь для того, чтобы переодеться. Кассандра пыталась с помощью уговоров добиться какого-нибудь объяснения, но Монк всячески избегал этого.
Однажды утром после почти бессонной ночи Кассандра проснулась неожиданно, как будто ее что-то разбудило. Это мог быть холодный утренний ветер или голоса, которые она четко различала. Обнаженная, Кассандра выскользнула из кровати и прислушалась. Голоса притихли, заглушаемые скрипом ножек стульев о камни террасы. Монк вернулся домой из Вашингтона и теперь завтракал. Кассандра плеснула водой на лицо, почистила зубы и надела старую удобную фланелевую ночную рубашку.
– Ну, уже почти время…
Ее губы сложились в точное подобие буквы «о», когда она, выйдя на террасу, в последнее мгновение увидела незнакомца. Он был выше ее ростом, почти шесть футов, и на несколько лет старше; на вид ему было около двадцати пяти. У него были густые волнистые каштановые волосы и зеленые глаза цвета моря после шторма. Он был красивым мужчиной, если не считать сломанный гребневый хрящ носа и тонкий диагональный шрам через всю щеку, выделявшийся молочной белизной на загорелой коже.
– Доброго утра и вам тоже, – его голос был наполнен удивлением и радостью. – Меня зовут Николас Локвуд.
– Кассандра Мак-Куин, – представилась она.
– Монк рассказывал мне много о вас.
– Я вижу, что вы двое уже познакомились друг с другом. – Монк осторожно вышел на террасу, неся поднос с кофе, печеньем и приправами. – Ты рано встала, солнышко.
– Я не могла уснуть, – пробормотала Кассандра, краснея от упоминания Монком ее домашнего имени и становясь еще более красной в тот момент, когда она заметила усмешку Локвуда.
Стоя на мысочках ног, чтобы поцеловать Монка, она прошептала:
– Кто он?
– Почему бы тебе не присоединиться к нам за кофе? – спросил Монк.
В ту минуту, когда Кассандра села за стол, она почувствовала, что ночная рубашка плотно обтягивает ее грудь, и вспомнила, что под ней ничего нет. Настолько осторожно, насколько возможно, она потянула рубашку вверх.
– Я встретил Николаса в Вашингтоне, – сказал Монк, наливая всем кофе. – Он из Государственного департамента.
Что, по существу, было правдой. Но Монк не сказал о том, что Локвуд работал на генерала Донована по прозвищу «Дикий Билл», который основал Бюро стратегических исследований. БСИ, как его называли, было едва оперившейся американской разведывательной службой и подразделением командос в одном лице. Локвуд был одним из первых его выпускников.
– По сути дела, Николас и я едем в Европу на следующей неделе.
– Куда? – нетерпеливо спросила Кассандра.
– В Цюрих, – ответил Локвуд. – Там существует организация под названием Международная служба размещения беженцев. Большое количество известных писателей и издателей, до которых очень хотели бы добраться нацисты, были вынуждены бежать в Швейцарию. Возникли бы большие сложности, если бы Государственный департамент попытался вывезти этих людей официально. Но если они приедут, потому что журналу «Кью» потребуются их писательские способности…
– Я думаю, что это здорово, – сказала Кассандра.
Локвуд был рад, что Кассандра восприняла откровенную ложь за чистую монету. Когда он был назначен сопровождать Мак-Куина в Европе, он получил раздражающе расплывчатые инструкции: «Сделайте так, чтобы Мак-Куин вернулся назад с тем, что он получит». Но что это? У Локвуда было впечатление, что даже его начальники не были в этом уверены. Чем бы «это» ни было, предмет был довольно важен, если Локвуд участвовал вторым в деле.
– Когда вы уезжаете? – спросила Кассандра.
– Через пять дней, – ответил Монк и взглянул на Локвуда. – Это значит, что мне и тебе надо лучше изучить детали.
Когда мужчины поднялись, Кассандра сказала:
– Было приятно познакомиться с вами, мистер Локвуд. Возможно, мы увидимся снова.
Его улыбка сияла в ответ.
– Я рассчитываю на это.
– Я буду требовать от вас соблюдения этого, – поддразнила она его.
– Я рассчитываю на это тоже.
Перелет из Нью-Йорка на Азорские острова на клиппере компании «Пан-Америкен», арендованном Монком Мак-Куином, но оплаченном Государственным департаментом, длился более семнадцати часов. Николас Локвуд собирался использовать это время, чтобы поговорить с Мак-Куином о деталях их миссии, но две вещи помешали этому: способность пожилого человека спать под рев двигателей и Кассандра.
Николаса не покидал образ Кассандры. У него были до этого встречи с красивыми женщинами, но ни у одной из них не было очарования наследницы Мак-Куина. Больше чем ее физической привлекательностью, которую Николас нашел очевидной несмотря на мешковатую ночную рубашку, он был пленен ее открытостью и живостью. У нее не было того пресыщенного безразличия, характерного для богатых женщин Вашингтона и Нью-Йорка. Ее участие и забота о Монке, о том, что он делает, и причастность к трагедии, постигшей мир, были искренни и неподдельны. Николас подумал, что это было тем более замечательным, что Кассандра пострадала от попытки похищения, в результате которой ее мать лишилась жизни. Зная об этом по собственному опыту, Николас мог сказать, сколько характера и внутренней силы требовалось, чтобы пройти через это.
Во время дозаправки топливом на Азорских островах Николас и Монк завтракали в буфете аэропорта. Это был шанс, которого так ждал человек из БСИ.
– Вы собираетесь контактировать с вашими людьми в Цюрихе до того, как мы попадем туда, мистер Мак-Куин?
Монк откусил от своего апельсина. Николас вновь забросил удочку, Мак-Куин не мог винить его в этом, но он не отваживался сказать Локвуду правду. Даже секретарь по военным делам, который возглавлял эту экспедицию, не знал всей правды. Все, что Монк сказал ему, это то, что он нашел способ лишить Третий рейх сырьевых ресурсов, необходимых для ведения военных действий. Он не сказал ничего, что могло бы угрожать семье Джефферсонов. «Что я буду делать с Розой?»
Если информация, переданная немецким офицером фон Клюге, имела бы половину того взрывного эффекта, которого ждал от нее Варбург, то последствия для Розы и «Глобал» были бы катастрофическими. Монку было интересно, учитывал ли Стивен Толбот возможность оказаться однажды лицом к лицу с командой возмездия.
«Не забегай вперед, – предупредил он себя. – Шаг за шагом».
Монк обратился к Николасу.
– Прежде всего давай отбросим формальности. Зови меня Монк. Так как дело касается Цюриха, то нас уже все ждут. Нам лишь надо взять это и отвезти домой.
«Тогда почему нужен я? И что «это»? Хотя он предугадал ход мыслей молодого человека, Монк добавил:
– Я понимаю, что эта секретность тревожит тебя. Но все должно быть именно так.
– Мистер Мак-Куин, – Монк, – сказал Николас, – со всем моим к вам уважением БСИ создавалась не как почтово-сопроводительная служба. Если возникнут какие-то трудности, я должен быть к ним готов.
Монк улыбнулся. Он встречался с большим количеством офицеров БСИ при подготовке этой миссии и из всех выбрал Николаса. Они оба сразу же нашли общий язык. В процессе их встреч в Вашингтоне выработалось взаимное доверие и уважение. Монк почувствовал, что, несмотря на всю его независимость и изобретательность, Николас был чувствительным человеком, который очень высоко ценил службу.
– Цюрих, вероятно, самый безопасный город в мире, – сказал Монк Николасу. – Когда мы получим то, зачем приехали, я приоткрою для тебя завесу секретности.
Николас знал, что лучше знать что-то, чем ничего. Он обладал редкой чертой характера для людей своего возраста: у него было терпение.
На самолете компании «Пан-Америкен» они прилетели в Лиссабон. Используя свои удостоверения Красного Креста, двое мужчин пересекли испанскую границу и прибыли в город Виши во Франции, где два дня спустя они Пересели на другой поезд, который в запечатанном виде ехал через оккупированную Европу в Швейцарию. Несмотря на скучное утомительное путешествие, Монк настаивал на том, чтобы они прямо с вокзала поехали в представительство Международной службы размещения беженцев.
– Было бы лучше, если бы я встретился с руководителями один, – сказал Монк, когда они вошли в здание.
До того как Николас начал протестовать, в приемную пробился Абрахам Варбург. После знакомства он отвел Локвуда к пустому столу.
– Один из наших людей заболел, – объяснил он. – Пожалуйста, устраивайтесь поудобнее. Я уверен, что это не займет много времени.
Монк последовал за банкиром в его кабинет и впервые столкнулся лицом к лицу с человеком, который мог бы уничтожить одну из самых могущественных семей Америки.
– Герр Мак-Куин, – сказал немец, вставая и протягивая руку. – Рад видеть вас. Ваша репутация говорит сама за себя.
– Как и ваша, – сухо ответил Мак-Куин.
– Я полагаю, вы принесли необходимые бумаги?
Не говоря ни слова, Монк протянул фон Клюге конверт. Внутри было письмо от секретаря по военным вопросам, гарантирующее беспрепятственный проезд в Соединенные Штаты и заверенный чек на один миллион долларов, находящийся на личном счету Монка.
– Отлично, – прошептал фон Клюге.
– Ваша очередь, – сказал ему Монк.
Немец церемонно открыл свой портфель и вручил документ Мак-Куину.
– Описание самых последних поставок, как я и обещал.
Монк тихо ругался, когда читал контракты. У него всегда были свои сомнения насчет фон Клюге, человек казался слишком хорош для того, чтобы быть правдой, а так как Монк хотел получить компрометирующие материалы на Стивена, он не мог позволить дать ему уйти. Теперь он видел, что Стивен на самом деле поставил свою подпись под документами, которые могли похоронить его.
– Я вижу, что вы удовлетворены, герр Мак-Куин. Монк кивнул головой.
– В этом случае у меня есть сюрприз для вас. Немец показал ключ от банковского депозитария.
– Так как я знаю, что никогда больше не вернусь в Германию, я принес с собой несколько вещей, которые могут заинтересовать вас. Они находятся на безопасном хранении в банке на другой стороне улицы. Если вы не возражаете, я сейчас принесу их.
– Конечно, герр фон Клюге. Нам интересно все, что вы можете предоставить нам.
Фон Клюге исполнил четкий военный поворот кругом и вышел. Когда он пробирался через столы в приемной, он не заметил молодого человека, наполовину прикрывшего лицо журналом, который внимательно следил за ним.
– Ну, теперь он в твоих руках, – сказал Варбург. Он ожидал почувствовать ликование в этот победный момент. Но его сердце было пусто. Абрахам Варбург понял, что для его друга испытания только начинаются.
– То, что сделал Стивен, замечательно, – сказал Монк. – Если бы не было фон Клюге, он мог бы удрать с этим. – Он помедлил. – У вас есть какие-нибудь идеи насчет того, что еще он принесет нам?
Варбург отрицательно покачал головой.
– Что бы это ни было, я уверен, Вашингтон будет очень заинтересован.
Фон Клюге направился прямо в Швейцарский кредитный банк через улицу от Службы беженцев. Но он не пошел к стойке, за которой находился служащий, ответственный за депозитное хранение. Вместо этого он прошел к окошку кассы и встал позади человека, у ноги которого стоял чемодан. Клиент закончил свои дела и вышел. Без чемодана. Фон Клюге немного поболтал с кассиром об открытии счета и затем тоже вышел.
С чемоданом.
Через несколько минут фон Клюге был снова в Службе беженцев и шел по направлению к кабинету Варбурга. И снова он не обратил особого внимания на молодого человека, изучающего его. Когда их взгляды встретились, Николас Локвуд вежливо улыбнулся и отвел свой взгляд. Этих нескольких секунд немцу оказалось вполне достаточно для того, чтобы засунуть чемодан за большую кадку с кактусом у двери кабинета Варбурга.
«Но куда он идет теперь? – спросил самого себя Локвуд, когда увидел, что фон Клюге возвращается тем же путем, каким и пришел. – Может быть, он забыл что-то».
Или, может быть, что-то не так, подсказывал инстинкт Локвуду. Он подметил капли пота, блестевшие у фон Клюге на лбу, а также измерил его быстрые шаги. Человек был на грани бега. Николас поднялся со своего стула, направляясь за немцем, но фон Клюге вошел в лифт и закрыл за собой решетку.
Локвуд вернулся бегом в кабинет Варбурга.
– Парень, который был здесь – чего он хотел?
И Монк и Абрахам Варбург посмотрели на него с изумлением.
– О чем ты говоришь? – спросил Монк. – Он ушел и еще не возвращался.
– Черта с два! Он был здесь минуту назад. Прошел рядом со мной, неся чемодан.
– Мистер Локвуд, – рассудительно сказал Варбург. – Я заверяю вас, что джентльмена, о котором идет речь, нет здесь. Он вышел…
Николас выбежал из кабинета Варбурга, глядя по сторонам вокруг скопления столов.
«Думай! Представь себя на его месте! Он проходит мимо тебя. Он несет чемодан… Но он не входил в кабинет. Затем он уходит, почти убегает».
– Все, уходите отсюда! – закричал Николас. Когда вышел Варбург, Локвуд схватил его.
– Уводите своих людей отсюда!
– Но…
– Делайте это!
Николас увидел одобрительный кивок Монка и наблюдал за тем, как Варбург начал выводить своих сотрудников из-за их столов.
– Куда он дел его, ублюдок! – прошептал он.
Через пару минут Николас заметил его, край кожаного чемодана высовывался из-за кадки с кактусом. Он обошел вокруг чемодана и замер. Проволочная лента указывала на место, где закрывалась крышка чемодана.
– Это бомба!
Эти слова наэлектризовали воздух, и вслед за Ними началась паника. Николас ринулся обратно в кабинет, где Монк в это время складывал документы в папку.
– У нас нет времени!
Монк схватил остальные бумаги, и Николас вытолкнул его за дверь. Они оказались позади служащих, пробивающихся в выходу.
– Что бы ни случилось, передай это…
Николас не расслышал последних слов Монка из-за взрыва, прогремевшего в помещении. Дерево и стекло разлетелись на осколки. Печатные машинки и телефоны стали смертельными снарядами, брошенными взрывом по направлению к бегущей толпе. Николас бросился на Монка, пытаясь закрыть его своим телом. Но было слишком поздно. Взрыв был только началом. Вслед за ним помещение было охвачено стеной огня.
Никогда прежде в своей жизни Монк не испытывал такой боли. Он почувствовал кисло-сладкий запах горящих волос на своей голове и услышал хруст и шипение пожираемой огнем одежды. С каждым вдохом его легкие наполнялись жаром, но он оставался в полусогнутом состоянии, бессознательно защищая содержимое папки. Затем на него упало что-то очень тяжелое. Монк упал на колени, борясь с темнотой, которая угрожала поглотить его. Его изголодавшиеся по кислороду легкие предали его. И своим последним движением он еще плотнее прижал папку с документами к своему телу.
Оглушенный, но невредимый, Николас едва держался на ногах. Когда он увидел, что произошло, он бросился к Монку, пытаясь сбить с него пламя. Взрыв превратил комнату в кромешный ад, и не было никакой возможности пробиться к выходу через пылающий мусор. Николас мог попытаться спасти себя и Монка, лишь пытаясь добраться до двери в дальнем конце комнаты, ведущей к пожарному выходу. Николас крепко схватил Монка за воротничок его пиджака.
Этот путь длиной в несколько футов казался бесконечным. Огонь быстро распространился по помещению; и что еще хуже, дым полностью скрыл потолок. Каждый раз пытаясь сделать вдох, Николас опускал голову и набирал в легкие воздух, проходящий через носовой платок, который он держал у своего рта. Последним усилием Николас перебросил центр тяжести своего тела сквозь проем пожарного выхода и переступил порог. Затем он втащил Монка на маленькую металлическую площадку лестничной клетки и перевернул его на спину.
«Не умирай!»
Грудная клетка Монка учащенно работала, и его кожа уже стала приобретать голубовато-серый оттенок из-за замедления процесса кровообращения. Николас склонился над ним, собираясь сделать ему искусственное дыхание «рот в рот», когда Монк с огромным усилием выдавил из себя слова.
– Документы… только Розе. Ты должен это сделать. Останови Стивена…
Николас услышал вой сирен пожарных машин.
– Держись, Монк!
– Для Розы…
Вдруг стекло окна над ними лопнуло, и Локвуд обхватил руками голову, чтобы защититься от летящих осколков. Когда он вновь взглянул на Монка, он увидел, что его глаза широко раскрыты и неподвижны.
Николас разжал пальцы Монка, крепко сжимающие папку. На мгновение он остановился, подумав, что это кощунство, – бросить мертвого человека.
«Для Розы…»
Николас взял папку под мышку и, пошатываясь, удалился.
Березовые поленья потрескивали в камине, их запах отлично дополнял яблочный аромат, издаваемый кальвадосом в высоком бокале. Было девять часов, и Стивен Толбот слушал по радио вечерние новости. Он пропускал международные сообщения мимо уха, но заострил свое внимание, когда диктор перешел к местным новостям.
Главной темой выпуска был пожар в Цюрихе, который уничтожил три верхних этажа здания на Банхофштрассе. В результате инцидента девять человек погибли, включая известного американского издателя Монка Мак-Куина и Абрахама Варбурга, директора Международной службы размещения беженцев, в помещениях которой и начался пожар. Как сообщили очевидцы происшедшего, они слышали взрыв, предшествующий пожару, и специалисты, ведущие расследование, предполагают возможность утечки газа.
Стивен поднял свой бокал в молчаливом приветствии. Лучше и не могло быть. Одним ударом было покончено с обоими, – с Мак-Куином и с вмешивающимся не в свои дела евреем Варбургом. Фон Клюге, который лично смонтировал взрывное устройство, гарантировал, что ни один клочок бумаги не уцелеет после взрыва. Это было головной болью Стивена. Он убедил Курта Эссенхаймера, что ни Мак-Куин, ни Варбург не клюнут на фальшивку. Для того чтобы зацепить банкира, требовались настоящие документы с подписью Стивена, и Мак-Куин впоследствии тоже должен был подержать их в своих руках.
Риск был огромен, но он оплатился с лихвой. По жизненно важным коммуникациям, которые опутали весь земной шар, продолжалось снабжение нацистской Германии сырьем, так необходимым для ведений военных действий. Полученные в результате этого деньги будут способствовать возвышению личной тайной карьеры Стивена Толбота.
«А теперь я могу вернуться домой». Стивен Толбот взял зеркало и проверил свое лицо; эту операцию он автоматически выполнял по сотне раз в день. Его кожа была красной, блестящей и лишенной растительности, как спелое яблоко сорта Макинтош. Морщины в уголках бровей делали его глаза чуть раскосыми. По обеим сторонам лица от щеки к нижней челюсти шли диагональные шрамы от хирургических разрезов, которые останутся навсегда. Он приподнял волосы над левым ухом и посмотрел на морщинистый багровый обрубок. Хоффман и его хирургическая команда сделали все, что могли. Им потребовалось пять лет, но они дали ему лицо. Но даже при самом тусклом освещении оно оставалось лицом, принадлежащим существу из детских кошмаров.
– Пришло время платить, – сказал Стивен громко. Он представил Кассандру и протянул руку, чтобы прикоснуться к боли, которую она должна была почувствовать в этот момент.
– Я отнял у тебя Монка, – сказал он мягко. – Теперь я заберу остальное.
50
Никто не встречал Николаса Локвуда, когда он сошел с борта самолета компании «Пан-Америкен» в Порт-Вашингтоне в Нью-Йорке в июньский полдень. Всем заинтересованным было известно, что в другой день он прибыть не мог.
Николас доехал поездом до Пенн-Стейшен и затем пошел пешком через Таймс-сквер. Он почувствовал себя чужестранцем, который бредет через сверкающую загадочную страну, наполненную яркими огнями, смехом и песнями. Улицы были запружены военнослужащими, но несмотря на обилие военной формы, чувствовалась атмосфера карнавала. Перед дверями кафе «Тутс Шорс» и «21» стояли очереди. Двери «Сторк-Клуба» и клуба «Ларус» были открыты даже до наступления сумерек. Из проигрывателей-автоматов вдоль Третьей авеню доносились звуки песни «Хвала Господу и получи патроны».
Николас брел через все это с изумлением. Он вспоминал изможденных испуганных беженцев, которых он видел на испанской границе, подозрительных, надменных чиновников в Виши, холодную, отвратительную аккуратность немецких пограничников, находящихся на расстоянии брошенного с швейцарской территории камня. А затем Цюрих… Цюрих, где он видел кровь и где сдержанный, мужественный человек погиб в настоящем аду, который Николас не смог предотвратить.
Николас пересек Сентрал-парк, где английские няни прогуливали вверенных им детей и убивали время за вязанием свитеров для солдат. Он посмотрел на сияющую бронзовую крышу Карлтон-Тауэрс и представил молодую женщину, которая жила там. Теперь жила одна. Его маленький саквояж неожиданно стал очень тяжелым. У него не было выбора. Он должен был увидеть Кассандру. После того как он прочитал документы, ради которых Монк пожертвовал своей жизнью, Николас не мог игнорировать обязательства, которые он принял на себя в момент смерти пожилого человека.
Она была такой же прекрасной, какой он запомнил ее, но ее лицо было более бледным и голубые глаза казались больше, оттененные белизной ее кожи. Глаза, наполненные печалью, подумал он. Когда она посмотрела на него, он почувствовал сдерживаемые вопросы и скрытые за ними обвинения.
– Пожалуйста, входите.
Она провела его через террасу, где, казалось, целую вечность назад они втроем завтракали.
– Когда вы узнали об этом? – спросил Николас. Кассандра посмотрела в глубь парка, где в ранних сумерках мерцали огни фонарей.
– На следующий день. Приехал Джимми Пирс, главный редактор у моего отца. В то мгновение, когда я увидела его, я все поняла.
Кассандра посмотрела на Николаса.
– Он страдал? Локвуд покачал головой.
– Кто вы? – неожиданно спросила Кассандра. – Он никогда ничего не говорил о вас. Он ничего не рассказывал мне о вас.
Николас протянул руку, чтобы дотронуться до нее, но как только его пальцы коснулись ее, она вздрогнула.
– Я знаю, что это не утешение, но он довел до конца то, что задумал сделать.
– И что это было?
Николас помолчал в нерешительности.
– Я не могу сообщить вам подробности. За исключением того, что это очень, очень важно.
Гнев вспыхнул в ее глазах.
– Это то, что говорят все! Джимми звонил каждый день в Вашингтон, приставая к людям из Государственного департамента, но никто ничего не знает. Ради. Бога, Монк вел свою войну! Почему ваши люди втянули его в еще одну?
Кассандра знала, что ее слова были неправдой, но ей было все равно. Что мог понимать Локвуд Николас, практически незнакомый ей человек, в том, чего она лишилась?
– Я имею право знать, – сказала она.
– Да. И вы будете знать, я обещаю. – Николас сделал паузу. – Вы видели свою тетю?
– Розу? Она пришла, как только узнала об этом. Она была очень добра, поинтересовалась, не нужно ли мне что-нибудь…
– Вам что-нибудь нужно?
– Да. Ответы.
– Я был с ним, когда это случилось. Я пытался спасти его, но не смог. Может быть, если бы я сделал что-то еще… Я никогда не узнаю этого.
Кассандра наблюдала за тем, как он подбирает слова, разрываясь между тем, чтобы не сказать ничего, что могло бы нарушить взятые им на себя обязательства, и тем, что могло бы хоть немного утешить ее.
– Извините, – сказала Кассандра. – Но он был для меня всем. И мне все еще нельзя знать, ради чего ему пришлось умереть?
Николас открыл саквояж, достал оттуда кожаный портсигар Монка, его карманные часы и некоторые другие личные вещи и положил их на стол.
– Я подумал, что вы хотели бы получить это. Остальное вернется домой вместе с ним.
Он уронил руку на свой саквояж. Ему требовалась вся воля, которой он обладал, чтобы не вытащить оттуда документы, которые он привез из Цюриха.
– Я должен идти. Я позвоню вам из Вашингтона, когда вернусь…
– Нет, – быстро ответила Кассандра. – Я не хочу, чтобы вы делали это. До тех пор пока вы не будете готовы сказать мне, что произошло на самом деле.
– В другом случае я бы не стал это делать, – сказал он тихо.
Николас осторожно держал саквояж на коленях, в то время как поезд, на котором он ехал в Вашингтон, раскачивало из стороны в сторону.
«Теперь у меня есть обязательства. Я должен решить, что я буду делать».
Николас попытался составить план действий. Но четких ответов на вопрос, как действовать, у него не было.
Николас Локвуд редко оглядывался на свою жизнь. Он не знал своих родителей. В детстве священники в приюте сказали ему, что он провел первые годы своей жизни в католическом благотворительном доме ребенка, где добровольцы в свое свободное время воспитывали детей, от которых отказались родители.
Когда ему исполнилось восемь лет, Николаса перевели в другое заведение, тоже руководимое священнослужителями. Но к тому времени он уже понимал, что его никогда не усыновят. Молодые женщины хотели брать младенцев, а не мальчиков с подозрительными глазами. Николас сторонился других детей, насколько это было возможно. Он не входил в состав шаек, которые формировали эти ребята, но всегда был готов с помощью кулаков защитить свою территорию.
Николаса, как и других детей в возрасте четырнадцати лет, могли выпустить из приюта с тем, чтобы он начал зарабатывать на жизнь в качестве подсобного рабочего. Но священники разглядели в сильном неразговорчивом мальчике многообещающие задатки природного лидера. Николас отлично проявлял себя и на игровой площадке, и в схоластических диспутах и стал первым мальчиком из приюта, которого отправили учиться в Нотр Дам на полное обеспечение.
Школа отшлифовала характер Николаса. Нотр Дам стал для него домом, которого у него никогда не было, и он отблагодарил его, выиграв первое место на соревнованиях по боксу между колледжами, а также несколько призов за успехи в математике. Когда в ходе ежегодного опроса его попросили назвать черту характера, которую он ценил больше других, Николас не задумываясь ответил: «Верность».
Это был ответ, которого можно было ожидать. За несколько недель до окончания Николаса вызвали в кабинет декана. Там его ожидал человек, который представился как мистер Браун. Ему было за тридцать, на нем был отлично сшитый костюм, и его, казалось, окружал ореол привилегированности. Он взял в руки толстую папку, лежавшую на столе перед ним.
– Для тебя верность действительно является самой важной чертой?
– Да.
Мистер Браун долгое время молча изучал его.
– Скоро будет война, – сказал он в конце концов. – Она будет непохожа на все, чему мы до сих пор были свидетелями. Нам нужны люди, чья преданность не подвергается сомнению. У тебя такая преданность, молодой мистер Локвуд?
Николас тщательно обдумал ответ.
– Да, сэр. Такая.
Человек слегка улыбнулся.
– Да, я тоже так думаю. Позволь рассказать тебе О маленькой организации, которая называется Бюро стратегических исследований.
На следующий день после окончания Николас поменял один дом на другой. Штаб-квартира БСИ располагалась в Вашингтоне, но его тренировочные базы были разбросаны по всей стране. Локвуд постигал секреты шифровки в Государственном департаменте, практиковался в стрельбе из разных видов стрелкового оружия, и осваивал приемы рукопашного боя в сельской местности штата Вирджиния, и совершал ночные прыжки с парашютом в горах Адирондак в Монтане. Он жил вместе с людьми, которым он доверил свою жизнь и которые, в свою очередь, зависели от него. Время от времени появлялся мистер Браун, чтобы понаблюдать за его успехами и сделать поощрение.
Полагаясь в жизни только на самого себя, Николас с сыновней преданностью доверился этому спокойному ненавязчивому человеку. В перерывах между занятиями Браун разговаривал с ним о людях, которые обладали властью, о том, как они получили ее и как ею пользуются.
– Ты их инструмент, Николас. Не имеет значения, насколько трудны выполняемые тобой задания, ты всегда должен помнить, что для их выполнения существует причина и цель, которой они должны достигнуть. Это основание для твоей клятвы верности. Но существует еще одна важная вещь, которую ты должен знать. Иногда может получиться так, что не будет никого, кто бы мог отдать тебе приказ. Тебе придется действовать самостоятельно. Ты будешь решать, чего требует от тебя твоя преданность в определенных обстоятельствах.
Николас вспомнил эти слова, когда поезд подъезжал к столице. По всем правилам он должен был передать саквояж и его содержимое своим начальникам из БСИ. Это был его долг. Но у Николаса не выходил из головы образ Монка и его последние слова. Умирающий человек доверил ему секрет, который бы мог вызвать национальный скандал и ниспровергнуть одну из самых могущественных семей. Но так как в дело были вовлечены такие могущественные люди, тайна могла быть навеки погребена в недрах государственной машины. И почему он потребовал, чтобы Николас передал обвинения против Стивена Толбота его собственной матери, которая легко могла бы их уничтожить?
«Тебе придется решать, чего требует от тебя твоя преданность в определенных обстоятельствах…»
Через вагон прошел проводник, объявляя, что экспресс прибудет на вокзал Юнион Стейшн через несколько минут. Когда показались огни Капитолия, Николас принял решение. Монк вырос вместе с Розой Джефферсон. Вероятно, он знал ее как никто другой.
«Так же, как и я должен узнать ее…»
Его отправной точкой будет задача узнать, что представляет собой Роза Джефферсон.
Через три недели после смерти Монка Мак-Куина Стивен Толбот вернулся домой.
– Добрый вечер, Олбани. Моя мать дома? Стивен посмеялся над испуганным выражением лица старого слуги. К этому времени он уже знал, что люди, которые видели его лицо, ничего не могли с собой сделать. Сначала следовало удивление, затем страх и отвращение.
– Мистер Стивен?
– Это я, Олбани, – сказал Стивен, переступая через порог. – Новый я.
– Но почему вы не сообщили нам о своем приезде? Мы бы могли прислать вам автомобиль с шофером.
– Идет война, Олбани. Перелет через Атлантику, особенно на летающей лодке, это лотерея.
– Конечно, сэр, конечно. Если вы согласитесь подождать здесь, я позову мисс Джефферсон.
Стивен сделал глубокий вдох и огляделся вокруг. На него обрушились тысячи воспоминаний. Когда в детстве он смотрел на Нью-Йорк из окна автомобиля, то думал, что Толбот-хауз был одним из немногих подобных домов, оставшихся в частном владении. Другие дома, расположенные вдоль дороги, были преобразованы в консульства, музеи или, хуже того, сдавались в качестве апартаментов. Стоимость содержания Толбот-хауза должна была быть ошеломляющей, но Стивен обещал себе, что он никогда не продаст его и не сдаст в аренду. Это был дом его отца, и вскоре он должен был перейти в его личное владение.
– Стивен!
Роза стояла на балконе, который выходил в фойе, крепко держась за перила. Ей была видна только макушка головы Стивена. С тех пор как она вернулась из Швейцарии, она постоянно пыталась представить себе, как выглядит лицо ее сына под бинтами. Стивен поднял глаза.
– Здравствуй, мама.
Роза вздрогнула и невольно отпрянула назад. Ее сын выглядел гротескно, его лицо казалось блестящей розовой маской, натянутой на череп.
«Посмотри на него. Не таращь глаза. Подойди и поздоровайся с ним…»
– Похоже, ты не очень рада видеть меня, – заметил Стивен.
– Нет, это совсем не так. – Роза нервно усмехнулась. – Просто я не ожидала, что ты вот так войдешь…
Она осторожно протянула руку и дотронулась до щеки Стивена.
– Все в порядке, мама. Меня вылечили полностью. Он прижал ее руку к своему лицу. Роза сжалась от страха. На ощупь кожа была резиновой и гладкой, как у куклы из мягкой пластмассы. Не человеческой, а созданной человеком.
«О, мой сын, что ты сделал с собой?»
– Ну, проходи, – сказала Роза. – Ты, наверное, голоден. Если бы я знала. Но это не имеет значения. Присоединяйся к нам. Я скажу Олбани, чтобы он подал приборы.
Стивен проследовал за своей матерью в библиотеку. Он обратил внимание, насколько привлекательной она оставалась для женщины, которой за пятьдесят. Ее спина была прямой, голову она держала по-царски высоко, у нее были густые черные волосы с редкой проседью. Неудивительно, что половина официального Вашингтона испытывала страх перед ней, а другая половина заискивала.
«Тогда почему она так нервничает?»
– Компания для обеда, мама? – спросил Стивен, когда они входили в столовую. – Если это твои друзья с Капитолийского холма, то я лучше пойду мыть посуду.
Стивен замер, войдя в столовую. На дальнем конце справа за столом из вишневого дерева сидела Кассандра Мак-Куин.
Это был третий визит Кассандры в Толбот-хауз за много недель. Со времени смерти Монка Роза звонила ей каждый день, чтобы удостовериться, что с ней все хорошо. Хотя с Кассандрой была Абелина, и Джимми Пирс и другие сотрудники журнала «Кью» часто заходили к ней, она была благодарна Розе за ее заботу. Они проводили долгие часы вместе, вспоминая человека, который так много значил для них обеих. От Розы Кассандра узнала Монка со стороны, о которой он никогда не говорил, о его юношеском увлечении Розой, о том, как он пытался помочь ей во время ее замужества с Саймоном и как, в конце концов, он был отвергнут.
– Не совершай подобных ошибок, – предупредила Роза. – Не позволяй любви пройти мимо, думая, что ты встретишь ее снова или что ты можешь жить без нее.
Каждый раз, когда Кассандра приезжала в Толбот-хауз, она искренне верила, что Роза пытается исправить то, что произошло между ней и Мишель. До той минуты, когда Стивен Толбот появился на пороге.
– Кассандра, какой сюрприз.
Стивен улыбнулся, когда заметил выражение страха в глазах молодой женщины. Его возвращение домой оказывалось лучше, чем он мог мечтать.
– Стивен…
Рядом со Стивеном возник Олбани с бокалом виски с содовой. Стивен посмотрел на свет через стекло бокала.
– Слава Богу, что некоторые вещи не меняются. Вы не можете себе представить, как трудно в наши дни достать хорошее виски. – Стивен поднял бокал. – Будем здоровы!
Обе женщины последовали его примеру, но ни одна не ответила на его тост.
– Я думаю, мне лучше уйти, – сказала Кассандра, отодвигая свой стул. Ей показалось, что стены давят на нее со всех сторон, она начала дрожать, как будто Стивен принес с собой холодную, мокрую темноту катакомб.
– Ни в коем случае, – ответил Стивен. – Ты не закончила свой обед.
– Ты слышал о Монке? – спросила Роза. Стивен кивнул.
– Да. Печальная история.
– Это случилось, – едва слышно сказала Роза. – Это очень трудное испытание для Кассандры. Для нас обоих. Это еще больше сблизило нас…
– Как замечательно, – сказал Стивен, не скрывая сарказма.
– Стивен!
Он отклонился назад, сложив пальцы.
– Мама, что бы ты сказала, если бы узнала, что Кассандра нам совсем не родная?
– Я бы сказала, что ты переутомился и не отвечаешь за свои слова, – резко ответила Роза.
– А если бы я все-таки сказал тебе, что у меня есть доказательства того, что дядя Франклин попросту не мог быть ее отцом?
Вилка Кассандры выскользнула из ее руки и звякнула о стол.
– Как ты смеешь говорить это?
– Очень просто! – Стивен вытащил лист бумаги из своего кармана, развернул его и передал Розе. Его глаза сверлили взглядом Кассандру. – Это часть больничной карты Франклина. В ней приведен список болезней, которыми он болел в детстве… среди них есть свинка. Ты знаешь, к чему могут привести осложнения после свинки, Кассандра? К бесплодию! Франклин Джефферсон был бесплоден. Он не был твоим отцом. Он ни с кем не мог иметь детей!
– Это неправда!
Роза схватила Кассандру за руку.
– Где ты взял это, Стивен?
– Когда я был в Европе, я слышал разные слухи о Мишель и другом человеке, – ответил Стивен. – По-видимому, Мишель и он были любовниками некоторое время, даже когда она была замужем за Франклином. Хотя я знал, кто этот человек, я ничего не говорил, потому что у меня не было доказательств. На пути домой я остановился в Лондоне, убедил Притчарда позволить мне взглянуть на медицинскую карту Франклина. Когда я увидел, что у него была свинка с осложнением и что его тесты на бесплодие были положительными, я понял, что слухи оказались правдой.
– Ты лжец! – выкрикнула Кассандра.
– Нет! – крикнул Стивен. – Это ты жила во лжи. И из-за этой лжи ты состоишь в родстве с нами. Ты не принадлежишь к этой семье, так же как не принадлежала твоя мать-шлюха.
Кассандра швырнула тяжелый стакан с водой в Стивена. Но ее цель оказалась ловкой, и стакан без вреда для Стивена пролетел над его плечом, разбившись об пол.
– Это, – сказал он мягко, – не меняет того, что Монк Мак-Куин был твоим настоящим отцом!
– Довольно! – Роза поднялась из-за стола, свирепо глядя на своего сына. – Я хочу поговорить с тобой!
– Конечно, мама.
Стивен наблюдал за тем, как Роза подошла к Кассандре, положила ей руку на плечо и медленно вывела ее из комнаты. После того как они вышли, он провел пальцами по теперь родной ему поверхности кожи лица. Кассандра заплатила по своим долгам.
Розе Джефферсон потребовалось все ее самообладание, чтобы не потерять контроль над собой. Она приказала смущенному Олбани немедленно вызвать машину с водителем и повела Кассандру к выходу.
– Извини, – прошептала Кассандра. – Я не хотела это делать. Это потому, что он сказал такие ужасные слова…
– Не беспокойся, – сказала ей Роза. – Маркус отвезет тебя домой. Я доберусь до самого дна этой истории, поверь мне!
После того как машина уехала, Роза вернулась в дом. Она не сомневалась в том, что бумага, которую Стивен дал ей, была частью медицинской карты Франклина. Она узнала почерк Притчарда и его подпись. Но бесплодие!
Роза мысленно вернулась в свое детство. Франклин действительно болел свинкой. Она вспомнила, что врачи беспокоились из-за того, что болезнь затянулась. Но сразу же после того как Франклин выздоровел, все забыли об этом. Возможно ли, что Франклин никогда не знал о том, что он бесплоден? Что никто никогда не знал?
«Почему они должны были подозревать? Или он? Он всегда был таким здоровым и спортивным. Кто бы мог подумать?»
Однако существовали и другие вопросы, которые требовали своих ответов. Роза вышла из столовой, прошла в библиотеку и закрыла за собой дверь.
– Почему ты сделал это?
Стивен посмотрел на нее через бокал.
– Ты веришь мне?
После того как Роза промолчала в ответ, он сказал.
– Ведь так, не правда ли? Извини, я разрушил твои иллюзии, особенно сейчас, когда между тобой и Кассандрой такое дружелюбие.
– Ты не ответил на мой вопрос, – ровным голосом напомнила ему Роза.
– Я думал, что это очевидно. Правовые притязания Мишель на «Глобал» целиком основывались на том, что она была женой Франклина. Когда она умерла, она оставила свое наследство той, кто, как мы все полагали, была их дочерью. Но Кассандра не могла быть их ребенком. Таким образом, владение наследством может быть лишено законной силы. Мы вернем назад дорожные чеки в «Глобал Юрэп».
– И, как я полагаю, ты собираешься взять под свое руководство эту часть компании.
Стивен был озадачен едким тоном своей матери.
– Конечно.
– Ты этого не получишь.
Кусочки льда звякнули в бокале, когда Стивен поставил его на стол.
– Прошу прощения? – сказал он хрипло.
– Ты меня слышал.
Роза произнесла следующие слова жестким голосом. Фраза за фразой она рассказала все, что знала, о тайной связи Стивена с нацистами. Приведенные ею подробности шокировали его. Его мать приводила названия подставных компаний, скрываемые Стивеном, количество арендуемых ими судов, перевозимые ими грузы и поставщиков. Она упомянула о Курте Эссенхаймере как о партнере Стивена в рейхе и представила Стивену графики роста его прибыли.
Стивен был ошеломлен тем объемом информации, которым владела Роза. Он перебрал в уме все варианты, пытаясь понять, каким образом его мать могла добыть ее.
«Цюрих!»
Существовал единственный возможный ответ. Несмотря на все сообщения в сводках новостей и личные заверения его агентов опустошительный пожар в помещении Международной службы размещения беженцев все-таки что-то не уничтожил. Кое-что из папки, с помощью которой Стивен заманил Монка в Цюрих, все-таки уцелело. Этого оказалось достаточно для того, чтобы убедить Розу в его причастности к преступным махинациям и заставить ее начать выяснение глубины его вины.
Стивен испытывал искушение попытаться блефовать, отрицая все обвинения, но один взгляд на Розу убедил его не делать этого. Слишком поздно.
– Ты не только предал свою страну и компанию, Стивен, – говорила Роза, – ты предал меня. Ты знаешь, что может случиться с «Глобал», с правительственными контрактами и моим местом в государственных комиссиях, если о твоей деятельности станет известно? Бог мой, когда я вспоминаю обо всем, что я сказала тебе о решениях, которые принимались в Вашингтоне… Ты все передал Эссенхаймеру?
Молчание Стивена говорило само за себя. Роза была на грани нервного срыва.
– Почему? Ради Бога, почему?
Стивен почувствовал, что его кожа по всему лицу натягивается, вызывая боль, как это происходило всегда, когда он приходил в ярость.
– Почему? – повторил он. – У тебя хватает наглости спрашивать меня об этом после того, как я вырос в этом доме, наблюдая за твоими методами и действиями под девизом «Все ради великой славы «Глобал Энтерпрайсиз»? Ты уничтожила своего мужа, моего отца, из-за своей драгоценной «Глобал». Ты не позволяла ничему и никому стоять на твоем пути. Ты убила своего собственного брата так, как если бы выпустила пулю ему в голову. Я все это очень хорошо усвоил, мама. Потому что у меня был самый лучший учитель – ты! Конечно, я имел дела с Эссенхаймером и остальными. Я хотел, чтобы «Глобал Юрэп» была больше и лучше, чем раньше. Я в точности делал то, что сделала бы ты. Так что, пожалуйста, избавь меня от фарисейства. Это тебе не идет.
– Ты ошибаешься, сын! – прошептала Роза.
– Посмотри на себя, мама, – усмехнулся Стивен. – Я точно такой, каким ты меня сделала. Я хорошо усвоил твои уроки. Власть, это единственное, что имеет значение. И теперь она у меня есть!
– Так ли это?
– Да! Никто до конца не понял, что я сделал. Нацисты обречены на проигрыш, но мы тем временем сделаем миллионы. Невидимая империя, которую я создал, останется нетронутой. После войны мы будем сильнее, чем когда-либо.
– А как насчет Кассандры? – спросила Роза. – Как она вписывается в твой грандиозный план?
– Никак. Наши адвокаты докажут это.
Роза поднялась и положила обе ладони на стол.
– Ты высказался, теперь моя очередь. Я уже решила, что ты будешь делать. Господь сделал так, что я никогда не видела, что происходило с тобой. Я должна буду жить с этим и расплачиваться за это до конца моих дней. Но тебе тоже придется возместить убытки. Ты предал свою страну, Стивен, так что теперь ты послужишь ей. Я договорюсь о том, чтобы тебя признали годным к строевой службе. Ты будешь настолько далеко от Германии, «Глобал» и Кассандры, насколько возможно. В Японии. А что касается того, что ты так величественно называешь своей империей, я разрушу ее, кирпичик за кирпичиком. Ты был прав насчет одной вещи: никто никогда не узнает, что ты сделал. Я никогда не позволю тебе увековечить этот позор.
Малиновое лицо Стивена покрылось крапинками ярости.
– Ты не посмеешь сделать этого! Ты не можешь!
– Я могу и я сделаю, – ледяным тоном ответила ему Роза.
– А что, если со мной что-то случится? Я единственный наследник! Твоя плоть и кровь.
– Плоть и кровь, да. Но кто ты в душе? А что касается наследников, Стивен, существует Кассандра. Да, похоже, что Мишель скрыла правду о настоящем отце своей дочери от меня. Она сделала это, потому что чувствовала, что должна это сделать. Она боялась, что я сделаю в точности то, что ты предполагал: отниму все, что она построила. Я не сделаю этого, Стивен. То, что принадлежало Мишель, теперь принадлежит Кассандре.
Роза сделала паузу.
– А что касается тебя, Стивен, я лишу тебя наследства. Так как я никогда не смогу снова доверять тебе, ты можешь забыть обо всем, что связано с «Глобал».
Несколько часов спустя Роза сидела в оранжерее темного дома. Все спали, включая Стивена. Она сама убедилась в этом. В тишине она слышала, как кровь стучит в ее висках.
Задвижка на французских дверях, ведущих в сад, медленно повернулась. Из темноты появился силуэт человека.
– Мистер Локвуд? – позвала Роза.
Николас вышел на свет, его лицо не выражало никаких эмоций.
– Вы поговорили с ним?
– Да.
– И?
– Я сказала ему, что я все знаю и что с его отношениями с Эссенхаймером покончено. Я также обещала, что он поступит на военную службу и никогда больше не будет иметь ничего общего с «Глобал».
Николас хранил молчание.
– Это то, что вы хотели, не так ли?
– Да.
Сначала Николас не мог осознать, тем более поверить в размеры предательства Стивена Толбота. Руководствуясь своим чувством долга, он испытывал сильное искушение проигнорировать просьбу Монка, передать документы своим начальникам и понаблюдать за тем, как Стивена уличат в предательстве и приговорят к максимальному наказанию. Но его удержали последние слова Монка.
«Он хотел, чтобы я отдал документы Розе Джефферсон, потому что он всегда любил ее?»
В свете отношений Монка с Мишель этот вопрос не имел смысла.
«Он не сказал «отдай». Он сказал «возьми».
Николас ухватился за нить. Почему умирающий человек использовал свои последние силы на то, чтобы сделать четким такое различие?
«Потому что он не до конца доверял Розе Джефферсон!»
Розе были представлены доказательства предательства Стивена, но Николас хотел быть полностью уверенным, что под угрозой обнародования Роза положит конец безумству Стивена.
– Вы удовлетворены тем, как я выполнила свои обещания, мистер Локвуд? – спросила Роза.
– Да.
– И у меня есть ваше слово, что вы сдержите свои?
– Я сообщил своим руководителям, что все, за чем Монк отправился в Цюрих, было уничтожено в результате взрыва. У них нет причины не верить мне. Но в то же время я сохраню документы в безопасном месте. Если со мной что-то случится, я гарантирую, что они попадут в Вашингтон.
– Я тоже подозрительна, – сказала Роза. – И я верю вам. Вы не шантажист.
– Есть одна вещь, которую вы мне не сказали, – мягко сказал Николас. – Признал ли Стивен, что он знал о взрыве в Цюрихе, что убийство Монка было частью его плана?
Роза отвернулась.
– Я не смогла заставить себя спросить его об этом. Потому что в глубине души я понимаю, что если Стивен был способен вести дела с Куртом Эссенхаймером и ему подобными, он был способен и на убийство. И я не знаю, что бы я смогла сделать с этим… разве только жить с этим.
Роза снова повернулась к Николасу Локвуду.
– Так что, если вы хотели крови, мистер Локвуд, вот она.
После того как Локвуд ушел, Роза поднялась наверх, но не в спальню, а в свой кабинет. Она села за витиевато изогнутый стол из австралийских пород дерева и положила голову на переплетенные пальцы рук. На короткое мгновение волна жалости к самой себе захлестнула ее.
«Всю свою жизнь я пыталась защитить и приумножить то, что было мне оставлено. Было ли это ошибкой? Были ли другие, более важные вещи, которые мне бы следовало сделать?»
Роза стряхнула с себя закрадывающееся отчаяние. Ей пятьдесят два года. Она не может изменить решения прошлого, как не может повернуть вспять прожитые годы. С тем, что сделал Стивен, надо разобраться здесь и сейчас.
Как она обещала Локвуду, каналы, снабжавшие нацистскую Германию, будут перекрыты. Она лично проследит за этим и убедится, что даже тень подозрения не ляжет на «Глобал». Если кто-то из сообщников Стивена попытается препятствовать ей, она уничтожит их.
Но ни решительность, ни безжалостность не помогали, когда Роза сталкивалась со вторым вопросом. Интуиция подсказывала Розе, что Стивен приложил руку к смерти Монка. Но тогда ли это началось? Были ли другие «несчастные случаи», которые Стивен мог спланировать?
Она мысленно вернулась к похищению Кассандры и смерти – убийству – Мишель. Могла ли решимость Стивена взять под контроль «Глобал Юрэп» и скрыть свой тайный альянс привести его к убийству человека, который мог разоблачить его? Она представила себе лицо Стивена, такое искаженное и неестественное. Она подумала о нем, спящем наверху, и вздрогнула.
«Я боюсь… Я напугана своим собственным сыном!» В замке скрипнул маленький ключ, и Роза открыла ящик стола. Она достала тонкую папку в кожаном переплете и открыла ее на помеченной странице.
«Мне необходимо знать, имел ли он какое-то отношение к смерти Мишель и похищению Кассандры. Я не успокоюсь до тех пор, пока не выясню всех подробностей. И если это так, я должна буду защитить Кассандру. Гарри, бедный Гарри, которого так и не нашли… Он является ключом к разгадке. Я должна найти его. Он единственный, кто знает, что на самом деле произошло в катакомбах…»
Роза знала человека, к которому можно обратиться за помощью.
Каминные часы пробили два. Оставалось сделать последнее дело. Роза прочитала последнюю страницу своего завещания. Оно было составлено в день, полный самых радужных ожиданий, когда Стивен присоединился к управлению компанией. В день его рождения Роза сделала Стивена единственным наследником компании «Глобал».
Роза взяла ручку, собираясь вычеркнуть его имя. Перо ручки дрожало. Ее рука начала трястись так сильно, что чернила разбрызгивались по всему листу бумаги. Ручка выпала из ее рук на лист бумаги, и Роза, рыдая, уронила голову на руки.
51
Она снова и снова проигрывала в уме эту сцену: неожиданное появление Стивена в Толбот-хауз, его изуродованное лицо, сказанные им жестокие слова, которые запали глубоко в душу Кассандре и пустили цепкие корни.
«Это неправда! Это не может быть правдой!» Так думала Кассандра, лежа в темноте своей комнаты. Единственный вопрос, который не позволял ей так думать, не давал ей покоя: Почему Роза не позвонила ей? Убедили ли ее слова Стивена?
«А меня?»
Вопрос крутился в мозгу Кассандры. Мог ли Монк быть ее настоящим отцом? Если это так, почему он и Мишель скрывали правду от нее? Когда Кассандра погрузилась наконец в беспокойный сон, она уже знала, с чего ей следует начинать поиски ответа.
Чарлз Портман был невысоким лысоватым человеком с мягкими руками и теплой улыбкой, которая скрывала два ряда великолепных зубов, размером не больше чем зубы ребенка. Он долгие годы был адвокатом Монка и заверял его завещание. Сразу же после того, как о смерти Монка было объявлено официально, он сообщил Кассандре, что она является единственной наследницей его имущества.
– Я знаю, насколько сложным для тебя должно быть это время, – говорил ей на этот раз Портман. – Ты держишься очень хорошо.
Кассандра грустно улыбнулась. Она позвонила адвокату, чтобы спросить, не оставил ли Монк после себя какие-нибудь бумаги и может ли она посмотреть их. Портман обещал проверить.
Портман передал Кассандре конверт.
– Нам повезло. Суд по делам о наследстве вчера днем обнародовал содержимое депозитной ячейки Монка. Там было несколько предметов, на которые мы сможем взглянуть позже. И это.
Кассандра перевернула конверт и увидела свое имя. Монк напечатал его собственноручно. Она узнала прыгающую букву «р» его печатной машинки в своем имени.
– Я не имею ни малейшего представления, о чем это, – сказал ей Портман. – Если хочешь, можешь прочитать в комнате совещаний.
Сидя в одиночестве за столом, рассчитанным на двадцать человек, Кассандра держала в руках конверт, боясь открыть его. В конце концов она собрала все свое мужество, ногтем поддела край конверта, вскрыла его и достала сложенные листы бумаги. Она успела прочитать только первые три слова, когда стон вырвался у нее из груди: «Моя дорогая дочь…»
Бумаге было двадцать лет, она была хрупкой по краям. Черные чернила выцвели от времени. Но почерк несомненно принадлежал Монку.
«Ты не можешь себе представить, насколько трудно было мне и твоей матери не говорить тебе правду. Но для этого были свои причины, и мы надеемся, что ты попытаешься понять их. Мы не хотели причинять тебе боль, солнышко…»
Монк ничего не утаивал. Он рассказывал о времени, когда Мишель и он стали любовниками.
«Это произошло, потому что ей нужен был Франклин, но еще больше ей была нужна наша любовь».
Страница за страницей Монк вел ее по полям жестоких судебных сражений, которые развернулись после того, как Мишель выступила с дополнительным распоряжением к завещанию Франклина и суд своим окончательным решением поддержал притязания Мишель на владение системой операций по дорожным чекам.
«Она боролась не столько за себя, сколько за тебя…»
Мало-помалу откровения Монка давали ответы на все вопросы, которые возникали на разных стадиях жизни Кассандры: почему Мишель так редко говорила о Франклине, почему было так мало фотографий, на которых они изображены вдвоем, почему она держалась на определенном расстоянии от Розы. Однажды давным-давно Мишель ответила для себя на все вопросы.
Кассандра отложила письмо. Теперь она понимала многое. То, что человек, которого она любила всем сердцем, на самом деле был ее отцом, приводило ее в возбужденное радостное состояние. И хотя никакая любовь на свете не смогла бы вернуть его, теперь, по крайней мере, она могла оплакивать его как своего отца.
Когда тело Монка прибыло из Цюриха, Кассандра поехала в порт, чтобы предъявить на него права. Затем она и Джимми Пирс сделали все распоряжения относительно церемонии погребения. После этого она поехала к Розе в Толбот-хауз.
– Я не могу тебе передать, насколько мне стыдно за то, что сделал Стивен, – сказала Роза. – Я не хочу, чтобы ты беспокоилась. Стивен скоро уедет…
Кассандра различила ноты искреннего сожаления в голосе Розы. В доме должно было случиться что-то ужасное. После некоторого колебания Кассандра передала Розе письмо Монка и молча наблюдала за тем, как Роза читала его от начала до конца.
– Зачем ты показываешь мне это? – спросила Роза, после того, как закончила чтение.
– Теперь мы обе знаем правду. Независимо от того, как Стивен собирался использовать то, что знал, он был нрав. Монк был моим отцом.
– А ты не боишься, что я могу обратиться в суд с просьбой о возвращении под мой контроль системы операций с дорожными чеками?
– Даже если бы ты не поверила Стивену, ты бы могла провести собственное расследование, – ответила Кассандра. – И тогда ты бы встала перед тем же самым выбором. Ты действительно хочешь отобрать то, что моя мать оставила мне?
Вопрос казался таким простым, но он производил такое сильное впечатление, как ни один другой, с которым сталкивалась Роза. Она вспомнила Мишель, сидящую напротив нее, с животом, говорящую ей, что она носит ребенка Франклина. Она использовала свою беременность от другого человека, чтобы сохранить то, что она помогла создать Франклину.
«Должна ли я действовать по-иному под давлением обстоятельств? Разве не делала я подобные вещи? Если я брошу вызов Кассандре и выиграю, кто унаследует то, что останется после меня? Она все, что у меня теперь осталось».
– Твоя мать и я вели свои сражения, – сказала Роза. – Помни, что я сказала тебе о повторении чужих ошибок. – Она подошла и обняла Кассандру. – Я не собираюсь делать это с тобой.
Они похоронили Монка на маленьком кладбище Лонг-Айленда, недалеко от городка Куог, где он проводил свои каникулы. Роза и Кассандра вышли из автомобиля и вместе возглавили траурную процессию из сотен представителей мира журналистики, финансовых, деловых и правительственных кругов, которые пришли отдать последнюю дань уважения. Подойдя к могиле, Роза посмотрела вдаль на волны океана.
«Слишком много похорон, – подумала она. – Я похоронила слишком много хороших людей».
Роза положила белую розу на крышку гроба и отступила назад. Она слушала, как Кассандра произносит траурную речь, объявляя во всеуслышание, что Монк был ее отцом и что это значит для нее гораздо больше, чем просто констатация факта.
«С ней все будет отлично, – с гордостью подумала Роза. – Я позабочусь об этом».
Если бы не постоянный поток сообщений с фронтов и полей сражений, возможно, что обнаружение подлинных родителей Кассандры могло бы наделать гораздо больше шума. Сталкиваясь с преследованием репортеров, Кассандра пускалась на уловки и пряталась от них, а тех, кто звонил ей домой, она отсылала к своему адвокату.
– Ты, конечно, преподнесла большой сюрприз, – сказал ей Чарлз Портман с мрачной усмешкой, когда они встретились для прочтения завещания. – Как это любил делать твой отец. Уже одно это должно было меня насторожить. Но, ты знаешь, все эти годы я даже и не подозревал.
Кассандра улыбнулась и посмотрела на стопку бумаг и документов.
– Это выглядит внушительнее, чем есть на самом деле, – извинился Портман. – Условия завещания довольно просты. Почти все Монк оставил тебе. Есть еще небольшой посмертный дар Абелине. Ежедневное руководство журналом «Кью» переходит к Джимми Пирсу и редакционному совету. Ты становишься главным владельцем журнала с шестьюдесятью процентами общего пакета акций; остальное распределяется между сотрудниками по принципу их участия в прибылях. Естественно, апартаменты в Карлтон-Тауэрс и личное имущество Монка переходят к тебе.
Портман провел карандашом вдоль колонки с цифрами.
– Что означает, что твое имущество оценивается в сумму свыше двух миллионов долларов. – Он сел и сложил свои руки на выпуклом животе. – Ты уверена, что не хочешь, чтобы я поговорил с Розой Джефферсон?
– Нет, – ответила Кассандра.
– Как ты теперь себя чувствуешь? Кассандра улыбнулась.
– Лучше.
Это было правдой. Понемногу оцепенение, вызванное смертью Монка, начало отступать, как отступает холод под напором тепла. Кассандра не переставала повторять себе, что в конечном итоге она обрела настоящего отца и что у нее остались самые теплые воспоминания. Она сохраняла в памяти его образ, каким он был перед отъездом в Европу. Монк, улыбающийся и уверенный, без страха и сожаления.
– У тебя есть какие-нибудь планы насчет того, что ты будешь делать? – спросил Портман.
Это был самый простой вопрос.
– То, чего бы хотел мой отец.
На следующий день Кассандра отправилась в редакцию журнала «Кью», чтобы встретиться с Джимми Пирсом и редакционной коллегией. Встреча состоялась в кабинете Монка, который оставался нетронутым. Кассандре показалось, что это место превратилось в некое подобие святыни, и она чувствовала себя очень неуютно, когда Пирс провел ее вокруг стола. Атмосфера казалась мрачной еще и из-за того, что не было слышно обычных шуток и розыгрышей.
– Я не заслужила привилегии сидеть на этом месте, – сказала Кассандра, кладя руки на спинку кресла Монка.
– Теперь ты босс, – напомнил ей Джимми Пирс.
– Но я не Монк. Его больше нет, и мне не хватает его точно также, как и вам.
Она взглянула на людей, со скрещенными руками сидевших у стены. Казалось, из них ушла вся энергия. Они выглядели покинутыми и забытыми.
– Посмотрите на себя, – сказала Кассандра, встряхнув головой. – Похоже, вы думаете, что наступил конец света. Вы скорбите о нем, позволяя прийти в упадок тому, во что он верил и ради чего жил? Или, может быть, вы думаете, что я приду и скажу вам, что следует делать? Нет, я не буду этого делать. Я не могу помочь каждому из вас, но будь я проклята, если я сяду в стороне и буду наблюдать, как журнал разваливается из-за того, что умер Монк.
– Касс, это нечестно! – запротестовал Джимми Пирс. – Мы здесь как одна семья.
– Да! А в трудное время семья должна сплотиться. Неужели ты думаешь, что, если бы Монк был здесь, он поддержал бы твое отношение? И это место превратилось в мавзолей!
Мужчины переглянулись в недоумении. Кассандра поднялась и подошла к главному редактору.
– Джимми, дай мне несколько коробок, чтобы я смогла собрать вещи Монка. Тем временем вы все должны решить, будет ли этот журнал продолжать жить дальше или он тоже умер.
Кассандра с тревогой наблюдала за тем, как люди молча выходили из кабинета. Со слезами на глазах она открыла стеклянные створки книжного шкафа и начала подряд снимать книги с полок и класть их на стол. Она сняла со стены фотографии в рамках, наградные листы и дипломы, стараясь не смотреть на них. Воспоминания захлестнули ее, и она почувствовала комок, подступивший к горлу. Неожиданно она услышала стук в дверь и произнесла не оборачиваясь:
– Входите.
Они вошли все, весь штат редакции, от Пирса до посыльных и курьеров.
– Мы бы хотели помочь, – сказал Пирс. – Если ты хочешь.
Лицо Кассандры оживилось.
– Все согласны, что отныне этот кабинет должен стать твоим, – продолжил Пирс. – Потому что мы надеемся, что ты включишься в работу. Как и все остальные, Монк бы приветствовал такое решение.
Кто-то открыл бутылку вина, как будто из ниоткуда появились бокалы, и когда Кассандра поднимала свой бокал в приветствии, она знала, что все должно быть хорошо.
Когда Кассандра вернулась в Карлтон-Тауэрс, ее ждала Абелина.
– К вам пришел посетитель, – сказала она, подмигивая ей.
– Кто это?
– Почему бы вам не посмотреть самой? Возбужденная любопытством Кассандра прошла в кабинет Монка. В комнате никого не было. Тогда она посмотрела в сторону балкона и заметила тень человека. Кассандра открыла французские двери.
– Мистер Локвуд!
Он повернулся к ней, его зеленые глаза сияли радостью.
– Здравствуйте, Кассандра! Я рад снова видеть вас. Кассандра была взволнована. После их последней встречи, болезненной для обоих, она не ждала увидеть Николаса Локвуда вновь. Но она не могла выкинуть его из головы. Кассандра вспомнила свои последние слова, которые она сказала Локвуду, и вздрогнула.
– Зачем вы пришли? – спросила она.
– Выразить свои соболезнования.
– Похороны состоялись несколько дней назад, мистер Локвуд. Я вас не видела.
– Я был там, – Николас положил портфель на столик. – Я должен многое сказать вам, если вы все еще хотите слушать.
Сердце Кассандры забилось учащенно.
– Только правду, мистер Локвуд.
Николас начал с описания обстоятельств, под влиянием которых он встретился с Монком в Вашингтоне.
– Единственное, что я знал о нем, это то, что он издатель. Я не мог понять, почему правительство было заинтересовано в нем. До тех пор пока он не показал мне это.
Николас достал бумаги с подробным описанием каналов, по которым Монк и Абрахам Варбург переправляли людей из Германии.
– Мой отец рассказывал мне об этом, – спокойно сказала Кассандра.
Николас поднял брови.
– Тогда, как я полагаю, вы знаете, что это было сделано на деньги вашей матери и по ее инициативе, что позволило спасти тысячи жизней. После того как она умерла, ваш отец продолжил ее дело с помощью Розы Джефферсон.
– Роза знала об этом? – Кассандра была ошеломлена.
Николас кивнул головой.
– И она приняла это дело из рук вашего отца.
– И поэтому немцы убили его в Цюрихе? – спросила Кассандра. – Чтобы остановить его?
– Так думают в Вашингтоне. Но в правительстве не знают всей истории, потому что я рассказал им не все.
Николас достал бумаги, которые изобличали тайную связь Стивена Толбота с нацистской Германией.
– В течение многих лет до Монка доходили слухи, что Стивен является одним из основных поставщиков рейха, но он не мог получить доказательства этого. Когда в конце концов такая возможность представилась, он вылетел в Цюрих. Все, что он сообщил в Вашингтоне, это то, что он имеет доступ к информации, которая может повлиять на ход войны. Из-за его безупречной репутации правительственные чиновники поверили ему на слово. Они также послали меня, чтобы увериться, что с ним ничего не случится.
Кассандру тронули печальные нотки в его голосе. Николас Локвуд не простил себя. Ей стало стыдно за грубые слова, которые она сказала ему во время их последней встречи.
Когда она читала документы, которые явственно доказывали тесные отношения Стивена с нацистами, Кассандра почувствовала, как легкий холодок пробежал по всему телу.
– Несет ли Стивен ответственность за смерть моего отца?
– Для этого нет прямых свидетельств.
– Но вы думаете, что это так.
– Я уверен в этом.
Кассандру потрясли его слова. Если Стивен убил ее отца, тогда… Кассандра вспомнила катакомбы, где она сражалась за свою жизнь. Она почти убила человека, который, как потом все заявляли, пытался спасти ее. Но Кассандра удивлялась, почему никто не задавал себе вопрос, который казался ей теперь таким очевидным: если Стивен Толбот пытался помочь ей, то кто был тот человек, который пытался убить ее? Когда она толкнула лампу, она разбилась о лицо нападавшего на нее человека. Она обожгла его. Обожгла Стивена…
– Кассандра, с вами все в порядке? Кассандра схватила его за руку.
– Роза знает о Стивене?
– Она знает все.
– Тогда почему Стивена не арестовали?
– Потому что я заключил с ней сделку. Я показал ей все документы и сказал, что они попадут в правительство, если она не выкинет Стивена из «Глобал» и не отправит его куда-нибудь подальше от Нью-Йорка, а затем использует все свое влияние, чтобы разрушить все, что он создал для нацистов.
– Но почему? – выкрикнула Кассандра. – Стивен – убийца.
– Пока цюрихская полиция не напала на след того, кто убил твоего отца. И слишком малы шансы, что они найдут что-либо. Убийцы давным-давно скрылись в Германии. Однажды мы, может быть, найдем их и установим их связь со Стивеном. Но только после войны.
Кассандра тяжело опустилась в кресло, не зная, что и подумать. Как она могла после всего этого снова встречаться с Розой?
Как бы читая ее мысли, Николас сказал:
– Я не прошу вас забыть то, что сделал Стивен. Я сделаю все, что смогу, чтобы найти людей, которые убили вашего отца, и доказать, что они действовали по приказу Стивена. Но вы не должны винить Розу за то, что случилось. Она не могла себе представить, кем на самом деле был Стивен.
– Если мы не можем ничего сделать, зачем вы рассказали мне об этом? – спросила Кассандра.
– Потому что я обещал вашему отцу, что я закончу то, что он начал. Он мог бы поручить мне передать эти документы в правительство, и Роза вместе со Стивеном подверглись бы преследованию со стороны властей. Но Монк понимал, что Роза с огромной властью в ее руках является самым сильным оружием против Стивена. По сути дела, он обратил мать против ее собственного сына.
– Вы действительно думаете, что она сделает это? Лицо Локвуда стало суровым.
– У меня есть свидетельства, – сказал он. – Я бы хотел верить, что никогда не использую их, но если придется… – Его голос не оставлял сомнений, что он выполнит угрозу.
– Мне пора идти, – сказал Николас. – Мне очень жаль, что вам пришлось узнать все это. Но я чувствовал себя в долгу перед вами… и Монком.
– Николас, – окликнула его Кассандра. – Я хочу, чтобы вы остались.
Он обернулся, озадаченный.
– Почему?
– Потому что мы должны продолжить то, что начали мой отец и Абрахам Варбург.
– Я очень надеялся, что вы скажете это.
52
К февралю 1943 года произошел перелом в пользу союзников. Американские и австралийские войска выбили японцев из южной части Новой Гвинеи, а Гуадалканал на Соломоновых островах был взят морской пехотой США. Военно-воздушные силы также наращивали свои удары, потопив двадцать один японский военный транспорт в море Бисмарка.
В журнале «Кью» Кассандра вела счет каждой победе союзников и делала это сразу же, как только поступали первые сообщения. Она теперь занимала кабинет Монка, но мозговой центр журнала переместился в помещение напротив через холл, где работали Джимми Пирс и редакционная коллегия. Удовлетворенная тем, что в журнал вернулся его прежний дух, Кассандра занималась переводом статей и других материалов, предназначенных для Европы, проводя в помещении редакции столько же времени, сколько и другие сотрудники. Единственное различие заключалось в том, что ее день не заканчивался с уходом из редакции.
Как только Николас вернулся из Вашингтона, Кассандра была готова начать действовать.
– С кем мы должны наладить контакты после гибели Абрахама Варбурга?
– Мы начнем с тех сотрудников, кто уцелел, – ответил Николас. – Твой отец и Варбург тщательно отбирали их для этой работы, так что, скорее всего, им стоит доверять. Они могли бы помочь нам восстановить связи с подпольем в оккупированной Европе и Германии. Нам также надо установить, с кем Варбург имел дела в Швейцарском кредитном банке, и как деньги отсюда поступали в Германию. Я убедил людей, с которыми я работаю, позволить мне заняться этим. Монк и Абрахам Варбург способствовали выезду в Америку части элиты интеллигенции из оккупированной Европы. Правительство хотело бы, чтобы этот процесс продолжался. Но как долго буду я заниматься этим, зависит от того, какие результаты мы получим.
– У нас будут результаты, – пообещала Кассандра.
Кассандре и Николасу потребовалось три месяца, чтобы восстановить финансовый поток, питавший и растущие группы Сопротивления в оккупированной Европе, и подполье, которое занималось переправкой беженцев.
Они оба часто засиживались за работой допоздна, детально разбирая процесс перевода денег, операции с въездными визами или планы транспортировки. Со временем Кассандра чувствовала себя все больше и больше привязанной к этому спокойному сильному человеку, который появился в ее жизни. Она скучала по Николасу, когда он уезжал в Вашингтон, и ее сердце учащенно билось, когда он сходил с поезда, прибывающего на Центральный вокзал. Он создавал вокруг себя спокойную уверенность, которой ей так не хватало. В то время как из Европы стали приходить сведения о концентрационных лагерях и массовых убийствах, он стал для нее островом спокойствия в мире, сошедшем с ума.
Поначалу Николас отказывался много рассказывать о себе. Но если Кассандра соглашалась, что многое из его работы в БСИ отмечено грифом секретности, то она отказывалась верить, что остальная его жизнь тоже засекречена.
– Это нечестно, что ты знаешь так много обо мне, а я ничего не знаю о тебе, – говорила она ему.
– Я всего лишь обычный парень, – беспечно отвечал Николас.
– Почему бы мне в этом не убедиться самой? – пыталась раззадорить его Кассандра.
– Это может оказаться опасным.
– Почему?
– Потому что я могу в тебя влюбиться. Кассандра покраснела. Но это была правда. Она замечала и то, как Николас иногда смотрел на нее, и то, как его рука оставалась чуть дольше на ее руке, когда он касался ее. Она посмотрела на него, и их взгляды встретились.
Проходили недели. Иногда Кассандра пыталась улучить момент, и они отрывались от работы, чтобы совершить прогулку в конном экипаже через Сентрал-парк, а затем пройтись по Гринвич-Виллидж, чтобы понаблюдать за стариками, играющими в шахматы в Парке Вашингтона. Она внимательно слушала Николаса, который понемногу рассказывал ей о своей жизни.
– Однажды, когда все это кончится, я построю новую жизнь для себя, – говорил он ей, когда они бродили вдоль пирсов на Гудзоне, наблюдая за погрузкой войск и вооружений на транспортные корабли.
Беря его под руку, Кассандра взглянула на него «Буду ли я частью этой жизни?»
Подходил к концу март. Николас проводил все больше и больше времени в Вашингтоне. Кассандра работала долгие часы в его отсутствие, чтобы у них было как можно больше свободного времени, которое бы они могли провести вместе. Однажды, услышав звук дверного колокольчика, Кассандра бросилась открывать дверь и оказалась лицом к лицу с Розой.
– Ты выглядишь так, как будто увидела привидение, – сказала Роза.
– Изви… Извини. Я думала, что это может быть кто-то другой.
– Некий мистер Локвуд?
Увидев, как лицо Кассандры залил румянец, Роза быстро добавила:
– Я не думала смущать тебя, Кассандра. Я слышала, что вы хорошо сошлись друг с другом. – Роза сделала паузу. – Поэтому ты не отвечала на мои звонки?
После того как Кассандра подавила волнение, она сказала:
– Это не так, Роза.
Роза приподняла ее голову пальцами за подбородок.
– Понятно. Николас рассказал тебе о Стивене. Кассандра кивнула головой.
– А он рассказал тебе, что я не имела ни малейшего понятия о том, что он делал?
– Да. Я ни в чем тебя не виню.
– Ты можешь так думать, но я чувствую, что это не так, – сказала Роза. – Я знаю, какого рода работу вы проделали с Николасом, и я горжусь тобой. Но я не хочу, чтобы ты забывала о «Глобал». Ты часть этого, Кассандра. Я хочу, чтобы ты работала там.
– Я не знаю, смогу ли, – начала Кассандра.
– Я думаю, тебе следует согласиться, – сказал голос за ее спиной.
Кассандра резко обернулась и оказалась в объятиях Николаса.
– Почему ты не позвонил мне и не сказал, что приезжаешь? – упрекнула она его.
Николас улыбнулся и обратился к Розе.
– Рад видеть вас, мисс Джефферсон.
– Привет, Николас. – Роза собралась уходить. – Надеюсь, что вы оба вскоре придете ко мне на обед.
– Благодарю вас, но я не думаю, что это произойдет так скоро, – сказал Николас. – Вы понимаете, я скоро уеду…
Однажды поздним вечером они сидели перед камином в библиотеке. Аромат березовых поленьев наполнял комнату, и мороз причудливым узором разрисовал оконные стекла.
– Мои вашингтонские руководители направляют меня в район Тихого океана, – сказал Николас, наблюдая за игрой языков пламени.
– Когда?
– Послезавтра.
– Так скоро! И ты не можешь на это повлиять? У нас так много дел.
– Я был бы рад что-либо изменить. Я бы хотел этого больше всего на свете.
По интонации его голоса Кассандра поняла, что он имеет в виду.
– Ты знаешь, куда тебя направляют?
– Сперва на Гавайи. Потом… – Он пожал плечами, протянул руку и коснулся кончиков ее пальцев. – В Вашингтоне решили перекрыть Цюрихский финансовый канал. В БСИ нашли другие пути для поддержки групп Сопротивления… Но ты внесла огромный вклад, Касс. Монк мог бы по праву гордиться тобой.
– И в качестве награды они отнимают тебя у меня. Разве ты не видишь, я люблю тебя, Николас.
Слова вырвались еще до того, как она успела подумать об этом, и оба неожиданно стали как бы обладателями бесценного сокровища. Он провел рукой по ее щеке, затем она заскользила по ее мягким волосам, их губы встретились, и в то же мгновение она крепко прижалась к нему, ее голова откинулась, и он покрыл теплым дождем своих поцелуев ее лицо и шею.
– С того первого утра, – прошептал он. – Когда я полюбил тебя. Это никогда не прекращалось.
– Люби меня, Николас.
Заключив друг друга в объятия, они упали на пол. Его лицо утопало в волосах Кассандры, в то время как руки блуждали по ее телу, срывая ее одежду. Она вздрогнула, когда он провел языком по ее груди, а затем начал им свое исследование ее тела.
Время и место утратили свое значение. Кассандра ощутила себя в незнакомом мире тепла и света, где ежесекундно она совершала новое и восхитительное открытие. Она заметалась, не осознавая того, задыхаясь от захлестнувшей ее волны радости и наслаждения. Тогда Николас раздвинул ее ноги, пробуя ее влажность. Кассандра выгнулась дугой, когда он медленно входил в нее. С минуту они лежали спокойно. Затем он начал медленно двигаться, направляя ее от боли в ритм движения, отчего она снова и снова испытывала прилив новообретенных ощущений.
– Ты будешь писать мне?
– Я буду писать тебе всегда, когда смогу. Я обещаю.
Они лежали обнаженные перед огнем, их кожа блестела от пота, в тихом воздухе стоял едва уловимый аромат их любви. Кассандра обещала себе, что она не будет плакать, но слезы душили ее.
– Стоило только мне найти тебя, и вот я тебя теряю.
– Ты никогда не потеряешь меня. Я вернусь домой к тебе.
Кассандра повернулась и положила руку ему на грудь.
– Я буду требовать от тебя соблюдения твоих обещаний, – сказала она, повторяя слова, сказанные ею в день их первой встречи.
Николас вспомнил их и улыбнулся.
– Я рассчитываю на это.
Николас уезжал с Центрального вокзала, где Кассандра так часто ждала его. Пока поезд не тронулся, она отказывалась верить, что он уезжает. Затем вместе с другими провожающими Кассандра побрела по заснеженным улицам, утирая слезы.
«Я не позволю войне отнять его у меня. Я не потеряю его так, как я потеряла Монка».
На следующее утро Кассандра позвонила Розе и сказала ей, что она готова работать в «Глобал». Она будет делать все, что в ее силах, чтобы покончить с этой ужасной ситуацией.
Так как журнал «Кью» держал руку на пульсе финансовой Америки, Кассандра в полной мере отдавала себе отчет в том, что для горстки людей война обернулась настоящим золотым дном, размерами своих богатств превзошедшими самые фантастические представления. Некоторые из них, такие как Роза, не преминули воспользоваться моментом, чтобы сделать деньги.
– Мы работаем изо всех сил, – сказала Роза Кассандре, когда показывала ей разные отделы компании в первый ее рабочий день.
Она представила Кассандру старшим управляющим и объяснила, что с этого дня Кассандра будет работать в качестве ее личного помощника.
– Многое следовало бы рассказать тебе для твоего успешного продвижения наверх, – сказала она. – Но только не в твоем случае. Я хочу, чтобы у тебя было представление об общей структуре и организации, с тем чтобы ты точно знала, чем мы занимаемся.
Кассандра была одновременно приятно удивлена и сбита с толку. Со стороны «Глобал» казалась всего лишь еще одним безликим монстром, который работает непостижимым образом. В штаб-квартире на Нижнем Бродвее работа сотен людей составляла огромный нервный центр, который управлял усилиями десятков тысяч людей по всей стране и тем, что осталось от свободного мира. Грузовые поезда шли по стране днем и ночью, на крытых товарных вагонах и на платформах, на грузовиках и в грузовых судах перевозилось все, от танков до обмундирования. Производство, управляемое из Нижнего Бродвея, работало по три полных смены в сутки. У конвейерных линий стояли сотни тысяч женщин. Каждую неделю «Глобал» помещала объявления в газетах по всей стране, предлагая переобучение без отрыва от производства опытным инженерам и менеджерам и обещая более высокую плату труда по сравнению с другими конкурентами. Единственными отделами компании, которые не участвовали во всеобщей лихорадке, были отделы дорожных чеков и денежных переводов. Первый из них пришел в застой из-за оккупации Европы, в то время как прибыли последнего упали благодаря внутренней политике, направленной на военные рельсы.
Кассандре потребовалось несколько недель, чтобы привыкнуть к лихорадочному темпу жизни на Нижнем Бродвее. Так как Розе, похоже, вообще не требовался сон, Кассандре приходилось вставать в пять часов утра, чтобы быть готовой к шести, когда Роза забирала ее на службу. Сперва Кассандра просто слушала и наблюдала. С помощью Хью О'Нила и Эрика Голланта, которые быстро стали ее друзьями, она познакомилась с текущими проектами компании, с теми, которые имеют наибольший приоритет, и с теми, которые находятся в стадии разработки. Используя свой опыт работы в журнале, Кассандра взялась за работу по переводу различных материалов, начиная с инструкций и руководств и заканчивая секретными директивами, предназначавшимися филиалам в Южной Америке и Швейцарии. Хотя со стороны могло казаться, что она одновременно занимается дюжиной разных проблем, Роза ни на минуту не забывала о Кассандре, помогая ей советом и поддерживая ее.
По мере того как уверенность Кассандры в своих силах росла, она начала вступать во взаимоотношения с ближайшими помощниками Розы, которые, к ее удивлению, открыли ей глаза на совершенно незнакомую ей Розу Джефферсон. Однажды Кассандра случайно наткнулась на упоминание об организации, о которой она раньше ничего не слышала. Когда она сказала об этом Эрику Голланту, менеджер отвел ее в сторону и показал ей длинный ряд книг.
– Роза никогда не говорит о вещах подобного рода, так что мне не следовало бы делать этого, – предупредил он Кассандру. – Она создала организацию в начале войны с целью помочь нашим сотрудникам-женщинам, тем, чьи мужья призваны в армию, и тем, кто неожиданно остался без зарплаты. Эта организация также помогает вдовам и детям служащих «Глобал», оставшимся без родителей.
Когда Кассандра просматривала книги, она обнаружила сотни трастовых и стипендиальных фондов, основанных для помощи служащим «Глобал» и членам их семей. Тысячи долларов были направлены на переподготовку и реабилитацию искалеченных ветеранов войны, в то время как другие, еще большие суммы поступали на счета благотворительных организаций, таких как Красный Крест.
Но у Розы Джефферсон были секреты, о которых не было известно даже ее ближайшему окружению. Роза обещала Николасу Локвуду, что она разрушит до основания подпольную империю Стивена, и она держала свое слово. Закончив подготовку своего наступления, Роза собрала послов стран, которые фигурировали как поставщики в документах Стивена, и объявила им, что их контракты далее недействительны. Дипломаты возмутились такими действиями дерзкой американской женщины, которая диктует торговую политику их странам. Роза смогла убедить большинство из них, что она вправе делать то, что делает. Тем из них, кто оказался способен выслушать ее до конца и понять ее доводы, она предложила проекты новых контрактов, в два, а то и в три раза более прибыльных по сравнению с теми, которые были заключены с Германией. Другим она преподала урок. Так как Роза знала, какие суда перевозили грузы для Германии, и по каким маршрутам они следовали, она передала эту информацию соответствующим людям в Вашингтоне. Через некоторое время склады, нефтехранилища и элеваторы таинственным образом взлетели на воздух. Транспортные корабли были атакованы подводными лодками союзников. Самолеты, перевозившие промышленные алмазы и редкоземельные металлы, были сбиты.
Многие официальные лица в Вашингтоне, включая президента, были заинтересованы источником ее информации, но Роза всегда обходила стороной подобные вопросы. Ее источники, говорила она, всегда точны. А остальное не имеет значения. Вашингтон ответил вспышкой легкого раздражения, но с результатами трудно было спорить.
Роза также сдержала другое обещание, данное Николасу Локвуду. 4 февраля 1945 года она получила известие о том, что генерал Макартур взял Манилу. На следующий день пришла фототелеграмма с изображением генерала в окружении сопровождающих лиц, среди которых был и Стивен Толбот, отмеченный как главный помощник Макартура по вопросам снабжения. Фотография с изображением ее изгнанного сына вновь доставила Розе ощущение уже забытой было боли. Ей хотелось, чтобы Николас Локвуд смог бы разделить ее боль.
30 июля 1945 года через две минуты после полуночи тяжелый крейсер ВМФ США «Индианаполис» был атакован японской субмариной и в течение двенадцати минут затонул в Индийском океане. Военные сразу же сообщили о случившейся трагедии.
Семь дней спустя на высоте 32 тысячи футов над городом Хиросима капитан Пол Тиббетс-младший отдал приказ экипажу своего бомбардировщика сбросить груз. В мгновение ока целый город был превращен в руины, и мир сделал решающий шаг в направлении полного самоуничтожения.
8 августа, на следующий день, после того как второе ядерное устройство сровняло с землей город Нагасаки, в офисе «Глобал» появился спокойный человек с мягким голосом. Он искал встречи с Кассандрой и, после того как его провели в ее кабинет, представил свое удостоверение агента ФБР.
– Мисс Мак-Куин, вы знаете мистера Николаса Локвуда?
Кассандра побледнела.
– Да. Знаю.
– Возможно, вам лучше будет присесть, мадам. Насколько возможно тактично федеральный агент рассказал Кассандре о катастрофе с «Индианаполисом». Тысяча шестьсот восемьдесят человек, находившихся на борту погибли, некоторые из них утонули, другие получили солнечный удар, остальные были съедены акулами. Все триста шестнадцать спасшихся, были опознаны. Николаса Локвуда, который находился на борту «Индианаполиса» с правительственной миссией, среди них не было.
53
Утро 2 сентября 1945 года рождалось в голубом небе. Золотое солнце играло миллионами бликов на водах Токийского залива. В заливе на якоре стояло около десятка кораблей, их орудия молчали, но все еще были направлены в сторону разрушенного города. На линкоре «Миссури» моряки в парадной белой форме суетились на надстройке, выкатывая и укладывая красный ковер, устанавливая столы и стулья и показывая гражданским фоторепортерам места для установки их оборудования. В смотровом гнезде рядом с вымпелами, которые хлопали на сильном ветре, дозорные в бинокль изучали поверхность бухты в поисках катера с членами японской делегации.
Стивен Толбот надвинул фуражку на лицо, чтобы защитить его от солнечных лучей. Одетый по полной форме, он носил знаки различия лейтенанта Вооруженных Сил США. Звание, однако, было больше церемониальным, чем официальным.
– Если ты собираешься работать со мной, нам придется как-то тебя назвать, – сказал Макартур Стивену, когда он был поставлен на довольствие три года назад. – Слово «лейтенант» хорошо подходит для этого.
Стивен согласился и привык, что к нему обращаются по этому званию. Хотя он ни разу не видел настоящего боя, он тем не менее считал, что заслужил это право.
Когда Стивен прибыл в штаб Макартура в Гонолулу в начале 1942 года, он все еще никак не мог оправиться от того, что с ним сделала его мать. После их ссоры она отказывалась разговаривать с ним. У Стивена не было возможности узнать, каким образом удалось ей получить информацию, и он, находясь под страхом дальнейших обвинений, не мог связаться с Куртом Эссенхаймером, чтобы достоверно выяснить, где была допущена ошибка.
После своего отплытия Стивен все еще не мог поверить в то, что она серьезно намерена лишить его прав на наследство, – гораздо большее, чем отправка на войну. Но тянулись недели и месяцы, во время которых не было никаких известий из Нью-Йорка, и Стивен постепенно начал осознавать, что его мать твердо решила сдержать свое слово. И не было ничего, что он мог предпринять, чтобы остановить ее.
Девственная красота Гавайских островов, которая благотворно влияла на тела и души уставших от войны солдат, моряков и летчиков, только углубляла ярость и разочарование Стивена. Он был вынужден жить в офицерских казармах и сводить концы с концами на скудное армейское жалованье. Привыкший отдавать приказы, а не выполнять их, он испытывал страдания, когда люди, которых он считал дураками, превосходили его по званию, и ему приходилось подчиняться им.
Стивен выжил, создав свой собственный мир, в котором никто и ничто не могло потревожить его. Находясь в штабе Макартура, он получил доступ к военной информации, которая никогда не доходила до гражданских лиц. Германия все еще яростно сражалась, но становилось ясно, что перевес на стороне союзников. Поставки сырья нацистам срывались. Корабли, которые перевозили остро необходимое Германии сырье и материалы, систематически тонули. Роза, так думал Стивен, выполняла обещание мести, уничтожая невидимую империю, которую он построил.
Когда американские войска начали теснить японцев, Стивен следовал за штабом Макартура по всему тихоокеанскому региону. В качестве старшего советника генерала по промышленному и гражданскому восстановлению разрушенных объектов Стивен собственными глазами видел опустошение, которое оставляла после себя японская армия. Но в то же самое время в отличие от других американцев, которых ослепляла ненависть к врагу, он видел и достижения японцев. На Филиппинах, в Индонезии и в Малайзии японцы захватывали промышленные производства и аккуратно преобразовывали их в военные заводы. Они разрабатывали природные ресурсы, нетронутые местным населением, создавали разветвленные сети железных дорог для вывоза ресурсов и модернизировали портовые сооружения. Стивен проводил долгие вечера за изучением захваченных японских документов, которые представляли собой промышленный план разработки полезных ископаемых и других природных ресурсов в Юго-Восточной Азии. Его поражала продуманная до мелочей организация и порядок, который японцы устанавливали на покоренных территориях. Чем больше он читал документы, тем сильнее он утверждался в мысли, что существует народ и страна, которые в будущем возьмут реванш. Там, где другие говорили только о разрушениях и варварстве, Стивен разглядел предвидение, решимость и проницательность. И возможности.
Стивен помогал при составлении планов восстановления Манилы, Сингапура и других больших городов. Он представил на суд Макартура планы восстановления целых отраслей промышленности, так же как и создания новых на старом фундаменте. На генерала это произвело такое впечатление, что он предложил своему советнику начать размышлять над тем, что может быть создано в Японии после ее неминуемой капитуляции. Стивен увидел перед собой широкие перспективы. Он проводил ночи напролет за изучением японских официальных донесений, делая многочисленные пометки и запоминая имена ведущих промышленных магнатов. Некоторые из этих людей, возможно, будут мертвы к моменту, когда Япония прекратит сопротивление, другие, боясь военного трибунала, могут исчезнуть. Но сколько-то останутся и выживут. Это будут те, кого предстоит разыскать Стивену.
В редкие часы свободного времени Стивен изучал японский язык и национальные традиции, найдя себе добровольных наставников среди пленных, которые разговаривали на английском. В то время как другие офицеры наслаждались сообщениями об ударах американской авиации, Стивена беспокоило, что останется от Токио, когда он в конечном итоге попадет туда. 30 августа 1945 года, когда американские войска подошли к берегу в районе Йокохамы, он понял, – японская столица не была разрушена до основания. Однако капитуляции было недостаточно. То, что оставалось от японских заводов и фабрик, должно было быть уничтожено. Промышленные магнаты и главы производств должны быть арестованы и посажены в тюрьму. По мнению вашингтонских политиков, люди, которые руководили гигантскими японскими концернами, или дзайбацу, были виновны в разжигании войны наряду с генералитетом и политиками. Они должны ответить за свои действия перед военным трибуналом.
Когда он слушал, как генерал Макартур зачитывает условия капитуляции, и наблюдал за тем, как японские представители подписывают протоколы, Стивен уже знал, что он должен сделать: убедить Макартура выступить против директив Вашингтона, которые положили бы Японию под нож.
Чернила на пакте о капитуляции еще не высохли, а Стивен уже получил согласие Макартура на создание специального отдела для оценки индустриальной мощи, оставшейся в Японии, определения степени вины лидеров делового мира и построения нового порядка, который бы включал в себя выплату репараций и американский надзор. Макартур, который уже оценил способности молодого лейтенанта в разграбленной Юго-Восточной Азии, одобрил его действия. Одним росчерком пера Стивен Толбот был назначен директором по экономическим и производственным вопросам.
Стивен оборудовал свой офис в здании Дай Ичибилдинг, двумя этажами ниже штаба Макартура. Он тщательно подобрал себе штат служащих и завалил их работой. Целые отряды аудиторов, бухгалтеров и юристов в сопровождении переводчиков японского языка разъехались по стране в поисках доказательств, которые бы обвиняли лидеров японского бизнеса в развязывании войны. Сам Стивен оставался в Токио, лично вызывая к себе основных предпринимателей. Он представлял на рассмотрение свои тщательно составленные рапорты непосредственно самому Макартуру, особенно выделяя то обстоятельство, что японские компании ничем особенным не отличались от немецких, американских или британских фирм, которые подпитывали военные машины своих стран.
– Вы и я знаем это, и большинство американских бизнесменов согласилось бы с нами, – сказал Макартур Стивену.
Он показал ему свежий номер журнала «Ньюсуик», где в редакционной статье сообщалось, что примерно тридцать тысяч японских бизнесменов будут подвергнуты преследованиям и еще около четверти миллиона будут навсегда отстранены от деятельности в рамках новой экономической системы.
– Лично я думаю, что это газетная утка, – сказал Макартур. – Будет хорошо, если в черный список попадет несколько тысяч. Но теперь вы понимаете: в Вашингтоне хотят крови. Они не будут удовлетворены судом только над военными. Они хотят, чтобы ответственность несли также и император вместе с его промышленными баронами.
Генерал посмотрел на своего директора.
– Вам предстоит найти нескольких козлов отпущения.
Стивен предвидел запросы Вашингтона. Обойти их не было никакой возможности. Однако решать, кому из промышленников будет предъявлено обвинение, предстояло ему лично. Это была карта, которую Стивену предстояло разыграть с особой тщательностью.
Стивен внимательно изучал рапорты, представленные ему его полевыми группами, в поисках сообщений о человеке, который не только уцелел, но и обладал достаточно большим авторитетом для того, чтобы повести за собой других. Эта работа была изнурительной и не приносящей результатов. Каждый крупный промышленник был мишенью для военных следователей. Стивен знал, что пока он не получит свидетельства первым и не изменит или удалит наиболее компрометирующие места, он никогда не найдет человека, которого ищет. Тяжеловесная военная прокуратура позаботится об этом.
Однажды поздно вечером, когда он уже было собирался расстаться с этой затеей, Стивену попалось на глаза имя, которое задело слабую струну в глубинах его сознания: Хисахико Камагучи. Стивен был уверен, что второе имя он слышал и раньше. Но первое имя было окутано туманом таинственности. Он быстро пролистал досье, надеясь найти сходство.
Хисахико Камагучи являлся патриархом «Камагучи Хэви Индастриз», дзайбацу, основанный в 1853 году, когда капитан Перри бросил якорь в водах Токийского залива. Его промышленная империя включала в себя металлообработку и кораблестроение, авиастроительные заводы и текстильные фабрики. Электронные производства изготавливали все от радаров до радиоприемников, в то время как фармацевтические отделы были вовлечены в передовые разработки синтетических препаратов. Такое выдающееся положение неминуемо делало Камагучи приоритетным объектом для военных следователей. Их рапорты о нем изобиловали деталями, но всегда заканчивались на одной и той же ноте: не существует прямых свидетельств связи Камагучи с опозорившими себя военными. Пока.
Стивен понимал, что, принимая во внимание масштабы явления, нахождение доказательств такой связи является лишь вопросом времени. Следует ли ему попытаться первым добраться до Камагучи? Может ли он оказаться человеком, которого он ищет? Ответ он получил на последней странице в краткой записке о семье промышленника. Хисахико Камагучи потерял свою жену во время бомбовых ударов по Токио. У него не было других уцелевших родственников, кроме дочери. Глаза Стивена затуманились, когда он прочитал имя Юкико. Довоенный Берлин, вечеринка в ночном клубе. Он смотрел на очаровательную японскую девушку, а Эссенхаймер смеялся и говорил:
– Забудь о ней. Это Юкико Камагучи. Ты никогда не сможешь приблизиться к ней…
В отличие от большинства чиновников оккупационной администрации Стивен Толбот поставил себе цель как можно ближе познакомиться с Токио и его людьми. В то время как другие офицеры предпочитали оставаться в уютных кабинетах, клубах и гарнизонных кафе, Стивен не упускал возможности побродить по улицам города.
Через несколько месяцев после начала «тихого вторжения» деловая часть города превратилась в американскую колонию. Американцы бросались в глаза своим ростом и цветом кожи. «Форды», «шевроле» и «джипы» заполнили улицы, а названия самых последних голливудских кинолент украсили рекламные щиты кинотеатров. На углу улицы Хибия, в нескольких шагах от штаб-квартиры генерала, военный полицейский и японский регулировщик одновременно управляли движением. По улицам бродили Джи-Ай, за ними кучками следовали ребятишки напевая «Хару га кита», переложение песни «Пришла весна». Солдаты ездили в переполненных автобусах или трамваях и вызывали легкую панику, когда пытались уступить места японским женщинам, которые никогда на людях не поступали по желанию мужчин. Книга «Токийский роман», написанная американским корреспондентом, рассказавшим о смерти своей жены японки, мгновенно стала бестселлером на обоих языках.
Но за пределами Токио, который восстанавливался настолько быстро, насколько это позволяла поставка стройматериалов и оборудования, лежала совершенно другая страна. Японская экономика пришла в полный упадок.
Найти Хисахико Камагучи оказалось делом гораздо более трудным, чем это мог себе представить Стивен. В разведывательном досье приводился адрес, в котором фигурировало название более не существующей улицы. Офисы Камагучи в деловой части Токио были не чем иным, как обуглившимися остовами зданий, уцелевшими после бомбежек. Главные производства в Йокохаме постигла та же участь.
Казалось, ничто не может помочь разыскать Камагучи. Промышленников арестовали в первую очередь и поместили под домашний арест. Все они заявили, что не имеют ни малейшего представления о местонахождении Камагучи. Подобные ответы Стивен получил от официальных лиц и сотрудников концерна Камагучи, которых ему удалось выследить и поймать. Все выглядело так, как если бы Камагучи, как и его империя, исчез с лица земли.
Но Стивен отказывался сдаваться. Больше чем когда-либо он верил, что в руках у Камагучи находятся ключи к удивительному секрету, который индустриальная Япония надеялась скрыть от оккупантов. Стивен ловил каждое слово, которое могло иметь отношение к его неуловимой жертве. Он вновь и вновь прослушивал магнитозаписи и прочитывал шифровки стенограмм, пытаясь докопаться до ключа, который помог бы решить головоломку. Он был уже готов прекратить свои поиски, когда заметил, что двое друзей Камагучи упоминали о нем одну и ту же вещь: он был истовым синтоистом. Стивен просмотрел книги похоронных записей всего района большого Токио. Если глава дзайбацу был жив, то существовало только одно место, где его можно было найти: на могиле его жены.
Синтоистская усыпальница на окраине Токио находилась в миниатюрной долине, окруженной вишневыми деревьями, которые давно отцвели. Зимний туман окутывал большой церемониальный колокол и разносил торжественное пение монахов за пределы сооружений из дерева и камня. Так как он не мог ожидать Хисахико Камагучи внутри усыпальницы, Стивен припарковывал свою машину неподалеку, устроившись как можно удобнее. Только через десять дней он увидел ее.
На ней была голубая набивная куртка военного покроя, мешковатые брюки и войлочные ботинки. Ее волосы были спрятаны под шерстяным шарфом, окутывающим ее лицо. Тем не менее Стивен был уверен, что перед ним Юкико Камагучи.
– Здравствуй.
Она медленно обернулась, как бы не удивляясь появлению незнакомого человека в такой ранний час. Ее глаза цвета мускатного ореха задумчиво изучали его. Юкико сняла рваные шерстяные рукавицы и освободила лицо от шарфа.
– Вы очень терпеливый человек, мистер Толбот, – сказала она по-японски.
Стивен был застигнут врасплох, когда она назвала его по имени. Он также отдавал себе отчет, что, в отличие от всех остальных, кто встречал его в первый раз, Юкико игнорировала его уродство. В ее взгляде не было ни отвращения, ни жалости. Не было никакого сомнения, что она видела гораздо более страшные увечья.
– Вас очень трудно было найти, мисс Камагучи, – ответил он по-японски.
Она была так же красива, как ее запомнил Стивен. Ни ее поношенная одежда, ни чрезвычайная худоба не могли погасить огонь в ее глазах. Юкико Камагучи, думал Стивен, как и я, осталась жива.
– Вы не ожидали встретить меня все это время, – сказала Юкико.
– Но это приятная неожиданность, – парировал Стивен.
Юкико оставила без внимания его упражнение в галантности.
– Вы приехали сюда не для того, чтобы вести со мной пустую болтовню. Мой отец обдумывает встречу с вами. Он спрашивал меня, чего вы хотите, и думает, что это должно быть важно. В конце концов вы нашли его, в то время как ваши лучшие следователи не смогли этого сделать.
– Они не знали, куда надо смотреть.
– А вы знаете, куда надо смотреть, мистер Толбот? – В будущее, – мягко ответил Стивен.
Юкико молча сделала ему знак войти в усыпальницу.
Внутри было очень холодно. Стивен последовал за Юкико и снял свои ботинки. Воздух был напоен ароматом жасминовых благовоний, и где-то позади легкий перезвон колоколов перемежался пением монахов. Стивен держался сзади Юкико, когда она плавно прошла через темноту, миновав непосредственно сам храм, и вошла в маленькую комнату, где угольная жаровня давала немного света и еще меньше тепла. Перед жаровней со скрещенными ногами сидел Хисахико Камагучи. На фотографиях, которые видел Стивен, был изображен гораздо более крупный человек. Запястья и пальцы Камагучи были болезненно тонки, его лицо приобрело нездоровый желтоватый оттенок. Несмотря на очевидное недоедание глаза промышленника горели яростным огнем. Юкико предложила жестом Стивену сесть напротив ее отца, а сама отступила и встала рядом с ним.
– Очень любезно, что вы согласились встретиться со мной.
– Вы очень упорный человек, – ответил Камагучи, его голос поскрипывал, как сухие осенние листья, зажатые между страницами книги.
– Вам должно быть очень холодно сидеть в машине день за днем.
– Эти неудобства ничто в сравнении с моим вознаграждением.
Хисахико Камагучи задумчиво посмотрел на Стивена.
– И каково ваше вознаграждение? Ваш генерал Макартур так жаждет увидеть меня, что предложил награду тому, кто доставит меня к нему?
– Сэр, генерал Макартур заинтересован в разговоре с вами так же, как и многие военные следователи. Но я здесь не поэтому.
Камагучи сложил пальцы пирамидой.
– Нет, думаю нет. Чтобы найти меня сыну Розы Джефферсон потребовалось все его умение, но если он хотел посадить меня в тюрьму, он должен был бы привести с собой и других. Возможно, вы пришли сюда по другой причине, мистер Толбот. Расскажите мне, как поживает наш общий друг, Курт Эссенхаймер? Пережил ли он падение Берлина?
Глаза Стивена сузились. Он не предполагал, что Камагучи мог знать о его связях с Куртом.
– Я ничего не слышал о Курте. Я не знаю, уцелел ли он.
– Думаю, уцелел, – сказал Камагучи с такой уверенностью, что Стивен мгновенно ему поверил. – А вы, мистер Толбот, нашли свою дорогу в Японии. Вы были отвергнуты своей семьей, но, как любая семья, она все еще обеспечивает вас своим покровительством. Вы даете советы самому могущественному человеку в Японии, но вы ищете самого слабого. Почему так, мистер Толбот?
Стивен почувствовал, как на его черепе натягивается кожа. Он пришел в ярость от хитрости Камагучи, от тайн, которыми он бросался как безделушками, от высокомерия и сарказма в голосе.
– Я думаю, нам есть что предложить друг другу.
– Мистер Толбот, вы были лишены наследства. В прошлом вы были очень могущественным человеком. Но фортуна повернулась к вам другим боком, вы, возможно, стали еще более важной персоной. Что вы хотите предложить?
– Я могу защитить вас. И тайну, о которой оккупационные власти ничего не знают – пока.
Хисахико Камагучи тяжело закашлял, сгибаясь пополам и сжимая руками живот. Юкико мгновенно оказалась рядом с отцом и приложила к его рту носовой платок. Когда она опустила его обратно в карман, ее ладонь блестела от крови.
– Вам необходима медицинская помощь, – сказал Стивен. – Я был бы рад предоставить вам все необходимое.
Камагучи слабо помахал рукой.
– Вы сказали о тайне. Война родила множество тайн. Как можете вы быть уверены, что то, что вы имеете в виду, обладает такой значимостью?
Стивен взглянул на Юкико. Его удивляло, что ей было позволено присутствовать при разговоре. Традиционно японская женщина не принимала участия в деловых переговорах.
– Я вижу, вы знакомы с нашими обычаями, – заметил Камагучи. – Тем не менее вы можете свободно говорить в присутствии моей дочери.
– Примите мои извинения за такую дерзость, – сказал Стивен Юкико, которая едва заметно поклонилась.
– Тайны, – продолжил он. – Япония полна ими. О большинстве из них оккупационные власти никогда не узнают. Но некоторые, потому что они связаны с такими людьми, как вы, потому что они приводят к действиям, которые могут рассматриваться некоторыми как безнравственные и незаконные, могут выйти на свет.
– Мистер Камагучи, на моем столе лежит много документов. Несмотря на бомбардировки и ваши собственные усилия нам удалось завладеть целыми подборками документов. Информация, которую они содержат, не очень-то приятна. В большинстве случаев она обвиняет в преступлениях. В некоторых случаях она смертельна. Меня не очень интересует та роль, которую японские промышленники играли до и во время войны. Победители всегда рассматривают их в качестве противников или жертв обмана, которых следует наказать тем или иным образом. Но я нашел поистине захватывающим ваш план «Феникс».
Стивен сделал паузу, но, похоже, его слова не произвели никакого впечатления на Камагучи.
– «Феникс», так в западной мифологии называют птицу, которая возрождается из пепла, – сказал промышленник. – Это привлекательная выдумка, но для японцев она не имеет никакого значения.
– Возможно, не для всех японцев, – упорствовал Стивен. – Но наверняка для вас и для других, кто обладал предусмотрительностью составить планы на тот случай, если Япония потерпит поражение в войне.
Позвольте мне пояснить. Самые ранние упоминания, которые я обнаружил, относятся к 1943 году. «Феникс» представляет собой позицию, подготовленную для отступления, – он был разработан вами и финансировался основными японскими компаниями, включая «Камагучи Индастриз», которые создали особые фонды на случай, если с Японией случится непредвиденное. Средства этих фондов, целиком составленные из золотых слитков, были закопаны где-то на Японских островах, в настолько безопасном месте, что даже целая оккупационная армия никогда бы не смогла найти их. Золото предназначалось только для одной цели: помочь возрождению японской экономики после того, как оккупация закончится. Хисахико Камагучи хранил полное безразличие.
– Мистер Толбот, откровенно признаться, я не понимаю, о чем вы говорите.
Стивен продолжал так, как если бы он не слышал Камагучи.
– Что меня озадачило в плане «Феникс», так это покров секретности, окружавший его. Единственные упоминания о нем были обнаружены в личных дневниках ваших соотечественников, в дневниках, которые, к счастью, не представляли особого интереса для следователей, больше сосредоточившихся на деловых документах. Упоминаний о плане не было в военных и даже в императорских архивах. Откровенно говоря, я не думаю, что о существовании плана «Феникс» – в прошлом или настоящем – знают более пяти или шести человек. И эти люди выбрали потайное место с большой тщательностью. Расположение его должно быть таково, чтобы у оккупационных властей не возникло даже подозрений на этот счет.
– Я полагаю, мистер Толбот, что вы разгадали головоломку.
– 7 декабря 1941 года японские войска атаковали Перл-Харбор. Из архивов вашей компании следует, что в тот же самый день «Камагучи Хэви Индастриз» предъявила иск страховой компании «Нуказава Мэритайм» на корабль-рудовоз, который затонул у входа в бухту в порту Йокохама. Корабль «Хино Мару» покоится на глубине ста футов под поверхностью воды. Так как для мореплавания не было никакого риска, судно находилось в эксплуатации более тридцати лет и в тот момент, как сообщалось, на нем не было никакого груза, страховая компания расплатилась сполна. И с делом было покончено. За исключением одной детали: «Хино Мару» не был пуст. В его трюмах находились запаянные контейнеры с золотыми слитками на сумму примерно в пять миллионов долларов. Это, мистер Камагучи, ваш японский «Феникс».
Холодный ветерок пробежал по комнате. Пальцы Хисахико Камагучи дрожали, когда он потянулся за очередным куском угля и положил его в жаровню.
– «Хино Мару», – прошептал он, произнося имя так, как если бы оно принадлежало его первой любви. – Что это имя для вас, мистер Толбот?
– Сейчас ничто. Но будет очень легко выяснить причину аварии и поднять судно.
– Зачем вам это нужно?
– Потому что я поставил на вашу золотую жилу. Это ваш вклад в будущее, который никогда не будет сделан, если я «открою» его содержимое.
– И вы сделаете это, мистер Толбот? Разве вы безумный человек?
– Мне нужно содержимое «Хино Мару» так же, как и вам. Поодиночке никто из нас не получит этого. Вместе мы получим то, что хотим.
– У вас нет прав на «Хино Мару», – услышал Стивен голос Юкико. Когда он обернулся, то увидел маленький черный пистолет, зажатый в ее ладони, его дуло смотрело ему прямо в сердце. – И вы никогда не получите этого.
– Существуют другие… – начал Стивен.
– Нет, не существуют! – резко сказала Юкико. – Такой человек, как вы, не делится подобными вещами. Никто не знает о том, что вы пришли сюда. Никто не знает, что вы нашли. И никто не узнает.
– Тогда проиграют оба, ваш отец и я.
– Это не совсем так, мистер Толбот, – мягко сказал Хисахико Камагучи.
– Вы не сможете добраться до слитков без меня… Камагучи отвел руку.
– Это не моя забота. Понимаете, мистер Толбот, 6 августа я был в Хиросиме. Я был, как я полагаю, одним из счастливчиков, которые находились достаточно далеко от атомного взрыва и не погибли. Но они довольно скоро будут съедены радиацией. Какая бы судьба не ждала «Хино Мару», меня это уже не касается. Это дело моей дочери. Если вы, мистер Толбот, хотите принять участие, вам следует получить ее согласие. Не мое.
Стивен Толбот забыл о холоде и о неудобствах сидения на жестком шероховатом коврике. Он сосредоточил все свое внимание на Юкико.
Стивен начал с рассказа о Берлине – как он встретился с Куртом Эссенхаймером и почему решил помогать Третьему рейху. Он рассказал о тщательном разработанном плане поставки стратегических материалов в Германию и о том, насколько хорошо двигались дела до провала в Цюрихе. Он рассказал Юкико о конфликте с Розой, об ультиматуме, который она ему предъявила, и как обстоятельства забросили его в Японию. В конечном итоге, он признал, что теперь, с окончанием войны, у него нет дома, куда бы он мог вернуться. Роза Джефферсон запретила ему возвращаться в континентальные Соединенные Штаты.
Юкико слушала внимательно и, несмотря на свои подозрения, рассказ изуродованного американца произвел на нее впечатление. Она старалась изучить Стивена Толбота настолько тщательно, насколько возможно. Все, что он говорил, звучало правдиво и ясно заполняло пустые места в ее представлении о нем. Наблюдая за ним во время разговора, Юкико подумала, что Стивен ни разу не пожаловался на судьбу, которая жестоко обошлась с ним. Он был охвачен единственной мыслью: возмездие любой ценой. Юкико поняла теперь, почему ее отец стал слушать Стивена Толбота. Возможно, что в конечном итоге он был необходимым человеком.
– Учитывая ваше предложение, мистер Толбот, каким образом вы думаете помочь нам, даже если вам удастся втайне поднять «Хино Мару» и его груз? – спросила она.
– Никто не может с точностью сказать, как долго продлится оккупация, – ответил Стивен. – Некоторые официальные лица в Вашингтоне полагают, что это продлится по меньшей мере пять лет. Военные хотели бы превратить Японию в государство-вассал, американскую военную базу и сохранить такой порядок вещей навсегда.
Стивен успел заметить гневное выражение глаз Юкико при мысли о подчиненном положении ее страны.
– Это означает, что японская промышленность будет находиться под жестким контролем, – продолжал он. – Вам сообщат, что производить и в каком количестве. Уже существуют планы сдерживания национальной валюты и ввода ограничений на количество денежных средств для зарубежных инвестиций Японии. Даже если вы сможете поднять золото с «Хино Мару» у нас под носом, вы не сможете вывезти его из страны.
– А вы сможете?
– Да. В моем распоряжении находятся все возможности, предоставляемые штабом генерала Макартура. Достать золото будет нелегкой, но вполне выполнимой задачей. Получив его в свои руки, мы обратимся к человеку в Швейцарии, который заплатит за него по самой высокой цене, в американских долларах, – и, за небольшую плату, разместит депозиты в любой стране мира. Юристы, с которыми я работаю, смогут открыть компании, настоящих владельцев которых будет невозможно установить.
– И чем же будут заниматься эти компании, мистер Толбот?
– Во-первых, я бы сделал значительные инвестиции в недвижимость в Японии – в торговлю, производство, а также в жилой фонд. Во-вторых, мы постараемся основать как можно больше промышленных производств за рубежом. Все, над чем вы работали, – в машиностроении, электронике, фармацевтике, – все переместится за рубеж. Вместе с уцелевшими инженерами и учеными. Оккупационный режим не позволит Японии начать возрождение индустриальной базы прямо сейчас, но в будущем, когда США обратятся к другим проблемам, вам будет предоставлена большая свобода. Вот тогда все, что было создано за рубежом, сможет быть перенесено на родную землю.
– Вы хорошо все продумали, мистер Толбот, – сказала Юкико. – Но вы не сказали нам, что вы ожидаете получить взамен своих усилий.
Стивен облизнул губы.
– Я хочу долю в пятьдесят процентов во всем, что мы будем делать, начиная с золота. Я вам нужен как прикрытие. Сейчас – и, возможно, в течение долгого времени – вы не сможете иметь никакого отношения к тому, что мы будем делать.
Я не изображаю из себя знатока в области машиностроения или в электронике. Моя специализация деньги.
С помощью «Хино Мару» мы сможем создать финансовую машину в Азии, которая в один прекрасный день бросит вызов «Глобал Энтерпрайсиз».
– А куда вы намерены сделать первое капиталовложение? – спросил Хисахико Камагучи, нарушив наступившую долгую тишину.
Улыбающиеся губы Стивена на свету казались ярко-вишневого цвета, как у карнавального шута.
– Туда, где все это началось: в Гавайи. В этом существует некая симметрия, не так ли?
Хисахико Камагучи и его дочь проявляли подозрительность, но у Стивена был ответ на каждый вопрос, который они задавали ему. В конечном итоге, они не только были восхищены продуманностью и смелостью плана, но также убедились в том, что он будет работать.
– Это подводит нас к последнему вопросу, – сказал Стивен. – Стали ли мы партнерами?
Юкико взглянула на своего отца и кивнула головой. Она была готова сыграть в игру с этим американцем.
– Сокровища «Хино Мару» принадлежат не только нам одним, – сказала она. – В это дело вовлечены другие люди. Они не знают вас так, как мы. Они не имеют доказательств ваших возможностей сделать все так, как вы сказали. Их необходимо убедить.
Стивен приготовил ответный ход на подобный аргумент.
– Скажите своим людям, что я постараюсь убедить генерала Макартура не преследовать императора как военного преступника.
Глаза Юкико расширились, и она выдохнула воздух с длинным тихим свистом. Как каждый японец, она мучилась мыслью, какому наказанию американцы предадут императора. Не составляло никакого секрета, что многие официальные лица союзников хотели видеть Хирохито повешенным вместе с его генералами. Гитлер избежал виселицы, покончив с собой, но правитель. Хризантемового трона находился в заключении.
– Вы можете сделать это?
– Макартур доверяет мне. Если я смогу убедить его, что не в наших интересах наказывать Его Величество в назидание другим, он, возможно, сможет уговорить Вашингтон пересмотреть решение. Это будет очень сложно и непопулярно, но я хочу попытаться. Не может быть большего доказательства моей надежности.
Юкико хранила молчание. Было бы кощунством, если бы святейшая персона императора была приговорена к смертной казни, более сурового наказания для японцев нельзя было придумать. Японский народ никогда бы не оправился от такого унижения. Это бы сломило его дух и навсегда превратило бы их в рабов. Мог ли этот американец на самом деле предотвратить такую трагедию? Если это так, тогда цена, которую он требует, смехотворно мала.
– Я верю, что вы можете сделать это, – сказала Юкико. Она посмотрела на своего отца и увидела едва заметный кивок головой. – И мы согласны, что если вам удастся это, мы гарантируем вам равную долю в сокровищах «Хино Мару» и во всем остальном, что мы будем делать вместе.
– Сможете ли вы убедить других заинтересованных лиц согласиться с этим? – требовательно спросил Стивен.
– Мистер Толбот, – спокойным голосом ответила Юкико. – Если вы сможете помочь спасти императора, то нет силы на земле, которая бы нарушила наше обязательство вам.
Холодная решимость в голосе Юкико порадовала Стивена. Она заключала в себе обещание, которое будет противостоять любым обстоятельствам, оставаясь действенным на долгие годы. Это было, подумал он, как раз то оружие, которое ему было необходимо против женщины, которая несколькими словами и одним росчерком пера, как она считала, кастрировала его.
54
Офицер по связям с общественностью в Пентагоне оперировал теми фактами, в достоверности которых не было сомнения. Он не мог сообщить Кассандре, что произошло с лейтенантом Николасом Локвудом.
– Мне очень жаль, – сказал свежевыбритый, розовощекий офицер, предлагая Кассандре неудобное кресло, в комнате, которая напоминала внутренность авокадо. – Прежде чем приходить, вам было бы лучше позвонить мне. О лейтенанте Локвуде нет никаких известий.
– Я звонила вам, – напомнила ему Кассандра. Она взглянула на папку на другом столе офицера и узнала бледно-голубые листки почтовой бумаги.
– Я также посылала телеграммы и письма.
Офицер засуетился перед этой прекрасной светловолосой женщиной с искаженным бледным лицом и растерянными глазами. Он видел очень много лиц с таким выражением и с нетерпением ожидал того дня, когда его переведут из этого кабинета.
– Может, вы, по крайней мере, скажете мне, как идут поиски? Где вы ищете?
Офицер забарабанил пальцами по столу. Военный корабль «Индианаполис» оставался больным местом морского ведомства. Не только потому, что он перевозил атомную бомбу для Хиросимы. После того как корабль затонул, спасавшиеся люди сбились в группы. Но выжили только те, кому удалось занять место в спасательных шлюпках и на плотах.
– Я бы очень хотел помочь вам, – искренне ответил офицер. – Но мы попросту не обладаем информацией, которая позволила бы считать лейтенанта Локвуда оставшимся в живых. Ближайший остров в районе, где затонул корабль, был прочесан вдоль и поперек. Мы пытались связаться со всеми судами, военными или гражданскими, которые в то время могли находиться в этом районе. Те, которые ответили нам, сообщили, что они не подбирали его или кого-нибудь еще из членов экипажа.
Офицер поколебался в нерешительности.
– Я понимаю, что это самая трудная вещь на свете. Но иногда надо принимать вещи такими, какие они есть…
Глаза Кассандры вспыхнули огнем.
– Если бы он был мертв, я бы благодарно приняла ваш совет. Но он жив!
Офицер вздохнул. Он много раз видел эту громадную непоколебимую уверенность в глазах матерей, сестер, жен и невест. Он заметил, что эта молодая женщина не носит обручального кольца. Она была из тех, кто ищет дольше всех. У нее даже не было воспоминаний, только мечты.
Офицер поднялся из-за стола.
– Мне очень жаль. Я обязательно сообщу вам, как только у нас появится какая-либо информация… того или иного рода.
«Что я ожидала?» – спрашивала себя Кассандра, когда вслепую шла по лабиринту коридоров Пентагона, окруженная множеством людей в военной форме. Она действительно верила, что, если она приедет в Пентагон, она волшебным образом найдет его.
На протяжении нескольких месяцев Кассандра использовала офисы и «Глобал» и журнала «Кью» для своих поисков. Джимми Пирс и другие обзвонили весь Капитолийский холм вдоль и поперек.
– Мы не сдадимся, – обещал ей Пирс. – Так что не теряй надежду.
Кассандра вышла на солнечный свет, заливший улицы местечка Арлингтон в штате Вирджиния. Шофер открыл дверь огромного черного «Паккарда» и отвез ее в Вашингтон. В величественной гостинице «Уиллард» швейцар провел ее на террасу ресторана, которая выходила на цветущие деревья Капитолийского холма.
Роза Джефферсон отложила в сторону свою газету.
– Никаких новостей?
Кассандра отрицательно покачала головой. Роза подозвала официанта и заказала два сухих мартини и салат из омаров.
– Я разговаривала с руководителем ЦРУ, – сказала она, ссылаясь на недавно созданное Центральное разведывательное управление, которое заменило Бюро стратегических исследований. – Он сказал мне, что они не забыли о Николасе. Говоря его словами: «Управление заботится о своих людях».
Кассандра благодарно посмотрела на нее. Как только Роза узнала об исчезновении Николаса, она сразу же начала свое собственное расследование. По всему Вашингтону зазвонили телефоны. Но даже вся власть, которой она обладала, не смогла добиться хотя бы единственного слова о судьбе Николаса Локвуда. Все выглядело так, как будто его поглотило море.
Две женщины выпили в тишине, а когда принесли салаты, Кассандра поняла, что у нее нет аппетита.
– Ты не прекратишь поиски, не правда ли? – спросила Роза.
– Никогда.
– Но ты не можешь все время скрываться, Кассандра. Война закончилась. Ситуация изменилась. Ты стала частью «Глобал». Ты нужна мне там.
Уже не в первый раз Кассандра слышала это напоминание Розы. Она понимала, что ее чувство ответственности со временем одержит верх, особенно когда вокруг столько дел. Роза предсказывала компании блестящее будущее. Люди будут путешествовать больше, чем когда бы то ни было до сих пор. Учитывая то, что доллар основная валюта, Европа станет ошеломляюще дешевым местом для американцев. Дорожный чек, который так искусно совершенствовала Мишель, сможет стать неисчерпаемой золотой жилой.
– И кто лучше тебя сможет управлять всем этим? – говорила Роза. – Твое имя внушает непререкаемое уважение. Если кто-то может и должен занять место Мишель, то это только ты. С меня и так всего достаточно.
Кассандра знала, что это правда. Роза уже продала свою сеть железных дорог, когда ее стоимость была самой высокой, и вложила средства в гражданскую авиацию. Суда «Глобал», которые были необходимы для трансатлантических перевозок, были разрезаны на металлолом, в то время как скандинавские судоверфи получали заказы на строительство новых супертанкеров. Тем временем начала приносить большие прибыли система денежных переводов «Глобал», когда Америка, отказавшись от рационирования военного времени, стала выходить на новый уровень потребления.
– Существуют и другие дела, над которыми я работаю, – сказала Роза, откладывая салат. – Я хочу, чтобы ты была частью всего этого.
Кассандра заметила тень, которая омрачила улыбку Розы. Некоторым образом Роза была одной из тех тысяч матерей, чьи сыновья не вернулись с войны. Стивен Толбот все еще находился в Японии, работая в штабе оккупационных войск генерала Макартура. И он никогда не вернется домой. Вот по какой причине Роза хотела иметь ее рядом, чтобы заполнить пустоту, которую она не могла не ощущать и с которой она не могла жить.
Как бы угадав мысли Кассандры, Роза переменила тему, стараясь обходить болезненные вопросы. Когда они ушли, на третьем стуле за их столом осталась лежать забытая газета. Роза быстро просмотрела, а Кассандра даже не взглянула на нее. Никто не увидел заметку из пяти строк в самом низу десятой страницы об операции в бухте порта Йокохамы. Представитель военно-морских сил сообщал, что пропускная способность порта удвоится сразу после того, как затонувший рудовоз «Хино Мару» будет поднят со дна пролива и отбуксирован в док для отправки на металлолом.
Остров не был даже отмелью в Индийском океане. Во время прилива вода затапливала риф и уменьшала площадь берега наполовину. С высоты было трудно сказать, где заканчивается зеленая вода и начинается редкий кустарник и несколько деревьев.
Николас Локвуд появился из вод океана обнаженным. Он проплыл вокруг атолла три раза. Теперь он знал все течения вокруг этого места, названного им Крузовиль, – какой силы каждое из них, и есть ли в них какая-нибудь рыба. Николас всегда ловил рыбу у берега, ныряя и протыкая свою добычу острым копьем, а затем быстро выбираясь из воды. Акулы Индийского океана самые кровожадные в мире. Он видел их работу в дни, последовавшие за катастрофой «Индианаполиса».
Николас выпотрошил и почистил своего морского окуня и положил его на раскаленные угли, за которыми он следил днем и ночью. Он завернул рыбу в банановые листья и посмотрел на бескрайнюю гладь океана. В воздухе стояло мрачное спокойствие. Небо было ослепительно голубого цвета, в нем не было ни малейшего движения, и океан, казалось, находился в мире с самим собой. Все это было очень обманчивым.
Николас достал нож, единственный предмет, который оказался с ним, когда он очутился в воде, и сделал еще одну зарубку на лежащем стволе пальмы, наполовину зарытом в песок. Там было 230 отметок, каждая соответствовала одному дню. Это означало, что сегодня было 2 апреля 1946 года. Николас знал, что эта дата не совсем точная. Он не мог сказать, как долго он пробыл в воде и когда его прибило к берегу. Пора было выбираться отсюда.
Он поднялся, худой человек коричневого цвета, загорелая кожа которого обтягивала упругие мускулы. Его лицо было покрыто выгоревшей бородой, а волосы спускались спутанными прядями на плечи. Цивилизация забыла о нем, превратив его в голодного хищника, чьи глаза горели страстным желанием выжить.
Однажды он нашел этот атолл, вылечил себя, построил шаткую хижину и научился охотиться в водах океана. Сразу же после того как к нему вернулись силы, Николас начал обследовать атолл в поисках строительного материала для каноэ или плота. У него не было ни молотка, ни гвоздей, ни веревок. Но он нашел молодые пальмы, чьи стволы можно было связать вместе плетями лиан и приладить к ним румпель из куска расщепившегося плавника, прибитого к берегу.
За завтраком Николас взглянул на небольшой бассейн, который он соорудил из кусков коралла. В нем плавала дюжина разных рыб; некоторых он выбрал, потому что их мясо было богато пресной влагой, других за их калорийность, которая могла бы утолить голод нескольких человек. Николас подсчитал, что у него есть двухнедельный запас пищи и воды… если рыбы выживут во временном водоеме, который он сделал, если они не сожрут друг друга, или он не лишится их во время шторма.
Шторма Николас опасался больше всего. Апрель в Индийском океане был временем циклонов. Он видел последствия прошлых тайфунов рядом с атоллом и принимал во внимание, что хрупкий остров может полностью оказаться под толщей разбушевавшейся стихии. Что объясняло отсутствие атолла на всех навигационных картах или его закрытость для главных морских линий. Как считали морские штурманы, Крузовиля попросту не существовало.
Николас отвинтил крышечку на торцевой стороне рукоятки ножа и вытряхнул из полой рукояти маленький компас, стрелка которого всегда указывала на север. Он был одним из немногих на борту «Индианаполиса», кому был известен его курс. Но как далеко его отнесло течением? В каком направлении? Сколько времени он пробыл в воде? Николас полагал, что лучше всего держать путь на север. Циклоны обычно начинаются на востоке и развиваются в юго-западном направлении. Если ему удастся избежать встречи с ними, у него есть шанс достичь Мальдивских островов или даже Цейлона. В любом случае оставаться здесь значило обрекать себя на неминуемую смерть.
Николас подбросил еще три куска угля в огонь и накрыл его сырыми банановыми листьями. Позади очага он насыпал небольшой холм. Если кто-нибудь когда-нибудь приблизится к берегу в этом месте, он обнаружит этот рукотворный знак и оставленный им у его подножия один из его знаков отличия. Это будет служить доказательством того, что, по крайней мере, он сам насыпал этот холм.
Николас надел брюки, изношенные и изодранные на коленях. Он натянул колпак из переплетенных банановых листьев, который должен был обеспечить некоторую защиту от немилосердного солнца, затем собрал рыбу в емкость, которую он выдолбил из ствола кокосовой пальмы. Он не оглянулся назад, когда спустил плот на волны прибоя и начал грести по направлению прохода через рифы. Крузовиль, спасший ему жизнь, предоставил ему второй шанс. Он был полон решимости воспользоваться им.
Поднятие «Хино Мару» было первой и, как понял Стивен, самой легкой частью операции. Имея доступ к печатным бланкам генерала Макартура, Стивен составил обращение к начальнику Иокохамского порта, предписывающее ему произвести операцию поднятия, чтобы американские военные суда могли безопасно проходить горловину бухты и входить в огромные сухие доки. Когда он представлял свое обращение на подпись генералу, он объяснил, что использование порта в Йокохаме могло бы разгрузить Токийскую гавань. Макартур поздравил Стивена с этой инициативой.
Одиннадцать дней спустя «Хино Мару» был отбуксирован в сухой док, где японские портовые рабочие со сварочными аппаратами приступили к своей работе. Механизмы и устройства были отправлены в ремонт, а корпус разрезали на металлолом. Несколько больших балластных емкостей были сняты с судна в нетронутом виде и где-то на пути между доком и цехом прессовки металлолома исчезли. В огромном потоке металла, поступающем каждый час, никто не заметил пропажу.
Емкости были вывезены далеко за город, где Хисахико Камагучи лично наблюдал за резкой толстых стальных листов. Под покровом ночи золото было извлечено из контейнеров, расплавлено и залито в формы, которые служили для выплавки колоколов, украшавших храмы по всей Японии. Золотые колокола затем были покрыты тонкими листами металла, и их поверхность была украшена соответствующими надписями. По своему внешнему виду эти колокола выглядели точно так же, как и тысячи других, находящихся в святилищах по всей стране. Их отличало только одно. Эти колокола не могли звучать. Стивен молился, чтобы какому-нибудь начальнику-японофилу не взбрело в голову попытаться сыграть на них мелодию.
Следующая часть путешествия колоколов была самой рискованной. В то время как американские материалы поступали в Японию в огромном количестве, вывозилось из страны очень немногое. Разрешения на экспорт тщательно рассматривались десятком различных комиссий, каждая из которых могла запретить выдавать лицензию. Стивен составлял один план за другим, в конечном счете, находя в каждом из них недостатки и отвергая их. Он был готов уже отказаться от своих попыток, когда Юкико представила его высокому официальному лицу из Бирмы.
– Во время японской оккупации моей страны было похищено много священных предметов искусства, – объяснил чиновник. – Среди самого ценного находились пять церемониальных колоколов, которые имеют огромное значение для моего народа. Мне сказали, мистер Толбот, что вы тот человек, который может убедить генерала Макартура позволить мне вернуть это национальное достояние.
Стивен собирался отделаться от толстого бирманца, когда Юкико отвела его в сторону и быстро объяснила, что надо делать.
– Существует только один путь, – сказала она настойчиво.
Стивен был напуган масштабами риска.
– Можем ли мы доверять ему? – спросил он, имея в виду бирманца.
– Мы не должны этого делать, – холодно ответила Юкико. – Ему хорошо заплатили. Но для уверенности я поеду вместе с ним.
На следующий день Стивен представил бирманца Макартуру, указав на его высокий пост в правительстве и предоставив официальные документы, которые этот человек привез с собой.
– Похоже, совершенно очевидно, сэр, что эти колокола, обладающие огромным религиозным значением, являются частью награбленного японцами в Бирме. Их возвращение являлось бы удачным пропагандистским ходом.
Умный манипулятор общественным мнением, Макартур с готовностью согласился с этим. Но он пошел на шаг дальше и устроил большую церемонию с участием репортеров, в ходе которой колокола были переданы официальному представителю Бирмы. Стивен заметно нервничал на протяжении всей церемонии. Когда колокола наконец были погружены на борт судна, следующего в Рангун, он не мог поверить, что никто не задал очевидный вопрос: так как бирманцы были ортодоксальными буддистами, то какую ценность могли для них представлять синтоистские колокола?
Как только сокровища «Хино Мару» исчезли за горизонтом, Стивен Толбот принялся разыгрывать последнюю карту из колоды, которая неотрывно связала его собственную судьбу с судьбой Японии.
С самого начала установления оккупационного режима Стивен был убежден в страстном желании Вашингтона заставить Японию ответить за свои военные преступления. Самые резкие крики исходили от команды президента, в особенности от помощника государственного секретаря Дина Ачесона. До сих пор Стивен пытался убедить Макартура, что арест императора и суд над ним явились бы унижением, которое японцы не смогли бы вынести.
– Я почтительно полагаю, генерал, что вы помните, что происходило в Германии после окончания первой мировой войны.
Этот пример не был забыт Макартуром. В качестве молодого офицера оккупационных войск он на своем опыте столкнулся с трудностями управления побежденным народом, лишенным номинального главы, подобного кайзеру, которому бы он выражал признание и уважение. Но месяцы шли, и упорство Вашингтона росло.
– Существует только один путь избежать позорного судилища, – сказал Стивен Хисахико Камагучи. – Вы и другие должны убедить императора сделать первый шаг.
«Сдаться?»
Камагучи, чье состояние ухудшилось настолько, что его кожа испускала отвратительный кислый запах и едва облегала кости, недоверчиво уставился на американца. Хотя он и поделился своими самыми сокровенными секретами с этим гайджином, он всегда внимательно следил за ним. Да, Стивен Толбот никогда не давал повода подозревать его в предательстве. Даже Юкико, чьей проницательности и уму он доверял больше, чем себе, оказывала неохотное уважение Толботу. Теперь было похоже, что американец обнаружил свое неуважение к японским традициям в самый трудный – и самый критический момент.
– Мистер Толбот, вы обещали нам, что сможете найти способ не позволить попрать достоинство императора, – сказал Камагучи. – Этому не соответствует его сдача своим врагам!
– Но что, если это совсем не так? – предположил Стивен. – Западные люди не придают такого значения одному лицу, как это делает ваш народ… Что, если окажется, что император, по сути, вынудил Макартура капитулировать перед ним?
Хисахико Камагучи тяжело закашлял, его грудная клетка при этом судорожно хрипела.
– Это возможно? – с трудом спросил он.
– Думаю, да.
– К черту предположения! Ты говоришь, что он хочет встретиться со мной?
Голос генерала Дугласа Макартура гремел в его кабинете в посольстве Соединенных Штатов, заставляя его секретарей и помощников суетиться в поисках укрытия.
– Закрой дверь и поясни мне детали! – приказал генерал.
Стивен быстро объяснил, что главный управляющий двором императора из министерства императорских дел через третьих лиц вступил с ним в контакт, чтобы сообщить, что Его Императорское Величество желает встретиться с Верховным командующим.
– Он узнал, что я скоро вернусь в город, – откровенно сказал Макартур. – То ты сказал ему?
– Что такая встреча может служить определенной цели, – осторожно ответил Стивен. – Но даже если она состоится, она будет происходить либо здесь, либо в вашем кабинете на Дай-Ичи.
– Быстрое решение, – заметил генерал. – Как ты полагаешь, почему они именно сейчас выступили с этим предложением?
– Японцы читают наши газеты и слушают наше радио. Они осведомлены о давлении на вас из Вашингтона предпринять действия в отношении императора.
– То есть ты говоришь мне, что я могу урезонить их, появившись с Хирохито на публике и показав всему миру, кто здесь хозяин.
– Не только, генерал. Вашингтону будет трудно осудить человека, с которым вы обменялись рукопожатием.
Макартур потянулся за одной из нескольких своих трубок, которые он редко курил, но использовал в качестве реквизита. Это отвлекало внимание, давая ему время для размышления.
– Я думаю, что президент Трумэн не прав в отношении Хирохито. Он нам нужен. Он нужен своему народу. В противном случае у нас возникнут серьезные трудности. Но я не уверен, что все будут готовы принять вежливое извинение за Перл-Харбор.
– Император собирается сделать гораздо больше, чем просто принести извинения, – сказал ему Стивен. – Он не будет просить за свою собственную жизнь. Его понятие о чести никогда не позволит ему сделать это. Он будет демонстрировать верность законам Бусидо для рыцарства, или мигавари, посредством чего он предлагает свою жизнь в обмен на жизнь других. Говоря буквально, он вверяет свою судьбу в ваши руки. Если в Вашингтоне смогут понять значимость этого шага…
Стивен почувствовал, что его командир находился под впечатлением от предоставляемой ему привилегии.
– Скажи главному управляющему двором, что я встречусь с императором послезавтра в половине одиннадцатого в своей резиденции в посольстве, – сказал Макартур. – Проверь, чтобы часовые были одеты по протоколу встреч с главами иностранных государств. И еще одно: встреча между мной и Хирохито пройдет за закрытыми дверями. Никакого обслуживающего персонала – моего или их – ни телохранителей, ни секретарей, ни представителей прессы. Даже тебя, Толбот.
– Генерал, если можно высказать предположение…
– Ты уже все сказал. Проследи за выполнением моих приказов. И пока ты здесь, соедини меня с Трумэном.
Стивен не сдвинулся с места.
– Это все! – резко сказал генерал.
– А как насчет переводчика, генерал? Макартур моргнул, затем рассмеялся.
– Хорошо, Толбот, им будешь ты. Ты и один с его стороны. Любым путем не упускай возможность, не так ли?
Стивен улыбнулся.
Через два дня после разговора с Макартуром в двадцать девять минут одиннадцатого Стивен закурил еще одну сигарету из пачки, украшенной тисненым на золоте шестнадцатилепестковым императорским гербом, напоминающим хризантему. Стоя у входа в посольство он смотрел на часовых из военной полиции, их форма была тщательно выглажена, пуговицы блестели на солнце. Подъездная дорога из гальки была аккуратно вычищена. Занавески на окнах были выстираны, а персоналу дан строгий приказ не появляться где-либо поблизости. Все выглядело так, как будто все посольство затаило дыхание.
Через минуту ворота открылись. Роллс-ройс марки 1930 года медленно проехал по подъездной дорожке и затормозил у входа. В ту секунду, когда открылась задняя дверь, и из нее появился император, из дверей вышел Макартур.
Неожиданная сцена запечатлелась в мозгу Стивена. Он перехватил взгляд императора, но не прочитал в нем ничего за пустым выражением глаз. Боковым зрением он увидел, как Макартур барабанит пальцами по боковой стороне ноги, безошибочный признак нетерпения. Стивен едва не схватил императора за руку и не подвел его к ступенькам входа.
Двое мужчин в конечном итоге встретились лицом к лицу, высокий, внушительный американский генерал и прямой, миниатюрный человек-бог на двадцать лет моложе.
– Добро пожаловать, сэр! – прогремел Макартур. Это могло оказаться игрой света, но Стивен был убежден, что он видел слабую улыбку на лице императора в тот момент, когда он пожимал руку Макартуру и слегка согнулся в поклоне.
– Почему бы нам не пройти внутрь? – предложил генерал.
Спустя тридцать минут двери кабинета снова отворились. Два лидера вышли, за Макартуром следовал Стивен. Генерал и император говорили друг с другом почти без перерыва. 124-й император, наследник династии, которая без перерыва правила 2648 лет, предложил себя в качестве жертвоприношения за деяния своего народа, если союзники согласятся пощадить японскую нацию. И Макартур не отверг его просьбу. Он не сказал ничего.
Когда Стивен наблюдал за тем, как Хирохито садится в свою машину, волна гнева захлестнула его. Он провел бесконечные часы, пытаясь объяснить Макартуру японские традиции и представления. Он был убежден, что генерал поймет исключительность жеста императора. Стивен почувствовал, как чья-то рука легла ему на плечо, и увидел Макартура, вглядывающегося вдаль.
– Я слушал, – сказал он. – Я, может быть, не говорил много, но я слушал. И знаешь, что, Толбот? Я был рожден демократом и воспитывался республиканцем, но встреча с человеком, который когда-то находился так высоко, а теперь опустился так низко, глубоко опечалила меня.
Это были самые сентиментальные слова, какие когда-либо слышал Стивен.
Они встретились, как и всегда, внутри храма вдали от любопытных глаз и злых языков. На дворе стояло самое холодное время весны, и двое мужчин прижались ближе к оранжевым углям, шипящим в жаровне.
– Вы сделали великую вещь, мистер Толбот, – сказал Хисахико Камагучи. – Глубокая несправедливость, что история никогда не признает ваши заслуги.
Стивен наблюдал за тем, как промышленник нагнулся вперед, кашляя кровью. Он преклонялся перед этим человеком, который, разрушаемый радиацией, упорно цеплялся за жизнь, чтобы выполнить последнюю часть хитроумного плана.
– Я клянусь вам, что ваша мечта будет жить и здравствовать, – сказал ему Стивен. – Юкико уже на Гавайях…
Камагучи поднял руку.
– Я не хочу слышать о будущем. Знать о том, что тебя в нем уже не будет, самая болезненная вещь на свете.
Камагучи взглядом своих глаз с малиновыми прожилками сверлил Стивена насквозь.
– Я возложил на вас самые серьезные обязательства, мистер Толбот. Я оказал вам полное доверие. У вас много работы впереди. Вы готовы?
– Да.
– Тогда выполняйте свои обязанности, – сказал Хисахико Камагучи, протягивая обе руки.
Стивен Толбот достал из своего кармана пару наручников и защелкнул их на тонких запястьях Камагучи. Он помог ему подняться на ноги, и двое мужчин вышли из святилища.
Когда они проделывали свой путь к джипу на холодном ветру, Стивен поражался мужеству своего пленника. На протяжении нескольких месяцев Стивен подсовывал Макартуру и его следователям документы, которые изобличали Хисахико Камагучи как отъявленного милитариста, который использовал всю свою производственную мощь для вооружения Японии, а затем проявил свое влияние, чтобы столкнуть страну в пучину войны. Следователям не потребовалось много времени, чтобы сделать Камагучи самым разыскиваемым военным преступником в Японии. В то же самое время Стивен использовал печальную славу Камагучи, чтобы убедить Макартура, что не император, а такие люди как Камагучи должны понести ответственность. И Макартур поверил ему.
Хисахико Камагучи осталось заплатить ту цену, на которую он был согласен.
55
Мальчику было двенадцать лет, он выглядел высоким и худым. Его широкое лицо цвета черной патоки, обрамленной угольно-черными волосами было прикрыто выцветшим пурпурным тюрбаном, цвет которого соответствовал цвету его набедренной повязки. Он весь день ловил рыбу, и его лодка была до краев заполнена тунцом, махи-махи, барракудой и двумя маленькими акулами. Теперь было время возвращаться домой в Мале, столицу Мальдивского архипелага.
Мальчик поставил парус таким образом, чтобы можно было выйти дальше в пролив и присоединиться к другим лодкам, возвращающимся с северо-востока. Он внимательно следил за течением, когда вдруг увидел необычный предмет. На расстоянии он казался гигантским плавающим гнездом, заполненным морскими чайками.
Мальчик был заинтригован увиденным. Он колебался в нерешительности. Течение, уходящее от архипелага, было сильным. Если ветер стихнет, его может легко вынести в открытое море. Но мальчик верил в свои силы. Он поправил парус и поймал упругий бриз.
С расстояния в двадцать ярдов мальчик увидел, что гнездо на самом деле было импровизированным плотом, покрытым вонючими листьями, мокрой рогожей и птичьим пометом. Приблизившись, он увидел капли крови, капавшей из клювов чаек, клевавших то, что лежало под листьями. Мальчик плеснул на них водой из бадьи, подняв белое облако в малиновое небо. Он привязал веревку к подгнившим стволам, соединив плот и лодку, и осторожно балансируя ступил на скользкие пальмовые бревна.
Ему показалось, что он увидел кусок сырого мяса. Когда он откинул рогожу, то открыл рот от изумления. Под коричневыми банановыми листьями, вытянувшись во весь рост, лежал человек без сознания; его спина была изрешечена укусами птиц.
Аккуратно, насколько возможно, мальчик перенес человека в лодку и укрыл его парусиной. Затем он поймал ветер и направил лодку к островам.
Пристань светилась красными, желтыми и зелеными фонарями, когда мальчик вел свою лодку вдоль мола. Вся деревня вышла встречать его, и он показал им человека, которого спас в море. Его мать внимательно осмотрела почти мертвого моряка. По обгоревшей коже, цвету его ногтей и губ она определила, что он провел шесть дней без воды и пищи. Аллах в самом деле оказался милосерден. В обычном случае он бы уже через три дня отдал морю должное.
Мать перенесла человека в свой дом, шаткую хижину из бамбука и блоков из ила, и натерла его тело мазью, приготовленной из печени акулы. Она сняла металлический браслет с его шеи и пошла в другую сторону Мале в небольшую миссию, монахини которой ухаживали за прокаженными. Когда вышла мать-настоятельница, женщина рассказала ей, что нашел ее сын, и протянула личный знак. Монахиня склонилась прочитать имя.
– Он жив?
– Да.
Монахиня перекрестилась.
– Я прямо сейчас пошлю двух сестер.
Она быстро собрала их в дорогу, объяснив, что им предстоит сделать, а сама вернулась в барак, где монахини ели, спали и молились. В этой удаленной миссии, где все было сделано из того, что могут дать земля и море, было только два предмета, которые принадлежали внешнему миру: мощная коротковолновая радиостанция и бензиновый генератор.
Звонил телефон. Кассандра нащупала выключатель ночника и сощурилась от яркого света. – Мисс Мак-Куин?
– Да…
Голос Кассандры был хриплым со сна.
– Мисс Кассандра Мак-Куин?
– Кто это?
– Извините, что беспокою вас, мадам. Это старший дежурный офицер военно-морского оперативного центра в Сан-Франциско. Наш командир подумал, что вам было бы интересно узнать, что мы установили местонахождение лейтенанта Николаса Локвуда.
– Вы что?
– Да, мадам. Его прибило к берегу Мальдивских островов около трех недель назад…
– Три недели назад! Почему вы ждали…
– Мадам, пожалуйста. Он был в плохом состоянии, когда мы добрались до него. Мы отвезли его в Сидней, в Австралию, и доктора говорят, что с ним будет все отлично. По сути дела он сейчас на пути в Сан-Франциско. Мы ожидаем его прибытия послезавтра.
– Не смейте отпускать его до тех пор, пока я не приеду!
Дежурный офицер засмеялся.
– Лейтенант Локвуд ждал, что вы скажете это. Он хочет знать, где он может найти вас.
– Передайте ему: Станфорд-Корт отель на Ноб-Хилл. Свадебный костюм.
На проводе в Сан-Франциско воцарилась мертвая тишина.
– Я правильно вас понял, мадам? Свадебный костюм?
– В доме есть только один. Ему не избежать этого. В течение следующих нескольких секунд Кассандра сидела в застывшей позе на краю кровати, ее ладони вспотели, а сердце гулко стучало. «Он жив! Боже правый, он жив!»
Через минуту в комнату ворвалась Абелина, узнать, из-за чего поднялась суматоха. На кровати лежали раскрытые чемоданы, и Кассандра швыряла в них одежду, быстро опустошая шкафы и ящики.
– Ты не хочешь объяснить мне, что происходит? – потребовала Абелина, уперев руки в бока.
Кассандра перебежала через комнату и крепко обняла ее. Не говоря ни слова, она показала на фотографию в серебряной рамке на ее столике. Абелина ринулась к шкафу и вытащила оттуда еще один чемодан.
Номер люкс в гостинице «Станфорд» был выдержан в розовых и голубых тонах, подчеркнутых орнаментом в восточных мотивах. Обеденный стол был сервирован на две персоны, на буфете стоял набор шампанских вин, а в холодильнике лежали подносы с закусками. В соседней комнате на небольшом возвышении под пологом из голубого шифона стояла двухспальная кровать. При слабом освещении шифон, убранный серебряными нитями, создавал иллюзию падающего лунного света.
Кассандра в сотый раз проверила все приготовления, и теперь то нервно поправляла занавески на окнах, то меняла композиции цветов в вазах. В это утро, как только она приехала, она сразу же позвонила в госпиталь, но ей сказали, что лейтенант Локвуд уже выписан. Медленно тянулись часы ожидания, она постоянно выходила из комнаты в коридор и чувствовала, как стены постепенно смыкаются над ее головой. Она собралась на небольшую прогулку по кварталу, но до этого еще раз заглянула в фойе. Но и на этот раз клерк за стойкой лишь качал головой в ответ на ее расспросы.
Самые неприятные мысли промелькнули в мозгу Кассандры: Николаса не выписали. Он безнадежно болен и в госпитале ей солгали. Он выписался вместе со своими приятелями и напрочь забыл о ней. Он попал под машину на улице.
Кассандра уставилась на свое отражение в зеркале в причудливо изогнутой раме из розового дерева.
– Не волнуйся. Ты не можешь быть более прекрасной, чем сегодня.
Кассандра подавила вскрик неожиданности и резко обернулась. Он стоял в дверях в своем новом не очень ладно пригнанном костюме желтовато-коричневого цвета. Его кожа была цвета старого тикового дерева, а глаза, все еще немного красноватые, выглядели глубоко запавшими. Он держал букет роз, их длинные мокрые стебли оставляли следы на его пиджаке. Он передвигался медленно, как человек, который не был до конца уверен в себе. Между ними были розы, их бутоны прижались к ее груди.
– С тобой все в порядке? – шептала Кассандра снова и снова, гладя его руки и плечи. Ее пальцы скользили по его вискам и перебирали каштановые волосы, которые, как она неожиданно осознала, тронула легкая седина. Николас обхватил ее лицо своими руками, вытирая большими пальцами слезы, катившиеся из ее глаз.
– Я всегда знал, что увижу тебя снова, Касс, – прошептал он. – Всю свою жизнь я знал, что вернусь к тебе.
Когда он произнес ее имя, Кассандра увидела его призрачный взгляд, взгляд человека, который все еще не мог поверить, что он добрался до спасительной гавани. Она взяла его за руку и провела к кровати.
– Милая, я не знаю, смогу ли…
Она прижала кончик пальца к его губам и одним движением выскользнула из платья. Она стояла обнаженная перед ним и давала ему почувствовать себя.
– Позволь мне любить тебя, – прошептала она. – Тебе ничего не надо делать, ничего больше не надо бояться…
В течение следующих двух дней гостиница «Станфорд» стала для них целой вселенной. Кассандра и Николас пробовали лучшие блюда гостиничной кухни, проводили долгие часы на открытой террасе, принимая солнечные ванны и дыша морским воздухом, а затем возвращались в спальню и медленно наслаждались друг другом.
Это было путешествие, полное открытий, которое волновало и возбуждало Кассандру. Когда ее пальцы скользили по телу Николаса, она чувствовала, что находится в другом мире. Она училась доставлять ему наслаждение и поддразнивать его ласками, чтобы усилить любовный всплеск наслаждения. В то же самое время она вздрагивала, когда прикасалась к длинным глубоким шрамам на его спине, или наблюдала за его прихрамывающей походкой. Военные врачи заверили ее, что время и сеансы физиотерапии поправят здоровье Николаса.
Сразу же после того, как из госпиталя пришли официальные документы о выписке, Кассандра и Николас направились на восток страны трансконтинентальным рейсом компании «Юнион Пасифик». На протяжении четырех дней и трех ночей они наслаждались сельскими пейзажами из окон комфортабельного вагона и занимались любовью в своем двойном купе под перестук колес и мерное покачивание поезда.
– Что ты теперь будешь делать? – спросила Кассандра, когда они приближались к Нью-Йорку.
– Просто жить вместе с тобой.
Это были самые простые и самые желанные слова, какие когда-либо слышала Кассандра. Она боялась разрушать идиллию, но не могла больше скрывать вопрос, который был готов сорваться с ее губ с момента, когда она впервые вновь увидела его.
– А как насчет твоей работы? Николас улыбнулся.
– Ты имеешь в виду БСИ? С этим покончено. Я выполнил свою задачу.
Он сидел, лениво развалясь в мягком кресле.
– Я думаю, мне необходима нежная забота любимой.
– Я тоже так думаю, – прошептала Кассандра.
Они приехали домой в Карлтон-Тауэрс так естественно, что можно было подумать, что они делали это всю свою жизнь. Абелина встретила Николаса объятиями и поцелуями и лучшими блюдами южной кухни, которые помогут «нарастить мясо на ваших костях».
Когда позвонила Роза, Кассандра была в таком приподнятом настроении, что сразу же приняла ее приглашение на ланч.
– Так здорово видеть тебя снова, Николас, – сказала Роза. – Ты не можешь себе представить, как мы все о тебе волновались.
– Кассандра рассказала мне обо всем, что вы сделали, – сказал Николас. – Не быть забытым очень много значит для меня.
Локвуд оглядел с иголочки одетых мужчин к женщин, обедающих в ресторане «Уолдорф». К нему вернулся образ одинокого плота, беспомощного против воли бескрайнего океана, подгнившее мясо рыбы, которое он заставлял себя сосать, чтобы выбрать каждый драгоценный грамм пресной воды. Казалось, все это было так давно. Казалось, это было вчера…
– У тебя и Кассандры есть какие-нибудь планы? – спросила Роза, когда им накрывали на стол.
– Никаких, – счастливо ответила Кассандра.
– Я так понимаю, что ты не собираешься вернуться на правительственную службу, Николас.
– Никогда в жизни.
– Но все же человек с твоим опытом не может оставаться без работы.
Кассандра насторожилась. У Розы определенно было что-то на уме.
– Почему бы и нет? – спросил Николас.
– Потому что ты не можешь, – твердо сказала Роза. – Ты же не повеса, который прожигает свою жизнь.
Он засмеялся.
– Мисс Джефферсон, почему бы вам не сказать прямо?
Роза даже не моргнула.
– Я бы хотела, чтобы ты пришел на работу в «Глобал» в качестве шефа службы безопасности.
Кассандра была шокирована. Она ожидала что-то в таком духе от Розы. Но Роза превзошла ее ожидания.
– Звучит интересно, – отстраненно сказал Николас. – А в чем заключается работа?
– Николас!
Локвуд сжал руку Кассандры.
– Никогда не вредно послушать, не так ли? Кассандра не могла понять, почему Николаса не до конца устраивает существующее положение вещей. У них двоих было все, начиная с них самих. Они явно не нуждались в деньгах. Ей было интересно, все ли мужчины такие, – все ли стремятся бросить жизни вызов, вместо того чтобы принимать все как есть – и быть благодарным за это.
– На самом деле все очень просто, Николас, – говорила Роза. – Я занимаюсь реорганизацией «Глобал». С окончанием войны мы возвращаемся к истокам. Денежные переводы и дорожные чеки. Наша экспансия будет огромна, и я боюсь, что вместе с этим мы столкнемся с проблемами: воровство, подделки, секретность изготовления и печати, если упоминать всего лишь о некоторых из них.
– Звучит так, как будто вам необходим человек из контрразведки, – прокомментировал Николас.
– Твой опыт неоценим, – продолжала Роза. – У тебя есть связи в Вашингтоне и хорошая реакция.
Роза оформила свое предложение тем, что, по ее представлению, должно было быть простодушной улыбкой.
– Тут есть над чем подумать, – сказал Николас. Он взглянул на Кассандру. – А что ты думаешь, любовь моя?
Кассандра посмотрела на Николаса взглядом, который мог бы пронзить его, и, взяв крабовую ногу, быстро и громко разломила ее.
Кассандра думала пройтись по магазинам после ланча. Теперь ей хотелось уединиться с Николасом и откровенно поговорить с ним.
– Мы поговорим позже, – твердо сказал он. – Я хочу, чтобы ты немного остыла.
Разъяренная, Кассандра повернулась на каблуках и пошла по Пятой авеню. Николас смотрел ей вслед, и боль отдавалась в его сердце. Но он должен был понять, чего на самом деле хочет Роза. Он поймал такси и назвал водителю адрес «Глобал» на Нижнем Бродвее.
– А, Николас, приятный сюрприз! – Роза вышла из-за стола и тепло приветствовала его. – Ты и Кассандра уже обсудили мое предложение?
– Чего вы хотите на самом деле, мисс Джефферсон? – тихо спросил Николас.
Роза была ошеломлена жестким тоном его голоса. Никто не отваживался разговаривать с ней подобным образом. Но у нее был ответ на брошенный вызов.
– Я забочусь о благосостоянии Кассандры. И тебе тоже следовало бы об этом подумать.
– Каким образом?
– Я думаю, ты знаешь, Николас, что я выполнила данное тебе обещание в отношении Стивена.
Локвуд кивнул головой. Ему было хорошо известно о карьере Стивена Толбота, подчиненного генерала Макартура.
– Я не разговаривала с моим сыном, не писала ему писем с тех пор, как он уехал на Гавайи несколько лет назад, – продолжала Роза. – И в будущем не жду встречи с ним. Когда у тебя будут дети, Николас, ты поймешь, что это значит.
Как ты знаешь, Стивен является моим единственным прямым наследником. Мне пятьдесят пять лет. Я никогда снова не выйду замуж, еще более маловероятно, что у меня будет еще один ребенок. Мне некому оставить то, что у меня есть, кроме Касс.
Роза сделала паузу, ее голос смягчился.
– Она так изменилась, Николас. Она работала так напряженно и столько сделала, что ты можешь гордиться ею. Пришло время ей взять в свои руки то, что оставила ей Мишель. Но ей необходима помощь, поддержка.
– Поэтому вы предложили мне работу?
– В твоих устах это звучит вызывающе. Дело в том, что у тебя есть опыт. Как я сказала, ты сможешь научиться тому, чего еще не знаешь. Но самое главное, что я могу доверять тебе. Ты мог уничтожить меня из-за Стивена, но ты не сделал этого. Это более чем достаточно, что мне надо было знать о тебе.
– Но есть еще причина, – сказал Николас, – из-за которой вы все еще не отпускаете меня.
Роза глубоко вздохнула.
– Да, есть, и ты знаешь какая. Ты единственный человек, который знает о возможной причастности Стивена к убийству Монка и, вероятно, Мишель. Я должна знать правду, и ты единственный человек, который бы мог докопаться до нее. Если мой сын каким-либо образом причастен к убийству Мишель, это значит, что он планировал, еще очень давно, убрать с дороги всякого, кто мог бы стать угрозой для его наследства. Если это так, и Монк узнал о причастности Стивена, то у Стивена были все основания заставить его замолчать тоже. Но для того чтобы быть уверенным в этом, существует единственный способ. Тебе надо найти Гарри Тейлора.
– Все думают, что Гарри Тейлор мертв, – спокойно сказал Николас. – Вы другого мнения.
– А ты? – бросила вызов Роза. – Ты можешь позволить себе сделать такое предположение? Если Стивен убивал раньше, Николас, он может попытаться сделать это еще раз.
От этой мысли у Николаса похолодела кровь.
– Следовательно, предполагаемая работа…
– Совершенно верно. Никто, даже Кассандра, не должна знать об этой твоей другой деятельности. В качестве главы службы безопасности «Глобал» ты можешь путешествовать куда угодно, никто тебе не будет задавать лишних вопросов. В твоем распоряжении будут силы, с которыми не сравнится ни одна полиция. Если Гарри Тейлор жив, ты найдешь его. Если нет, ты найдешь его могилу. У тебя есть сильное побуждение, Николас. Ты любишь Кассандру.
Николас осознал справедливость сказанного.
– Один вопрос. Почему бы не сказать Кассандре обо всем? Я думаю, она поймет.
Роза отрицательно покачала головой.
– Касс потребовалось столько времени, чтобы пережить все, что произошло с ней в катакомбах. Сообщив ей о своих подозрениях, я бы снова вернула ее в этот кошмар. Я делаю это для нее, Николас, но я также думаю о себе. Я смирилась с тем, что мой сын совершил много преступлений. За некоторые из них он уже был наказан. Но если он убийца, то я должна знать это тоже.
Когда Николас вошел в апартаменты Кассандры, то обнаружил ее в гостиной, сидящей среди сумок и коробок из магазинов Пятой авеню. В выражении ее лица не было и намека на радость и удовлетворение.
– Я действительно обезумела. Но не беспокойся. Завтра я все верну.
– Зачем. Вероятно, ты давно не давала себе волю. Ты заслужила это.
Кассандра внимательно посмотрела на него.
– Ты принял предложение Розы, не так ли? Николас кивнул головой, а затем рассказал ей полуправду.
– Мне надо работать, Касс. Я не привык сидеть за столом. Мне нравится принимать вызов и обогащаться новым опытом. Но больше всего мне нравится то, что мы будем вместе. Ты так долго ждала меня. Ты отложила дела, которыми занималась. Пришло время вернуться к ним.
– Я вижу, Розе удалось убедить тебя, что мне следует заняться дорожными чеками, – сказала Кассандра, в ее тоне чувствовался привкус горечи.
– Ты не должна делать то, что не хочешь, – сказал Николас. – Я бы был рад, если бы ты осталась дома. Как ты думаешь?
«Может быть, если бы я была его женой».
Как только эта мысль возникла в ее голове, она поняла, что даже этого недостаточно. Роза была права: часть «Глобал» принадлежит ей. Это было то, ради чего умерла ее мать.
Кассандра встряхнула своими длинными светлыми волосами и театрально вздохнула.
– Ты можешь причинять огорчение, мистер Николас Локвуд. Ты знаешь об этом?
Она задумалась:
– А я могу быть эгоистичной. Так что, почему бы тебе не подойти и не сказать мне, что ты безумно любишь меня и делаешь все это только ради меня.
Николас понял, что выиграл. Ему не придется убеждать Кассандру. Она сделала это сама. Потому что любит его.
После отставки М. А. Пикореллы Николас был назначен руководителем следственного отдела «Глобал». Он получил в наследство пять тысяч дел на мошенников, фальшивомонетчиков, воров-карманников, жуликов и их адвокатов, а также на банки, которые иногда действовали в качестве прикрытия для похищенных облигаций, векселей и ценных бумах. Эти досье, как Николас объяснил Кассандре, составляли защитный щит «Глобал». Без них компания стала бы добычей для разного рода преступников, начиная с жуликов, пытающихся выкрасть дорожные чеки у беззаботных туристов, и кончая фальшивомонетчиками, чье виртуозное искусство может обойтись компании в миллионы долларов.
Николас делал частые поездки в Вашингтон, где обменивался информацией с коллегами из ФБР и разведки. Хотя Кассандра работала вместе с Розой над реализацией планов возвращения дорожных чеков в Европу, она иногда находила время, чтобы сопровождать его.
– Исполнительный охранный отдел был создан после покушения на президента Линкольна, – объяснял Кассандре сопровождающий, когда они совершали экскурсию по закрытому музею разведывательных служб. – Нашей основной задачей всегда было выслеживать фальшивомонетчиков.
Кассандра была ошеломлена количеством преступников, которые на протяжении многих лет пытались подделывать деньги. Свидетельством их изобретательности служили экземпляры банкнот, печатных форм, целые печатные станки и образцы красок и чернил.
– Я думаю, что они проводили очень много времени в тюрьме, после того как вы ловили их, – сказала она.
Агент улыбнулся.
– Не говорите этого никому, но нашей неофициальной политикой является заставить работать мошенников на нас. Если нам это удастся, то мы получаем в свое распоряжение их фирменные секреты, а также их глаза. Эти парни могут выявить такие подделки, которые не смогли бы распознать наши люди.
Кассандра довольно скоро пришла к пониманию важности работы Николаса и той ответственности, которую возложила на него Роза. В качестве главы следственного отдела Николас имел неограниченный доступ ко всем отделам компании. Хотя шестьдесят следователей подчинялись непосредственно ему, он предоставил им полную свободу в исполнении своих обязанностей. Николас, как считала Кассандра, был прирожденным лидером, человеком, которого уважают за оказываемое им доверие.
Кассандра была рада, что он не унаследовал некоторые проблемы от своего предшественника. Он проводил много времени на Нижнем Бродвее, но редко когда из-за дел он не являлся на ланч или обед. Этому помогло то, что он немедленно приобрел только освободившиеся апартаменты в Карлтон-Тауэрс. С помощью Абелины Кассандра переоформила интерьеры, и теперь она и Николас могли проводить все свое свободное время, соблюдая правила приличия. Самые простые вещи, – покупка мужской одежды, планирование поездок на уик-энд, приготовление коктейлей на двоих – делали Кассандру очень счастливой. Это были обыденные вещи, которые свидетельствовали об устойчивости и спокойствии в ее жизни. После всего, что случилось, она остро чувствовала им цену.
Весной 1947 года, после того как Николас провел в «Глобал» чуть меньше года, Роза Джефферсон почувствовала удовлетворение и от выполнения плана возвращения дорожных чеков, и от способности Кассандры проводить его в жизнь.
– Как вы оба знаете, – говорила Роза Кассандре и Николасу за обедом, – «Глобал» стремится поставить на ноги свою европейскую финансовую систему. Мы должны возобновить операции с дорожными чеками. Ключом к этому служит армия. В оккупационных войсках находятся десятки тысяч американских солдат, и они пробудут в Европе долгое время. Я хочу, чтобы военные банковские операции обслуживали их финансовые потребности. Это в конечном итоге будет нашим трамплином к дорожным чекам.
Николас взглянул на Кассандру.
– Самые крупные банки страны претендуют на жирный кусок военного пирога, – едко заметила Кассандра. – Пока всем было отказано. У нас столько же шансов, сколько и у других.
Роза кивнула головой.
– Мы начнем наступление на два фронта. В Вашингтоне и в Европе. Хью и Эрик возьмут на себя министерства обороны, финансов и Государственный департамент. Николас, я хочу, чтобы ты поехал вместе с Кассандрой и со мной в Европу. Чейз и Морган и остальные ничего не получат, потому что военные не верят, что гражданские могут иметь с ними общие дела. Мы убедим генерала Дрейпера, который возглавляет Отдел экономики в Германии, в обратном.
Роза сделала паузу.
– Это будет удобной возможностью для встречи с некоторыми из руководителей полиции в Европе. Никогда не знаешь, когда может потребоваться их помощь.
Николас Локвуд понял намек Розы. Он точно знал, что она хотела сказать своими последними словами, и оценил, как тонко объяснила она ему настоящую цель его поездки.
Они втроем прибыли в Лондон в начале июня. По пути в город из аэропорта Кассандра была ошеломлена масштабами разрушений. Хотя большинство достопримечательностей Лондона уцелело, целые районы подверглись разрушениям в результате бомбардировок и ударов ракет «ФАУ-2».
– Будет чудо, если город поднимется из руин, – воскликнула она.
– Когда заработает план Маршалла, Европа обретет свое чудо, – спокойно заметила Роза.
Кассандра уже была хорошо знакома с привычками Розы и не удивлялась предельно плотному графику пребывания. Одна за другой следовали бесконечные встречи со старшими американскими офицерами, которые отвечали за повседневную жизнь тысяч американских солдат и гражданских лиц, находящихся в городе… Тем временем Николас встречался с представителями Скотланд-Ярда, которые возглавляли борьбу с фальшивомонетчиками и мошенниками.
– Вам не надо беспокоиться о наших ребятах, – заверил Николаса усатый инспектор по фамилии Роулинс. – Мы знаем, чем они занимаются и где их найти.
Но были и другие встречи за пределами управлений полиции. Их темой не были фальшивомонетчики. Вместо этого Николас Локвуд интересовался Гарри Тейлором, спрашивал у Роулинса о любой информации, которую могли бы предоставить британские органы правосудия.
– У нас ситуация хаоса, – пояснил Роулинс. – Тысячи людей остались без учета, и лодки с беженцами прибывают каждый день. Вдобавок мы говорим о человеке, который, как полагают, считается мертвым уже десять лет.
– Я знаю об этом, инспектор. Но даже в этом случае я был бы признателен за любую информацию, которой вы располагаете. Это личное дело.
Роулинс внимательно посмотрел на молодого человека.
– Мне нравился Мак-Куин. Мы уже пытались однажды достать Гарри Тейлора. Хорошо, мистер Локвуд. Вы получите известие, как только это будет возможно. Как я могу связаться с вами?
Николас протянул ему листок с графиком пребывания в Европе.
– Звоните мне в любое время, днем и ночью. Роулинс поднял брови, когда увидел имя Кассандры.
– Существует возможность, что Тейлор может охотиться за ней?
– Не он, инспектор. А сукин сын, который сделал его своим козлом отпущения.
– Я позвоню, – пообещал Роулинс.
Накануне их отъезда в Париж, Кассандра очень нервничала. Это был ее первый приезд в этот город со времени смерти матери.
– Не волнуйся, – шептал Николас, крепко обнимая ее. – Я буду рядом с тобой. С тобой ничего не случится, я обещаю.
Кассандре хотелось верить ему, но на следующее утро, когда показался берег Франции, она не могла подавить дрожь.
В день прибытия Кассандра и Роза встретили двух гостей, Эмиля Ротшильда и Пьера Лазара.
– Мы узнали, что вы приезжаете в наш город, и решили первыми приветствовать вас.
Кассандра была очарована старыми друзьями ее матери и внимательно слушала истории, которые они рассказывали о ней.
– Я не хочу оказаться любопытным, мадемуазель, – сказал Ротшильд. – Но можем ли мы предположить, что после окончания войны вы возвращаетесь к нам, чтобы продолжить то дело, которое начала ваша мать?
– С уверенностью можете, – ответила Кассандра. На следующее утро, после того как Николас убедился, что все в порядке, Кассандра посетила кладбище Пер-Лашез. Она была признательна, что несмотря на войну, кто-то аккуратно ухаживал за могилой. Кассандра подозревала участие Ротшильда и Лазара.
Долго простояла она перед простым надгробием, тронутым непогодой, и вспоминала об удивительном времени, когда она и мать были вместе. Незаметно ужас, который она испытывала при воспоминания о Париже, уступил место любви, которую чувствовала ее мать к этому городу и которая передалась ее дочери. В своем сердце она не могла отрицать это.
После их первой встречи с Эмилем Ротшильдом и Пьером Лазаром Кассандра и Роза убедились, что организация, основанная Мишель во Франции, может стать движущей силой для распространения дорожных чеков в Европе. Два банкира уже связывались с бывшими сотрудниками «Глобал». Ответ был ошеломляющим. Письма и телеграммы шли в Париж потоком.
– К нам вернется восемьдесят процентов первоначального состава штата, – предсказал Ротшильд. – А возможно и больше. Они очень преданные люди.
Вспомнив личные записи Мишель, Кассандра была готова согласиться. Мишель вдохновляло доверие ее подчиненных. Но окажут ли они такое же уважение ей?
Ротшильд, казалось, прочел ее мысли.
– Вы дочь своей матери. Преемственность так важна для нас, особенно теперь.
Уточнив основные детали, Кассандра, Роза и Николас устроили великолепный обед с приглашением банкиров в ресторане «Ла Тур д'Аргент». Сославшись на занятость, Николас, извинившись, рано встал из-за стола.
– Не очень задерживайся, – предупредила его Кассандра. – Наш поезд уходит рано утром.
– Не буду.
Николасу не надо было идти далеко. Он пересек Сену в Сите и вошел под гулкие своды Дворца Правосудия. Дежурный офицер проверил удостоверение Николаса и позвонил наверх.
Николас сразу узнал Армана Сави. Человек, спускающийся по лестнице, был старше Локвуда, его лицо избороздили глубокие морщины. Но его прямые светлые волосы были те же, и держался он, соблюдая свой чин уполномоченного комиссара. Николас знал из своих источников, что Сави был одной из ключевых фигур Сопротивления, чьи подвиги были хорошо известны нацистам и вынудили их дать ему прозвище «Белый лис».
– Добро пожаловать, мистер Локвуд, – сказал Сави.
– Рад встрече с вами, комиссар.
– Меня крайне интересует все, что имеет отношение к Мишель Мак-Куин.
Сави провел его в свой кабинет, где Локвуд увидел кипы полицейских рапортов.
– Похищение? Сави кивнул головой.
– Вот все, что у нас есть по этому поводу. Теперь, возможно, вы расскажете мне, почему вы интересуетесь этим делом?
Так как сотрудничество с Арманом Сави было для него важным, Николас решил ничего не утаивать. Он рассказал о миссии, которую Роза Джефферсон возложила на него, и как он намерен выполнить ее.
– Очень сложная задача, – заметил Сави. – Прошло так много лет, мир пережил такой хаос. Вы действительно верите, что Гарри Тейлор пережил войну?
– Роза Джефферсон верит в это. Моя интуиция подсказывает мне, что она права.
– Интуиция, – это обоюдоострый меч. Она может привести к миражам.
– Правильно. Но Роза упомянула о некоторых специфических деталях, которые могли быть отражены в ваших документах. Если бы я мог взглянуть…
– Конечно, пожалуйста.
Французский язык Николаса был весьма посредственный, но он был уверен, что он поймет, что было после.
– Мы знали, что Тейлор велел Мишель подготовить выкуп в размере одного миллиона франков, – сказал он, пробегая пальцами по странице. – Управляющий банка подтвердил, что он лично подготовил требуемую сумму денег.
Николас перевернул несколько страниц.
– Но впоследствии, когда вы и ваши люди прибыли в катакомбы, деньги исчезли… Вместе с Гарри Тейлором.
Николас посмотрел на Сави.
– Если Тейлор надеялся найти дорогу из катакомб и унес с собой деньги, то ему пришлось пройти по ним очень длинный путь. Давайте на минуту предположим, что он выжил. Куда бы в первую очередь отправился раненый человек, находящийся в бегах?
– К врачу, – сказал Сави. – К врачу, который за некоторую сумму вылечил бы его и поставил на ноги.
Он сделал паузу.
– Вы понимаете, что найти такого человека, если он, конечно, еще жив, будет нелегко.
– Но не невозможно. Француз пожал плечами.
– Если только Всевышний поможет нам…
Кассандра видела это в кино. В документальных лентах показывали ночные удары с воздуха по немецким городам и героические действия пилотов-союзников. И то, что оставалось после этого на земле, при ярком дневном свете выглядело невообразимым кошмаром.
Легендарная гостиница Берлина «Кемпински» каким-то образом уцелела после бомбардировок, и управляющий заверил Розу, Кассандру и Николаса, что вода безопасна для питья.
– Водопровод был отремонтирован, – сказал он. – Друзья проследили за этим.
У Николаса был армейский автомобиль с водителем, и он проводил большую часть своего времени в штабе оккупационных войск. Постоянная нехватка пищи, одежды и топлива способствовала возникновению и процветанию черного рынка, который в свою очередь, вызвал волну подделок карточек и бумажных денег, выпускаемых оккупационными властями. Армейская контрразведка не имела понятия, как решить эту проблему. В качестве части своего плана получения военного банковского контракта Роза направила Николаса к генералу Дрейперу. Помимо всего прочего его работа давала ему доступ к уцелевшим документам о немецких фальшивомонетчиках. Это могло оказаться очень ценным в будущем.
В то время как Николас отсутствовал, Роза и Кассандра путешествовали по городу. Зрелище, которому они стали свидетелями, заставило их содрогнуться. Дети, в большинстве своем сироты, жили в развалинах и копались в мусоре в поисках пищи. В проходах между рядами домов старые люди умирали от болезней и недоедания. Девочки не старше двенадцати лет продавали себя солдатам за несколько сигарет и продовольственный паек.
«А Стивен помогал наступлению этого хаоса, – думала Роза. – Знал ли он, каким людям помогал?»
Ответ был чрезвычайно ясным. Стивен знал, потому, что он был одним из них.
Вид разрушенного Берлина и его населения только укрепили решимость Розы добиваться банковского контракта, но встречи с генералом Дрейпером разочаровали ее. Генерал не был высокого мнения о деловых женщинах. Банкиров он ценил больше. Кроме того, ситуация, когда шесть финансовых организаций конкурировали за получение лицензии, сделала его королем, ролью которого он наслаждался.
– Как ты собираешься убедить его, что именно «Глобал» должна получить контракт? – спросила Кассандра у Розы.
Роза улыбнулась и похлопала рукой по папке, которую Николас приготовил для нее. В ней содержались данные о всей карьере Дрейпера, начиная с его обучения в Уэст-Пойнте.
– Обрати внимание, Кассандра. Иногда прямая линия не самое короткое расстояние между двумя точками.
Роза обнаружила, что Дрейпер считал себя метким стрелком. У него было достаточно трофеев, свидетельствующих об этом. Когда она узнала, что Дрейпер также любит охотиться, она приказала управляющему гостиницей «Кемпински» сделать все приготовления к охоте па кабана.
«Но, фрейлейн Джефферсон, в Берлине пет кабанов, – ответил управляющий.
– Тогда сообщите мне, где можно достать нескольких и охотничье угодье. По крайней мере ваши холодильники будут полны.
Через три дня управляющий сообщил Розе, что небольшая партия кабанов может быть выпущена в лесу на окраине Нюрнберга. Роза позвонила генералу Дрейперу и сделала еще одну попытку убедить его, что выбор «Глобал» был бы наилучшим для всей банковской системы.
– Вы должны понимать, мисс Джефферсон, – раздраженно сказал Дрейпер. – Есть и другие заинтересованные стороны.
– Но все они в Вашингтоне сидят в своих креслах, – сказала ему Роза. – Вы хотите, чтобы гражданские взяли в свои руки ваши дела, генерал, или вам нужен кто-то, кто выполнит работу?
Дрейпер снисходительно улыбнулся.
– И вы этот кто-то, я прав?
– Вы спортивный человек, не так ли, генерал?
– В свое время я немного занимался стрельбой.
– Давайте заключим маленькое пари, – предложила Роза. – Я организовала охоту на кабана в окрестностях Нюрнберга. Вы и я будем единственными участниками игры. Если я подстрелю кабана раньше вас, вы обещаете мне снять ограничения и рекомендуете «Глобал» Вашингтону.
– А если вы проиграете? – подозрительно спросил Дрейпер.
– «Глобал» отзовет свою заявку. У вас будет одним претендентом меньше.
Дрейпер не мог не улыбнуться.
– Мне нравится эта идея.
Три дня спустя Роза, Кассандра и Дрейпер вместе с окружением генерала поехали в Нюрнберг. Дрейпер любовно сжимал свой «Ремингтон-360».
– А какое оружие вы используете, мисс Джефферсон?
Из кожаного футляра Роза достала охотничий арбалет с тремя угрожающе торчащими стрелами. У Дрейпера отвисла челюсть.
– У кабана тоже должен быть шанс, генерал, – сказала она и скрылась в лесу.
Дрейпер преследовал добычу с осторожностью старого охотника.
– Он на том открытом месте, – прошептал он своему помощнику. – Сукин сын, вероятно, спит в логове.
Дрейпер молча пополз вперед, пока не заметил характерную черную щетину. Он аккуратно прицелился и два раза нажал на спусковой крючок. Затем он выскочил на открытое пространство и увидел кабана весом в шестьсот фунтов, лежащего в стороне. На расстоянии нескольких футов от него на большом камне сидела Роза Джефферсон.
– Хорошо, что вы меткий стрелок, генерал, – сказала она. – В противном случае вы могли ранить меня. Хотя вы немного опоздали.
– Что вы имеете в виду?
Роза показала на стрелу, торчащую из кабаньей головы.
– Желаю удачи в следующий раз.
– Ты действительно попала первой? – прошептала Кассандра, когда они возвращались вслед за разъяренным Дрейпером к джипу.
– Действительно выглядит похоже, не так ли? – сказала Роза с невинным видом.
И это были ее последние слова на эту тему.
Может быть, генерал Дрейпер и не умел проигрывать, но он был человеком слова. Менее чем через неделю у Розы была копия его рекомендательного письма в Пентагон.
– Теперь я возвращаюсь домой, – объявила она.
Они втроем обедали последний раз вместе в гостинице «Кемпински». Кассандра ела мало и еще меньше говорила. Она и Роза пришли к согласию, что Кассандре следует вернуться в Париж и вновь открыть представительство на улице Де Берри. Кассандра была признательна за оказанное доверие, но у нее были свои возражения. Даже хотя Эмиль Ротшильд и Пьер Лазар будут в Париже помогать ей, Николас не сказал ничего о своей поездке вместе с ней.
Роза заметила мрачный вид Кассандры и улыбнулась про себя. Когда они заказывали десерт, она сказала:
– У меня есть небольшой сюрприз для тебя. Хотя Николас работал очень напряженно, похоже, он не до конца завершил свою работу. Так что если у тебя нет возражений, он останется в Европе.
Кассандра едва не поперхнулась вином.
– Когда вы решили это? – Несколько дней назад.
– Несколько дней?
– Ну, это был ее сюрприз, – сказал Николас. Кассандра поцеловала Розу в щеку.
– Спасибо, – прошептала она.
– Я всего лишь одалживаю его тебе, – предупредила ее Роза.
– Ты можешь никогда не получить его обратно! Кассандра извинилась и вышла в туалетную комнату.
Николас проводил ее взглядом и почувствовал стыд.
– Я ненавижу себя, когда лгу ей, – резко сказал он.
– Ты оберегаешь ее, – поправила его Роза. – Кроме того, мы договорились, что она не должна знать о Гарри. – Она сделала паузу. – И потом, ты нужен Кассандре. Вы вдвоем очень подходите друг другу.
Николас мельком посмотрел на Кассандру, идущую между столиков.
– Мы вдвоем живем среди секретов.
– Это продлится недолго, Николас. Ты скоро найдешь его. Я чувствую это. Поезжай в Вену. Вена приблизит тебя к разгадке.
Австрийская столица представляла собой опустошенный город, наводненный шпионами, агентами, осведомителями и дельцами черного рынка. Это было, как подумал Локвуд, отличное место для того, чтобы добыть необходимую информацию. Этой цели служил арсенал средств Симона Визенталя.
Локвуд поднялся по лестнице Венского архивного центра, предъявил свое удостоверение крепкому молодому человеку и через несколько минут оказался в кабинете Визенталя. Зная, что Визенталь был узником одного из многочисленных лагерей смерти, Локвуд ожидал встретить привидение. Вместо этого он столкнулся с огромным крепким человеком с железным рукопожатием и чистыми целеустремленными глазами.
– Я не уверен, могу ли быть вам полезным, – сказал Визенталь после того, как Локвуд рассказал ему о Гарри Тейлоре и его таинственном исчезновении в парижских катакомбах. – Помимо всего прочего, этот человек не является военным преступником. У нас нет данных на него. Наши возможности ограничены, и мы должны тщательно распределять свои силы для поиска нужных людей. Надеюсь, вы понимаете меня.
– Понимаю, – ответил Локвуд. – Я могу гарантировать, что средства, необходимые для ваших расследований, поступят вам, чтобы вы могли выполнять свою основную работу.
– Это интересное предложение, – признал Визенталь. – Но у моих людей, помимо денег, должна быть другая мотивация.
– Вам знакомо имя Мишель Лекруа, более известной как Мишель Мак-Куин?
– Женщина, которая работала с Абрахамом Варбургом?
Локвуд кивнул головой.
– Тысячи евреев в Палестине и других местах почитают ее, мистер Локвуд.
– Гарри Тейлор несет часть ответственности за ее убийство. Если бы Мишель была жива, она бы сделала гораздо больше. Гарри Тейлор знает, кто убил ее. Он был там. Он единственный, кто может представить убийцу правосудию. Чтобы вы ни делали, мистер Визенталь, вы это будете делать ради нее. Не ради меня или за деньги.
Визенталь долго смотрел в окно.
– Пожалуйста, расскажите мне обо всем, – сказал он наконец.
56
Стивен Толбот вылез обнаженным из бассейна. За три года, проведенные на островах, его кожа приобрела шоколадный цвет, а занятия плаваньем, верховой ездой и греблей поддерживали его в форме. Его изуродованное лицо выглядело неплохо, насколько это было возможным, хотя он все еще скрывал красную, неестественно красную изрубцованную кожу от солнца: широкополая шляпа стала его визитной карточкой, известной по всему Оаху.
Стивен прошел в закрытую беседку позади сада, который представлял из себя тропическую фантазию из карликовых пальм, деревьев вили-вили, розовых, желтых и белых франгипани и дюжины орхидей разных видов. Он вытерся, надел легкий халат, поданный слугой и сел напротив Юкико.
– Как выглядят показатели?
– Лучше, чем шесть месяцев назад. Гораздо лучше.
Стивен просмотрел балансовые таблицы. Цифры были ошеломляюще огромны, особенно, если учесть, что прошло менее трех лет с тех пор, как он и Юкико приехали на острова. И это было только начало.
Конечно, это все стало возможным благодаря золоту. Учитывая его влияние и репутацию, у Стивена не было проблем с провозкой синтоистских колоколов через таможню на Гавайи в ходе их долгого путешествия через Бирму. Оказавшись на островах, Стивен возобновил свои контакты с влиятельными людьми, которые помнили его по его короткому пребыванию в Гонолулу перед отправкой в штаб генерала Макартура. Известие о его службе у генерала, о влиянии, которым он обладал, предшествовало его приезду. Стивен был немедленно принят в узкий круг влиятельных семейств и приобрел недвижимость. Его принципами стали секретность и безопасность. Только когда на его земле появились японские слуги и охрана, а также решительная японская женщина, которая вела себя скорее как хозяйка, чем как слуга, соседи стали удивляться.
Юкико не оставалась безразличной к молчаливому осуждению и иногда откровенным проявлениям враждебности, которые ей приходилось испытывать, когда она выходила за пределы поместья. Она относилась с презрением к тем американцам, которые так легко забыли свою собственную историю. Бароны сахарных и ананасовых плантаций процветали за счет японских рабочих, которые первые пришли на Гавайи в 1885 году, спасаясь бегством от бедности и голода. Они работали за девять долларов в месяц, и им давали шесть долларов на пропитание. Целые семьи ютились в одной комнате, не имея кухни и туалета. В 1909 году, когда семь тысяч японских рабочих отважились выйти на забастовку, ассоциация сахарных плантаций изгнала их из мест обитания, собрав всех в огромном лагере «беженцев».
История эксплуатации, также как врожденное чувство национальной принадлежности японцев, как думал Стивен, помогут Юкико достаточно просто установить негласное сотрудничество с японской общиной на Гавайях.
– Подумай еще раз, – предупреждала она его. – Конституция вашего генерала Макартура может вынудить наших мужчин предоставить женщине равные права, но в душе они не изменились.
Предсказание Юкико оказалось точным. Некоторые лидеры японской общины открыто унижали ее, принимая за шлюху гайджина. Те, кто был настроен более приветливо, не обращал на нее внимание, так как община принимала ее за аутсайдера, принадлежащего больше Западу, чем Востоку.
– Что нужно предпринять, чтобы заставить их сотрудничать? – спрашивал Стивен.
– Из этой тупиковой ситуации можно найти выход, – загадочно ответила Юкико. – Это лишь вопрос времени, будь терпеливым, Стивен.
В это время стало известно о решении Токийского военного трибунала, который приговорил к смертной казни генерала Тайо и других, среди них и Хисахико Камагучи.
– Теперь больше нет тупиковой ситуации, – сказала Юкико. – Только несправедливость, проявленная в отношении моего отца, смогла исправить ситуацию.
Через несколько дней Юкико снова пошла в японскую общину. Вскоре после этого первые японские рабочие появились на Коблер-Пойнт. Они были одеты как садовники и разнорабочие, некоторые из них действительно работали на земле. Но другие строили маленький литейный цех в дальнем углу поместья, подготавливая печи для обжига и сушки и начиная выполнение сложной задачи переплавки золота из синтоистских колоколов. Чтобы удовлетворить любопытство соседей, Стивен информировал Историческое общество Гонолулу, что он реконструирует одно крыло своего дома по оригинальным чертежам, а реконструкция включает в себя восстановление литых ворот и ограды. Соседи аплодировали его усилиям.
Когда золото было выплавлено в слитки стандартного размера, к нему с ознакомительной поездкой приехали специалисты из Швейцарского кредитного банка в Цюрихе. Их химические анализы определили содержание золота 99,9 процента, и они проштамповали каждый слиток. Имущество было застраховано, помещено на борт зафрахтованного японского судна под панамским флагом и начало свое путешествие вокруг земного шара. В марте 1947 года швейцарская компания «Пирамид холдингс» выплатила кредит в пять миллионов долларов.
– Теперь мы начинаем, – сказала Юкико Стивену.
Если бы Юкико была традиционной японской женщиной, она бы никогда не принимала участия в деловых решениях Стивена. Но она была единственным ребенком в семье; ее мать умерла до того, как смогла родить сына. Отец Юкико был прогрессивным человеком, который распознал и пестовал талант своей дочери. Хисахико Камагучи видел, что Юкико делает успехи в математике, бухгалтерском учете и бизнесе. В то время как другие девушки приучались к ведению семейных дел и посвящению себя детям, Юкико знакомилась с правилами ведения дел в концерне Камачуги: проявлять терпение и изобретательность в отношении конкурентов, вступать в союзы на основе силы и не проявлять милосердия к врагам. Теперь все, что она знала, она применяла на практике в отношении плана Стивена Толбота.
Через шесть месяцев компания «Пирамид холдингс» контролировала банк в Гонконге и пароходную линию на Филиппинах, владела десятью тысячами акров земли в Малайзии и инвестировала большие средства в нефтеперерабатывающий завод в Индонезии. Стивен и Юкико встречались с брокерами в Сингапуре, разговаривали с производителями сырья в Тайланде, выклянчивали золото в Макао по самому выгодному курсу и приобретали военные американские самолеты за часть их реальной цены.
Чтобы поддержать свою репутацию бизнесмена, Стивен приобрел десять тысяч акров земли на острове Ланаи и бросил вызов бостонской ананасовой империи Джима Доула. Плантация имела Дополнительное преимущество, позволяя Стивену переправлять часть его прибыли с Дальнего Востока на Гавайи, где она инвестировалась в недвижимость. Вместе с этим Стивен сделал значительные вклады в различные общества и заслужил себе репутацию могущественного покровителя благотворительной деятельности. Он принимал официальных лиц оккупационных властей, которые останавливались на Гавайях и хотели обсудить будущее американской политики в Японии.
– Что нам необходимо, так это опытные администраторы, которые вступят во владение старыми семейными синдикатами, управление которыми мы разрушили, – объясняло одно официальное лицо. – Проблема заключалась в том, что американцы не хотят восстановления порядка.
– Может быть, следует поискать японских инвесторов? – высказал предположение Стивен.
Чиновник фыркнул.
– Хотелось бы. Но эти парни не имеют даже двух йен в кармане.
После того как чиновник ушел, Стивен сказал Юкико:
– Позвони друзьям своего отца. Пришло время.
Юкико посмотрела на Стивена, затем протянула руку и коснулась его маскоподобного лица. Она была знакома с другими людьми, которые преследовали свои цели, ни за что больше не обращая внимания. Ее отец был одним из них. Те, которые должны были приехать в Колбер-Пойнт через несколько недель, были сделаны из того же теста. Стивен был другим. Его стремления в конечном итоге поддерживала лишь его ненависть.
Юкико однажды упомянула об этом своему отцу, объяснив свою тревогу: – Стивен Толбот обещал много всего, но как она может быть уверена в том, что он выполнит свои обещания?
– Подумай о том, что он за человек, – посоветовал ей ее отец. – Разрыв между сыном и матерью был окончательным и бесповоротным. У него нет ничего, кроме наших обещаний. Наша связь с ним не дает ему почувствовать себя изгнанником.
Юкико поняла своего отца и подготовила себя к тому дню, когда Стивен прибудет на Гавайи и разделит с ней ложе. Но он никогда не делал предложений подобного рода. Их спальни находились в разных половинах дома, и Стивен всегда старался не потревожить ее личную жизнь. Она думала, что он может удовлетворять себя с помощью проституток с печально известной Чайна-стрит в Гонолулу, но когда она проследила за ним, она поняла, что это не так.
Юкико начала следить за Стивеном более внимательно, надеясь найти слабости, которые она может использовать в свою пользу, чтобы привязать его к себе. Но Стивен оставался неизменно вежливым, он наслаждался японскими традициями и знал о них достаточно много, чтобы сожалеть, что он никогда не сможет понять их до конца. Он был благодарен ей за ее попытки соблазнить его, но он никогда не отвечал на них. Во всех отношениях Юкико казалось, что Стивен Толбот не нуждается ни в ком, и это было единственное, что настораживало Юкико.
Солнце стояло высоко над горизонтом, и ветер, казалось, замер, создавая безмолвный котел вокруг бельведера. Когда Стивен вернулся в холодную прохладу дома, к нему подошел слуга и вручил ему голубой почтовый конверт. На нем стояла печать армии США, а обратным адресом была нюрнбергская тюрьма.
Стивен прочитал письмо и посмотрел за горизонт. Уставившись в какую-то далекую невидимую точку, он передал письмо Юкико и сказал:
– У нас может возникнуть проблема.
Осенний воздух был наполнен ароматом сосновых иголок, шуршащих под ногами. Смола стекала по стволам деревьев и прилипала к ботинкам и одежде. Когда Стивен подходил к воротам Нюрнбергской тюрьмы, он чувствовал, что подошвы его ботинок с трудом отрываются от асфальта.
– Мистер Толбот, встреча с заключенным. Охранник нашел в списке его имя.
– Сюда, сэр.
Стивен последовал за охранником через стальные ворота, которые образовывали внутренние укрепления. Дневной свет не проникал внутрь.
Стивен долго и напряженно думал об этой поездке. Он и Юкико просчитали все возможные последствия.
– Это риск, – сказал ей Стивен. – Но если мы не сделаем этого, мы никогда не узнаем, почему Курту было так важно встретиться со мной.
– Ему никогда не следовало делать этого, – сурово ответила Юкико. – Теперь власти знают о существовании связи между вами.
Стивен вздрогнул.
– Много людей видело нас вместе в Берлине до войны. Если бы кто-то хотел что-то сделать, то мы бы об этом уже знали.
В тюрьме был постоянный холод. Вода монотонно капала с потолка на древние камни, укрепленные свежим бетоном. Стивена провели в комнату с большим зеркалом, столом и двумя стульями.
Он закрыл глаза и приготовился к встрече.
Вошедший был похож на приведение, это не был Курт Эссенхаймер. У него было изможденное лицо желтоватого цвета, костлявые пальцы с ногтями желтоватого оттенка. Он прошел через комнату стариковской походкой, его рука дрожала, когда он потянулся к спинке стула, чтобы не потерять равновесие.
– Курт…
– Спасибо за то, что пришел, – сказал Курт Эссенхаймер. – Прошло столько времени.
Он сел, положив подбородок на костяшки переплетенных пальцев.
– Рад видеть тебя, Курт.
– Я еще более рад видеть тебя, мой друг.
– Тебя хорошо содержат? Эссенхаймер вздрогнул.
– Ты понимаешь, я не могу ответить. Однообразие всего этого притупляет чувства. Настоящий убийца – это скука. – Он слабо улыбнулся. – Даже больший, чем рак.
Стивен побледнел при упоминании о раке.
– Я не знал, прости. Мне следовало приехать раньше.
Эссенхаймер покачал головой.
– Ты не мог знать. Ты делаешь грандиозные дела, даже учитывая то, что я не часто слышу упоминание твоего имени.
Глаза Стивена сузились. С тех пор, как он обосновался в Гонолулу, Стивен с большой болью воспринимал упоминание своего имени на страницах финансовых журналов и общественных бюллетеней.
Немец повернулся на своем стуле спиной к матовой поверхности зеркала.
– Существует кое-что, что ты должен знать. Еврей Визенталь, объявивший себя охотником за нацистами, задает вопросы.
Стивен почувствовал капельки пота на верхней губе.
– Не о тебе. Он ищет Гарри Тейлора. И, наконец я понимаю, среди тех, кто платит ему, есть и твоя мать.
Мысль Стивена работала, пытаясь восстановить связь.
– Ты можешь сообщить мне что-нибудь еще?
– Мне бы хотелось, мой друг.
Стивен заставило себя задать еще один вопрос.
– Сколько, Курт?
– Несколько месяцев…
Двое мужчин молча посмотрели друг на друга. Они вернулись назад в свои воспоминания к тем дням, когда они были полны надежд и вместе стояли перед одним выбором.
Ключ заскрипел в замке. Курт Эссенхаймер встал, прижав руки по швам.
– Спасибо за то, что пришел, Стивен.
– Прощай, Курт.
Стивен смотрел, как Эссенхаймер поплелся к двери. Охранник взял его под локоть, и он исчез, так и не оглянувшись. Через некоторое время появился второй охранник и проводил Стивена к выходу.
– Как трогательно, – сказал Стивен, покачав головой. – Человек умирает, и единственное, чего он хочет, это встретиться с человеком, с которым он обедал больше десяти лет назад.
– Ему повезло, сэр, – ответил охранник. – У него не было посетителей с тех пор, как я здесь. Мне кажется, что он никому не нужен.
– Я полагаю, вы правы, – мягко сказал Стивен.
– Ты веришь ему? – спросила Юкико.
Она прогуливалась вместе со Стивеном по пляжу. Белая пена касалась ее ног. Уже больше недели прошло, как он вернулся из Германии, и каждую ночь его мучали кошмары. То, что он не мог помочь Курту, не мог протянуть руку и в последний раз ободрить, приводило Стивена в бешенство. Он поклялся себе, что информация, которую ему передал Курт о Гарри Тейлоре будет использована соответствующим образом. Он сделает это в память об Эссенхаймере.
– Да, я верю ему, – наконец сказал Стивен. – Есть только одна причина, по которой Роза станет разыскивать Тейлора. Она верит, что я убил Мишель, и она намеревается использовать Гарри, чтобы доказать это.
– У нее есть свидетельство того, что Тейлор жив? – спросила Юкико.
– Еще нет. Но у нее есть люди и средства по всему миру. Если он выжил в катакомбах и она намеревается найти его, она сможет сделать это. Ты понимаешь, что это будет означать для нас.
Юкико понимала. Через несколько недель на Гавайи должны будут прибыть старые партнеры ее отца, руководители концернов. Неустанные усилия Стивена привели к тому, что гигантские концерны, финансируемые огромными средствами, были готовы к структурной перестройке. Это будет подобно зажжению нового экономического факела Японии. Всякий раз, когда она думала об этом, Юкико видела лицо своего отца.
– Ты должна убить Розу.
Слова принадлежали Стивену, но, казалось, они были сказаны ветром, шепчущим древние заклинания.
– Я знаю, – сказала Юкико.
57
За последние тридцать лет в офисе Розы на Нижнем Бродвее изменилось немногое. Ее стол и основная мебель, принадлежавшие еще ее деду и обожаемые ею и поныне, почти не постарели. Картины на стенах отражали славное прошлое компании. Единственным изменением был холст, написанный Торнтоном Монтгомери, который она приобрела несколько лет назад. На полках шкафа стояли подарки от королей, президентов, премьер – министров и даже Папы.
«Мне пятьдесят пять. Так много всего пришло и ушло, а я еще здесь».
Роза посмотрела на фотографии, которые стояли на шкафчике из розового дерева возле стола.
На этих фотографиях были только Кассандра и Николас Локвуд. Сидящие друг против друга при мягком освещении спального вагона восточного экспресса, держащие друг друга за руки на вершине обрыва над морем в. Сардинии, гуляющие по Сентрал-парку. Для Розы они были бесценны, потому что она была убеждена, что на них будущее. Глядя на фотографии, Роза чувствовала то, что ускользало от нее большую часть жизни: мир. Ее решение подтолкнуть Кассандру к руководству европейским отделением, оказалось правильным. Письма Кассандры служили этому подтверждением, отражая тот энтузиазм, который она испытывала, реорганизуя операции с дорожными чеками из офиса на улице де Берри. От Эмиля Ротшильда и Пьера Лазара поступали другие, более спокойные сообщения. На банкиров производила впечатление энергия Кассандры и ее знания, и они предсказывали, что она будет такой же, как Мишель. Роза оценила их слова. Они сказали ей, что раны, которые нанесены ей, в конце концов залечатся.
– Снова мечтания?
– Входи, Хью, не обращай внимания на дряхлую старую женщину.
Хью О'Нил улыбнулся. Роза Джефферсон вовсе не походила на такую женщину. Ее кожа была гладкой, ее темные волосы с мягкой белой проседью оставались густыми. Ее новый модельер Олег Кассини понял особенности ее характера. Новый костюм цвета морской волны утверждал ее скрытый, непререкаемый авторитет.
Но было в Розе еще что-то, что затаилось в ее глазах, – боль, которую никогда не исцелить.
– Не смотри на меня так жалостливо, Хью, – предупредила Роза. – Мы все должны быть благодарны за то, что Стивен воспринял меня серьезно.
Она печально улыбнулась.
– Джефферсон стал выращивать ананасы. Кто бы мог подумать, что это возможно. Я полагаю, мне следует быть благодарной, если он делает что-то полезное.
Хью О'Нил подождал в нерешительности, будет ли Роза продолжать. Но потом он решил не поднимать вопроса. Он знал о поездке Стивена в Нюрнберг и встрече с Куртом Эссенхаймером. Но разговор двух мужчин между собой, вероятно, не мог ни на что повлиять. Сказать Розе об этом значит вывести ее из душевного равновесия, а этого он хотел меньше всего.
С момента окончания войны, нью-йоркские деловые круги с нетерпением ожидали возвращения Стивена Толбота. Ожидалось, что после такой военной карьеры, он вернется к исполнению своих обязанностей в «Глобал». Когда этого не произошло, поползли сплетни. О'Нил передавал историю от лица Розы. Он дал понять строго конфиденциально, что в послевоенной политике «Глобал» были серьезные просчеты. К большому разочарованию своей матери Стивен решил настоять на своем. Примирение было, конечно же, неизбежным. Все дело упиралось в сына, решившего показать свой характер.
Финансовые бароны глубокомысленно покивали головами, а матери дочерей на выданье молчаливо согласились, что Стивен Толбот, несмотря на свои миллионы, не будет украшать их салоны лицом, которое «могло быть сотворено Пикассо», как весело заметила одна инженю с Парк-авеню.
– Расскажи мне о банке «Хо-Пинг», – сказала Роза.
– Это маленький банк с активами примерно в десять миллионов, большей частью вложенными в недвижимость, – ответил О'Нил, кладя ногу на ногу и морщась от хруста в суставах. – Несколько вкладов в транспортные компании обеспечиваются родственными связями. Управление здравое, но не очень впечатляющее.
Роза нахмурила брови.
– Почему на нем акцентируется внимание?
– Есть еще одна деталь. Банком владеет компания «Пирамид холдингс» из Цюриха. Директора неизвестны, но в Швейцарском кредите, который распоряжается всеми финансами, мне сообщили, что «Пирамид» велела им продать «Хо-Пинг». Естественно, швейцарцы не задают себе вопросы «почему?» и «зачем?».
– Чувствительные люди, – заметила Роза. – Что ты думаешь по этому поводу, Хью?
– Вам нужен строительный блок, чтобы выйти с дорожными чеками на Дальний Восток. «Хо-Пинг» подходит для этого. Если у «Глобал» будет плацдарм, то сможем использовать его для приобретения собственности в Юго-Восточной Азии. Мы обучим их управляющих в Нью-Йорке, а затем вернем их назад. Я рассчитываю, что через пять лет у нас будет ключ к туристическому бизнесу Дальнего Востока.
– Сколько хочет «Пирамид»?
– Стоимость имущества. Я не думаю, что нам следует давать им больше в знак расположения.
Роза улыбнулась.
– Ступай и сделай распоряжения.
– Существует одна вещь, о которой спрашивают в Цюрихе. Глава «Хо-Пинг» – японец. Он может повлиять на продажу и может захотеть встретиться с вами.
– Это невозможно. У меня так много дел.
– Я знаю, что у вас дела, – сказал О'Нил, – но они остаются загадкой.
– Скоро ты все узнаешь.
– Прошло много времени с тех пор, как вы последний раз были за пределами страны. Даже города. Почему бы вам не отвести себе немного времени.
– Ты знаешь, сколько времени занимает путешествие в Гонконг? Песенка о медной лодке в Китай – это правда.
– Вы поедете не на лодке. В крайнем случае поездка займет не больше двух недель.
Она поколебалась с ответом. Прошло столько времени с тех пор, как она была в новых местах.
– Могу я сообщить в «Хо-Пинг», что вы приезжаете?
– Хорошо, – согласилась Роза. – Между прочим, с кем я должна там встретиться?
– Его зовут Ватару Фукушима. Хью О'Нил сел, довольный собой.
– Вы можете даже попытаться уговорить его снизить цену.
Много позже О'Нил сожалел о сказанном. Его слова камнем легли на душу, полную любви и преданности к Розе.
Когда Ватару Фукушима получил телеграмму из «Глобал», он поспешил к себе в кабинет.
Семья Фукушимы была связана с дзайбацу «Камагучи» на протяжении трех поколений. Дед Ватару начинал с маленького листопрокатного цеха, и ему посчастливилось заключить контракт с «Камагучи Хэви Индастриз». После его смерти контракт перешел к его сыну, который расширил цех и затем передал его в собственность Ватару.
Отношения между дзайбацу и субподрядчиком, таким как Фукушима, ставили в тупик непосвященных. Для Фукушимы «Камагучи» являлся клиентом, инвестором и поставщиком. В свою очередь Фукушима являлся производителем и поставщиком готовой продукции. «Камагучи» диктовал свои условия, объемы и сроки. Фукушима, в свою очередь, делал все, чтобы его продукция отвечала стандартам качества «Камагучи» и была выполнена в срок.
Эта система являлась краеугольным камнем производственных взаимоотношений в промышленном мире Японии. С одной стороны без гарантированного покупателя Фукушима не смог бы конкурировать с другими субподрядчиками, которые находились под защитой дзайбацу. С другой стороны «Камагучи» был уверен, что у Фукушимы было все необходимое для производства и гарантировал приобретение его продукции. Эти отношения основывались на доверии, честности и обязательности.
Ватару Фукушима оплакивал тот день, когда Хисахико Камагучи был приговорен к смертной казни, но это только укрепило ответственность Фукушимы перед дзайбацу. Он терпеливо ждал своего часа. Эта возможность представилась ему, когда Юкико Камагучи пригласила его в Гонолулу.
Ватару Фукушима, как объяснила дочь его бывшего патрона, должен был стать директором банка. Естественно, ему не надо было ничего делать. Ему лишь приходилось два раза в месяц совершать путешествие в Гонконг, появляться в своем офисе, подписывать некоторые бумаги и давать понять персоналу, что он снова уезжает по делам бизнеса. Деловая поездка заканчивалась в его металлопрокатном цехе.
– Однажды, – сказала Юкико Камагучи, – ты получишь телеграмму, в которой будет сказано, что некая женщина приезжает поговорить с тобой о продаже банка. Ты сразу же свяжешься со мной, а затем подготовишься к встрече.
В своем тесном кабинете, окруженный коробками, разбухшими от чертежей, Ватару Фукушима связался с телефонным оператором международной связи и попросил соединить его с Гонолулу. Когда он разговаривал с Юкико, его голос дрожал не от страха, а от жажды мести.
В Нью-Йорке было пять часов, и, так как она уезжала на следующий день, Роза рано вернулась домой. Сделав себе коктейль с мартини, она отпила большой глоток, и затем открыла свой чемодан. Среди бумаг находилась тонкая папка из кожи темно-бордового цвета. В отличие от других, на ней не было заголовка. Каждая страница была напечатана лично Розой на ее старом Ремингтоне. Копий не было.
Роза никогда никому не говорила об этом проекте, и она согласилась с поездкой в Гонконг только потому, что это предоставило бы ей возможность поразмышлять над решением проблем в другой обстановке. Она была убеждена, что то, что лежало перед ней, могло бы произвести революцию в финансовом мире, сделав бумажные деньги и монеты исторической реликвией, которой место в музее рядом с первыми греческими и римскими монетами.
Эта мысль волновала Розу больше, чем все остальное на свете. Раньше ей было достаточно только этого. Теперь ей было необходимо поделиться своим изобретением. Труднее всего, как она поняла, было иметь все и не иметь никого.
«Я хочу показать это Кассандре. Я хочу, чтобы она почувствовала, что рождается что-то новое. Я хочу, чтобы она поняла, как сильно я нуждаюсь в ней».
Но отправка сообщения в Париж, даже в сопровождении вооруженного курьера «Глобал», была невозможна. Вопрос был слишком деликатным.
«Возможно, после Гонконга, когда я продвинусь немного вперед, когда приедет Кассандра…»
Но Розе хотелось, чтобы Кассандра хотя бы просто знала об этом. Она нашла решение. По пути домой Роза заехала в Карлтон-Тауэрс. Она поболтала с Абелиной, затем прошла в кабинет Кассандры и набрала комбинацию на дверце потайного сейфа. Положив папку внутрь, Роза была уверена, что теперь она находится в самом безопасном месте на земле.
Роза совершила путешествие через Соединенные Штаты в своем личном железнодорожном вагоне. В Сан-Франциско ее встречал президент компании «Пан-Америкэн», который проводил ее к гидросамолету, готовому к полету в Гонолулу, первой части ее путешествия через Тихий океан.
При упоминании столицы Гавайев сердце Розы дрогнуло.
– Там будет долгая остановка?
– Нет, мадам. Пилот заправится топливом и провизией, и самолет сразу же отправится дальше, конечно, в том случае, если вы не хотите провести некоторое время на Гавайях.
Роза слабо улыбнулась.
– Нет, я не собираюсь делать этого, благодарю вас.
Как и большинство людей, Роза Джефферсон не имела представления о том, насколько безграничен Тихий океан. Бесконечная синева с точками зеленых островов, окруженных ожерельями из белых коралловых рифов; океан представлялся ей первобытным и загадочным, захватывающим и соблазнительным одновременно. Самолет делал остановки на Таити и в королевстве Тонга, затем повернул на северо-запад по направлению к Соломоновым островам и Гуаму; все это время воображение Розы бешено работало. В этих тысячах квадратных миль таилась неиспорченная красота, которая однажды привлечет миллионы путешественников. Когда начнутся путешествия, офисы «Глобал» предложат им свои услуги.
Роза, которая наслаждалась праздностью во время перелета, неожиданно поняла, что она не может дождаться прилета в Гонконг. По существу, думала она, это неплохая идея – посетить другие части Азии – Тайланд и французскую колонию Вьетнам, Малайзию и Индонезийский архипелаг. Она почувствовала, что это путешествие может закончиться гораздо позже, чем она ожидала.
Самолет приземлился на острове Гуам вовремя. Ватару Фукушима приветствовал американскую женщину со всей почтительностью и со всеми формальностями, которые предписывала инструкция. Он лично проводил ее к частному самолету банка и убедился, что она устроилась с удобством. На Розу произвели впечатление вышколенные стюарды и внимание, которое они оказывали ей. Она не имела представления о том, как тщательно Ватару Фукушима подбирал их.
Когда сумерки сгущались в небе над Тихим океаном, пилот вырулил на взлетную полосу.
– Сколько времени займет полет в Гонконг, мистер Фукушима? – спросила Роза.
– Несколько часов, мисс Джефферсон.
– В этом случае, если не возражаете, я немного вздремну.
Фукушима суетился вокруг пассажирки до тех пор, пока не уверился, что она заснула, затем перешел в передний салон, чтобы немного подумать. Позднее, когда самолет был в часе лета от Гонконга, он выпил чашку сакэ со своими людьми, затем вошел в кабину и выпил немного рисового вина с пилотами. Вдалеке показалась береговая линия Гонконга, горы поднимались из моря, становясь все более четкими по мере того, как самолет терял высоту. Ватару Фукушима вернулся на свое место и начал молиться.
Минутой позже, когда самолет связался с аэропортом по радио, двигатели замолчали. Диспетчеры аэропорта видели как самолет бросает из стороны в сторону. По радио слышались крики о том, что с самолетом что-то не в порядке. Самолет, подобно связанной птице, неспособной освободиться, рванулся к земле, разбиваясь по пути на мелкие осколки, и, взорвавшись подобно метеору, рухнул на Королевскую колонию.
58
Первое сообщение о катастрофе в Гонконге пришло на телетайпы в 3 часа по парижскому времени 8 октября. Новости были переданы в министерство транспорта. Чиновник, увидевший имя Розы Джефферсон в списке погибших, поднял на ноги полицию. Дежуривший в штабе офицер дождался копии сообщения, а затем послал двух человек к Кассандре Мак-Куин на Иль Сент-Луи.
– Что происходит? – сонно спросила Кассандра, когда Николас выскользнул из постели, чтобы открыть дверь.
– Я сейчас вернусь.
Одного взгляда на мрачное лицо полицейского было достаточно, чтобы понять – новости не могли быть хорошими. Когда он прочитал телетайп, в глазах потемнело. «Только не Роза! Этого не может быть. Роза была несокрушима». Николас набрал номер ближайшего полицейского участка и попросил разрешения для этих двоих остаться.
– Когда пресса узнает об этом, они будут атаковать двери.
Дежурный офицер согласился. Когда полисмены встали на вахте у дверей, Николас уже звонил во французскую чартерную авиакомпанию. Через час самолет будет готов доставить их в Лондон. Он распорядился о том, чтобы другим самолетом лететь оттуда в Нью-Йорк.
– Николас, в чем дело?
Кассандра стояла босиком, в ночной рубашке, протирая сонные глаза. Николас взял обе ее ладони в свои и крепко сжал.
– Несчастный случай. Роза… Вероятно, она…
Следующие 72 часа прошли для Кассандры как в тумане. Пока они летели через океан, сон бежал от нее. Только когда она была вконец измотана, Кассандра смогла немного поспать на плече у Николаса. Настоящий кошмар начался в аэропорту. Репортеры были в ударе, преградив дорогу. К счастью, здесь были Джимми Пирс и другие ребята, которые пришли на помощь Николасу и вытащили Кассандру из толпы. Склонив голову, Кассандра пробиралась вперед, не обращая внимания на вопросы, которыми ее засыпали, и заслоняя ладонью глаза от вспышек фотоаппаратов.
В Карлтон-Тауэрсе усталость и беспомощность висели в воздухе, как сигаретный дым. Хью О'Нил, Эрик Голлант и другие администраторы «Глобал» уже ждали их. Пока Кассандра была в ванной, адвокат вручил Николасу телекс.
– Это только что пришло от британской полиции в Гонконге. Они опознали Розу. Это… это заняло так много времени потому, что тела ужасно обгорели.
– Кассандра не должна этого знать, – коротко сказал Николас.
Вернувшись, Кассандра заняла место среди мужчин.
– Я хочу знать, что произошло.
Эрик Голлант заговорил первым. Сообщение о смерти Розы ошеломило деловой мир. Кроме выражений соболезнования, распространялись слухи о преемнике. Однако никаких враждебных действий против интересов «Глобал» не предпринималось. Никто не осмеливался первым предположить, что компания была смертельно ранена.
– Совет директоров уполномочен на законных основаниях заниматься повседневными делами компании, – добавил Хью О'Нил. – Как раз этим мы и занимались. Но все основные переговоры были отложены. Мы ничего не предпримем пока не будет зачитано завещание Розы.
Когда подошла очередь Николаса, он удивил своих слушателей тем, что заявил, что улетает завтра в Королевскую колонию.
– Зачем? – спросила Кассандра. – Ты все время говоришь мне, что полиция Гонконга делает все возможное, чтобы разобраться в том, что произошло.
– Я возглавляю охрану «Глобал» и должен быть там.
Всех тронула боль в словах Николаса.
– Эта не твоя вина, – сказала Кассандра, подходя к нему. – Какой-то дурацкий двигатель не сработал. Что-то загорелось. Ты не должен винить себя!
– Я должен лететь и разобраться во всем.
– В конце концов, позволь мне лететь с тобой…
– Это не самая лучшая мысль, – сказал быстро О'Нил. – Ты вероятная наследница Розы, Кассандра. Тебе нужно остаться здесь. Люди считают, что «Глобал» – это ты. Мне страшно говорить об этом, но внешнее благополучие сейчас значит все.
Кассандре не хотелось слушать его. В глазах ее стояли слезы от боли Николаса. Ей хотелось быть там ради него.
– Как долго тебя не будет? – спросила она наконец.
– Дней десять, максимум две недели. Кассандра закрыла глаза.
– Ты нужен мне здесь, Николас. Его молчание сказало о его решении.
Когда совещание закончилось, Николас отвел Хью О'Нила в сторону.
– Мне нужны все бумаги Розы по банку «Хо-Пинг», – сказал он. – Каждая царапина, даже то, что написано от руки. Мне нужны все твои записи, равно и все остальное, что ты можешь дать мне.
– Николас, ты же не думаешь, что катастрофа как-то с этим связана!
– Как раз теперь я не знаю, что и думать! Кроме того, что последний проект Розы был в работе. Так что с него и начнем!
Как только Николас прибыл в Гонконг, его встретил шеф криминального отдела полиции. Он отвел его в ангар с остатками самолета, каждый кусочек которого подвергли тщательной экспертизе.
– Что у вас есть, инспектор?
Чиновник, одетый в шорты цвета хаки, шерстяные носки и тяжелые ботинки из кожи кенгуру, указал щегольской тростью.
– Мои ребята подобрали каждую пылинку, – сказал он. Голос поднимался к самым стропилам. – Мы нашли пару вещей, которые могли бы вас заинтересовать.
Инспектор извлек почерневший погнутый кусок алюминия.
– Это от правого крыла, рядом с гидравлической линией. Обратите внимание, как он обгорел.
– Это значит что?..
– Что пилот, возможно, сбросил газ как раз перед падением.
– Зачем он сделал это?
Замечательные голубые глаза инспектора сверлили Николаса.
– Мы думали, вы сможете прояснить это.
Инспектор указал на другие обломки, которые выглядели подозрительно. Николас почувствовал, как в нем растет комок ужаса.
– Что у вас есть о самом самолете? Инспектор раскрыл толстую папку.
– Самолет был в отличном состоянии. Департамент гражданской авиации говорит, что машина налетала менее двух тысяч часов. Записи технического контроля показывают, что его обслуживание было очень тщательным. Проверки проводились только нашими людьми – британскими, а не местными властями.
– А как насчет экипажа?
– Их документы в порядке. Пилот налетал около трех тысяч часов, его напарник почти столько же. Все стюарды работали раньше в других компаниях. Ни у кого не было отметок о правонарушениях.
Ник листал страницы.
– И все они были японцами.
– Да, и мы обратили на это внимание, – пробурчал инспектор. – Мы обратились в банк «Хо-Пинг». Они нам здорово помогли, как и следовало ожидать, учитывая, что на борту был их директор. Но нет никаких законов, запрещающих Гонконгскому банку нанимать японских пилотов и стюардов. Со времен войны их у нас очень много. Фукушима решил нанять соплеменников. Опять вполне понятно.
– Все кажется понятным, – сказал Николас натянуто, – кроме тех маленьких странностей, на которые вы указали. О чем мы говорим, инспектор?
– Вы понимаете, мистер Локвуд, что сами по себе эти странности, как вы их называете, не являются уликами грязной игры или чего-то еще.
– Но…?
– Но они говорят о том, что пилот мог преднамеренно разбить самолет.
Николас посмотрел на него с недоверием.
– Зачем?
– Я не могу ответить. И вы тоже. Но позвольте мне спросить вас, мистер Локвуд. Ваши ребята из военно-морского флота в Тихом океане встречались с ужасными японскими пилотами-самоубийцами; камикадзе направляли свои самолеты прямо на ваши корабли или пытались делать это. У них была божественная миссия. Возможно, вы спросите меня, не было ли на уме у нашего пилота то же самое… Что-то очень важное, ради чего он пожертвовал не только экипажем, но и тем, кто его нанял?
– Или же ему приказали разбить самолет, – спокойно добавил Николас.
Следующую неделю Николас Локвуд провел, разрывая на части банк «Хо-Пинг». Он выбил ордер у инспектора финансов колонии, и ему открыли банковские книги. Пока команда отборных аудиторов разбиралась в цифрах, Локвуд тщательно проверял бумаги, касающиеся персонала. Он рассмотрел под микроскопом прошлое Ватару Фукушимы, но не смог найти причину, по которой этот скромный человек, чей металлопрокатный завод, расположенный в Токио, дал ему необходимые средства для открытия банка, хотел видеть Розу Джефферсон мертвой.
То, что стояло за Хо-Пингским делом, вызывало возмущение Николаса. Швейцарское руководство «Пирамид холдингс» прибыло из Цюриха для выражения соболезнования и с типично швейцарской эффективностью разобралось в том беспорядке, который обычно создавал Фукушима. Но они не могли – или не хотели – ничего рассказать Николасу о «Пирамид холдингс».
– До тех пор пока вы не будете готовы представить швейцарской юстиции какие-либо особые показания против корпорации, – сказали они, – вы должны будете признать факт того, что это действительно был несчастный случай.
Ни один довод, приведенный Николасом, не мог поколебать чинных швейцарцев. Провал становился невыносимым. Сердце и чутье подсказывали ему, что Роза Джефферсон была убита. Только один человек мог выиграть от ее смерти – Стивен Толбот.
«Но это бессмысленно, – спорил сам с собой Локвуд, – Стивена отстранили от дел «Глобал» очень давно. Эта чертова версия не выдерживает критики».
Но Локвуд знал, что стремление к мести проделывает очень сложные ходы в мозгу человека.
Как он и обещал, Николас привез тело Розы домой. И, кроме того, он привез новости, которых все в «Глобал» отчаянно ждали.
– Это был несчастный случай, – сказал он Кассандре, Хью О'Нилу и другим, собравшимся в офисе О'Нила на Нижнем Бродвее. – Гонконгская полиция и руководство гражданской авиации согласны с тем, что в гидравлической системе был дефект.
В комнате воцарилась тишина. Взгляды обратились к Кассандре.
– Что происходит сейчас?
– У нас есть копия официального расследования, – сказал О'Нил мягко. – И у нас есть подтверждение Николаса. За подготовкой похорон следят. Кассандра, если ты не возражаешь, это было бы подходящим временем для прочтения завещания Розы.
Адвокат добавил:
– Николас, почему бы тебе не остаться?
Когда все вошли, О'Нил подошел к сейфу. Кассандра вспоминала, как прошлый раз смерть представилась ей самой и потребовала отчета. Ей была ненавистна мысль получить еще что-то от мертвой. Наследство, полученное от Розы, принесло бы с собой и обязательства, которые она, за неимением выбора, должна была принять. Хью О'Нил вернулся за свой стол со стопкой бумаг, перевязанных красной ленточкой. Страницы покоробились, когда он дотронулся до них – свидетельство возраста.
– Насколько я знаю Розу, все будет здесь, на последней странице, – сказал он, надевая свои бифокальные очки. – Но чтобы быть уверенным…
О'Нил осторожно перевернул страницы, кивая с видом человека, который найдет то, что и ожидал найти.
– Общие сведения, деньги на благотворительность, музеи, пожертвования на культуру, – все чисто и аккуратно…
Внезапно кулаки О'Нила ударили по бумагам.
– Это невозможно! – прошептал он. – Она этого не хотела. Она должна была изменить это!
Стивен Толбот сидел у бассейна – причудливой фантазии с гротом, окруженном цветами и пальмами и оканчивающимся водопадом. На низком столике валялось двадцать газет со всего света. Три недели прошло со дня смерти Розы Джефферсон в Гонконге, а ее имя все еще преобладало в деловых заголовках. Стивен поднял ножницы и вырезал еще одну статью. Он отметил дату и вложил ее в папку, уже полную вырезок.
«Они скоро будут здесь».
Позади него проплыла Юкико. Она уже давно следила за тем, как Стивен лелеял свою мечту, свою навязчивую идею. Пока его мать была жива, он почти никогда не обращался к ней. Теперь, когда она была мертва, он не мог от нее отделаться.
– Ты должна позволять мне маленькие причуды, – сказал Стивен, сосредоточиваясь на своем занятии.
«Это все, о чем он заботился – убрать ее с дороги».
Стивен ни разу не упомянул тех людей, которые отдали свои жизни для того, чтобы умерла Роза. Для него они были просто инструментами. Но Юкико знала каждого из них. Она провела с ними долгие часы, объясняя, что нужно сделать и зачем. Она знала, что каждое ее слово творило вдов, сирот и убитых горем матерей.
В конце концов эти люди выполнили свой долг перед ней и показали свое безмерное уважение к памяти Хисахико Камагучи. Они ушли из жизни с честью. И теперь пришла очередь Стивена доказать свое уважение к ним. Тайнам его прошлого ничто не угрожало. «Глобал Энтерпрайсиз» перешла в руки молодой и неопытной женщины, которая станет легкой добычей. Люди из Японии были на Гавайах. Пришло время, когда Стивен должен отдать то, что создал, и теперь каждый доллар каждого вложения «Пирамид» вернется в Японию, к новым дзайбацу, в будущее.
Стивен поднялся, услышав музыку ветра. Он дотронулся до щеки Юкико.
– Все будет замечательно, – сказал но мягко. – Поверь мне.
Юкико вздрогнула. Что-то должно быть не так, потому что Стивен раньше никогда не трогал ее.
Он помнил их лица со времен оккупации. Каждый был под подозрением в совершении военных преступлений. Если бы следователи сделали свое дело, их бы всех повесили. Но Стивен позаботился об этом, и вместо них сдали Хисахико Камагучи.
Пятеро японцев, одетых в серые костюмы, белые рубашки и в черных галстуках воспользовались гостеприимством Юкико. Пока не был подан чай, разговора о делах не начинали.
– Джентльмены, – сказал Стивен, поднявшись и подойдя к окну во всю стену, выходившему на океан. – Как показывают цифры, стоимость золота, поднятого с «Хино Мару», увеличилась более чем до тридцати миллионов долларов. Теперь мы контролируем финансовые институты, торговый флот, склады, земли и шахты на всем Дальнем Востоке. Исходя из наших договоренностей, пришло время перевести прибыли в ваши дзайбацу.
Стивен помолчал и улыбнулся.
– Но планы несколько изменились.
Стивен оставил без внимания взволнованный шепот. Он спокойно вручил Юкико и каждому из остальных по листу бумаги.
– Этого быть не может, – медленно сказала Юкико.
– Это правда, мистер Толбот? – спросил один из японцев.
Стивен запрокинул голову и засмеялся.
– Да! Да, старая сука так и не изменила завещания. «Глобал Энтерпрайсиз» принадлежит мне!
Стивену понравилось выражение их лиц. В отличие от большинства людей Запада он умел разглядеть перемену в настроении за кажущимся нейтральным внешним видом. Волнение блестело в каплях пота. Он мог поклясться, что чувствовал, как их сердца забились сильнее.
– Стивен, это… это невероятно, – сказала Юкико.
– Это триумф! – объявили японцы. – То, чего мы рассчитывали добиться за тридцать лет, теперь займет половину этого срока, а может быть, и меньше.
Юкико чувствовала, как ее захватила волна восторга, пронесшаяся по комнате. Это была победа, большая, чем все, о чем когда-либо мечтал ее отец. Она оправдывала все, что делала Юкико, чем пожертвовали другие, потому что верили в нее.
– Стивен, теперь мы можем использовать ресурсы «Глобал», чтобы сделать «Пирамид» еще сильнее, – сказала она. – Всемирные контракты «Глобал», ее финансовое могущество, ее престиж – у нас есть все это.
Стивен посмотрел на нее торжествующее:
– Или же все случится совсем наоборот.
Он видел, как дрогнула ее улыбка, видел выражение лиц японцев, сковавшее их подозрение.
– Что вы имеете в виду?
– «Глобал» займется всеми делами «Пирамид». Вы теперь такие же, с голой задницей, как и были при рождения.
Сила, заключенная в этих словах, прошла по телу Стивена, и это было самое сладостное чувство в мире. Юкико смотрела на него, вспоминая то безумие, плясавшее в его глазах, когда он вырезал газетные статьи.
«Как давно он знал о завещании? Была ли его одержимость шарадой? Неужели я позволила себе быть такой слепой?»
Вопросы сыпались, пока она не почувствовала слабости.
– Стивен, ты не сможешь сделать это.
– Правда? Что может остановить меня? Я был вам нужен, потому что никто из вас не мог позволить себе поставить свою подпись на чеке, счете или сделке, или арендном договоре, нигде в мире. Это вызвало бы слишком много вопросов, было бы слишком затруднительным. Это очень опасно. «Пирамид» – это то, что создано мной. Она существует благодаря моей изобретательности, и, конечно, одна только моя подпись стоит на бумагах в Цюрихе.
Стивен заметил, как шок перешел в злобу.
– В случае, если кто-то из вас думает, что может остановить меня, позвольте напомнить вам, что мне известны все детали того, каким образом вы убили мою мать. Улики могут быть лишь косвенными, но этого больше чем достаточно, чтобы начать расследование. Я думаю, что американское правительство будет сотрудничать с «Глобал Энтерпрайсиз» в попытках определить, чем вызвана смерть одного из самых выдающихся граждан Америки.
Стивен знал, что теперь они его. Как человек, служивший в оккупационных войсках, он видел печать смирения и поражения на тысячах лиц.
Люди из дзайбацу удалились на виллу, снятую для них Юкико.
– У вас есть этому объяснение? – спросил их глава группы. – А угрозы этого гайджина… серьезны?
Юкико все еще не могла осознать те слова, звеневшие в ушах. Если все это было правдой, то где та глубокая могила, в которой она могла бы схоронить свой стыд?
– Он не шутит. Не ошибитесь. Я не могу предложить вам какие-либо объяснения. Услышав о смерти матери, он ликовал, но этого и следовало ожидать. Это то, чего он хотел. Чего мы все хотели.
– А как насчет телефонных звонков, телеграмм, курьеров? – спросил другой.
– Я клянусь, он не покидал острова, – сказала Юкико. – Он ездил в Гонолулу, но не чаще, чем раньше. Не было ни курьеров, ни телеграмм, ни особых звонков. Вероятно, – даже очень, что в «Глобал» воспользовались юридической фирмой в Гонолулу, чтобы связаться с ним, со строжайшей конфиденциальностью. Поверьте мне, никто, а он менее всех, ожидал этого.
– Мы поверили вам, – холодно ответил лидер. – И мы не ожидали этого. Но вам следовало…
Юкико уязвило обвинение, но она не пыталась защищаться; она предала этих людей так же, как Стивен предал ее. За все нужно платить.
– Мы все знали, что Стивена убрали из «Глобал», – сказала Юкико. – У нас было исчерпывающее доказательство, что это решение, – добавила она ядовито, – с которым мы все согласились, было безоговорочным. Поэтому он был для нас прекрасным инструментом. Это именно Роза обманула нас своей слабостью или неосмотрительностью.
– Нет! – ответил другой. – Мы сами отдали в руки Стивена Толбота свое будущее, доверие, а он несколькими словами отнял их у нас. Его рассуждения были верны: мы не можем вернуть того, что по праву наше, и у нас нет способа бросить ему вызов.
Юкико вспыхнула.
– Должен быть выход!
– Нет. И мы не позволим вам еще больше разрушить наши позиции. Есть время для того, чтобы идти вперед и для того, чтобы отступать. Наш выбор очевиден.
– Так что начнем сначала, – горько сказала Юкико. – Среди праха и пепла.
– С одной лишь разницей, – сказал старший, – вы больше не являетесь частью нашей ассоциации.
Юкико повернулась:
– Вы не посмеете оставить меня. Мой отец…
– Мы все очень уважаем память Хисахико Камагучи. Это не мы, а вы опозорили ее. Это вы, а не мы должны расплачиваться.
– Вы забываете, что то, что осталось от индустрии Камагучи, все еще принадлежит мне, – зло сказала Юкико.
– Нет. Американцы не позволят дочери военного преступника стать частью будущих дзайбацу. Мы поможем американцам демонтировать индустрию Камагучи. Со временем ее части снова перейдут в наши руки. Таким образом мы сохраним память о вашем отце.
– А что же станет со мной? – прошептала Юкико. Лицо японца осталось бесстрастным.
– Мы ничего не можем предложить вам. Вы не можете вернуться к гайджину. Вы не можете вернуться домой в Японию. Если в мире и есть место для вас, мы не можем указать, где найти его. Если оно и существует. Это, быть может, дорога вашей кары.
Одно-единственное воспоминание горело в мозгу Юкико, когда она возвращалась в темноте в Коблер-Пойнт: ночь в храме, когда после того, как она привела Стивена Толбота к отцу, она достала пистолет, чтобы защитить Хисахико Камагучи.
«Мне нужно было нажать на курок. Одна секунда, и ничего этого не случилось бы».
Дом был, как и всегда, ярко освещен, но как только Юкико вошла, она почувствовала его пустоту. В саду она нашла слугу Стивена и спросила, где его хозяин.
– В саду, – ответил слуга, явно напуганный и смущенный. – Я уже отвез вещи в аэропорт.
Юкико прошла через внутренний дворик и увидела его, стоящим лицом к океану.
– Я буду скучать по нему, по звуку и запаху моря ночью, – повернулся к ней Стивен. – Ты думала, я уеду не попрощавшись?
– Это было бы более благоразумным. Я могла вернуться, чтобы убить тебя.
– Этим ты бы ничего не добилась. А ты не делаешь ничего до тех пор, пока не теряешь надежды получить что-нибудь взамен.
– Почему, Стивен?
В лунном свете его изуродованное лицо становилось похожим на бледную костлявую маску.
– Позволь мне ответить вопросом на вопрос. Если бы у тебя был шанс сделать то, что ты хотела, без меня, ты бы воспользовалась им?
Даже несмотря на колебания, Юкико знала, что она согласится с его предположением.
– Конечно, ты бы сделала это, – сказал Стивен Толбот. – Потому что мы очень похожи. В конце концов один из нас использовал бы шанс уничтожить другого. Я успел первым.
– Ты не понимаешь, что сделал со мной, – сказала Юкико.
– Конечно. Нет необходимости. Я не боюсь дзайбацу. Они очень долго будут заняты собиранием обломков, очень долго. Ты же, однако, была совсем другой. Я должен был убедиться, что ты никогда не сможешь добраться до меня. Поэтому я предоставил им сделать то, что не мог сам – устранить тебя, сделать тебя изгоем. Ты выживешь, Юкико, но ты меня никогда не запугаешь.
Стивен открыл украшенный восточной резьбой ящичек. Покоясь на основании красного дерева, там лежали два ритуальных меча.
– Твой отец дал их мне незадолго до смерти, – сказал Стивен. – Я помню, он сказал мне, что если человек искусный, то смерть будет безболезненной, если и не мгновенной. Но я забыл спросить, могут ли им воспользоваться женщины, чтобы восстановить честь.
Потом, не говоря ни слова, Стивен прошел мимо нее, как будто ее там вовсе не было.
59
Перед тем как Николас должен был доставить домой тело Розы, Хью О'Нил судорожно обшаривал подвалы и тайники дома в поисках второго завещания. Были перечитаны все письма, проверена вся частная корреспонденция в Толбот-хаузе и Дьюнскрэге. О'Нил опросил прислугу обоих домов, но даже самые верные из них, такие как Олбани, были не в состоянии помочь ему.
– Довольно, Хью, – сказала ему Кассандра при встрече в конце недели на Нижнем Бродвее.
– Кассандра, ты представляешь себе, что может произойти?
– О, да. Очень многое.
Кассандра осмотрелась. Стол Розы, с аккуратно разложенными бумагами, выглядел в точности так, как в день ее отъезда на Восток. За ним стул, унаследованный Розой от дедушки, который, казалось, ждал свою хозяйку.
Пустота, окружавшая Кассандру, когда она потеряла последнего члена своей семьи, была невыносима, если бы не Николас. В его руках и поцелуях она изливала свою печаль, прижималась к нему холодными ночами. Лишь когда кризис миновал, она смогла думать о будущем.
– Быть может, Роза никогда не думала что-либо оставлять мне в наследство, – сказала Кассандра.
– Вздор! – воскликнул О'Нил.
– А Стивен?
О'Нил глубоко вздохнул:
– Я пытался связаться с его адвокатом в Гонолулу, как того требует закон, но не получил никакого ответа.
– Он не знает, где Стивен?
– Не знает или не хочет говорить.
Кассандра встала и посмотрела в окно на движение по Нижнему Бродвею.
– Я хочу похоронить ее, Хью. Неприлично откладывать похороны. Роза заслужила большего.
Она повернулась к адвокату.
– Я знаю, это долг Стивена, но если он не может или не хочет, то это сделать должна я.
Похороны Розы Джефферсон прошли в маленькой епископальной церкви в Прествике, недалеко от Дьюнскрэга. Всеобщее спокойствие было нарушено прибытием сотен наиболее могущественных людей нации или их уполномоченных. Присутствовала вся знать Уолл-стрита, так же, как и лидеры правительства.
После поминальной службы Кассандра последовала за катафалком в Дьюнскрэг, где Розе Джефферсон было уготовано место рядом с могилами ее деда и брата. Кассандра выступила вперед, и прежде чем гроб опустили в могилу, положила на него одну белую лилию.
– Прощай, Роза.
В сопровождении Николаса и Хью О'Нила Кассандра прошла к веренице автомобилей. У дороги, оцепленной полицией, толпились репортеры и фотографы. Всех волновало одно: Стивен Толбот. Почему его не было на похоронах? Известно ли кому-нибудь его местонахождение? Он ли будет преемником Розы Джефферсон в «Глобал»? Насколько мог, Хью О'Нил попытался все уладить, но отсутствие Стивена на похоронах вызвало много пересудов по поводу того, кто должен унаследовать корону империи Розы Джефферсон: Кассандра Мак-Куин или Стивен Толбот.
По дороге к автомобилю Кассандра и Хью были остановлены шикарно одетым молодым человеком:
– Мое имя Джозеф Томпсон, из «Стюарт и Даламон», – сказал он. – Мы по поручению мистера Стивена Толбота.
Кассандра побледнела:
– Где он?
Молодой человек улыбнулся ей, но обратился к Хью О'Нилу.
– Мистер Толбот желал бы вас видеть.
– Вы не ответили на вопрос мисс Мак-Куин, – строго ответил О'Нил – Где Стивен?
– Где же ему еще быть. Он в своем офисе в «Глобал».
Стивен Толбот сидел за столом своей матери. Всю свою жизнь он мечтал быть хозяином этого офиса. Теперь это наконец произошло.
Стивен усмехнулся, припомнив тот шок, какой произвело на персонал его появление сегодняшним утром. Чтобы войти сюда, он терпеливо ждал дня похорон Розы. Поскольку большая часть персонала была в Дьюнскрэге, он мог неторопливо пройтись по залам компании и впитать все, что теперь принадлежало ему. Затем он послал своего помощника, чтобы пригласить Хью О'Нила, и отдал приказание не беспокоить его.
– Мистер О'Нил здесь, сэр.
Стивен ощутил дрожь в голосе секретаря.
– Пусть войдет.
Когда О'Нил вошел, Стивен увидел усталого измученного человека.
– Здравствуй, Хью.
– Стивен, мы не обнаружили тебя утром на похоронах. Разве адвокат не уведомил тебя об этом?
– Уведомил, – ответил сухо Стивен – я хотел бы видеть копию завещания, пожалуйста.
Стивен заметил гнев, вспыхнувший в глазах О'Нила, впрочем, в то же мгновение угасший. Стивен с большим вниманием прочитал текст последнего завещания. Он представлял, что переживал О'Нил, когда зачитывал его Кассандре.
– Я предлагаю собраться как можно быстрее, скажем, послезавтра?
– Стивен, здесь много деталей, с которыми ты незнаком. Операции с дорожными чеками, к примеру…
– Я знаю все о работе Кассандры в этой области, – поспешно ответил Стивен. – Позволь высказать тебе мои соображения на этот счет.
Стивен попросил секретаря прислать одного из офицеров безопасности «Глобал». Когда он вошел, Стивен сказал ему:
– Я хотел бы знать все о делах мисс Мак-Куин, и заменить замки на дверях ее офиса. Сейчас.
Офицер замешкался, взглянув на Хью О'Нила.
– Приказания вам отдаю я, не он! – бросил Стивен. – Выполняйте приказание, иначе через полчаса вы уволены.
Офицер удалился.
Стивен просмотрел все книги учета Розы, все текущие и будущие проекты компании. Оторвав взгляд от страницы, он сказал:
– Это все, Хью.
Через час Стивен позвонил Кассандре. Она была уже предупреждена О'Нилом, что Стивен выгнал ее из офиса и, одновременно, аннулировал право ее входа в здание «Глобал». В бешенстве Кассандра хотела бросить Стивену немедленный вызов, но О'Нил предостерег ее от этого.
– Подожди, пока не узнаешь, чего он хочет.
Кассандра думала, что знает все о намерениях Стивена. Едва услышав его голос, она содрогнулась. Кассандра прибыла в «Глобал» ровно в час и сразу отметила, что служащие избегают ее. Она без стука вошла в офис Розы.
Стивен оторвался от работы, ожидая, когда взгляд Кассандры остановится на его изуродованном лице:
– Все еще впечатляет твое рукоделие?
– Ты пытался убить меня. Ты убил мою мать и жаждал моей смерти.
– Если бы не ошибка Гарри, ты была бы мертва. С другой стороны, так тоже неплохо. С тобой кончено, Кассандра. С этого момента ты не имеешь никакого отношения к делам «Глобал».
– В моем ведении дорожные чеки, – возразила Кассандра, – на этом держится офис в Париже. Я провела реорганизацию его деятельности, скоро я открою еще несколько офисов в Европе.
– Да? А на основании какого контракта ты занимаешься этим?
– Но…
– Ты права. И чем же ты собираешься заниматься, если в твоем распоряжении уже нет этих чеков?
– Что это значит? Стивен улыбнулся.
– Сегодня утром я позвонил в Бюро по печатанию и чеканке денег и распорядился аннулировать твой ордер.
– У тебя нет на это прав!
– Разве? Чеки являются собственностью «Глобал». Со смертью Розы владельцем «Глобал» стал я.
– У моей матери с Розой было заключено соглашение. Операции с чеками были ее делом, и она передала его мне.
– Позволь мне освежить в твоей памяти условия этого соглашения, – сказал Стивен, доставая пожелтевшие листки. – Здесь говорится, что Роза обязуется не предъявлять прав на чеки, поскольку она и Мишель заключили соглашение. Но Роза оговорила, что ее решение базируется на том, что у Мишель ребенок Франклина. Что, как мы знаем, не соответствует действительности. Таким образом, не сказав Розе, кто является действительным отцом ребенка, Мишель совершила обман. Это соглашение недействительно, Кассандра.
Кассандра выхватила бумаги из его рук.
– Это не имеет значения! – сказала она гневно. – Моя мать была ответственна за все операции с дорожными чеками. Роза признавала прежде всего это. То, что моя мать занималась этим, было явлением временным, до тех пор, пока я не возьму управление в свои руки.
– Ты можешь, если хочешь, думать так, – сказал Стивен, скрестив руки, – я думаю иначе.
– Не вздумай делать публичное заявление по поводу всего этого, – предостерегла его Кассандра. – Мне известно все о твоих делах с Куртом Эссенхаймером и нацистами. У меня есть все доказательства, имена, даты.
Стивен засмеялся:
– Это сослужит тебе добрую службу. Думаешь кто-нибудь поверит всему этому?
– Я постараюсь, чтобы поверили и сделали выводы. Я скажу Хью О'Нилу…
– Ты забыла об одном, Кассандра, – вежливо прервал ее Стивен, – что Хью О'Нил работает теперь у меня.
Гостиная дома Хью О'Нила была нарядно убрана, как полагалось этому времени года. Но ни блестящий елочный наряд, ни магия Рождества не могли рассеять унылый характер беседы.
– Я просто сказал Кассандре, что ей следовало в судебном порядке оспорить завещание Розы, – упрямо сказал Николас Локвуд. – Ведь когда Стивен не вернулся в «Глобал» после войны, Роза выставила его. Она никогда и не думала что-либо передавать ему по наследству.
– Все это не в счет, – вяло возразил Хью О'Нил. – Судью будет интересовать только завещание. Кроме того, никто не знает, что же произошло на самом деле между Розой и Стивеном.
О'Нил подлил виски в свой хрустальный бокал.
– Не надо упускать из виду, что сама Роза стояла за реорганизацией в Европе. Что скажут, если обнаружатся связи Стивена с нацистами?
– Злая ирония судьбы, – продолжал адвокат, уставившись в свой бокал. – Когда Роза прекратила операции Стивена, повсюду она одновременно уничтожила улики, словно их и не существовало.
– Но кто-то из свидетелей остался в живых, – запротестовал Николас.
– Что с того? Ты полагаешь, они поспешат дать показания в суде? Как и Стивен, они умолчат о многом.
– Проклятье! Если бы Роза обратила на это чуть больше внимания, ничего бы подобного не произошло.
– Замолчите, оба!
Кассандра пристально посмотрела на обоих мужчин.
– Неплохо будет, если кто-нибудь застанет нас за подобной беседой.
В отличие от Николаса и Хью О'Нила, Кассандра, как женщина, отлично понимала Розу, ее сомнения и колебания, прежде чем расстаться с тем, что составляет твою плоть и кровь. Она живо представила себе Розу, сидящую с авторучкой в руке, неподвижно уставившуюся на имя Стивена, припоминающую все зло, какое он совершил, и не находящую в себе достаточно сил, чтобы заслуженно покарать его.
«Она ничего ему не простила. Она нуждалась в ком-нибудь, кто бы занял его место. Я была еще не готова, и Роза думала, что еще достаточно времени, чтобы подготовить меня к этому…»
Кассандра подошла к Хью О'Нилу и пожала ему руку. Когда она рассказала ему, что Стивен намеревался сделать, О'Нил взял бумагу и написал прошение об отставке. Они вместе покидали «Глобал».
Обдумывая это, Кассандра была поражена: она не знала, смогла бы она на его месте поступить так же. О'Нилу до официальной отставки оставалось меньше года. К тому же, здоровье его оставляло желать лучшего, и Кассандра знала, что остаток жизни он собирался посвятить внукам и своим хобби. Когда она напомнила об этом, О'Нил сказал:
– Я не могу рядом с этим выродком Стивеном позволять обкрадывать вас. Нам предстоит нелегкий бой, и я к вашим услугам.
Кассандра спросила себя еще раз: вправе ли она рассчитывать на них?
– Я не собираюсь вступать в бой со Стивеном, – сказала она мужчинам, – но я и не хочу, чтобы вы, Хью, вели его в одиночестве. Подумайте, сколько нам понадобится людей.
Адвокат устало улыбнулся:
– В моем распоряжении обширные связи на Уоллстрит.
Вслушиваясь в беседу, Николас был озадачен тем, что О'Нилу не хватало уверенности. Он дал ему прикурить и налил остаток виски из бутылки. Был единственный способ достижения цели. Но правда, или та малая ее часть, какую он мог открыть, причинила бы боль Кассандре, но Николас чувствовал, что у него нет выбора.
– То, что я могу сказать вам об этом, – медленно произнес он, – должно остаться между нами.
Он посмотрел на О'Нила и Кассандру, явно не понимающих о чем речь.
– Более чем вероятно, что Роза была убита. Он поднял руку.
– Прежде чем что-либо спрашивать, выслушайте меня. Мне известно заключение гонконгской полиции, и я согласен с ним. Но нет доказательств, по крайней мере таких, чтобы можно было поставить точки над «i». Чтобы их собрать, требуется время.
Кассандра первой оправилась от шока:
– Ты кого-нибудь подозреваешь, Николас? Не мог бы ты нам что-то сказать на этот счет?
– Я думаю, ниточка должна привести к Стивену.
– Это несерьезно, – воскликнул О'Нил. – Стивен был на Гавайях, когда разбился самолет Розы.
– А где он был перед этим? Что за связь у него с «Пирамид холдингс»? А с Фукушимой и банком «Хо-Пинг»?
– Ты не знаешь, как это было…
– Пока мне не удалось добраться до истины. Необходимо время.
– Насколько ты уверен в этом, Николас? – спросила спокойно Кассандра.
– Достаточно уверен, чтобы заявить, что ты должна подать на Стивена в суд, – сказал Николас. – Я знаю, это покажется ужасным, но у нас достаточно оснований. И я попытаюсь добыть дополнительные доказательства, которые позволят упрятать его за решетку.
Если ты думаешь, что смерть Розы это дело рук Стивена, то я полагаю, что могу сделать кое-что для того, чтобы припереть этого негодяя к стенке, – добавил О'Нил возбужденно.
– Все это невероятно, – вступила в разговор Кассандра. – Стивен вдохновитель убийства своей матери?..
Потом она вспомнила катакомбы. Да, все-таки это возможно.
Как бы прочитав ее мысли, Николас добавил:
– А вспомни о его делах с Эссенхаймером. И что мог он еще сотворить, имея в своем распоряжении «Глобал».
Предсказание Хью О'Нила оказалось ужасающе точным. Едва только Кассандра направила заявление в суд, пресса осадила ее вопросами, что конкретно она может представить против Стивена Толбота.
– Факты говорят сами за себя, – пояснила Кассандра, – Мишель Мак-Куин, моя мать, являлась единоличной владелицей организации, занимающейся дорожными чеками в Европе. Роза Джефферсон признавала это. Доказательством этого является тот факт, что ко мне перешел контроль за всеми операциями в Европе. К тому же у нее были достаточно веские причины не передавать «Глобал» своему сыну. И вы узнаете причины, послужившие тому основанием.
В первый день судебного разбирательства Хью О'Нил указал на реально существовавшие связи Стивена с нацистами. Обвинения, опровержения и угрозы в ходе разбирательства отвергались и выдвигались вновь. Стивен Толбот занял надменную независимую позицию, на все выдвигаемые обвинения лишь пожимал плечами и заявлял, что Кассандра тем самым только показывает, кем она является на самом деле.
– Мне известно, где мисс Мак-Куин и ее поверенный раздобыл эти, так называемые, доказательства и кто их сфабриковал. Кроме того, очевидно, что она игнорирует многие факты.
Стивен представил отчет французской полиции, равно как и газетные статьи, представляющие его как героя, рисковавшего своей жизнью в попытке спасти молодую девушку.
– И за это она называет меня нацистом, – спокойно сказал он. – Джентльмены, я полагаю, это заставит вас задуматься об истинном лице Кассандры Мак-Куин.
Выступление Стивена возымело сильное действие. В результате было не только подорвано доверие к Кассандре как к особе, попытавшейся оклеветать невинного человека из корыстных соображений, но и свидетельство героизма Стивена представило его в совершенно ином свете. Репортеры обыгрывали его благородство, взывая к Макартуру, поручившемуся за честность Стивена. Общее направление было обозначено и, казалось, уже невозможно изменить его.
Для Кассандры Карлтон-Тауэрс превратился в крепость. Она редко отваживалась появиться на улице, так как никогда не могла предвидеть, где ее подстерегают репортеры. Ей досаждали угрожающими посланиями, враждебными телефонными звонками. В конце концов Хью О'Нил добился для нее охраны полиции, но это, хоть и гарантировало ее личную безопасность, создавало ощущение несвободы.
Но еще более Кассандра беспокоилась за Хью О'Нила, чем за себя. Он часами работал как судебный клерк, кроме того он курировал трех молодых коллег. Изо дня в день он получал советы выйти из игры, в противном случае Стивен Толбот сделает все возможное, чтобы навредить ему, в том числе и в финансовом отношении. Кассандра со своей стороны пыталась сделать все, что было в ее силах. Но это был О'Нил, решивший принять весь удар на себя. Напоминания о состоянии его здоровья также не принимались.
Когда подошел февраль 1949 года, положение еще более ухудшилось. Судья, узнав, что идет к тому, что О'Нил собирается предать огласке документы, подтверждающие связь Стивена с нацистами, побудившие некогда Розу вычеркнуть его из своей жизни, стал неумолимым.
– Они не являются немецкими и потому не могут быть рассмотрены в судебном разбирательстве, – заявил судья, – у вас нет свидетелей, способных подтвердить их достоверность. Если у вас появится какая-либо иная информация, либо, лучше того, живые свидетели, будет очень хорошо, если вы их тотчас же представите суду.
– Николас – наша последняя надежда, – сказал Хью Кассандре, – позвони ему и расскажи поподробнее о наших делах.
Насколько Кассандре и О'Нилу было известно, Николас в это время находился в Цюрихе, пытаясь проникнуть в секреты «Пирамид холдингс». Слухи были противоречивые.
Сан-Джулиан был маленьким рыбацким поселком на западном побережье Мальты. После войны было очень дорого жить на острове, и деньги Гарри Тейлора проделали вместе со своим хозяином очень длинный путь. Он расположился в большом комфортабельном доме на одной из улочек Сан-Джулиана с балконом на залив. Ранним утром ему нравилось сидеть на балконе и наблюдать за зелеными, красными, желтыми рыбацкими суденышками, возвращавшимися с утреннего лова. Затем он шел к пристани и выбирал себе рыбу свежего улова.
Но сегодня Гарри Тейлора не радовало утреннее, спокойствие. Он стоял на палубе парома, направляющегося в Триполи, в Ливию, в семидесяти пяти милях на юг. Все, что он имел при себе: чемодан с одеждой, и пояс с деньгами.
Никто из знакомых Гарри по Нью-Йорку не признал бы его сейчас. Волосы его стали снежно-белыми, его борода выбелилась от соли и ветра. Солнце со временем сделало смуглой его кожу и усеяло морщинами лицо. Перемена была очевидной, но явно недостаточной. Несколько дней назад в ресторане, где он обычно обедал, Гарри встретил новое лицо, молодого европейца, или американца, с сильной решительной внешностью. Позже, когда молодой человек ушел, Гарри заговорил с владельцем и выяснил, что тот расспрашивал об американце. Внимательный к своей клиентуре, мальтиец никогда не выдавал никакой информации посторонним. Незнакомый посетитель так и не узнал ничего.
Однако для Гарри это не было утешительно. Со времени катакомб бегство стало образом его жизни. С тех пор, как он позволил вовлечь себя в безумные дела Стивена, он не доверял ни одному человеку. Но остаться в живых еще не означает спасти себя, ведь не только за деньги цеплялся он, прежде чем скрыться в катакомбах. Когда Гарри прикасался к верхней части своей груди, он мог чувствовать рубец на том месте, откуда не очень сведущий в подобных делах врач, вынул пулю, раздробившую ему кости. Во время операции Гарри впал в агонию, потому что он, опасаясь, что доктор ограбит его, либо выдаст полиции, либо и то и другое вместе, отказался от анестезии. Через тринадцать часов после операции Гарри оказался уже далеко от этого места, в Шарантоне, где он обосновался.
Гарри боялся уснуть и угодить в руки полиции. Он нашел баржу, шкипер которой был более заинтересован в деньгах, чем в каких-либо объяснениях, и в конце концов Гарри оказался в Марселе. Управляемый корсиканцами, населенный алжирцами и другими выходцами из Северной Африки, Марсель был местом, где беглец мог перевести дыхание либо оказаться добычей нескольких из сотен бандитов, чувствующих себя здесь вполне вольготно. Вопреки тому, что о нем говорили, Гарри не был убийцей… Но он хорошо разбирался в деньгах, капиталах, облигациях и прочих финансовых делах. На своем ломаном французском он предлагал повсюду свои услуги в качестве коммерческого консультанта. Это длилось три месяца, но, в конце концов, откуда-то появился с иголочки одетый молодой человек, предложивший ему выгодно поместить свои капиталы. Так у Гарри появилась работа.
По окончании войны Гарри занимался самыми различными операциями, приносящими неплохой доход. Он продавал акции несуществующих железных дорог в Африке, уже выработанных золотых копей в Южной Африке. Его жертвами обычно были доктора, адвокаты и другие профессионалы, жаждущие сорвать большой куш. При этом Гарри не чувствовал никаких угрызений совести и искусно надувал и жульничал.
В это время Гарри был известен в различных кругах под тремя именами, являлся владельцем запутанной сети компаний и держал при себе на всякий случай с полдюжины паспортов, припрятанных в различных местах. Его репутация внушала уважение многим из тех, кто специализировался в «чистом» мошенничестве – разным людям, мастерам своего дела, и что самое занимательное, фальшивомонетчикам. Гарри был истинным мастером подделок. Он хорошо разбирался во всех тонкостях изготовления фальшивых бумаг. Он в совершенстве изучил ремесло изготовления печатей и водяных знаков, особенности графического дизайна в производстве самых сложных сертификатов. Он стал притчей во языцех. В конце концов он вырос до того, что продавал технологию изготовления фальшивых франков, марок, фунтов и лир.
Но при этом он никогда не забывал и о безопасности. Когда он услышал, что Стивен обезображен, он посчитал это идеальной справедливостью. Сейчас он знал наверняка, что два человека заняты его поиском: Роза, ибо она полагала, что это он подстроил похищение Кассандры, и Стивен, ибо Гарри был единственным живым свидетелем событий в катакомбах.
Гарри всегда был начеку. Он с большим вниманием следил за всеми подводными течениями: незаметно для окружающих наводил справки о вдруг появившихся незнакомцах, недавно всплывших откуда-то крупных суммах. В редкие минуты покоя Гарри вспоминал Розу, прошедшие и так много обещавшие годы юности, отдаленные сейчас выросшей между ними непреодолимой преградой. Но мгновения эти были короткими, потому что они возвращали его в ту ужасную ночь в катакомбах, когда была убита Мишель Мак-Куин. Гарри верил, что если с ним ничего не случится, кроме уготованного ему остатка жизни, то когда-нибудь он найдет способ искупить свою вину.
Первое сообщение о чужаке он услышал от фальшивомонетчиков в Марселе. Человек, прибывший в Марсель, не был полицейским, но куда более умелым, пользующимся доверием в преступном мире человеком, которого нелегко испугать, если это вообще возможно. Он расспрашивал о Гарри Тейлоре.
Гарри не заставил себя долго ждать. Ему достаточно было однажды увидеть незнакомца, чтобы навсегда запомнить его лицо. Затем он собрал свои пожитки и в считанные часы был уже в Швейцарии.
Гарри хорошо знал, как продолжить свою деятельность в Швейцарии. У него было достаточно денег и желания пересчитать кошельки швейцарских любителей легкой наживы. Но его преследователь не отставал от него. Совершенно случайно он встретил его в Лозанне. Как мог он нагнать его? На кого он работает: на Стивена Толбота или Розу Джефферсон? Для Гарри наступили мучительные дни, но инстинкт самосохранения взял верх.
После войны Гарри провел несколько лет в Риме, в полуразрушенном городе, пока его преследователь не появился вновь. Затем то же самое повторилось на Капри. В надежде отделаться от преследователя Гарри исколесил Средиземноморье. И после восемнадцати месяцев, проведенных на Мальте, Гарри почти уже уверился в этом.
Гарри облокотился на перила, наблюдая за ходом солнца, освещавшего фасад его дома. Если бы его преследователь побывал здесь, он не нашел бы ничего, что помогло бы определить его хозяина: ни одежда, ни внутреннее убранство, ни кухонная утварь не выдавали ничего характерного.
– Проклятье, – проворчал Гарри.
Он устал от бегства. Его постоянно преследовало чувство, что кто-то стоит у него за спиной. И когда сигнальный рожок возвещал о начале утренней ловли, Гарри просыпался с осознанием того, что бежать следует как можно дальше. Европа была слишком мала для этого. Нужны были большие расстояния, экзотические страны. С другой стороны, хорошая декорация для того, чтобы его преследователю можно было без лишних свидетелей разделаться с ним.
Николас Локвуд стоял, облокотившись о перила маленького гостиничного домика, где он остановился, наблюдая за выходом лодок в море. Смятый в кулаке обрывок телеграфного сообщения был немым свидетелем его состояния. Информация Симона Визенталя была точной. Он вышел на Гарри Тейлора. И теперь у него не было иного выбора как пуститься в погоню. Из Нью-Йорка запрашивали о новостях.
Николас вернулся в номер, чтобы упаковать чемоданы. Он не мог возвращаться домой с пустыми руками. Вопреки тому, что он сообщил Кассандре и Хью О'Нилу, Николас никогда не обнадеживал себя якобы обнаруженной связью между «Пирамид» и Стивеном Толботом, хоть она надежно погребена в склепе корпоративных тайн. Но это было бы не столь существенно, если бы ему удалось найти Гарри Тейлора. Его свидетельства было бы более чем достаточно, чтобы привлечь Стивена к суду. Но он исчерпал лимит того, что невозможно было купить ни за какие деньги: время.
Стивен Толбот стоял на ступеньках здания суда на Нижнем Манхэттене. Мартовский ветер задирал отвороты его пальто. Репортеры, стаей окружившие его, задавали вопросы.
Стивен поднял руку.
– Джентльмены, прошу внимания. Я делаю короткое официальное сообщение, чтобы покончить с затянувшимся и в конечном счете ненужным судебным разбирательством. Я хочу только, чтобы мисс Мак-Куин исполнила последнюю волю моей матери. Она же в попытке воспрепятствовать этому, затеяла всю эту шумиху.
– Какие ответные шаги вы намерены предпринять? – выкрикнул репортер.
– Никаких из тех, что, вероятно, ждет от меня мисс Мак-Куин, – ответил Стивен, – насколько я понимаю, дело закрыто.
– Что вы собираетесь делать с дорожными чеками? Стивен улыбнулся.
– Подождите, это вы еще увидите.
На другой стороне Манхэттена, в Верхнем Ист-Сайде, Хью О'Нил лежал на больничной койке в госпитале Рузвельта. Его глаза различали лишь смутные очертания. Его пальцы слабо охватили руку Кассандры.
– Я здесь, Хью.
Кассандра провела в госпитале трое суток, с того самого дня, когда у Хью случился тяжелый сердечный приступ прямо у него в офисе. Его молодые помощники заменили его в суде и вновь вернули решение суда.
– Я полагаю, это наша ошибка, – прошептал О'Нил, заморгав глазами.
– Вы – молодчина, – сказала Кассандра, сдерживая слезы.
– Ничего подобного могло бы не произойти, если бы я проверил завещание. Ведь было так просто вовремя вспомнить об этом. Но я не сделал… Я виновен в этом перед тобой.
– Не говорите так. Это неправда!
Но Хью уже не слышал ее, его глаза застилала мгла, и вдруг все осветилось словно после заката солнца.
– Ты знаешь, Роза…
Кассандра подалась вперед, по ее щекам потекли слезы. Она теряет его и ничего не может сделать.
– Да, я знаю, Роза…
– Нет, я не это имею в виду. Она была такая женщина… Она всегда имела… предвидела… в последнее время… работала над чем-то… я не знаю… это может быть очень важно… до Гонконга… найди это… Это может быть очень важно.
– Да, Хью, я найду, я обещаю. И мы посмотрим это вместе. Правда?
Хью О'Нил слабо улыбнулся и пожал ее руку. Кассандра еще долгое время оставалась с ним, пока не вошла сиделка и осторожно закрыла его глаза.
Яркий свет лился из окон особняка на Пятой авеню. Торопливые прохожие, завистливыми глазами смотрели па лившийся свет, воображая, что там, за окнами, состоится пленительная вечеринка. Но это было иллюзия. Здесь, у себя дома, Стивен Толбот был один. Едва вернувшись в дом, где он когда-то родился, Стивен велел прислуге не тушить свет, даже когда все уходят. Стивен любил бродить ночью по дому. Каждая из 30 комнат хранила свою память. Он любил все это: тишину, картины, скульптуры, персидские ковры и восточные фарфоровые вазы, которые коллекционировала Роза все эти годы.
Его возбуждало то, что все это теперь принадлежит ему и никто не может отобрать это у него.
Возвращаясь к себе в кабинет, он увидел в главном холле не Розу, а своего отца. Этот дом был местом их свадьбы, его свадьбы с женщиной, которая отвернулась от него, отказалась помочь ему, которая, в конце концов, погубила его.
«Ты попыталась сделать то же самое и со мной, мама. Но ты проиграла».
Он желал бы, чтобы его отец стал свидетелем этого часа.
Стивен сел за стол и приступил к разборке личных бумаг, лежавших стопкой рядом с лампой. Ночь была для него лучшим временем для работы, и это было любимое дело: очистить «Глобал» от друзей и сторонников Розы. Это было не так просто. О'Нил ушел со службы, лишив Стивена удовольствия самому рассчитаться с ним. Однако был еще Эрик Голлант, главный бухгалтер, и еще добрая дюжина тех, кто оставался лояльным Розе. Много крови прольется, прежде чем дело будет сделано.
Стивен открыл дело Николаса Локвуда, внимательно рассмотрел фотографию руководителя отдела инспекторов. Целеустремленно выглядящий человек с отличной характеристикой из государственного департамента. Тут же были похвальные отзывы внутренней и внешней служб безопасности, описывающие его заслуги в раскрытии фальшивомонетчиков. Судя по всему, знаток своего дела.
В особых донесениях было еще больше интересного о нем. Первым был его рапорт о плане провала в Гонконге. Из записей было ясно, что Локвуд умело пользовался информацией от полицейских и путем наведения справок через авиационные службы. Стивен был доволен: инвесторы «Глобал» могут спать спокойно, имея в своем распоряжении такую находку.
Две записи сделаны рукой Розы и были сильно не в пользу Локвуда. Его отношения с Кассандрой озадачили Стивена. Такой мужчина как Локвуд, много путешествующий, ведущий красивую жизнь, потенциальный любимец женщин, хотя и содержал отдельную квартиру, но жил с Кассандрой.
«Это не клеится. Он не из тех, кто стремится посвятить свою жизнь какой-либо одной женщине, если это только не имеет другого объяснения».
Стивен налил себе выпить и погрузился в раздумья. Представлялся лишь единственный ответ. Кое-кто ожидал, что со смертью Розы «Глобал» перейдет к Кассандре. Кассандра – неопытная юная девочка, понятия не имеющая, что значит управлять такой махиной как «Глобал». Совершенно иное дело Локвуд. На ее глазах он повернул бы дело так, что она, не имея иного выбора, сама обратилась бы к нему за помощью. Такой сильный игрок как Локвуд без труда превратил бы ее в пешку, со временем устранив ее вовсе.
«Самое время проверить это предположение».
Стивену инстинктивно понравился Локвуд, и он почувствовал, что такой опытный и энергичный человек может очень пригодиться ему в будущем. Но необходима была абсолютная уверенность в том, на чьей стороне его симпатии. Одна из возможностей узнать это – спросить его самого о Кассандре. И Стивен решил через третье лицо, как бы невзначай, проверить Локвуда.
В Карлтон-Тауэрсе напротив Сентрал-парка также горели огни. Со дня смерти Хью О'Нила Кассандра страдала бессоницей. Но она отказалась от применения транквилизаторов и снотворного. Ее пугала не только ночная мгла, но и вероятность потери ясности мыслей.
Когда Кассандра вошла в спальню, она увидела Николаса, растянувшегося на кровати, с рукой, вытянутой в ту сторону, где она обычно спит. Так притягательно было лечь рядом с ним и прижаться к его теплу. Но она не могла позволить себе этого, не разгадав загадку, заданную О'Нилом.
«Роза работала над чем-то очень важным… о чем мне не говорила…»
Что это было? Что являлось такой тайной даже от такого адвоката, от которого на протяжении тридцати лет не было никаких секретов?
«Если даже он не смог, то как же я узнаю это?»
Кассандра вышла в гостиную и уставилась на потухший камин. Она попыталась еще раз как можно подробнее вспомнить события последних месяцев, восстановить до мельчайших деталей все время, когда она и Роза были вместе. Поначалу всплыли места и обстоятельства встреч, затем следовали обрывки разговоров. Кассандра пыталась воспроизвести мельчайшие оттенки мимики, жестов. Память – все, что было у нее сейчас в распоряжении. Первый официальный акт Стивена на посту президента «Глобал» – отчисление ее из штата. Ей закрыт доступ к архивам, где, вероятно, кроется ключ к разрешению загадки.
«Подумай…»
Кассандра вспомнила одну из самых характерных черт характера Розы. В отличие от других творческих натур она никогда не спешила делиться с окружающими новыми концепциями, интересными идеями. Она разрабатывала свои идеи в одиночку. То немногое, что она доверяла бумаге, тщательно хранилось от посторонних глаз в ее личном архиве, либо в «Глобал», либо в Толбот-хаузе.
«Как добраться до этого?»
– Касс, почему тебе, по крайней мере, не попытаться уснуть?
Кассандра взглянула на Абелину, свою горничную, выросшую в эту минуту буквально из-под земли с чашечкой горячего шоколада в руке.
– Выпей это. Я приготовила для тебя. Кассандра поблагодарила ее и сделала глоток горячего напитка.
– Ты думаешь о мисс Розе. Не правда ли? – спросила Абелина.
– Да, я ждала одной встречи с ней… до несчастного случая. Почему всегда слишком поздно понимаешь то, что хотела сказать?
– Да, – сказала Абелина, – она тоже хотела тебе что-то сказать.
Кассандра пристально уставилась на нее.
– Я хотела сказать, что мисс Роза приходила сюда за день до отъезда и принесла с собой что-то, но что – не сказала.
Кассандра вскочила на ноги. «Не обнадеживайся» – предостерегла она себя.
Затем она подбежала к встроенному сейфу, отодвинула панель и встала как вкопанная. Розе была известна комбинация цифр. Затаив дыхание, она набрала код, вслушиваясь в счет тумблера. Потом распахнула дверцу и извлекла все содержимое. Сверху, прямо под светом лампы, лежала тонкая кожаная папка темно-бордового цвета, которая ей не принадлежала. Кассандра откинула переплет и была сбита с толку неряшливой перепечаткой на машинке и рукописными исправлениями на полях, пока до нее не дошло, что Роза должна была все это печатать сама. Едва прочитав первую страницу, она поняла почему.
Далее Кассандра не раз возвращалась к содержимому папки. Она могла бы большую часть процитировать дословно. Это была тайна для всех. Но никто не знал о существовании этого материала, потому что Роза не сделала ни одной копии. Кассандра откинулась в кресле, до нее постепенно доходила важность находки. Стивен уже ничего не сможет противопоставить этому. Но он еще и не подозревает об этом.
Кассандра перелистала страницы сначала и выбрала новый карандаш. Ей необходимо было средство борьбы против Стивена, и Роза предоставила ей его. Потребовались бы годы, чтобы осознать то, что предвидела Роза. Если бы Стивену когда-либо прежде пришла в голову мысль об этом – он не замедлил бы разделаться с ней.
Кассандра представила себе реакцию Николаса на то, что она задумала. Он будет разгневан, и не без основания. Ведь она будет просить отступиться от нее.
Они сидели на террасе, наблюдая фейерверк в Сентрал-парке. Разговор за столом был напряженный.
– Ты понимаешь, о чем ты меня просишь? – сказал в конце концов Николас.
Перед ним на столе темно-бордовая папка. Перечитывая ее содержание, он не уставал восхищаться прозорливостью Розы, ясностью ее мысли. Затем он выслушал Кассандру, которая объясняла, как она намеревается преобразить сон в реальность. Когда он все обдумал, то отказался уступить.
– Я так и знала, – нежно возразила она, поглаживая его руку.
Николас затряс головой:
– Это ужасно, Касс. Ты хочешь, чтобы я оставил тебя. И требуешь от меня заставить весь мир увериться в том, что ты для меня никогда ничего не значила.
– Ты должен убедить Стивена, что я ничем не угрожаю ему. Тогда он оставит меня в покое. Мы выиграем время, любовь моя, необходимое для того, чтобы я смогла закончить то, что начала Роза.
– Но как я могу это сделать? – прошептал Николас. – Ты сама сказала, что исполнение проекта потребует годы, если это вообще осуществимо. И за все это время я не смогу прийти к тебе, чтобы помочь в трудную минуту!
– Ты поможешь мне совершенно особым образом. Это сделать способен лишь ты. А спрашивал ли ты себя, что стоило мне просить тебя об этом? Пожалуйста, прошу тебя, попытайся понять меня.
Николас привык принимать сложные решения, но это было самым тяжким из когда-либо предложенных ему. «Ведь я никогда никого не любил так, как люблю ее…» Кассандра прочла его мысли.
– Я нуждаюсь в твоей любви, Николас. И сейчас более, чем когда-либо.
– Мы найдем какое-нибудь укромное местечко, – проговорил медленно Николас, – где сможем изредка встречаться втайне от всех.
– В Коннектикуте, – сказала шепотом Кассандра, – там есть маленький домик на берегу озера. Вдалеке от ближайшего населенного пункта. Зимой мы сможем кататься на льду, а летом наблюдать в камышах за танцами жуков-светляков…
Внезапно Николас оказался рядом с ней, обнял ее, его губы запылали на ее волосах.
– Мне будет так не хватать тебя!
– Полюби меня прямо сейчас, дорогой, так, чтобы я могла вспоминать…
* * *
Николас Локвуд ожидал вызова Стивена отнюдь не только для того, чтобы ему сейчас объявили об увольнении. Ему было уже известно, как досконально Стивен проверял списки служащих, тщательно изучая каждую деталь, пытаясь обнаружить, как эти люди взаимодействовали с Розой и насколько они были преданы ей, – если вообще были преданы. Именно теперь, думал он, Стивен ясно представляет себе, какова роль руководителя отделом инспекторов. Николас был в курсе очень многих дел как в «Глобал», так и у Розы. А это подразумевает большое доверие. Сможет ли он убедить Стивена в том, что он может быстро изменить свою лояльность?
И это был не единственный вопрос, который не давал покоя Николасу, когда он шел в офис к Стивену. Он не имел понятия о том, содержалось ли в личных делах Розы что-либо относительно его охоты за Гарри Тейлором, как и какой-либо информации о его связях с Монком Мак-Куином, Абрахамом Варбургом и Цюрихом. Если Стивен что-либо заподозрит об этом, то Николас немедленно лишится работы. А это означает, что Кассандра не будет иметь глаз и ушей в «Глобал».
Николас застыл, услышав, как новый секретарь Стивена докладывает о его прибытии.
– Присядьте, Локвуд. Через минуту я буду свободен. Николас отметил выучку. Стивен сидел за столом, делая вид, что занят бумагами. Он демонстрировал свою власть, давая понять, что есть куда более безотлагательные дела, чем будущее Локвуда. Николас сел, небрежно положив ногу на ногу, и обратился к своей памяти.
– У вас хорошая репутация, – промолвил в конце концов Стивен, – работа нравится?
Николас насторожился.
– Да, сэр.
– Расскажите мне о Гарри Тейлоре.
Вопрос озадачил Николаса, но он моментально взял себя в руки. Стивен внимательно наблюдал за ним.
– Очень немногое, сэр. Я не нашел его.
– Это так. Но я хотел узнать, почему вы следили за ним.
– По просьбе мисс Джефферсон.
– Она излагала какие-то доводы?
– Нет, сэр, я полагаю, что это было что-то личное. Мистер Тейлор давно исчез, и мисс Джефферсон попросила меня, используя мои связи в Европе, найти его следы. Так же она дала понять, что это не должно мешать выполнению моих других обязанностей. Это было побочное задание.
– И насколько далеко продвинулось это побочное задание?
– Боюсь, не очень. У меня были люди во Франции и Англии, которые наблюдали за мистером Тейлором. Я получил сведения о том, что его видели в Лозанне, затем в Риме. После этого следы затерялись, – Николас приостановился, – прежде чем пришли какие-либо новые сведения, мисс Джефферсон была убита.
– Я вижу, Локвуд, вы в курсе того, что здесь многое должно измениться. Так вы за изменения?
– Если этот вопрос означает, хотел бы я сохранить свою работу, то я отвечу «да».
– Я хотел бы, чтобы вы остались именно на этом месте, какое сейчас занимаете. То, что вы делаете, вы делаете хорошо.
– Спасибо, сэр. Глаза Стивена сузились:
– Но существует одно «но». Вы были очень близки с Кассандрой. Эта трогательная встреча в Сан-Франциско после вашего спасения! Однако удобное стечение обстоятельств для вашего возвращения на службу в это здание едва ли добавит покоя в любовную идиллию?
– Но я полагаю, это дело решенное, – ответил Николас холодно, – в чем проблемы?
Стивен не мог скрыть своего ликования.
– Вы знаете, что Кассандра попыталась сделать со мной в суде? Мне кажется, что отношения с ней могут вызвать некоторый конфликт интересов. Не кажется ли это для вас чересчур обременительным?
Николас не содрогнулся:
– Нет проблем.
– В самом деле? Ведь вы фактически жили с ней?
– Вы предложили мне выбор. Как я понимаю, вам необходимо знать наверняка, на чьей я стороне. Замечательно. Я вам уже сказал, что мне нравится моя работа и я желал бы сохранить ее. Это мой ответ. Ваше право принять его, либо нет!
Стивен улыбнулся, довольный своими уточнениями относительно связи Николаса с Кассандрой.
– А вы настоящий пройдоха, как я и предполагал. Николас встал.
– Сколько людей – столько и мнений.
В этот момент мысли Николаса были уже далеко. Затем Стивен засмеялся.
– Все в порядке, Локвуд. Занимайтесь своим делом.
Когда Николас собрался уходить, Стивен обратился к нему:
– Между прочим, я хотел бы вернуться к вопросу о Гарри Тейлоре. Но в иной обстановке, понимаете? К нему у меня особый интерес.
На следующий день Николас был в своем офисе, когда вдруг услышал шум. Дверь распахнулась так, что матовое стекло зазвенело в раме.
– Прошу прощения, мистер Локвуд. Я ей говорила, что вы заняты, – оправдывалась его секретарша, когда Кассандра устремилась к нему.
– Ничего. Все в порядке, Этель, – сказал он спокойно. – Вы свободны. Благодарю вас.
– Что это значит? – требовательно спросила Кассандра, швырнув на стол газету.
«Нью-Йорк таймс» была открыта на первой полосе, где помещались новости в мире бизнеса. Передовица была полностью посвящена Николасу Локвуду, который одним из немногих выжил в бойне в «Глобал».
– Это правда? Ты собираешься работать на него?
– Кассандра, пожалуйста, успокойся. Кругом люди…
– Пусть. Я желаю знать правду о том, почему ты здесь.
– Да, это так, – ответил Николас. Кассандра затрясла головой:
– Я не могу поверить этому. После всего…
– Не позорь меня. Здесь мое будущее, – сказал Николас холодно, – если не можешь согласиться с этим…
– Не могу и не хочу, – возразила Кассандра, швырнула газету ему на колени: – Мои поздравления. Знаю, у вас это получится.
Кассандра повернулась и вышла. Николас встал и облокотился о дверной проем, провожая ее взглядом. Краешком взгляда он заметил Стивена Толбота, наблюдавшего за ним с ликованием во взгляде.
60
Эрик Голлант почувствовал облегчение, когда посыльный вручил ему извещение о его отставке. Он не питал иллюзий относительно работы у Стивена Толбота. Это должен был быть сущий ад. С другой стороны, за считанные недели до своего шестидесятилетия, Эрик был готов к отставке. Его волосы поредели, а линзы в очках стали толще, но его портфель ценных бумаг не давал повода плакаться на судьбу. У него было достаточно средств сообразно его скромным потребностям, равно как и его супруги, даже для внуков кое-что прибережено. Ничто уже не было так близко сердцу Эрика, как радостные возгласы детей, переворачивающих весь дом вверх дном. Полнейшая идиллия, если бы только не воспоминания о старом друге, Хью О'Ниле.
В теплый весенний день 1950 года, когда он прогуливался по Лексингтон-авеню в направлении к Эмпайр-стейт-билдингу, его мысли занимал вопрос, зачем Кассандре понадобилось видеть его. После отступничества Локвуда в ряды Толбота ее ждала участь настоящей отшельницы. Эрик был всей душой на стороне Кассандры. Она лишилась двоих, на кого она рассчитывала, – Хью О'Нила и Николаса Локвуда. Прежде к Локвуду он испытывал подсознательную симпатию. Ему казалось невероятным, что тот мог так легко переметнуться.
«Негодяй», – с чувством отвращения и раздражения подумал он.
Пробираясь сквозь толпу, Эрик узнавал среди спешащих мимо него людей многих Локвудов, молодых, с суровым выражением лица, рано возмужавших, поклоняющихся фальшивому идолу.
Джимми Пирс надвинул шапку из меха ирландской гончей на свою непослушную рыжую шевелюру. В то время как он кружил вокруг своего стола в редакторском офисе, сотрудники спешили прочитать гранки газет, каждая из которых кричала сенсационным заголовком «Срочно!», в том числе и та, которая торчала из кармана его куртки. Когда он в конце концов оказался на улице, он, устало передвигая свои длинные ноги, отправился на другую сторону города.
Телефон Кассандры, казалось, испортился. После фиаско со Стивеном и несчастья с Локвудом Джимми не услышал от нее ни слова. Он некоторое время названивал ей, чтобы увериться, все ли в порядке. Он предлагал ей вернуться в «Кью», рассчитывая, что ее лучше занять чем-либо, чем она будет сидеть сложа руки. Кассандра вежливо отказывалась, уклончиво ссылаясь на свои планы.
Пересекая Медисон, Пирс удивился, почему Кассандра выбрала специфическое здание Эмпайр-стейт-билдинг. Как ходячая энциклопедия Нью-Йорка, Пирс был убежден, что из того, что предлагает город, любое третьесортное кафе было бы куда привлекательнее. Во всяком случае, это, казалось, было не во вкусе Кассандры.
Комната номер пять находилась в юго-западном углу здания. Линолеум был местами грязным и вытоптанным, окна окрашены грязноватого оттенка краской, стены набухли из-за неисчислимых подтеков.
– Но, я полагаю, что у меня приглашение именно за этот стол, – пробормотал Джимми Пирс.
– Вы уверены? – спросил Эрик Голлант.
– Как ни в чем более достоверном.
– Спасибо, джентльмены, за ваше вежливое замечание.
Кассандра, одетая в синий костюм и серебристо-белую блузку, шла через зал, стуча каблуками лакированных туфель и выбивая клубы пыли рядом с ними.
– На самом деле, я просила заведующего принести это, – сказала она, указывая на шаткие столы и стулья. – В противном случае нам пришлось бы сидеть на полу.
– Замечательно, – сказал Пирс. – Я был бы рад приятно провести время.
– Я рада вас видеть, – сказала Кассандра, обняв их обоих.
На мужчин произвело глубокое впечатление то, как выглядела Кассандра. Она немного похудела, что придало ей изящности. Ее голубые глаза искрились надеждой и ожиданием.
– Замечательно, – сказал Джимми, – но… что это за место?
– Убого.
– Я бы сказал, это больше того. Что же это?
– Мой новый офис. Или, я бы сказала, наш новый офис.
– Замечательно, – бухгалтер посмотрел с сомнением. – Каждый из нас само внимание.
– Каждый из вас знает, что такое кредитная карточка, – сказала Кассандра.
– Да, в конечном итоге путь к банкротству, – выпалил ответственный редактор «Кью».
– Благодарю за такое доверительное мнение, – ответила Кассандра сухо. – На самом деле история кредитной карточки намного старее, чем вы полагаете.
И Кассандра пустилась в исторический экскурс к рубежу веков, когда некоторые отели предлагали своим постоянным клиентам специальные карточки для расчета за номер и питание. В 1914 году некоторые ведомственные магазины выдавали подобного рода металлические карточки, а в 20-е годы нефтяные компании печатали карточки для расчета за услуги заправочных станций.
– Все это привело к непогашенным задолженностям, – напомнил ей Эрик. – Широкое распространение покупок в кредит, иначе про запас, явилось одной из причин кризиса в 1929 году. Затем в годы депрессии мы имели все виды наличных денег и платежи в рассрочку. Это продолжалось вплоть до второй мировой войны, когда правительству удалось обуздать систему выдачи кредитов.
Но все эти вещи – расходные карточки или рассрочки – хороши для одного коммерсанта, или, в крайнем случае, для одной компании, – а что было бы, если карточки могли использоваться во многих различных магазинах?
Кассандра терпеливо ждала, пока друзья осмыслят ее слова. Она хотела, чтобы идея не показалась слишком простой, но произошло именно это.
– Уточните, пожалуйста, что вы имеете в виду, Кассандра? – спросил Эрик, протирая очки.
Кассандре был знаком этот жест. Это значило, что бухгалтер готовился к серьезному обдумыванию.
– Стивен получил все от «Глобал», – продолжила она. – По крайней мере, и он и все так думают. Но Розой был разработан проект, который она хранила в тайне. Никто не знал об этом. Никто и не подозревал о его существовании. Он прост, но, по мнению Розы, способен изменить всю финансовую систему. Я изучила его, и, на мой взгляд, все верно.
Кассандра сделала паузу:
– Прежде чем продолжить, я должна сказать, что ни на кого из вас не накладываются какие-либо обязательства. Если идея кажется вам не заслуживающей внимания, вы не обязаны выслушивать меня. Если же вы выслушаете, то я попрошу вас помочь мне, – разумеется, за подходящее вознаграждение. Итак, я готова начать.
Последние слова Кассандры откликнулись эхом в пустой комнате.
– Понимаю, вы думаете, что я помешанная. Быть может, так оно и есть на самом деле. Я считаю это своим долгом, и я должна выполнить его.
Эрик откашлялся.
– Я думаю, каждый из нас уважает ваши чувства, Кассандра. Что вы имеете в виду?
– «Юнайтед стейт экспресс» – тихо сказала Кассандра. – «ЮСЭ».
Она положила перед ними два комплекта бумаг.
– Слева – оригинал Розы, справа – мои дополнения. Я оставляю вас с этими бумагами.
Не сказав более ни слова, Кассандра исчезла. Она завернула за угол, чтобы выпить кофе в закусочной. Ожидание показалось бесконечным, тем не менее она чувствовала, что должна дать Джимми Пирсу и Эрику Голланту достаточно времени для изучения ее предложения и вынесения решения. Она взглянула на свои часы. Тридцати минут должно было хватить.
На обратном пути она намеренно шла медленно. Она застала обоих на тех же местах.
– Хорошо, в чем, по крайней мере, состоит различие, – пробормотала она. – Джимми?
– Идея сказочная! – воскликнул Пирс. Кассандра метнула взгляд на Эрика Голланта.
– Я подписываюсь под ней как помощник адвоката, – сказал Голлант унылым голосом, но на мгновенье он показался ей похожим на гнома.
Он пристально посмотрел на Кассандру. – Вы уверены, что в состоянии реализовать этот проект?
– Да, и сейчас – как никогда в моей жизни. Эрик вздохнул:
– Плакала моя спокойная старость.
На следующей день компания «Юнайтед стейтс экспресс» была зарегистрирована по законодательству штата Нью-Йорк в качестве «Компани Инкорпорейтед». Название фирмы, равно как и краткое название – «ЮСЭ» – были запатентованы и обеспечены авторским правом.
– Нужна эмблема, – сказал ей Джимми.
– Уже есть.
И Кассандра показала ему эскиз бюста героя, средневекового рыцаря.
– Для начала надо решить, какой именно должна быть карточка, – сказал бухгалтер.
Джимми пожал плечами:
– Кредитная карточка, что еще? Эрик сделал предостерегающий жест:
– Спокойнее. Кредитная карточка означает следующее: ЮСЭ будет предоставлять кредит. Я не думаю, что таковым был замысел Кассандры.
– Вовсе нет, – твердо сказала Кассандра. – Проблема с кредитными карточками в прошлом состояла в том, что их учредитель брал на себя задолженность клиента. Если клиент не погашал ее вовремя, либо исчезал вовсе, учредитель оказывался в проигрыше. Такие карточки годятся как для оплаты, так и для игры. А ежемесячный баланс теряет устойчивость.
– Какую бы мишень мы не выбрали, мы останемся внакладе, – задумчиво сказал Джимми. – Люди, покупающие дорогостоящие предметы наподобие радио, стиральных машин, всегда хотят оплатить покупку позже. Если бы это были путешествующие коммивояжеры, бизнесмены. Да, к тому же расходы погашались бы с расчетного счета.
– Отлично, Джимми, – одобрительно сказал Эрик, – а это значит, что мы должны иметь дополнительные гарантии от компаний, вместо отдельных клиентов.
– Итак, речь идет о строго обеспеченных карточках, – сказала Кассандра, как будто себе самой. Она посмотрела на них. – Дорожные и гостевые карточки для бизнесменов, кто еще, – подсчитывала она, разгибая по очереди пальцы, – те, кто путешествуют, останавливаются в отелях и едят в ресторанах.
Они смотрели друг на друга.
– Теперь мы знаем, кто примет эти карточки, – воскликнул Джимми, – поспешим к ним!
Расчеты не были обманчивыми. Что касается двадцатидевятилетней Кассандры Мак-Куин, то она была состоятельна. Стоимость ее особняка в Карлтон-Тауэрсе составляла около ста тысяч долларов. Ее доля капитала в журнале «Кью» примерно в пять раз больше.
– Этого недостаточно, – произнес Эрик. Кассандра посмотрела:
– Почему?
Отлично ухоженный ноготь бухгалтера побежал по колонкам цифр в книге счетов.
– Хотя издержки на содержание персонала у вас не особо большие, они будут поедать доходы акций «Кью». Вы не можете заложить их, пока у вас не появятся иные источники доходов.
Он посмотрел на нее выжидающе.
– Они не ожидаются, – ответила Кассандра.
– Стоимость дома выплачена, и вы можете заложить его. За, скажем, шестьдесят тысяч. Это покроет издержки примерно первых двух лет. Но это все равно далеко не тот минимум, в коем мы нуждаемся.
– Могу я продать акции «Кью»? Эрик пожал плечами:
– Да, можете. В реальных покупателях недостатка нет: «Таймс», «Ньюсуик», конечно, Катарина Грахам. Но продажа их предполагает, что вы теряете всякий контроль над журналом «Кью».
– Вы имеете в виду, что они могут изменить формат, направленность издания и все прочее?
– Все, вплоть до смены персонала.
– Но журнал перестанет быть самим собой без Джимми и его коллег!
Эрик промолчал.
– На это я пойти не могу, – сказала Кассандра наконец, – мой отец собрал всех этих людей вместе, они дали «Кью» его лицо, сделали его жизнеспособным. Если не считаться с этим, я разрушу многое, стоящее за журналом.
Кассандра задумчиво прикусила нижнюю губу.
– А что, если продать акции служащим журнала? В таком случае ничего не изменится.
– Да, это возможно, – ответил Эрик, – но полмиллиона долларов – такая куча денег. Я не уверен, что Джимми и его коллеги смогут его выкупить. И вы, Кассандра, не учли еще одного. Если вы продадите все акции, у вас не останется никаких доходов. А карточки солидно звучат лишь на бумаге. Приготовьтесь к тому, что долгое время вы будете лишь поражаться тому, куда уходит такая куча денег и почему ни цента не возвращается. Если, да простит меня Всевышний, этой идее не суждено выиграть, то можете остаться и вовсе ни с чем.
Ореол, окружавший ее мечты, тускнел под расчетами Эрика. Кассандра знала, что он будет с ней честен самым жестким образом, как и обещал. Внезапно разверзлась бездна, и стабильный доход она осознала как незаслуженное подаяние.
– Сколько мне нужно, Эрик? Низший предел. Голлант улыбнулся:
– Почти вся сумма. Можете довериться моему многолетнему опыту.
Кассандра внимательно просмотрела подсчеты еще раз. Арендная плата, содержание персонала, телефоны, оборудование, транспортные и прочие расходы – 550 ООО долларов должно хватить на более чем трехлетний период.
– Но вы не приняли в расчет доходы! – воскликнула Кассандра.
– Если вам повезет, в первый год вы сможете вернуть лишь половину вложенного капитала, – констатировал в ответ Эрик, – быть может, еще меньше во второй. В третий, если дело к тому времени еще не заглохнет, доходы все равно еще не перекроют расходы.
– Вам кто-либо когда-либо говорил, что вы все видите в черном свете?
– Кассандра, я только пытаюсь…
– А я только пристаю с пустыми расспросами. Вы мне рассказали все, что я должна знать, и я признательна вам за это. Итак, пора сделать первый шаг. Первое, что надлежит сделать – это спросить у Джимми, что он думает относительно возможности покупки служащими акций «Кью».
– Вы думаете пойти на этот риск?
– Если они скажут «да», то пойду. Эрик, ведь я не так много теряю, не так ли? Но если я не использую шанс, предоставленный мне Розой, я буду сожалеть об этом всю свою жизнь. А этого я не хочу.
– Я в ужасе, Николас.
Кассандра стояла на пороге коттеджа, глядя на озеро. Там, по ту сторону, на многие мили не было ни единой живой души. Она прислушалась к какофонии лягушачьего кваканья, в то время как сумрак опускался на окрестности. Солнце опустилось в облака, золотой рябью покрыв озеро.
Кассандра услышала шаги Николаса у себя за спиной и почувствовала прикосновение его рук. Это была их вторая встреча здесь, в Коннектикуте, в уединенном месте вдали от любопытных глаз Манхэттена. Для Кассандры это были драгоценные минуты в перерывах между долгим, почти бесконечным расставанием.
– У тебя все прекрасно получится, – пробормотал Николас.
Он хотел хоть как-то смягчить смятение и неопределенность, которые чувствовала Кассандра. Она лишилась почти всего, что у нее было. Николас сам проводил бессонные ночи, размышляя, почему он не мог быть рядом с ней теперь, когда ей это было так необходимо.
– Все будет хорошо, – сказала Кассандра, прочитав его мысли. И, повернувшись: – если даже произойдет худшее…
– По крайней мере ты знаешь, что я всегда с тобой. Кассандра прижалась к нему. Именно этих слов она и ждала. Это то, что она могла взять с собой. Это единственное, что у нее сейчас действительно было.
Хотя Джимми Пирс и был увлечен идеей Кассандры продать акции журнала «Кью» служащим, тем не менее прекрасно понимал, что у большинства служащих будут серьезные проблемы с тем, где раздобыть деньги.
– Дайте мне время хорошенько обсудить этот вопрос, чтобы узнать, насколько это реально, – сказал он.
На это ушли месяцы. Кое-кто из издателей и секретарей изъявил желание приобрести акции. Чтобы быть справедливым ко всем, Пирс предложил установить максимально допустимое количество в размере ста акций на одного служащего и срок внесения необходимой суммы в течение девяноста дней.
– Кое-кто из нас может купить больше и прямо сейчас, – пояснил он Кассандре, – но это будет несправедливо по отношению к остальным. Результат может оказаться слишком болезненным: немногим лучше того, если бы вы решили продавать «Кью» посторонним инвесторам.
Кассандра согласилась, но высказала раздражение по поводу задержки. Чтобы не терять времени, она взялась за получение кредита под залог Карлтон-Тауэрса и вложила полученные средства в ремонт и обновление офиса. Далее на очереди были покупка необходимой обстановки и подбор соответствующего персонала. Долгие часы дискуссий провели Кассандра и Эрик Голлант у пруда в Сентрал-парке, чтобы прийти к единому мнению относительно того, какого рода люди нужны для этого дела и где их следует искать.
– Вспомни, что делал Монк, – говорил ей Эрик, – он уделял очень много времени поискам нужных ему людей и хорошо платил им. Ни один служащий не станет работать хорошо, если не почувствует заботу компании о себе.
Кассандра вспомнила Мишель, начинавшую деятельность «Глобал» во Франции:
– Трудно не согласиться.
В сентябре все документы были готовы, деньги получены. Были даны интервью и нанят штат сотрудников.
– Полагаю, что это именно то, что нужно, – сказала Кассандра, окинув взглядом обновленное помещение.
Был День труда и как обычно весь город устремился в загородные коттеджи, на побережье, не желая упустить последнее тепло уходящего лета. Пустынный Нью-Йорк напоминал Кассандре Париж в августе, когда город оказывался в распоряжении туристов.
– Надеюсь, вы готовы начинать, – подытожил Джимми.
Кассандра уныло склонилась над списком и потрясла головой: проблемы, над которыми она с Эриком билась все лето, были просты как ясный день. Невозможно добиться согласия владельцев отелей и ресторанов на введение «Юнайтед стейтс экспресс кард», не доказав им, что к помощи карточек будут прибегать не только их постоянная клиентура, но и более обширный круг бизнесменов. ЮСЭ взяла бы на себя ответственность за сбор денег с покупателей за вычетом 10 % при сохранении баланса отелей и ресторанов.
Используя свою репутацию и деловые связи, Джимми Пирсу удалось решить первую половину возникших затруднений.
– Я мог бы заинтересовать владельцев ресторанов и управляющих отелей предложением, но для этого необходим список клиентуры.
– Вопрос первопричины: курица или яйцо? – мрачно пошутила Кассандра, – им нужен список клиентов – клиентам нужен необходимый перечень мест, где они могут воспользоваться нашими услугами.
– Поэтому мы вынуждены ориентироваться на покупателя, – сказал ей Эрик Голлант, – если мы не найдем с ним общего языка, то мы не найдем его ни с кем.
Учеба на практике началась на следующее же утро. Под руководством Кассандры двенадцать машинисток напечатали первые из пяти тысяч писем в адрес бизнесменов, чьи имена выбрал Эрик Голлант. После того как письма должны были достичь своих адресатов, Кассандра села за телефон. То, что действительно вызывало какой-либо интерес, был вопрос о завтраках.
– Это будет стоить несколько долларов, – высказался по этому поводу Эрик, – кстати, неплохо было бы обратить особое внимание на то, что вызывает особый интерес: на бизнес-завтраки.
В последующие два месяца Кассандра взялась за те рестораны, кафе и закусочные Манхэттена, о которых когда-либо что-либо слышала. После она решила узнать, сколько людей хотя бы звонило в их офис.
– Сколько людей сказало, что возьмут их? – спросила она с надеждой в голосе, полагая, что сможет спокойно отдохнуть в ближайшие выходные.
– Триста десять, – ответил Эрик.
– После всего? – воскликнула Кассандра.
– Это не так уж плохо для начала.
– Но разве этого достаточно?
Голлант понял, что Кассандру беспокоит предстоящая встреча с владельцами отелей и ресторанов.
– Ваша задача – заставить их в это поверить, и этого будет достаточно для начала.
– Хорошо.
Кассандре хотелось погрузиться в глубокую теплую ванну и с бульканьем скрыться под водой.
Слово Джимми Пирса было таким же надежным, как он сам: конференц-зал отеля «Рузвельт» был переполнен. Из списка приглашенных Кассандра знала не более дюжины людей.
– Приглашения получили управляющие «Уолдорфа», «Плазы» и многих других известных мест, но я и не ожидал увидеть их здесь, – выпалил Джимми, – это все снобы в высшей степени. Именно сейчас они нужны нам. Позже они придут к нам сами.
Кассандра поняла его логику. Компании никогда не позволяют своим служащим останавливаться в самых дорогих отелях. Никто не примет к оплате счета лучших ресторанов Нью-Йорка. Внимательно изучив список, Кассандра увидела, что это был подробный перечень общеупотребительных закусочных.
После завтрака, когда подносы были убраны и на столы подали кофе, Кассандра поднялась на трибуну. Большинство присутствующих переговаривались друг с другом; другие уже исчезли вовсе, оценив по какому поводу их сюда пригласили. Кассандра в строгом служебном костюме сама поражалась своей выдержке.
«К дьяволу все это!»
Она отбросила в сторону свои записки и, собрав все свое внимание, подошла к микрофону.
– Прежде всего, спасибо за то, что сегодня решили прийти к нам, – сказала она вежливо, – позвольте теперь более детально разъяснить, каким образом «Юнайтед стейтс экспресс» может способствовать увеличению вашего годового дохода.
Кассандра говорила, не останавливаясь, на протяжении часа. Она разъясняла, насколько использование ЮСЭ-кард облегчит ведение бухгалтерского учета, как обеспечена платежеспособность карточек ЮСЭ, с гордостью назвала число лиц, уже подавших заявки на ЮСЭ-кард, обрисовала перспективы их распространения. Она представила Эрика Голланта как своего вице-президента и директора одного из крупнейших нью-йоркских банков, согласившегося гарантировать размещение ЮСЭ-кард. Не упустила она и юридический аспект проблемы, пояснив, что банк выступает в роли гаранта лишь до того времени, пока фондов компании достаточно для того, что покрыть вероятный убыток.
– Десять процентов комиссионных – не слишком ли? – воскликнул один владелец ресторана, – нельзя ли его пересмотреть?
– Гарантия и обеспечение карточек ЮСЭ – вовсе не слишком, – ответила Кассандра.
– А как относительно защищенности карточек? – спросил менеджер одного из отелей.
– Если карточка утеряна и используется без ведома хозяина, то ЮСЭ принимает меры к розыску преступника. Но ответственность не будут нести ни клиент, ни фирма. Расходы на себя принимает ЮСЭ.
Управляющие засмеялись:
– Эти гарантии писаны вилами на воде. А могу я видеть их на бумаге?
– Конечно, – ответила Кассандра.
В этот момент, как заметила Кассандра, у Эрика было серое лицо.
После презентации присутствующим разнесли пластиковые карточки, на которых должны были быть впечатаны имя владельца и коды учреждений, где они должны были быть приняты к оплате.
– Если вы пожелаете их принять, джентльмены, то опустите их в красный ящик, – сказала им Кассандра, – вам пришлют их через неделю уже заполненными.
– А если мы не пожелаем? – спросил один из присутствующих.
– Тогда опустите карточки в голубой ящичек, но прежде хорошенько все обдумайте.
После того как презентация окончилась, зал загудел, когда присутствующие повставали со своих мест и приступили к обмену мнениями. Кассандра спустилась с подиума, покачала головой и приготовилась принять первое поражение. Она даже не заметила Николаса Локвуда, стоявшего в дверном проеме.
– Они что, дальтоники?
Кассандра не могла сдержать горечи в своем голосе. Зал опустел, рабочие убирали столы, расставляли стулья. На широком столе подиума Кассандра с Эриком подсчитывали количество карточек в обоих ящичках. У Кассандры пропала всякая надежда, когда она вытряхнула на стол содержимое красного ящика. Оно могло уместиться на ладони.
– Сколько их?
– Двести двадцать.
– Могло быть и хуже, – философски произнес Эрик. Кассандра села на ступени подиума. Почта, звонки, изготовление карточек, презентация – все это стоило денег. И что в итоге? Пара сотен заведений и пара тысяч клиентов, кто еще раздумывает использовать или не использовать эти карточки в этих заведениях? Эрик был прав: деньги будут улетать. И она ничего не в силах сделать с этим.
– Я не хотел бы, чтобы вы так расстраивались, – сказал Эрик, усаживаясь рядом с ней, – не стоит впадать в отчаяние от первой неудачи. К тому же нам надо показать, что такое карточки клиентам, которые у нас появились.
Кассандра откинула голову назад и посмотрела в потолок.
– Надо делать что-то еще. Но я не знаю как.
– Первый шаг сделан. Карточки вызвали любопытство. Теперь дело за клиентами.
Кассандра слабо улыбнулась:
– Конечно.
Она встала и огляделась вокруг себя. Пустота комнаты соответствовала ее настроению.
– На эти выходные я поеду за город. В понедельник обязательно вернусь, обещаю.
Эрик согласно кивнул:
– Замечательная идея.
Ему нравилось, что Кассандра находила вдохновение в стране озер Коннектикута. Он не знал точно, где это, но Кассандра оставила ему номер телефона. Когда она уходила из зала, он, глядя ей вслед, подумал, что ей предстоит вынести все трудности предстоящих дел.
61
По всей видимости «Глобал» оставался все той же компанией, как и год назад, когда руководство взял Стивен Толбот. Его финансовые операции, денежные векселя и дорожные чеки доминировали на внутреннем и международном рынке туризма. Его корабли продолжали бороздить просторы мирового океана. Его капиталовложения в нефтяные, фармацевтические и химические концерны продолжали сохранять за ним ведущую роль более чем в двадцати правлениях.
Директора благотворительных фондов, музеев и учебных заведений вздыхали с благоговением, когда узнавали, что пожертвования «Глобал» не только не сократились, но даже увеличились. Матроны Парк-авеню, организовывавшие благотворительные балы в пользу больниц и прочих подобных заведений, расплывались в улыбке перед благородными пожертвованиями Стивена Толбота. В мужских клубах Манхэттена только новички обращали внимание на отпугивающее лицо Стивена Толбота. Общество финансистов, наблюдавшее за борьбой Стивена за свое наследство и удовлетворенное его напористостью, приняло его как равного среди равных.
Но за парадным фасадом этого великолепного здания произошли серьезные перемены. За последние двенадцать месяцев Стивен Толбот постепенно распродавал все, что являлось локомотивом и рельсами этого громадного состава «Глобал». Так, были проданы многие крупнейшие магазины и торговые базы, приобретенные в двадцатые годы Франклином Джефферсоном, многое заложено под проценты, либо сдано в бессрочную аренду. К концу года по сути дела «Глобал» превратился в колосса на глиняных ногах.
Что же касается изменений в составе администрации Нижнего Бродвея, то весь прежний руководящий персонал Розы был уволен, за исключением двух бывших вице-президентов, которые, будучи приглашенными на первую встречу в офис Стивена, поспешили поклясться ему в личной преданности.
– Я бы хотел, чтобы вы взяли на себя операции с векселями и дорожными чеками, – сказал Стивен, – я доволен тем, как обстоят дела в этой области и хотел бы, чтобы все оставалось по-прежнему. Ясно?
Два почтенных джентльмена, которые были экспертами в железнодорожном бизнесе, послушно закивали: с тех пор как они лишились своих прежних мест, у них не было иного выбора как вступить в клуб любителей бренди.
– Я ничего не смыслю в этих штучках с дорожными чеками, а ты?
– Ты смеешься? С тех пор как была убита Мишель Мак-Куин, этим занимались О'Нил и Голлант. Мне и в голову не могло прийти, что я когда-нибудь возьму в руки хоть один дорожный чек.
– Что за леший дернул его выбрать нас для этого? – Злая шутка судьбы – не находишь?
Это была правда. Стивен Толбот хотел единолично править компанией и потому немедленно сместил всех прежних руководителей. Он лучше кого бы то ни было знал, что не представляет личного для него интереса и где действительно зарыт «золотой гусь». В отличие от других отделений компании операции с векселями и дорожными чеками не нуждались в опеке и столь радикальной перестройке. И, по его мнению, двое послушных служак, цепляющихся за свое место и за свою пенсию, как нельзя лучше должны были подойти для этой работы.
Пользуясь авторитетом компании, Стивен набрал в штат талантливых выпускников коммерческих учебных заведений, которым надлежало составить будущий костяк администрации. Его избранники были похожи как две капли воды. Все они были молоды, энергичны, честолюбивы, что называется, «рыцари без страха и упрека». Именно из таких индивидуальностей Стивен хотел составить руководящее звено «Глобал», которое бы безукоризненно выполняло волю своего господина. Наиболее приближенным он назначил астрономические оклады, заманивая их блеском и роскошью Дьюнскрэга. Кроме того, он побеспокоился о том, чтобы никто из них никогда не смог предпринять что-либо против него или против «Глобал». При малейшей тени подозрения подозреваемый тотчас же отстранялся от дел. Каждому из своих заместителей Стивен отвел строго определенную область личной компетенции, доверив определенные секреты. Когда же убеждался, что тот в точности знает, что надлежит ему делать – посылал с определенной миссией за океан: в Токио, Гонконг, Джакарту, Сингапур. Там, используя фонды, обеспеченные нефтяными корпорациями, зарегистрированными в Панаме, и секретные сбережения, помещенные в швейцарские банки, его люди вступали в пай, либо создавали новые банки и брокерские конторы. Много денег утекло, чтобы вызвать к жизни эти концерны и чтобы направить поток финансов в новую, зачастую попросту несуществующую индустрию Дальнего Востока.
Стивен делал свою западню с величайшей осторожностью. Подобный же риск был с золотом, доставленным с «Хино Мару». Но тогда прибыль по сентиментальности одной престарелой дамы была поделена с дзайбацу. Но теперь пришло его время. В сети шла крупная рыба – Стивен это чувствовал. Людей из дзайбацу он знал очень и очень хорошо…
Стивен был одет к обеду, когда появился посыльный. Облачившись в черный фрак, он рассматривал себя перед зеркалом. Вечером на официальный обед на 60 человек он прибудет в сопровождении самой очаровательной дебютантки – около девятнадцати лет, не старше. За короткое время его стремительного взлета на вершину нью-йоркского общества он хорошо изучил скрытые пристрастия принадлежащих к нему дам, как молоденьких – так и в возрасте.
Стивен вскрыл конверт и прочитал сообщение Николаса Локвуда о мероприятии, устроенном Кассандрой в отеле «Рузвельт». Сообщение Локвуда характеризовало это действо как кукольный спектакль, устроенный в тщетной попытке собрать средства на годовое содержание странной организации, именующей себя «Юнайтед стейтс экспресс».
«Никаких сомнений».
Стивен улыбнулся и положил рапорт на место, определенное для сообщений подобного рода. Как ни уверен был Стивен в Локвуде, но, тем не менее, не сказал ему, что на этом собрании будет присутствовать еще один человек с подобным же поручением. Он хотел еще раз убедиться в своей проницательности относительно привязанности Локвуда.
Токио уже ничем не мог напомнить прежний город Юкико Камагучи. Американцы вложили миллионы, помогая восстановить город, но в то же время оставив свою неизгладимую печать. Японцы в своем стремлении ко всему американскому явно не предвидели результата. Юкико была поражена происшедшим переменам.
Однако американцы дали кое-что из того, что могло быть понято и оценено людьми. За время оккупации США составили проект новой конституции для Японии, сделанной по образу и подобию их собственной. Одной из самых радикальных перемен было изменение положения женщин в обществе, гарантировавшее им равные с мужчинами права. Менее чем в ста словах Америка отбросила прочь тысячелетия дискриминации и предопределила новый социальный статус. Но, по иронии судьбы, это не коснулось Юкико. Ненавидя новый порядок, она не могла принять и преимуществ нового закона. Даже теперь.
Юкико покинула Гонолулу через день после конфронтации с дзайбацу. Она понимала, что шаг, предпринятый ею, навсегда отрезает ей путь возвращения на родину. Она должна была незаметно пробраться сюда, прежде чем они соорудили бы свои укрепления.
На Гавайях в распоряжении Юкико был лишь маленький счет, которого хватало лишь на то, чтобы оплатить ночлег и стол. Кое-что изменилось с появлением Стивена. Но будучи еще незнакомой с ним, Юкико создала свой собственный небольшой денежный резерв. Это были небольшие излишки, которые ей, всегда бережливой, удалось отложить. Несколько тысяч долларов в Японии 1950 года считалось уже небольшой удачей.
Когда же Юкико вернулась в Японию, она затерялась в рабочих кварталах Токио, снимая там скромную однокомнатную квартирку. Здесь, среди рабочих и мелких служащих, она была надежно укрыта от любопытных глаз.
Юкико занимала свои дни тем, что бродила по городу, наблюдая за происходящим вокруг нее. Говорили о перепланировке, о том, что будет возведена сеть крупных фабрик. И Юкико наблюдала своими собственными глазами, как город восставал из пепла. Она не могла понять сути этих индустриальных преобразований, однако, если бы люди дзайбацу были более бдительны, они могли бы исподволь помешать этому.
«Но даже они не в силах воспрепятствовать будущему порядку. Если это так, то Япония должна получить от этого определенную выгоду. Те, кто смог обустроить свою страну, те смогут переустроить и другую».
И хоть Юкико Камагучи ничего не понимала в рынке недвижимости, тем не менее она постоянно ходила в токийскую Центральную регистратуру и наводила справки, где и какая земля выставляется на продажу. Как правило, это все были очень небольшие участки земли. Но там, где другим взорам открывалась лишь разруха, ее взору представлялись сияющие дворцы.
Юкико реально представляла все предстоящие осложнения. Ничто не могло быть куплено на ее имя. Как только она подписывает чек – бумага проследует к дзайбацу. Она предвидела это, и на исходе 1950 года послала телеграмму в Коблер-Пойнт и вызвала Джиро Токуяма домой.
Задачей слуги Стивена было не только охранять собственность, но и исполнять роль глаз и ушей Юкико, если Стивен вернется. Джиро Токуяма быстро собрал свои немногочисленные пожитки и со спокойным сердцем покинул Коблер-Пойнт, оставив двери открытыми. Это была маленькая, но доставляющая удовлетворение месть.
По возвращении в Токио Джиро Токуяма поселился в маленькой квартирке недалеко от улицы, где жила Юкико. Следуя ее инструкциям, он открыл счет в банке и поместил туда депозит на шестьсот долларов, заявив, что заработал их у гайджина на Гавайях. Затем он пошел к адвокату, который составил ему учредительные документы для фирмы.
– Что вы хотите предпринять? – спросил его адвокат.
Джиро вежливо улыбнулся:
– Дело обещает быть интересным.
Адвокат позвонил в Ведомство по реестрам и сообщил о создании фирмы под номером 4780. Через несколько дней компания 4780 купила сорок тысяч квадратных футов земли, загроможденной всякими развалинами, за несколько сотен долларов. После того, как Джиро Токуяма оформил все формальности, Юкико отправилась в синтоистский храм, где скрывался ее отец. Здесь она зажгла курильницу у алтаря и прошептала его духу, что она приступает к возмездию.
Вооружившись списком клиентуры и учреждений, Кассандра была готова к следующему ответственному шагу. Она хотела начать вводить ЮСЭ-кард в обращение перед Днем Благодарения, как раз к началу нового финансового года. Управляющие отелей и ресторанов подводили итоги между концом ноября и Новым годом, и Кассандра стремилась именно в это время запустить ЮСЭ-кард в обращение.
С помощью Джимми Пирса она подыскала превосходное место для изготовления и печатания карточек. В списке заброшенных построек Джимми отыскал одно здание, не снесенное лишь по той причине, что оно являлось памятником истории.
– Это превосходно, – воскликнула Кассандра, когда очутилась на углу Девятой авеню и Тридцать третьей линии перед маленьким зданием из красного кирпича с ажурными решетками на окнах и тяжелыми металлическими дверьми.
– Здесь находился Морской сберегательный банк, – пояснил Джимми. – Здание построено на рубеже веков и заброшено во времена депрессии.
На следующий день Кассандра уже подписала соглашение с Историческим обществом об аренде бывшего банка на долгосрочной основе. Она обязывалась сохранять уникальный архитектурный облик здания и заботиться о его сохранности и ремонте.
– Вы знакомы с кем-либо из полицейских этого квартала? – спросила она Джимми, когда они выходили из Исторического общества.
– Немного. А что?
– К тому времени, когда я вернусь из Вашингтона, мне хотелось бы, чтобы здание было оснащено хорошей системой защиты. Спросите также: быть может кто-то не прочь коротать ночи при луне.
Затем Кассандра направилась в Бюро по печатанию и гравировке на углу Четырнадцатой и С улиц. Охранник провел ее по напоминающим производственные помещениям, пока они не достигли комнаты металлов, где хранились сертификаты подлинности денежных знаков и их эквивалентов.
– А, это вы, миссис Мак-Куин, – сказал директор, протягивая ей маленькую металлическую пластинку, добавив, – под этим микроскопом вы лучше сможете рассмотреть детали.
Кассандра убрала волосы и внимательно всмотрелась через микроскоп. Края были филигрированы мелкой сеточкой. В верхнем левом и правом углах были изображены якоря, чуть ниже – надпись «Юнайтед стейтс экспресс». Посредине карты в профиль был изображен рыцарь с волевым, решительным выражением лица, его глаза, казалось, устремлены в будущее. Символ рыцаря был выбран по той причине, что первое применение «кредитных карточек» относится к средневековью. Тогда, взамен расчетов золотыми монетами, стали штамповать специальные счета, которые позже предъявляли к оплате. Его изображение заключалось в выгравированную особым образом окружность.
Когда карточки были напечатаны, сеточка получилась черной, буквы – белыми, фон – синим. Имя владельца карточки и место, где она принимается к оплате, должно было быть напечатано в центре. Оборотная сторона должна была заполняться датами, местами и количеством использования.
– Это замечательно! – прошептала Кассандра.
– Благодарю вас, миссис Мак-Куин, – ответил служащий, поверьте мне, это действительно существенно отличается от общепринятых чеков Мэдисона и Франклина.
По возвращении в Нью-Йорк Кассандра приступила уже непосредственно к тиражу. Два детектива из нью-йоркской полиции проводили беседы со служащими типографий, вероятными исполнителями этой работы, разъясняя им меру ответственности, ложащуюся на их плечи. В октябре, когда все подготовительные работы были завершены, Кассандра направила основное внимание на самую последнюю, но, несомненно, очень важную часть бизнеса.
– Вот то, что мы имеем, – сказал ей Джимми Пирс, когда они вошли в художественную редакцию журнала «Кью». Здесь были представлены работы художников и автографы писателей, переданные журналу авторами.
– Чтобы привлечь клиентуру, мы, так же как и многие другие, пытаемся делать как можно больше и внутрикорпоративных выпусков крупных компаний.
– И как обширна география ваших выпусков? – спросила Кассандра.
– Нью-Йорк, Нью-Джерси, Массачусетс и Пенсильвания.
Работы, по большей части черно-белые, производили впечатление. Содержание надписей сводилось к следующему: «Юнайтед стейтс экспресс кард – надежность, выгода, удобство: работают с вами для достижения вашей цели!»
Чуть ниже было описание того, что эти карточки предлагают. И заканчивалось все: «Юнайтед стейтс экспресс кард – воспользуйтесь ими!»
– Что еще вы собираетесь предложить?
Джимми прочитал вариант радиорекламы и сообщил время, какое он заказал и оплатил. Кассандра побледнела, когда увидела сумму.
– Это дорого, – добавил он, – но и польза немалая. Не вы одна будете убеждать своих клиентов – об ЮСЭ будут говорить люди. Они должны узнать, что это – реальность.
– Да, я понимаю и знаю, что это стоит кучу денег.
– Замечательно. Но и «Кью» приготовил для вас сюрприз.
Они проследовали к ее офису:
– Как она выглядит? – спросил Джимми.
Фотограф, поджидавший их, лишь одобрительно Хмыкнул в ответ.
– Джимми, что происходит?
– А что вы думаете? Обложка и трехстраничный разворот, в номере на День Благодарения.
Кассандра вспыхнула:
– Джимми, но я не знаю, что сказать… Пирс протянул руку.
– Каждый из присутствующих хотел бы сделать это, Касс. Я жму вашу руку и… удачи!
62
Подобно большинству людей, Кассандра на своем опыте познала значение пословицы «хорошенького понемножку», как ребенок обычно после второго или третьего блюда ждет любимый десерт. Как раз накануне своего тридцатилетия она получила этот старый урок уже иным образом.
В феврале 1951 года ЮСЭ на Девятой авеню напоминал сумасшедший дом. Никто не ожидал такого объема работы, который свалился после Дня Благодарения и неуклонно возрастал вплоть до конца января. Ежедневно по почте поступали сотни расписок в получении, отснятых на фотопленку, звонили управляющие отелей и ресторанов, требовавшие еще большего количества расходных карточек. Телефоны звонили не переставая, так как управляющие по сбыту требовали расписки за карточки. Кассандра проводила в офисе по 15–20 часов в день, выкраивая в плотном расписании только вечер, чтобы расслабиться. Она платила своему персоналу вдвое больше, чтобы они оставались на работе допоздна, включая и выходные дни. Кассандра знала, что нельзя медлить с приемом денег от клиентов и в то же самое время надо было безотлагательно делать свои платежи учреждениям.
Другой непредвиденной проблемой была клаустрофобия. Отремонтированное помещение было благопристойным, но слишком тесным. Она не ожидала того, что для каждой карточки потребуется в качестве приложения лавина документов. Это были папки документов – частных и итоговых, счета, гросбухи текущих доходов и расходов, всегда переменчивые архивы балансов. Каждый дюйм пространства был использован.
Заявки от потенциальных клиентов – учреждений и владельцев карточек подвергались обработке в личном офисе Кассандры, хотя служащие могли бы поставить главу ЮСЭ буквально в безвыходное положение. Несмотря на то, что ее служащие с удовлетворением занимались платежными чеками, подкармливаемые за счет сверхурочных, стесненные условия труда вызывали их недовольство. Чтобы не произошло худшего, Кассандра решила сама погасить волнения.
В последнюю неделю февраля Кассандра начала перемещение целой линии печати на новое место в южном конце Манхэттена. Хуже всего было то, что зима принесла обильные снегопады, и то, что прежде занимало один день, растягивалось на три. Результатом был завал работы по доставке печатных машин.
Тем не менее было увеличено вдвое рабочее помещение расчетной палаты. Туда завезли множество новых столов, стульев и целый ряд шкафов для хранения документов, среди которых возбужденно суетились сотрудники, Кассандра же управляла из своего офиса.
– Похоже, вы хорошо справляетесь со всем, – сказал флегматично Эрик Голлант, напряженно прислушиваясь к доносящемуся отовсюду рабочему шуму.
Кассандра мрачно посмотрела на него.
– Понемногу.
– Позвольте сделать предложение… – начал бухгалтер, – вы могли бы взять к себе несколько коммивояжеров. Мне звонили несколько человек, с которыми вы обещали встретиться, но из этого так ничего не получилось.
Голос Кассандры стал угрожающе тихим:
– Эрик, вы предполагаете, что я смотрительница сумасшедшего дома. Все чего-нибудь хотят. Если вы полагаете, что мне нужны коммивояжеры, то надо нанимать их. Только сначала скажите мне, чем им платить?
Несмотря на огромную массу полученных расписок в получении карточек, расходы Кассандры в процентном отношении опережали общие доходы ЮСЭ от каждой совершенной сделки. Аренда нового торгового дома и перенесение на новое место печатной линии стоили большой суммы денег. Что касается расходов на оплату сверхурочных и содержание нового персонала, то Кассандра использовала удобную ситуацию с массовыми увольнениями, откуда она черпала то, что ей было нужно, беря на себя погашение залога за жилье и обеспечивая прожиточный минимум. Даже при таком барометре, показывающем бурю, резервы ЮСЭ на счете банка угрожающе таяли.
Эрик раскладывал перед собой стопку бумаг так, что Кассандра была в поле его зрения.
– Послушайте меня. Случилось нечто неожиданное. Если нам удастся пустить в продажу карточки ЮСЭ, это даст нам значительно больший доход, чем то, о чем мы мечтали. Мне звонят минимум раз тридцать в день из компаний, желающих заказать карточки для своих служащих. А что нового у вас?
– Семьдесят пять – восемьдесят, – пробормотала Кассандра.
– Вот в том-то и дело, – торжествующе воскликнул Эрик. – Что бы ни способствовало росту интереса – наша презентация, или реклама, – вы теперь понимаете, ЧТО служит приманкой в любом деле: гласность. Карточки стали предметом разговоров. Уже много раз я видел и ресторанах людей, расплачивающихся с помощью карточки. И всегда одна и та же история: ее владелец выкладывает свою пластиковую пластинку, которая выглядит изящно, и с удовлетворенной ухмылкой на лице ощущает вопросительные взгляды клиентов. А затем этот славный малый в течение нескольких минут рассказывает окружающим об этом, как будто он сделал какое-то открытие. Ему удается ощутить свою важность в глазах окружающих и заставить их поверить в то, что он действительно важная персона.
– Кассандра, вы думали, что дали им общедоступную пошлину за обеспеченные услуги. Но это безнадежно устарело. Вы предложили им шанс почувствовать уважение к себе. Вы продавали им мечту.
Кассандра никогда прежде не видела Эрика таким многословным и одновременно взволнованным. Она почувствовала, как будто ее отчистили и подобно глянцу с потускневшего серебра сняли с нее усталость как ношеное платье.
– Тогда, я полагаю, нам лучше было бы принять тех служащих по сбыту, – сказала она.
– Я уже подготовил их и жду вашего разрешения. Кассандра улыбнулась:
– Само собой разумеется. И вы серьезно считаете, что я в состоянии возглавить торговлю?
Брови у бухгалтера вздернулись подобно задвигавшимся гусеницам:
– Вам ничего другого не остается.
Как только Эрик Голлант ушел, Кассандра закрыла двери своего офиса и не брала телефонную трубку. Мысленно снова и снова она возвращалась к сказанному им. Когда она приняла решение, то уверенности в том, что поступила так как надо, не было.
«Какого черта! Разве я не думала воспользоваться моментом?»
Потом она позвонила Джимми Пирсу и сказала ему, что ей нужно встретиться с его художниками и авторами текста из журнала «Кью», чтобы обсудить план следующей рекламной кампании.
– А что-то было не в порядке с первой? – спросил Пирс.
– Ничего, пластинка получилась замечательной. Но теперь я хочу продавать мечту.
Временно решив проблему рабочего помещения, Кассандра сконцентрировала свое внимание на улучшении обналичивания потока карточек ЮСЭ.
– Очень многие люди используют свои карточки в очень небольшом числе заведений, – сказала она шестерым новым служащим по сбыту, – до сих пор мы не смогли увеличить сферу применения карточек и в какой-то степени число клиентов. Короче, наша доходная база очень узка.
Ей уже поступали предложения от ряда торговцев, но Кассандра отклоняла их. Потом Кассандра разрекламировала самые последние предложения, поступившие после пасхальных каникул.
– Для того, чтобы будущие торговцы обнаруживали самих себя, мы будем рекламировать их, включать их имена ради акцептации нашей карточки. Это усилит и значимость обязательств ЮСЭ. И чтобы они поняли, что мы хотим сделать все возможное, чтобы поощрить их стать нашими членами и постоянными клиентами.
– Кассандра, это может быть неверно истолковано, да и бросит на нас тень, – предостерег ее Голлант.
– Я не могу позволить себе выжидать, пока наши клиенты не очухаются и не употребят карточки в своих излюбленных отелях и ресторанах, – горячо ответила она.
– Тогда дайте нам что-нибудь, чтобы мы могли это опробовать, – сказал один из новых служащих.
Кассандра с интересом взглянула на него:
– Вы можете говорить под строжайшим секретом, что к июню, когда вся Америка отправится на летний отдых, карточки будет акцептовать каждый отель «Хилтон». И предлагайте подумать, что предпочтет американец: оставаться там, где надо рассчитываться наличными, или там, где он лихо выложит карточку и будет тратить еще больше, потому что у него отсутствуют наличные?
Кассандра осмотрелась с ошеломленным выражением лица:
– Джентльмены, вы просили дать вам побудительный толчок, и вы его получили. Теперь ваш черед!
– Боже мой, Кассандра, вы должны рассказать мне о «Хилтоне»!
Кассандра посмотрела с виноватым видом:
– Нечего рассказывать.
– Но… каковы ваши намерения? Я точно слышал, как вы сказали…
– Эрик, да, я должна была сказать им что-то! Это замечательные молодые ребята, и они, возможно, станут хорошими агентами по сбыту. Но им необходимо чем-то торговать.
– Даже если это обман? – спросил Эрик спокойно.
– Я себя не чувствую от этого хуже, – умоляла Кассандра. – Мне нужно было дать им что-то, что было у меня под рукой. А я как раз собиралась к Хилтону.
– А если вам откажут во встрече? Что вы скажете этим ребятам, когда окажется, что Хилтон не является нашим клиентом?
– Это будет ужасно, насколько я могу предположить.
Они помолчали некоторое время, каждый погруженный в свои мысли.
– По-моему, вы загнали себя в угол, – заключил бухгалтер. – И это крайне опасно.
– Тогда я попытаюсь приплатить, чтобы дать ход расчетам.
– И каким же образом вы это сделаете? Кассандра опустила руки в притворном отчаянии:
– Попробую поговорить с людьми Кендалла, что еще?
Сейчас Эрик Голлант не хотел даже думать об этом.
Он, конечно, чувствовал, что не в силах поддержать это. Риск был слишком велик. Да и Кассандра вряд ли попытается пойти на это.
Едва только Эрик ушел, как Кассандра уже села за телефон и звонила в Филадельфию Лионелу Кендаллу. Его имя было одним из самых весомых и уважаемых во всей американской системе отелей. Все его отели работали за наличный расчет, и хотя управляющие благоволили идее Кассандры, сам он настаивал на том, чтобы ни у кого и в мыслях не было обменивать карточки на их платежный полис. В течение получаса Кассандре удалось уговорить его по крайней мере встретиться с ней.
– Я надеюсь, что вы получите удовольствие от поездки к нам, мисс Мак-Куин, – сказал ей Лионел Кендалл, когда она на следующий день прибыла в Филадельфию. – Вероятно, до дела не дойдет.
Это был крупный, толстобрюхий мужчина с копной белых как снег волос и старомодно подкрученными усами. И хотя он годился на роль Санта Клауса, в его блестящих голубых глазах отражались проницательность и упрямство.
– Я полагаю, всегда легче сказать «нет» нежели «да», – ответила Кассандра.
Кендалл бросил ей:
– Продолжайте, я внимательно слушаю.
С помощью брошюр, рекламных проспектов и чрезвычайно увеличенного списка клиентов Кассандра растолковала, как с помощью акцептованной карточки Кендалл не только вытянет сеть новых клиентов, но и склонит этих людей расходовать больше денег, чем стоит обслуживание их помещений.
– Все это звучит довольно хорошо, – сказал ей Кендалл, – но это бизнес семейного спроса, мисс Мак-Куин. Вы мне показали впечатляющий список своей клиентуры, но я могу показать список более внушительных размеров. Это мой список. У меня клиенты из всех стран мира. Мы знаем, как четко мои люди следуют постоянным инструкциям принимать их чеки. А достаточно ли персонала у вас?
– Резонный вопрос, – сказала Кассандра. Лионел Кендалл вышел из-за стола:
– Подумайте, что это стоит? Я думаю все-таки, что ваш бизнес незначителен. Это не для меня. У вас нет такого чувства?
– Вовсе нет, мистер Кендалл. Мне дорого время, – и Кассандра собрала свои предъявленные материалы. – Если вы не возражаете, я хотела бы выйти из номера и подышать перед обедом.
Едва заметные искорки блеснули в глазах Кендалла:
– Если вы свободны, я почту за честь, если вы согласитесь пообедать со мной.
– Это очень любезно с вашей стороны, – сказала Кассандра, – я принимаю ваше предложение.
Едва Кассандра вернулась к себе в номер, она бросила бумаги на кровать и позвонила Джимми Пирсу. Менее чем за пять минут она передала ему свой разговор с Кендаллом, опустив тот факт, что он отверг ее предложение.
– И сегодня вечером я иду с ним ужинать, – заключила она.
– Звучит внушительно, Касс. А можно будет сфотографировать вас вместе для прессы?
– Это по вашей части. Может быть, вы распорядитесь, чтобы кто-нибудь позвонил в «Филадельфия инкуайрер»…
Обед был замечательным, и Лионел Кендалл оказался щедрым и гостеприимным хозяином. Было ясно, что в родном городе его любили, о чем свидетельствовали и великолепный прием в одном из лучших ресторанов города, и отношение многих гостей, подходивших к их столику, чтобы засвидетельствовать свое почтение. Управляющий отеля улыбался и обнял Кассандру, когда их фотографировал репортер местной газеты.
– Вы уверены в том, что я не могу изменить вашу точку зрения? – спросила его Кассандра, когда он сопровождал ее в холле своего флагманского отеля.
– Не сейчас. Но с вами было очень приятно, Кассандра. И я надеюсь, что вы не уедете из нашего города разочарованной.
– Лионел, я вовсе не разочарована.
На следующей неделе журнал «Кью» поместил репортаж о «деловой беседе» Кассандры Мак-Куин с Лионелом Кендаллом. Статья была невнятной, но вызывала интерес, так как фотография анфас, на которой Кендалл рядом с Кассандрой широко улыбался, действовала убедительнее.
«Если сейчас не сдвинется с места, то не выйдет ничего», – думала Кассандра, уставившись на телефонный аппарат, включенный в ее частную линию.
«Звони же, черт возьми, звони…»
Все получилось, но после того, как в течение недели Кассандра вымотала себя, подобно велосипедисту, едущему с горы на гору, перепадами настроения – от полного восторга до полного отчаяния.
– На проводе мистер Хилтон, – прозвучал голос Мадди, ее секретарши, по внутренней связи.
Кассандра задохнулась, как будто надкусила горячую булочку.
– Соединяй.
Конрад Хилтон позвонил неожиданно. Если верить его репутации, он будет говорить прямо.
– Мисс Мак-Куин, я думаю, было бы полезно для нас обоих встретиться у меня в офисе в «Уолдорфе» завтра в три часа после полудня.
– И по какому поводу, мистер Хилтон?
– Я думаю, вы уже в курсе, – ответил сухо Хилтон, – и мой вам совет, сохраняйте доверительность нашей встречи. Хотя я уважаю журнал «Кью», кое-каким вещам лучше было бы не появляться на его страницах, по крайней мере до времени.
– Три часа – удобное для меня время, – сказала Кассандра невозмутимо, – я попрошу моего бухгалтера прийти вместе со мной.
– Не стоит об этом говорить. В Техасе те, кто обменивается рукопожатиями, нуждаются друг в друге.
– Но мы в Нью-Йорке, мистер Хилтон. Последовала пауза, и в этот момент Кассандра подумала, что потеряла его.
– Хорошо. Приходите с Голлантом. Мне нравится его образ мыслей. Итак, завтра в три.
Раздались короткие гудки.
– Большое спасибо, мистер Хилтон, – весело сказала в телефон Кассандра.
– Не знаю, как вам это удалось… – изумлялся Эрик Голлант, когда шел вместе с Кассандрой на встречу в «Уолдорф».
– Как вам это удалось? – настойчиво спрашивал Эрик.
Идя на эту встречу, Эрик опасался худшего. Но, вместо ожидаемого им холодного душа, он стал свидетелем милой беседы и подписания в течении одного часа соглашения между Кассандрой и Хилтоном, что все отели, контролируемые им, будут не только принимать карточки ЮСЭ, но и рекламировать эту услугу в прессе и всякого рода рекламных брошюрах и проспектах.
– Скажите же мне, – настаивал он, – как вам удалось убедить Хилтона?
– Не знаю. Когда я поехала к Кендаллу, я знала, что он против.
– Это был самый неудачный выбор – прервал ее Эрик. – Кендалл всегда выдавал себя за настоящего одиночку.
Кассандра покачала головой.
– Это неправда. Он хотел, чтобы о нем так думали, по он, в первую очередь, проницательный бизнесмен. Возможно, его заведения не смогут принять карточки, но он позаботится о них и использует их в зависимости от обстоятельств в своих целях.
Эрик не мог поверить своим глазам, когда осмотрел список нью-йоркских ресторанов, где Лионел Кендалл использовал свою карточку ЮСЭ.
– Вопрос, который возникает сам собой – что же заставило Кендалла проводить столько времени здесь? Потом я вспомнила, что говорил Джимми о Конраде Хилтоне. Хилтон базируется в Нью-Йорке. Он монополист в сфере отелей. А бизнес Кендалла в застое. Можно предположить, именно предположить, что он уже готов продать свои заведения.
– Это очень долгая история, – сказал Эрик. Кассандра усмехнулась:
– Могу добавить. Прежде чем ехать в Филадельфию, я побывала в нескольких ресторанах Нью-Йорка, которые Кендалл постоянно посещал. Поговорила с управляющими и, между делом, спрашивала, как поживает их постоялец мистер Хилтон. И узнала, что эти двое наконец встретились, если и не договорились друг с другом о чем-то.
– Итак, вы поехали к Кендаллу говорить с ним о карточках, заранее зная, что он их не примет. И чего реально вы добились, – публикации статьи у Джимми, фотографии, что не осталось без внимания Хилтона.
– Если бы Хилтон узнал наверняка, что Кендалл принял карточки, то помахал бы ручкой. Он не мог бы простить Кендаллу, что тот мог думать о карточках так же, как и он, потому что главное, что он хотел бы показать ему, как делать бизнес по-новому.
– И поэтому он позвонил вам. Глаза Кассандры блеснули.
– Поэтому он решил ввести карточки в своих отелях, – поправила она Эрика.
– В это никто бы никогда не поверил, – сказал бухгалтер.
Кассандра наклонилась вперед:
– Никто никогда не узнает о деталях. Задумайтесь над этим, Эрик. Я применила расписки в получении карточек, чтобы проследить привычки клиентов расходовать деньги. И если это выяснится, то произойдут громадные сдвиги. На карточки ЮСЭ будут смотреть как на разновидность тайных агентов, внедрившихся в глубину общества.
Эрика Голланта забавляло ее упоение.
– Доказательств не требуется, – сказал он наконец. – Однако сейчас самое время подумать о наиболее совершенном способе сохранения верхнего слоя наших кредитосостоятельных клиентов. Мы произведем впечатление нашим собственным следственным отделом. Часть наших клиентов должна обслуживаться на уровне современных требований. Стоит нам связаться с идеей их привычных расходов, найдутся те, кто необычайно быстро воспользуется этим. Не забывайте, Кассандра, что есть немало людей, которые похищают карточки, а это большой шанс для мошенничества.
От этих слов Эрик. Кассандра почувствовала себя очень неудобно. То, что он ей внушал, было благоразумно. «И все же, Кассандра, кто знает, каким страшным посягательством на интимность может быть внедрение подобных маклеров».
– Мне надо провести некоторое время в Коннектикуте, чтобы обдумать это, – сказала Кассандра.
– Сколько вам будет угодно, – сказал Эрик и, подмигнув, добавил, – не забывайте, что в понедельник утром вы должны уже быть в офисе.
В понедельник 21 апреля в восемь часов утра Кассандра переступила порог расчетной палаты ЮСЭ, ожидая услышать обычный деловой гул. Конверсионный банк был пуст. Не работала ни одна пишущая машинка, не звонил ни один телефон. На мгновение Кассандра подумала, что ошиблась адресом.
– Удивительно!
Никаких признаков, только воздушные шары, конфетти и вымпел, спускающийся вниз. Вдруг раздался взрыв аплодисментов за дверью офиса, и ее окружили служащие. Протиснулся Джимми Пирс и, выступив вперед с самоуверенным видом дирижера в Карнеги-холл, взволнованно произнес:
– С днем рождения…
Кассандра была так тронута, что еле сдерживала слезы. Когда подали торт, она перевела дух, чтобы загасить свечи. Затем Эрик Голлант от имени персонала преподнес ей золотую копию карточки ЮСЭ.
– У меня нет слов, чтобы выразить благодарность, – сказала Кассандра, обращаясь ко всем. – Спасибо вам всем…
Она утратила дар речи.
– Другой подарок вам – этот день, – сказал Голлант, – сегодня ни здесь, ни в Эмпайер-стейт-билдинге мы не хотели бы видеть вас за работой. Желаем вам удачных покупок.
Импровизированный праздник закончился так же неожиданно, как и начался. На улице Кассандра пришла в себя от того изумления, которое будто пригрезилось ей.
– Итак, я иду за покупками!
Казалось, целая жизнь прошла с тех пор, когда она в последний раз прогуливалась по Пятой авеню мимо витрин магазинов. С витрин на нее смотрели новые коллекции одежды известнейших фирм.
Кассандра почувствовала, что ноги сами ведут ее к Фарадею. У него всегда был широчайший выбор косметики. Несмотря на то что была только первая половина дня, магазин уже был заполнен женщинами, спешащими в свой излюбленный отдел. Кассандра наблюдала за ними. Одни покупали к предстоящему обеду или вечеру, другие для пополнения своего аксессуара, третьи из страсти покупать.
«Но все они нуждаются в чем-либо необычном, они верят в то, что все эти покупки сделают их более прекрасными, более приятными. И все платят наличными».
Кассандра вдруг резко остановилась, так что следующие за ней покупатели натолкнулись на нее.
– Это совершенно очевидно, – сказала она вслух и покраснела, заметив обращенные на нее вопросительные взгляды клерков и покупательниц.
Платье, драгоценности, цветы, обеды, но сперва одежда! Она направилась к эскалатору и поспешила в офис на пятый этаж. В сервисной службе она сказала уставившемуся на нее клерку:
– Мне нужен номер телефона мистера Фарадея в Лос-Анджелесе.
Когда Кассандра прибыла в Лос-Анджелес, она была так взволнована предстоящей встречей с Мортоном Фарадеем, что ни мягкий ветер, дующий с Тихого океана, ни запах моря, не помогли ей уснуть. На следующее утро у нее была встреча с гигантом торговли.
– Мы слышали немало лестного о вас, мисс Мак-Куин, – сказал Фарадей, когда они сидели на террасе его бунгало у отеля «Беверли».
– Ваши дела с Хилтоном устроились великолепно.
– На самом деле? – невинно спросила Кассандра. – И что же за дела?
Лицо Фарадея растянулось в усмешке.
– Ну, это пустяки, – любезно сказал он, – вы так быстро сумели уговорить Конрада. Не знаю, как вам это удалось, но это так.
Фарадей оставил без внимания бенедиктиновый ликер, который подал ему проворный официант.
– Полагаю, сейчас вы намереваетесь то же самое проделать со мной.
– У меня и в мыслях не было ничего подобного, мистер Фарадей, – ответила Кассандра, – я здесь просто для того, чтобы поговорить с вами о женщинах.
Фарадею не надо было лезть в карман за словом. О его романтических похождениях ходили легенды на Западном побережье. Со своей стороны он хоть и пытался не придавать их особой огласке, но в узком кругу не делал из этого тайны.
– Пожалуйста, – сказал он не без некоторого сарказма, – поведайте мне то, чего я не знаю.
И Кассандра не преминула войти в приоткрытую дверь.
– Мистер Фарадей, какой процент ваших нью-йоркских покупателей составляют женщины?
– Насколько я знаю – почти сто.
– И все платят наличными, не правда ли? Торговец ухмыльнулся:
– Только наличными.
Кассандра не стала обращать внимания на «шпильки» в его словах:
– А что вы думаете о своих покупателях, мистер Фарадей?
– Что я о них думаю – я их люблю!
– Потому что они тратят много денег.
– Да, это правда.
– А что вы думаете о женщинах, как о покупателях в целом? Или более конкретно: о вашей жене, когда она возвращается домой с двумя-тремя громадными сумками?
– Мне нравится, когда их пять или шесть, – проворчал Фарадей, – когда она увидит что-то и ей это нравится, она всех опережает и делает покупку. Я не знаю, о чем она думает, когда тратит деньги, если думает о чем-либо вообще.
Он подозрительно наблюдал за Кассандрой.
– А куда вы клоните?
– Вы полагаете, что ваша жена исключение из общего правила на поприще покупок?
– Нет, – ответил Фарадей осторожно, – я полагаю, что она обычный покупатель.
– А что, если ей вдруг попадется то, что ей сильно понравится, а наличных с собой недостаточно? И что, если, вернувшись в магазин, она вдруг обнаружит, что понравившаяся ей вещь уже продана? Как вы думаете: как она будет чувствовать себя?
Фарадей засмеялся:
– Поверьте мне: этого уж с моей женой не случится. Ее кошелек всегда набит до отказа.
– Но на свете так мало имен, подобных вашему. Что делать миллионам женщин, вынужденным ходить с парой сотен долларов в кармане? – Кассандра стояла на своем.
– Не думаете ли вы, что они все равно сделали бы покупку, если бы Фарадей принимал карточки ЮСЭ.
Добродушие угасло в его глазах:
– Что-то не в порядке с завтраком, сэр? – с тревогой в голосе спросил официант, пристально рассматривая остывший соус по-голландски.
– У меня пропал аппетит, – ответил Мортон Фарадей, не глядя на него. – Я думаю, вам следовало бы шампанское поставить в лед.
Кассандра возвращалась в Нью-Йорк с триумфом. Громадных усилий стоило ей не позвонить Эрику Голланту прямо из отеля «Беверли», чтобы сообщить удивительную новость. Но она разговаривала с его секретарем и настояла на том, чтоб они встретились за ланчем в «Плаза».
– Что дернуло вас полететь в Калифорнию? – потребовал ответа бухгалтер после того, как поцеловал Кассандру в щеку. – Адвокаты Хилтона уже передали бумаги для подписания договора, дел уйма.
– Мы займемся этим после ланча, – пообещала Кассандра, – а сперва выслушайте меня.
Она растолковала значение соглашения с Мортоном Фарадеем и напомнила Эрику, что за спиной Фарадея широкая сеть магазинов.
– Конечно, мы не можем охватить полностью всю сеть сразу. Но когда он увидит определенный эффект, то согласится и на большее.
Эрик серьезно посмотрел на нее:
– Слава Богу, что не все целиком.
Кассандра не могла поверить, что услышит от него корректный ответ.
– Но это будет после, – заявила она, – вы ведь сами говорили, что у нас сейчас слишком много клиентов, а рынок сбыта карточек для их использования ограничен.
– Да, говорил. Но мне казалось, что я вполне понятно говорил о том, что нам необходимы заведения, обслуживающие гостей – отели, рестораны, ночные клубы. Вы представляете себе, что вы сделали?
– Очевидно, не представляю, – ответила Кассандра холодно.
Бухгалтер поморщился и смягчил тон.
– До сих пор нашим объектом были путешествующие бизнесмены и коммерсанты по двум причинам. Во-первых, потому что они тратили деньги, зарабатывая на жизнь. Во-вторых, потому что в случае нарушения обязательств по платежам мы всегда могли использовать их компании для погашения неуплаченной суммы и процентов с нее. Без преувеличений, это была честная игра. У нас было куда отступать. А теперь вы втягиваете нас в совершенно иную сферу деятельности. Как вы подчеркнули, из всех людей именно женщины больше стремятся заполучить карточки. Конечно, большинство из них с радостью согласятся. Ведь многим хочется воспользоваться кредитом, не контролируемым их мужьями. И заявление на получение карточки должно быть тщательно составлено и подписано женой, согласно которому условлено, что супруг и домочадцы несут полную ответственность за ее расходы. И какие проблемы могут у них возникнуть? Вы знаете так же хорошо, как и я, что большинство женщин не привыкло следить за недельными выплатами. Именно муж оплачивает счета. Что произойдет, если он откажется нести обязательства по оплате расходов по карточкам ЮСЭ? Не отрицаю, что можно добиться того, что ему придется оплачивать карточку. Но это будет стоить и времени, и денег, и в результате с его стороны возникнет неприязнь. Эрик сказал примирительно:
– Замысел огромный, Кассандра, время неподходящее.
– Но я не могу отказаться от договора с Фарадеем. У нас больше никогда не будет такого шанса.
– Согласен. Но вам надо оттягивать эти переговоры как можно дольше. А шла ли речь о какой-либо определенной дате?
– Он хотел бы сделать по случаю подписания договора объявления в рекламе или учреждения акционерного общества, но до Дня Благодарения. Так, чтобы к Рождеству было уже ясно: работают карточки или нет. Он считал, и я с этим согласна, что в деле с карточками в результате, если хотите, выйдет рождественская пирушка.
– Кто-то думает, что мы собираемся стать мишенью для наших новых клиентов. Нам потребуется много времени, чтобы тщательно исследовать их платежеспособность, таких окажется немного, но надо их умолять, чтобы они разделили с нами этот риск. Приготовьтесь к тому, что на это придется потратить кучу денег, Кассандра. У вас нет выбора, и теперь надо по меньшей мере удвоить количество персонала, организовать по почте движение новых заявок.
– Какова у нас текущая финансовая ситуация? – спросила Кассандра.
– Счета оплаченные и могущие быть полученными проходят гладко, и, кроме того, мы в состоянии обеспечить денежное покрытие наших процентных отчислений по распискам в получении карточек. В итоге, ЮСЭ имеет на черный день двести тысяч долларов.
– Тогда, это то, что мы и используем, – сказала Кассандра спокойно.
Воспользовавшись этими резервами, Кассандра сняла еще два помещения под офисы в Эмпайр-стейт-билдинге. В то время как Эрик Голлант устанавливал стоимость и нанимал новых исследователей, Кассандра часами напролет изнуряла себя подбором штата расширяющегося отдела рекламы. Одна группа имела задачей объединение рекламных служб Хилтона и ЮСЭ. Другая группа, которую опекала Кассандра, как курица цыплят, была обременена разработкой новых подходов к рынку Фарадея.
– Я знаю, нам предстоит трудная работа, – говорила она сотрудникам, – но помните, если мы достигнем цели, то сможем добраться и до других магазинов его фирмы. И, если мы будем обладать этим, то сможем приспособить эти операции в других магазинах, вместо того чтобы создавать совершенно новые подходы.
– И все это на один отдел, – заметила одна из сотрудниц.
Кассандра напряженно улыбнулась:
– Я попробую изменить это.
Из адресной книги по Манхэттену Кассандра вырвала страницы с названиями и адресами ювелирных, цветочных магазинов и салонов красоты. Она знала, что через эту сеть каждую неделю приходят сотни тысяч долларов. Затем она составила список постоянных клиентов этих заведений. В магазины были направлены агенты по учету операций. Но через неделю Кассандра вдруг изменила свое мнение.
– Почему? – спросил Эрик. – Это прекрасная идея. Пусть наши ребята усиленно занимаются рекламой.
– В этом как раз наша ошибка – с ребятами. Они слишком молоды для цветочных, ювелирных магазинов, салонов красоты и для общения с женщинами. Наши ребята хорошие парни, но они пока не смогут поддерживать разговор с женщинами на должном уровне.
– Да, действительно.
– Продавать женщинам могут только женщины.
А это, как уже знала Кассандра, было вовсе не так легко. Она попыталась искать сотрудниц через службы занятости, но безрезультатно.
– Должны же все-таки где-то работать женщины в подобных службах, – мучилась Кассандра.
Она обнаружила два примера использования женщин в качестве коммерческих агентов. Первый был датирован 1886 годом, когда Дэвид Макконел начал с помощью женщин реализовывать свою косметику и парфюмерию. Вторым был Эрл Таппер, работавший в химической промышленности у Дюпона. Он был автором проекта, по которому домохозяйки реализовывали его товар своим соседям и знакомым.
У Кассандры не было времени разыскивать и обучать домохозяек. Ей нужны были люди, уже имеющие опыт в реализации товаров, способные вести беседы с людьми. Необходимо было что-либо срочно предпринимать.
К этому времени Кассандра была уже своим человеком в офисе Фарадея. Но именно оттого, что ее очень часто видели в офисе, никто из агентов и не думал, что у них могут появиться какие-либо общие интересы.
Из персонала Кассандре приглянулось шесть женщин, и тайком она предложила им встречу в одном из залов музея Метрополитен.
– Что я заметила, – сказала она им, – это, прежде всего, то, что вы одни из лучших работниц в отделе. И я хотела бы вам предложить работу с более высоким вознаграждением. Единственное, о чем я хотела бы попросить вас, чтобы наш договор остался конфиденциальным. Не думаю, что мистеру Фарадею понравилось бы мое предложение.
– Мисс Мак-Куин, – сказала одна из женщин, – мистер Фарадей не знает ничего о нашем существовании, уверяю вас. Он даже не заметил бы, если бы все мы собрались и завтра утром вдруг ушли.
В начале ноября произошло нечто невероятное. Очень энергично сдвинулись проекты с Хилтоном и Фарадеем. Из пятнадцати тысяч поступивших заявок обработаны и одобрены были две трети. Еще пятьсот новых ресторанов и тридцать отелей подписали договоры с Кассандрой. Отдел, обслуживающий торговлю Фарадея, стал обслуживать еще около четырехсот ювелирных, цветочных магазинчиков и салонов красоты.
Первую годовщину ЮСЭ Кассандра, Эрик Голлант и Джимми Пирс праздновали вместе. Торжественно был убран праздничный стол. Все было почти в самом лучшем виде – подумала Кассандра. Почти, но не совсем.
Она засмотрелась на огни Сентрал-парка и подумала о том, где сейчас Николас. Его письма время от времени приходили из разных экзотических стран – из Сингапура, Японии, Австралии и Гонконга. На Уолл-стрит ходили слухи, что он раскрыл в Европе обширную сеть фальшивомонетчиков и был приглашен на тайную встречу с «Коза ностра», чьи члены заверили его, что не будут подделывать чеки «Глобал». Николас побывал во всех уголках обширной империи Стивена Толбота. И всегда был в сердце Кассандры…
Раздался звонок. Она открыла двери Эрику Голланту.
– Это вам, – сказал бухгалтер, протягивая букет орхидей и целуя ее в обе щеки.
– Это очень мило, Эрик. Спасибо.
Пока Кассандра пошла ставить цветы в вазу, Эрик засмотрелся на бодрящее изобилие на столе. Но, вспомнив о бумаге, лежащей в кармане его пиджака, подумал: «Как же я скажу ей об этом? Как сказать ей, что она совершенно разорена?»
63
Хотя 1952 год был лишь вторым годом его руководства, праздник соответствовал всем самым высоким требованиям великосветских церемоний. Вокруг бассейна с кристально-чистой прозрачной голубой водой чинно прогуливались дамы в изысканных дорогих нарядах, с бриллиантовыми ожерельями, мужчины в парадных белых костюмах. На террасе был накрыт стол.
Стивен Толбот, стоявший несколько в стороне в гонконгском шелковом костюме, наблюдал за своими гостями. Здесь были все влиятельные лица: сенатор, несколько промышленников, губернатор Калифорнии. Стивен хорошо усвоил местный обычай: по человеку судят, не сколько у него денег, а как он ими распоряжается.
И потому Стивен поддерживал имидж щедрого и великодушного дельца. Он принял участие в строительстве магистралей на Оаху, в обустройстве города. Он обеспечивал занятость местным жителям, модернизировал железную дорогу, помогал своим служащим, когда дело касалось оплаты жилья или уплаты за обучение детей. Не в пример другим белым, большинство из которых казалось местным жителям бездельниками и пустословами, Стивен Толбот был любим и уважаем местными жителями, которые отдавали должное его справедливости, щедрости и лояльности.
Разговаривая с гостями, Стивен был более чем доволен собой. Никто из приглашенных не отклонил предложения. Медленно и верно он склонял общественное мнение на Гавайях в свою сторону.
Но там, где заканчивался мир банков и брокерских офисов, начиналась совершенно иная жизнь, скрытая от посторонних глаз. Один за другим к черному ходу приходили люди из дзайбацу и отправлялись за океан, в Азию, добывать там деньги на перестройку зарождающейся индустрии.
«Все они дураки, – думал Стивен. – Им и в голову не приходит, что деньги в конце концов возвращаются к тем, кто их дает. Они верят в том, что строят мир, в котором когда-нибудь будут хозяевами. Они не видят, что мои люди приобретают тысячи и тысячи их акций, и наступит день, когда всем буду владеть я».
В отличие от многих американцев, англичан и австралийцев, относящихся к японцам несколько высокомерно, Стивен верил в то, что японцы рано или поздно смогут осилить кое-что большее, нежели добычу нефти. Он верил, что они построят фабрики, которые будут работать по двадцать четыре часа в сутки и смогут производить столько товаров, что западному миру будет не под силу с ними тягаться. И Стивен хотел контролировать как можно больше этой будущей индустрии. А это требовало привлечения больших средств, непрерывного притока капитала.
До тех пор пока «Глобал» продолжала давать большие прибыли, американские банки, не задумываясь, ссужали ему крупные суммы. Никто из финансовых контролеров не подозревал, что эти прибыли, столь впечатляющие на бумаге, поглощались дюжиной банков, по указке Стивена закупающих и финансирующих те компании, которые были ему угодны. В угоду всем этим проектам «Глобал» сократилась до состояния призрака, его прибыли уходили как в песок, не успевая напитать его. В этом был секрет того, что 6 некоем часе Стивен думал с содроганием.
«Одна ошибка. И все кончено…»
Стивен гнал прочь эти мысли. До тех пор пока никто не ведает об этом, а Стивен никого не посвящал в эти дела, все должно быть в порядке. Когда он оставался один, его преследовал образ отца, выражение его лица в последнюю ужасную минуту. Саймон Толбот покончил с собой, проявив мимолетную слабость, когда обнаружил, что жена захватила его врасплох.
«Лучше бы он пустил пулю в Розу».
От этой мысли Стивен улыбнулся.
– Секретная шутка? – спросил глава банка Северной Америки.
– Просто интересно, как сейчас поживает Кассандра Мак-Куин, – ответил дружелюбно Стивен.
– Насколько мне известно, ее положение завидным не назовешь, – ответил банкир.
– Это правда? – спросил Стивен беспристрастно. Но он и без того знал очень хорошо, что это так.
Неделю назад Николас Локвуд, будучи проездом в Гонолулу, предоставил ему подробный отчет о состоянии дел Кассандры и ЮСЭ.
– Вам надо иметь там своего человека, – сказал Стивен, ознакомившись с отчетом.
– Только не заставляйте меня называть его имя, – ответил шеф инспекции, – человек это надежный, можете мне поверить. Вы не окажетесь введенным в заблуждение относительно ЮСЭ.
Стивену были приятны слова банкира. И действительно, это было бы просто невероятно, если бы кредитно-карточная компания, куда Кассандра всадила свои последние деньги, дожила бы хоть до конца года.
А за океаном, в Сингапуре, было за полдень. Погруженный в послеобеденный зной, город лежал в тиши. На Багис-стрит, где торговцы вяло занимались торговлей, китайские кули с косичками отдыхали позади своих рикш, воздух был наполнен запахами благовоний, распространявшихся из индуистских храмов, и дымком опиума, пробивавшегося из подпольных берлог.
Жара казалась совершенно невыносимой белому человеку, сидящему за столиком у окна одной из чайных. Случайному наблюдателю могло показаться, что этот человек, подобно большинству местного населения, наркоман. На самом деле Николас Локвуд наблюдал за полуразвалившимся магазинчиком на противоположной стороне улицы на протяжении уже трех часов.
Тишина была вдруг нарушена ужасным грохотом где-то на улице. Николас вскочил и бросил несколько монет сидящему в сторонке официанту. Десятилетний мальчуган быстро подсчитал стоимость чая и рисовой лепешки.
На Багис-стрит царил переполох. Из своих домов повыскакивали все их обитатели: проститутки, уличные торговцы и всякий прочий сброд. Николас прошел сквозь кордон сингапурской полиции, обошел дом и через минуту был уже с другой его стороны.
– Прикройте черный ход, – сказал он капитану.
– Но там никого нет, сэр, – ответил ему полицейский.
Николас затаил дыхание. Прихожая, заваленная шелком, ситцем, хлопком и прочими тканями, напоминала обычный уличный магазинчик. Но другие комнаты открывали взгляду иную картину. Три печатных станка, стоящие посреди комнаты, повсюду были разбросаны цинковые тюбики с краской, готовые образцы и формы.
– Никого нет, – повторил полицейский, поигрывая дубинкой на манер английских полицейских.
– Я вижу. Скажи своим людям, чтобы они внимательно все обшарили. Может, кто-то скрывается в задних комнатах.
Но слова Николаса остались без внимания. Фальшивомонетчики, работавшие здесь под прикрытием магазинчика, мало чем отличались от сотен своих коллег, орудовавших во многих других городах от Гонконга до Бангкока.
С тех пор как Стивен Толбот решил ввести дорожные чеки на Дальнем Востоке, у Николаса значительно прибавилось хлопот. Много раз пытался он доказать Толботу, что тот слишком быстро пытается увеличить объемы операций. Было просто невозможно в такой короткий срок найти хорошо обученный персонал. Но это было еще ничто в сравнении с проблемой борьбы с фальшивомонетчиками, которые моментально увидели в чеках новую область своей деятельности. К счастью, большинство подобных операций проводилось непрофессионалами, что хоть немного облегчало работу. Но встречались и такие подделки, которые не смог бы отличить и самый опытный банковский работник.
Не обходилось и без того, что почти каждая операция была едва не с самого начала обречена на неудачу. Николас и его люди постоянно сталкивались с проблемами чужих языков и обычаев, что порой становилось непреодолимой преградой. Местная полиция, хоть и заверяла о своем самом искреннем участии, всесторонней помощи и поддержке, на деле не особо усердствовала в поиске и поимке фальшивомонетчиков и ограничивалась в основном операциями, подобными этой. Фальшивомонетчики же, в свою очередь, с легким сердцем бросали свои печатные станки и сооружали новые на новом месте в считанные дни. Николас подозревал, что кто-то в верхних эшелонах власти не заинтересован в борьбе с ними.
В то время как его помощники осматривали помещение в поисках каких-либо улик, Николас принялся внимательно изучать печатный станок. У него в этом был уже такой богатый опыт, что многие фальшивомонетчики могли бы позавидовать. Никогда нигде они не оставляли бумаги, на которой печатали свои подделки. По качеству бумаги всегда можно было определить квалификацию мошенников. Но теперь даже новички редко оставляли после себя какие-либо улики. Из-за всех этих сложностей полиция не особенно усердствовала в раскрытии подобных преступлений.
Через три часа, когда все уже успокоились, Николас вернулся в своей отель. Новость об очередной неудачной операции быстро распространилась.
– Сочувствуем, дорогой, – услышал он, когда присаживался за свой столик в баре.
Среди сингапурцев сплетни распространялись мгновенно.
Вернувшись в свой номер, Николас закрыл за собой дверь и достал стодолларовый чек «Глобал», который обнаружил сегодня в подпольной типографии.
Наилучшим образом были подделаны не только все водяные знаки, скрытые характерные признаки, но и особый отличительный знак, введенный Розой в качестве первого признака подлинности чеков: выгравированная в виде головы льва буква «Джи». Помяв подделку в руке, он обнаружил, что бумага была не очень хорошего качества. Но много ли людей смогли бы отличить это? К тому же, это было лишь единственное слабое место фальшивомонетчиков.
Где-то в городке работала целая сеть типографий, множество людей, чья деятельность была направлена в самое сердце «Глобал». Николас знал, над чем будут сейчас работать фальшивомонетчики. Они, безусловно, знали, что их бумага далеко не лучшего качества. И, конечно же, попытаются сделать все возможное, чтобы устранить этот единственный недостаток.
«И как раз у меня будет время, чтобы их найти».
Но в свои планы он не собирался посвящать никого. Постепенно к нему пришла догадка, как он сможет отомстить Стивену за Кассандру.
Не далее чем в миле от места вышеописанных событий, в старейшей части Чайна-таун, у домика на берегу реки стоял худой белый человек, смотря в сторону уходящего солнца.
– Он обнаружил это прямо сейчас, – прошептал старый китаец за его спиной.
– Знаю, – сказал Гарри Тейлор, – но в этом для него нет ничего нового. Он мог сохранить станки.
Китаец, которого звали Рам, достал из своего кармана дорожный чек «Глобал» и начал его тереть между пальцев. Этот жест Гарри видел уже сотни раз.
– Так это тот, кто следил за тобой? – спросил Рам.
– Да.
– Он пришел за тобой?
– Не думаю. Слишком уж многое изменилось.
По документам Гарри было уже за пятьдесят, хотя он был еще очень красив. В кармане у него лежал паспорт канадского сотрудника мелкой импортно-экспортной фирмы. А Сингапур был как раз хорошим местом для торговли, это было очень удобное прикрытие.
Произошли и другие крупные перемены. Гарри знал, что имя его преследователя было Николас Локвуд, что он работает на Стивена Толбота и на хорошем счету у него. Знал он и то, что Локвуд здесь не для того, чтобы отправить Гарри на тот свет. После того как он пересек Индийский океан, он знал, что надежно скрылся от своего преследователя. В Сингапуре уже никто не смог бы его найти.
– Нет, – спокойно сказал Гарри, – если бы он охотился за мной, я давно был бы его жертвой. Он не из тех, кто может так просто промахнуться.
Он повернулся к Раму:
– Но нам следует помнить, что в один прекрасный день он придет за нами по поводу нашей с тобой совместной деятельности. Не заблуждайся, Рам. Если Локвуд занят фальшивомонетчиками, никто не сможет от него укрыться. Рано или поздно он добьется своего. И ты это увидишь.
Мужчины услышали детский смех у себя за спиной.
– Думаю, что ты прав, Гарри, – тихо сказал китаец.
– Да, Рам. Потому что в тот день, когда я встретил тебя, я перестал убегать от Стивена Толбота…
«И не просто остановился, – поправил он себя, – но и сам пустился в преследование за ним».
Хотя Гарри прибыл в Сингапур с большим количеством денег, но понял очень быстро, что резервы его постепенно иссякают. Он не вступал в знакомства с белыми плантаторами, которые, по всей видимости, стали бы интересоваться, кто он такой и откуда. Более всего он не желал распространения каких-либо слухов о вдруг появившемся новом лице, что могло бы дойти до ушей его преследователей. Кроме того, он не стал вступать в различные торговые операции, которые велись в основном на азиатских диалектах. И, хотя английский язык был довольно часто в ходу, он понял, что его прежние операции не будут иметь здесь такого успеха, как в Марселе.
Пока у него были деньги, он позаботился о том, чтобы купить себе хорошие документы. Смерть Розы, такая внезапная и нелепая, потрясла его до глубины души. Все-таки в его жизни много значила любовь к этой умной, незабываемой и непростой женщине! Впервые после войны со смертью Розы он получил возможность перестать скрываться. Но когда он прочитал, что Стивен Толбот отстранил Кассандру от операций с дорожными чеками, он знал, что преследование продолжится. Стивен был человеком такого рода, который не остановится ни перед чем, если только захочет. А он хотел смерти Гарри.
Из этого всего и исходил Гарри, планируя свою будущую жизнь. Он снял себе очень скромную квартирку и позаботился о том, чтобы запрятать свои деньги понадежнее, но так, чтобы их можно было в любой момент забрать. Затем он стал подумывать о том, чем заняться дальше. И ответ на это пришел сам собой, в совершенно неожиданном для него месте.
В одном из скверов около англиканского кафедрального собора Св. Андрея он случайно столкнулся с Рамом, у которого при этом разлетелась упаковка, а в ней оказалась бумага очень высокого качества. Гарри тут же понял, что эта бумага не для писем. Рам же, в свою очередь, взглянув Гарри в глаза, уже знал, что тот все понял.
Гарри тут же пригласил Рама к чаю. Оба довольно корректно попробовали создать в беседе первое представление друг о друге. Между делом Гарри намекнул, что ищет работу. Рам, представившийся как владелец типографии, сказал, что ему нужен посыльный.
– На улице сотни мальчишек, – отпарировал Гарри.
– Да, но мне нужен особый человек, кому я мог бы действительно доверять.
Работа была не та, что могла бы заинтересовать Гарри. Но его заинтересовала сама личность этого китайца-христианина с таким необычным именем. Его шестое чувство, помогавшее ему много раз, что-то нашептывало у. И он согласился.
За несколько месяцев Гарри изучил город так, будто всегда здесь жил. Он стал вхож во все самые известные места. Работа состояла в обслуживании клиентов – молчаливых белых людей, которые могли быть не то миллионерами, не то мореплавателями, не то контрабандистами. Но Гарри так и не удавалось узнать, чем на самом деле занимается китаец, хоть догадаться об этом не составляло большого труда. Клиенты расплачивались с ним довольно плотно набитыми бумажными конвертами.
Гарри продолжал терпеливо выжидать своего часа. Хоть отношения их стали почти дружескими и Рам вполне доверял ему свою типографию, служившую лишь прикрытием основной деятельности, о самом главном китаец разговора никогда не начинал. Пока однажды Гарри не вернулся с побитым лицом и сломанной рукой.
– Один сынок не хотел платить денег, – выругался Гарри, – но у него…
И тут Гарри потерял сознание. Когда он очнулся, то лежал в больнице у личного врача Рама. А сам Рам сидел у его кровати.
– Прости меня, – сказал он, – такое больше не повторится.
Гарри ухмыльнулся:
– В любом случае это в последний раз. Понемногу Рам раскрывал секреты своего маленького бизнеса. В потайном подвальчике была оборудована хорошая типография, где можно было печатать все: от паспортов и разрешений на жительство до денежных сертификатов.
– Ты был честен и терпелив по отношению ко мне, Гарри, – сказал ему Рам, – много раз у тебя была возможность украсть, либо утаить деньги, но ты этого не сделал. Теперь я – твой должник. Скажи мне, чем я могу тебе отплатить?
Гарри хорошенько обдумал этот вопрос. После того как он вышел из больницы, он вернулся в свою квартирку и забрал часть своих денег из укромного места.
– Почел бы за честь стать твоим компаньоном, – сказал он, Раму, выложив деньги.
– Но, Гарри, ты ведь не поддельщик, – запротестовал было Рам.
Рам никогда не пользовался термином «фальшивомонетчик» – это слово приводило его в шок. Он считал себя человеком, чей талант лежит не в созидании, а в воспроизведении.
– Ты прав, но вместе мы могли бы делать очень неплохие деньги.
– Гарри, единственное, что невозможно подделать здесь – это американские доллары. Невозможно подобрать подходящие чернила и бумагу.
– О зелененьких я и не думал, – вежливо ответил ему Гарри.
Он залез в карман и достал дорожный чек «Глобал».
Со временем рука Гарри зажила. Рам узнал кое-что о своем новом компаньоне. Гарри рассказал ему несколько самых трагичных эпизодов своей жизни, слегка сгладив нелицеприятные моменты.
– Это действительно так важно для тебя – отомстить этому Стивену Толботу? – спросил его Рам.
– Он не уйдет от меня, – ответил Гарри, – он знает, что я – единственный, кто может доказать, что это он убил Мишель. Но я слишком стар для того, чтобы скрываться. За свою жизнь мне еще ни разу не довелось остановиться и дать ему бой. Теперь он узнает, на что я способен.
Гарри замолчал, подумал о Мишель, в чьей смерти косвенно был повинен, и о Кассандре – девочке, которую он должен был держать в заложницах.
– У меня есть кое-какие долги, – сказал он тихо. Рам понимающе посмотрел на него. Он догадывался обо всем, что стояло за этими словами. И посмотрел на дорожный чек, который был у него в руке.
– Чтобы изготовить это, потребуется много труда, если вообще возможно это изготовить.
Гарри улыбнулся:
– Я не собираюсь.
– Но будешь, дорогой Гарри. При всем моем уважении, в этом ты мне не помощник, – Рам показал ему свои руки. – К сожалению, я не могу передать этот дар моих рук твоим. Но есть и кое-что такое, на что я не способен: многое, как для цветного, для меня закрыто. Многие люди не станут со мной даже говорить.
При всем своем достоинстве Раму не удалось скрыть досаду в своем голосе. И Гарри, будучи сам изгнанником, почувствовал это. Рам был христианином. Полмира было населено теми, кого набожные белые люди окрестили в свою веру, но в остальном всегда поворачивались к ним спиной.
Несколько лет Гарри провел в разъездах по местам, о которых раньше никогда ничего не слышал. Из посыльного Рама он превратился в его ученика, поглощающего все об искусстве фальшивомонетчиков. Он быстро понял, что усвоенное им в Марселе было детским лепетом. Гарри изучал ботанику, постигая секреты изготовления хороших сортов бумаги. Сквозь дебри химических формул он проникал в технологию изготовления чернил и изучил все разнообразие оксидов, способных придать точный оттенок пигменту. Он читал книги по металлургии, чтобы понять, насколько важен металл для изготовления печатных пластинок.
– Каждый чек будет неотличим от оригинала, – сказал ему Рам, – мои инструменты были бы беспомощны в чужих руках, так же как и инструмент музыканта.
Наряду с усвоением профессии фальшивомонетчика Гарри упражнялся и в изготовлении бумаги. Он ездил в Бирму, чтобы узнать, каким образом выпускалась лучшая в мире бумага из пород деревьев, растущих только в этом регионе. На Филиппинах он проследил за выпуском наитончайшей рисовой бумаги.
По возвращении в Сингапур он обнаружил, что Рам раскрыл секрет состава чернил, использующихся для изготовления дорожных чеков.
– В этой технологии нет ничего нового: для большинства валют применяется та же технология, – пояснил Рам, – удивительно, что мистер Толбот уделяет так мало внимания технологии. Но это и хорошо – меньше хлопот.
– А что с деталями на заднем плане? – спросил Гарри.
– Три, от силы четыре месяца потребуется для изготовления пластины, – тут Рам поднял вверх указательный палец, – но вся проблема в бумаге.
– Я думаю, это что-то наподобие долларовой, – процедил Гарри.
– Нет. Много, много лучше.
– Да, это будет задачка.
Потребовалось более года, чтобы найти ее. Немало мест объездил Гарри, прежде чем обнаружил ту породу дерева, из которой, по предположению Рама, можно было изготовить подобную бумагу.
«И в точности так, как это сделала Роза», – подумал про себя Гарри.
После всех этих путешествий Гарри улыбнулся, вспомнив о Розе. Лишь теперь он понял, почему ни в Европе, ни в Америке фальшивомонетчики не пытались подделывать чеки, – формула изготовления бумаги была венцом корпоративных секретов «Глобал».
«Но то, что сделано однажды, не может быть неповторимым».
В маленькой деревушке в Таиланде, недалеко от границы с Камбоджей, Гарри Тейлор наконец нашел ключ к разгадке.
В сад вышла молодая китаянка, вдвое моложе Гарри, с правильными красивыми чертами лица. На руках она держала двухлетнюю дочку, которая была для Гарри чудом и светом его жизни.
– Здравствуй, Гарри, – сказала женщина ласково.
– Мария, любовь моя…
Гарри поцеловал свою жену, дочь Рама, в щеку. Их дочь, Рахиль, была похожа на отца.
– Будем обедать?
– Минуточку, дорогая. Сегодня такое замечательное солнце. Постоим и понаблюдаем вместе.
– Ты в размышлениях. Не буду мешать тебе, – сказала Мария, – но тебе дается только пять минут, чтобы закончить.
Сама мысль, что он может стать мужем, после всех этих лет казалась ему невероятной. Теперь же, после того как он вернулся из Таиланда с бумагой, Рам, открывший ему двери своего дома, доверил свой самый сокровенный секрет. Ночью, когда он был представлен Марии, он сразу же влюбился в нее. Но самое невероятное было для него в том, что она приняла его любовь.
– Ты хотел бы сейчас, чтобы ты никогда не показывал мне дорожные чеки «Глобал», – сказал Рам, когда убедился, что Мария не может их услышать.
Гарри повернулся к Раму, и солнце осветило его лицо, налившееся кровью:
– Я кое-что отдал за это, Рам.
– Ладно.
Гарри потряс головой:
– Локвуд не остановится. Стивен Толбот когда-нибудь найдет меня. И я не смогу обороняться… Что я смогу?
64
В финансовых кругах Нью-Йорка ни для кого не было секретом, что прошедший год для ЮСЭ был даже труднее, чем первый. Потеряв в первые двенадцать месяцев своей деятельности пятьдесят тысяч долларов и погасив долг лишь за счет перезалога дома Кассандры, во второй год своих операций компания понесла в три раза большие убытки.
– Теперь только чудо способно спасти ЮСЭ, – сказал Кассандре Эрик Голлант.
Но Рождество было временем чудес, и Кассандра верила в то, что чудо возможно. Явное спасение было возможно в Первом Сити-банке Нью-Йорка, где у ЮСЭ был расчетный счет и где давался займ. У компании было множество локальных офисов, начинающих постепенно расширять свою деятельность. Но Кассандра не хотела передавать ведение финансовых операций Первому, либо какому-нибудь другому банку. Она знала, что уже несколько банков наблюдают за расширением ее деятельности и ищут пути заполучить права на нее. Она не смогла бы простить себе, если бы передала инициативу в чужие руки. Но у нее иссякли последние ресурсы.
– Что я смогу получить за свой дом? – спросила она Эрика.
Бухгалтер быстро подсчитал:
– С двух залогов – около семидесяти пяти тысяч долларов.
– А за мамину коллекцию картин? За Пикассо, которого она купила в Париже?
Эрик остолбенел:
– Нужен эксперт, который назовет точную цену. Но я читал, что на последнем аукционе «Кристи» они продавались по тридцать – сорок тысяч. Не думаете ли вы расстаться с ними?
Кассандре вспомнилась встреча с художником в Сент-Поль-де-Венс и как она приобрела маленькую картинку для своей мамы. Эта картина была последним приобретением в коллекции Мишель.
– Я хотела бы продать вам все, включая картины, – прошептала она.
Эрик не мог поверить своим ушам. Он знал, что Карлтон-Тауэрс был для Кассандры не просто домом. Это было место ее самых теплых воспоминаний, которые, как верил Эрик, помогали ей выдержать эти два года. То же самое касалось и картин.
– Но ведь вы не хотите делать это, – сказал он с участием.
Кассандра бессильно улыбнулась:
– Конечно же нет. Но делаю. Семьдесят пять тысяч долларов не покроют моего долга, но это защитит двери от волков.
Волками были владельцы ресторанов и отелей. Хотя уже тысячи людей пользовались теперь карточками, наплыв наличности ЮСЭ падал. Бизнесмены были медлительны и беззаботны в оплате счетов, но очень проворны в их предъявлении.
– Одно еще как-то спасает, – сказала Кассандра Эрику, – что многие из их конкурентов признали карточки. В противном случае они были бы неумолимы в предъявлении счетов…
Хоть Эрик и был решительно против этой практики, Кассандра зачастую оплачивала счета ресторанов и отелей до получения выплат за карточки. А это значило, что ЮСЭ всегда делало предоплату, что и создавало постоянные финансовые затруднения.
Денег не было. И Эрик Голлант знал это. Это было время, работавшее против Кассандры. Время, работавшее на Хилтона, Фарадея и хозяев всех прочих мелких заведений – торговцев цветами, ювелиров, парикмахеров и пр.
– Хорошо, я покупаю ваш дом. И продам его потом вам из расчета надбавки по доллару в месяц.
Кассандра остолбенела от изумления. Ее друг был не беден, но богатым его назвать было просто невозможно. И жалование его, как и жалование самой Кассандры, было сведено до символического минимума.
– Но я знаю, что вам это не под силу, Эрик.
– У меня есть сбережения на учебу внукам. Они поступят в колледж не раньше, чем через десять лет.
– А если я так и не добьюсь ничего? – спросила спокойно Кассандра.
– Тогда они пойдут учиться в Нью-Йоркский университет вместо Гарварда.
– Нет, они пойдут учиться туда, куда захотят. И на полное содержание ЮСЭ. Это я вам обещаю, Эрик.
Деньги от продажи дома исчезли так же быстро, как и появились, но это дало необходимую передышку Кассандре, в которой она так нуждалась. По крайней мере, она сама так думала. В 1953 году у компании был уже собственный штат из тридцати следователей, возглавляемый бывшим детективом нью-йоркской полиции по имени Кевин Армстронг. Его образование в колледже Джона Джея, помноженное на старые связи в полиции и в уличных кругах, делали его незаменимым человеком для ЮСЭ.
– Я хотел бы вам кое-что сообщить, – сказал Армстронг Кассандре, войдя к ней в офис. Одной рукой он крепко держал очень маленького человечка, который, судя по всему, желал бы быть в этот момент далеко от этого места.
– Что это? – спросила Кассандра.
– Новые хлопоты.
Он без особых церемоний толкнул человечка в кресло и достал из своего кармана целую стопку карточек, разложив их перед Кассандрой.
– Я не понимаю…
Но уже в следующее мгновение она все поняла, и сердце ее учащенно забилось. На всех карточках были изменены впечатанные данные. Она обратилась к гостю.
– Что за негодяй изготовил это? Где вы это взяли? Кто вы?
Но тот ничего не отвечал. Кассандра взглянула на Армстронга.
– Это Джордж Маккена, который только-только попытался запустить руку в ваш карман. Пару раз ему это удалось, но удача ему изменила.
Армстронг положил руку на плечо Маккены:
– Джордж, вы будете говорить с леди? Или нам стоит взять телефон?
Кассандра содрогнулась, представив себе всю эту официальную процедуру с допросом и составлением протокола. Все это бросило бы тень на честь компании, неизвестно еще к чему бы привело.
– Это очень просто, – сказал Маккена, – сначала я ворую карточки. Вы знаете, что это делается элементарно. Потом самым обычным образом удаляю старую запись и вношу новую.
Кассандру буквально сразили эти слова доморощенного химика.
– Вы понимаете, о чем он говорит? – спросила она Армстронга.
Шеф безопасности печально кивнул.
– Технология этого очень проста и известна каждому, – продолжил Маккена.
– Это действительно так просто? – спросила Кассандра.
Джордж Маккена оживленно кивнул:
– Да, мадам.
– И сколько карточек вы подделали?
– Около сотни.
Кассандра метнула взгляд на стол.
– Где остальные?
– Я всегда уничтожал карточки задолго до их полного использования и не держал одну карточку слишком долго. Так куда меньше вероятность навлечь на себя подозрение.
– И куда вы девали то, что покупали? Тут уже ответил Армстронг:
– Наш гость, кроме всего прочего, еще и коммерсант. Купленное он продавал, вернее сказать, спихивал за полцены.
Кассандра ударила кулаками по столу.
– Я задам вам еще один вопрос, – сказала она вполголоса, – знаете ли вы кого-нибудь еще, кто занимается этим?
Джордж Маккена согласно кивнул.
Кассандра закрыла глаза.
«Этого не могло произойти. Не могло!»
– Хорошо, – сказал Армстронг, – полагаю, мы закончили. Что прикажете с ним делать?
– Ничего, – сказала Кассандра удивленному детективу, – я хотела бы предложить ему работу. Из всего надо извлекать пользу, не вы ли мне об этом говорили, Кевин?
После этой истории Кассандра решила пересмотреть всю систему безопасности.
– Что же, воровство еще не так страшно, – сказала она Армстронгу, – а можно ли подделать карточки?
– Все то, что было сделано раз, можно повторить, – ответила Армстронг философски.
– Как бы я хотела не слышать этого.
– Посмотрите, мисс Мак-Куин. Прежде мы этого не принимали в расчет. Рисунок на заднем плане выглядит таким замысловатым, что трудно поверить, что кому-то в голову придет мысль попытаться сделать копию. Кто вздумает заняться подделкой карточек, должен будет не только знать технологию изготовления пластика, из которого сделаны карточки, но и потребуется художник, знакомый с технологией этой печати. И поверьте мне: тот, кто решится осуществить эту идею, не пожалеет на нее ни времени, ни денег. А нашим слабым местом является почта.
– Почему?
– Круг ваших клиентов расширяется очень быстро, и по почте передается очень большое количество информации. А для людей, задумывающих пустить в ход серию поддельных карточек, не составит особого труда украсть на почте пакет с парой сотен писем.
Этого Кассандра не ожидала:
– Что-нибудь еще?
– Вам надо попытаться все это наилучшим образом обдумать, – сказал Армстронг, – и попытаться защитить всю информацию, которая должна оставаться конфиденциальной. Имена, адреса, расчетные счета. В грязных руках это может оказаться грозным оружием против нас.
– Я учту ваши рекомендации.
– И чем скорее, тем лучше. Со своей стороны я сделаю все, от меня зависящее. Но промедление с вашей стороны может привести к трагическим результатам.
Кассандра мгновение обдумывала услышанное. Более она не возвращалась к дискуссии. Картина, представленная ей, многое изменила.
– Завтра мы встретимся с одним человеком, – сказала ему Кассандра, – думаю, вас заинтересует эта встреча.
С 1924 года, когда «Нэйшнл Кэш компани» была реорганизована в «Интернэшонал Бизнес Мэшинс», Томас Д. Ватсон занимался самой различной деятельностью. Через двадцать лет в сотрудничестве с Гарвардской инженерной школой компания выпустила первые автоматические калькуляторы. Теперь компания была на пороге выпуска компьютеров второго поколения.
– То, что я хочу вам предложить, мисс Мак-Куин, является прототипом нашей новой IBM 702, нашего первого бизнес-компьютера, – важно пояснил ответственный коммерческий агент, – это как раз то, что вам необходимо. Он способен считывать цифровую информацию, содержащую все сведения о покупках и растратах и составлять отчет о платежеспособности, на деле программа способна производить множество расчетов быстрее и лучше, чем любой банковский служащий.
– Способна ли она воспрепятствовать воровству и подделкам? – скептически спросил Армстронг.
– Быть может, несколько лишь на иной манер, чем вы полагаете, – холодно ответил сотрудник, – она способна учитывать непредвиденные обстоятельства при расчетах. Итак, если карточка украдена, ее номер заносится в программу, и она сообщает, что карточка недействительна. Вы можете попросить продавца задержать под каким-либо благовидным предлогом клиента, пока не прибудет ваш человек для выяснения всех подробностей.
Армстронг наклонил голову и посмотрел на аппарат уже более почтительно.
– Нельзя ли поподробнее.
Этого представитель IBM только и ждал. В течение последующего часа в мельчайших подробностях описывал все детали функционального применения машины.
– Что вы думаете об этом, Кевин? – спросила его Кассандра.
– Если это будет работать так, как описывается, мы будем в выигрыше, – ответил он.
– Тогда мы сделали свой выбор, – сказала Кассандра, – я буду ждать ваших людей в понедельник утром.
– Поверьте, мисс Мак-Куин, вы не пожалеете об этом.
Зачастую не находится причин и объяснений происходящим событиям в мире бизнеса. Экономисты разрабатывают теории, финансисты анализируют ситуацию. Если попросить описать происшедшее с ЮСЭ, Кассандра сказала бы:
– Мы все очень, очень много работали. И нам повезло.
Вслед за бизнесменами карточки полюбила вся Америка. Раз воспользовавшись, никто уже не хотел от них отказаться. Тысячи магазинов принимали их к расчету. Покупатели шли только в те места, где их принимали.
– В этом году вы должны получить свой первый миллион, – сказал Эрик, стряхивая пепел своей сигары.
– Я поверю в это лишь тогда, когда вы мне покажете финансовые отчеты, – сказала Кассандра сухо.
– Можете мне поверить, – сказал он, – и по этому поводу я напомню вам об обещании финансирования обучения моих внуков.
Когда он сказал это, Кассандра поверила ему. Миллион долларов. Это звучало, как все деньги мира. Но это было далеко не так. Это было лишь начало.
– Если все так на самом деле, то почему вы не приглашаете леди на обед? – предложила Кассандра.
– Вы годитесь мне в дочери. Какой интерес вам проводить время с таким старым мерином, как я? Нашли бы себе замечательного молодого принца. Вспомните пример одинокой Розы.
Кассандра была глубоко тронута этими словами Эрика, но вместе с тем чувствовала себя неловко. Она любила его как дочь, и тем не менее хранила от него свою самую большую тайну.
– У меня он есть, – сказала она спокойно, – и был всегда.
Лицо Эрика изменилось:
– И вы хранили от меня! Кто же счастливчик? Кассандра поспешила ответить:
– Николас. И это всегда был Николас. Эрик не поверил своим ушам:
– И это после всего? Что он оставил вас…
– Он никогда не покидал меня, Эрик. Это было то, что мы хранили втайне от всех, чтобы поверил Стивен.
Как могла, Кассандра прояснила всю ситуацию.
– Это было необходимо для того, чтобы Стивен оставил его в «Глобал», – ошеломленно прошептал Эрик, – это был ваш человек в стенах «Глобал», который мог предупредить вас о всех замыслах Стивена.
– Я предполагала, что Стивен не оставит меня просто так в покое, – сказала Кассандра, – задача Николаса состояла в том, чтобы убедить Стивена, что против меня предпринимать ничего не нужно. И ему бы это не удалось, если бы Стивен не доверял ему.
– И поездки в Коннектикут…
– А где же еще мы могли встречаться? – заключила Кассандра. – Не думаю, что мы выжили бы эти годы без этих встреч.
Эрик подумал о Розе.
Это совсем другой случай. Роза никогда не смогла бы довериться кому-либо. И тогда, когда она осознала свою ошибку, было уже слишком поздно…
– Простите меня, что я никогда не говорила вам об этом, – сказала ему Кассандра, – но после всего, что вы для меня сделали, я не могла больше скрывать это.
– Вы молодец, а теперь мы проверим и мою выдержку.
– Так вы приглашаете меня на обед? – напомнила Кассандра.
Эрик кивнул: – Конечно.
Эрик Голлант редко ошибался в расчетах. Но относительно миллиона долларов он ошибся. Годовая прибыль ЮСЭ составила три миллиона долларов.
Бурный рост компании продолжался и весь 1954 год. Более двадцати пяти тысяч фирм в США приняли карточки. Более двухсот тысяч клиентов значилось в компьютере компании. И их число ежедневно росло. За ассоциацией владельцев отелей приняли карточки и фирмы, предоставляющие автомобили на прокат.
Рост компании требовал и значительного увеличения производственных площадей. Эрик подобрал здания, сдающиеся в аренду на Уолл-стрит.
Просматривая списки, остановившись на номере пять, Кассандра спросила его:
– Вы не ошиблись относительно адреса?
– Проверим.
– Это именно то, что мне нравится.
– Вы шутите!
– Да, Эрик, узнайте, пожалуйста, детали. К своему возвращению из Коннектикута я хотела бы, чтобы все было готово.
Эрик потряс головой. Да, конечно же, Кассандра выбрала здание напротив «Глобал» на Нижнем Бродвее.
65
Разрушение было столь постепенным, что за два года никто в «Глобал» не заметил, что что-то происходит. Но первое тревожное сообщение Стивен Толбот получил не с Нижнего Бродвея, а от одного из заместителей, прибывшего из командировки на Дальний Восток.
– У нас не хватает средств, мистер Толбот, – сказал он, – это и долгая и короткая история. Доходы от операций с дорожными чеками не увеличиваются. Я не говорил вам прежде, сэр, насколько напряженное у нас положение. Мы делали такие стремительные вложения в японскую индустрию, что сейчас едва держимся на поверхности. Если хоть одно слово о наших ликвидах всплывает где-либо, все наши банки взлетят на воздух.
Стивен, только что прилетевший с Гавай в свой Лонг-Айленд, остолбенел. Отчеты о дорожных чеках свидетельствовали, что объемы продаж никогда не достигали таких высоких отметок.
– Я разберусь с этим.
По прибытии в штаб-квартиру «Глобал» Стивен распорядился принести ему документацию по дорожным чекам, касающуюся операций как внутри страны, так и за океаном. Внимательно изучив отчеты, он обнаружил, что хоть количество продаж и увеличилось – расходы на расширение деятельности росли еще быстрее. И цифры были астрономические.
Картина была далека от ясности: из-за плохой организации управления интерес к дорожному чеку падал.
– Позовите этих двух дураков, возглавлявших отделение по работе с чеками! – рявкнул он секретарю.
Оба вице-президента были вызваны в его офис. С выражением спокойствия и безмятежности на лицах они вошли в кабинет Толбота.
– Что вы там натворили? – закричал он, швырнув им в лицо отчеты.
– Все согласно вашим инструкциям, мистер Толбот, – ответил один из них, – вы сказали, и я это запомнил, что состояние дел вас устраивает, и вы не хотите что-либо менять. Так мы и действовали.
– Я не отдавал вам приказания следить за работой отделения из-за столика бара в вашем клубе, – проворчал Стивен, – вы хоть знаете, что происходит?
– Быть может, вы не припомните, но мы регулярно посылали вам отчеты о возникающих проблемах, – сказал второй вице-президент и положил стопку документов на стол, – здесь собраны все копии. Все датировано и разобрано по порядку. Если они не доходили до вас, мы не можем нести за это ответственность.
Стивен сбросил бумаги со стола.
– Вы оба…
– Уволены, мистер Толбот? Нет, спасибо. Мы предпочитаем подать в отставку.
Они положили на стол заявления об отставке и повернулись к двери.
– Говоря откровенно, – сказал один из них, – правду о дорожных чеках вам следовало искать не здесь.
Стивен посмотрел в окно, куда показал его экс-вице-президент, и через дорогу увидел свет неоновых фонарей.
В следующую минуту он понял, что это свет от неонового символа ЮСЭ, появившегося прямо напротив его окон.
– Почему вы не сказали мне, что это там напротив? Вы говорили, что ЮСЭ – это пяти-десятицентовые операции, вы говорили они не просуществуют больше года. Где ваши предсказания теперь, Локвуд?
Стивен Толбот был в бешенстве. Николас мог видеть, как пульсирует кровь в его висках.
– Каждый на Уолл-стрит говорил то же самое, – возразил Николас. – А я ваш директор службы безопасности, а не финансовый эксперт. Моя обязанность – бороться с подделкой чеков. И я это выполняю. Если есть с этим проблемы – скажите мне.
Стивен замешкался. Тут он ничего не мог возразить.
– Что вы знаете об ЮСЭ? – спросил он.
Кассандра поставила все на карту и, похоже, выиграла. Она избежала участи, какую ей предсказали. Компания в расцвете. Люди полюбили карточки.
– Она режет под корень мой бизнес, – сказал Стивен, – карточки оттягивают на себя моих клиентов. И я должен с этим что-то делать.
– ЮСЭ не нарушила никаких законов. Никакой деятельности против «Глобал» компания не вела. Может, ваши адвокаты и смогут что-либо обнаружить, но мне вы это дело не поручайте. Здесь я бессилен что-либо сделать, – Николас сделал паузу, – однако я кое-что слышал, что может быть заинтересует вас.
Стивен насторожился:
– Что?..
– Карточки ЮСЭ лучше защищены от подделок, чем дорожные чеки. Поэтому Кассандра и выиграла. Никто не пытается, если даже и хотел бы, их подделать. Говорят, что у нее есть уже новый тип карточек, которые абсолютно невозможно подделать.
– Что еще за чудо? – спросил Стивен.
– Она внедряет новую компьютерную технологию магнитного слоя на обратной стороне карточек. Там должен быть записан код и подробная информация о клиенте. В сущности, это электронный сторож. ЮСЭ разработала специальную систему защиты. Я не знаю деталей, но слышал, что это небольшого размера аппарат, который и будет считывать информацию, немедленно определяя, что это за карточка и уполномочен ли клиент ею пользоваться. Если это сработает и система получит распространение, я сам куплю карточку, потому что это очень облегчает процедуру закупок и будет значительно надежнее.
Николас увидел впечатление, произведенное его словами, и заключил:
– Карточки являются более универсальной системой, и, если Кассандре удастся внедрить свою систему полностью, чекам придется очень туго.
Стивен повернул свое кресло так, что мог видеть эти неоновые буквы ЮСЭ.
– Разузнайте все, что сможете о карточках, – приказал Стивен, – я жду ваш рапорт через неделю.
Когда Николас встал, Стивен добавил:
– И будьте очень осмотрительны. Никто не должен узнать, что «Глобал» заинтересовался этим вопросом. Если хоть слово всплывет наружу, я вышвырну вас.
Как обычно, Гарри вернулся домой, когда солнце уже садилось. Сегодня он был особенно доволен, и не без оснований: была выпущена первая партия чеков «Глобал» номиналом в двадцать долларов. Рам ощупал каждую бумажку, и ни одна не была забракована. Все было готово. К концу недели будет выпущено чеков на 10 миллионов долларов, все они будут подготовлены к отправке в дальнюю дорогу. И это только начало.
Войдя в прихожую, он услышал смех своей дочки.
– Мари, Рахиль.
– Рахиль.
Гарри остолбенел. Его колени задрожали. Рядом с Рахиль сидел и показывал ей игрушку – клюющего цыпленка – Николас Локвуд.
– Здравствуйте, Гарри.
Красная мгла заволокла глаза Гарри. Его колени продолжали дрожать, и он не мог остановить эту дрожь.
– Пожалуйста, не троньте ее, – прошептал он. – Я сделаю все, что вы хотите, только не обижайте ее.
– Никто не собирается ее обижать, Гарри.
Гарри огляделся и увидел Кассандру, стоящую около кадки с кустом красного жасмина.
– Иди, Рахиль, – сказала она, – покажи своему папочке птичку.
Девочка, схватив игрушку, подбежала к отцу, подхватившему ее на руки. Слезы побежали по щекам Гарри, когда он обнял свою дочь. Потом он взглянул на Кассандру и увидел не красивую женщину тридцати четырех лет, а испуганную беспомощную пятнадцатилетнюю девочку, лежащую на земле в катакомбах.
Заметив выражение лица Гарри, Кассандра поняла, о чем он подумал: что пришло время расплачиваться за тот кошмар, к которому он косвенно был причастен. И на мгновение ей захотелось мести. Годы ожидания требовали этого.
«Он уже не тот Гарри, – сказала она себе. – Взгляни на него. Он жизнью расплатился за свои грехи. Единственное, чем я могу его наказать – это оторвать его от жены и от дочери…»
Кассандра знала, что на это она не способна. Она подошла к Гарри и погладила его дочку.
– Я не желаю вам зла, – сказала Кассандра, – пожалуйста, поверьте мне.
Ее слова прозвучали вполне искренне, но краешком глаза Гарри видел Николаса Локвуда, молчаливо наблюдавшего за ним.
– Но вас двое… Он работает на Толбота. И уже долгие годы меня преследует.
– Николас вас уже давно разыскал, – сказала ему Кассандра. Она держала в руке стодолларовый чек «Глобал». – Вы спокойно занимались этим, Гарри, в то время как Николас знал все.
Гарри Тейлор опустил глаза:
– Чего вы хотите?
– Вы улучшили способ подделки чеков. Не правда ли?
Гарри кивнул.
– Сколько у вас бумаги?
– На десять миллионов хватит, может быть и больше.
Глаза Кассандры загорелись:
– Вы что-то уже пустили в дело?
– Пока еще нет. Но я отдам вам все, если вы хотите. Только не трогайте мою семью.
– Я не для того здесь, чтобы охотиться за кем-либо, Гарри, – сказала ему Кассандра. – Фактически я здесь для того, чтобы помочь вам. Но для начала вы должны попридержать свои бумаги, прежде чем выбросить их на рынок.
– Не понял.
– Вы сделаете это, Гарри. Но когда придет время.
За годы своего существования японская компания 4780 выросла из фирмочки с капиталом в две тысячи долларов в крупнейшую компанию с многомиллионными доходами. Ее основатель Джиро Токуяма стал легендарной личностью. Несмотря на то, что он был владельцем громадного состояния, он жил очень скромно. Он никогда не давал интервью и категорически отказывал тем, кто пытался что-либо разузнать о его личной жизни.
О его личной жизни ходили самые разнообразные слухи, но на публичное обсуждение, как это принято у японцев, никто ничего не выставлял. При таком положении дел для Токуямы не составляло особого труда незамеченным ускользнуть из своего офиса и, проделав окружной путь, оказаться в одном из рабочих предместий Токио. И там, в скромной однокомнатной квартирке, он встречался с направляющей рукой компании 4780 Юкико Камагучи.
Токуяма был лояльным и осторожным человеком. Он понимал, насколько важно, чтобы ни один неверный шаг не навредил интересам корпорации, и, потому строго следовал указаниям, полученным на этих встречах. Но при всем своем внимании к мелочам он не избежал одной оплошности.
Одной из его ошибок была та, что он принимал в расчет только вероятных японских наблюдателей. Белых людей он не замечал.
– Как здоровье, мистер Токуяма?
Перед ним выросла крупная мужская фигура высокого гайджина, позади него стояла белокурая женщина.
– Что вам нужно? – быстро спросил Токуяма по-японски.
– Мы направляемся туда же, куда и вы, – так же быстро ответил Николас, – на встречу с Юкико Камачуги.
Токуяма вздрогнул, будучи пораженным столь беглому японскому у иностранца и тому, что услышал из уст незнакомца столь знакомое ему имя.
– Я не знаю никого с таким именем, – ответил Токуяма, – пожалуйста, не надо меня преследовать.
– А нам и незачем более вас преследовать, – сказал Николас.
Он подошел к небольшому домику, у которого остановился Токуяма, и позвонил в дверь. Когда она открылась, он сказал:
– Добрый день, мисс Камагучи.
– Вы здесь не ради праздного интереса, – сказала ему Юкико Камагучи, – все эти годы Джиро Токуяма хранил это в строжайшей тайне. Но вы его выследили.
Вчетвером они присели на мат, постланный в комнате, у блюда с рисом. Юкико шокировала встреча с Николасом Локвудом, потому что она хорошо была знакома с личными делами всех сотрудников «Глобал», ей была известна его репутация. Первой мыслью было, что он послан Стивеном Толботом. Потом она увидела рядом с ним Кассандру. Страх сменился любопытством.
– Мистер Токуяма был очень осторожен, – сказал Николас, – но он не ожидал, что за ним будут следить иностранцы.
Юкико взглянула на Токуяму, чья голова склонилась от стыда.
– Но, как я вас понимаю, вы пришли сюда не из праздного любопытства. Что вы хотите?
– Вы глава корпорации 4780,– сказал Николас, – этого никто не знает, потому что после того как Стивен Толбот обманул вас, руководители дзайбацу запретили вам когда-либо возвращаться в Японию.
– Это сведения черной почты, мистер Локвуд? Если это так, то это противоречит вашей репутации.
– Мы здесь для того, чтобы сообщить вам кое-что, мисс Камачуги. И кое-что получить взамен.
Юкико знала, что у нее нет иного выбора, как выслушать их до конца:
– Пожалуйста, продолжайте.
– Руководители дзайбацу получили возможность восстановить свою индустрию. И вы знаете как?
Юкико насторожилась:
– Они получили большие капиталовложения извне. Но об этом мне мало что известно.
– А вам ничего не скажут названия этих банков? – и он зачитал ей список, состоящий из полдюжины финансовых учреждений.
– О некоторых из них я слышала. И догадывалась, что они дают деньги лидерам дзайбацу. Но не более того.
– А вы знаете, кто их истинный владелец?
– Может быть, вы меня просветите, мистер Локвуд?
– Стивен Толбот.
– Этого не может быть.
– Но это так, – Николас достал бумаги, – Убедитесь сами.
Юкико взглянула.
– Стивен Толбот тайно финансировал развитие японской индустрии, – сказал Николас, – дзайбацу полагали, что они имеют дело с различными азиатскими банками. Ошибка. Они получали деньги от одного человека, обворовывавшего их. Они надеялись когда-нибудь погасить долги. Опять ошибка. Когда Стивен набрал бы достаточно акций, он попросту бы закрыл эти банки. Тогда бы он один руководил дзайбацу.
Хоть лично она с этого ничего не имела, но ей было приятно узнать, что те, кто обрек ее на вечное изгнание, сами стали жертвой! Но тут же она подумала, что Стивен Толбот также угрожает и ей.
– Он не представляет опасности для вас! – сказал Николас, прочитав ее мысли.
– Почему?
– В самом ближайшем будущем Стивена Толбота ожидают крупные финансовые проблемы. И во все возрастающей пропорции. Его кошелек пуст. И хотя он уже давно был тонок, теперь уже пуст совсем. Ему нужно много денег, и достать их он сможет, только продав часть своих интересов дзайбацу. Я полагаю, что для вас и для корпорации 4780 имело бы вполне определенный интерес выкупить часть их. Вы бы покончили с человеком, которые собирался оставить вас ни с чем. Кроме того, если вы того пожелаете, никто об этом и не узнает.
Глаза Юкико загорелись, но предосторожность осталась.
– Вы сказали, что желаете что-то взамен.
– Да, гарантию, что вы оставите Стивена Толбота в «Глобал» в одиночестве, – впервые вступила в разговор Кассандра. – «Глобал» принадлежит мне, и я желаю получить его назад. – Что же касается Стивена – то здесь личные счеты.
Юкико посмотрела на Кассандру. Она много слышала об этой женщине, которая, подобно ей, из ничего создала империю. И теперь она видела, что все услышанное было правдой.
– Как хотите, – сказала она, – вы мне оказали большую услугу. Я же не могу отказать вам в маленькой любезности.
Это не было неискренностью со стороны Юкико Камагучи. Она и сама желала рассчитаться со Стивеном Толботом. Но ее обещание не касалось того, что она должна была сделать ради своего отца. Личный счет, как выразилась Кассандра Мак-Куин, был у Юкико к Толботу – это был счет за Хисахико Камагучи.
66
Управляющий «Барклейс банком» в Сиднее (Австралия), как раз заканчивал свой завтрак, когда вошел старший кассир:
– Я думаю, было бы лучше вам самому взглянуть на это, сэр.
Управляющий уставился на стодолларовый чек «Глобал», внимательно изучил все степени защиты, потер его.
– Мне кажется, настоящий, – сказал он.
– Это так, сэр, – ответил кассир, – исключая номера серии.
И он принес контрольный список серий номеров дорожных чеков «Барклейс банка», присланных «Глобал».
– Согласно этому, сэр, мы должны отправить на консигнацию этот чек.
– Похоже, клиент здесь купил эту штуковину и теперь еще кто-то расплачивается таким же, – пробурчал управляющий.
– Именно это подумал и я, сэр. Тогда я пойду проверить наличность в кассе.
Служащий посмотрел стопку недавно полученных чеков и вытащил оттуда один. Его номер соответствовал тому, что держал управляющий.
– Сам «Глобал» посылает нам фальшивую серию, либо…
– О, Боже мой!
Управляющий посмотрел через плечо кассира.
– Клиент, который принес его, еще здесь? – прошептал управляющий.
– Это почтенная миссис Томпкинс, сэр. Она ждет там, в зале.
Управляющий увидел пожилую даму, давнишнюю клиентку банка, сидящую позади кадки с эвкалиптом и смотрящую растерянно.
– Не поднимайте паники, но постарайтесь как-нибудь выведать у нее, где она его получила, – сказал управляющий, – и, ради всех святых, не дайте ей уйти!
Сам он пошел к себе в кабинет, закрыл за собой стеклянную дверь и сел за свой рабочий стол. Через минуту заработала телефонная связь между Сиднеем и Нью-Йорком.
Это был кошмар, подобный которому Стивен Толбот никогда не мог представить себе. В одно мгновение стали раздаваться звонки со всех концов планеты. И поток их был нескончаем.
Первым был звонок из Сиднея, он касался серии чека, полученного «Барклейс банком». Чек был фальшивым. И телефонная линия сообщила об этом.
В тот же час раздался звонок из Лондона. Третьим был звонок из Афин, четвертым из Лос-Анджелеса. Так все и началось. Стивен Толбот приказал операторам остановить все операции, и до глубокой ночи в офисе горел свет.
Прежде всего надо было выяснить, какой величины достиг нанесенный ущерб. За неполные восемнадцать часов сумма фальшивых чеков, зарегистрированных в различных филиалах «Глобал» составила более миллиона долларов.
– Проклятье, как мы узнаем, что они фальшивые? – кричал Стивен на своих аудиторов. – Мы не видели еще ни одного.
– Это верно, сер, – сказал одни из его финансистов, – но это может быть часть хорошо разработанного плана фальшивомонетчиков. Чем дольше мы будем ждать способа распознать фальшивку – тем больше фальшивых купюр они смогут выбросить на рынок. Они могут сейчас продолжать заниматься распространением фальшивых чеков. И пока мы известим полицию…
– Я знаю нашу полицию! – повернулся к нему Стивен, – я хочу видеть эти фальшивые чеки.
– Я не думаю, что они столь глупы, чтобы распространять их на Манхэттене, – сказал финансист печально, – я сомневаюсь даже, что мы сможем найти хоть один на всем протяжении до западного побережья. Увидеть мы их сможем не раньше, чем через пару дней.
– Пару дней? А что с найденными в Лос-Анджелесе?
– Банк сказал, что они послали его по почте. Стивен не мог поверить тому, что услышал.
– Но они отправили его со спецдоставкой, – бросил финансист через плечо, уходя из офиса.
Стивен Толбот провел несколько часов на телефоне, пытаясь найти Николаса Локвуда. Никто из инспекторов службы безопасности не видел его уже целую неделю. Никто не знал, куда он уехал и зачем. Стивен неистовствовал. «Глобал» был на краю пропасти, а человек, ответственный за безопасность финансовых операций, отсутствовал. Стивен обзвонил заокеанские офисы, пытаясь найти его. И уже совсем потерял всякую надежду, когда вбежал его секретарь:
– Мистер Локвуд на третьей линии. Стивен схватил трубку:
– Локвуд, где тебя носит?
– В Сингапуре…
Голос оборвался, и Стивен подумал, что линию разъединили.
– Ты знаешь, что случилось?
– …над этим и работаю. Кое-что… Стивен был вне себя:
– Забудь Сингапур! Возвращайся сюда! Понял?
– Вылетаю.
Что-то треснуло в трубке, затем вдруг раздался только сплошной гудок.
– Слава Богу, линия оборвалась.
Николас повернулся к Кассандре и Гарри Тейлору, которые наблюдали за ним из гостиной дома Гарри:
– Он в ярости. Мы попали в самую точку. Николас обнял Кассандру за плечи:
– Ты действительно знаешь, что делать? Кассандра кивнула.
– Гарри?
– Мы исчезнем из города, прежде чем обнаружат пластины и бумагу.
– Не задерживайтесь ни на минуту.
Николас взглянул Кассандре в глаза и поцеловал ее в губы.
– Будь осторожна, – прошептал он.
– Ты тоже, – ответила она, – ты единственный из нас, кто возвращается назад. Если Стивен что-нибудь заподозрит…
Николас приставил палец к ее губам.
– Не должен. Судя по нему, он догадывается о том, что произошло. А это как раз то, чего мы добивались.
– До встречи.
Выйдя из дома Гарри, Николас направился в сторону Чайна-таун. Там он прыгнул в машину и откинулся на спинку заднего сиденья, прежде чем кто-либо мог его окликнуть. Он не обратил никакого внимания на высокого малайзийца, наблюдавшего за ним с другой стороны улицы.
На исходе второго дня весть об операции с подделкой дорожных чеков «Глобал» облетела все столицы мира. Банки остановили продажи, и торговцы отказывались принимать их. Офисы «Глобал» были наводнены клиентами, желавшими сдать свои чеки и получить деньги назад. «Глобал» охватила финансовая лихорадка.
По причине того, что клиенты и торговцы устремились в офисы на Нижнем Бродвее, Стивен Толбот запросил помощи у полиции. В здание теперь пропускали только служащих, пробивавшихся к своим рабочим местам сквозь кордон бушующих людей.
Изнутри крах был еще более очевиден. Средства массовой информации, радио сообщали о том, что «Глобал» ежедневно несет миллионные убытки. Положение становилось все более угрожающим.
Забаррикадировавшись у себя в офисе, Стивен Толбот работал как одержимый. Он передал всех своих клиентов, вне зависимости от ранга и положения, в распоряжение своему персоналу. А все свои усилия сосредоточил на банках. Люди, вручившие ему свои деньги, хотели получить гарантии. У каждого из них был его личный номер телефона. Их невозможно было оставить без ответа.
Стивен пытался перед каждым из них держаться бодро. Да, возникли некоторые проблемы: он в курсе. Но все это излишне раздуто и не стоит таких волнений. Кроме того, и полиция, и ФБР, так же как и национальные полиции еще ряда стран работают сейчас над этим, включая, конечно же, собственную службу безопасности «Глобал».
– Главное, – повторял всем Стивен, – сохранять спокойствие. Публика жаждет шума, банки, потворствуя ей, пытаются раздуть его. Через несколько дней все вернется на свои места.
– Хорошо вам так говорить, Стивен, – едко возразил ему один банкир, – но ведь вы не знаете, сколько выпущено этих бумажек. Не так ли?
Стивен напряг все силы, чтобы отшутиться, но это было то, что сейчас и его волновало больше всего на свете.
«Сколько они их напечатали? Десять миллионов? Двадцать? Тридцать? Вполне достаточно, чтобы разорить меня?»
Поток прекратился так же внезапно, как и начался. Банки, получившие чеки с фальшивыми сериями, вскоре обнаружили, что более их не поступает. И со всех концов света съехались на Нижний Бродвей управляющие с фальшивыми чеками на руках.
Одно официальное лицо, доставившее чеки, потребовало встречи со Стивеном Толботом, отказавшись покидать здание до тех пор, пока его не увидит.
– Благодарю вас за то, что нашли время, – сказал представитель сингапурской полиции после того, как был принят в офисе Стивена.
Стивен едва взглянул на него: ничуть не более того, как заслуживает ранг комиссионера, хотя и видел Сингапур в каждом своем сне.
– Я удовлетворен вашим чувством долга, – сказал ему Стивен, – но вы вовсе не были обязаны доставлять чеки лично. Если хотите, я скажу кому-нибудь из моих людей принять их.
– Я не о чеках хотел поговорить с вами, мистер Толбот, – ответил малаец, – а о человеке, их изготовившем.
Комиссионеру польстило то, что теперь Стивен был полон внимания.
– Что вы хотите сказать?
– Я могу дать вам имя и адрес человека, изготовившего их.
Костяшки пальцев Стивена хрустнули. Возможно ли, что этот человек в самом деле знает?
– Шеф моей службы безопасности сейчас как раз в дороге. У него есть информация об этом, – ответил Стивен.
Малаец с чувством собственного достоинства улыбнулся. Он сделал все возможное для того, чтобы Николас Локвуд не смог попасть ни на один самолет, совершающий посадки в Сингапурском международном аэропорту. Путь сюда составит для Николаса Локвуда, по меньшей мере, двадцать четыре часа.
– Вы можете, конечно ждать Николаса Локвуда, – сказал комиссионер, – а можете предоставить мне возможность представить этого человека.
И комиссионер показал ему фотокарточку. Снимок был блеклый, по всей видимости сделан с дальнего расстояния, но Стивен узнал это лицо мгновенно.
«Гарри Тейлор».
У Стивена застучало в висках. Итак, Роза оказалась права и очень дальновидна. Гарри Тейлор жив! Ни пуля, ни само время оказались не способны убить его. «Но сейчас ты мой, – подумал Стивен. – Твои дни сочтены, Гарри!»
Стивен собрался:
– Комиссионер, я доволен вашей превосходной работой. Но я вам уже сказал, что инспектор Локвуд сейчас в пути из Сингапура сюда. Думаю, он мне представит ту же самую информацию.
Малаец был невозмутим:
– Быть может так, мистер Толбот. Но при всем моем уважении к мистеру Локвуду у меня сейчас есть некоторые преимущества. К примеру, теперь постоянно за мистером Тейлором наблюдает мой человек. И будет позорно, если он, в силу каких-либо обстоятельств, его упустит.
«Ты вымогаешь деньги, шельмец!» – подумал Стивен, улыбнувшись комиссионеру.
Но Стивен и не предполагал, что малаец выложил ему лишь половину правды. Комиссионер видел Локвуда и Тейлора вместе, так что мог предположить, что они работают сообща. Но он не осмелился выдать это Толботу. Он был уверен, что Локвуд и Тейлор держат свои отношения в строжайшем секрете. И можно было без труда догадаться, чьим словам в данном случае поверят.
– Ты упомянул, что наблюдаешь за этим человеком, – сказал Стивен.
– Да, и это стоит немалых денег.
– Сколько?
– Сто тысяч американских долларов.
– Это завышенная цена. Если я плачу такие деньги, то я хотел бы чего-то более, чем просто арест. Я думаю, было бы не плохо, если бы этот человек просто исчез. Как думаешь?
Стивен подошел к сейфу и достал оттуда пачку денег:
– Половину я выплачу тебе сейчас, а половину потом, когда прочитаю в газетах о каком-либо несчастном случае с Гарри Тейлором, причем с фото, передающим суть происшедшего.
Малаец даже и не взглянул на деньги.
– Чайна-таун в Сингапуре очень опасное место, – тихо произнес он.
Путь до Нью-Йорка занял у Николаса Локвуда тридцать девять часов. Он едва переступил порог своего офиса, как его секретарь ошарашила его новостью.
– Они поймали его! Сингапурская полиция поймала фальшивомонетчика, – и она протянула ему газету с фотографией Гарри Тейлора, – мистер Толбот желает видеть вас немедленно.
У Николаса опустились руки. Что-то где-то было не так. Он должен немедленно звонить Гарри.
– Локвуд! Наконец-то вы вернулись.
Николас обернулся при звуке голоса Стивена Толбота.
– Мы поймали его, – сказал Толбот и взял газету из рук Локвуда, – догадывались ли вы, чьих это рук дело?
– Я подозревал, но не был уверен окончательно, – сказал Локвуд, протягивая Толботу бумаги, – здесь адреса, по которым мы выследили операции с подделками. Думаю, что Гарри Тейлору они тоже известны.
Стивен прочел и улыбнулся:
– Поздновато, но вы были на правильном пути. Через минуту после ухода Толбота Николас запросил телефонный номер Гарри в Сингапуре. Ответ не заставил себя долго ждать…
– Прошу прощения, сэр, – сказал оператор, – но номер отключен.
Кассандра и Гарри сидели в маленьком кафе напротив его дома.
– Я хотел бы, чтобы Мария уехала, – мучался Гарри.
– Именно поэтому она отправила тебя из дому: чтобы собрать чемоданы и не отягощать тебя.
Гарри Тейлор сделал долгий глоток пива.
– Ты простишь когда-нибудь мне то, что я тебе сделал? – спросил он ее.
Кассандра отвела свой взгляд:
– Это было так давно. К тому же ты сказал, что и не знал о планах Стивена убить мою мать и меня. И я верю этому. Если бы ты не помог ему – он все равно бы придумал, как это сделать иным путем. Не вспоминай об этом, Гарри. Мари и Рахиль замечательные.
Ужасной силы взрыв повалил Кассандру на землю. Она услышала крики и увидела облако дыма.
– Гарри…
Гарри был уже на ногах. Прыгая через лежащих на земле людей, сбивая пытавшихся подняться, он бежал к руинам, бывшим минуту назад его домом.
«Мари!»
Гарри бросился к руинам. Пламя окружало его со всех сторон. Кассандра тоже поднялась на ноги и побежала вслед за ним.
– Гарри.
Каким-то непонятным образом задняя часть дома оказалась неразрушенной. Сделав глубокий вдох, Кассандра устремилась внутрь. Она увидела детскую куклу, разорванную на куски.
– Слишком поздно… слишком поздно.
Гарри стоял, держа тело Рахиль. Его лицо было черным от копоти, которую даже слезы не могли смыть.
– Мари, Рам… – начала было Кассандра.
– Все мертвы.
Гарри шел медленно, спотыкаясь, как лунатик, благоговейно он положил Рахиль около фонтана.
– Я всегда знал, что однажды Стивен найдет меня, – сказал Гарри с неземным спокойствием в голосе, – и рассчитается со мной…
– Гарри, мы должны бежать отсюда. Тебя убьют тоже!
– Я знаю.
Кассандра услышала вой сирен пожарных и скорой помощи.
– Гарри, пожалуйста!
Гарри повернулся к ней спиной и направился к руинам. Он вернулся с телом Мари. Кассандра была в шоке. Через мгновение он принес тело Рама.
– Гарри, мы не можем оставаться здесь, – сказала Кассандра, в последний раз взглянув на него.
Но Гарри Тейлор, подобно счастью и надеждам своей жизни, скрылся.
67
Через тридцать три дня после того, как появились фальшивые дорожные чеки, через две недели после того, как газеты сообщили о взрыве пропанового резервуара в Сингапуре в Чайна-таун, повлекшего за собой смерть молодой матери, ее отца и маленькой дочки, руководители четырех крупнейших банков Нью-Йорка встретились со Стивеном Толботом на Пятой авеню. В это воскресное утро все финансисты были в церкви, как они это делали каждое воскресенье. Но сейчас каждый из них молился, надеясь, что Бог услышит его. Если он не услышит, то их акционеры, конечно же, узнают все.
– Добрый день, джентльмены, – сказал председатель банка «Северная Америка» Джейсон Мак-Тавиш, – мы все знаем, по какой причине здесь собрались. Стивен, убытки от поддельных чеков составляют свыше десяти миллионов долларов. После этой истории ни один человек не станет покупать чеки «Глобал», и это приведет к потере еще двадцати миллионов. Как мы полагаем, еще около пяти миллионов ущерба будет от возврата чеков разгневанными владельцами, которые не будучи теперь уверены, что их чеки не поддельные, постараются избавиться от них. По нашим подсчетам вам потребуется еще около шести-семи миллионов, чтобы вернуть доверие клиентов, что займет по крайней мере три месяца, что стоит еще около сорока миллионов. Итоговый ущерб составляет восемьдесят один миллион.
Банкир оторвался от своих записей.
– И это при всем том, что вы вытянули у нас сто миллионов, – мягко закончил он.
Стивен Толбот сидел во главе стола, медленными глотками он пил из своей чашки, затем не спеша поставил ее на блюдце.
– Джейсон, – сказал он, – вы всегда славились тем, что хорошо считаете. Что вы хотите сказать своими цифрами?
– Это очевидно, Стивен, – бросил тот, проигнорировав насмешку. – Вы взяли у нас кучу денег. Мы хотели бы хоть часть из них получить назад. Еще совсем недавно вы были предметом всеобщего интереса, а ваш бизнес был солидным. И при таких обстоятельствах вытянули из нас кучу денег. Теперь пришло время дать отчет, где наши деньги?
– Деньги вложены в инвестиции, – решительно ответил Стивен.
– В таком случае предъявите нам документы, – сказал другой.
Стивен покачал головой и улыбнулся, но, когда он начал говорить, голос его был холоден как лед.
– Я не собираюсь вам показывать ни одной бумаги. Все мы настолько крепко друг с другом связаны, что никто из вас не посмеет и слова сказать, даже если захочет. Потому что если кто узнает, сколько вы дали мне денег, ваши держатели акций вышвырнут вас на улицу, где ребята из ФБР тут же подхватят вас.
– Вы не смеете говорить с нами подобным тоном! – завозмущались благородные патриции старейших национальных банков. – Мы действовали во имя лучших помыслов…
– Вы действовали из корысти, – защитился Стивен. – Вы хотели получить неплохие прибыли без всякого риска. Вам показалось, что представился удобный случай, и вы воспользовались им, надеясь, что все будет оплачено и ни одна живая душа не станет интересоваться этим делом.
Стивен сделал паузу:
– Так могло быть. Так может еще быть. Задымились сигареты и трубки. Над собранием поднялось облако голубого дыма.
– Вероятно, у вас есть что-то для нас – мы слушаем, – сказал Джейсон Мак-Тавиш, – но только не обещания.
– Очень хорошо, – сказал Стивен. – Ни для кого не секрет, что ЮСЭ делает свой бизнес в области, смежной с векселями и дорожными чеками. Это представляет из себя определенную опасность, которую я прежде не предвидел и не принял в свое время никаких оборонительных мер. Вы, джентльмены, шутили над доходами ЮСЭ. Но что вы сделали? – Ничего. Вы начинаете операции с карточками, но Кассандра Мак-Куин уже давно опередила вас. Теперь она кажется недосягаемой – почти.
– Что же по-вашему мы должны предпринять? – спросил Мак-Тавиш.
– Каждый из вас проработал план с карточками, – сказал Стивен, – но все эти варианты не выдерживают конкуренции.
Стивен улыбнулся, заметив, как глаза присутствующих, избегая встретиться взглядом с соседом, устремились вперед.
– Кроме того, – продолжал он, – все вы совершили одну и ту же ошибку. Все ваши карточки – расходные карточки, так же как ЮСЭ. Вы только копируете. Вы готовы вложить миллионы, чтобы открыть новые офисы и отделения, нанять и обучить персонал. И все это для того, чтобы повторить ЮСЭ. Но есть и другой путь. Вам следовало бы подумать о кредитных карточках – не расходных. Дайте клиенту возможность оплачивать баланс в срок более месяца. Дайте ему столько времени, сколько ему нужно, но берите с него проценты за это. Будьте уверены: он заплатит и принесет вам неплохую прибыль. Это, джентльмены, я и хотел вам предложить.
Страх и безнадежность исчезли с лиц банкиров. Стивен знал: почти все они согласились с его предложением. Терпеливо он ждал ответа.
– Очень интересная концепция, Стивен, – сказал наконец Мак-Тавиш, – но мы не должны упустить из виду, что эти кредитные карточки, как вы их называете, будут являться конкурентами существующих ЮСЭ.
– Вовсе не обязательно.
Он поднял трубку телефона и сказал:
– Попросите мистера Локвуда.
Николас Локвуд говорил с полчаса, без бумажки.
– Если подытожить вышесказанное, джентльмены, то можно сказать, что новые карточки ЮСЭ – настолько продуманная система, что вы сможете бросить вызов Кассандре Мак-Куин лишь в самом начале их выхода на рынок.
Дальше Локвуд предложил задавать вопросы.
– Это запатентовано? – спросил Мак-Тавиш.
– Да. Но ЮСЭ работает исключительно с IBM, если работать с другой фирмой UNJVAC, она сможет сделать так, чтобы код отличался достаточно от кода ЮСЭ.
– Но мы не знаем, что предоставить UNJVAC как образец для разработок. Если подождать, пока новые карточки ЮСЭ появятся на рынке, мы потеряем очень много времени. А действовать надо как можно быстрее.
Николас повернулся к Стивену.
– Я думаю, нет необходимости вдаваться здесь в такие детали, – сказал им Стивен, – всему свое время. Куда лучше, если каждый из вас признает, что у него нет никаких идей относительно того, как добыть необходимые сведения.
Все согласно кивнули.
– Возвращаясь к теме нашего разговора, – продолжил Стивен, – я хочу сказать, что теперь нам стоит обсудить срок выплаты «Глобалом» кредитов, скажем, в течение пяти лет, – он еще раз оглядел присутствующих. – Это и есть то последнее, что я хотел бы услышать от вас.
Толбот и Локвуд покинули зал, предоставив возможность собравшимся все обсудить. Через десять минут председатель банка «Северная Америка» вышел к ним.
– Хорошо, Толбот. Мы согласны. Но если вы не выполните свои обещания, мы вытрясем все из вас. Нам будет плохо – бесспорно. Но это ничто в сравнении с тем, как кончите вы.
На фоне голубого неба над Коннектикутом ландшафт отличался богатой палитрой красных, оранжевых, желтых и коричневых красок. Это было самое любимое время Кассандры, время, когда природа расцветала во всей своей красе, прежде чем уйти в зимнюю спячку.
Николас вышел из домика и сел рядом с ней. Он нежно погладил ее по щеке.
– Я не смог найти Гарри, – сказал он, взяв ее руку, – прости меня, Касс.
Губы Кассандры сжались. Да, Гарри… Николас очень хорошо делает свое дело, но Гарри в один миг был способен сделать то, что другому не удалось бы за долгие годы. И, именно тогда, когда Николас наконец нашел его…
– Проклятье! – воскликнула Кассандра, – я говорила Гарри, насколько я завишу от него. Он – единственный свидетель того, что произошло в Париже, мы могли остановить Стивена раз и навсегда. Она повернулась к Николасу.
– Я была там, дорогой. Я видела, что произошло с Мари, Рахиль и Рамом. Господи, я знала, что Гарри готов на все. О, если бы он подождал, я бы отдала ему Стивена…
Николас ничего не сказал. Он прекрасно понимал, что сделал Гарри и почему. Но он знал и то, что найдет Гарри. Это был вопрос времени. Потому он и не ожидал того, что Кассандра произнесла в следующую минуту.
– Я знаю, что делать. Мы должны сделать так, чтобы Стивен пришел ко мне, но чтобы он не догадался, что именно этого я и желаю. Я не могу потерять эту возможность, Николас. С Гарри или без него. Я должна это сделать.
– Что ты хочешь, чтобы сделал я? Кассандра взяла его руку в свои:
– Именно то, что ждет Стивен.
Производство карточек ЮСЭ находилось в Риверхеде, Лонг-Айленде. Этот индустриальный комплекс находился под хорошей охраной.
Не понимаю, как этим негодяям это удалось, – процедил Кевин Армстронг сжатыми губами. Он взглянул на Кассандру и добавил поспешно:
– Прошу прощения за мой французский.
– Ничего страшного, – сказала ему Кассандра. Подъезд к главным воротам был забит полицейскими машинами. Кассандра посмотрела на детективов, обсуждающих что-то между собой.
– Это кто-то из служащих, – сказал шеф безопасности, – очень уж неприметная работа.
– Вы можете посвятить меня в подробности? – спросила Кассандра.
Армстронг потряс головой:
– Сейф был оборудован магнитным кодом, связанным с часовой стрелкой. Вскрыть его можно было лишь при помощи термального ланцета. О, Боже! Эту штуковину я видел единственный раз в жизни в Квантико, в школе детективов.
– Думаете, к этому делу причастен кто-то из наших служащих?
– Кто-то знал электронный код входной двери, – ответил Армстронг, – термальный ланцет очень не прост в употреблении. Потребовалась бы уйма времени, чтобы проникнуть внутрь. Это предполагает, что кто-то знал код. Тот, кто случайно был в здании, не мог бы знать, где хранится пластик и бланки карточек. Они прошли сразу прямо в мой офис, к моему сейфу и вскрыли его как простую табакерку.
Кассандра протянула руку Армстронгу. Она не хотела, чтобы он мучился от стыда, но в данном случае дело касалось не только пластиковых образцов, а и его чести. Кассандра подумала о том, что произойдет, если Армстронг когда-либо узнает правду.
«Он не подумает обо мне ничего хорошего, если я когда-либо расскажу ему правду», – подумала она.
– И опять здесь проклятая пресса! – застонал Армстронг.
Кассандра приготовилась к тому, чтобы произвести впечатление глубоко расстроенной безвыходностью происшедших событий.
В одном из лучших магазинов женской верхней одежды Токио появилась странная покупательница в серой ношеной одежде, мужском пальто. Когда она подошла к кассе, продавщица насторожилась.
Уже годы Юкико могла позволить себе иметь изысканную одежду, но она совершенно не обращала внимания на себя. Но был бы неправ тот, кто думал, что ей это совершенно безразлично. Она предвкушала тот день, когда сможет наконец одеться. И вот этот день наступил.
– Я хотела бы купить себе одежду, – сказала она вполголоса.
Продавщица, которая была также менеджером, усмехнулась:
– Я думаю, вам лучше пойти в комиссионный магазин.
Юкико остро взглянула на нее и пошла к телефону. Сделав короткий звонок, она стала ждать.
Когда к магазину подъехал лимузин, и из него вышли Джиро Токуяма и двое поверенных, она вернулась в магазин. Продавщица-менеджер заламывала руки, визжа:
– Что это значит: магазин продан?
– Это значит, что магазин продан, – решительно сказала Юкико, – а вы уволены!
Продавщица не успела рта открыть, а Юкико повернулась к другой служащей и сказала:
– Обслужите меня!
Через три часа после ограбления на Риверхед Николас Локвуд представил украденные пластинки Стивену Толботу.
– Поздравляю, – сказал Стивен Толбот, – замечательная работа.
– Я вам еще нужен?
– Идите домой, Локвуд. Сегодня вы сделали все. Стивен поспешил во внутренние комнаты дома, где его ждали специалисты: химики, технологи, электронщики.
Он передал полученные образцы специалистам, а сам повернулся к Мак-Тавишу.
– Не желаете ли выпить, пока будем ждать?
Едва они притронулись ко второй рюмке виски, как эксперт вошел в библиотеку.
– Это шутка?
– Что вы несете? – начал Стивен, поднимаясь с кресла.
Инженер выложил образцы на журнальный столик.
– Это не то, что вы думаете. Это описание ватсоновского IBM 702.
– Не может быть!
– Заткнитесь, Стивен, – сказал Мак-Тавиш, – доктор Найт, продолжайте.
– Что касается магнитного слоя, – он сделал продолжительную паузу, – то он пуст. Там нет никакого кода, ни информации – ничего.
Стивен швырнул образцы о стену.
– Только не говорите ничего, – предостерег его Мак-Тавиш, – я не желаю вас слушать. Я дал вам шанс, Стивен, и вы провалились.
Председатель банка взглянул еще раз на инженера:
– Ошибки быть не может?
– Нет, сэр.
– Завтра утром в десять часов, Стивен, у меня в офисе. Если вы не придете – за вами придут.
Ни таможенники, ни пограничники не обратили никакого внимания на Гарри Тейлора, когда он сошел с борта панамериканского лайнера в аэропорту Гонолулу. Его лицо ничем не выделялось среди лиц других пассажиров, прибывших из Сиднея. Гарри взял свой чемоданчик и направился к выходу.
– Вы не знаете какой-нибудь дешевый отельчик? – спросил он таксиста.
– Конечно, сэр, – ответил гаваец, – предоставьте это дело мне. Я вас довезу.
Гарри согласился. Ему не было никакого дела до того, что это будет за отельчик. Главное, чтобы никто не задавал лишних вопросов. Когда они подъехали к отелю, свет неоновых букв напомнил ему Сингапур. Он закрыл глаза и представил, что слышит голоса Рама, Мари и Рахиль.
Не успели компьютерщики упаковать свои приборы, а Стивен Толбот уже мчался на Манхэттен. Он звонил Николасу Локвуду и на квартиру, и в офис, но нигде не мог застать его. Он отдал приказание офицеру безопасности «Глобал» поднять всех людей на ноги и разыскать Локвуда.
– Опасаюсь, что с ним что-то случилось. Он должен был приехать ко мне поздно вечером, но не появился. Жду вашего ответа.
Но ответа не последовало.
– Он исчез, сэр. У вас есть какие-либо предположения, где он может быть?
– Нет.
– Тогда, я думаю, следует обратиться в полицию.
– Никакой полиции! Я уплачу вам и вы должны найти его.
Когда офицер ушел, Стивен выключил весь свет, исключая настольную лампу. Локвуд обманул его. Теперь уже Стивен был уверен в этом.
«Он никогда не расставался с ней. Это была игра. Что-то он говорил, что-то делал для меня. Но работал всегда с ней».
Но придет время, и Локвуд поплатится за все. Он должен будет расплатиться. И, если уж он так сильно Любит Кассандру, то Стивен знал, как отомстить ему.
Стивен Толбот вышел из своего лимузина и поднялся на сорок шестой этаж банка «Северная Америка». Секретарь уже ждал его и проводил в кабинет председателя.
– Здравствуйте, Стивен, – сказал ему Мак-Тавиш нейтральным тоном, – мне поручено говорить с вами от имени всех нас. Мы одни, – добавил он, заметив, что глаза Стивена осматривают кабинет.
Стивен не сказал ни слова.
– У Нас сложилось твердое мнение о вашем положении, Стивен, – продолжил Мак-Тавиш. – Вы были правы: инвестиции, которые вы делали, очень выгодны. Но пойти на японский рынок, это значит богатой добычи долго ждать. И ваше время истекло.
Ни один мускул на лице Стивена не дрогнул, но он знал, что глаза его выдают.
– Никто не предполагал, что вы закупаете японскую индустрию, не правда ли? Вы хотели все получить один. Вы спросите: откуда мы это узнали? Отвечу, что от одного парня, работавшего на вас.
– Имущество японцев – это не для вас, – сказал наконец Стивен, – они не вернут вам ваши деньги.
Мак-Тавиш улыбнулся:
– Так вы думали, но вы ошибаетесь. Мы нашли покупателя, который заплатит сто миллионов, чтобы вы рассчитались с нами. Конечно, это вам может не понравиться, но это уже другая история. Теперь, прежде чем приступить к делу, позвольте сообщить, что договор уже готов и ждет вашей подписи. И вы подпишете его, не правда ли? Если нет – то вас уже ждут два федеральных судебных исполнителя. Они готовы отправить вас в тюрьму. Подумайте, что почувствуют ваши клиенты, когда увидят, что главу «Глобал» повезли в наручниках? Когда соглашение будет подписано, вы можете забыть навсегда о каких-либо сделках с банками в Нью-Йорке. Ни один из финансовых институтов страны не даст вам взаймы пятицентовой монеты.
Мак-Тавиш протянул Стивену стопку бумаг:
– Подпишите на последней странице под буквой X. Стивен уставился на бумаги:
– У вас нет покупателя. Вы блефуете.
– Вы пожалеете об этом, Стивен, – предостерег его Мак-Тавиш.
Он позвал секретаря, который открыл дверь перед маленьким аккуратно одетым японцем.
– Мистер Толбот, познакомьтесь: мистер Джиро Токуяма – покупатель всего вашего имущества в Японии.
Что-то шевельнулось в памяти Стивена. Имя показалось ему знакомым, и он вгляделся в лицо японца: и тут он все вспомнил.
– Это же садовник! Этот ублюдок работал у меня. Произнеся эти слова, Стивен наконец понял истину: «Юкико!»
Джиро Токуяма подошел к Стивену. Не говоря ни слова, он протянул ему утренний выпуск «Нью-Йорк таймс». Передовица финансовой секции гласила: «Юнайтед стейтс экспресс» предлагает цену на имущество «Глобал».
– Я вам уже сказал, что вы сильно заблуждаетесь на наш счет, – сказал Джейсон Мак-Тавиш, – подпишите бумаги и уходите прочь.
По дороге на Нижний Бродвей Стивен Толбот не мог отделаться от мыслей о Юкико Камагучи. Он оставил ее полностью поверженной. Он способствовал тому, чтобы люди дзайбацу навсегда закрыли ей путь в Японию. Как же это произошло? Как стало возможным то, что у нее появились миллионы, чтобы выкупить его имущество в Японии?
«Как она узнала об этом раньше всех?»
– Меня нет, – бросил Стивен своему секретарю, вернувшись в офис.
– На проводе мистер Гарри Тейлор, – быстро сказал секретарь. – Он звонит все утро, настаивая на разговоре с вами. Он сказал, что это касается Сингапура…
– Я возьму трубку. Стивен захлопнул дверь.
– Гарри?
В трубке сначала ничего не было слышно, так что на мгновение Стивен подумал, что связь прервалась. Потом он услышал голос Гарри, доносящийся, как казалось, откуда-то издалека:
– Я жду тебя, Стивен. Я знаю, что это сделал ты, и я жду тебя. Коблер-Пойнт.
Раздались короткие гудки, и Стивен разбил телефон о стену. Сердце его учащенно билось. Все разом обрушилось на него. Юкико отняла у него мечту стать будущим метром японской индустрии. «Глобал» нужны миллионы, чтобы спастись от краха. Но все это было еще не главное. Только один человек в мире знал о том, что случилось в катакомбах. Только один человек, и нескольких слов из его уст было достаточно, чтобы даже теперь, по прошествии стольких лет, отправить его на виселицу.
Стивен понял, что для того, чтобы свидетельствовать против него, Гарри даже признается в подделке чеков.
«Ему ничего не стоит сесть под стражу и упрятать себя за решетку до конца жизни. Я отнял у него жену и дочь. Ему теперь больше нечего терять…»
И это значило, что Гарри Тейлор должен умереть.
68
Заявление Кассандры, что «Юнайтед стейтс экспресс» берет на себя все долговые обязательства «Глобал» явилось полнейшей неожиданностью для финансовых кругов. На Уолл-стрит только и говорили об этом. В банках и брокерских фирмах оценивали суммы, которые потребуются для этого. Представитель «Глобал» прокомментировал это следующим образом:
– Мистеру Толботу хорошо знакома тактика подобного рода. Он изучает пути, чтобы застраховать себя от этих притязаний.
– Ты видел это? – спросила Кассандра, держа в руках «Уолл-стрит джорнал», Локвуда, когда он зашел к ней в кабинет. – Он не сможет больше оставаться в Дьюнксрэге. Рано или поздно он убежит.
– Он уже убежал, – ответил ей Николас.
– Я слышала его интервью по радио.
– Два часа назад Стивен отправился в аэропорт. Сейчас он на пути в Гонолулу.
«Гонолулу?!»
– Извини, Касс. Я должен был тебе сказать об этом раньше. Мои люди наблюдали за ним.
– Но почему он полетел в Гонолулу, когда… – Кассандра посмотрела на Николаса. – Гарри?
– Вероятно. Стивен не уехал бы из Нью-Йорка сейчас, если бы это не было делом жизни или смерти.
В Гонолулу его поджидали репортеры радио и прессы – Я здесь, потому что здесь мой дом и мои друзья.
Проблемы «Глобал», имевшие место, будут преодолены. Нет никаких поводов для беспокойства. Дорожные чеки остаются прежним финансовым инструментом, как и во времена моей матери. Могу заверить публику, что чеки «Глобал» полностью продолжают свое хождение по всему свету. И в самом ближайшем будущем, если Кассандра Мак-Куин не оставит свои смехотворные заявления, она узнает, насколько силен был и остается «Глобал».
Пресса окружила его. Когда он подходил к своему дому, репортеры засыпали его вопросами. Но он уже не отвечал. Мысли его вернулись к утреннему телефонному разговору.
«Все хорошо, Гарри. Я здесь. Я жду тебя».
Чуть в стороне от толпы встречающих стояла изысканно одетая женщина восточного типа в сопровождении двух молчаливых мужчин. Юкико Камагучи наблюдала за тем, как он давал интервью своей ручной прессе. Это был мастер лжи, убийца и предатель скрывался за ликом героя.
– Добро пожаловать домой, Стивен, – сказала она.
Гарри Тейлор вышел из отеля ровно в пять часов. Он пересек улицу и зашел в ресторан, где последнюю неделю заказывал себе обед. Он раскрыл свежую газету, которая обычно была у него с собой, и его взгляд застыл на заголовке. Медленно он положил ее обратно в карман.
– Не сегодня, спасибо, – сказал он, ухитрившись улыбнуться.
И Гарри, не пообедав, ушел. Внезапно пистолет, лежавший у него в кармане пиджака, показался ему очень тяжелым.
Встреча Кассандры резко отличалась от приема Стивена Толбота. Когда ее самолет приземлился в Гонолулу, предвзятая пресса обрушилась на нее.
– Мисс Мак-Куин, почему вы преследуете мистера Толбота?
– Никто никого не преследует, – ответила она строго. – Компания «Глобал энтерпрайсиз» – пустая скорлупа. Мистер Толбот систематически разорял ее и подрывал ее репутацию. Я хочу изменить это. – Но мистер Толбот сказал, что «Глобал» надежна.
– Мистер Толбот лжец!
Николас освобождал ей путь. Репортеры тут же узнали его.
– Когда мистер Локвуд перешел к вам на работу, мисс Мак-Куин?
– Он не работает у меня!
– Да, он оставался шефом безопасности «Глобал». И после этого вы были врагами. Что же вы предложили ему, что он вернулся к вам?
Николас оглянулся, готовый вырвать язык у этого репортера, но Кассандра удержала его.
– Вопрос не стоит внимания, – выпалила она.
– Вы принадлежите к числу тех женщин, для кого целью является месть?
– Это отвратительно! – закричала Кассандра. – То, что случилось с «Глобал» дело рук Стивена Толбота, и никого более!
Николас проводил Кассандру к автомобилю, усадил ее и закрыл дверцу.
– Езжай, – крикнул он водителю.
– Ты дрожишь, – обратился он к Кассандре.
– Пожалуйста, держи меня, – прошептала она. – Пожалуйста…
Всю дорогу к отелю они провели в молчании. Николас провел Кассандру через холл и закрыл дверь в номер.
– Зря мы сюда приехали, – сказал он мрачно, – это владения Стивена Толбота. Он сам лично подбирал персонал. Здесь повсюду у него глаза и уши.
Кассандра вышла на балкон, он – за ней. Прямо перед ними блестел берег Ваикики, и дальше виднелся безбрежный Тихий океан.
– Не стоит беспокоиться, – сказала Кассандра, – конец этому здесь, так или иначе.
– Тебе не стоит вступать с ним в схватку, – сказал Николас, – он опасен. Пожалуйста, Касс, дай мне время найти Гарри.
– А что случится, если Стивен найдет его первым? – спросила Кассандра. – Я помогу тебе, дорогой. Внимание Стивена будет обращено ко мне, не к Гарри. Таким образом мы, может быть, выиграем время. Я прошу тебя, любимый, это единственный путь.
– Хорошо, – сказал наконец Николас, – я знаю, с чего начать. Но обещай мне ничего не предпринимать, пока я не позвоню тебе.
– Обещаю.
Долгое время после ухода Николаса образ Стивена не давал ей покоя. Она вспоминала свою мать, отца, Розу и, наконец, бросилась к телефону.
– Прости меня, мой милый, – шептала она, ожидая, пока телеграфист отеля соединит ее с Коблер-Пойнт.
Подобно многим солдатам, Николас бывал в Гонолулу по пути в тихоокеанский регион. Он довольно хорошо знал город и мог представить себе, где следует искать Гарри. Он, безусловно, должен был сторониться людных мест у побережья, предпочтя какой-нибудь дешевый отельчик, где никто не будет интересоваться кто он и откуда. Николас начал с обхода закусочных и достиг успеха уже на четвертой попытке. Владелец маленького ресторанчика с охотой принял десятидолларовую бумажку и признал Гарри по фотографии.
Официантка в закусочной сказала, что он запомнился ей, потому что был благородного поведения. Мало говорил, всегда читал газету и всегда заказывал себе одно и то же. Николас поблагодарил ее и отправился искать ближайший газетный киоск.
– Да, я помню его, – сказал продавец газет, – он подходит регулярно, но сегодня утром он не приходил.
Николас держал двадцатидолларовую бумажку между пальцами.
– Я обязательно должен его найти. Это очень важно. Деньги перекочевали в карман киоскера.
– Он остановился в этом отеле. Я думаю, что вы найдете его здесь.
Все было так, как и ожидал Николас: неприметный дешевый отельчик для военных и приезжих.
– Ничего не знаю о нем, – сказал клерк.
– Но он здесь остановился, – тихо сказал Николас, – мне дали даже номер комнаты.
– Да, он здесь останавливался. Сегодня после завтрака он расплатился. Не думаю, что он вернется сюда.
– Вы не знаете, куда он уехал?
– Откуда?
Инстинкт Николаса подсказывал ему, где должен быть Гарри. Но вовсе было необязательно то, что он направился в Коблер-Пойнт. Если Стивен знает, что Гарри на острове и найдет его…
Николас побежал к телефону, набрал несколько цифр и ждал пока телеграфист соединит его с Кассандрой.
– Прошу прощения, сэр. Никто не отвечает.
– Но она должна быть в номере!
Его тревога росла с наступлением ночных сумерек.
– Дежурный говорит мне, что видел, как полчаса назад мисс Мак-Куин вышла из отеля.
Николас бросил трубку и выбежал на улицу.
Коблер-Пойнт, подобно фосфоресцирующей полоске, светился в темноте моря и неба. Стивен был один на террасе своей гостиной. Ветер с океана дул ему прямо в лицо, развевая волосы и хлопая полами пиджака. Он отпустил слуг и приготовился к неминуемому появлению Гарри. То, чего он совершенно не ожидал, был звонок Кассандры. Стивен был шокирован, услышав ее голос, но быстро пришел в себя и согласился на встречу вечером. Но только с ней. Стивен уже слышал, что вместе с ней на Гавайи приехал Николас Локвуд. Он знал, что если он встретится лицом к лицу с Локвудом, то не в состоянии будет устоять против убийства его здесь же и сразу же. Что нельзя будет объяснить как несчастный случай.
А если в этот момент появится еще и Гарри, то это будет уж и вовсе замечательно. Стивен обдумывал все обстоятельства.
Краешком глаза Стивен заметил тень, топтавшуюся по ту сторону плавательного бассейна. Он сунул на всякий случай руку в карман и нащупал пистолет. Стивен пошел вдоль бассейна, всматриваясь в противоположную сторону. Несомненно, там кто-то был.
Стивен был уже у цели, когда звонок в дверь прорезал тишину ночи. Он оглянулся, с пистолетом в руке.
В следующую минуту что-то очень холодное и острое вонзилось в его грудь.
Кассандра въехала в аллею Коблер-Пойнт. Минуту она оставалась неподвижной, ее руки сжимали руль, она пыталась собрать все свои силы перед встречей со Стивеном Толботом. Но все в ней пронзительно кричало: «Уходи!».
Резко выйдя из машины, Кассандра подошла к. двери. На ее звонок никто не ответил. Кассандра ждала, но никто не появлялся. Ее пальцы дотронулись до двери, и, к ее удивлению, дверь оказалась незапертой.
– Стивен?
Ее голос разнесся по комнатам, но ответа не последовало. Наугад Кассандра пошла в сторону гостиной. «Где он? Где прислуга?»
Прежде чем она поняла это, Кассандра обнаружила, что стоит на террасе. Свет освещал цветочные клумбы красными, голубыми, зеленым тонами. Но было что-то еще в этой безмятежной картине, длинная тень у бассейна с двумя палками, перпендикулярно друг другу, торчащими в ней.
– Стивен?
Сердце Кассандры учащенно забилось. Какофония древесных лягушек, сверчков и цикад звенела в ее ушах. Она прошла к бассейну, потом застыла. Лежащая фигура была Стивеном Толботом. Два страшных клинка, один длиннее другого, торчали из его груди.
«Гарри, что ты наделал?»
Кассандра медленно подошла к телу, не в силах оторвать глаз от зловещих предметов, торчащих в груди Стивена. Невольно она потянула руку и прикоснулась.
– Помоги мне…
Кассандра закричала, увидев, что Стивен попытался поднять голову. Стряхнув с себя страх, она опустилась на колени перед ним.
– Стивен, кто это сделал?
Кровь появилась на его губах, слова потерялись в кашле.
Кассандра почувствовала себя совершенно беспомощной. Она не отваживалась вытащить мечи, боясь вызвать геморрагию. Она с трудом поднялась на ноги и побежала в дом. Там она схватила первый попавшийся телефон, но линия молчала.
«Я должна уйти отсюда, я должна пойти за помощью!»
Кассандра устремилась к двери. Мысль оставить Стивена беспомощного казалась ей ужасной. Но потом она вспомнила: а что, если убийца здесь? Что, если он наблюдает за ней и ждет, чтобы убить ее тоже? Кассандра боязливо осмотрелась, затем толкнула дверь и побежала к машине.
69
Медицинский геликоптер совершил посадку на лужайке Коблер-Пойнт. Николас Локвуд наблюдал как двое братьев милосердия вынесли носилки со Стивеном Толботом из дома и понесли их в кабину. Один из них помог доктору втянуть их, затем они влезли сами. И геликоптер немедленно поднялся в воздух.
Николас огляделся. Полдюжины машин, включая санитарную и пожарную, заполнило проезд. Белые стены дома казались красными от сигнальных фонарей автомобилей. В светящихся окнах дома он увидел детективов, методично обыскивающих комнаты и снимающих отпечатки пальцев. Каждую секунду вспыхивала фотовспышка. У полицейского фотографа было много работы.
– Я почти слышу ваши молитвы. Николас повернулся к детективу Канеохе.
– Что говорит доктор? – спросил Николас. Канеохе вздохнул:
– Прежде всего они будут вытаскивать из него эти ножи.
– Не ножи…
Николас остолбенел. Он уже сказал Канеохе, что предметы, которые вонзили в Стивена Толбота, были не ножами, а японскими ритуальными мечами.
– Где сейчас Кассандра? – спросил Николас.
Он уже знал, что полицейский патруль задержал Кассандру, когда она ехала из Коблер-Пойнт. Канеохе взглянул на свои часы.
– Прямо сейчас у нее берут отпечатки пальцев.
– Что это означает?
– Подозрение в убийстве.
– Вы что же думаете, что это сделала она? – удивленно спросил Николас.
Он представил себе Кассандру одну, разбитую, пытающуюся доказать недоказуемое.
– Я хочу видеть ее.
– Вы ее адвокат?
– Нет, но…
– Послушайте, вы знаете законы. Она имеет право позвонить и, вероятно, сейчас она это и делает.
«В пустую комнату».
Николас почувствовал тошноту.
– Я пошел.
– Но не слишком далеко, мистер Локвуд, – сказал ему Канеохе, – у нас с вами есть о чем поговорить.
Николас Локвуд решил избежать полицейского эскорта и уехал раньше. Через двадцать минут он был уже в Гонолулу. Он остановил машину у здания правительства и прочих департаментов, включая иммиграционную службу. Он предъявил свой пропуск сотрудника безопасности «Глобал», и охрана пропустила его внутрь. На третьем этаже он нашел дежурного офицера.
– Кто пропустил вас сюда? – настойчиво спросил офицер.
– Этой ночью совершено покушение на мистера Толбота, – холодно сказал Николас, – мне нужны иммиграционные карточки на каждого, кто прибыл в Гонолулу в течение последней недели.
Офицер вздрогнул:
– Мистер Толбот… Боже! Не знаю даже, смогу ли помочь…
– В настоящий момент мистер Толбот находится в реанимации. Если он выживет, то, я думаю, он будет благодарен тем, кто помогал поймать убийц.
Офицер поспешил:
– Я позвоню в полицию.
– Ради всех святых, – сказал Николас, перехватив его руку, – подумайте о времени. У нас есть имя подозреваемого. Конечно, если он не попытается ускользнуть с острова…
Объяснение было убедительно и произвело впечатление.
– Следуйте за мной, – сказал офицер.
Свыше тысячи регистрационных карточек людей, прибывших на Гавайи в течение недели дал офицер Николасу. Около трехсот он отложил сразу: это были военные. Оставшуюся стопку он начал внимательно просматривать. Он был доволен: карточки были расположены в алфавитном порядке. Через две минуты он нашел то, что искал.
Коттедж отеля «Халикулани» был построен на морском берегу на рубеже веков одной из наиболее состоятельных семей Оаху. Позже он был сдан в аренду как отель и стал известен как «Дом без ключа» после новеллы «Чарли Чан» графа Дер Биггерса. Даже когда отель разросся, он сохранил свой прежний облик. Это, по мнению Николаса, было именно такое место, которое должна была предпочесть Юкико Камагучи.
И он не ошибся. Клерк в регистратуре сообщил ему, что мисс Камагучи действительно остановилась в отеле, но телефон в номере не отвечал. Бар и ресторан были уже закрыты. И клерк предложил ему заглянуть на веранду, где жильцы часто сидели за вечерней чашкой чая. Николас поблагодарил его и направился к веранде. Он увидел Юкико за столиком возле большого мескитового дерева, потягивающей ликер. Больше никого не было.
Но когда Николас направился к ней, двое японцев весьма внушительной внешности преградили ему путь. Юкико взглянула на него и помахала ему рукой.
– Мистер Локвуд. Какая неожиданная встреча, я думаю.
Николас поразился переменам в Юкико. Во время их последней встречи она производила впечатление уже немолодой усталой женщины. Теперь же ее лицо золотилось от солнца. Одежда была изящна.
– Могу я предложить вам чашечку кофе? Николас был поражен самообладанию Юкико.
– Нет. Спасибо. Я вовсе не хочу тревожить ваш сон, мисс Камагучи, но боюсь, что вы плохо сработали со Стивеном Толботом. Он еще жив.
Только намек на удивление слегка выдали ее ноздри.
– Не понимаю, о чем вы говорите, мистер Локвуд. Он что, ранен?
– Стивена закололи парой японских церемониальных мечей. Я не эксперт, но думаю, что если будут привлечены специалисты, то они сразу определят, кому они принадлежат, и назовут имя Хисахико Камагучи. И как вы объясните полиции Гонолулу?
– Очень просто, мистер Локвуд. Эти мечи были потеряны во время войны. И я впервые слышу о них. Если они принадлежат моему отцу, то я потребую их возвращения.
Локвуд не прекращал поражаться самообладанию этой женщины. Она была вне угроз и репрессалий и знала это.
– Зачем вы это сделали? Вы получили все, что хотели. Корпорация 4780 приобрела все японское имущество Стивена. Теперь вы приняты всеми крупнейшими дзайбацу. Но вы нарушили свое слово.
– Вы не поняли, мистер Локвуд. Получить то, что Стивен украл, меня удовлетворило. В этом смысле я не нарушила обещания, данного вам и мисс Мак-Куин. Но не я одна была обманута Стивеном. Он использовал моего отца. Он убедил его пожертвовать своей жизнью для того, чтобы такой ценой сохранить жизни людей дзайбацу и для того, чтобы я получила возможность возродить великую индустрию Камагучи. Такое предательство требует отмщения.
– И вы его совершили. Юкико молчала.
– Но почему тяжесть обвинения должна пасть на Кассандру? Она не имела никакого отношения к тому, что произошло между вами и Стивеном. Она помогла вам, ради Бога!
– То, что мисс Мак-Куин оказалась в это время в этом месте – ее несчастье. Быть может, такова ее судьба. Она тоже не желала Стивену Толботу ничего хорошего, мистер Локвуд. Она тоже искала мести за все то, что причинил Стивен людям, которых она любила.
– Но не убийство!
– Все относительно, мистер Локвуд. Так или иначе, Стивен Толбот – мертвец.
Николас подпрыгнул в кресле. Казалось, эту женщину невозможно было чем-либо смутить. Он мог бы убедить гонолулскую полицию задержать и допросить Юкико. Но она скажет им то, что сказала ему. И ее адвокаты (за хорошие деньги) освободят ее.
– Кассандра невинна. Вы это знаете. Или заставить страдать невинного тоже входит в ваше понятие чести? Это ваш долг отцу?
– Быть может, это плата ей за то, что она желала подобного. Нет, мистер Локвуд, здесь я ничем не смогу помочь Кассандре Мак-Куин. И вы не в силах заставить меня это сделать.
Юкико закрыла глаза:
– То, что происходит со Стивеном Толботом, теперь мне уже не подвластно. И помните, в убийстве меня никто не заподозрит.
– Можете мне поверить, – сказал Николас, – я только сейчас об этом думал и пришел к такому же заключению.
Шесть сообщений ждало Николаса, когда он вернулся к себе в отель. Одно было от Кассандры, и Николас закрыл глаза, представив себе ее состояние одиночества и безысходности. Остальные были от Эрика Голланта. Поскольку на восточном побережье уже было утро, он позвонил ему в офис ЮСЭ. Всегда спокойный и выдержанный, он был вне себя.
– Ник, что за нужда была отправиться туда? Здесь все только и говорят о том, что Кассандра пыталась убить Стивена.
В двух словах Николас описал ему события, произошедшие с ними на Гавайях.
– Конечно же, она не пыталась его убить, – закончил он, – но она оказалась на месте преступления сразу после покушения, и полиция задержала ее. Ей нужен лучший адвокат, какого мы только можем найти.
– Я уже связался с одним, – сказал Эрик и назвал его имя, – он готов взяться за дело прямо сейчас.
Последовала пауза.
– Что с тобой, Ник?
– Тот, кто пытался убить Стивена, здесь, на острове. Но полиция этого не ведает.
– Мисс Мак-Куин…
Кассандра открыла глаза и увидела гавайца, склонившегося над ней.
– Кто вы? – спросила Кассандра, усаживаясь.
– Детектив Канеохо. Нам надо поговорить.
Кассандра проследовала за надзирательницей в туалетную комнату. Она ополоснула лицо и хотела почистить зубы. Но когда посмотрела на себя в зеркало, поняла, что нуждается гораздо в большем. Затем Кассандра проследовала за детективом в комнату, где стоял один столик и несколько кресел. У Кассандры свело желудок, когда она почувствовала запах кофе от двух чашек на столе.
– Думаю, вы любите черный, – сказал Канеохо.
– Вы любезны, спасибо, – она посмотрела на детектива, – что со Стивеном?
– Он скончался прежде, чем сказал, кто это сделал.
– И вы действительно думаете, что это сделала я? Канеохо вздохнул:
– Тогда объясните, мисс Мак-Куин, зачем вы приехали на Гавайи?
– Я имею право на присутствие адвоката? «Николас! Где он?»
– Безусловно. Но позвольте рассказать вам, что мы имеем. Отпечатки пальцев на одном из мечей. Бьюсь об заклад, они ваши. Служащий отеля подтвердил, что вы звонили в Коблер-Пойнт незадолго до выезда туда. Нам также известно, как и всем в Гонолулу, что вы с мистером Толботом находились далеко не в лучших отношениях. Однажды вы пытались его уничтожить. Сейчас вы повторили свою попытку. Может быть, он не хотел продавать, может быть, вам это не понравилось. Может быть, что еще…
– Довольно, детектив.
В дверях комнаты появился какой-то мужчина. Прической и полузакрытыми глазами он напоминал Кассандре медведя, проснувшегося от зимней спячки.
– Мое имя Хартли Натан, – приветливо представился он. – Я буду вашим адвокатом.
Имя Кассандра узнала тотчас же. Уроженец Сан-Франциско, он считался одним из лучших адвокатов Америки, не имеющим себе равных по числу оправданных.
– Я думал, вы уже в отставке, адвокат, – сказал Канеохе.
Натан зевнул:
– Но всегда в готовности, Чарли. Мне нужно поговорить с моим клиентом.
Детектив пожал плечами.
– Вы выбрали плохое время для возвращения.
– Кто вас прислал? – спросила Кассандра, когда они остались наедине.
– Эрик Голлант. Он обладает даром убеждения. Кассандра вздохнула с облегчением.
– Прошу, расскажите мне все, что случилось, – сказал Натан, – не упустите ни одной детали. Хорошо?
Натан внимательно выслушал все, что рассказала Кассандра, прерывая ее рассказ только тогда, когда требовалось что-либо уточнить. В то время, когда он изучал свои заметки, вошел Чарли Канеохо и сунул ему отпечатки пальцев:
– Отпечатки на одной из рукояток меча принадлежат вашей клиентке, адвокат. Как только у нас появится что-либо еще, я сразу же сообщу вам.
– Они обходятся со мной, будто я уже осуждена, – сказала Кассандра с горечью.
Натан попытался ее успокоить:
– Стивен Толбот здесь очень влиятельный человек. Он купил себе большой авторитет. Он нравился всем. И очень непросто изменить ход судебного разбирательства на месте совершения преступления.
– Судебного разбирательства? Натан подался вперед:
– Мисс Мак-Куин, вы обвиняетесь в покушении на убийство. Против вас говорит ряд фактов. Вы были в Коблер-Пойнт прошлой ночью. Полиция задержала вас, когда вы покидали место преступления. Они обнаружили отпечатки ваших пальцев на оружии убийства. Мы сделаем все возможное, конечно, но это будет суд.
– Но я не делала этого! – закричала Кассандра. – Почему полиция не ищет настоящего убийцу?
– Я собираюсь поговорить об этом с Канеохе, – пообещал Хартли Натан. – Я также попытаюсь найти Николаса Локвуда и…
Натан прервался, когда в дверях появился Канеохе. Он жестом позвал Натана и что-то шепотом сообщил ему. Кассандра услышала только слова:
– Скажите ей. Детектив поспешил к ней:
– Произошел несчастный случай, мисс Мак-Куин… в офисе «Юнайтед стейтс экспресс» в Гонолулу взорвана бомба.
Разумеется, Николас Локвуд не в одиночку вел свои поиски. Хотя он и был уверен в том, что Гарри Тейлор не вернется ни на одно из старых мест, он заплатил владельцам отеля, где Гарри останавливался, и закусочной, где он обедал, чтобы они сообщили ему, если он появится. Затем он направился в Самаритянский госпиталь и прибыл туда как раз в то время, когда врачи давали интервью прессе о состоянии здоровья Стивена.
Николас обдумывал происшедшие события. Гарри приехал на Гавайи, чтобы отомстить за смерть своей семьи и Рама. Но кто-то – Гарри не знал, что это была Юкико Камагучи – неожиданно опередил его. Николас понимал, что Гарри не покинет Гавайи, пока окончательно не убедится, что делать ему здесь больше нечего. И Николас все равно не мог остановить его. Но то, чего добивался Гарри, способствовало бы тому, чтобы подозрения с Кассандры были сняты полностью.
И тут Николас узнал его.
«Белые лилии. О, Гарри, это в твоем стиле!»
Николас наблюдал, как Гарри расплачивался за цветы. Затем продавец завернул их и посторонился, пропуская Гарри. Тот вышел из магазина. Николас подождал, пока Гарри отойдет дальше от дверей магазина.
– Здравствуй, Гарри.
70
Через два дня после покушения на Стивена Толбота в пять тридцать утра детектив Чарли Канеохе ехал по бульвару Норт Винджэд, который был административным сердцем Гонолулу. Было удивительно, что никто из туристов не посещал ни собор Каваиаху, ни дворец Иолани, в котором жили король Давид Калакана с супругой королевой Капиолани. Для Канеохе эта часть города была духом древности Гавайев.
За дворцом, рядом с Капитолием, находилось здание с белоснежными колоннами. Это было здание криминального суда. Канеохе припарковал машину и посмотрел на огромные скульптуры, поддерживавшие портик здания: Соломон, Моисей, король Камехамеха, богиня правосудия. Канеохе подумал, что если бы эти статуи заговорили, то они проявили бы больше сострадания к Кассандре Мак-Куин, чем она получила до сих пор. В газетах ее обливали грязью. У ворот дворца правосудия собралась манифестация с плакатами, требующими самой жестокой кары. Совершались акции вандализма против офисов ЮСЭ. После того как был взорван офис ЮСЭ в Гонолулу, Канеохе взял под охрану его служащих.
У входа в здание суда в ожидании начала заседания собралась толпа, готовая растерзать Кассандру. И если раньше его долгом было собрать против нее все необходимые улики, так теперь его долгом было защитить ее от фанатиков и безумцев.
В семь часов, за три часа до начала заседания, вызвали специальный наряд для того, чтобы не допустить беспорядков на площади. Канеохе сам расставил своих офицеров в коридоре, ведущем в зал правосудия. Само здание суда было тщательнейшим образом проверено в поисках бомб и прочих подобных предметов. Вдоль окон и у дверей здания Канеохе также выставил полицейских.
За несколько минут до начала заседания, назначенного на девять часов, Канеохе был на месте. Однако он был неудовлетворен. Что-то не давало ему покоя. Налицо были доводы обвинения. Мотивы, обстоятельства, отпечатки пальцев. Никаких несоответствий в показаниях свидетелей.
Что же не дает мне покоя? – упрекал сам себя Канеохе.
За свои почти двадцать лет работы Канеохе научился доверять своему шестому чувству.
Чарли Канеохе еще раз позвонил в госпиталь. Но ничего нового ему не сообщили. Стивен Толбот так и не приходил в сознание. Детектив, приставленный слушать бред больного, ничего не слышал.
Канеохе взглянул на свои часы. Уже было пора везти заключенную.
– Вы хорошо выглядите.
Кассандра посмотрела на Хартли Натана и изобразила улыбку. На ней был синий костюм и розовая блузка с античной камеей. Вчера Хартли принес ей из отеля одежду и, что куда важнее, записку от Николаса, измятую маленькую бумажку (чтобы пронести ее в тюрьму, ее пришлось много раз сложить и перекрутить).
«Не отчаивайся, – писал он. – Я с тобой. Все будет хорошо».
И больше ни слова. Ни слова о том, нашел ли он Гарри и жив ли он вообще. Ни даже намека о том, кто убил Стивена.
«Но он бы никогда не доверил бумаге информацию подобного рода», – подумала она.
– Он будет там? – спросила она.
Натан пожал плечами. Он встретил его и говорил с ним, поняв, насколько важен этот мужчина для Кассандры. То, что Николас не сказал ему, и то, что Натан как государственный служащий не хотел знать, это как Николас предполагает доказать невиновность Кассандры.
Натан услышал, как дверь изолятора отворилась, и поднялся.
– Пора, – сказал он, протянув руку Кассандре. – Помните: не стоит ждать симпатии от судей. Пукуи – один из тех гавайцев, кто упрямо лавирует в судопроизводстве белых. У него свое мнение о правительстве, едва Гавайи стали штатом. Прокурор Кавена – тоже крепкий орешек, он хочет стать главным прокурором судебного округа. Этот процесс имеет политический смысл для обоих.
– Спасибо за информацию, – сказала Кассандра.
– Итак, вы знаете, с кем предстоит иметь дело. Но меня это не пугает.
Натан взял Кассандру за плечи:
– Сюда вы больше не вернетесь. Вспомните мои слова, когда будете возвращаться домой.
Кассандра попыталась держаться непринужденно, когда они шли в зал судебных заседаний в сопровождении детектива Канеохе.
В зале сразу поднялся шум. Кассандра попыталась не смотреть на толпу. Ее глаза цеплялись за незначительные детали интерьера, она слышала голоса, шелест газет. В конце концов, она осмелилась взглянуть на зрителей. Все взгляды были устремлены на нее, холодные осуждающие взгляды, ни в одном ни жалости, ни сострадания.
– Встать! Суд идет. Главный судья Самуэль Пукуи!
– Прокурор готов? – спросил Пукуи.
Даниел Кавена, одетый в темно-голубой костюм, ответил:
– Все готовы, ваша честь.
– Защита?
– Защита готова, ваша честь, – ответил Натан.
– Мисс Мак-Куин, вы обвиняетесь в попытке убийства Стивена Толбота. Вы признаете себя виновной?
Кассандра собрала все свои силы и, глядя прямо на Пукуи, ответила:
– Не виновна, ваша честь!
Юкико Камагучи сидела на террасе отеля, вслушиваясь в шум волн. Позади нее Николас Локвуд смотрел на часы.
– Звоните.
Юкико не шелохнулась. Николас подвинул телефон поближе.
– Звоните, – тихо сказал он, – время пошло.
Самаритянский госпиталь был самым современным медицинским учреждением острова во многом благодаря пожертвованиям Стивена Толбота. Этот факт не остался в стороне от обслуживающего персонала, окружившего филантропа особым уходом.
После операции Стивена поместили в отдельной палате на первом этаже с окном в сад. За ним были закреплены три сестры, установившие у его постели круглосуточное дежурство на случай неотложной помощи. За дверью постоянно находился детектив, чьей обязанностью было только слушать, если он начнет что-либо говорить. Но Стивен не приходил в сознание и не произнес ни слова. Магнитофон был всегда наготове.
Гарри Тейлор знал все это и даже больше. Охрану можно было бы усилить, если бы полиция не была убеждена, что у них за решеткой сидит преступник. Николас Локвуд предупреждал, что они могут просчитаться.
Одетый в униформу обслуживающего персонала, Гарри стоял на тропинке, ведущей в сад. Окно Толбота было в нескольких шагах. Оно было слегка приоткрыто, так что можно было слышать все, что происходило внутри. Он взглянул на часы. Оставалось несколько минут.
Дверь в палату открылась, и Гарри услышал, как детектив сказал, что сестру срочно вызывают к телефону. Сестра взглянула на пациента и побежала к телефону. Как и ожидалось, детектив не занял ее место, а остался в коридоре. Несомненно, ему наскучили долгие часы ожидания, пока Толбот придет в себя.
Гарри принялся за работу. Открыть окно было делом только одной секунды. Гарри тихо проник внутрь и подошел к кровати, где лежало тело.
Сестра начинала беспокоиться. Телефонистка сказала, что звонок был откуда-то издалека, но линия разъединилась. Сейчас она снова набирает номер, но линия занята.
Сестра взглянула на часы. Она и так уже отсутствовала слишком долго. Если кто из докторов заметит ее, то будут неприятности.
А на другом конце линии Юкико Камагучи также посмотрела на часы. Когда секундная стрелка прошла свой третий круг, она положила трубку.
Очень осторожно Гарри достал из-под головы Стивена подушку. Без ругани или молитвы он закрыл ею лицо Стивена и надавил изо всех сил. Он досчитал до пятнадцати, прежде чем остановился пульс.
Не дождавшись разговора, сестра торопилась по коридору к комнате Стивена Толбота.
– Все в порядке? – спросил детектив.
– Не знаю. Мы не поговорили.
Сестра вошла в комнату, и у нее задрожали колени. Мгновение она не могла прийти в себя. Обернувшись, она увидела, что окно открыто. Первым делом она бросилась к пациенту. И, увидев, что Стивен Толбот закатил глаза, она пронзительно закричала.
Портье принес багаж к автомобилю, ожидавшему у портика. Счет был уже оплачен одним из телохранителей. Николас усадил Юкико Камагучи в автомобиль. Закрывая дверь машины, он сказал:
– Езжайте прямо в аэропорт и садитесь в свой самолет. Не ждите никого и ничего.
– А что, если…
– Он будет там, – отрывисто ответил Николас. – Все, что вы должны сделать – доставить его в Сингапур. Там он уже сам позаботится о себе. И позвонит мне в условленное время.
– Будьте уверены, мистер Локвуд: все будет сделано, – сказала Юкико.
Николас быстро взглянул на нее. Его взгляд выражал признательность. После этого Николас сел в свой автомобиль и поехал к зданию суда.
Задачей Кассандры было попытаться не задевать зрителей. Собравшиеся и без того были исполнены праведного гнева. Один или два раза громко кричали: «Позор!»
Пукуи призывал к спокойствию:
– Спокойствие. Суд не может работать в такой обстановке. Слово предоставляется…
И он жестом показал в сторону прокурора.
– Общественность настаивает на отказе в выдаче подсудимой под залог, – патетически произнес Даниел Кавена. – Мисс Мак-Куин обвиняется в самом тяжком преступлении, какое только знала наша столица, если мистер Толбот умрет. Она не связана с нашим обществом, и ее солидное имущественное положение позволило бы ей не только сделать все, чтобы выплатить залог, каким бы он ни был установлен, но и тем самым избежать правосудия этого суда. И по этой причине я настаиваю на том, чтобы она оставалась под стражей до окончания разбирательства.
– Мистер Натан?
– Ваша честь, совершенно справедливо, что мой клиент состоятелен и не вписывается в специфические отношения на Гавайях. Гавайцы, мисс Мак-Куин, глава исполнительной власти «Юнайтед стейтс экспресс», личность экстраординарная. Ее деловые интересы как руководителя ЮСЭ, которые требуют ее присутствия, сосредоточены в континентальной части США. И было бы неразумным полагать, что кто-то может знать о том, что она попытается скрыться. По этой причине я настаиваю на том, чтобы мой клиент был освобожден из-под стражи под свое собственное обязательство.
Шум недовольства раздался в зале. Возгласы «убийца» и «лгунья» летели в Кассандру, когда она шла к месту между столом защиты и зрителями.
Когда Пукуи наконец восстановил порядок, он посмотрел на Натана и спросил:
– Адвокат верит, что этот суд предоставит вашей клиентке освобождение под безоговорочное поручительство?
– Если это справедливый суд, то да, ваша честь. Пукуи сморщился.
– В поручительстве отказано, – резко сказал он. – Обвиняемая направляется под надзор полиции Гонолулу до объявления даты судебного разбирательства…
Но не успел Пукуи закончить, как к нему подбежал клерк и что-то сообщил. Судья закрыл бумагу и побледнел.
– Суд прерывает свое заседание, – сообщил он, голос его дрожал. – Помощники шерифа возьмут под опеку заключенную, но она остается здесь. Адвокаты, в мою комнату, пожалуйста.
Приглушенный шум в зале нарастал, прежде чем судья оставил свое место. Репортеры и зрители кинулись к Кассандре, помощники шерифа сдерживали их. Кассандра не отвечала ни на какие вопросы, пытаясь понять, что же произошло. Затем Кассандра увидела Николаса, продиравшегося к ней сквозь толпу. Их взгляды встретились, и его спокойный выдержанный взгляд сказал ей все, что ей было нужно.
– Как это? Он убит? – сотрясал воздух Кавена. – А где была полиция?
Но судья Пукуи его как холодной водой окатил:
– Вспомните лучше, где были вы, сэр. А что касается полиции, то только вы ответственны в том, что не были приняты дополнительные меры предосторожности.
Кавена выдержал атаку, но от своего не отступал.
– Но смерть мистера Толбота ничего не меняет, – он повернулся к Хартли Натану, – за исключением того, что ваш клиент теперь уже не убийца одиночка!
У Натана поднялись брови.
– Неужели? Мистер Толбот был убит полчаса тому назад. Мой клиент все это время был под стражей.
– У нее могли быть сообщники, – заключил Кавена.
– У вас нет оснований для подобных заявлений, – спокойно сказал Натан, – нет никаких доказательств того, что Кассандра Мак-Куин вступила с кем-либо в заговор с целью убийства мистера Толбота. В данном случае мы имеем дело с убийцей или убийцами, нам неизвестными. С теми, кто напал на мистера Толбота.
Натан повернулся к судье:
– Ваша честь, при всем моем почтении, обвинение несостоятельно. По всей очевидности, мой клиент не может далее оставаться под подозрением.
– Да нет, может, – не унимался Кавена, – у нас отпечатки ее пальцев на мече…
– Появление которых, вы знаете, я могу объяснить. Но еще до того, как Натан пустился в объяснения, в комнату вошел детектив Канеохе.
– Извините меня, ваша честь. Это доставил посыльный несколько минут назад. Адресовано вам.
Трое мужчин уставились на упаковку размером с коробку из-под шоколада, обернутую невзрачной серой бумагой.
Содержимое ее выложили на стол: магнитофонная кассета и стеклянный стакан, заботливо обернутый целлофаном.
– И что же нам могли прислать? – пробормотал Пукуи, – ваши соображения, господа?
Обе стороны пожали плечами.
– Тогда послушаем, – и Пукуи вставил кассету в диктофон.
«Джентльмены, мое имя Гарри Тейлор. Я, и только я один, совершил убийство Стивена Толбота. Я не достиг успеха в первый раз и повторил попытку. И вы теперь знаете о результатах. Сейчас я хочу объяснить вам почему…»
Гарри, не известный своим слушателям, так же как и они ему, не скрывал ничего. Он рассказал в деталях все обстоятельства похищения Кассандры, преступления Стивена в катакомбах, то, как он убил Мишель Мак-Куин. Потом о том, как он сам скрывался и наконец попал в Сингапур. Он сообщил, что ответственен за насыщение рынка поддельными чеками «Глобал» с целью разорения Стивена Толбота. И, когда Стивен Толбот узнал об этом, он убил всю его семью. Его последние слова были о том, как он планировал свою месть.
«Если вы сомневаетесь в том, что я сказал вам, то можете сравнить отпечатки пальцев на этом стакане и на оконном проеме, ночном столике и в других местах палаты Стивена Толбота».
Кассета еще крутилась несколько минут, потом диктофон выключился. Все четверо молчали. Затем судья Пукуи поднял голову и посмотрел на прокурора и детектива. Чарли Канеохе узнал, что говорил ему инстинкт.
После часовой задержки суда зрители начали раздражаться. Кассандра была озадачена. Хартли Натан не вернулся в зал, и Николас куда-то исчез. Ни она, никто другой не знали, что драма разрешилась за кулисами.
Детектив Канеохе вывел Николаса из зала суда и привел его в комнату судьи. Он спросил, не знает ли он Гарри Тейлора. Когда тот ответил, что знает, детектив дал ему прослушать ленту.
– У вас есть соображения, где он может быть? – спросил Канеохе.
Николас рассказал, как он следил за Гарри на острове.
– Я не имел желания задержать его, особенно после того, что случилось со Стивеном Толботом, – язвительно добавил он.
– Почему вы не рассказали нам о нем? – спросил его Кавена.
– Вы все были так уверены, что виновата Кассандра, – ответил холодно Николас, – и не хотели ничего слушать о том, что, может быть, виноват кто-нибудь другой. К тому же, у меня не было никаких доказательств причастности Гарри к этому.
– Вы бы лучше дали мне предписание, – сказал Чарли Канеохе, – мы перекроем аэропорт так, чтобы он не мог ускользнуть.
Откуда-то издалека Николас услышал звук взлетающего самолета и подумал о том, что было бы хорошо, если бы это был самолет, уносящий Гарри в Сингапур.
Тишина воцарилась в зале, когда в зал вернулись судья и члены суда. Кассандра непонимающе вглядывалась в Натана, лицо которого победно сияло. Пукуи встал и произнес:
– Я только что получил сообщение, что мистер Толбот убит.
Всеобщий вздох пронесся по залу. Пукуи чуть усилил голос:
– Очевидно, что мисс Мак-Куин не может иметь отношение к данному делу, а потому нет никаких оснований держать ее под стражей. Моей обязанностью является снятие с нее каких-либо обвинений. Мисс Мак-Куин, вы свободны.
У Кассандры подкосились ноги, и она упала бы, если бы две крепкие руки не подхватили ее.
– Николас! Она обняла его.
– Я сказал тебе, что все будет в порядке, – сказал он с нежностью, – теперь мы можем ехать домой.