ГЛАВА 10

Катя ожидала в небольшом кабинете, пока Арманд занимался с представителями таможенных и иммиграционных властей в Бейруте. Она откинула голову на спинку кресла, закрыла заплаканные глаза. Теперь она уже не испытывала страха, даже самых незначительных опасений, что уехала из Соединенных Штатов. Что-то притягивало к этому месту, где родился ее отец, которое было его домом. Ей казалось, будто сюда ее привела судьба, возможно, для того, чтобы сказать, что дом ее отца может стать и ее домом.

Эмоции захлестнули ее волной, когда самолет готовился к посадке, кружа широкими кольцами над Бейрутом. Увиденные картины живо сохранились в ее памяти, под закрытыми веками. Далекие горы Шуф, темно-зеленые, с вкраплениями снега, переходившие в целый ряд сбегавших вниз холмов, пыльные коричневые террасы, обрызганные красными цветами бугенвиллеи, крыши вилл, построенных на склонах. Вдруг на ровном месте вырос город с небоскребами из стекла и стали, собиравшими на себе весь солнечный свет, стократно умножая его и отбрасывая на нагромождение белых оштукатуренных, покрытых оранжевой плиткой и кирпичных зданий.

– Не правда ли, великолепно? – пробормотал Арманд.

– Не то слово, – отозвалась она прерывающимся голосом. – Волшебно.

Арманд причмокнул. Издал настолько знакомый для Кати звук, что она почувствовала, как мурашки побежали по коже.

– Все реагируют так же, как вы, Катя, – мягко продолжал он. – Люди, которые побывали в Монте-Карло, Акапулько, Гонконге, Сан-Франциско, люди, которые думали, что ничто больше не может поразить их, при виде Бейрута просто тают. В мире нет ничего подобного.

– Даже для таких, как я, которая оказалась здесь в очень… ну, совершенно случайно?

– Ах, Катя, особенно это относится к таким, как вы. Само воспоминание о звучании его голоса приводит ее теперь в дрожь. Катя заставила себя широко раскрыть глаза и сесть ровнее в кресле. Господи милостивый, не слишком ли она распустила свои эмоции? Совсем потеряла над собой контроль? Родина ее отца. Арманд. Да, Арманд все больше завладевал ее мыслями. До этого полета они никогда близко не сходились. Окружавшие их люди и бурные события последних недель помогли ей подавлять и отбрасывать пробудившиеся в ней чувства. Но теперь другое дело. Положение изменилось после семнадцатичасового полета вместе. Еще двенадцатилетней девочкой она почувствовала, что он олицетворял для нее все на свете… Надежду на значительно большее в будущем.

– Все в порядке, Катя, – произнес он ей на ухо, напугав так, что она подпрыгнула. Он слегка притронулся к ней, чтобы успокоить ее, наклонился к ней с озорным взглядом. – Не подумали ли вы, – прошептал он, – что подошел полицейский с наручниками, чтобы арестовать вас?

Она рассмеялась, возможно, несколько громче, чем надо, восхищенная его прикосновением, его веселой беспечностью, тем, что они в Бейруте, живые и вольные.

– Вы – мой особый полицейский?

– Ну, что вы. Я ваш экскурсовод, мадам. Выходите отсюда наружу, и уже здесь, в аэропорту, вы получите первое настоящее представление о Бейруте. Уверен, что после своего прошлого приезда вы все забыли.

– Гм-м, не все, – промолвила Катя, поднимаясь и беря Арманда за руку, чтобы идти на выход из аэровокзала.

Выйдя из помещения с кондиционером, они оказались в океане сухой, мягкой жары, наполненной запахами апельсинов. Арманд жестом указал на магазины, и глаза у Кати расширились. Она попала на настоящий базар. Все помещения были украшены витринами одежды наиболее известных фирм Европы – «Гуччи», «Шанель», «Диор». Тут были представлены французские и итальянские ювелирные изделия и все основные швейцарские производители часов. В бархатных коробочках сверкал и переливался потрясающий набор золота, бриллиантов и драгоценных камней в великолепной оправе. Арабы в развивающихся белых балдахинах, обрамленных черным и золотистым. Западные бизнесмены в костюмах-тройках, сшитых по заказу, женщины в спортивной одежде последних фасонов Мэри Квонт с лондонской улицы Карнаби – все эти люди прохаживались по прохладному полу из зеленого мрамора.

Но бесстыдное богатство было не везде. Ближе к выходу Катя заметила менее дорогие магазинчики для туристов. Товары в них лежали не только на полках, но и прямо на полу возле них. Кожаные сумки, ковры, «настоящий» антиквариат и всякая всячина, включая бронзовые кальяны, специально изготовленные для американских и европейских туристов, чтобы они могли доказать, что действительно побывали на Ближнем Востоке.

Одетые в черное женщины отрезали ломтики мяса на прилавках «Шварма», беря куски с вращающегося вертела. За место с ними боролись продавцы, которые вдавливали свежую мяту в ванильное мороженое. Не отставали и хозяева тележек с прохладительными напитками и вином, которые предлагали все, начиная от местной водки до коньяка шестидесятилетней выдержки. Старомодные носильщики в красных фесках с изогнутыми дугой спинами тащили на своем горбу невероятные грузы. А в это время беззубые, остроглазые ребятишки сновали в толпе среди взрослых и запускали свои проворные руки в кошельки и карманы.

– Это настоящий гигантский карнавал! – воскликнула Катя.

– Это лишь его преддверие, – уточнил Арманд и стукнул по руке сорванца, который протянулся к наручным часам Кати.

На улице около аэропорта их ждал жемчужно-белый «роллс-ройс»; шофер держал дверцу открытой.

Они поехали по основной транспортной артерии, по набережной Гранд-Корниш. С левой стороны перед взором Кати открывались золотистые пляжи, протянувшиеся во всю длину берега до изгиба и утыканные красными, голубыми и желтыми зонтиками. Загорающие, растянувшиеся на полотенцах и топчанах, казалось, лежат друг на друге. Несмотря на это, шоколадные от загара девушки в темных очках, больших по размеру, чем их пляжные бикини, легко проходили мимо отдыхающих к воде.

Арманд заметил, что губки Кати сложились в букву «о», и причмокнул.

– Не совсем как в Калифорнии, правда? Здесь почти все загорают без бюстгальтеров.

Катя улыбнулась и посмотрела направо, где тянулись большие жилые дома, которые напомнили ей фешенебельные кварталы Парижа. Среди них находились и знаменитые отели – легендарный «Сент-Джордж», ресторан которого так обожал ее отец, и «Финикия», новейшая гостиница, чей трехэтажный бассейн с водопадами уже превратился, по словам Арманда, в достопримечательность.

– А вот и дом, – объявил он.

Машина съехала с набережной Гранд-Корниш и легко поднялась на холм по узкой полосе, обсаженной оливковыми деревьями, а с другой стороны ограниченной оштукатуренными пастельных тонов стенами частных вилл. После дюжины поворотов и разворотов машина въехала в ворота и остановилась у трехэтажного особняка.

– К вашим услугам Балтазар. – Арманд указал на ожидавшего седовласого джентльмена в белом пиджаке и черных брюках, во всех отношениях вышколенного слугу. – К сожалению, мне надо идти в казино. Но в восемь часов я за вами заеду. Мы с вами поужинаем раньше обычного и обо всем поговорим.

Катя даже не успела возразить, как Арманд тут же ушел. Балтазар повел ее внутрь помещения, освеженного морскими ветрами и наполненного запахами садов. Она поняла, как она утомилась.

– Разрешите мне показать вам вашу комнату, мадемуазель, – предложил он. – Горничная приготовит для вас ванну и, если пожелаете, сделает вам массаж. Потом, может быть, вы вздремнете?

– Ванна – это замечательно, – произнесла Катя с признательностью.

Ее комната оказалась чуть ли не копией комнаты Лауры Эшли с такими же занавесками в цветочках, покрывалом на кровати и балдахином над ней. Французские застекленные двери от пола до потолка, выходившие на балкон, были слегка приоткрыты, пропуская запахи моря. Когда Балтазар, откланявшись, ушел, Катя сбросила с себя дорожную одежду и прилегла на удивительно мягкую кровать.

– Пять минут, – пробормотала она. – Только пять минут, потом я…

И крепко заснула.

Пятнадцать акров земли на краю полуострова в форме подковы, выдававшейся в Средиземное море, были наиболее ценными и желаемыми во всем Ливане. Купленная у султана Османской империи в 1861 году, эта земля неизменно оставалась в руках семьи Фремонтов, несмотря на все политические бури, которые потрясали из конца в конец арабские земли.

Землю продали, потому что она представляла собой лишь серию скалистых выступов, не пригодных ни для сельского хозяйства, ни для пастбищ. Но Аристид Фремонт задумал для них иное применение, когда заплатил султану тысячу золотых наполеондоров за эту землю. За своей спиной, на равнине и у подножий холмов, протянувшихся вдоль каменистых пляжей и скалистого побережья, уходившего к югу и северу, он увидел мысленным взором великий город, который со временем станет мостом между Востоком и Западом. Ибо Аристид Фремонт был знатоком истории, который понимал значение этих мест лучше, чем местные жители. Необыкновенное племя торговцев, называвшихся финикийцами, обосновалось здесь за четырнадцать столетий до рождения Христа. Они заложили здесь город, ставший самой большой купеческой столицей тех времен.

Бейрут стал узловым пунктом пересечения дорог в торговле египтян, ханаанцев, греков и вавилонян. Воображение Аристида Фремонта рисовало картины возвращения в Бейрут всего мира. И чтобы достойно встретить эти времена, он построил то, что почитал современным чудом арабского мира: «Казино де Парадиз» – «Райское казино».

На это строительство ушло почти все состояние Аристида, накопленное торговлей в этом районе на протяжении всей его жизни. Использовались исключительно привозные материалы: гранитные плиты, вырубленные на каменоломнях в горах Шуф, драгоценный кедр – любимое дерево царя Соломона, стекло и металл, произведенные ремесленниками в сотнях различных форм и оттенков методами, которые не менялись на протяжении столетий. Строительством руководил виднейший европейский архитектор Шарль Гарнье. Оно продолжалось более десяти лет. Но когда казино построили, что произошло через год после окончания франко-прусской войны, уставший от междоусобиц мир сразу понял, что приобрел что-то необыкновенное.

Казино снискало огромный успех сразу же после своего открытия 3 мая 1872 года. Члены царствующих семей, аристократия, купеческие магнаты и азартные игроки всех убеждений отправились на другой конец Средиземного моря на кораблях или тряслись целую неделю в поездах через Стамбул, чтобы попасть туда. Достигнув цели поездки, они убеждались, что попали в земной рай.

Территория казино, охраняемая с трех сторон неровными выступами коралловых рифов и бурными волнами Средиземноморья, а с четвертой стороны высоким металлическим забором со стреловидными зубьями, утопала в зелени. Десятки разновидностей деревьев и кустарников были завезены сюда, чтобы затенить и наполнить благоуханием сохранившиеся с древности лужайки. Клумбы включали самые экзотические цветы со всего света, за которыми старательно ухаживала целая армия садовников.

Но такой внешний вид был лишь преддверием к величию внутреннего убранства казино. Казино состояло из четырех отдельных зданий, соединенных между собой великолепными галереями. Следуя основному стилю зодчества того времени – бель эпок, архитектор Гарнье избрал стиль свободы, триумфа чувственности, округлостей, ротонд и женственной эстетики, хотя задуманные и выполненные в больших пропорциях парадный вход, концертные и зрелищные залы и салон для игр, куда входили и индивидуальные кабинеты, все казино с его знаменитым рестораном «Синяя птица» излучало теплоту и интимность. Нимфы, меланхолические девушки, задумавшиеся над розой без шипов, крестьянки с гонящимися за ними сатирами создавали настроение мягкой грусти, граничащей с декадансом.

Почти в течение целого столетия художественные шедевры, которые так дальновидно избрал Аристид Фремонт, взирали на добродетели и глупости представителей сотни различных национальностей, рас и вероисповеданий. Фигуры, изображенные на фламандских гобеленах ручной работы, подслушивали шепот принцесс и махараджей. На черных столах рулеток остались отпечатки рук азартных игроков-шейхов, которые по святой наивности привозили с собой не только золото, но и рабынь в качестве привычного антуража. Сводчатые, с затемненными окнами полукруглые комнаты, похоже, все еще издавали негромкое эхо проклятий и молитв, что произносили здесь отчаявшиеся мужчины, которые прибывали сюда в потертых вечерних костюмах с убеждением, свойственным одним лишь азартным игрокам, что поворот колеса или брошенные кости могут навсегда изменить их судьбу.

Пожалуй, больше, чем для азартных игр, казино было приспособлено для порождения иллюзий. Среди такой обстановки и роскоши нельзя было не поверить, что самой судьбой тебе суждено выиграть. Иллюзии зачаровывали дразнившей надеждой победы, что безжалостно и неумолимо притягивало туда принца и нищего, сибарита и отшельника, девственницу и куртизанку.

На третьем этаже над входом, во всю ширину здания в шестьдесят футов расположился кабинет Арманда Фремонта. Окна этого кабинета под названием «Кристалл» выходили и наружу, на широкую лестницу парадного входа, на закругленную подъездную дорогу и сад в глубине территории, а также на внутреннюю часть помещения с видом на сводчатый холл. Окна, обращенные внутрь здания, позволяли видеть только в одну сторону, что давало Арманду возможность наблюдать за гостями, оставаясь незамеченным. В этот момент он смотрел, как Джасмин, одетая в темно-красное платье, верно определенное им как производство фирмы «Диор», прошла мимо Салима, его шофера-великана, и стала подниматься по устланной ковром лестнице в его покои.

В отличие от других помещений казино обстановка «Кристалла» граничила с аскетизмом. На стене висели любимые картины Арманда – старые мастера и несколько работ Ван-Гога, пол застлан огромным ковром из Шариза, который его отец, Аристид, принял от члена королевской семьи из Саудовской Аравии. В отличие от ковра письменный стол ручной работы нес на себе явные черты Скандинавии. Телефоны и аппаратура наблюдения были настоящими произведениями искусства.

– К нам сейчас пожалуют гости, – произнес Арманд, показывая на телевизионный экран.

Дэвид оторвался от чтения бумаг, увидел на экране Джасмин и убрал листки, которые Арманд привез из Нью-Йорка.

– Итак, мы знаем кто и почему, – заключил он невыразительно.

– Мы выявили заводилу, – поправил его Арманд. – Но не соучастника.

– Уверен, что смогу убедить Пьера помочь нам в этом.

Напряженность взгляда Дэвида подействовала на Арманда. Хотя Дэвид лишь про себя произнес слова «проклятый Пьер», Арманд ощущал, как в нем закипает гнев. Он не опасался, что Дэвид поступит опрометчиво. Он никогда не делал этого.

– У нас пока недостаточно фактов, чтобы напрямую говорить об этом с Пьером. – Арманд поспешил добавить: – С учетом того, что оставил нам Александр, сможешь ли ты проследить поступки Пьера?

Дэвид пожал плечами:

– У Александра был контактер в английских банках, которого теперь использует Пьер. Не составит труда выяснить, кто это такой. Но если Алекс заплатил за информацию, а этот человек ушел под корягу… – Дэвид посмотрел на часы. – Банки в Лондоне откроются только через девять часов. Я тут же позвоню.

Он поднялся и посмотрел на Арманда.

– Знаете, нам не стоит ждать. Есть другие способы потрясти позолоченную клетку Пьера – анонимные голоса среди ночи, которые сообщат ему, что знают все его секреты, фотокопия части записей Алекса. Пьер уязвим. Он сломается или удерет. В любом случае мы получим отличную возможность выявить его напарника.

Эта мысль показалась соблазнительной, и Арманд не сомневался, что Дэвид может довести Пьера до паники. Но что-то его останавливало – опасение, что соучастник значительно более скользкий, значительно более опасный, чем Пьер.

– Выясни все, что можно в Лондоне, – предложил Арманд.

– Разрешите, я начну копать и здесь, – настаивал на своем Дэвид. – Лично я заниматься этим не буду, все руками других. Я смогу проследить его повседневную рутину, привычки и прочее. Нам надо чертовски многое узнать о нем, прежде чем нагрянуть.

– Поступай, как тебе кажется лучше. Но будь осторожен.

Арманд остановил Дэвида, когда тот направился к двери.

– С нами теперь Катя. Я не хочу, чтобы она хоть как-нибудь была втянута в это дело.

Дэвид улыбнулся:

– Никто не выйдет ни на нее, Арманд, ни на вас.

Дэвид чуть не столкнулся с Джасмин, когда спускался по следующему пролету лестницы.

– Дэвид, какое удовольствие видеть вас, – проворковала Джасмин. – Какие черные замыслы вынашиваете вы теперь с Армандом?

– Просто стараемся сорвать лишний доллар, – безмятежно отозвался Дэвид.

– Ах, Дэвид, вы опять скромничаете. Всегда отличались этим. Мне действительно хочется почаще видеться с вами.

Дэвид вытащил свою ладонь из ее пальцев.

– Арманд вас ждет. Спокойно ночи, Джасмин. Дэвид прошел мимо гостей, толкавшихся в холле, и юркнул в прохладный полумрак бара «Синяя птица». Он сел на высокий стул в конце стойки, который был постоянно огорожен бархатным шнуром – зарезервирован для Арманда или его гостей. Патина, не только экзотическая смесь женщин из Ливана, Сирии и Египта, но одна из лучших барменш на Ближнем Востоке, налила ему его обычную минеральную воду.

– Вы выглядите так, что могли бы и выпить, коллега. – Патина обожала американские вестерны.

– Но не сегодня, спасибо.

Патина вздохнула. Дэвид никогда во время работы не принимал спиртного. Патина не видела, чтобы когда-нибудь он прикасался к алкоголю. Она даже стала наблюдать за ним. Однажды вечером Дэвид пошутил, что если Патина застанет его с выпивкой в руках, то он женится на ней. И она продолжала следить за ним.

Дэвид поглаживал бокал с минеральной водой, не обращая внимания на происходящее в баре. Он думал о Джасмин, о том, что она приходилась кузиной Пьеру… И какое коварство скрывалось в ее черепашьем панцире шелковистой красоты!

«Знаешь ли ты, Джасмин, о неприятностях Пьера? Не была ли это ты, к кому побежал он, когда Александр припугнул его? А если так, то что ты ему шепнула на ухо, Джасмин?»

Нет. На то непохоже, думал Дэвид, Джасмин интересуют только дела самой Джасмин. Она не пошевелит и пальцем, чтобы кому-нибудь помочь. И меньше всего серому, мелкому человечку вроде Пьера. Она на этом ничего не заработает, кроме риска. Ни денег, ни славы… Никакого смысла.

Дэвид отказался от этой нити. Его мысли, как магнит, потянули его опять к Пьеру. Проведя столько лет на Ближнем Востоке, он больше не удивлялся поступкам богачей. Дэвид принимал меры только тогда, когда могущественные начинали охотиться на слабых и самых беспомощных. Он убил человека, хотя Дэвид восхищался им и уважал его, и ранил другого, которого любил, как отца. Но тот совершил такой поступок, которого не мог простить Дэвид, – ведь он так мало испытал в своей жизни любви.

– Арманд, как прекрасно ты выглядишь!

Джасмин влетела в комнату, сверкая рубиновым и бриллиантовым ожерельем, свисавшим с ее шеи на грудь. Она обняла Арманда, три раза коснувшись щеками его щек по континентальному обычаю.

– Сезон начинается с большого старта, – высказалась она, глядя на толпы дам в вечерних туалетах и мужчин в смокингах, сгрудившихся в зале внизу.

Традиционно официальное открытие сезона в Бейруте падало на второй вторник мая. Однако индивидуальные вечера и праздничные благотворительные дни проводились и раньше, их хозяйки соперничали по количеству блюд, выпивки и развлечений.

– Разве Луис сегодня не придет? – спросил Арманд между прочим.

– Он подойдет попозже.

Значит, это не визит вежливости, заключил Арманд.

Джасмин устроилась в одном из двух кресел, стоявших перед письменным столом. Арманд выбрал их потому, что хотя они и были прекрасными образцами мебели времен Второй империи, они были также исключительно неудобными.

Старые пружины и пучки лошадиных волос неприятно действовали на спину посетителей. Вот почему почти никто долго не засиживался после обычных приветствий. Если Джасмин и ощущала какое-то неудобство, то она умело скрывала это.

– Арманд, я пришла сказать тебе, как мне неприятно то, что случилось с «Мэритайм континентайлом». Просто скандал, что американцы несут об Алексе, особенно в свете сложившихся обстоятельств.

Арманд вынул из увлажнителя сигару «Ромео и Джульетта» и надрезал кончик щипцами.

– Ценю твои чувства и беспокойство, – отозвался он и поднял глаза, чтобы встретиться с ее взглядом. Раздался резкий щелчок, когда щипцы перекусили сигару.

– Представляешь ли ты, что случилось на самом деле, я имею в виду пропавшие деньги?

– К несчастью, нет. Нью-йоркская полиция делает все возможное, чтобы выяснить это.

Джасмин пошевелилась в кресле.

– Конечно, ты не собираешься допустить, чтобы «Мэритайм континентал» захлопнула двери.

– Это будут решать инспекторы американских банков, а не я.

– В случае, если не будут возвращены похищенные деньги.

Он зажег большую кухонную спичку и поднес ее к сигаре. Любезно улыбнулся, чтобы подсластить горькую пилюлю своих слов.

– Твои потуги напустить туману только сбивают с толку. На что ты намекаешь?

В ее черных глазах не отразилось и тени гнева. «Господи, ну и ловкая шельма», – подумал Арманд.

– Мне пришло на ум, – продолжала Джасмин, – что ты можешь попытаться изыскать средства, необходимые для компенсации похищенного в «Мэритайм континентале». Это несложно сделать: предложить для общей продажи акции «Сосьете де Бен Медитерраньен».

Арманд немного склонил голову. Думаю, что это можно сделать.

– Думаю, что просто нетерпимо, даже бессовестно с нашей стороны равнодушно смотреть как порочат репутацию Алекса и губят все, ради чего он работал, – продолжала развивать свою мысль Джасмин.

– Благородные сантименты, – пробормотал Арманд. – Именно это ты и хотела бы рекомендовать, Джасмин, – пустить в общую продажу акции «СБМ» и вместе с ними казино?

Джасмин не отвела взгляда:

– Да, именно это.

– Сколько у тебя акций? – порывисто спросил Арманд.

– Один миллион.

– И в какую сумму, по твоему мнению, банкиры по инвестициям, такие, как Лазард или Морган Стэнли, оценят одну акцию?

– Между сорока пятью и пятьюдесятью долларами.

– Заниженная прикидка. Я бы сказал, ближе к шестидесяти.

Джасмин пожала плечами:

– Возможно, с учетом репутации казино, текущей конъюнктуры рынка, политической обстановки…

– Отвечай на вопрос, Джасмин, чтобы я был удовлетворен. Тогда обещаю самым серьезным образом обдумать то, что ты сказала. Зачем тебе понадобились пятьдесят или шестьдесят миллионов долларов?

Джасмин колебалась. Ее кузен, как продувной адвокат, никогда не задавал вопроса, на который не знал бы заранее ответа. Но если это так, тогда зачем вообще спрашивать, если ответ очевиден?

– Мне нужны деньги, чтобы поддержать кандидатуру Луиса в президенты, – тихо ответила Джасмин, потом добавила: – Но ты знал это, Арманд.

Он поднялся и обошел вокруг письменного стола.

– Да, конечно, знал. Но мне все равно хотелось услышать это от тебя самой. Потому что в течение последнего года ты повсюду создавала впечатление, особенно у Туфайли и других заимов, что я за то, чтобы Луис стал президентом. По этой причине ты почти убедила их поддержать Луиса. Но не совсем. До выборов осталось три месяца. Туфайли и другие пока что не отказались от своих планов. И они не сдвинутся с места, как бы ни устали их зады, пока я не определю свою позицию.

Джасмин старалась сдержать свою вспыльчивость. Хватит ей сидеть в этом отвратительном кресле и играть в кошки-мышки с Армандом.

– Выступишь ли ты в поддержку Луиса?

На мгновение она подумала, что он рассмеется ей в лицо, но он обманул ее предположения. Как и большинство людей, которые могут удовлетворять или отказывать в просьбах, Арманд Фремонт мог не прибегать к уничижению или насмешкам. Даже понимая это, она заморгала, как бы стараясь отвести удар, который, ей казалось, последует.

– Нет, Джасмин, я этого не сделаю, – заявил он со спокойной определенностью.

Возмутившись, она отбросила заранее подготовленную роль.

– Почему? Почему ты так поступаешь? Ты же знаешь, что других кандидатов нет. Ты знаешь, что зуамы без конца пререкаются друг с другом из-за устраивающего их кандидата, предлагают родственников, которые всем неприемлемы. Ты знаешь эти дела – да, все зависит – положение казино тоже – от компромиссного кандидата и гладкого переходного периода. Тогда почему ты не видишь того, что очевидно для всех остальных? Луис прекрасный кандидат. Если ты его поддержишь, все остальные отвалятся. Никто не посмеет соперничать с ним.

– И кем тогда станет Луис, диктатором?

– Не говори глупостей! – Джасмин рассмеялась. – Ты знаешь, что у Луиса нет такой склонности. К тому же возле него будут люди…

Только через секунду она сообразила, что попала в расставленную для нее ловушку.

– Какие люди вокруг него? – негромко спросил он.

– Ты, конечно, – ответила она, стараясь оправиться. – Другие зуамы…

– И ты тоже, не так ли?

Джасмин чувствовала, как его взгляд проникает до самых источников ее мыслей, как ждет, что ее слова переплетутся с ложью.

– Понятно, я буду с ним. В конце концов, он же мой муж.

– Ты не только будешь рядом с ним. Не считаешь ли ты, что зуамы не понимают, что за человека – получеловека – представляет собой Луис? Но ошибаются они в том, считая, что если Луис будет избран, то они станут вертеть им. Они недооценивают тебя, Джасмин. Я бы на твоем месте просто оскорбился. Сказать по правде, ты, а не Луис, станешь управлять Ливаном. Ты хочешь потратить миллионы на себя, а не на него, приблизиться к трону. – Арманд улыбнулся. – А этого-то я никогда и не допущу.

Она отступила назад, красные складки платья каскадом ниспадали с бедер. Ее глаза сверкали безумием, что говорило о ненависти или страсти.

– Ты не допустишь. Действительно, Арманд, зачем строить из себя шута горохового? Передо мной-то ты можешь не разыгрывать бессребреника. И ты, и казино имеют в этом большую ставку. Если к власти придет не тот мужчина, то это может принести вред, даже закончиться трагически.

– Или не та женщина. Меня не так тревожит твое стяжательство. Это я могу понять. Я испытываю отвращение к твоей жажде власти, к наслаждению, которое ты испытываешь, повелевая другими. Быть обязанным тебе или твоим капризам все равно что сидеть в яме в ожидании выкупа.

Джасмин вплотную приблизилась к нему. Она так разгорячилась, что от ее тела шел запах.

– Ты прав, Арманд. Я позабочусь о том, чтобы Луис вел себя правильно. И гарантирую, чтобы в первую очередь была вознаграждена наша семья. Ты считаешь, что знаешь меня, но многого ты не видел, не испробовал, не испытал. Ты человек широкого кругозора, но ты еще обследовал не все горизонты. Для этого тебе достаточно лишь протянуть руку.

Она стояла так близко, что Арманд ощущал большую с ней интимность, чем если бы она бросилась ему на шею.

– Уходи, Джасмин, – прошипел он. – И пойми одну вещь. Если вы с Луисом станете продолжать ваши глупости, то я положу этому предел. Его я накажу и отпущу. Тебя же я сломаю!

Джасмин почувствовала, как силы покидают ее. Она так близко подошла к черте. В какой-то момент ей показалось, что в его костях началось потрескивание капитуляции. Но этот момент миновал.

– Это будет нелегко, Арманд. – Она улыбнулась. – Совсем нелегко. И я не поставлю эти слова тебе в вину. Уверена, что ты их пересмотришь.

 

ГЛАВА 11

Катя так крепко спала, что, проснувшись, почувствовала себя отдохнувшей и энергичной. Было только начало восьмого. Через час за ней заедет Арманд. Она поторопилась принять душ и через двадцать минут вернулась в спальню. На только что застеленной кровати что-то лежало.

– Что такое?

В ответ ей улыбнулась маленькая темноволосая женщина с нежным оливковым цветом лица и карамельными глазами.

– Бонжур, мадемуазель, – поздоровалась она. – Меня зовут Мария, я – ваша горничная. Хотите примерить некоторые ваши платья?

Катя не верила своим глазам. На кровати был разложен целый набор вечерних туалетов, который мог поступить только из мастерских модельеров. Ее осмотра ждала дюжина вечерних туфель, а комод был набит шелковым нижним бельем с кружевами и оборками.

– Откуда все это взялось? – спросила Катя.

– По заказу мистера Фремонта. Катя провела пальчиками по платьям.

– Но как он узнал мой размер?

Она оглянулась, стараясь найти свой брючный костюм, но его не было. Мария понимающе улыбнулась.

– Я не могу принять это.

– Мистер Фремонт скоро возвратится, – сообщила ей Мария. – Я обещала ему, что вы будете готовы.

Катя беспомощно огляделась.

– Ну, что же. Думаю, не надо заставлять мистера Фремонта ждать, правда?

В ответ Мария широко улыбнулась.

– Вам действительно не стоило делать этого?

– Чего этого?

– Одежды… всего остального. Арманд рассмеялся:

– Но вы пока что не видели всего остального.

Белый «роллс» скользил по Гранд-Корниш, Катя спросила:

– Кто ваш шофер? Никогда не видела такого крупного мужчину!

Шофер, казалось, занимал все переднее сиденье машины, его огромные ручищи закрывали все рулевое колесо. Лысина поблескивала в мягком внутреннем освещении машины, а взглянув в зеркало заднего обзора, Катя с содроганием увидела холодные черные глаза, которые сверкнули на нее.

– Салим турок, – сообщил Арманд несколько понизив голос.

– Где вы его отыскали?

– Я специально искал такого человека. И нашел его, когда ему было всего тринадцать лет, и поверите ли, уже тогда он был почти такого же роста. Он выступал на карнавале, гнул зубами железные прутья, боролся с питоном, выполнял другие трюки, значительно менее приятные, чем названные мною. Всю жизнь к нему относились как к ненормальному, и занимался он делами, которые обычно поручаются ненормальным.

– Пока не появились вы. Арманд пожал плечами:

– Салим очень смелый, добрый человек. Он никогда не позволит обидеть вас.

Катя ждала, что Арманд продолжил рассказ, но вместо этого он запустил руку в карман своего пиджака, выудил оттуда ювелирную коробочку и протянул ее Кате.

– О, нет! Не могу принять.

– Аксессуары, – промолвил Арманд.

Катя ахнула, когда раскрыла коробочку. Внутри находилось бриллиантовое ожерелье, двойная цепочка которого замыкалась вокруг огромного сверкающего рубина.

Катя покачала головой:

– Не могу принять этого…

– Тогда считайте, что вы получили это напрокат на сегодняшний вечер.

Катя пристально смотрела на прекрасные камни, лежавшие у нее на коленях. Но только когда машина подъехала к казино, она быстро защелкнула ожерелье на своей шейке.

С наружной стороны казино заливали красные, голубые, белые огни, что само по себе было великолепно. Но для Кати, на которую нахлынули детские воспоминания о ее единственном посещении этого заведения, все здесь показалось царственно великолепным, лучше всяких сравнений.

На обитых панелями стенах холла висели очень дорогие гобелены, в залах толпились разодетые мужчины и женщины, которых влекли сюда ожидавшие их веселье и, если повезет, выигрыш. Раздавался смех и звучали голоса на дюжине разных языков – от арабского до австралийского варианта английского. Швейцары и носильщики в красных мундирах и фесках сопровождали прибывающих в ресторан «Синяя птица», в залы для игр, а пришедших на спектакль – на второй этаж.

– Добрый вечер, мисс Мейзер.

Катя взглянула на высокого, атлетического склада мужчину, который неожиданно появился перед ней.

– Катя, разрешите представить вам Дэвида Кэбота, – произнес Арманд.

– Рада познакомиться с вами.

– Взаимно, мисс Мейзер. Арманд, можно вас на два слова? По поводу Лондона.

Арманд извинился, Катя отвернулась в то время, как двое мужчин, сблизившись, начали шептаться. Потом Арманд опять подошел к ней.

– Кто это такой? – спросила Катя, почему-то думая, что Дэвид Кэбот артист.

– Специалист по вопросам безопасности, – ответил Арманд. – Похоже, что к нам должен пожаловать шулер.

– Шулер?

– Мошенник карточной игры. Игрок, который считает колоду в азартной игре баккара… и даже хуже того, завел себе сообщника с одним из игроков на раздаче, который сдает ему карты снизу колоды.

– Здесь? В этом заведении?

– Особенно в этом заведении, – мрачно заметил Арманд. – Казино, как магнитом, притягивает всяких жуликов и проходимцев со всего света. Не думайте, что вы сможете распознать их. Ни за что не сумеете. Эти подонки ведут себя и одеваются как миллионеры. Они прикрываются пожилыми, богатыми матронами или используют продажных бывших танцовщиц, чтобы отвлечь от себя внимание. Если мы не будем настороже, то они оберут нас до нитки.

После такого объяснения и предупреждения он проводил Катю в главный игровой зал – «Большой салон». По пути туда их с Армандом останавливали с полдюжины раз. Было похоже, что Арманд знал здесь каждого от арабских королевских особ и европейских аристократов до самых простых пажей, был в равной степени внимателен со всеми. Но, возможно, немного более внимателен с женщинами, подумала Катя. Женщины подходили к Арманду непрерывной чередой, бегло кивая и оглядывая Катю, но все свое внимание – и во многих случаях значительную часть обнаженных грудей – уделяя Арманду. Были там богатые вдовушки во всем черном с лицами, покрытыми толстым слоем белой пудры, на фоне чего ярко выделялись их красные и алые губы; элегантные матроны, опиравшиеся на руку своих мужей или, как в нескольких случаях заподозрила Катя, на руку своих сутенеров. Были там и юные красавицы: черные до голубизны, изящные, как статуэтки, африканки, деликатные, как лепестки цветов, азиатки, разбитные скандинавки, которым нравилось флиртовать и поддразнивать мужчин. Со всеми Арманд вел себя как истинный джентльмен, останавливался, чтобы представить Катю, затем сосредоточивал все свое внимание на стоявшей напротив него женщине, создавая у нее впечатление, что она единственная женщина во всем зале.

– У вас масса поклонниц, – заметила Катя, удивленная нотками раздражения в своем голосе.

– Все надо относить на счет того, что я тут хозяин, – объяснил Арманд просто.

Основной зал для азартных игр был впечатляющим. Потолок высотой не менее шестидесяти футов был облицован полихромированным стеклом. Колонны розового мрамора с прожилками поддерживали арки и множество хрустальных люстр, отбрасывавших яркий красноватый свет от стоявших внизу игральных столов. Несмотря на толпы народа, звуки приглушались и поглощались толстыми коврами и специальной плиткой, покрывавшей стены.

– Ничего из этого я не запомнила, – выговорила, наконец, Катя.

– Посмотрим, что вы скажете, когда увидите зрительный зал, – отозвался Арманд. – Завтра мы открываем новое кабаре.

Она следовала за Армандом, и ей стало передаваться возбуждение, царившее вокруг. Она задержалась у стола с рулеткой, привлеченная выражениями ожидания, страха, иногда отчаяния на лицах игроков. Их напряженность и сосредоточенность ускоряли ее пульс. Радость от выигрыша или унылая покорность от проигрыша приводили ее сердце к восторгу и замиранию.

– А что находится там? – спросила она Арманда, показывая на ниши, отгороженные бархатными шнурами и охраняемые двумя джентльменами в черных костюмах.

– Индивидуальные комнаты, – ответил он. – Здесь играют только в баккара, входной билет стоит сто тысяч долларов. – Арманд улыбнулся, видя, как удивилась Катя. – Для большинства этой публики сто тысяч – небольшие деньги. Посмотрите на них. Немецкий издатель из Мюнхена, мультимиллионер. Рядом с ним хозяин компании «Аэроармз», поставщика современных вооружений для французского правительства. В туалет сейчас направляется трезвомыслящий, консервативного склада швейцарский банкир… Интересно, что сказали бы о нем клиенты, если бы увидели его здесь? Тут шейхи и принцы, индийские махараджи, султан из Брунея. Все они приехали сюда из спортивного интереса. Их не беспокоит, сколько они потратят, если это доставляет им удовольствие. Если они выиграют, тем лучше. Но и мы, и они знаем, что они приедут сюда опять; наше заведение внакладе не останется.

– С деньгами можно делать все что угодно, – заметила Катя. – Это почти непристойно.

– Вы удивитесь, что именно на них делается, – подогрел ее интерес Арманд.

Но Катя не успела спросить его, что означают эти его загадочные слова. Арманд повернулся, обратившись к крупье. Катя обратила внимание на то, что и раньше он подходил к сотрудникам и о чем-то с ними недолго шептался. Чаще всего ему отвечали кивком или качали головой. И Арманд отходил, как будто он не вступал ни с кем в контакт, и опять брал на себя роль хозяина.

– Арманд, думаю, что нам следовало бы…

– Катя, извините…

В его голосе прозвучало предостережение. Катя посмотрела вокруг, но, видимо, Арманд заметил что-то такое, чего она не увидела. Он увлек ее к одной из касс, укромно расположившейся в углублении рядом с мраморной колонной. К ним неожиданно подошла женщина.

– Месье Фремонт, слава Богу!

Арманд взглянул через плечо. Катя увидела, что его взгляд был испытывающим. Как будто он решал вопрос, посвящать ее или нет в то, что произойдет. Она была молоденькая и очень красивая, но глубоко опечаленная. Когда-то прекрасная одежда обносилась, замшевые туфли порвались. Морщины и складки на ее смуглом лице говорили о долгом физическом труде. Это что-то иное, подумала Катя, что именно? Затравленность, испуганное выражение лица напомнили Кате незаконных эмигрантов из Мексики, которых она защищала, лица беспомощных граждан, лица отчаявшихся.

– Все наладится, – Арманд так тихо произнес эти слова, что его губы едва шевельнулись. Он повернулся так, что закрыл собою эту женщину, которая стояла возле мраморной колонны. – Все уже устроено. Я рад, что вы безопасно добрались сюда.

Женщина, как в молитве, закрыла глаза.

– Благослови вас Господь! – прошептала она. Арманд вынул из кармана бланк.

– Вот предъявите это кассиру. Он выдаст вам некую сумму денег. Играйте за шестым столом в «Американском зале». Крупье предупрежден о вас. Гарантирую вам удачу сегодня.

Женщина неотрывно смотрела на Арманда, потом, к удивлению Кати, схватила его руку и поднесла к своим губам.

– Да благословит вас Господь! – повторила она, как заклинание.

Катя наблюдала за женщиной, которая подошла к кассе.

– Арманд, объясните мне, что же здесь все-таки происходит?

– Любезность для старого друга, Катя, – улыбнулся он натянуто. – Прошу прощения. Мне надо на минутку отлучиться. – Знаком он показал на одного из охранников. – Франсуа к вашим услугам, а я вернусь через несколько минут.

– Не могу ли я быть вам чем-нибудь полезным, мадемуазель? – спросил охранник.

– Спасибо, мне ничего не нужно.

Катя пошла между столов под звуки вращающегося колеса рулетки и грохочущего шара, перепрыгивающего через ребра колеса и нарушающего ровное течение ее мыслей. «Что еще происходит здесь?» – спрашивала она себя. Ее так сбило с толку странное поведение Арманда, что она совершенно не заметила, как к ней подошла Джасмин.

– Катерина! Какая приятная неожиданность! Вы все-таки приехали сюда к нам. – «И как вам это удалось сделать, Катерина? – гадала Джасмин. – Ведь газеты назвали вас основным подозреваемым в деле «Мэритайм континентала».

– Джасмин! Привет.

– Пойдемте, вы мне должны обо всем рассказать, – она подхватила Катю под руку и увлекла ее в «Большой салон», главный зал игры. – Когда вы приехали?

– Сегодня после обеда, – нервно ответила Катя, бросая взгляды по всему залу в надежде заметить Арманда.

– Правда? И вы уже успели сделать покупки… Джасмин критически оценила вечернее платье Кати.

Оно было создано модельером Баленсиагой из материала светло-розового цвета, открывающегося на спине вроде тюльпана и свисающего с плечей на усыпанных драгоценностями бретельках. Платье, несомненно, было фабричного производства, но, как отметила про себя Джасмин, оно подошло к фигурке Кати как специально сшитое для нее.

– Надолго ли вы сюда пожаловали? – продолжала спрашивать Джасмин, не обращая внимания на то, что этот допрос Кате не нравится.

– По правде сказать, не знаю…

– И эта ужасная ситуация, возникшая в Америке! Все, что теперь говорят о вашем отце. Позор! Неужели в полиции и впрямь думали, что вы замешаны в это?

– Мне бы и в голову не пришло, что вы слышали обо всем этом, находясь здесь, – отозвалась, сдерживая себя, Катя.

Джасмин отступила на шаг.

– Если я вас обидела, простите. Просто я вспомнила прежде всего вас, когда услышала о случившемся с «Мэритайм континенталом». – Джасмин помолчала. – Катя, вы быстро поймете, в Бейруте секреты долго не держатся. «Миддл ист рипорт» – наш вариант вашего журнала «Тайм» – поместил пространную статью в своем последнем номере.

– Простите, – извинилась Катя. – Это был какой-то кошмар. Честно говоря, это стало одной из причин, приведших меня сюда. Арманд решил, что для меня будет лучше на некоторое время убраться оттуда… пока все не выяснится.

– Прекрасная мысль, – решительно согласилась Джасмин. – Мы члены одной семьи, Катя. Знайте, что вы можете приходить ко мне в любое время, когда пожелаете. Поверьте, я вполне понимаю, что вы переживаете: сначала вы потеряли отца, а теперь вот это. Надеюсь, вы позволите мне быть вашим другом?

Нервы Кати успокоились, она почувствовала прилив теплоты к этой женщине, которая выражала ей свое сочувствие.

– Спасибо, Джасмин. Это многое значит для меня.

– Тогда вы не станете возражать, если я заеду за вами и представлю вас некоторым из моих друзей? Они очень занятные и интересные люди. Знаю, насколько занят Арманд, и я не позволю, чтобы вы в одиночестве бродили по этому его заведению.

Катя засмеялась.

– С удовольствием встречусь с ними. Спасибо. – Она уже собиралась предложить Джасмин присоединиться к ней с Армандом, когда Джасмин кивком указала на вход в «Большой салон».

– А вот и ваш блуждающий рыцарь! – засмеялась она. – Ну, я оставляю вас на его попечение. Поверьте, Арманд поможет вам все уладить. Но я жду, что завтра вы заедете ко мне. Мы поедем куда-нибудь обедать и, не торопясь, поболтаем всласть.

У окошечка кассы Джасмин подписала чек на пять тысяч ливанских фунтов. Потом передумала и удвоила эту сумму. Ее радовала удача. Катерина – прекрасная девушка, воспитанная в этом невинном американском духе. Может быть, если судьба окажется благосклонной, ей удастся соблазнить Катю отправиться вместе с ней и Луисом в какую-нибудь увеселительную поездку? В конце концов, у нее никогда не было американской девушки, по рассказам Луиса, они очень даже недурны.

– А, Катя! Извините, что заставил вас ждать.

Не останавливаясь, Арманд подхватил Катю под руку и повел ее в ресторан «Синяя птица».

– Не Джасмин ли сейчас болтала с вами?

– Да, замечательная женщина. Похоже, она старается сделать все возможное, чтобы помочь мне.

– Правда? Очень великодушно с ее стороны.

Катя безошибочно услышала подтекст в словах Арманда. Это удивило ее – не только тон, но и направленность иронии. Учитывая все, что Арманд рассказывал ей о родственных отношениях в Ливане, она даже не могла допустить возможностей разногласий в семье.

Арманд привел Катю в отдельный обеденный зал, отгороженный с двух сторон художественным стеклом со сложным матовым орнаментом. Как только они вошли в помещение и стеклянная дверь закрылась, гул общего зала ресторана исчез. К тому же – Катя это поняла – снаружи нельзя увидеть, что находится внутри, а из самого помещения все было видно. Это позволяло находившимся здесь людям видеть все, что происходит в ресторане.

– Один из моих грешков, – заметил Арманд, читая ее мысли. – Хочу знать, что происходит в моем скромном заведении.

– Ага! – отозвалась Катя с подтрунивающей улыбкой.

Она села на бархатный диванчик и стала смотреть в окно, через которое открывался широкий вид на сады казино и на более дальнюю перспективу, на катящиеся волны Средиземного моря, освещенную набережную. Метрдотель вырос как из-под земли, осторожно неся запыленную бутылку красного вина и длинную свечку для обеденного стола. Он откупорил бутылку и положил пробку перед Армандом.

– Мы подождем несколько минут, пока вино подышит и осядет, – пояснил Арманд, взял Катю за руку. – Как вам все это?

– Я потрясена, – откровенно ответила Катя. – Все это… – она обвела взглядом комнату. – Я не видела ничего подобного.

– На вас очень много свалилось, – мягко произнес Арманд. – Пусть все рассудит время, постарайтесь успокоиться.

– Но все-таки остается одна проблема. Как мне поступать, если я не знаю, что случилось? Кто-то или что-то вторгся в мою жизнь и перевернул ее вверх тормашками. Мне надо знать, кто это сделал и почему, Арманд.

Катя внимательно наблюдала за ним. Он не отводил взгляда от ее глаз, и она была уверена, что он знал, чего она хочет добиться. Он приподнял бутылку с вином и придвинул свечу поближе к ее горлышку, взял графин и вылил в него вино, внимательно наблюдая за тем, чтобы осадок остался в бутылке. Букет двадцатилетней выдержки вырвался наружу.

– Отведайте.

Катя колебалась, потом поднесла свой бокал ко рту. Вино представляло собой багряный нектар, его вкус был таким, которого раньше она никогда не ощущала.

Арманд наблюдал, как на лице Кати отразились удивление и удовольствие. Жонглирование вином дало ему очень небольшой выигрыш во времени. Всю жизнь ему приходилось принимать решения такого же рода, что и теперь – определять, скольких людей надо посвящать в текущие дела и склонять их действовать по своему усмотрению. Он считал, что панцирь, защищавший его душу, стал настолько толстым, что такого рода обман его совсем не тронет. А разве Катя составляет исключение? Под кончиками ее пальцев этот панцирь становился очень хрупким.

«Она ищет истину, которую я не могу сообщить ей без риска, что она поступит опрометчиво. Скажет или сделает что-нибудь такое, что потом поставит под удар ее жизнь. Пока я не запрячу Пьера и его друзей куда надо, истина может оставаться нераскрытой».

– В самолете вы могли открыть мой кейс, – сказал Арманд. – Почему вы этого не сделали?

Катя вздрогнула от заданного с такой прямотой вопроса, но очень быстро оправилась.

– Думаю, потому что не сую свой нос куда не следует.

– Даже когда это касается вас?

– Может быть, в этих случаях особенно. – Она помолчала. – Я не поступила так с вами. Мне не хотелось портить наши отношения. – Рассмеялась. – Может быть, я не такая храбрая, как считала.

– Не надо недооценивать себя.

Арманд засмотрелся на цветные блики, возникшие от отсветов на стекле. Он отпивал вино, надеясь, что ему удастся представить все в каком-то приятном свете.

– Ваш отец оставил кое-что, относящееся к «Мэритайм континенталу».

Катя вздрогнула, будто прикоснулась к пламени.

– Расскажите, Арманд. Ради Бога, расскажите мне об этом!

Он взял ее руку.

– Немногое, но для начала хватит. У Александра был человек в лондонском банке, который сообщил ему, что возникает ситуация, которая, если она выйдет из-под контроля, может повредить «Мэритайм континенталу».

– Какого рода ситуация?

– Растрата.

Катя покачала головой.

– Значит, он знал! – прошептала она. – Все это время он знал, что что-то должно произойти.

– Не делайте поспешных выводов! – живо возразил Арманд. – Алекс не знал, каким образом это может затронуть «Мэритайм континентал». Я подозреваю, что он пытался выяснить дополнительные подробности, когда… когда был убит.

– Назвал ли он какую-нибудь фамилию?

– Да, фамилию своего контактера в Лондоне.

– Сообщил ли этот… контактер моему отцу имя подозреваемого растратчика в «Мэритайм континентале»?

– Нет, в записях Алекса нет ничего, что намекало бы на это, – ответил Арманд недовольный собой.

– Нам надо поговорить с этим человеком в Лондоне, – заявила Катя.

Арманд поднял руку:

– Это не так просто сделать. Похоже, что он пропал. Как раз сейчас я занимаюсь этим делом.

– Надо разыскать его, Арманд! Если он знал о растрате, может быть, он знал также, кто вовлечен в это дело в «Мэритайм континентале»? Разве это непонятно? Такая информация пригодилась бы районному прокурору. Она оправдала бы меня, Эмиля, банк! – В глазах Кати засветилась надежда. – Разрешите мне взглянуть на записи отца, Арманд. Может быть, вы в них что-то просмотрели или неправильно поняли, что-то такое, что я уловлю.

– Катя, выслушайте меня внимательно и, пожалуйста, не обижайтесь, прошу вас. Алекс указал не только имя одного человека. Он назвал другого человека, очень могущественного, очень влиятельного. Мне непонятно, как он попал во всю эту историю, поэтому мне надо действовать с чрезвычайной осторожностью.

– Кто он такой? – спросила Катя, перебивая его. – Если он находится в Нью-Йорке, я помогу вам найти его.

Арманд покачал головой:

– Пег, он находится здесь, в Бейруте. И если он пронюхает о том, что я навожу справки, то последствия могут оказаться ужасными.

Катя отреагировала так, как будто получила пощечину.

– Вы хотите сказать, что не верите мне?

– Я хочу сказать, что на карту поставлена жизнь людей, – ответил Арманд. – Я прошу вас, Катя, доверьтесь мне. Разрешите мне действовать по-своему, так как у меня лучше всего получается.

Ее подмывало дать ему отповедь, но она подавила гнев, заставила себя проявить внешнее спокойствие.

– Что, по-вашему, я могу сделать такого ужасного? – спросила она.

– У меня нет ни малейшего представления. И думаю, что вопрос скорее надо ставить так: что вы сделаете вообще?

– Как я сказала, если я точно буду знать, что написал мой отец…

– Катя, при всем моем уважении к вам я должен сказать, что вы мало что знаете о делах «Мэритайм континентала». И осмелюсь добавить, что практически совсем несведущи в делах финансовых кругов Лондона или других мест. Вы не знаете, что надо спрашивать и кому задавать вопросы. Тут мы имеем дело с очень скользкими людьми. Если только они заподозрят, что кто-то под них копает, они заткнутся. Или хуже того, обратятся против вас. Я не допущу такого оборота.

– Вы привыкли за всех принимать решение о том, как поступить лучше? – спросила она с иронией.

– Отнюдь нет, – спокойно ответил он. – Но я действительно надеюсь, что люди вашего воспитания и интеллекта понимают, когда им требуется совет, и поведут себя достаточно ответственно, чтобы воспользоваться полезным советом.

Если бы он сказал что-нибудь другое, если бы хоть немного посчитался с ее мнением или дал бы какое-нибудь даже липовое объяснение, то, возможно, Катя согласилась бы с ним, хотя бы на время. Но слова Арманда ужалили и унизили ее. Сказав это, он переступил границу того, что Катя считала правильным и справедливым.

– Это ваше последнее слово по этому вопросу?

– На данный момент другого не может быть. Надеюсь, вы понимаете это…

Катя встала из-за стола:

– Нет, не понимаю. Честно говоря, если вы ведете здесь дела таким образом, то это ужасно.

Катя смягчила тон своего голоса.

– Вы были лучшим другом моего отца. Вы взяли что-то, что принадлежало ему, что могло бы помочь мне. Я приехала сюда, потому что поверила вам, Арманд. По истечении стольких лет я не забыла первое посещение… – Голос Кати дрогнул. – Никакой друг не поступит так, как с легким сердцем поступаете вы. Мне непонятна такая дружба, Арманд. Так вы называете…

Катя резко отворила стеклянную дверь и, глядя прямо перед собой, быстро пошла из ресторана. Она была уже почти возле самого выхода, когда сильная рука подхватила ее за локоть и направила к бару.

– Кто вы такой? – сердито спросила Катя. Потом, несмотря на гнев, она узнала это лицо.

– Вы вспомнили?

– Да, мистер Кэбот, вспомнила. Приятно увидеть вас опять. А теперь с вашего разрешения я пойду.

– Нет, теперь вам надо меня выслушать.

Дэвид подтолкнул Катю к последнему высокому стулу у стойки бара, который в часы приема пищи практически пустовал.

– Вы знаете, чем я занимаюсь? – спросил Дэвид.

– Вы что-то вроде охранника. Дэвид покачал головой:

– Не просто охранник, мисс Мейзер. Один из лучших специалистов в этой области. Если хотите, можете спросить окружающих.

– Зачем мне это?

– Потому что я тот человек, который собирается установить, кто вырвал сердце из «Мэритайм континентала».

Глаза Кати расширились.

– Не знаю, что у вас происходило там, – продолжал Дэвид, кивнул в сторону ресторана. – Но рискну высказать догадку, скажу, что Арманд оказался не очень откровенным. Не судите его строго, мисс Мейзер. Он хорошо знает, что делает, и под рукой у него наилучшие для этого средства.

– Вы хотите сказать, что Арманд рассказал вам О содержании бумаг моего отца?

– Он не мог поступить иначе, верно?

Катя покраснела, допустив такую оплошность.

– Значит, получается, что все могут знать, что происходит, кроме меня. Благодарю вас за откровенность, мистер Кэбот. Доброй ночи!

– Мисс Мейзер! – Катя взглянула через плечо. – Не позволяйте своей гордыне становиться поперек дороги. Здесь речь идет не о людях, которые делают вид, что руководят революцией. Здесь идет смертельная схватка. Весь город – одно большое ухо. Не говорите ничего лишнего.

Дэвид почувствовал, как взгляд Кати пригвоздил его к стойке бара.

– Спасибо за совет, мистер Кэбот. Почему бы нам не подождать и не посмотреть, что вы раскопаете? Может быть, вы измените мотив своей песни?

 

ГЛАВА 12

– Фремонт слушает!

– В Лондоне скверная погода, – понеслись слова Дэвида Кэбота. Голос по кабелю, проложенному на дне моря, звучал тише обычного, показывая Дэвиду, что связь с Армандом налажена.

– Как поживает наш друг в банке «Риджент»?

– Похоже, что Кеннет Мортон, заведующий отделом иностранной валюты, взял отпуск за свой счет, – немногословно ответил Дэвид.

– Без оплаты?

– Без оплаты. Он сослался на то, что его отец находится при смерти на юге Франции.

– Это правда?

– В его семье имеются французские корни, и его отец действительно ушел в отставку и поселился в Провансе. Но Мортон отправился в поездку налегке, чемоданы оставил в своей квартире. Похоже, совсем ничего не взял из своего гардероба. Перед дверью стояли три бутылки молока, что говорит либо о его рассеянности, либо о том, что он сорвался с места сломя голову.

– Вы думаете, что правильно последнее предположение?

– Да.

– Когда вы позвоните опять?

– Когда приеду в Прованс.

– Дэвид, проявляй осторожность. Если Мортон еще там не появился, то его может разыскивать кто-нибудь еще. Или ждать, не проявит ли интереса третье лицо.

– Я всегда настороже, Арманд. Вы это знаете.

– Повесели меня, прими дополнительные меры предосторожности.

– Обязательно. Как там мисс Мейзер?

От любого другого этот вопрос прозвучал бы в подтрунивающем тоне. Дэвид спрашивал на полном серьезе.

– Мы пока что успели поговорить о немногом с момента ее приезда сюда.

– Думаю, вам тоже следует быть с ней начеку, Арманд. Эта девушка строптивая. Не позволяйте ей одурить себя.

Это было мнение профессионала, и Арманд соответственно отнесся к нему. Несмотря на это, тон Дэвида подействовал на него раздражающе.

– Я позабочусь о ней. Наступила пауза.

– Когда все закончится, вы оба увидите, что получилось, – мягко заметил Дэвид. – Просто постарайтесь пока что держать ее в стороне. До свидания, Арманд.

Арманд медленно положил трубку на рычаг. Что имел в виду Дэвид своими последними замечаниями? Почему у него с Катей должно что-то произойти?

Арманд был раздосадован. Слова Дэвида укололи его как заноза, которую он не мог вытащить.

«Или, возможно, Дэвид что-то заметил, увидел что-то такое, что отчетливо написано на моем лице и что каждый может прочитать, кроме меня самого?»

Катя и Джасмин сидели на террасе гостиницы «Финикия». Поскольку хозяева ни за какую цену не смогли получить выхода на пляж, то возле отеля построили огромный неправильной формы плавательный бассейн, выложенный плитками трех оттенков голубого цвета. На одном его конце, прямо за террасой, находилась толстая стеклянная стена, так что посетители бара и обеденной площадки на открытом воздухе могли наблюдать акробатические движения пловцов под водой. Катя улыбнулась, посмотрев на тройку мускулистых молодых людей в плавках, походивших просто на веревочки, которые подплыли к стеклу и похотливо ухмылялись.

– Вы устраиваетесь понемногу, – заметила Джасмин.

– А как же иначе?

Джасмин восторженно хлопнула в ладошки.

– Вы скоро станете настоящей жительницей Бейрута! Мы все фаталисты.

Катя улыбалась и маленькими глоточками отпивала очень охлажденное вино «Кортон-Шарлеман», которое Джасмин заказала к обеду. Она не думала, что ее размолвка с Армандом породит стену молчания, но получилось именно так. К тому времени, когда Джасмин позвонила и пригласила ее на обед, Катя готова была взорваться.

– Если вы найдете, что я говорю слишком прямо, предупредите меня об этом, – начала разговор Джасмин, прислонив к руке официанта свою согнутую ложечкой ладонь, когда он давал ей прикурить сигарету. Катю поразила чувственность этого элементарного жеста. – Люди говорят мне, что я слишком прямолинейна, но мне плевать. Вы можете не говорить мне ничего такого, чего не хотели бы сообщать мне.

– Прекрасно.

– Не секрет, что на вас легло ужасающее бремя, – продолжала Джасмин. – Но по правде говоря, окружающая вас тайна придает вам печать великолепия. Могу заверить вас, что вы на языке у всего Бейрута!

Катя покривилась:

– Я видела, что люди глазеют на меня, когда шла сюда. Не уверена, что мне это нравится.

Джасмин оглянулась по сторонам, оценивая обстановку.

– Но, может быть, это связано с вашей одеждой. Катя непонимающе уставилась на нее. Она выбрала простую белую юбку и голубую шелковую блузку в горошек, что вполне соответствует данному случаю, подумала она. Пока она не увидела, во что одеты другие женщины, пока не приехала Джасмин в желтовато-зеленом креповом платье.

– Вашу одежду можно быстренько подправить, – продолжала Джасмин. – Я хочу сказать, что мне понятны ваши переживания. Смерть Александра, все, что случилось потом, в общем… хочу, чтобы вы знали, что я готова оказать вам любую помощь. Сейчас не время истязать себя, Катерина. Уверена, что Арманд принимает нужные меры, чтобы покончить с этим идиотизмом. Но он человек практического склада. Он не всегда знает, что нужно женщине. Поэтому, если вам понадобится совет или вы захотите с кем-то поделиться мыслями, звоните мне. Я хочу стать вашим другом.

Катю это удивило и растрогало. Она решила пренебречь мнением Арманда и довериться своему собственному первому впечатлению о Джасмин как о порядочной и доброй женщине.

– Это очень любезно с вашей стороны, – отозвалась Катя.

Когда официант принес салат из омаров, Джасмин подняла свой бокал:

– Чин-чин, дорогая моя. За удачу!

На протяжении всего обеда Джасмин поддерживала беседу, рассказывала о людях, сидевших за другими столиками, сообщала о них сочные подробности. Она потчевала Катю байками о различных балах-карнавалах, которые намечались, и уговаривала ее, даже если все ее время уже расписано, принять участие в этих празднествах. Катя не смогла найти в себе решимости отказаться.

Солнечный свет и охлажденное вино возымели свое действие. Салат оказался великолепный, порция обильной. Катя поражалась, наблюдая, как Джасмин аппетитно уписывает все до последнего кусочка, но сохраняет подтянутую фигуру с тонкой талией. Джасмин прочитала ее мысли.

– В Бейруте женщины проводят все свое время на улице и в воде. Мы любим танцевать, и нам приходится вышагивать многие мили, когда мы отправляемся за покупками.

После того как подали кофе «капуччино», Джасмин заметила:

– Итак, скажите, есть ли какие новости из Нью-Йорка?

– Ну, полагаю, что некоторые из них недурные, – ответила Катя. – Знаете ли вы Эмиля Бартоли?

– Слышала о нем, – ответила Джасмин. – Некоторые банкиры, которые любят называть его Бартоли Борджия, в восторге от того, что он оказался замешан.

– Это честный, порядочный человек, на долю которою выпали адские испытания! – Катя нахмурилась перед тем, как рассказать ей о двух своих телефонных разговорах с Эмилем. Когда в управлении районного прокурора Нью-Йорка узнали, что Катя удрала в Бейрут, то Бартоли арестовали вновь. И потребовалась максимально убедительная аргументация его адвокатов для того, чтобы его выпустили под залог потрясающей суммы – пять миллионов долларов. Бартоли не знал, кто внес эти деньги. Не знала этого в тот момент и Катя, пока путем исключения не вышла на фамилию единственного человека, у которого не только была такая сумма, но было и желание, не колеблясь, внести ее, – Арманда. Когда она спросила его об этом, то Арманд лишь улыбнулся и пожал плечами.

Катю огорчило, что она стала причиной новых унижений Эмиля, но отношение к этому самого банкира удивило ее.

– Вы поступили совершенно правильно, – сказал он ей. – Арманд пытался выяснить, не оставил ли Александр какие нити для нас. Вы должны позаботиться о своих интересах. Но у вас обоих общая цель. Арманд могущественный союзник. У него имеются связи во всем мире. Работайте вместе с ним, Катя. Теперь он наш единственный шанс. – Эмиль сообщил также, что своим бегством Катя укрепила убеждение в суде, что она каким-то образом замешана в растрате.

– Но это уже не имеет значения, – закончил он разговор.

– Что вы имеете в виду?

– Федеральные инспекторы решили прекратить нормальную деятельность банка, затем продать активы, чтобы расплатиться с пострадавшими клиентами. Сэведж запротестовал, но Вашингтон не захотел и слушать.

Катя поразилась:

– Но это означает продажу здания!

– Это означает гораздо большее, Катя, – с грустью подытожил Эмиль. – Это покончит с существованием «Мэритайм континентала».

– Они не смеют делать этого!

– Ох, моя дорогая Катя! Боюсь, что смеют и сделают.

– А что будет с вами?

– Мне придется ждать оправдания, – спокойно ответил Эмиль. – Сейчас только вы можете помочь мне, Катя. Вы и Арманд!

– Я не оставлю вас в беде!

– Знаю, что не оставите. Вы ведь дочь своего отца.

– Господи! – воскликнула Джасмин. – Есть ли у Арманда представление о том, что надо делать?

– Его человек по имени Дэвид Кэбот занимается выяснением этого в Лондоне.

Катя пожалела сразу же, как только сказала это. «Весь город – одно большое ухо. Не говорите ничего лишнего». Отзвуки совета Дэвида несли в себе безошибочное порицание, но Катя не могла понять почему.

– Кто такой Дэвид Кэбот? – торопливо спросила она, надеясь отвлечь внимание Джасмин от того, что она сболтнула. – Арманд сказал, что он руководит какой-то организацией безопасности.

Джасмин теребила золотую цепочку, висевшую на шее.

– Дэвид… – произнесла она, позволив этому имени прозвучать без помех. – Ах, да. Он руководит «Интерармко», одной из лучших в мире частных фирм безопасности. Но кто он такой? Разрешите мне кое-что сказать вам, моя дорогая. Все гадают, кто же такой Дэвид.

– Не понимаю.

– Даже в этой стране Дэвид остается загадкой, хотя со временем здесь раскрываются самые глубокие тайны. Видите ли, в один прекрасный день двадцать лет назад Дэвид просто появился в доме Арманда. В течение длительного времени никто не знал, как это произошло и почему. Потом мы узнали, что Арманд взял его под свою опеку. В это дело были вовлечены высокопоставленные чиновники, включая английского посла. Детали практически невозможно было узнать.

– Взял его под свою опеку? – недоверчиво переспросила Катя.

– Да, – ответила Джасмин. – Постепенно выяснилось, что Дэвид с родителями плыл вдоль сирийского побережья и на их судно напали пираты. Из их семьи выжил один Дэвид. Неизвестно, имел ли Арманд отношение к его спасению или кто-то привез его к нему потом. Как бы там ни было, но в результате этой трагедии Дэвид остался сиротой.

После случившегося Арманд взял заботу на себя о жизни Дэвида, определил его школу, а потом в колледж. Говорят о том, что Дэвид работал в сыскных агентствах перед тем, как возглавил эту частную компанию безопасности – «Интерармко».

– Невероятная история, – пробормотала Катя.

Джасмин молчаливо согласилась. Эта история показалась бы еще более невероятной, если бы она поведала Кате о крестовом походе Арманда против белого рабства и подлинных обстоятельствах его встречи с Дэвидом Кэботом.

Джасмин взглянула на свои часы:

– Но довольно об этих ужасных историях. Просто будьте осторожны и не рассказывайте Дэвиду Кэботу о своих делах. Не уверена, что этот человек может быть послушен даже Арманду.

Мысли у Кати все еще путались, когда Джасмин попросила у официанта счет и сказала:

– Теперь мы должны пройтись по магазинам и кое-что купить вам.

– Джасмин, правда, не думаю…

– Не желаю и слышать отговорок. Идемте.

Две женщины покинули террасу и направились в просторный холл гостиницы «Финикия».

– Пристойно ли обращается с вами Арманд?

– Он… он очень добр. Джасмин рассмеялась:

– Дорогая моя, если судить по тому, как вы выглядели в казино, то можно заключить, что он больше чем добр к вам!

Катя нахмурилась. С учетом всего, что произошло, она совершенно сбилась с толку относительно своих чувств к Арманду. Захлестнувшая ее волна девичьих воспоминаний, возрастающее влечение к нему несколько ослабли по причине некоторого к нему недоверия. У нее сохранились болезненные воспоминания о другом мужчине, которому она позволила войти в свою жизнь… и который предал ее, несмотря на улыбки и поцелуи.

Катя не могла отрицать, что между нею и Армандом что-то существовало, какая-то крепкая связь, которую трудно было определить, но которая усиливалась и видоизменялась. Но какой бы ни была эта связь, куда бы она ни влекла ее, Катя дала себе слово не поддаваться и не сдаваться. Для нее слишком много было поставлено на карту, чтобы позволить случиться такому.

– Вы с Армандом в хороших дружеских отношениях? – спросила Катя, прерывая наступившее молчание. – Я хочу сказать, помимо родственных отношений.

– Вы хотите спросить, не любовники ли мы? – подзадорила Джасмин и засмеялась при виде выражения на лице Кати. – Не поражайтесь, такое случается. Но в данном случае нет, такой близости у нас не было.

– Извините, это не мое дело.

– Не скромничайте. Я не отрицаю, что нахожу Арманда весьма привлекательным. Только слепая и глухая женщина не заметила бы этого. Но я замужем. Из того что вы уже увидели в Бейруте, вы можете заключить, что это сплошной Содом и Гоморра. Не отрицаю, что многие женщины находит удовольствие на стороне, не в своих супружеских кроватях. Но я просто не принадлежу к их числу. – Джасмин помолчала. – И даже если бы мне захотелось этого, я не остановила бы свой выбор на Арманде.

– Почему?

– На какую именно его черту вы обратили внимание в тот вечер в казино?

Катя подумала:

– На то, что, похоже, он всех знает.

– И кого в первую очередь?

– Женщин.

– Вот видите! Арманд должен выполнять обязанности хозяина. И он хорошо их выполняет. Особенно в отношении женщин брачного возраста.

Катя обдумывала эти слова, когда они повернули и вошли в коридор, такой же широкий, как железнодорожный туннель, по стенам которого протянулись дорогие магазинчики.

– Мы можем начать здесь, – объявила Джасмин и вошла в фирменный магазинчик «Курреж». Вокруг нее забегали продавщицы, как потерявшиеся гусята. – Хочу представить вам Катерину Мейзер, знакомую месье Фремонта.

Продавщицы немедленно отхлынули в Кате. Но той удалось отбиться от них и отвести в сторону Джасмин.

– У меня нет таких денег! Джасмин показала Кате на ее одежду:

– А где вы приобрели это?

– Арманд послал меня в магазины и сказал, чтобы я просто расписывалась на чеках. Он сказал, что сам позаботится об оплате, а я ему верну долг позже.

– Конечно, все было заранее обговорено. Неужели вы думаете, что они не знают об этом?

Катя посмотрела на услужливых продавщиц и поняла, что могло произойти. Арманд просто снял трубку телефона и договорился о ее кредитовании по всему городу.

– Джасмин, на этой вещи не обозначена цена. – Катя показала на мини-юбку.

– В таких магазинчиках цены на товары не указываются, – весело сообщила ей Джасмин. – Более того, в чеках, которые вы подписываете, обозначены только названия вещей. Цены проставляются позже. Ужасно любезно, не правда ли?

Через несколько дней после беседы с Катей Джасмин устроила обед для очень узкого круга лиц – трех человек. Из-за характера намечавшейся за столом беседы, чрезвычайно доверительной, она отпустила слуг и решила сама приготовить кое-что. Ей нравилась арабская кухня, и она наготовила целый поднос меззы – набора ближневосточных закусок, а также с дюжину разных самбусаков – пирожков с мясом по-левантийски.

Хотя Джасмин имела в фешенебельном районе Бейрута – Ра – квартиру в два этажа, ей нравился этот дачный домик на холмах с видом на Джуни в двадцати километрах к северу от столицы. В этом опорном пункте христиан в течение многих столетий над всей округой господствовала гора. На ее вершине, на высоте две тысячи пятьсот футов, установлена статуя Девы Марии, распростершей руки к городу и заливу. По склонам холмов разбросаны виллы богачей и знаменитостей. Им же принадлежали полоски пляжей внизу, у моря. А в промежутке раскинулся сам город с театрами, ресторанами и магазинами, ориентированными, главным образом, на богачей. За окном во всю стену виднелась залитая солнцем поверхность Средиземного моря.

– У тебя что-то совсем пропал аппетит, – заметила Джасмин, обращаясь к Пьеру. – Не посадила ли Клео тебя опять на диету?

И Джасмин, и Луис обратили внимание на непривычную бледность Пьера, да и впервые за все время, которое они могли припомнить, воротничок не туго обтягивал его шею.

– Возможно, небольшая простуда. – Пьер наблюдал, как Джасмин наливает кофе и ликер, и добавил: – Но я не думаю, что вы пригласили меня на обед, чтобы спросить о моем здоровье.

Джасмин не обратила внимания на его насмешку. Они с Пьером всегда прилично относились друг к другу, но до недавнего времени у них мало что было общего, кроме кровного родства.

– Получилось так, что я кое-что узнала такое, что касается всех нас троих, – сообщила им Джасмин. – Похоже, что Арманд ни при каких обстоятельствах не поддержит кандидатуру Луиса в президенты.

Луис побледнел, его десертная вилка застучала по тарелке.

– Что? Когда это выяснилось? Кто вам сказал? Весь день Луис пытался выяснить, почему Джасмин пригласила на обед Пьера. Но он даже и предполагать не мог, что она сделала это по такой причине, как эта.

– Несколько дней назад, в казино, я разговаривала с Армандом, – продолжала Джасмин, пропуская мимо ушей кучу вопросов своего мужа. – Арманд тебя не поддержит, дорогой.

– Знает ли об этом Туфайли? – выпалил Луис. Джасмин уныло взглянула на него.

– Если ты спросишь об этом погромче, то он узнает. – Потом обратилась к Пьеру: – Рано или поздно Арманд кого-то поддержит. Вопрос заключается в том, кого именно. Неопределенность нас не устраивает, ни тебя, ни центральный банк.

– Банк не занимается политикой, – ответил Пьер высокопарным тоном.

– Пора бы уже и заняться! – отрезала Джасмин. – Управляющий банком целиком зависит от президента. Если Арманд поддержит не того человека, то, как ты думаешь, долго ли ты просидишь?

Мысль, что казавшееся ему неуязвимым место может зашататься, неприятно подействовала на Пьера. Никому не надо дозволять заменить его, никому! Вопрос не заключался только в том, что он там делает. Если придет новый человек и проведет проверку финансового состояния… Пьера всего передернуло.

– Что же ты от меня хочешь?

– Одно из двух, – ответила Джасмин. – Либо уговори Арманда прекратить глупости и оказать поддержку Луису, либо обеспечь нас деньгами в таких размерах, которые не уступали бы вкладам зуамов.

– Я не могу сделать ни того, ни другого! – вскричал Пьер. – Арманд не прислушивается ко мне. И вы это знаете. Что же касается денег, то у меня их вообще нет.

– Вы, Пьер неумелый лгунишка, – засмеялся Луис. – Вы покупаете землю для своей ведьмы. Несомненно, у вас что-то осталось в загашнике.

– Мои дела вас не касаются! Если вам так приспичило с деньгами, почему не убедить Арманда пустить акции «СБМ» в общую продажу?

– Я пыталась сделать это, – спокойно заметила Джасмин, заставив вздрогнуть обоих мужчин. – Именно это я и предложила ему. Он категорически отклонил это предложение.

Джасмин подождала, чтобы смысл сказанного дошел до сознания обоих.

– Да он просто спятил! – вырвалось у Пьера, он покачал головой.

– Возможно, – отозвалась она. – Но это безумие может всем нам дорого обойтись, Пьер. Думаю, тебе стоит вернуться к мысли достать нам нужные деньги. В общем-то это не так уж и много с учетом того, что других управляющих в банке на протяжении твоей жизни не будет.

Пьер не ответил. Он наблюдал, как в гавани зажглись фонари и осветились суда.

– Боюсь, что мне надо уходить, – наконец, выговорил он. – Прежняя договоренность…

– Если ты подождешь меня минутку, то я пойду вместе с тобой. Луис, подойди ко мне.

Она подождала, пока они не пришли в свою спальню и остались там одни. Там она порывисто сжала его лицо руками.

– Луис, я хочу, чтобы ты не терял самообладания. Ничего не говори, ничего не делай…

– Все кончено, верно? – произнес он убитым тоном. – Уговорить Арманда пустить акции в общую продажу было для нас последней надеждой…

– Ну, нет, только не для меня, – успокаивающе произнесла она. – Еще многое может произойти…

Луис с испугом посмотрел на нее:

– Что ты имеешь в виду?

– Бейрут очень опасное место. Здесь никто не находится в безопасности, даже если проявляет повышенную осторожность. Сумасшедший, который на кого-то точит зуб, может мгновенно прикончить кого-нибудь.

– Неужели ты это говоришь серьезно?

– И если что-то подобное произойдет, то подозрение падет на тех, у кого очевидны мотивы, о ком люди уже шептались. Например, Пьер, который содержит молодую женщину, очень дорогую женщину, который опасается, что его лишат синекуры из-за того, что Арманд не поддержит тебя…

– Джасмин…

– Ш-ш… Я не говорю, что это произойдет, а лишь может произойти. – Она запечатлела легкий поцелуй на его губах. – Я вернусь поздно. Не беспокойся и не жди меня.

Боги ниспослали Луису строгие красивые черты лица, которыми они обычно награждают только себя. Высокий овал, сильный подбородок, чувственный рот неизменно заставляли женщин взглянуть на него еще раз. А когда они повторно и более внимательно смотрели на него, то его маслянистые и чарующие глаза отказывались их отпускать. На близком расстоянии их пленял аромат исходивший от него благовоний фирмы «Грасс». Откинутая голова, хрипловатый смех, когда приоткрывались белоснежные зубы, завершали победное пленение. Но боги не удовлетворялись тем, что наградили Луиса Джабара красотой. Они просто осчастливили его, позволив родиться в богатой, но и продажной ливанской семье.

Его отец был то пиратом, то купцом – ответ зависел от того, кому надо было отвечать. Старший Джабар построил грузовой флот, ветхие суда которого бороздили воды Средиземноморья, перевозя любые грузы, лишь бы за это хорошо платили. Меркантильные способности папочки освободили Луиса от необходимости зарабатывать себе на пропитание. К тому же он оказался единственным ребенком мужского пола из пятерых детей и в качестве такового получил неограниченный доступ к денежным ресурсам семьи.

Луис учился в американском университете в Бейруте и жил в роскошном районе города – Манара, названном так в честь известной достопримечательности этого места – маяка. Он прекрасно научился играть в гольф в бейрутском клубе гольфа, и для него был открыт счет в уникальном супермаркете «Гуддиз». Хотя он и не нуждался в содействии, чтобы не прекращалась вереница наложниц в его кровати, но он не чурался и услуг рыжеволосых красоток с осиными талиями.

После окончания университета Луис, который массу времени проводил в изысканных кафе района Ра в Бейруте и обсуждал там текущие события с людьми, которые почитали себя за интеллектуалов, решил отравиться в Париж и начать карьеру журналиста. Проблемы языка не существовало, поскольку все хорошо воспитанные ливанцы французский знали в совершенстве. Немалое количество ливанских фунтов, щедро потраченное на выпивку для американских репортеров, позволило ему сойтись с некоторыми сотрудниками газеты «Интернэшнл геральд трибьюн», которые могли оказаться полезными.

Луис просто влюбился в Париж. Он восторгался широкими бульварами и массой модных магазинчиков и дорогих лавок и бесконечным числом превосходных ресторанов. Особенно его восхищали женщины. Поселившись в большой квартире в фешенебельном районе правобережья, он целыми сутками изучал город, получая помощь от ливанских сородичей, которые стали большими французами, чем сами местные жители.

Он быстро откинул всякие мысли о том, чтобы стать журналистской рабочей лошадкой. Луис вернулся к своему старому приему – угощать выпивкой, на этот раз в баре гостиницы «Ланкастер», в двух шагах от «Трибьюна», газетчиков, которые практически обосновались там. Прокуренное, шумное и всегда заполненное интересными людьми, это помещение превратилось для Луиса во второй дом. В то время Луис полагал, что счастливее нельзя быть. Но у богов, видно уставших от своих щедрот, были для него другие намерения.

В Бейруте Луис часто сиживал за столами в «Казино де Парадиз». В Париже он стал завсегдатаем в казино в «Ангайе». Играл он в азартную игру баккара, играл умело, рискованно, был отчаянным картежником, которые так нравятся хозяевам казино, потому что, выигрывал он или проигрывал, всегда оставался полезным для казино. Но в одну памятную ночь, когда Луис особенно разошелся и считал, что сам черт ему не брат, крыша над ним рухнула.

Она вторглась в его жизнь в качестве потока одежды красного цвета из последних моделей Диора, с прической у Сабрины, духами от Балмейна. В первый же раз, когда взгляд Луиса остановился на ней, оказавшейся в центре фойе казино, он чуть не сбился со следующего хода. В очередной раз он таки сбился.

– Не принесла ли я вам несчастье, месье? – спросила женщина. – Если принесла, то можно подумать о компенсации.

В ее голосе почувствовался хмель выдержанного виски. Ее взгляд ласкал его и притягивал к себе. Луис просто онемел, что было на него не похоже. Он настолько смутился, что проиграл и следующий ход.

– Вы играете лучше, чем у вас получается сейчас, – мягко побранила она его. – Продолжайте в том же духе. Обещаю принести вам удачу.

Луису было наплевать, если бы он проиграл все пятьдесят тысяч франков, которые лежали перед ним на столе. Следующие два часа он играл как одержимый. Другие присоединялись к игре и бросали ее, он же сидел за столом как прикованный. К середине ночи он выиграл в четыре раза больше, чем первоначально поставил.

– А теперь достаточно, – посоветовала ему женщина. – Теперь вы можете пригласить меня на ужин.

Они взяли себе на ужин черной икры с шампанским, и только когда Луис поднял свой бокал, чтобы выпить за ее здоровье, он сообразил, что даже не знает, как ее зовут.

– Джасмин Фермонт.

– Из Бейрута?

– Ясное дело.

– Господи, да это просто поразительно! Как же случилось, что мы раньше не встретились?

Она пожала плечами:

– Я путешествовала.

– Где?

– По Европе, Америке, – неопределенно ответила она, потом наградила его плутовской улыбкой. – Вы сказали, что наша встреча поразительна. Допивайте свое шампанское, Луис, и я покажу вам кое-что действительно поразительное.

Она не поехала к нему на квартиру, а повезла его в «Ритц», в апартаменты Фремонтов на верхнем этаже. Отражаясь силуэтом на фоне ночного Парижа, вид которого открывался через высокие застекленные двери лоджии, она разделась на его глазах, позволив ему одновременно наслаждаться зрелищем и жаждать ее. Когда же Луис, наконец, двинулся к ней, она сама набросилась на него, сорвала с него одежду и завладела им с такой дикой страстью, о которой Луис и не подозревал. И только значительно позже, когда Луис вспоминал про эту ночь, он понял, что Джасмин изнасиловала его.

Как по заказу, они превратились в «парочку», которую видели в лучших ресторанах, клубах и кабаре. Казалось, что Джасмин знала в Париже всех, заслуживающих внимания, и Луис вскоре за обедами оказался в среде политической и социальной элиты города. Он даже обнаружил, толком не сознавая этого, что перестраивался, сбрасывал с себя старое обличье и надевал новое. Неожиданно его мнением стали интересоваться и прислушиваться к нему. Его стали приглашать в клубы и к себе домой исключительно влиятельные в финансовых кругах люди, спрашивали его совета по всем делам, связанным с Ливаном. Кто из банкиров наиболее надежен там? Какой брокер может гарантировать ввоз товаров? В каких местах побережье созрело для развития?

Луис отвечал на эти вопросы как мог. Вскоре его расходы на телефонные разговоры с Бейрутом превысили траты на одежду. Он связывался с друзьями и знакомыми, про которых он практически забыл, а те в свою очередь охотно шли ему навстречу, зная, что, согласно ливанскому обычаю, им перепадет некоторая доля сделки.

Оставался один вопрос, который ему часто задавали и который вызывал у него неловкость: чем же он все-таки занимался? Какие преследовал цели?

На одном из обедов Джасмин ответила вместо него:

– У Луиса огромные шансы стать одним из ведущих представителей Бейрута. Он такого рода человек, который сможет представлять Ливан перед всем миром. Это совершенно очевидно.

К глубочайшему удивлению Луиса, все сидевшие за столом поддакнули. Еще более поразительным было то, что и он сам поверил в это. И удивлялся, почему ему не пришло в голову то, что стало теперь столь очевидным.

Когда Луис вернулся в Бейрут, держа под руку Джасмин, он проникся убеждением, что Ливан, уже превратившийся в важный мост между Востоком и Западом, может стать еще более важной и влиятельной связкой между ними под руководством нужного человека.

Луис уже решил, что наиболее подходящий способ построить свою политическую карьеру заключается в том, чтобы жениться на Джасмин, устроив грандиозную показательную церемонию, которую когда-либо лицезрел Бейрут. В тот вечер, когда он делал ей предложение, он струхнул, что она не согласится. Когда же она приняла его предложение, он просто пришел в исступление от восторга.

– Мне бы лишь хотелось, чтобы я смогла принести больше приданого, – задумчиво пробормотала она.

Луису было не до того, что она объясняла об организации компании «Сосьете де Бен Медитерраньен» и почему она не могла продать свои акции этой холдинговой компании другим лицам, кроме членов семьи, не говоря уже о том, чтобы пустить их в общую продажу.

– Не говори глупостей, – шептал Луис. – Для меня всё – ты сама. Деньги, – он небрежно отмахнулся, – мы их можем достать где угодно. Но на всем свете ты только одна.

Устроили действительно сказочную свадьбу. Возглавил всю эту церемонию Арманд, и хотя все делалось с изысканным вкусом, не жалея денег, Луис проникся убеждением, что поздравления и наилучшие пожелания владельца казино носили больше формальный, чем сердечный, характер. Но он был достаточно проницательным, чтобы оценить значимость своего родства с Фремонтами. В племенном мире ливанской политики ценность семейных связей не поддавалась определению. Возникала уверенность, что в случае необходимости будет оказана помощь.

Луиса приглашали на частные банкеты, на которых двое или трое заимов настоятельно просили его более подробно объяснить свои намерения. Луис проявил красноречие. Стабильность и процветание Ливана, заявил он, явно являются результатом усилий таких людей, как заимы. В области коммерции ничего менять не надо. Но правильный человек в президентском дворце сможет с помощью просвещенных заимов обеспечить стране большее процветание через иностранные инвестиции.

Конечно, у Луиса хватило такта не упоминать, что заимы и их последователи в лице посредников, подрядчиков и поставщиков очень здорово заработают с каждого доллара, франка, фунта или марки, которые поступят в Ливан. Каждый заим, слушая его, быстро производил подсчеты в уме.

Заимы пришли к идее поддержки в президенты независимого кандидата. Однако не хватало одного – того, о чем Луис узнал позже. Не было крючка, на котором сидел бы Луис Джабар, – от него нужна была какая-то гарантия, что он не нарушит свои обещания и не изменит намерения. Приватно этот момент беспокоил заимов. Джабар был достаточно богат сам по себе, чтобы начать предвыборную кампанию, хотя не мог ее финансировать или купить на корню. Заимы не сомневались также в том, что Арманд Фремонт, храня знаменательное молчание, поставил свой престиж и кошелек на мужа своей кузины. Вполне естественное предположение в жизненной обстановке Ливана, где своего либо единодушного поддерживали, либо гробили просто тем, что ничего не делали или ничего не говорили. Арманд же высказывался очень пространно.

Для заимов это превратилось в восхитительное затруднение: если Луис не нуждается в деньгах, то с помощью чего иного можно будет им вертеть? Заимы обшарили все, чтобы разгадать эту загадку, тайно обследовав все стороны жизни Луиса. Нашли они ничтожно мало. Луис не пил чрезмерно, не играл в азартные игры. Не принимал наркотики. Не содержал любовниц и не развлекался с мальчиками. Тогда чем же занимался Луис?

Ответ, когда он был найден, поразил заимов. Такое они не считали возможным. Но когда они удостоверились в правильности ответа, то провели военный совет, приняли решение и отрядили Набила Туфайли растолковать факты жизни обоим заинтересованным.

Луис закурил очередную сигарету, глядя на сверкающие в бейрутской гавани огни. Его все еще терзали воспоминания о том, как Таббара выставила его дураком. Все это время он искренне верил, что у Джасмин все находится под контролем и что Арманд Фремонт объявит о поддержке его кандидатуры. Более того, Луис цеплялся только за эту уверенность, потому что благосклонные прежде боги от него отвернулись.

В глазах посторонних Луис женился очень удачно. Ему досталась умная жена, но не семи пядей во лбу, любезная, красавица и, насколько могли судить другие, верная ему. Каждый мужчина в Бейруте жаждал завладеть Джасмин. Много часов было проведено в турецких банях и на массажных столах в обсуждениях того, как должна отличаться и какой возбудительной должна быть сексуальная жизнь Луиса. Конечно, не оказалось таких бестактных людей, которые подошли бы к Луису и спросили его об этом. Но если бы кто отважился на это, то изумился бы ответу. По мнению Луиса, он был у нее не мужем, а пленником.

Вначале Луис воспринял сексуальные запросы Джасмин своего рода вызовом для него. Он был близок с другими женщинами, которые считали себя ненасытными, и всех их укротил. Но не Джасмин. У нее были неисчислимые потребности и на кровати и в других местах, ее сексуальная акробатика включала и наслаждения и настоящую боль.

Луис содрогался всегда, когда вспоминал о спальне. Это была настоящая темница с набором наручников, кожаных подтяжек, с ошейниками, черной маской покорности и набором кнутов, наиболее ценным из которых почитался сделанный из кожи хвоста носорога. Джасмин всегда верховодила, принуждая его к близости всегда, когда и как она хотела. Несколько раз Луис попадал в эту комнату ужасов и находил там еще одну ожидавшую его женщину, рычащую повелительницу, которая набрасывалась на него с кулаками, а потом начинала мучить именно так, как ей указывала Джасмин.

Он приходил в отчаяние, потому что абсолютно не видел способа спастись от этого супружеского ада. Джасмин олицетворяла собой его связь с деньгами Арманда Фремонта, которые, в свою очередь, имели решающее значение для его поддержки со стороны заимов. Он был вынужден признаться, что не может позволить себе расстаться с ней – даже если бы это было возможно. Мысль превратиться в очередного президента Ливана разрослась из приятного представления в навязчивую одержимость.

Примирившись со своим рабством, он тащился за Джасмин во время ее кругосветных поездок, чтобы удовлетворять ее любовные выкрутасы и присутствовать на ее приемах. Он схватил воспаление легких в Шотландии, когда она охотилась на куропаток, и получил небольшое сотрясение мозга, когда у него соскочила одна лыжа в горах Санкт-Морица. Когда друзья подтрунивали над ним, что он все время попадает в переделки, он отделывался улыбками. Никто ничего и не подозревал. Он считал, что хуже его жизнь стать не сможет. И тут ему позвонили заимы.

Встреча, которую потребовал Туфайли, состоялась в его доме, построенном на развалинах замка крестоносцев.

– У заимов создалось впечатление, что между вами и вашими родичами все в порядке, – Туфайли произнес эти слова хриплым шепотом.

Луис не смог удержаться, чтобы не взглянуть на Джасмин, которая напряженным взглядом уставилась на Туфайли.

На мгновение Джасмин охватил ужас, что каким-то путем, каким-то образом Туфайли пронюхал об одной вещи, о которой не должен знать никто на свете. Упоминание им слова «родичи». Она еле удержалась, чтобы не содрогнуться. Но разве могли открыться для него пути проведать про ее родителей? Туфайли отличался хитростью и коварством. Неужели он что-то разузнал о ее матери, которая ни во что не ставила свою дочь, лишь иногда лупцевала ее? Или об отце, который слишком много уделял ей внимания… и привнес изощренные пытки в ее кровать, когда она была еще совсем малышкой? Если Туфайли узнал об этом… Нет! Она не позволит старому ублюдку запугивать или шантажировать себя. Она подавила свои эмоции, привела себя в такое состояние, когда могла мило мурлыкать, обращаясь к старому черту.

– Что такое, Набил? – воскликнула она. – О чем это вы говорите?

– Пусть ответит Луис! – отрезал заим. – Итак?

– Но у нас все в порядке! – протестующе заявил Луис.

– Возможно, но не в той степени. Луис покачал головой:

– Не понимаю.

На этот раз Туфайли обратил свое внимание на Джасмин.

– Мы считали – ваш муж создавал такое впечатление, что когда придет время, Арманд Фремонт поддержит кандидатуру Луиса, и мы сделали возможным выдвижение его кандидатуры.

– Конечно, он обязательно сделает это! – воскликнула Джасмин.

Туфайли погрозил пальцем, похожим на сосиску:

– Нет, не конечно. Нам стало известно, что Арманд Фремонт не очень высокого мнения о вашем муже. Более того, его совсем не впечатляют политические способности Луиса.

Луис был потрясен.

– Это просто безумие! Как вы могли узнать?..

– Как – не имеет значения, – прервал его Туфайли, внимательно наблюдая за ним. – Важно то, что мы знаем об этом. Наши источники информации самые надежные.

У Луиса голова пошла кругом. В груди вспыхнула черная ярость. Унижения, которым подвергла его Джасмин, его тайная позорная жизнь, двуличие, к которому он вынужден был прибегнуть, – все это стало частью цены, которую он внутренне согласился заплатить за осуществление мечты, которую она вселила в него. А теперь его собирались лишить этой мечты.

– Думаю, что вы ошибаетесь, Набил, – произнесла Джасмин. – Но если вы убеждены в правильности полученной вами информации, то, может быть, точно скажете, чего вы хотите.

– В Луиса мы уже вложили огромное количество времени и немалые суммы, – ответил Туфайли. – Однако если Арманд Фремонт не изменит своего мнения и, хуже того – воспротивится кандидатуре Луиса, тогда мы все понесем большие потери. – Он помолчал. – А это неприемлемо.

– Что надо сделать, чтобы это стало приемлемым? – спросила Джасмин.

Туфайли великодушно улыбнулся.

– Двадцать миллионов долларов. Деньги доброй воли или гарантийное обязательство, чтобы дело не свелось к тому, что все финансовые убытки кампании понесут заимы.

– Это невозможно! – воскликнул Луис.

– Довольно! – взгляд Джасмин не отрывался от Туфайли. – Поскольку вы полагаете, что уже знаете так много, то вам, несомненно, известно, что мы не располагаем такими деньгами.

– Возможно, и не располагаете. Но вы – одна из трех сторон держателей акций «Казино де Парадиз»…

– Верно.

– Подумайте, сколько будут стоить эти акции, если СБМ станет общественной компанией? Тогда двадцать миллионов превратятся для вас в центы.

Туфайли подался вперед; Луиса просто тошнило от запаха одеколона.

– Сущие пустяки, если учесть, что вы можете получить контроль над всей страной, Джасмин.

Туфайли прав, подумал Луис. Двадцать миллионов – чепуха. Проблема заключалась в другом – он стремился к недосягаемому. Ко всему прочему, он установил для них крайний срок внесения денег, и с каждым днем гиканье часов становилось все громче.

После конфронтации с Туфайли Луис был готов от казаться от своих грез. Джасмин и не помышляла об этом. Она поклялась, что так или иначе достанет деньги, невзирая на то, что придется для этого сделать.

Даже убить?

Сначала Александр Мейзер. Затем скандал и крах «Мэритайм континентала»…

Луис никогда не связывал ни одну из этих трагедий с тем, что бы ни замышляла Джасмин.

Теперь она говорит об Арманде и о том, что могут происходить несчастные случаи…

Луиса пробирало, несмотря на теплый вечерний ветерок. Он никогда не подозревал, что в сердце Джасмин скрывается такая ярость. Теперь, когда мысль об этом промелькнула в его сознании, его потрясла возможность того, что Джасмин в какой-то форме была причастна к тому, что произошло с Мейзером и его банком, и он, наконец, осмелился задать себе вопрос, есть ли вообще управа на Джасмин.

 

ГЛАВА 13

Для Пьера двадцатиминутная поездка на машине в Бейрут была омрачена. До него дошли сведения, что Арманд по-тихому наводил справки относительно краха «Мэритайм континентала». Теперь в Бейрут приехала дочь Александра… Зачем? И что было известно Джасмин, о чем она не поведала ему? Вот вопросы, которые занимали его, когда он ехал по узким ветреным улицам района Ра в Бейруте, переполненным в этот час толпами людей.

– Дома все в порядке? – спросила Джасмин. Пьер вздрогнул при звуке ее голоса.

– Да, конечно. Джасмин рассмеялась:

– Ах, Пьер, ты такой неумелый лжец!

Пьер так сильно сжал рулевое колесо «бентли», что суставы пальцев на его руках побелели. Он еле уклонился, чтобы не наехать на выходивших из клуба участников вечеринки.

– Пьер!

– Ви… виноват. Эти проклятые толпы запрудили все улицы.

– Я просто над тобой подтрунивала, – успокаивала его Джасмин. – С молодыми девушками бывает всякое. Когда они находят мужчину, который превращает в быль их грезы, они считают, что могут теперь мечтать вечно.

– Ну, что же, думаю, это верно, – нервно отозвался Пьер.

– Трудно отказать в чем-либо человеку, которого любишь, правда? Всегда боишься, что если лишишь их чего-нибудь, то он бросит тебя.

Пьеру удалось не наехать на кустарник, росший по бокам подъездного пути к жилому зданию, где находилась квартира Джасмин. Он поставил рычаг скорости на нейтралку и откинулся на спинку кожаного сиденья. Его руки гак тряслись, что он с трудом прикурил сигарету.

– Как ты об этом узнала, Джасмин? Ты должна мне рассказать об этом! Откуда тебе стало известно о банке… чем я занимался?

– Ты уже спрашивал меня об этом, – ответила Джасмин скучающим тоном. – Но ответ мой такой же: это не твое дело, Пьер.

– Будь ты проклята, ведьма!

Он замахнулся, но Джасмин не пошевелилась, не дрогнула.

– Если бы ты ударил меня, Пьер, я бы оторвала и подала тебе твой член, – произнесла она ледяным голосом. – Если ты еще раз поднимешь на меня руку, я погублю тебя!

– Ви… виноват. Не знаю, что на меня нашло. Просто…

– Ты чувствуешь свое бессилие. И подобно большинству мужчин, которые считают, что попали в ловушку, набрасываешься на первого попавшегося под руку. Не смей никогда набрасываться на меня! Тебе понятно?

– Да… да, обещаю. Это никогда не повторится.

– Во всяком случае, в отношении меня. Теперь слушай внимательно, потому что то, что я собираюсь сказать тебе, касается твоего друга Кеннета Мортона. Похоже, кое-кто расспрашивал о нем в Лондоне.

– Невозможно! – прошептал Пьер. – Мортону заплатили. Он уехал в Прованс. Как мог кто бы то ни было узнать?.. – И тут Пьер сам нашел ответ на свой вопрос. – Александр? Александр оставил записку с именем Мортона?

– Арманду оставил. Но справки наводит не Арманд. Это делает Дэвид Кэбот.

При упоминании имени Кэбота душа Пьера ушла в пятки.

– Он – подонок! Дрянной человек. Настоящий бульдог: если вцепится в вас, то не отпустит!

– На этот раз отпустит. Я позабочусь об этом. Но за это я хочу, чтобы ты постарался, Пьер. Чтобы сделал все возможное и достал Луису нужные деньги.

– Обещаю сделать все, что смогу. Но ты должна понять мое положение…

Джасмин протянула руку и погладила его по щеке. Потом неожиданно ущипнула его большим и указательным пальцами, оттянула кожу и повернула пальцы, уставившись в глаза Пьера, когда он взвыл.

– Понимаю, Пьер. Прекрасно понимаю.

Джасмин зловеще посмеивалась, направляясь по коридору в свою квартиру. Какой же все-таки старый козел этот Пьер! И в самом деле, как же она обнаружила растрату? Этот болван никогда не догадается об источнике ее информации. Она тайно злорадствовала, вспоминая тот день полгода назад.

Клео названивала ей раз шесть, прежде чем она согласилась подойти к телефону. С тех самых пор, как Пьер спутался с Клео, Джасмин отказывалась от его приглашений на обеды и вечеринки. Чем чаще Пьер просил ее включить Клео в свой круг, тем более усердно она игнорировала эту девушку. Вот почему настойчивость Клео в тот день так заинтриговала и озадачила ее, и Джасмин наконец решила переговорить с Клео.

Клео просила о встрече. Джасмин выбрала для этого кафе в центре бейрутского района Ра. Обычно она не посещала этого заведения, за исключением таких случаев, как этот, когда встречалась с людьми и не хотела, чтобы ее видели с ними в отелях «Финикия» или «Сент-Джордж». В тот самый момент, когда Клео села за стол, Джасмин поняла, что Клео удивлена выбором места встречи. Выражение на ее лице показало обиду.

Клео заказала кофе и, сняв слишком большие очки от солнца, уставилась на Джасмин, которая снизошла только поздороваться с ней.

– Я вам абсолютно не нравлюсь, правда? – выпалила она.

Джасмин склонила голову:

– Вы бы могли спросить меня об этом по телефону. И получили бы такой же ответ: не нравитесь, не особенно нравитесь.

– Вы считаете, что вы лучше меня.

– Клео, если это все, что вы хотели сказать, то я зря трачу свое время.

Джасмин собиралась было уйти, но Клео поспешила:

– У меня есть кое-что, что вам может пригодиться, нечто ценное для нас обеих.

Джасмин села и оглядела, что происходит вокруг. Соседние столы были не заняты, и никто в зале, казалось, не обращал на них особого внимания.

– Слушаю вас.

– Но я не уверена, что могу вам довериться.

Джасмин задумчиво посмотрела на нее. Девушка чувствовала себя неуверенно, вела себя с вызовом, но не испытывала страха. Может быть, ее информация действительно стоящая?

– Вы нуждаетесь в моей помощи, – прямо заявила ей Джасмин.

– Да.

– Но как только вы сообщите мне что-то… что я смогу использовать… вы не сможете никак воздействовать на меня. Вы мне вообще можете не понадобиться.

– Это верно, – ответила Клео натянутым голосом. – Но вы поступите глупо, если подведете меня таким манером. Но вы все равно можете поступить именно так, потому что такой уж вы человек.

– Ничего себе комплимент, – пробормотала Джасмин. – Ну, что же, решать вам, Клео. Ни вы, ни я не можем просидеть здесь весь день.

Клео подалась вперед:

– Речь идет о Пьере.

– Что же с ним стряслось?

– Вы знаете, что он покупает для меня все, практически все, что я ни захочу.

Джасмин оценивающе посмотрела на Клео.

– Он разорился, – произнесла Клео, улыбнувшись, когда заметила удивление в расширившихся глазах Джасмин. – Вы не знаете об этом, правда?

– Вы несете чушь, – отрезала Джасмин. – У Пьера куча денег.

– Нет, дорогая моя, – промурлыкала Клео. – У меня теперь куча его денег. И он передает их мне все больше. Взгляните на меня, Джасмин. Подумайте обо всем, что он приобрел для меня, потом умножьте это на десять. Неужели вы думаете, что даже у Пьера может оказаться столько наличности от его заработков и инвестиций? Неужели вы этому поверите?

– Что вы хотите сказать этим, Клео? – наконец спросила она.

– Что Пьер – вор, – ответила Клео, самодовольно покривив губы. – Ворует по-крупному.

– Надо представить какие-то доказательства, – холодно заметила Джасмин.

Клео пошарила в своей сумочке и вынула копии документов, которые Пьер хранил на полочке своего сейфа. Через несколько минут для Джасмин стало ясно, что Пьер был большим идиотом, чем она когда-либо думала.

– Полагаю, что там, откуда вы взяли эти бумаги, имеются и другие документы? – высказала предположение Джасмин, постукивая ноготком своего пальца по стаканчику.

– Много.

– И что же вы собираетесь с ними делать, Клео?

– Пока что абсолютно ничего. Но может наступить такой день, когда Пьер начнет чересчур рисковать. Или потеряет бдительность, допустит ошибку. Я подстраховываю себя, делясь этой информацией с вами.

– Вот как? Почему вы думаете, что я не поступлю иначе и не расскажу Пьеру о вашем маленьком секрете? Хотя он и в отчаянном положении, он все равно вышвырнет вас за дверь.

– Ах, Джасмин! Не думаю, что вы так поступите. Теперь это стало и вашим маленьким секретом. Не думаете ли вы, что и я могла кое-что узнать о вас за это время? Вы дорожите тайнами. Вы, как скряга, постоянно их собираете и коллекционируете, используете их только в удобный момент, когда можете получить от них максимальную выгоду. Нет, вы не расскажете об этом Пьеру. Вы сохраните это в своей памяти до тех пор, пока вам это пригодится.

Джасмин усмехнулась:

– Вы ведете со мной очень опасную игру.

– Опасная игра для меня уже началась, – парировала Клео. – Поэтому мне надо подстраховаться.

– Какой конкретный смысл вы вкладываете в это?

– Если Пьер провалится, то я не хочу загреметь вместе с ним. Хочу, чтобы у меня оказалось достаточно денег, чтобы жить также, как сейчас, до конца своих дней.

– У вас и сейчас их предостаточно!

– Не смешите меня, Джасмин! Это вам не идет. То, о чем я говорила сейчас с вами, составляет какой-то жалкий миллион долларов.

– И если, как вы сказали, что-то случится с Пьером, почему я вообще должна вам что-то платить? Для вас будет слишком поздно что-либо получать.

Клео засмеялась:

– Какое у меня имеется средство против вас, так, что ли? Джасмин, если вы не заплатите, то я столько вылью дерьма на ваш снежно-белый престиж, что вы диву дадитесь. Я дам показания в суде, что я, ужасно напуганная простая девушка, пришла к вам за советом, когда узнала о недостойном поведении своего любовника. Понятно, что вы уговорили меня молчать, и просто ради перестраховки я запишу это в свой дневник… Вам понятна моя мысль, Джасмин?

– Даже очень.

– Значит, мы договорились?

Джасмин поднялась и поправила свою шляпку.

– Мы договорились, Клео. Миллион долларов в банке по вашему выбору, если что-то случится с Пьером. И ничего больше. Понимаете? Ничего!

Клео бросила мелочь на блюдечко со счетом.

– Можете притворяться и строить что-то из себя и дальше, Джасмин. Я делать этого не собираюсь, мне это не нужно. – Она взглянула на монетки. – Знаете, в людях, подобных вам, меня раздражает то, что они считают возможным ни за что не платить. Но на этот раз такой номер не пройдет. Вот почему, Джасмин, за кофе плачу я.

Последние слова Клео глубоко врезались в память Джасмин, хотя к настоящему времени она почти убедила себя в том, что полученная информация стоила миллион долларов… даже если дело дойдет до реальной уплаты.

Конечно, Клео не собиралась передавать ей проклятые фотокопии прегрешений Пьера, но это не имело значения. Джасмин обладала чуть ли не фотографической памятью, как несколькими днями позже убедился в этом Пьер.

Джасмин подождала лишь столько времени, сколько потребовалось, чтобы обдумать последствия шантажирования Пьера. Как ей представлялось, она ни в каком случае не проиграет. И была права. Напыщенный, самодовольный Пьер тут же сломался, как только Джасмин начала цитировать фразы из его бумаг.

Джасмин получила от реакции Пьера почти сексуальное удовлетворение. Это чувство усиливалось тем фактом, что она упрямо отказывалась сказать Пьеру, хотя он умолял ее, откуда она получила такую информацию. Наблюдая за ним, она догадывалась, как перед мысленным взором Пьера возникают лица подозреваемых им людей. Но как и большинство затравленных жертв, он боялся взглянуть правде в глаза: что или кто поставил его в такое положение, и этот кто был самым любимым человеком, которому он больше всех доверял. И поэтому остававшийся вне подозрений.

– Итак, чего же ты хочешь от меня? – спросил Пьер, когда к нему возвратилось присутствие духа.

– В данный момент ничего. Пьер энергично потряс головой:

– Нет, Джасмин. Ты не такая. Тебе всегда что-нибудь нужно!

– Ты узнаешь об этом, когда подойдет время, – уточнила Джасмин. – А до тех пор я надежно сохраню твою тайну.

И Клео тоже…

То ли интуиция, то ли капризы судьбы подсказали Джасмин, что ждать ей придется недолго. Она верила в то, что если удача отворачивается от человека, то он не сможет предотвратить дальнейшие несчастья. В тот послеобеденный час, когда Пьер влетел в ее дом, хныча и проклиная все на свете, потому что Александр Мейзер обвинил его в растрате, он начал распространяться на тему, что Джасмин предала его, и Джасмин поняла, что нужный момент наступает.

– Тогда ты знаешь, что надо делать, – заметила она. Пьер непонимающе посмотрел на нее.

– Какие же у меня остаются возможности? – печально спросил он.

– Я полагала, что это очевидно, – прошептала Джасмин, впившись в него взглядом.

По появившемуся выражению ужаса на его лице Джасмин поняла, что до его сознания дошел смысл ее слов.

– Нет! Ты с ума сошла!

– Либо это, либо ты теряешь все – свою должность, женщину и репутацию. Теряешь все, Пьер. Может быть, даже и смелость сделать последний шаг, чтобы с честью уйти из жизни.

Она наклонилась к нему, почувствовала, как он вздрогнул от ее прикосновения.

– Я подскажу тебе, что надо сделать, кому позвонить, что сказать. Это не так трудно обтяпать, как ты себе представляешь. И не печалься об угрызениях совести, Пьер. Когда Александра Мейзера не станет, ты не проронишь и слезы. Ты почувствуешь слишком большое облегчение.

И он почувствовал такое облегчение, подумала она, входя к себе в квартиру, почувствовал на время…

У Пьера отлегло на душе, когда он увидел, что на его вилле свет не горит. Впервые ему было безразлично, где находится Клео. Ему нужно было побыть одному. Он снял парадную дверь с охраны и прошел прямо в столовую к шкафчику со спиртным, взял бутылку виски и стакан и сел, глядя на тихие, залитые лунным светом холмы.

Первую порцию виски выпил залпом, налил еще. Пьер редко пил крепкое спиртное, и неразбавленное виски, хотя и мягкое на вкус, ударило ему в голову. Он надеялся, что оно ослабит напор мыслей, кружившихся в его голове как потревоженный пчелиный рой, развеет страх, от которого замирало сердце. Но вместо этого шотландское виски привело к прямо противоположному: раздуло ужасы, охватившие его как злые духи. Когда возвратилась Клео, Пьер решил, что надо делать с абсолютной решимостью напившегося человека.

– Что с тобой? – спросила Клео. – Почему ты напился?

Пьер уставился на нее осоловелыми Глазами.

– Ради правды. Я пью во имя правды.

– О Господи! – пробормотала Клео. – Перестань, разреши, я уложу тебя в кровать.

– Нет! Я должен кое-что сказать тебе. У меня теперь нет другого выхода…

Отчаяние в голосе Пьера напугало Клео. Она никогда не видела его пьяным и не подозревала, что такое может случиться. Если и появлялись какие-то тревожные сигналы, то она их не заметила.

– Хорошо, дорогой мой. Давай поговорим. Я сяду рядом, и мы будем разговаривать столько, сколько ты пожелаешь.

– Ты знаешь, что я люблю тебя, – всхлипнул Пьер.

– Конечно, знаю.

– И что я делаю все для тебя.

– Да.

– Но больше я не смогу этого делать. – По щекам Пьера покатились слезы. – Понимаешь, я обанкротился. У меня нет больше денег.

Клео бросило в дрожь.

– Пьер, не говори глупостей. У тебя не может не быть денег!

Пьер устало покачал головой.

– Нет своих денег. Я их все растратил, а теперь трачу банковские деньги.

Клео замерла от его слов.

– Что ты имеешь в виду, дорогой мой? – мягко спросила она.

Признание вылилось из него с обильными парами виски. Так как Клео знала о секретных финансовых бумагах, хранившихся в сейфе Пьера, то она догадывалась, откуда он берет деньги. Но она удивилась, как ловко он обставил эту кражу.

– Поэтому, видишь ли, любовь моя, Александр каким-то образом пронюхал об этом. Я и сейчас не знаю, как это ему удалось. Когда он погиб, я искренне надеялся, что опасность миновала. Но это не так. Теперь справки наводит Арманд. Может быть, Александр оставил что-то такое, что можно мне инкриминировать. Что бы это ни было, Арманд докопается до сути. В этом отношении он настоящий пройдоха, и тогда он сломает меня.

Пьер через силу влил в себя еще спиртного и закашлялся.

– Я не могу больше выносить такую жизнь! Вздрагивать при каждом телефонном звонке и стуке в дверь и гадать, не полиция ли это. Мне чудится, что меня выволокут из собственного дома в наручниках. Я этого не перенесу, Клео. Не переживу! Я должен излить душу, прийти с поличным, пока есть еще время. Банк пойдет на все, чтобы избежать скандала. Может быть, мне удастся возвратить то, что я присвоил. Ну, конечно же! Правление пойдет на это. Они же понимают, что я не преступник…

Клео прижала его голову к своей груди.

– Конечно, ты не преступник, дорогой мой. Ты добрый, порядочный и щедрый человек. Но, любимый мой, они не проявят к тебе сострадания. Пожалуйста, выслушай меня ради нас обоих.

Клео лихорадочно обдумывала создавшееся положение. Если Пьер станет упорствовать в своих дурацких намерениях, то все пропало. Ей надо как-то поддержать этого надломившегося человека, хотя бы несколько дней.

– Пьер, тебе нельзя идти с повинной ни в банк, ни в полицию.

Пьер отстранился от нее.

– Почему? – заклинающе спросил он ее.

– Потому что если ты так поступишь, то погубишь и меня, – мрачно произнесла Клео. – Только подумай, любимый мой. Все, что ты сделал, ты делал для меня. Всякий скажет, что во всем виновата я. Некоторые даже выскажут предположение, что я вынудила тебя на такие поступки. Понимаешь? Значит, я сообщница! Мне тоже придется пострадать. Представь себе, что со мной могут сделать в тюрьме, дорогой мой.

Пьер содрогнулся.

– Но ты же невиновна. Я заставлю их поверить в это!

– Они поверят тому, чему захотят верить. Знаю, что ты это понимаешь. Умоляю тебя, любимый, не осуждай себя, потому что если ты это сделаешь…

– Я ни за что не допущу, чтобы с тобой что-то произошло, – прохрипел Пьер. – Я скорее умру!

– Нет, милый! Ты должен жить! Мы оба должны пройти через это испытание, пройти триумфально! Тебе не надо обращаться к властям…

– Но Арманд!

Клео прижимала его голову к своей груди, положила щеку на его макушку.

– Все будет хорошо, – убаюкивала она его. – Вот увидишь, я обещаю. А теперь засни, прямо здесь, в моих объятиях. Все будет хорошо…

Джасмин повернула свое кресло, чтобы на нее не падали солнечные лучи. Она ждала в кафе бейрутского района Ра и была раздосадована и раздражена, барабаня длинными наманикюренными ноготками по металлическому столу.

Смерть Александра Мейзера представляла собой лишь первый этап, который она ждала, чтобы начать разрушение банка «Мэритайм континентал». А это в свою очередь должно было подтолкнуть Арманда превратить казино в общественную собственность, чтобы сохранить репутацию своего дорогого покойного друга. Она была уверена, что Арманд последует зову совести и бросит на это все необходимые средства. Если он все сделает общественным достоянием, тогда она получит необходимую сумму, которая нужна ей теперь, чтобы Луис стал президентом. Но Арманд надул ее. Возможно, он был более толстокожим, чем она предполагала.

Хотя все вышло как она задумала, точно с таким результатом, который ожидался, на той холодной, пустынной дороге под Женевой, она все же не получила того, чего хотела… что ей было нужно.

И вот Клео приближалась к ней, на лице эти дурацкие очки от солнца.

Новые неприятности…

– Прошло много времени с тех пор, как вы заплатили за мой кофе, – заметила Джасмин.

Клео бросила на стол пачку сигарет и отрывисто сказала проходившему официанту:

– Водки… двойную порцию.

– В такое раннее время дня… – пробормотала Джасмин.

– Думаю, что вы составите мне компанию, когда я расскажу вам о Пьере, – парировала Клео.

– Успокойтесь, моя дорогая, – произнесла Джасмин и кивнула официанту.

Клео опрокинула рюмку и закурила сигарету.

– Он разваливается на куски.

– Объясните, пожалуйста.

Клео рассказала о том, как напившийся Пьер запаниковал и усовестился, о его намерении во всем признаться.

– Считаете ли вы, что его слова можно принять всерьез, если учесть все обстоятельства? – спросила Джасмин.

– Абсолютно!

– Послушается ли он вас?

Клео прикусила губу. Никогда в жизни она не сомневалась в своей власти над мужчинами. Но в этом случае дело обстояло иначе.

– Какое-то время будет слушаться, но недолго. Джасмин некоторое время хранила молчание.

– Ну, думаю, что тогда я должна буду предложить ему убедительный аргумент, чтобы ничего не говорить.

– Не забывайте, что если что-то случится, то вы должны будете мне…

– Да, Клео, я помню об этом!

Почувствовав что-то недоброе, Клео понизила голос.

– Вы действительно можете это сделать? – спросила она. – Внушить ему какое-то благоразумие?

Джасмин улыбнулась:

– Давайте скажем так – я могу заставить его понять ошибочность своих поступков.

 

ГЛАВА 14

Катя испытывала смешанные чувства от встречи с Армандом в этот вечер. Но когда она ехала к отелю «Сент-Джордж», то поняла, как сильно ей не хватало его компании. Расположенный в том же районе полуострова, что и «Казино де Парадиз», отель «Сент-Джордж» представлял собой неофициальный нервный центр всего Бейрута. Каждая голливудская звезда позировала в то или иное время перед фотографами у здешнего бассейна. Другие знаменитости венчались в его садах или вступали в связь в его роскошных номерах, а через несколько лет договаривались об имущественных разделах в связи с разводами в одном из ресторанов этого отеля. Бизнесмены со всех концов света сходились в гостиной «Золотой телец», чтобы торговаться из-за цены на нефть, спорить о качестве жемчуга, заключать сделки на миллионы долларов простым пожатием руки или бокалом шампанского.

Катя вошла в отель со стороны бара «Диско Воланте».

– Вы выглядите восхитительно, Катя. Это от Ланвина, да?

Катя уловила аромат запахов от него прежде, чем услышала его голос. Запах того же одеколона, которым он пользовался в самолете, который долго не улетучивался после их прибытия.

– Спасибо, что приняли мое приглашение, – произнес Арманд, задерживая ее взгляд.

– Вы можете об этом пожалеть, – отозвалась Катя. – У меня к вам появились новые вопросы.

– Постараюсь ответить на них, – торжественно произнес Арманд.

Когда он сопровождал ее через холл, Катя наблюдала, как его приветствуют встречающиеся мужчины. Она также обратила внимание на то, что почти каждый встречный окидывал ее пристальным взглядом. К ее удивлению, Арманд провел ее мимо основных залов ресторана к уединенным помещениям гостиницы.

– Мы будем есть на кухне? – спросила она.

– Не совсем.

Комната оказалась одной из самых элегантных, которые она когда-либо видела, напомнив ей фотографии шикарных океанских лайнеров 30-х годов. Высокий потолок, затейливо вырезанные дубовые колонны и широкая лестница, отражающаяся в хрустале и стекле. Катя обратила внимание на явное отсутствие здесь женщин. Когда она сказала об этом Арманду, тот приложил палец к своим губам.

– Здесь как в глубокой могиле. Помните бар, через который вы прошли?

Катя кивнула. Небольшой бар «Диско Воланте» был переполнен мужчинами, чья вечерняя одежда была отнюдь не модная.

– Это журналисты, – объяснил Арманд. – Они следят за передвижениями вот этих джентльменов, преимущественно дипломатов.

Катя посмотрела поверх своего меню.

– Здесь, как и в большей части Бейрута, действуют два правила, – продолжал Арманд. – Бюрократам нужно место, где они могли бы собраться вместе и спокойно и без помех делить мир. Журналисты пронюхали об этом и потребовали, чтобы их тоже пускали. Невозможно, верно? И гостиница предложила компромисс. Журналистов будут пускать не дальше бара. Оттуда они могут наблюдать, кто пришел и ушел, но ничего не смогут подслушать. И вот теперь они обсуждают, кто с кем обедает точно так же, как предки предсказывали будущее по куриным потрохам… и, думаю, с таким же успехом.

– Вы сказали, что преимущественно это дипломаты. А кто остальные?

– Шпионы.

– Кто-кто?

– Шпионы. Помните Кима Филби, высокопоставленного британского офицера разведки, который служил у русских двойным агентом? Он любил это место. И в самом деле, он был таким хорошим клиентом, что в столе при входе до сих пор хранится его почта.

– Вы шутите?

– Отнюдь нет. Каждый сотрудник этой гостиницы состоит в штатах, по крайней мере, двух разведывательных служб. Зайдите на кухню после закрытия, и вы увидите, как официанты торгуют сведениями, выясняют кто кому что докладывает.

– Многие ли их них докладывают вам? – тихо спросила она.

В глазах Арманда вспыхнули и погасли смешинки.

– Вы не против, если я закажу для нас обоих? – вежливо спросил он. – Очень хороша утка с апельсинами.

После ухода официанта Катя извинилась и направилась в туалетную комнату. Арманд пил вино и думал о ней. Он не понимал, почему у него такое сильное влечение к ней. Он не видел ее с того вечера в казино и удивился, что соскучился по ней. Катя прекрасная женщина, но не лучше тысяч других в Бейруте. Он отдавал ей должное за ее решимость и силу, но усматривал в них и слабые стороны, поскольку в ее речь часто вкрадывались резкие слова. Очевидно, она все еще была под впечатлением того, что произошло несколько дней назад.

Что он нашел в ней такого?

Он вздрогнул от вопроса, который пришел ему на ум. Он считал, что в конечном счете в его жизни для женщины не найдется постоянного места. Арманд, который прикрывался этим пониманием, как старым, удобным свитером, вдруг ощутил всю унылость такого подхода. Он любил женщин, их очарование, их уловки и ум, переливы их смеха, их движения во сне, нежность и щедрость, на которые они были способны. Но он одновременно слишком хорошо знал холод, который появлялся в сердцах бейрутских женщин. Он видел, как их совращает богатство и блеск, заставляя девушек поверить, что их грезы действительно имеют цену и что существуют мужчины, которые легко за это заплатят. Он насмотрелся на прелюбодеяния и извращения, на наркотики и вырождение. Но так и не встретил ни одной женщины, перед которой раскрыл бы себя, к которой прильнул бы ночью и доверчиво погрузился в сон.

Глядя на возвращающуюся Катю, Арманд изумлялся секретам привлекательности. «Не будь дураком!» – сердито посоветовал он себе.

Она была значительно моложе, и не только по возрасту. Дочь Алекса. Но не существует линии разграничения между вечной привязанностью к другу и собственными чувствами.

– Вам доллар за размышления, – сказала Катя, увидя выражение беспокойства на его лице.

Арманд рассмеялся:

– Боюсь, что вам придется сдать сдачу. Давайте приступим к еде.

Блюда были из лучших, которые приходилось отведывать Кате, а утка, как и предсказал Арманд, просто восхитительна. В течение всего обеда Арманд делал замечания о других обедавших, позволяя Кате заглянуть в мир секретов.

– В Бейруте мне стало очевидным одно, – заметила Катя, – здесь все любят играть в игры.

– Национальное развлечение, – согласился Арманд. – В Ливане жизнь – одна большая игра в триктрак: сочетание удачи, умения и отваги.

– В чем вы, похоже, поднаторели.

– В этом нужна лишь практика. – Арманд переменил тему разговора. – У меня для вас некоторые новости. Не такие, которые нам обоим хотелось бы получить, но для начала неплохо.

Катя нетерпеливо подалась вперед:

– От вашего таинственного подручного? Арманд покачал головой:

– О деньгах, которые пропали из «Мэритайм континентала».

Арманд объяснил, как ему удалось узнать об этом. Его слова озадачивали Катю все больше и больше.

– Не понимаю, – произнесла она. – Из Рио деньги перекочевали в Панаму, потом в Женеву. Швейцарская полиция и руководители банка знают, что эти деньги были похищены. Они должны были бы проследить движение этого счета и выявить, кому он принадлежит. Почему они ничего не делают?

– Потому что в Швейцарии существуют законы секретного ведения банковских дел.

– Даже если было совершено преступление?

– Под улицами Цюриха все еще хранятся награбленные нацистами богатства. Существуют, конечно, возможности с помощью соответствующей документации и ангельского терпения добиться специального судебного рассмотрения того, можно ли раскрыть счет или нет. Но на это уйдут годы, и только в одном-двух случаях из тысячи можно добиться какого-то успеха.

– Поэтому мы сдаемся, вы это хотите сказать?

– Я заслуживаю несколько лучшего мнения, – упрекнул ее Арманд. – Что бы там ни думали некоторые, но швейцарцы вполне нормальные люди.

– Знакомы ли вам директора или чиновники, которые могли бы нам помочь? – с надеждой спросила Катя.

– Такие люди имеются, но я говорю не о них. Директор банка, который непосредственно имеет дело с клиентами, никогда не нарушит их доверие к себе. Но чиновники – служащие, которые занимаются частными вопросами, для которых счет не олицетворяется ни с кем конкретно, для которых это только цифра, – помогут нам. Если смогут.

– Значит, у вас все-таки есть кто-то!

– Не хочу подогревать ваши надежды, – предостерег Арманд. – Тут предстоит сделать очень много.

Катя кивнула. Она никогда не отличалась терпением. Ее жизнь коверкалась и разрушалась, а единственное, что могла сделать она – это пытаться схватить тени. Но, во всяком случае, на один вопрос она могла бы получить прямой ответ.

– Арманд, я кое-что слышала о Дэвиде Кэботе. Он резко взглянул на нее:

– От кого?

– От Джасмин.

– Понятно. И что же сказала Джасмин? Катя глубоко вздохнула:

– Она рассказала мне, что семья Дэвида Кэбота погибла от рук пиратов, когда они плыли на судне. Уцелел лишь один Кэбот. После этого случая вы взяли его к себе.

Арманд выбрал себе сигару из ящичка, который подал ему официант, откусил кончик и раскурил ее.

– Это правда. Но на этом история не заканчивается.

Если хотите, я вам расскажу об этом, но с одним условием – вы никогда и никому не передадите эти подробности.

– Обещаю. Арманд кивнул:

– Очень хорошо. Возможно, вы слышали рассказы о современной работорговле в этой части земного шара. Большинство из них правдивы. Открытые много веков назад пути такой работорговли используются и в наши дни. Не изменились и их жертвы. Их привозят из Африки, Индии, Европы. Дети, девочки и мальчики, подростки, молодые женщины… Дэвид чуть не стал одним из таких рабов.

Арманд ничего от нее не утаил, рассказанные ужасы заставили Катю содрогнуться.

– Это явилось одной из причин, почему мы с вашим отцом создали «Интерармко», – продолжал Арманд, – для того чтобы получить орудие для ликвидации организаций, процветающих на рабстве и человеческих страданиях. Дэвид – один из тех, кто занимается этим.

Арманд откинулся назад, его глаза увлажнились.

– Не думаю, что мне приходилось встречать другого человека, который перенес бы такие муки, как Дэвид. Его тянет к этим похищенным и оскорбленным детям, как бабочку к пламени, потому что он чуть не стал одним из таких детей.

О нем можно рассказать много историй. О том, как он проникал все глубже в иерархию работорговцев, узнавал, на каких кораблях перевозят детей, к каким причалам они пристанут, где будут содержать детей до аукциона. Однажды Дэвид решил накрыть их. Суда взорвались при таинственных обстоятельствах, вышли из строя паровые котлы, складские помещения охватил огонь, бесследно пропали некоторые работорговцы.

Дэвид не знает, сколько он спас детей. Да ему это и неважно. Он убежден лишь в одном – если он может спасти ребенка от рабства, то этого уже достаточно. Видите ли, Катя, в Дэвиде до сих пор живет тот пришедший в ужас мальчик, на глазах которого убивали его родителей, которого схватили и бросили к другим похищенным детям. Они поняли тогда, что может с ними случиться… Вот почему он не оставит своего занятия до последнего дня своей жизни.

Катя почувствовала, как по ее спине побежали мурашки. Она вспомнила суровый взгляд Дэвида Кэбота, его предостережение ей в тот вечер, когда они встретились, хваткость, подобную электрическим разрядам, его пальцев, когда он прикасался к ней.

– Значит, вот почему вы ему доверяете, – наконец выговорила она.

– Как самому себе, – спокойно добавил Арманд.

– Удалось ли ему что-нибудь раскопать с момента нашего последнего разговора?

– Пока нет. Но позже я буду опять разговаривать с ним.

Катя протянула руку и притронулась к рукаву Арманда:

– И мой отец тоже занимался этим?

– Еще как! С самого начала, не переставая, потому что работорговля никогда не прекращается. Это чудовище с тысячью голов. Отрубите одну, останутся другие. Несколько лет назад я думал, что мы близки к ликвидации основных организаций, действующих на Ближнем Востоке. И мы действительно были близки к этому! Но на месте пяти прежних возникла новая. Несмотря на все усилия Дэвида, мы до сих пор не можем назвать человека, который заправляет ею.

Катя допила коньяк, наблюдая, как Арманд подписывает чек. Ее потрясли его откровения. Они заставили ее не только посмотреть на мужчину, который сидел напротив, и увидеть его в ином свете, но и мысленно вернуться назад, к своему отцу и к секретной жизни, которую он вел, не давая ни малейших поводов для подозрений.

«Сколько нового придется еще открыть? – гадала Катя. – Куда это может завести?»

Отодвигая стул Кати, Арманд сказал:

– Перед этим я разговаривал с Эмилем. Он упомянул о том, что вы обсуждали что-то, что случилось примерно в то же время, когда банк оказался в беде, что-то связанное с одним из служащих «Мэритайм континентала».

Катя не сразу вспомнила, на что намекал Эмиль.

– Ах, это! Один из сотрудников банка погиб во время пожара. Такое совпадение мне показалось очень странным. Но я навела справки, и вроде бы там связи никакой не было.

– Почему вы мне не сказали об этом?

Она пожала плечами, потом кратко рассказала о пожаре в Гринвич-Виллидже, когда сгорел служащий коммуникационного отдела по имени Майкл Сэмсон, о споем посещении Прюденс Темплтон, сотрудницы «Мэритайм континентала», которая опознала труп.

– Никакой связи там не было, – заключила она.

– Из того, что вы поведали, и не могло быть, – согласился Арманд, – Как вы и сказали, это совпадение.

Выходя из ресторана, Арманд заметил:

– Надеюсь, вы больше не сердитесь на меня, Катя? Катю тронули эти слова.

– Я не большой специалист, когда дело касается секретов.

– Если нам немного повезет, то скоро никаких секретов не останется.

Катя думала, что в словах Арманда больше правды, чем думал он сам. Все говорили ей, что Бейрут – это такой город, где основным товаром является информация. Поскольку это так, то ей пора заняться добыванием ее.

В этот вечер, как он и сказал Кате, Арманд разговаривал с Дэвидом, который по-прежнему находился на юге Франции.

– Местные жители утверждают, что он находится здесь, – сообщил ему Дэвид, имея в виду британского банкира. – Он орнитолог-любитель. Видимо, для него привычно отправляться в холмы на три-четыре дня. Мне остается лишь ждать его возвращения.

– Может быть, ждать его не стоит? – высказал предположение Арманд.

Он быстро передал Дэвиду смысл разговора с Катей и сообщил о странных обстоятельствах смерти Майкла Сэмсона.

– Хотел бы получить дополнительную информацию о нем, – закончил разговор Арманд. – Не можешь ли ты сделать это с места своего нынешнего пребывания?

– Я нахожусь в часе езды от Канн, где у меня есть несколько людей, которые могли бы помочь в этом. Женева сделает остальное.

– Может быть, это ложный след, Дэвид? Не хотелось бы упускать Мортона.

– Не упущу. Местным полицейским он не очень нравится. Держит себя как надменный выскочка. Они поддержат меня.

– Будь осторожен.

В прозвучавшем ответе Дэвида Арманду послышалась слабая улыбка.

– Удачи, Арманд.

– Ваше предчувствие оправдалось, – сказал примерно через сорок восемь часов Дэвид Арманду. – С Майклом Сэмсоном связано больше… или меньше, в зависимости от того, как вы относитесь к этому.

Он передал то, что удалось обнаружить.

– Его следы пропадают на Мальте, – задумчиво произнес Арманд, впитав в себя все, что сообщил ему Дэвид.

– Верно то, что «Мэритайм континентал» получил биографические данные на Сэмсона из банка «Сауэр» в Цюрихе. А «Сауэр», в свою очередь, получил их из двух французских банков, в том числе от «Креди Фонсье», его первого места работы. Они мне сообщили, что его документы об учебе во Франции и о пребывании на Мальте изъяты.

– А что имеется в Политехническом училище?

– Тут вышла закавыка. Они приняли Сэмсона по документам из американского университета в Бейруте.

– И что же? – подтолкнул его Арманд.

– Но по архивным данным АУБ, Сэмсон является гражданином Мальты.

– Сколько же мальтийцев училось в этом университете? – спросил Арманд.

– За последние семьдесят лет трое.

– Этот сукин сын такой же мальтиец, как я! И мы еще содрали с него не все слои.

– Вы думаете, что может существовать связь между Сэмсоном и тем, что произошло в «Мэритайм континентале»?

– Пока что я могу биться об заклад, что Сэмсон не является мальтийцем. Он создал себе это продуманное и очень удачное прикрытие. Зачем? Ответ может иметь какое-то отношение к «Мэритайм континенталу». Мы узнаем об этом больше после того, как закончим с Мортоном и будем готовы двинуться дальше.

– Куда мне предстоит поехать? – мягко спросил Дэвид.

– Полагаю, что это очевидно – на Мальту.

Алехандро Лопес не относился к людям, которые привлекали к себе внимание. Он был худощавым и жилистым до такой степени, что мог показаться просто тощим, с гладкой смуглой кожей, из-за чего его можно было принять за араба, грека или жителя юга Италии. Женщины затруднялись определить, сколько ему лет. Под осторожными черными глазами нависли мешки, но густая шевелюра черных волос и отличные белые зубы могли отнести его к молодым людям. Однако все сходились на том, что Алехандро Лопес был очаровательным джентльменом, несомненно, хорошо воспитанным и много путешествовавшим человеком и удивлялись, почему он так и не попал в семейную ловушку.

Лопес был торговцем вином. Его предприятие процветало в британском протекторате Гибралтар. Там он был всем известен, к нему относились приветливо. Лопес поставлял для английского гарнизона прекрасное вино по оптовым ценам и даже доставал к особым случаям вина определенной выдержки. В его магазине и на складах работали с дюжину человек, которые все соглашались, что Лопес был справедливым и щедрым хозяином. Хозяйка дома, в котором он жил, овдовела и подумывала о вторичном замужестве, положив на него глаз.

Никого не удивляло, что значительную часть времени Лопес проводил за пределами Гибралтара. Считалось вполне естественным, что ему надо повсюду ездить, чтобы наводить справки о виноградниках, присутствовать на дегустациях. И действительно, паспорт Лопеса был залеплен штампами дюжины стран Средиземноморья, начиная от Португалии и кончая Турцией.

У себя в кабинете он много времени тратил на телефонные разговоры. Благодаря военному присутствию Англии, Гибралтар превратился в одну из стран Европы с наиболее эффективной системой в области коммуникаций. Хотя из-за испанской допотопной связи телефон было дьявольски трудно заполучить, британские друзья Лопеса позаботились о том, чтобы он получил доступ к специальным линиям связи. В конце концов надежная телефонная связь жизненно необходима торговцу, который ведет дела по всему Средиземноморью.

Она незаменима также и для убийцы, а Алехандро Лопес представлялся нанимавшим такого рода «специалистов» одним из лучших в мире.

Он находился в своем кабинете, просматривая счета, когда смазливая секретарша сообщила ему, что на проводе находится какой-то джентльмен, который спрашивает о шампанском определенного года выдержки. Лопес поблагодарил ее и взял трубку. Учитывая краткость разговора, секретарша заключила, что ее хозяин не смог выполнить этого заказа.

Лопес отобедал в обычное время. Но вместо того чтобы отправиться в один из ресторанов, которые он посещал, он встретился с полковником, которому поставлял в офицерский клуб один из лучших сортов шотландского виски.

В середине легкого обеда из дуврской камбалы, Лопес прикинулся, что ему надо позвонить по телефону. Хозяин оказался достаточно любезным и позволил ему поговорить по своему телефону в библиотеке, без посторонних. Именно оттуда он связался с Бейрутом.

– Говорит Чарльз, – произнес Лопес спокойным, лишенным акцента или какой-либо интонации голосом.

Голос на другом конце провода звучал холодно и издалека.

– Надо сделать кое-что еще.

– Что именно?

Голос назвал вызывающие ужас подробности и закончил словами:

– Поскорее. Так скоро, как только сможешь. Лопес быстренько мысленно прикинул.

– Это обойдется дороже. На двадцать процентов.

– Деньги будут переведены телеграфом в Цюрих сегодня вечером. Вторая часть суммы за это дело.

– Спасибо, Бейрут. Когда дело будет сделано, вы об этом узнаете.

Когда Лопес возвратился к столу, хозяин спросил его:

– Надеюсь, хорошие новости? Тот улыбнулся и вздохнул:

– Боюсь, что мне опять придется отправиться в поездку.

На кровати на куче смятых простыней лежал Майкл и смотрел, как Джасмин наводит макияж.

– Не думаю, что они пустят тебя в «Гиппопотама» в такой одежде, – заметила Джасмин, глядя на голый торс Майкла в свое маленькое зеркальце.

– Пустят, если узнают, что мне принадлежит пятьдесят процентов стоимости клуба, – лениво отозвался он.

– Где бы у вас ни возникала такая собственность, постарайтесь оставаться очень молчаливым партнером, – посоветовала она ему.

Он пристально посмотрел на нее.

– Приятно возвратиться назад, Джасмин. Встретиться с тобой. Снова стать Майклом Саиди.

В отсутствие Майкла Джасмин присматривала в Бейруте за его разрастающимся состоянием, сделанным на торговле наркотиками и на белой работорговле. Хотя ее и подмывало искушение оттяпать у него несколько миллионов долларов, которые так были нужны для осуществления планов с Луисом, она все же удержалась и не сделала этого. Майкл еще некоторое время был полезен для нее… Поэтому она создала подставную корпорацию по скупке небольших кусков недвижимости, акций ночных клубов, ресторанов, магазинчиков мод, даже рысистых лошадей. Все это входило в заключительную часть ее плана по возвращению в бейрутское общество Майкла Саиди, бизнесмена, добившегося успеха своим трудом.

Даже она поразилась, как удачно изменил черты лица Майкла хирург по пластическим операциям в Рио-де-Жанейро. Она взяла фотографию Майкла, сделанную в Нью-Йорке, и заставила его встать рядом. Потом она проделала такую же операцию с фотографией, сделанной до его отъезда из Бейрута. Переход оказался великолепным. Никто не скажет, что возмужавший Майкл Саиди не стал именно тем человеком, которым он сегодня является. Да, в том, что касается остального мира, Майкл Сэмсон умер окончательно.

– Просто фантастика, не правда ли? – лениво заметил Майкл, следя глазами за пальцами Джасмин, которыми она провела по своей икре вдоль бедра, поправляя чулок. – Арманд перевернул на Ближнем Востоке все вверх тормашками, стараясь накрыть эту новую «организацию по работорговле», но не может догадаться заглянуть к себе во двор. Не может сообразить, что я и есть тот призрак, за которым он гоняется… Господи, представляю, какое на его лице появится выражение, если он узнает правду!

– Возможно, но заранее не торжествуй и не недооценивай Арманда, – предупредила его Джасмин. – Немало людей уже поплатились за такую недооценку.

– Но ты же никогда не позволишь ему подойти ко мне слишком близко, правда, Джасмин? – мягко произнес Майкл, протягивая руку к ее ноге.

– Я хочу, чтобы ты кое-что сделал, – сказала Джасмин, отстраняя его руку и меняя тему разговора. – В Бейрут приехала дочь Александра Мейзера.

Майкл уже слышал об этом в Бейрутском агентстве печати, но не стал прерывать Джасмин.

– Похоже, что она намеревается докопаться до дна того, что произошло в «Мэритайм континентале». С нашей стороны было бы мудро быть в курсе того, как у нее идут дела. Что ты думаешь об этом?

– А как нам это сделать? – спросил Майкл, заранее зная ответ.

– Не скромничай, – нетерпеливо отозвалась Джасмин. – Пусти в ход свои безотказные чары.

– Даже если для этого придется с ней переспать? Глаза Джасмин сверкнули.

– Она молода, практически одинока в этом городе, который ей абсолютно непонятен. А в довершение ко всему, совсем неопытная. Я склонна думать, Майкл, что некоторая доброта и дружеские чувства к ней окажутся достаточными, чтобы свести тебя с мисс Катериной Мейзер.

Он задумчиво посмотрел на нее.

– Ты беспокоишься за нее, правда?

– От нее могут быть осложнения, – отрезала она. – Постарайся, чтобы осложнения не оказались самыми худшими.

– А что ты скажешь об Арманде?

Джасмин прошлась по комнате, шурша шелком. На ней были чулки и пояс с резинками, но не было трусиков. Она остановилась возле Майкла, пылко взглянула на него, схватила его голову и притянула ее к своему паху.

– Он превратился в проблему, – прошептала она. – Просто настоящая трагедия…

Самыми занятыми были недели перед бейрутским карнавалом, и текущий год не стал исключением. Игровые салоны переполнились. В полночь Арманд совершал свой обычный обход казино, исполнял ритуал, которого ждали от него и служащие, и игроки. На жаргоне казино это называлось «надеть личину». Для каждого появлялась возможность лично подойти к Арманду, высказать замечания, поднять вопросы, затронуть проблемы.

Свой обход он начал с основных салонов, останавливаясь возле каждого стола, чтобы обменяться взглядами с крупье. Он шепнул несколько ободряющих слов бейрутским «кондорам» – дамам преклонного возраста, накрашенным и в париках, выдержка которых давала фору даже наиболее закаленным дилерам. После шести или семи часов игры «кондоры» просто разогревались. Арманд быстро прошел через «Американский зал», чтобы взглянуть на туристов с корабля, которые толпились возле игровых автоматов. Потом он заглянул в индивидуальные комнаты и понаблюдал за лихорадочной игрой бизнесменов из Гонконга. Во всем свете нельзя было найти похожих на них игроков. Капризы карточной игры доводили их до исступления. Они без конца пили и курили и, несмотря на прохладную, приятную температуру комнаты, отчаянно потели. Они скрежетали и щелкали зубами, издавали негромкие завывания, как бы моля богов послать им удачу. Арманд наблюдал за их игрой целых полчаса, в течение которого в кованые сундуки «Казино де Парадиз» добавился еще миллион долларов.

Точно по графику Арманд появился на кухне, в самый разгар горячки с ужином. Каким-то образом, несмотря на крики, толкотню и тарарам всей атмосферы, там все равно будут приготовлены и поданы четыре сотни великолепных блюд. Шеф-повара отзывались на его приветствия рассеянным помахиванием рук. Арманд не обижался на них за это. Лучшие шеф-повара были напряжены, как рысистые кони, и столь же чувствительны к любому резкому слову, как был хрупок майсенский фарфор, в котором подавались их творения. Из кухни и вспомогательных комнат он двинулся в прохладную темноту винного подвала.

Слово «подвал» не совсем подходило для этого помещения. Коллекция вин в «Казино де Парадиз» превышала сто тысяч бутылок, размещенных в том, что следовало бы назвать пещерой. И действительно, предки Арманда Фремонта вырубили огромное помещение в скале. В результате удалось получить идеальные для крепких вин температуру и влажность. Так же как и достичь многого другого.

Арманд старательно закрывал за собой каждую дверь. Красные световые точки показывали основные системы сигнализации. По ним он отсчитывал свой путь. Он проходил мимо стеллажей, где содержались марочные вина, о которых мог только мечтать гурман, уходя все дальше в глубь подвала, пока не достиг резной деревянной двери, укрепленной железными перекладинами.

В Ливане, как и везде на Ближнем Востоке, в больших домах, в замках, мечетях и монастырях – везде существуют задвижки, которые позволяют находящимся внутри скрыться во время нападения или осады или тайком получить подкрепление, пищу и амуницию. У казино было два таких выхода, которые соединяли это место с каменистыми холмами возле кораллового побережья и с целым лабиринтом туннелей, которые в конечном итоге выходили к морю. Один путь вел непосредственно в туннели и был особенно опасным.

Если человек не знал, какой надо выбрать туннель и где повернуть, то он мог заблудиться там на неопределенное время. Второй путь шел непосредственно к холмам и к ловко замаскированному выходу. Здесь тоже были устроены ловушки и западни для рассеянных или неосторожных людей, которые могли случайно оказаться возле туннеля. Но такая возможность не угрожала человеку, который пришел сюда, чтобы встретить Арманда, поскольку он всю свою жизнь провел среди этих холмов.

– Добрый вечер, аббат.

– Привет, Арманд, друг мой.

Двое мужчин обнялись. Настоятель монастыря, который принял имя Джон, когда пришел сюда послушником, принадлежал к ордену Третьего Креста. Теперь он возглавлял греческий православный монастырь, расположенный среди холмов между Бейрутом и Джунией. В арабском мире он был уникален, потому что ни разу за свою тысячелетнюю историю не подвергся разграблению и ни разу монахи не покидали его.

С аббатом Арманда познакомил еще его дед. Уже тогда аббат был пожилым человеком. Теперь же он достиг библейского возраста – восьмидесяти лет. Несмотря на это, он руководил орденом с беспрекословным авторитетом. Среди братии этого ордена находились наиболее образованные и опытные люди Ливана, имевшие глубокие познания во многих областях – от инженерного дела до медицины. Это обеспечивало ордену независимое от светского мира существование. В ворота монастыря не пускали никаких посетителей, и для постороннего взгляда орден ничем другим не занимался, кроме обработки полей и поклонения великой славе Господа.

Арманд часто задумывался над тем, как Господь относился к этой группе людей. Несмотря на все свое смирение и отрешенность от мирских дел, монахи ордена Третьего Креста располагали самой разветвленной и надежной разведывательной сетью в стране. Они ездили по всему Ливану, находились среди людей, которые уважали их или были к ним безразличны. Они могли слушать разговоры на дюжине различных языков и аккуратно записывали их содержание. В конце концов весь собранный материал поступал аббату, а тот делился им только с одним человеком, который, как он был убежден, никогда не предаст страну ради личной выгоды. С Армандом Фремонтом.

В течение многих лет аббат передавал Арманду очень ценную информацию. Фрагменты вещественных доказательств, тщательно собранные в таинственных местах, старательно изучались, превращаясь в орудие, которым очень умело пользовался Арманд. Против людей, которые ставили себя выше закона, для которых коррупция была обычным явлением, которые интриговали и использовали насилие против тех, кто им грозил или разоблачал их. Именно к ним являлся Арманд и намекал, что ему известны их секреты, ломал их всего несколькими словами; его угрозы превращались в такое же острое оружие, как кинжалы.

Сотрудничество аббата этим не исчерпывалось. Британия принимала активное участие в никогда не заканчивавшейся битве Арманда с работорговцами. Иногда было достаточно подслушанного слова или неосторожного замечания, чтобы дать Арманду важную нить.

И Арманд, и аббат скрупулезно соблюдали правила таких встреч. В большинстве случаев винный погреб казино оказывался наилучшим местом встречи. Нога Арманда никогда не переступала порога монастыря. Никогда раньше аббат не просил о встрече с такой срочностью.

– Друг мой, какое неотложное дело привело нас сюда? – спросил Арманд.

Аббат обошел вокруг небольшого стола, теребя пальцами тяжелый серебряный крест.

– Арманд, известно ли тебе, что большинство людей полагает, что направляемый в Америку опиум поступает из Турции?

– Да, большая его часть.

– Появился новый источник, – тихим голосом произнес аббат. – Здесь, в Ливане. В долине Бекаа.

Арманд не мог в это поверить. Ничего подобного прежде он не слышал.

– Известно ли тебе, где именно в Бекаа? – спросил он. – Кто может стоять за этим?

– Пока неизвестно. Бекаа – настоящий рассадник воров и убийц. Даже нам трудно получить оттуда точную информацию. Но мы продолжим свои усилия. – Аббат помолчал. – Возрос также приток оружия в страну. Оружие везут отовсюду – из Европы, Советского Союза, даже из Соединенных Штатов.

Он подал Арманду копию доклада ливанской таможни.

– Получена нами от одного из правоверных, – заметил он с грустной улыбкой.

Арманд просмотрел доклад.

– Тут говорится, что правительству удается перехватывать менее десяти процентов того, что поступает в страну, – пробормотал он, взглянув на аббата. – А это значит, что в руках у неизвестных людей скопились тысячи единиц огнестрельного оружия. И все это оружие будет использоваться.

– Кем же? – с тревогой спросил аббат.

– Любым, кто может купить его! – ответил Арманд. – Ты же знаешь, сколько у нас существует сект и отколовшихся групп – друзы, шииты, сунниты, марониты, копты. Легко просматриваются различия между ними, а за различиями скрывается ненависть. Каждая группа имеет своих сторонников, кучи денег. Каждый понимает, что не может позволить вооружаться другому и не бояться нападения и гибели. Поэтому все покупают оружие, аббат. Если этот процесс не остановить, то придется заводить на улицах частную милицию, разбивать город на районы и воевать в порядке самозащиты.

Аббат испуганно посмотрел на Арманда:

– Может начаться гражданская война. Самая жестокая и ужасная, одна конфессия против другой, секта против секты… Но кому это нужно?! – воскликнул он. – Это все равно что разжечь пожар, который будет трудно погасить.

– Кому-то это нужно, – произнес Арманд тихим голосом. – Кто-то стремится погубить Ливан. Кто-то сообразил, насколько хрупка эта страна, как легко можно разжечь здесь ненависть. А когда начнутся убийства, тогда ливанская кровная месть довершит дело. Резня может продолжаться годы.

Аббат некоторое время помолчал, потом произнес:

– Боюсь, что это еще не все.

– А что же? – спросил Арманд.

– Не что, а кто.

Грусть и испуг, отразившиеся в глазах его друга, больно кольнули сердце Арманда.

– Говорите, аббат!

– Один из наших братьев в Танжере передал нам слух об убийце, который известен под кличкой «Бахус». Возможно, он живет в Испании или в Гибралтаре. Снискал репутацию одного из лучших в мире убийц.

– Я вам обеспечу любую нужную защиту, – моментально отреагировал Арманд.

Аббат поднял руку:

– Ты не понимаешь. Беспокоиться надо не обо мне. Ходят слухи, Арманд, что охота ведется на тебя.

Убедившись, что аббат благополучно удалился, Арманд возвратился в казино. Он постарался не торопиться, минуя толпы с привычным изяществом манер, останавливаясь, чтобы поболтать с гостями. Когда он пришел в «Кристалл», то закрыл за собой дверь на замок и позвонил в Южную Францию. Дэвид Кэбот ответил после первого же звонка.

Когда Арманд сообщил ему о предостережении аббата, Дэвид произнес:

– Значит, шакалы вылезают наружу… Мы потревожили их.

– Но, может быть, это всего лишь слухи, – напомнил ему Арманд.

– Тогда бы аббат не стал поднимать тревогу, – возразил Дэвид убежденным тоном.

– Не думаешь ли ты, что это тот же ублюдок, который подловил Александра?

– Уверен в этом.

– Стало быть, отсюда следует…

– Что кто бы ни погубил Алекса, теперь нацелился на вас.

Арманд закрыл глаза. Его спину обдало холодом, как будто кто-то приложил к нему глыбу льда, чтобы отметить место, куда должна угодить пуля.

– Я возвращусь как можно быстрее, – продолжал Дэвид. – Самое позднее, завтра вечером.

– Но Мортон…

– Я договорился о том, что его схватят, как только он вновь покажется. Эта история уже переросла его, Арманд. Вы оказались в опасности как раз потому, что мы разыскиваем Мортона. – Дэвид помолчал. – Не хочу оставлять вас одного. Прихватите домой кого-нибудь из службы безопасности казино. Своих людей я отправлю из Женевы в Бейрут завтра же с утра.

– Дэвид, относительно Кати…

– Она вне опасности. К тому же я не хочу, чтобы мы выдали себя. Мы не может дать телохранителей, не сообщив ей о том, что происходит. – Дэвид почувствовал, что у Арманда остаются опасения. – Завтра вечером я приеду, – повторил он. – Если ситуация изменится, то поверьте мне, я позабочусь об ее охране.

– Спасибо, Дэвид.

– Позаботьтесь о своей безопасности нынешней ночью, Арманд. А завтра я обеспечу вам такую защиту, что никто не сможет приблизиться к вам на расстояние плевка.

С крыши ресторана отеля «Ориент» в Танжере открывался вид на всю гавань. Удивительно, но пища была здесь достаточно хорошая, хотя список вин, с точки зрения Алехандро Лопеса, оставлял желать много лучшего.

Несмотря на все это, его экскурсия в Танжер оказалась полезной. Кому надо – были сунуты деньги, кто нужно – пустил слух о наемном убийце, который охотился за Армандом Фремонтом. Лопес был уверен, что к этому моменту до Фремонта дошло ровно столько, сколько хотел Лопес. Достаточно, чтобы непреднамеренно выполнять роль приманки.

 

ГЛАВА 15

Ежегодный карнавальный прием у Джасмин Фремонт, который она устраивала за неделю до парада и других праздничных мероприятий, превратился в непременное событие для бейрутского общества. На практике список приглашенных часто использовался, чтобы определить, какое место занимал тот или другой человек по степени своей важности. Те, кто попадал в этот список, обязательно приглашались на все важные события будущего года. А те, кого не оказывалось в этом списке, могли вытаскивать старые сундуки и начинать укладывать вещи, чтобы отправиться куда-нибудь подальше от Бейрута.

Катя прибыла в самый разгар приема, в одиннадцать часов, одетая в красный креповый жакет, легкие шаровары, с вуалевым шарфом на голове.

– Вы выглядите чересчур великолепно! – воскликнула Джасмин, беря Катю за руку.

Сама Джасмин была одета от Эммануэля Хана, в своего рода вязаную трубу из шелкового джерси. Ее украшали только что полученные из Рима украшения, изготовленные у Пако Рабанна. Катя подумала, что такое платье из прозрачного материала является мечтой евнухов любого гарема.

Джасмин по дороге останавливалась, чтобы представить Катю, которую удивляло, что ее встречали с большим радушием, как где-то пропадавшую родственницу. Люди, казалось, знали о ней все, хотя их она видела впервые.

– Когда речь заходит о самом главном, то Бейрут оказывается небольшим городом, – шепнула ей Джасмин.

За залом танцев располагалось помещение, огороженное полированными панелями, картины на которых отражали славные дни Персидской империи. Красные, черные, голубые и золотистые масляные краски мерцали на блестящих поверхностях, отполированных в течение веков. За панелями стоял большой квадратный стол высотой до колена, а вокруг лежали подушки.

– Вы помните Луиса и Пьера? – заметила Джасмин.

– Конечно.

Оба мужчины омыли пальцы в серебряной чаше и поднялись, чтобы приветствовать Катю.

– Очень рад, что все-таки пришли, – сказал Луис.

– Эти слова точно передают и мои чувства, – добавил Пьер. – Пожалуйста, не хотите ли вы перекусить?

Катя взглянула на Джасмин, которая посоветовала:

– Рекомендую что-нибудь съесть. Вечер только начался.

Сняв туфли на высоких каблуках, Катя удобно устроилась на подушках.

– Что бы там ни было, – заметила она, указывая на дымящиеся противни на столе, – запах замечательный.

– Ливанцы называют это блюдо «Розарий дервиша», – объяснил ей Пьер. – Баранина, баклажаны, цукини, помидоры и лук, порезанные ломтиками, сдобренные корицей и другими специями. Все это тушится в противне, который стоит перед вами. Хотите, я положу вам?

Блюдо оказалось даже более замечательным, чем Катя представляла себе. Она быстро освоилась с тем, чтобы сидеть на подушках и одновременно кушать. Холодное, терпкое белое вино из Греции служило прекрасным дополнением к трапезе.

– Вы должны нас извинить, что мы не нанесли вам визита, – извинился Луис, отправляя баклаву в рот прямо пальцами. – У вас были неприятности. Мы вздохнули с облегчением, когда Джасмин сообщила нам, что обстоятельства переменились к лучшему.

– Это действительно так, – вставила Катя, прожевывая пищу, гадая, как много Джасмин рассказала им, сама не желая сообщать им ничего дополнительного.

– Теперь, когда вы здесь окончательно освоились, надеюсь, мы будем видеть вас чаще, – тактично заметил Луис.

– И если я смогу чем-то помочь вам или Арманду, пожалуйста, скажите мне об этом, – добавил Пьер.

Катя продолжала подкладывать себе «Розарий», а к столу подошли несколько мужчин, которые кратко побеседовали с Луисом. Все они были в дорогих одеждах, держали себя очень уверенно.

Катя почувствовала в них привычку к власти.

– Кто они такие? – шепнула она в удобный момент Пьеру.

– Ах… ну, Джасмин при сложившихся обстоятельствах не сказала бы вам об этом. Видите ли, я хочу сказать, что Луис баллотируется в президенты Ливана. Эти мужчины – очень богатые, очень влиятельные – относятся к числу основных его сторонников. У Луиса большая поддержка по всей стране.

Катю охватило волнение. Когда она украдкой опять взглянула на Луиса, то обнаружила, что смотрит на него совсем другими глазами. Он уже не казался ей таким холеным, несколько чрезмерно смазливым мужем, который бледнел в сравнении с зажигательной личностью Джасмин. Хотя мужчины, подходившие к Луису, все были старше его, они оказывали ему знаки большого уважения, задавали ему вопросы и, не перебивая, слушали, что он им говорил. Что же касается Луиса, то его черты утратили вялость. Он представлялся теперь ей живым, энергичным, полностью контролировавшим свои поступки. На Катю произвело впечатление то, что она увидела, и она поделилась своими наблюдениями с Пьером.

– Луис сочтет за большое удовольствие побеседовать с вами, – отозвался Пьер. – Может быть, когда ваши дела прояснятся. Он восторгается американской политикой, особенно политикой покойного президента Кеннеди. Кто знает? Может быть, вы дадите ему какой-то совет… Вы же юрист.

Катя засмеялась:

– Думаю, что у Луиса отлично получается и без моей помощи.

Катя заканчивала свой ужин, а Пьер болтал. Но когда мимо прошла красивая девушка с приклеившимися к ней молодыми жеребцами с каждой стороны, добродушное настроение Пьера сразу пропало.

– Пьер, меня это не касается, – мягко произнесла Катя. – Но если вам надо кого-то увидеть…

Пьер сильно покраснел:

– Виноват. Мне надо было представить вас. Это – Клео. Она и я… то есть мы… мы с ней живем вместе.

– Вот и прекрасно! – искренне воскликнула Катя. – Да… вполне может быть.

В этот момент Катя увидела в глазах Пьера боль подозрений, агонию предательства, которая все еще не прошла, но которая несомненно пройдет. Катя сердцем потянулась к нему. Разве она сможет когда-нибудь забыть то утро, когда Тед вернулся домой, принеся с собой запахи другой женщины?

– Прошу прощения, Катя, – извинился Пьер, нарушая воцарившуюся тишину.

Катя смотрела, как он уходит, очень надеясь на то, что Пьеру повезет больше, чем ей самой.

– Должен перед вами извиниться, – произнес Луис, скользя по подушкам поближе к ней. – Я был ужасно невнимателен к вам. – Луис внимательно посмотрел на Катю. – Господи, да у вас такой вид, как будто вы увидели привидение!

Катя сумела улыбнуться:

– Просто бесененка, – но она тут же изменила тему: – Пьер сообщил мне, что вы кандидат в президенты. Новость просто захватывающая.

– Она не содержит ничего иного, кроме тяжелого труда, – скромно возразил Луис. – Но, в общем, вы правы, в Ливане можно сделать очень многое.

– Что именно вы намерены сделать, если вас выберут? Луис поморгал.

– Ну, пожалуй, то, что делал до меня каждый президент. Позабочусь о том, чтобы ничто не менялось. Мир больше всего стремится к стабильности, Катя. Ливан процветает, потому что люди знают, что находятся здесь в безопасности. Наши законы о секретных банковских операциях почище швейцарских, наша роскошь и развлечения соперничают с лучшими мировыми образцами. Сюда приезжают каждый год миллионы туристов и бизнесменов, потому что мы превратили Бейрут в перекресток между Востоком и Западом. Вот что надо будет охранять и способствовать процветанию. – Он помолчал. – Но не забывайте, что у нас тут набилось два миллиона человек на территории меньше чем Швейцария. У нас представлены с полдюжины национальностей и вдвое больше религиозных конфессий и сект. Всегда сохраняются подспудные опасения того, что все эти различия приведут к полному расколу страны.

Я расскажу вам притчу. Старый мусульманин, лежа на смертном одре, приглашает к себе маронитского священника и настоятельно просит его обратить его в христианскую веру. Семья старика поражена и просит его объяснить, почему он это делает. Мусульманин подмигнул и прошептал: «Лучше, если умрет еще один из них, а не из нас». Вот вам Ливан, как в капле воды, Катерина. Разногласия и предрассудки разделяют нас в течение тысячелетий. По нынешним правилам, каждая религиозная группа имеет гарантированное право участвовать в управлении. Каждая Группа знает, что ее члены могут к кому-то обратиться в поисках справедливости и соблюдения честных правил игры.

Кате было интересно, кто написал эти строчки для Луиса. Она не сомневалась в его искренности и страстности, но задавала себе вопрос: действительно ли Луис был достаточно крепок, чтобы держать в узде те самые силы, которые он описывал? Силы, которые, казалось, могут пробудиться в любой момент и одолеть начинающего колдуна.

– Простите, Луис, но Джасмин вас разыскивает.

Катя взглянула на говорившего, привлеченная звучанием его низкого, мягкого голоса. Он без стеснения пожирал ее глазами. Когда Луис удалился, незнакомец пригласил ее на танец. Подойдя к танцевальной площадке, он обнял ее для танца, она представилась этому неотразимому мужчине и спросила, как его зовут.

– Майкл. Майкл Саиди.

Джасмин и находящийся с ней рядом Луис наблюдали за каждым шагом Майкла и Кати, стоя на другой стороне зала для танцев.

– Ты ей сказал это? – спросила Джасмин, не отрывая взгляда от танцоров.

– Точно в тех словах, как мы и задумали.

– И что?

Луис пожал плечами:

– Она американская либералка. Считает, что Корпус мира может решить любые мировые проблемы. Однако достаточно сообразительна, чтобы понять, что существуют вещи, которых она не знает и не может оценить.

Джасмин медленно кивнула и наблюдала, как парочка двигалась на танцевальной площадке.

– Хорошо. Теперь она в руках отличного учителя.

Впервые с того ужасного вечера в Беркли-Хиллс Катя забыла о потрясениях в своей жизни. Этому способствовало сочетание обстановки, стечение обстоятельств и музыкальных мелодий. Но этому способствовало и то, что она находилась в объятиях мужчины, который получал наслаждение от ее присутствия, который никак не был связан с цепочкой трагедий, от которых она бежала.

Когда они уходили с танцевальной площадки, Катя внимательно пригляделась к Майклу. Несомненно, он отличался красотой, но его привлекательность, так же как одежда и одеколон, не были назойливыми. Старше ее на шесть-семь лет, он представлял собой для нее загадку.

– Кто вы такой, Майкл Саиди? – спросила она его.

Он улыбнулся и повел ее на террасу, где уже находились несколько других пар.

– Сегодня мы не станем говорить о таких вещах, – предложил он. – Я – Майкл, а вы – Катерина, и на этом заканчиваются наши сведения друг о друге. Мы будем танцевать, смеяться, получать удовольствие в присутствии этих замечательных людей. И поступая таким образом, мы лучше узнаем друг друга, чем любым иным образом.

– Что же мы будем делать, когда закончится этот вечер?

– Тогда мы и решим, что станет с нами дальше.

– Вот так, запросто?

– Ничего нет более нудного, чем простое. – Он помолчал. – Вы ведь американка, хорошо ли вы знаете Бейрут?

– Поскольку я американка, то откуда же мне его хорошо знать?

– Мы это поправим. Вы привезли сюда свой автомобиль?

– Но мы не можем уехать прямо сейчас! – запротестовала Катя.

– Конечно, можем. Если захотим. Не подумайте, пожалуйста, что Джасмин обидится, если вы уедете. Когда мы вернемся, прием будет все еще продолжаться.

Этой ночью Кате показалось, что ее вихрем пронесли через самую сердцевину арабской фантазии.

Осмотр начался в бейрутском районе Ра, застроенном старыми каменными домами, с обнесенными стенами садами, с целыми кварталами высоких, элегантных жилых корпусов, которые разрослись вокруг американского университета в Бейруте. Узкие улочки, освещенные витиеватыми, старомодными фонарями, разбегались во все стороны и были запружены народом. Атмосфера напомнила Кате Латинский квартал в Париже или Гринвич-Виллидж в Нью-Йорке. За исключением того, что ритм жизни здесь был вдвое быстрее, цвета ярче, разнообразие всего окружавшего просто бесконечно.

Майкл привел ее в ресторан, который можно было найти в любом месте центральной части Америки. Там был старомодный фонтанчик с содовой водой, стойка, виниловые крутящиеся стулья с крошечными плетеными спинками в форме сердца. Рядом стояли холодильные камеры со сладостями, включая ливанские деликатесы, такие, как «Атаеф» – пряники с корицей и орехами, «Цветок ливана», который напоминал «наполеон» с кремом.

Столы были так тесно сдвинуты, что их вполне можно рассматривать как общие. Вскоре Катя разговаривала уже со всеми окружавшими ее людьми, включая местную знаменитость Джойс Кимбалл. Маленькая, черноволосая шустрая женщина, Кимбалл работала репортером газеты «Дейли стар» по вопросам социальной жизни.

– Дорогая, мы все знаем о вас! – заговорщически сообщила она Кате. – Между нами, девочками, говоря – но, конечно, для протокола, – вы не брали этих денег, ведь так?

– Говоря для протокола, я их не брала. Кимбалл махнула своим мундштуком, как дубинкой.

– Я просто-напросто знала это! А все эти глупые люди у нас в стране полагали, что вы их похитили. Они забывают задать себе самый важный вопрос.

– А именно? – Катя отважилась спросить ее.

– Зачем же вам это делать, дорогая? Я хочу сказать, что если бы ваш покойный отец, уверена, прекрасный человек, оказался бы на улице Мотт – а это означает, дорогая, разорился, – ему надо было бы обратиться лишь с просьбой к Арманду. Святые небеса, он почти так же богат, как шах Ирана!

Когда Джойс Кимбалл ринулась к другому человеку, Майкл наклонился и шепнул на ухо Кате:

– Она может показаться ветреной, но убеждена в правильности каждого своего слова. Учтите, что она и пишет то же самое, так что к завтрашнему дню в это поверит остальной Бейрут, неважно – к лучшему это или худшему.

– Будем надеяться, – прошептала Катя. На улице Майкл взглянул на свои часы.

– Если мы поторопимся, то как раз успеем вовремя, – заметил он, нахмурившись. – Но нам нужен особый транспорт, чтобы выбраться отсюда. Можно ли считать, что вы молодая дама, которая не боится приключений?

Катя настороженно рассматривала его.

– Все зависит от характера приключения.

– Поездка в такси. Катю это озадачило.

– Думаю, что я могу себе это позволить.

– Превосходно!

Учитывая, что улицы были забиты, Катя не могла понять, откуда появился новый сверкающий «шевроле». Она не заметила, чтобы Майкл поднял хотя бы палец. Несмотря на это, машина заскрежетала тормозами прямо перед ними, тут же распахнулась задняя дверца. Катя сомневалась, чтобы водителю перевалило за шестнадцать лет. Майкл назвал маршрут на быстром, как пулеметная очередь, арабском наречии, и Катя не успела моргнуть и глазом, как оказалась на мягких подушках на заднем сиденье, а дверца захлопнулась. Потом она села прямо и осмотрелась вокруг.

Машина пробивалась через движение как жирное пятно. Водитель одним пальцем придерживал руль, через каждые несколько секунд поднимал ладонь и нажимал ею на сигнал. Другой рукой он жестикулировал, чтобы акцентировать моменты, которые он высказывал в беседе с Майклом, прямо глядя ему в глаза.

– О Господи! – вскрикнула Катя.

Водитель сделал резкий поворот налево и влез в переулок, который, по убеждению Кати, был с односторонним движением в противоположном направлении. Он пристроился в хвост медленно двигающемуся «кадиллаку», высунулся из окна и обрушил целый поток брани на другого водителя, потом крутанул руль и взревел мотором на слепом изгибе переулка, а в это время навстречу ему двигалась старая машина.

Катя решила, что она видит заключительную сцену своей жизни. Но в самый последний момент водитель такси сделал единственно возможную вещь: закрутив руль, он влетел на въездную дорожку жилого здания, затормозил всего в нескольких дюймах от группы стариков, сидевших на крыльце. Шофер ослепительно улыбнулся Кате.

– Мы доберемся туда очень быстро, впереди не будет никого.

Почти не глядя в зеркало заднего обзора, он врубил заднюю скорость и с ревом выкатился опять на улицу. Когда Катя открыла глаза в следующий раз, они были уже высоко над городом.

– Мы успеем на последнюю часть представления, – сообщил Майкл очень довольным голосом.

Катя вылезла из машины, ухватившись одной рукой за крышу такси, чтобы прийти в себя.

– Как вы себя чувствуете? – участливо спросил Майкл.

– Хорошо, отлично, – пробормотала она, желая, чтобы небо перестало так кружиться перед ее глазами.

– Здесь особое место для жителей Бейрута, – объяснил Майкл. – Подойдите сюда, взгляните.

Склон холма был залит мягким голубоватым светом, придавая каменистой местности неземной вид. Он взял ее руку и повел ее на самую вершину, пройдя через великолепные каменные ворота, которые вели к шести высоким колоннам, одиноким и отважным стражам, силуэты вырисовывались на фоне ночного неба.

– Это все, что осталось от храма Юпитера, – пояснил Майкл. – Когда-то здесь стоял самый крупный храм всей Римской империи.

Несколько минут никто не нарушал молчание. Потом, когда они проходили между колоннами, Катя услышала жалобный плач, доносившийся из полутьмы внизу. С другой стороны холма был вырублен амфитеатр, каменные сиденья тысячелетней давности которого заполняли люди. Внизу на сцене находилась одинокая женщина. Даже с того места, где она стояла, до Кати отчетливо доносился ее навязчивый, меланхоличный голос.

– Это – Умм Калтхум, самая знаменитая арабская певица наших дней, – шепнул Майкл.

Прекрасный голос привел Катю в восторг. Потом пение прекратилось. Единственный прожектор, освещавший сцену, погас, при абсолютной тишине все погрузилось во тьму. Казалось, что весь амфитеатр затаил дыхание. Потом раздались нарастающие звуки оркестра, на сцене вспыхнули многоцветные лампочки, а к примадонне присоединился хор. Она протянула руку к зрителям, хлопая в ладоши, подбадривая присутствующих присоединиться к ней.

– Просто великолепно! – похвалила Катя представление, когда они с Майклом спускались с холма.

Майкл заметил, как Катя вся затрепетала, когда они приблизились к такси.

– Не беспокойтесь. Я его предупрежу, что мы не торопимся.

Катя не стала спрашивать, куда они направляются. С Майклом она чувствовала себя совершенно спокойно и даже ждала каких-нибудь сюрпризов. В следующий раз они остановились возле американского университета в Бейруте, который, беря пример с города, все еще был открыт. Они прошли возле благоухающих платанов, посаженных сто лет назад основателем университета преподобным Даниэлем Блиссом, и остановились возле закусочной «Дядя Сэм», чтобы послушать, как студенты декламируют стихи и играют на гитаре. Покидая это место под старой каменной аркой у входа в студенческий городок, Катя взглянула вверх и прочитала начертанный там девиз.

Да пусть они получат жизнь и пусть жизнь их будет обильной.

– Этот символ веры можно распространить на весь Ливан, – заметил Майкл. – Но опять же вы должны знать это. Вы из семьи Мейзеров. Стало быть, здесь ваш дом.

Это замечание задело нужную струну. Катя больше не думала о Бейруте как о чужом городе. Она почувствовала себя уютно среди людей, ей было интересно узнать об их привычках и обычаях. Запахи апельсинов, корицы и мускатного ореха стали теперь привычными для нее. Пулеметная трескотня арабского языка и грациозное воркование французского услаждали ее слух.

Они сели на лавочку под цветущим лимонным деревом возле кафе со столиками на улице и заказали кофе.

– Майкл, я не хочу обидеть вас, – начала Катя фразу. – Я хочу сказать, что прекрасно провожу время…

– Но? – мягко подзуживал он ее.

– Уверена, что вы знаете обо мне гораздо больше, чем я о вас. Я считаю, что это не совсем справедливо.

Майкл откинул голову назад и рассмеялся:

– Вы меня должны извинить, если я скажу, что вы настоящая американка.

– Я сказала это не с тем, чтобы что-то выведать, – извиняющимся тоном уточнила Катя.

– Ну что вы! Я даже польщен, что вы спрашиваете обо мне.

Привлекательность Майкла частично объяснялась его способностью легко плести словесные кружева, привлекать к себе внимание слушателей. Но подлинный секрет его успехов заключался в том, что он придавал своему вранью правдоподобный вид. Когда он рассказал Кате о своем отце, то представил его примерно таким, каким он был на самом деле, старым и ценным служащим «Казино де Парадиз». Но он никогда не проявлял своих чувств относительно отвращения и презрения, которыми был окружен в жизни. Таким же образом он говорил о своих путешествиях по Европе, о других местах и накопленном опыте – все очень гладко слетало с его уст. Но он и намеком не коснулся своей работы в швейцарском банке. Когда в своем повествовании он коснулся Америки, Майкл заметил по сверкающим глазам Кати, что его рассказ целиком захватил ее. Его истории о жизни иммигрантов с Ближнего Востока в Бруклине, о том, как он открыл скромную экспортно-импортную фирму, которая стала процветать, пленили ее. Все люди, подумал Майкл, особенно женщины, любят сказки о принцах и нищих, героем которых является отважный молодец.

– Вот такие дела, – заключил Майкл свой рассказ так же умело и гладко, как опытный пилот смог бы посадить неустойчивый планер. – Вернулся я не так давно, но счастье продолжает мне улыбаться.

– Похоже, что вы уже достигли большего, чем многие люди мечтают достичь, – похвально отозвалась о нем Катя.

– Я бы не сказал этого. Возьмите, к примеру, себя. Из того, что я слышал, вы очень талантливый адвокат.

– Кто знает об этом, и давно ли? – негромко спросила Катя и тут же пожалела о своих словах.

Майкл накрыл своей ладонью ее руку:

– Все наладится. Вот увидите.

Катя вспомнила о своем намерении заняться своими делами, а не ждать и наблюдать за таинственными ходами игры Арманда.

– Майкл, многое ли вам известно о том, что произошло в «Мэритайм континентале»? – тут же спросила его Катя.

– Только то, что я видел по телевидению и читал в финансовых разделах газет, – ответил он, потом поспешно добавил: – Но это не означает, что я всему верю. Смехотворны предположения о том, что вы как-то в этом замешаны.

– Почему вы так уверены в этом? – спросила Катя. – Вы меня совсем не знаете.

Майкл пожал плечами:

– Иногда приходится полагаться на интуицию и чувство доверия. Не думаю, что с моей стороны было бы наивным утверждать, что вы не такой человек. Вот в этого я и верю.

Искренность и честность Майкла подействовали согревающим образом на Катю, вызвав в ее памяти холодные предостережения Дэвида Кэбота.

– Катя, если я чем-нибудь смогу вам помочь, то вам достаточно попросить меня об этом.

Она колебалась, потом решилась поделиться с ним, как она представляет это дело, закончив словами:

– Вот видите, настоящий расхититель все еще находится где-то среди них.

– Есть ли у полиции кто-нибудь на подозрении? – спросил Майкл.

– В полиции уверены, что преступниками являются Эмиль Бартоли и я, других они даже не ищут.

Очень даже утешительно, подумал Майкл.

– Но похоже, что здесь замешан второй мужчина.

– Второй мужчина?

– Кто-то, кого подозревал мой отец. Майкл откинулся назад.

– Но в газетах ничего не писали…

– И не станут писать! – живо вырвалось у Кати. – Минуту назад вы говорили о доверии, Майкл. Так вот, сейчас я вам доверяю. Надеюсь, что вы ничего не передадите из того, о чем мы говорили.

– Понятно, Катя. Об этом нечего и говорить. Есть ли у вас представление о том, кто может быть этот мужчина?

Катя покачала головой:

– Только то, что это очень влиятельный человек и что он находится здесь, в Бейруте.

Майкл негромко присвистнул:

– Я начинаю беспокоиться о вас, Катя. Встречаются опасные моменты.

– Какой-то подонок губительно воздействует на мою жизнь, Майкл. На мою и на жизнь Эмиля Бартоли. Он последовательно чернит доброе имя моего отца и все, что отец создал. Возможно, как вы сказали, он опасен. Но я возмущена!

Майкл поднял руки:

– Прекрасно. Понимаю вас. Могу ли я что-нибудь для вас сделать?

Катя на мгновение задумалась:

– Майкл, вы здесь родились и выросли. Не так тут много изменилось за время вашего отсутствия. К тому же вы знаете город как свои пять пальцев – где можно найти нужного человека, как до него добраться. Конечно, осторожно, без шума.

Майкл громко выдохнул:

– Не хочу преувеличивать свои возможности, Катя, но я на короткой ноге с нужными людьми, и я помогу вам.

У Кати повеселело на душе.

Прием у Джасмин все еще не утихал, хотя было уже два часа ночи. Катя поблагодарила Майкла и осталась среди гостей ровно столько, чтобы повидаться с Джасмин, после чего сослалась на головную боль и уехала. Сам прием потерял для нее интерес. Катя почувствовала, что сделала большой шаг вперед. У нее появился союзник, готовый прийти ей на помощь. Теперь ей предстояло определить свою стратегию.

Как только Катя скрылась за дверью, Майкл увлек Джасмин подальше от других, в самое укромное место спальни.

– Она знает больше, чем ты думаешь! – выпалил он и пересказал Джасмин все, что она говорила ему.

Джасмин молча слушала и курила.

– И тебе даже не пришлось ложиться с ней в постель.

– Джасмин, о чем ты говоришь?

– Разве ты не понимаешь, что получилось? Эта маленькая дурочка абсолютно ничего не знает о том, что происходит. Но она все же рассказала тебе о том, как далеко зашел Арманд, наводя справки.

– А разве можно утверждать, что Фремонт передает ей все? – спросил ее с вызовом Майкл.

– Конечно, ты прав, – успокаивающе согласилась с ним Джасмин. – Но видишь ли, любовь моя, через некоторое время не будет иметь никакого значения, что знает или о чем подозревает Арманд. Но до того момента ты должен оставаться самым лучшим другом Катерины.

 

ГЛАВА 16

Много столетий назад финикийцы превратили Мальту в свой основной перевалочный пункт на торговых путях Средиземного моря. Эта островная крепость все еще несет на себе следы влияния Ближнего Востока во всех областях, начиная от архитектуры и кончая философией.

Утром следующего дня после разговора с Армандом Дэвид прибыл в Дом правительства в столице острова Валлетте. Он непосредственно обратился к регистратору, который выполнял обязанности своего рода главного чиновника всей бюрократии Мальты. После соответствующего представления он объяснил регистратору, скромному человеку с вкрадчивым голосом, что он ищет, на что ему вежливо ответили, что такого рода документы носят абсолютно конфиденциальный характер.

Разговор продолжался около часа. Дэвид всячески обхаживал собеседника, пытался выудить у него нужную информацию, но тот оставался непреклонным. Наконец Дэвид заявил, что отправляется за покупками, в частности, изделий из кожи, которыми мальтийцы заслуженно славились. Регистратор назвал ему несколько магазинов, в которые он мог бы заглянуть.

После обеда Дэвид снова пришел в Дом правительства. Мальтиец любезно спросил, удачные ли он сделал покупки.

– Да, – ответил Дэвид. – И благодаря вашему содействию мне удалось заплатить за них не так дорого. И чтобы отблагодарить вас за любезность, прошу вас принять этот небольшой знак внимания.

Дэвид положил длинный тонкий пакет на стол. Мальтиец не дотронулся до него, и на секунду Дэвид подумал, что его затея не удалась. Потом регистратор открыл коробку с подарком и вынул из нее черный кожаный ремень. Не отводя глаз от Дэвида, он перевернул ремень. На другой его стороне оказалась еле заметная молния. Держа ремень одной рукой как трофей, пальцами другой руки он ощупал его по всей длине. На черной поверхности один за другим появились круглые опознавательные знаки.

Регистратор взглядом указал папку на столе.

– Прошу извинить меня, я на минутку отлучусь, чтобы примерить ремень, – сказал он.

Дэвид раскрыл папку, прищурился, читая документ. Арманд был прав. Майкл Сэмсон, о котором упоминала Катя, вырыл для себя очень глубокую нору. В официальном документе, лежавшем в папке, была зарегистрирована его смерть, когда ему исполнилось восемь лет.

– Вам нравится?

Дэвид оглянулся и посмотрел на регистратора. Пояс выглядел прекрасно. Никто бы не заподозрил, что в нем скрывается двадцать золотых монет.

– Очень вам идет, – польстил Дэвид. – Настолько хорошо, что вы должны принять от меня еще один такой же.

Регистратор радостно кивнул.

– Хорошо. Мы убедились в том, что кто-то воспользовался именем восьмилетнего мальчика Майкла Сэмсона.

Дэвид отвернулся от стекла, через которое видно в одну сторону то, что происходит в холле. Полет из Валлетты занял всего полтора часа. Через час после посадки самолета он уже находился в казино.

– Да, свидетельство о рождении Майкла Сэмсона представлялось в ряде департаментов с целью получения мальтийского разрешения на работу, водительских прав и паспорта. Вы видели копии соответствующих документов.

– Ему удалось все это получить, потому что никто не потрудился сличить свидетельство о рождении с возможным свидетельством о смерти, – саркастически заметил Арманд.

Дэвид пожал плечами:

– Мальтийцы не следят за такими делами.

– И никто в этих различных департаментах ничего не запомнил.

– Арманд, прошло семь лет, – напомнил ему Дэвид. – В лучшем случае какой-нибудь чиновник, возможно, видел его минуту или две по другую сторону стойки конторы. Он бы не опознал этого человека даже в конце первого же дня.

– Отсутствуют фотографии, – продолжал Арманд. – Это беспокоит меня. Даже на Мальте, когда вы подаете заявления о выдаче паспорта, вы должны представить две фотографии – одну для паспорта, другую для постоянно хранящегося досье.

– Я листал это досье. Фотография там была. Видно место с засохшим клеем. Мальтийцы считают, что она оторвалась и пропала.

– А что думаете вы? Дэвид не двигался.

– В министерстве кому-то заплатили, чтобы выкрасть эту фотографию.

– Можно ли узнать, кто это сделал?

– Невозможно. Неизвестно даже, с чего можно начать поиски. Возможно, это сделал чиновник, но таких сотрудников переводят на другие места или повышают в должности каждые два года. – Дэвид помолчал. – Невозможно узнать, где он находится в настоящее время. Или даже жив ли он вообще.

– Что вы имеете в виду? – спросил Арманд.

– Если бы я занялся этим делом и пошел бы на риск подкупить кого-то выкрасть мне фотографию из паспортного отдела, то я бы пожелал, чтобы вор передал ее мне лично. Иначе обязательно возникнет возможность шантажа. Но в этом случае вор увидит мое лицо дважды: на фотографии и в реальной жизни, когда он будет передавать фотографию мне. Это делает меня еще более уязвимым. Единственно когда я могу почувствовать себя в полной безопасности, это тогда, когда с вором произойдет не бросающийся в глаза несчастный случай со смертельным исходом. Я уверен, – закончил свою мысль Дэвид, – что в каком-то из номеров газеты Валлетты «Глоуб энд мейл» появилась заметка о таком несчастном случае. Я распорядился проверить это предположение.

Оба мужчины понимали значение слов Дэвида. Майкл Сэмсон, кто бы им ни оказался, значительно более опасный человек, чем простой похититель денег в белом воротничке. Если он убил один раз, чтобы оградить себя, он, не колеблясь, сделает это опять, особенно если его выследят и загонят в угол.

– Что вы будете делать дальше? – спросил Арманд.

– Ничего. Ничего не буду предпринимать, пока не выясню, что стоит за слухом, о котором рассказал нам аббат.

Арманд нетерпеливо махнул рукой:

– Убить меня не так-то просто. Со мной Салим и остальные няньки, которых ты приставил. Нет, Дэвид. Я хотел бы, чтобы ты продолжал заниматься Сэмсоном. Где-нибудь должна быть его фотография или, в самом худшем случае, должен существовать кто-то, кто даст нам его описание. Включи свои драгоценные компьютеры, пусть они покопаются в накопленных в них сведениях.

– Вы уловили какой-нибудь запах, правда, Арманд? – тихо спросил Дэвид. – Что именно?

– Я склоняюсь к мысли, что у нас имеются две различные нити. Первую представляет Пьер, на нее нам указал Александр. А теперь мы наткнулись на вторую, на Майкла Сэмсона. Дэвид, думаю, что если мы потянем эти нити каждую в отдельности, то обнаружим, что они переплетаются…

Не все пассажиры круизного судна «Афина» захотели побывать в «Казино де Парадиз». Некоторые сели на автобусы, стоявшие в доках, чтобы совершить трехчасовую экскурсию по городу, а некоторые проводили время по своему усмотрению, посещая лавки, которые были рассыпаны по порту и набережным. И только несколько человек избрали вариант, который не входил в стоимость туристского пакета: обед в яхт-клубе Бейрута, трехъярусном комплексе, построенном на холмах на триста ярдов выше бухты и кораблей, с поездкой после обеда на фуникулере к статуе Святой Девы. Алехандро Лопесу ничего не стоило внести добавочную плату.

Как и подозревал Лопес, еда в клубе оказалась посредственной. Ясно, что ни правление, ни шеф-повара не придавали большого значения туристам. Но теперь у него появилась возможность осмотреть стекло от пола до потолка, которым был отгорожен обеденный зал, и определить его толщину. Получив такие сведения, он сможет решить, патроны какого калибра легче всего пробьют его и какой возникнет угол отклонения этой пули.

После кофе Лопес поехал на фуникулере, держа в ладони секундомер. Он два раза нажимал на кнопку секундомера, когда поднимался, а после прогулки вокруг статуи нажал три раза, спускаясь вниз. Лопес уже знал, что последний спуск фуникулера по расписанию бывал ночью, после чего все вагончики возвращались в депо, находящееся рядом с гаванью для яхт. Он знал также, что на карнавальную ночь туристы не станут кататься в этих вагончиках, а бейрутцы покинут свои дома, чтобы отпраздновать это событие. Единственная его задача будет заключаться в том, чтобы незаметно проскользнуть в трамвайчик, что будет сделать нетрудно, учитывая его возраст и халатное отношение обслуживающего персонала.

Что же касается самого выстрела, то Лопес не сомневался, что сумеет произвести его. Конечно, фуникулер будет находиться в движении, но ветра в это время практически не бывает. Вагончик не будет трясти, пока его колеса не коснутся площадки следующей эстакады, то есть не окажутся на шестьдесят футов ниже того места, с которого собирался выстрелить Лопес.

Скользя мимо яхт-клуба, Лопес последний раз взглянул на зеркальное стекло и стол, за которым будет сидеть его цель. Шестьдесят ярдов оптимальное расстояние для его ружья. Но Лопес отдавал себе также отчет в том, что его самым эффективным оружием станет внезапность. По берегам гавани стояло много высоких зданий. Вполне естественно, что полиция предположит, что роковой выстрел был произведен с суши. От зеркального стекла ничего не останется. Только стекло могло бы подсказать, откуда в действительности прилетела пуля. Даже если они окажутся ловкими и удачливыми, размышлял Лопес, и каким-то образом додумаются до фуникулера, то и тогда даже самое тщательное обследование не принесет успеха, оружие не будет найдено. Бухточка для яхт, ее грязная мутная вода, проглотит ружье, будто оно никогда и не существовало.

Вся атмосфера дышала карнавалом. Спускаясь зигзагами с горы, Катя заметила, как изменяются улицы. Красные, зеленые и белые полотна – цвета ливанского флага – протянулись между верхушками фонарей. Наклейки с изображением национального символа страны, кедра, появились в витринах магазинов. На перекрестках столпились мелкие торговцы, их тележки забиты миниатюрными флажками, майками с надписями и всякой всячиной. Политики тоже пользовались моментом, чтобы рекламировать себя. Стены здания залепили огромными плакатами с портретами кандидатов. Катя заметила, что среди них особенно выделялся Луис Джабар.

Майкл подкатил свою маленькую спортивную машину «эм джи» через Гранд-Корниш к центру города. Разглядывая сверкающую иллюминацию карнавала, Катя задавалась вопросом, куда они направляются. Майкл позвонил ей во время обеда и спросил, свободна ли она в послеобеденное время. Будет кое-что такое, заметил он, что ему хотелось бы ей показать. Сюрприз.

Майкл въехал на огромную площадь, на которой выделялись три скульптурные фигуры с вызывающе воздетыми к небу руками.

– Как называется это место?

– Площадь Мучеников, в память всех тех, кто пал в битвах за эту страну.

Это место напомнило Кате площадь Вашингтона в Нью-Йорке, являвшуюся местом встречи разношерстной публики, населявшей Гринвич-Виллидж. Помимо этого места, везде движение было ужасным.

Майкл вел Катю по улице, его приветствовали студенты, на майках которых были нарисованы эмблемы Христианско-арабского колледжа. Он представил Катю, но она быстро потеряла нить разговора, когда с английского перешли на французский, а потом на арабский. Катя обратила внимание на то, что на многих студентах были надеты тяжелые золотые распятия. Она спросила об этом одного из студентов.

– Это – символ нашей приверженности, – объяснил тот. – Приверженности себе и нашим арабским братьям. Благодаря своим пожертвованиям, Майкл Саиди позволил нам уже сейчас, пока мы еще учимся, делать свой собственный вклад.

– Я не поняла. Что именно он сделал возможным?

– Многое! Бейрут – это не только богатые люди. Есть тут и бедные, которые нуждаются в пище, одежде, медицинском обслуживании. Благодаря Майклу мы можем оказывать им различную помощь.

В другом месте площади Майкл остановился возле турецкого кафетерия, где двое престарелых мужчин сидели за чашечками размером с наперсток и курили кальян. По их фескам, обернутым широкими белыми полосками, Катя распознала мусульман-друзов.

Оба мужчины приветствовали Майкла как своего давно пропавшего сына. Они подвинулись, освобождая место для него и Кати, и настояли, чтобы прибывшие выпили с ними кофе. Катя согласилась выпить кофе, но любезно покачала головой, когда ей предложили деревянный мундштук от трубки с кальяном. Завязался оживленный разговор на арабском языке. Один из мужчин похлопал Майкла по плечу и на некоторое время отлучился. Возвратясь, он привел с собой дюжину детей, хорошо одетых и только что умытых, которые толпились вокруг него. Сначала дети стеснялись, но Майкл угостил их конфетами, и они тут же облепили его.

Старик дотронулся до руки Кати.

– Дети Майкла, – объяснил он на ломаном английском. – Хорошая жизнь для них теперь.

Когда они освободились от этого сердечного приема, Майкл сказал Кате:

– Как любой другой большой город, Бейрут подобно магниту притягивает другие, более бедные части страны. Зачастую не просто муж или отец приезжает сюда, снимается с места вся семья. Все для них становится более трудным, особенно поиски места для жилья. Семьи распадаются, дети оказываются на улицах.

– Чем же занимаются мужчины, которых мы встретили?

– Думаю, что их можно назвать старейшинами. Когда могут, они помогают таким распавшимся семьям.

– А кто же оплачивает их одежду и питание, заботится о том, чтобы им было где спать? – спросила Катя, пристально глядя на Майкла.

– Вы немного познакомились с тем, как я расходую свои деньги, – ответил он. – А теперь разрешите показать вам, как я их зарабатываю.

Через полчаса Катя шла вдоль причалов пятой гавани, где расположены наиболее важные пристани бейрутского порта. Нефтеналивные танкеры, контейнеровозы, торговые суда и зерновозы выстроились вдоль берега насколько хватал глаз, принимали в свои трюмы грузы, которые подавались навесными кранами, огромными десятиколесными погрузчиками и целой армией портовых грузчиков. Здесь тоже Майкл, казалось, был как у себя дома. Его встретил бригадир и повел вместе с Катей в огромное помещение склада, заполненное мешками пшеницы и муки.

– Кое-что из этих грузов поступает из моей долины Бекаа, – с гордостью заметил Майкл, потом добавил с ухмылкой: – Да, Катя, человек, который вас обожает, – фермер. Не разбивайте ему сердце и не отвергайте его только потому, что он такого скромного происхождения.

Катя нервно засмеялась, шокированная такими словами.

– Когда-нибудь я покажу вам долину Бекаа, Она служит хлебной корзиной для Ливана со времен до прихода сюда римлян. Жители этой страны настолько богаты, Катя, что могут себе позволить экспортировать продовольствие тем, кто в нем нуждается. Я не отрицаю, что получаю от этого выгоду. Я бы был глупцом или плохим бизнесменом, если бы не делал этого. И хотя я, может быть, не пачкаю свои руки о саму землю, я забочусь о том, чтобы эти богатства распределялись как можно шире. Вот такие дела, Катя. Вчера вы были так любезны, оказав мне доверие. Сегодня я решил показать вам, что ваше доверие не напрасно. Надеюсь, вы не разочаровались.

– Разве это могло со мной случиться? – прошептала Катя, оглядываясь вокруг.

Она была настолько ошеломлена, что ей казалось, она не уловила более глубокий смысл выражения лица Майкла. Он тоже раздумывает о чистеньких, набожных студентах Христианско-арабского колледжа. Один из его наиболее смелых и ловких ходов заключался в том, чтобы развратить этих молодых людей, превратить их в торговцев героином. В конце концов, кто заподозрит торговцев наркотиками в человеке с золотым крестом на шее? А дети?.. Даже теперь два старика, его подручные, выстраивают их для осмотра перед каким-нибудь дегенератом сирийцем или иракцем, которым для удовлетворения их похоти нужны маленькие мальчики с упругими попками.

Он чуть не рассмеялся, когда понял, какое огромное впечатление на Катю произвело все, что она увидела вокруг себя. Пшеница действительно была его, так же как и поля, на которых ее вырастили. Но Бекаа давала гораздо более ценный урожай, чем этот. В мешках с зерном, отправлявшимся в Африку и Нью-Йорк, был запрятан опиум наивысшего качества, который только существовал на земле.

Майкл привел ее в небольшой ресторан, где, к удивлению Кати, смеющиеся арабские мальчишки подбрасывали тесто для пиццы чуть ли не до потолка.

– Здесь самая лучшая пицца к востоку от пиццерии Рея на Седьмой авеню в Нью-Йорке, – торжественно произнес Майкл. – Некоторые даже утверждают, что эта лучше.

Катя рассмеялась:

– Не может быть!

Она смотрела, как Майкл скрылся в толпе возле стойки и через несколько минут появился с двумя бумажными тарелками в руках, на которых дымились ломти пиццы с сыром.

– Привет, Катя.

– Дэвид! – Вздрогнув, она взглянула в его холодные, невозмутимые глаза. – Не думала увидеть вас здесь…

– Разрешите присесть?

Не ожидая согласия, Дэвид сел и обратил свое внимание на Майкла, который с пиццей в руках подошел к столу.

– Вы, наверное, Майкл Саиди. Меня зовут Дэвид Кэбот.

Майкл медленно поставил на стол тарелки, вытер пальцы и протянул руку.

– Да, знаю, – холодно подтвердил он. – Ваша репутация и репутация вашей организации «Интерармко» опережают вас.

– Кое-что я слышал и о вас, мистер Саиди.

– Надеюсь, хорошее.

Эти слова Дэвид никак не прокомментировал.

– Вы уехали из Ливана сразу же после смерти отца, так ведь?

– Меня тут ничего не удерживало.

– Похоже на это. В Америке дела у вас пошли хорошо.

– Вы знаете, что говорят об этом, мистер Кэбот. Америка – страна больших возможностей.

– А что же заставило вас вернуться сюда, мистер Саиди?

– Бейрут, Ливан, здесь мой дом, мистер Кэбот.

«Что же все-таки происходит? – спросила себя Катя. Потом в ее голове мелькнула другая мысль. – Откуда Дэвид узнал, где меня можно найти?»

Катя посмотрела в открытую дверь на площадь. Там, наполовину скрытый в толпе, стоял белый «роллс-ройс». С каждой стороны машины стояли как изваяния в текущем людском потоке двое очень крупных мужчин, которые, казалось, смотрели на нее прямо в упор. Они следили за ней!

Катя резко поднялась, ножки стула царапнули по полу из плитки.

– Майкл, извините, но мне надо идти. Я позвоню вам позже.

– Катя, что случилось?..

– Простите!

Пошатываясь, Катя бросилась из ресторана вон на улицу.

– Черт возьми, что происходит? – воскликнул Майкл.

– Ничего такого, что касалось бы вас, мистер Саиди, – ответил ему Дэвид.

Когда Дэвид догнал Катю, ее возмущение прорвалось наружу.

– Какого лешего вы тут делаете?

– Только не так. Катя, – мягко сказал он, беря ее под руку. – Только не на улице.

Она вырвалась:

– Кто дал вам право следить за мной? Дэвид открыл заднюю дверь «роллса»:

– Катя, пожалуйста.

Она неохотно села в машину, которая тут же тронулась, как только он скользнул на сиденье рядом с ней.

– Арманд сообщил вам о человеке, который передал вашему отцу информацию, которая, возможно, относилась к растрате в «Мэритайм континентале», – начал Дэвид.

– Да, он это сделал, но какое…

– Полиция в Э-ан-Провансе сегодня утром обнаружила его тело. Вначале все выглядело как несчастный случай. Любимым занятием этого человека была орнитология. Поднимаясь и спускаясь по крутым склонам холмов, осматривая глубокие лощины, всякий подвергает себя опасности. Но когда обследовали труп и установили, как была сломана шея, то сомнений не осталось: его убили.

Катя так и осела на кожаных подушках сиденья. В голове метнулись мысли, но потрясение оказалось настолько сильным, что она не могла изложить ни одну из них.

– Арманд, – начала она было что-то говорить, но неожиданно остановилась.

– Арманд на время выехал из страны, – сообщил ей Дэвид. – Он вам позвонит, если сможет. Сказал, что если все пойдет гладко, то к карнавалу он возвратится.

– Что же мне надо делать впредь до того времени?

– Помочь мне помешать, чтобы с вами случилось то же, что произошло в Э-ан-Провансе, – ответил Дэвид. – Катя, теперь игра пошла по-крупному. Надеюсь, что даже вы понимаете это.

Эмиль Бартоли встречал Арманда за пределами паспортного и таможенного контроля на аэродроме Кеннеди.

– Приятно увидеть вас снова, друг мой, – приветствовал он, беря из рук Арманда чемодан с одеждой.

– Взаимно. Есть ли какие новости?

– Я связался с Прюденс Темплтон, как вы просили меня, – начал рассказывать Эмиль, когда лимузин направился в Манхэттен. – Ей особенно не хотелось разговаривать о Майкле Сэмсоне, но она согласилась встретиться с нами сегодня вечером после работы в вашей гостинице.

– Как вы думаете, скажет она что-нибудь нам? Эмиль сжал губы.

– Она упомянула, что Катя уже разговаривала с ней о Сэмсоне и что она-де не знает, что могла бы добавить к этому. Мне показалось, что она напугана…

– Как человек, который старается выгородить другого?

– Возможно. Может быть, вы поясните мне обстановку?

Арманд передал ему свой непродолжительный разговор с Катей относительно Майкла Сэмсона, потом объяснил, что Дэвид Кэбот обнаружил на Мальте.

Выражение лица Эмиля выдавало чувства удивления и тревоги, когда он слушал все эти подробности.

– Господи, какой же я был идиот! – прошептал он. – Ни разу я не потрудился сложить два и два – растрату и смерть Сэмсона.

– Не Сэмсона, – напомнил ему Арманд. – Хотя Прюденс Темплтон и опознала сгоревшего, но это был не Сэмсон. Человек, которого мы разыскиваем, не только растратчик, но и убийца.

Арманд зарегистрировался в отеле «Валдорф», принял душ и соснул до пяти часов. Надел другой костюм, спустился на лифте вниз, в «Пикок Элли», роскошный коктейльный зал отеля «Валдорф», украшенный американским декоратором внутренних помещений под дворец иранского шаха. Эмиль уже дожидался его в одном из круглых банкетных отсеков в глубине зала, где была гарантирована полная уединенность.

– Она должна вот-вот подойти, – сказал Бартоли, глядя через зал на входные двери. – Вот и она.

Арманд вглядывался в дородную женщину средних лет, которая вошла через занавешенную арку и в нерешительности задержалась. Когда она увидела Эмиля, то на ее простом лице появилось явное выражение облегчения. Но улыбка тут же погасла, как только она заметила Арманда.

– Спасибо, Прюденс, что вы пришли, – любезно обратился к ней Эмиль. – Разрешите мне представить вам моего хорошего друга из Бейрута мистера Арманда Фремонта.

Арманд поклонился и поцеловал руку Прюденс.

– Для меня это удовольствие, – произнес он. – Александр всегда очень лестно отзывался о вас.

Прюденс покраснела.

– Так же высоко он отзывался и о вас, – отозвалась она. – У меня такое чувство, что я вас хорошо знаю.

Прюденс села на мягкий диванчик и обратилась к Эмилю:

– Я не знала, что к нам присоединится мистер Фремонт, – заметила она с намеком.

– Мистер Фремонт прилетел из Бейрута потому, что получил весьма тревожные сведения о Майкле Сэмсоне… Если в действительности он таковым является.

– Я… я не понимаю, мистер Бартоли. Вы ничего мне не сказали об этом, когда позвонили.

– Это потому, что я попросил его об этом, – вступил в разговор Арманд. – Пожалуйста, мисс Темплтон, выслушайте меня, а потом, если сможете, помогите нам.

Прюденс крепко сжала руками сумочку на своих коленях.

– Очень хорошо. Я вас слушаю.

Медленно, не опуская ни одной детали, Арманд изложил то, что удалось выяснить о человеке, который именовал себя Майклом Сэмсоном. Он всем сердцем сочувствовал этой бедной женщине, черты лица которой обмякли; она старалась поверить в то, что ей рассказывали.

– Как видите, мисс Темплтон, совершенно очевидно, что Майкл Сэмсон не тот, за кого выдает себя. Вот почему нам понадобилась ваша помощь. Какое-то время вы были близки с ним, и вы определенно опознали труп. А теперь нам надо узнать о нем все, что знаете вы, и что особенно важно, нет ли у вас его фотографии.

Рука Прюденс Темплтон дрожала, когда она потянулась за налитой ей минеральной водой.

– Не знаю, что и сказать, – тихо произнесла она. – Все это настолько неправдоподобно.

– И все же это правда, – заметил Эмиль. – Пожалуйста, Прюденс, мы рассчитываем на вас.

– Я знаю так мало, – продолжала она еле слышным голосом, начав свое повествование о связи с Майклом Сэмсоном, о местах, которые они посещали, о том, что делали. Она особо подчеркнула, что ни разу не ходила к нему на квартиру и что Майкл ни разу не встречался ни с кем из ее немногочисленных друзей.

– В этом смысле он был очень застенчивым, – печально закончила Прюденс. – Думаю, что именно поэтому он не разрешил мне фотографировать себя. Был против даже совместного снимка.

– Но вы можете дать нам его описание, – настойчиво приставал к ней Арманд. – Если бы вы сели рядом с художником, который делает наброски, то могли бы помочь составить такой набросок.

– Да, думаю, я бы смогла это сделать.

– Хорошо. Завтра суббота. Если мы обо всем договоримся на утро, устроит ли это вас?

Прюденс кивнула. Арманд дотронулся до нее.

– Понимаю ваши чувства. Но вы не единственная, кого обманул этот человек. И вы не в ответе за то, что он натворил. Возможно, для вас будет лучше эту ночь провести здесь. В этом случае, если вы что-то припомните или захотите что-то сказать, я буду рядом.

– С вашей стороны это очень любезно, мистер Фремонт. Но я предпочитаю вернуться домой. Утром я буду ждать вашего звонка. А теперь прошу извинить меня…

Ни один из собеседников не успел произнести и слова, чтобы остановить ее, как Прюденс рывком поднялась с диванчика и быстро зашагала к выходу.

Арманд удержал Эмиля, который было хотел увязаться за ней.

– Не надо.

Поднявшийся с места Эмиль опять сел.

– Что, если она решит нам не помогать? – спросил он. – В каком мы тогда окажемся положении?

Арманд пытался побороть появившиеся и у него такие же опасения.

– Эмиль, мы только что сказали ей, что мужчина, которого она любила и с которым спала, является убийцей. Ей надо дать время освоиться с этой мыслью. Завтра мы предпримем новую попытку. Возможно, более решительную.

Прюденс Темплтон прошла пешком все пятнадцать кварталов до своей маленькой квартирки в районе Мюррей-Хилл, чувствуя себя как лунатик. Дважды она чуть не пошла через перекресток на красный свет и ее чуть не сбила машина. Она даже не услышала оскорбления, которыми осыпали ее водители.

Придя к себе в квартиру, Прюденс дважды повернула запор замка, сняла пальто и пошла на кухню, чтобы выпить чаю. Налив себе чашку, она устроилась в своем любимом кресле, достала металлическую коробочку, в которой когда-то лежали дорогие английские бисквиты. Прюденс покопалась в содержимом коробочки и вынула из нее фотографию. Единственную, которую однажды тайком сняла на площади Вашингтона. Ту самую, которую не захотела показать Катерине Мейзер. Только теперь, рассматривая эту фотографию, она позволила себе уронить слезу. Конечно, у Прюденс тоже возникали подозрения. Она тысячу раз спрашивала себя, как растратчик мог найти номера кодов, необходимых для того, чтобы привести в движение механизм телеграфного перевода денег. И дело не в том, что она не знала ответа. Она его знала. Но не хотела в это поверить. Она еле улыбнулась. Те олухи из Федерального резервного управления, так кичившиеся своей важностью, не сумели найти ответа, несмотря на то что он был очевиден… Очень печальный и болезненный факт.

Прюденс осмотрела свою маленькую комнатку. В какую ночь это произошло? – гадала она. Когда именно пришел к ней Майкл, нашептывал ей на ухо нежные слова, ласкал ее и уложил с собой в кровать, а сам все это время караулил и выжидал подходящего момента, чтобы снять ключ от ее рабочего стола со связками и сделать дубликат? Потому что только таким путем он смог бы добраться до отпечатанного листка в выдвижном ящике, до закодированных номеров доступа, принадлежавших Александру Мейзеру и Эмилю Бартоли.

Ее передернуло, она поставила на столик чашку, укутала плечи шалью. Кому она отдалась? Кем был этот незнакомец с нежными прикосновениями и сладкими речами?

Она держала фотографию на коленях. Неужели немного любви было с ее стороны слишком большим запросом? Разве у нее не было права почувствовать себя в объятиях мужчины, быть согретой в холодную ночь, когда в окна барабанит дождь?

Но цена…

Прюденс ясно осознала, что вина за бедствие, свалившееся на «Мэритайм континентал», лежит только на ней. Возможно, если бы она показала фотографию Катерине Мейзер, многого можно было бы избежать. Майкл Сэмсон, кто бы это ни был, не погиб в огне. О Господи, неужели он убил человека, чье тело обнаружили в его квартире? Сам Майкл остался жив. Если бы она отдала фотографию мисс Мейзер, то его можно было бы выследить и поймать. Невинных оправдали бы, репутация банка была восстановлена.

Прюденс посмеялась над собой. Она не могла поступить иначе. Для нее Майкл Сэмсон был реальным человеком. Она его ощутила, попробовала, впитала в себя. В ее жизни было так мало страсти или счастья, что она не могла заставить себя запачкать, а тем более развеять воспоминания, которые все еще светились в ней.

Не снимая шали с плеч, она подошла к газовому крану и открыла его. Вернулась в свое кресло, стала пристально рассматривать фотографию, вспоминать. Чай остыл, стал горьким. Выше этажом послышался скрип половиц, соседи сверху готовились ко сну. А Прюденс сидела, не шелохнувшись. Случайно это или намеренно, но она так и не чиркнула спичкой…

– В квартире никто не отвечает, – сообщил Арманд Эмилю по телефону. Посмотрел на часы. – Восемь часов. Где же она может быть?

– Если нам повезет, то к тому времени, когда мы доберемся до нее, обнаружим, что она выходила, чтобы купить себе утреннюю булочку, – ответил Эмиль. – Мы сэкономим время, если встретимся прямо у нее.

Спустя двадцать минут двое мужчин стояли на крыльце городского дома. Эмиль нажимал на кнопку звонка в квартиру Прюденс Темплтон, но ответа не было.

– Надо обратиться к домовладельцу, – предложил он.

– Нет, подождите.

Арманд увидел, что по лестнице спускается молодая пара. Когда дверь открылась, мужчины улыбнулись и вошли в дом. Через минуту они поднялись на третий этаж, в нос им бросился сильный запах.

– Газ! – прошипел Эмиль.

Арманд попытался повернуть круглую ручку двери в квартиру Прюденс.

– Вероятно, она дважды повернула ключ.

Он быстро осмотрел петли, которые несколько отошли от дверного косяка. Он подал знак Эмилю, тот кивнул. Арманд отошел назад, напряг все свое туловище и изо всей силы стукнулся им о дверь. От удара панель двери разлетелась.

Мужчины зажали рты и носы носовыми платками и кинулись внутрь помещения. Эмиль распахнул окна, а Арманд закрыл газовый кран и подошел к тому месту, где сидела Прюденс Темплтон. У нее было безмятежное выражение лица, как будто она мирно заснула и вот-вот проснется. Но синеватый оттенок кожи поведал Арманду все, что нужно было знать. Он закрыл ей глаза и собирался уйти, когда заметил у нее на коленях фотографию. Он вытащил снимок из ее закостеневших пальцев и направился к выходу в коридор.

Сообщив о случившемся домовладельцу, который немедленно вызвал пожарных и начал будить других жителей дома, Арманд с Эмилем вышли на улицу.

– Почему она так поступила? – продолжал повторять Эмиль. – Мы же ни в чем ее не обвиняли…

– К нам это не имеет отношения, – ответил ему Арманд. – Посмотрите.

Он показал ему фотографию молодого мужчины, снятого в полупрофиль. Эмиль взглянул на снимок, потом на Арманда.

– Это – Сэмсон? Вы его знаете?

– Уверен в этом, – ответил Арманд. – Как только возвращусь в Бейрут, удостоверюсь окончательно.

Когда первая полицейская машина, резко затормозив, остановилась у кромки тротуара, Арманд положил фотографию себе в карман.

– Вы сумеете обговорить все это с ними? – спросил он Эмиля.

Эмиля напугало беспокойство в глазах Арманда.

– Вы подумали о Кате, верно? Арманд кивнул.

– Поезжайте! – решил он и повернулся к Арманду спиной, как будто не был с ним знаком.

Катя перевернула последнюю страницу рапорта французской полиции, положила его на кофейный столик между собой и Дэвидом Кэботом.

– Мужчина, которого вы разыскивали и который пытался помочь моему отцу, убит, – прямо заявила она. – Что это может значить?

– То, что вопросы, которые мы задаем, толкают кого-то на отчаянные поступки, – ответил Дэвид. – И поэтому он очень опасен.

– Но кто это?

У Дэвида не было сомнения, что тут замешан Пьер, но установленное за банкиром наблюдение пока что ничего не дало. Пьер ни на йоту не отошел от своей будничной рутины. Он не покинул страну. Не принимал никаких иных посетителей, кроме иностранных банкиров, которые были хорошо известны Дэвиду. И все же именно Пьер выигрывал больше всего в результате убийства английского банковского чиновника Кеннета Мортона, Мортон был единственным свидетелем мошенничества Пьера в банке Ливана. Без его показаний дело против Пьера будет значительно ослаблено.

Но существует кто-то еще. Помощница Пьера. Та, которая ездит туда, куда не может поехать Пьер, устанавливает связи, организует дела, в которые Пьер не осмеливается ввязываться лично. Связующее звено с убийцей, Бахусом…

– Дэвид?

Дэвид вышел из задумчивого состояния:

– Англичанина убили, потому что кто-то пронюхал, что мы разыскиваем его. А это значит, что любой из нас – вы, я, Арманд – превращаемся в потенциальную цель.

– Где находится Арманд? – спросила Катя. – Когда он возвращается?

Дэвид прикинул разницу во времени. Арманд мог приземлиться в Нью-Йорке несколько часов назад. Возможно, он уже переговорил с Бартоли. Как только Арманд раскопает что-то конкретное, он позвонит. А до тех пор его собственная задача заключается в том, чтобы оградить Катю от всяких случайностей.

– С кем вы собираетесь смотреть парад? – спросил он.

– Предполагалось, что я буду смотреть его вместе с Армандом, – ответила Катя, – с Джасмин… и Майклом Саиди. – Катя сделала паузу. – Дэвид, если вам что-то известно, то вам следовало бы сказать мне…

– Хотелось бы, чтобы речь теперь шла именно о вас, – произнес Дэвид. – Посмотрим, что произойдет завтра. Только, пожалуйста, не делайте ничего, предварительно не переговорив со мной. Катя поежилась.

Наступало утро, и Дэвид оказался единственным пешеходом на прогулочной аллее рядом с Гранд-Корниш. Изредка проезжали грузовые фургоны или пустые такси, которые нарушали однообразные звуки ударявшихся и с шипением отступавших волн моря.

Он шел именно по той дороге, по которой через несколько часов потекут людские потоки, оркестры, потянутся артисты и затейники. Взглядом он окинул крыши жилых зданий, выходивших на Гранд-Корниш, прикидывая, откуда можно было бы стрелять и какими могли бы быть траектории полета пули. Его сотрудники безопасности подготовили для него список всех жильцов и хозяев зданий. Почти все они жили здесь по многу лет и были уважаемыми бейрутцами. Они не беспокоили Дэвида. Его интересовало, не приехали ли к ним в последнее время родственники, кузины, дядья и племянники или знакомые. Но таких не было.

Дэвид подошел к смотровой площадке, где обычно сидели Фремонты, и медленно обошел ее. Судьи занимали центральный ряд, чтобы лучше видеть проходящие мимо шеренги людей и оркестры. Представители бейрутского общества теснились за ними, на более высоких трибунах. Такой порядок не изменишь, но ему удалось передвинуть место Арманда из середины площадки на самый конец, где, если он вообще будет присутствовать, его открытость сведется до минимума.

Принимались и другие меры, некоторые из которых Арманд не заметит и о которых ему не скажут. Дэвид полагал, что убийца попытается сразить свою жертву во время парада. Если Бахус именно здесь предпримет свою попытку, то Дэвид постарается не только помешать ему сделать это, но и захватить его живым. Он хорошо подготовился к встрече с Бахусом. Они с Армандом теперь нуждались только в небольшой удаче.

 

ГЛАВА 17

Ровно в девять часов утра раздался гулкий выстрел из пушки в цитадели Бейрута, распорядитель парада резко засвистел в свисток, и парад-карнавал начался.

Всего собралось шестьдесят колонн, каждая тщательно готовилась в течение года и представляла собой отдельную группу разношерстного населения Бейрута. Между ними маршировали оркестры и хоровые коллективы, нубийские певцы, всадники-бедуины, вихревые североафриканские танцоры с крошечными цимбалами на пальцах и воинские соединения в белых перчатках. Были также жонглеры, клоуны и фокусники, красивые девушки в еле заметных купальных костюмах и мужчины в ярких костюмах из шелка, перьев и кожи с огромными гротескными масками. Гранд-Корниш запрудили тысячи людей. Другие тысячи забрались на осветительные столбы или столпились на балконах жилых зданий по всей длине маршрута. Богатые моряки и яхтсмены развлекали гостей на своих судах стоимостью в миллионы долларов, которые выстроились вдоль гавани.

Но среди веселящихся сновали проворные мужчины с острым взглядом. Некоторые из них следили за балконами или за окружающими их людьми, другие расположились в непосредственной близости от гостевых трибун. Не умолкая трещали висевшие на поясах радиопереговорные устройства «уоки-токи».

Высоко над Гранд-Корнишем висел одинокий вертолет, который облетал маршрут парада, иногда опускаясь до самых крыш, а потом опять устремляясь вверх и повисая на одном месте. Дэвид приставил к глазам тяжелый армейский бинокль. Картины, увиденные им на земле, оказались удивительно отчетливыми. Пока что он не видел ничего особенно подозрительного. Ничего не заметили и его люди. Дэвид посмотрел на часы. Прошло уже четыре часа, еще два часа, и последняя колонна закончит шествие. Он подладил фокусировку бинокля и опять начал осматривать Гранд-Корниш.

Катя знала, что этого дня она никогда не забудет. Колонны и парад вполне могли потягаться с экстравагантным праздником «Марди» Грас в Новом Орлеане, а ее место на трибуне для зрителей непосредственно за судьями обеспечило ей одно из лучших смотровых мест. Позже все направятся на «прием в саду» у Джасмин, который она устраивает в отдельном помещении бейрутского жокей-клуба. Одновременно устраиваются бега чистокровных рысаков.

– Думаю, что нынешний парад один из лучших за последние годы.

При звуках голоса Майкла Саиди Катя повернулась. Он шмыгнул на место рядом с ней.

– Никогда не видела ничего похожего! – созналась она.

Хотя Катя не забывала о предостережении Дэвида Кэбота и об отсутствии Арманда, она получала удовольствие от праздника. Потрясающее воздействие феерии просто захватило ее.

– Целый день никто не видел Арманда Фремонта, – заметил Майкл. – Традиционно он является одним из судей парада.

– Он все еще занимается делами, – пробормотала она.

Они наблюдали, как подводят лошадей к стартовым воротцам. Затем раздался удар гонга, преграда перед лошадьми со щелчком раскрылась и лошади с грохотом сорвались с места.

– Ну что же, – констатировал Майкл в конце бегов. – По крайней мере, я выиграл несколько фунтов на этой лошади. – Он помахал выигрышным билетом.

Джасмин и другие, сидевшие с ней в ложе, засмеялись и зааплодировали.

– Катя, простите, если вам не понравится, что я скажу, что вы психологически не подготовились к этому событию, – резонерски заметил Майкл. – Надеюсь, это не связано с нашей неудачной встречей с Дэвидом Кэботом?

– Нет, – поспешно ответила она. Он положил свою ладонь на ее руки.

– Пожалуйста, если вам хочется побеседовать, то я к вашим услугам.

Катя пожала его руку:

– Тут и говорить-то не о чем. Дэвид получил послание от Арманда, вот и все. Арманд и его небольшие тайны…

«Пока они не коснутся меня», – подумал Майкл. Он был уверен, что Катя ничего не знает. Но все равно будет благоразумнее остаток дня провести рядом с ней просто на случай…

– Но благодарю вас за то, что вы спросили, – неожиданно произнесла Катя.

– Вы придете сегодня на ужин в яхт-клуб, правда? – спросил Майкл после того, как выигравшие жокеи получили свои трофеи.

Краешком глаза Катя увидела, что к ней направляется Дэвид. Она вызывающе вздернула подбородок и сказала достаточно громким голосом, чтобы Дэвид мог услышать:

– Понятно, что я приду туда. Мы будем сидеть рядом.

Обеденный зал в бейрутском яхт-клубе практически был пуст. В конце зала три бармена протирали фужеры, а их юные помощники нарезали ломтиками зеленые лимоны, а ломтики на дольки. Заходящее солнце бросало свои лучи в окна от пола до потолка, лучи отражались в сверкающем хрустале, фарфоре и бросали блики на накрахмаленные белые салфетки, разложенные на сотне столов.

Катя села на последний стул в конце главного стола, стоявшего прямо перед окнами. Она все еще была одета в кремовый брючный костюм, желто-зеленую блузку и желтый шарф – во что она оделась, отправляясь в жокейский клуб. Катя возвратилась на виллу к Арманду, а двадцать минут спустя появился Дэвид и сообщил ей, что самолет с Армандом на борту находится менее чем в сотне миль от Бейрута.

– Он пожелал встретиться с нами в клубе, – сказал ей Дэвид и поднял руку. – Не спрашивайте меня о подробностях, они мне неизвестны. Мы оба в одинаковом положении.

Катя наблюдала, как Дэвид выхаживает за стульями с сигаретой в руке. От него исходило явное напряжение, лишая в глазах Кати зал праздничной обстановки.

Вдруг двери раскрылись, и в зал вошел Арманд, который целеустремленно и торопливо направился прямо к ним. Он приветливо поднял руку, но выражение на его лице оставалось мрачным.

«Он что-то узнал»! – подумала Катя. Она взяла свою дамскую сумочку и поднялась. Краем глаза она увидела, как заторопился Дэвид. И тут стеклянная стена за ее спиной взорвалась и рассыпалась на миллион осколков, а Дэвид завертелся вдоль края стола, как будто его крутанул какой-то невидимый гигант.

Очередная пуля прилетела беззвучно через пустую раму. Катина щека ощутила тепло ее полета, увидела, как она отскочила от обагрившейся кровью груди Дэвида.

– Нет! – вскрикнула она.

Перед глазами Арманда события развертывались как кусок кинопленки в замедленном темпе. В этот ужасный момент до него дошла жестокая правда: с самого начала Дэвид, а не он стал целью для убийцы. Он превратился в такой объект сразу же, как только Арманд направил его по следам Пьера. С тех пор Дэвид не переставал оставаться на мушке…

Арманд взревел от ярости и бросился к Дэвиду. Пуля помешала ему добежать до своего друга, вонзилась в его спину, бросила его, спотыкающегося, на террасу. До его слуха донесся вопль Кати, потом что-то подобное руке Христа подтолкнуло его еще дальше вперед. На мгновение Арманд уцепился за перила, но инерция движения тела оказалась слишком сильной. Его мышцы ослабли, он не удержался за перила, тело перелетело через перила, ударилось о твердую землю, покатилось вниз по крутому склону к мутной воде внизу.

Находящийся на расстоянии ста ярдов Алехандро Лопес провел прицел своего ружья вдоль цели, в то время как вагон бесшумно спускался с горы. Девушка стояла па коленях, ее лицо побелело, она мучительно всматривалась в темноту, туда, куда свалился человек. На мгновение палец Лопеса опять согнулся вокруг курка. Сетка прицела оказалась наведенной на середину головы девушки. Потом быстрым движением он щелкнул предохранителем. Он был уверен, что цель была накрыта, намеченные жертвы убиты, а девушка в сделку не входила.

Вой сирен полицейских машин и «скорой помощи» затерялся в праздничном гомоне города. Кровь на платье Кати засохла, просочившись в ткань, сделала ее жесткой на ощупь. Яхт-клуб оцепила полиция, которая выстроилась в три шеренги перед обеденным залом, чтобы не допустить газетчиков и телевизионщиков. Перед дверями, за которым лежало тело Дэвида Кэбота, стоял Салим. Казалось, что он даже не дышал.

Прошло менее часа с тех пор, как мир, окружающий Катю, взорвался. Перед ее глазами застыли яркие, несвязные изображения. Как закрутился Дэвид, вскрикнул и упал. Как кинулся к нему Арманд и покрылся кровью. Как она сама издала вопль отчаяния, когда увидела Арманда, перелетевшего через перила и покатившегося в темноту. Она вспомнила, как говорила в полиции отрывистыми фразами, монотонным деревянным голосом о том, как неожиданно стеклянная стена разлетелась в осколки… Катя изо всех сил старалась не потерять присутствия духа, чтобы быть способной сделать что-нибудь полезное, не переставая, притрагивалась к окровавленным рукавам и манжетам, как будто они стали для нее талисманами. Дэвид погиб, но с Армандом этого не могло случиться. Она этому не поверит, пока не увидит его бездыханное тело.

Осторожно Катя вышла на террасу, трясущимися пальцами прикасаясь к перилам. Склон осветили мощными переносными лампами. Рабочие-спасатели во главе с бригадиром пытались обнаружить какие-либо следы Арманда Фремонта. Над головами кружились два вертолета с мощными прожекторами на днище, их лучи плясали на темной бурлящей воде бухточки. Дальше курсировали полицейские патрульные катера, которые не могли подойти ближе к берегу из-за прибоя и скал. Катя услышала, как кто-то крикнул, что направляют «зодиаки». Эти маленькие, юркие моторные лодки могут плавать в водах бухточки, подходить вплотную к береговой линии, чтобы дать возможность водолазам поискать тело между многочисленными выступами скал.

– Катя…

Катя вздрогнула и увидела рядом с собой Майкла и Пьера. Она бросилась на шею к Майклу, выливая в слезах ужас, горе и возмущение.

– Я примчался сюда как только мог, Катя. Не знаю, что и сказать. Настолько все это ужасно.

– Катя, – прохныкал Пьер, – в полиции мне задавали массу несуразных вопросов! Были ли у Арманда враги? Угрожали ли ему? Был кто-либо такой, кто особенно много проиграл в последнее время? Откуда мне все это знать?

– Это не обозлившийся азартный игрок, – мягко ответила Катя. – И не сумасшедший. Кто бы ни стрелял в Арманда и Дэвида, готовился к этому давно и тщательно. Пьер, все было спланировано. Они знали, где и когда будут их жертвы… знали, как их надо убивать…

Пьер отшатнулся:

– Катя, что вы говорите?

– А то, что это сделал не один человек. Ну, конечно, курок нажимал кто-то один, но был лишь орудием.

– Катя, вы потеряли рассудок, – нервно выпалил Пьер. – Все это глупости. Сказки о заговорах…

Катя сверкнула глазами:

– И вы не можете в это поверить! Когда они найдут Арманда, он сам вам об этом скажет…

– Катя, Арманд погиб! Пуля угодила ему в спину. Вы сами видели это! Даже если его и не прикончила та пуля, падение, эта вода… Катя, пожалуйста, не мучьте себя таким образом!

Катя зарыдала, закрыла лицо руками.

– Господи, я не понимаю больше, что происходит. Майкл обнял ее за плечи, привлек ее к себе.

– Перестаньте, Пьер, – сказал он. – Она потрясена. Не усугубляйте все дело.

Он приподнял подбородок Кати.

– Я отвезу вас домой. Здесь вам нечего делать. Из полиции сразу же позвонят, когда найдут Арманда. Пьер побеспокоится об этом.

Он взглянул на Пьера, и тот кивнул.

– Мне… мне надо немного побыть одной.

Майкл неохотно отпустил ее, наблюдая, как она подошла к телу Дэвида Кэбота и встала возле него на колени. Отвела в сторону простыню, чтобы посмотреть на его лицо.

«Что вы нашли? – мысленно спросила она. – Что такое так их испугало, что они решили заставить замолчать вас… и Арманда? Кто этот человек, который остается в тени, тот, который дирижирует всем этим? Как бы то ни было, Дэвид Кэбот, но я докопаюсь до этого!»

В нескольких шагах поодаль Пьер прикуривал сигарету и не отводил глаз от Кати. Потом он заметил, что его пальцы трясутся, и задал себе вопрос, перестанут ли они трястись и когда перестанет так бешено биться сердце.

Пилат тоже умыл руки… именно тогда, когда подумал, что он счастливый человек. Пьер думал, что он, наверное, в таком же положении. Потому что человек, который мог узнать о его секрете, кто мог бы угрожать ему разоблачением и позором, погиб. Так же как, вероятно, и его друг. Значит, жизнь, которую он вел с Клео, спасена. Компания, которой принадлежит казино, станет теперь общественной и будет продана. Он фантастически разбогатеет, возместит украденную сумму и сможет до конца жизни обеспечить Клео всем, что она пожелает. И все это у него появится только потому, что он знал, что его родич может погибнуть, и не пошевелил пальцем, чтобы предотвратить это.

Пьер смотрел, как Катя снова накрыла Дэвида и поднялась. Она обратилась не к Майклу, а к Салиму:

– Он умер, а мы теперь должны вернуться домой, и ждать и молиться.

Турок гигантского роста весь затрясся, как будто его солидное туловище вот-вот развалится на части. Потом его плечи опустились, Катя взяла его за руку как ребенка и повела прочь.

Комиссар полиции лично известил Джасмин о стрельбе, многословно извиняясь, что вынужден сообщить ей об этом по телефону.

– Я счел, что вы должны узнать об этом немедленно. Слухи о том, что произошло, будут разрастаться как снежный ком. Я направляю к вам одного из моих помощников, который будет оставаться при вас. Дал указание своим сыщикам держать его в курсе дела. Он незамедлительно будет передавать вам всю поступившую к нам информацию.

Джасмин мастерски играла свою роль, ее голос передавал различные оттенки чувств от потрясения до горестного гнева.

– Спасибо, комиссар… – Она повесила трубку и взглянула на Луиса. – Все кончено.

Глаза Луиса расширились, лицо стало пепельно-серым. Джасмин схватила его за плечи.

– Пришел твой час! – взволнованно прошептала она. – Ты выглядишь нормально, несмотря на горе и растерянность, отразившиеся на твоем лице. Держись, Луис, не ломайся в такой момент. Нам предстоит сделать кое-что еще. Самую малость, мой мальчик, обещаю.

Джасмин удалилась в свою спальню и позвонила оттуда Набилу Туфайли. Он и другие зуамы уже через час были у нее. Джасмин провела их в дальний конец квартиры, подальше от слуг, закрыла двери на ключ. Она в упор переводила взгляд с одного на другого, осматривая всех двенадцать мужчин, рассевшихся перед ней.

– Наш город и нашу страну постигла огромная трагедия, – начала она свой объяснение. – Пока что у полиции мало подробностей, за исключением того, что Дэвид Кэбот убит, а Арманд пропал. Предположительно, также погиб от ран или утонул. Смысл случившегося, однако, ясен: нападение на. Арманда Фремонта является нападением на нас всех…

– Но кто напал на него, Джасмин? – негромко спросил Набил Туфайли. – Кому понадобилось убивать Арманда?

– Если бы я знала ответ, то в данный момент разговаривала бы с полицией! – сердито отозвалась она. – По моему мнению, это выкинул какой-нибудь недовольный или религиозный фанатик, который внимает голосам, вопиющим в пустыне. Если такое может случиться с Армандом, то не застрахованы от этого и все мы. Бейрут – а на деле весь Ливан – функционирует потому, что каждому понятно, где находится власть. А вернее, где она должна сосредоточиваться. Думаю, что мы все повинны в этой трагедии. Да, вина лежит на всех находящихся в этой комнате. В течение многих месяцев мы препираемся относительно кандидата в президенты. Между тем стали благодушными. Не смогли распознать, что наш раздрай создает благоприятные условия для других, дает им шанс бросить нам вызов, проверить нас на крепость. Поэтому-то и погиб Арманд! Потому что в наших пустяковых перебранках мы позволили себе выпустить бразды правления. И именно эти бразды теперь и натянем, крепко возьмем в руки, прямо сейчас!

– Что вы предлагаете, Джасмин? – спросил Набил Туфайли.

– То же, что предлагала и раньше – безоговорочно поддержать Луиса.

– Но что же изменилось с момента нашего последнего разговора? – спросил Туфайли.

– Проблема заключалась в деньгах, не правда ли? – ответила вопросом Джасмин. – Так вот. Теперь мы с Луисом располагаем дорогим для вас сопутствующим материалом!

Присутствующие переглянулись.

– Джасмин, поясните, пожалуйста.

– Чего же тут пояснять? Мне казалось, что это очевидно: кто другой может унаследовать казино, кроме меня и Пьера? И поскольку мы оба считаем, что превращение «Сосьете де Бен Медитерраньен» в открытую для других компанию является разумным деловым решением, поскольку стоимость наших пакетов акций в казино увеличивается пятикратно.

Джасмин откинулась на спинку кресла и смотрела на неофициальных правителей Бейрута.

Мы с Луисом хотели бы получить от вас ответ. Немедленно.

– Ясно, нам надо обсудить это, – _начал было говорить Туфайли.

– Никаких обсуждений, Набил. Да или нет. Немедленная реакция Туфайли заключалась в том, чтобы тотчас уйти. Но краешком глаза он увидел, что другие зуамы и не пошевелились. Они решили проглотить оскорбление, которое Джасмин бросила им. Какого бы мнения об Арманде Фремонте они ни придерживались, хладнокровное и четкое объяснение Джасмин Фремонт показалось им в высшей степени разумным. Один из них ответил вместо Туфайли:

– Считайте, что зуамы вас поддерживают.

Целые машины репортеров и киношников блокировали дорогу, ведущую к вилле Арманда Фремонта.

– Только не это! И не теперь!

Салим потрепал руку Кати. Он вылез из-за руля «роллс-ройса» и неуклюже поплелся в сторону репортеров, которые, толкаясь, приближались к машине. Салим преградил им дорогу, убедительно прося их о чем-то. Катя видела, как журналисты яростно мотали головами. Катя приготовилась к приступу. Но тут Салим пожал плечами, спокойно схватил ближайшего к нему мужчину. На некоторое время журналист повис в воздухе на высоте четырех футов от земли, отчаянно дергая руками и ногами. В следующее мгновение он кубарем полетел в низ холма, а Салим нацелился на вторую жертву. Журналисты бросились врассыпную.

– Ну, вы, несомненно, в надежных руках, – заметил Майкл с тенью улыбки на лице. – Думаю, что сейчас сделать это будет очень трудно, но попробуйте немного отдохнуть. Обещаете? – Она почувствовала прикосновение его губ к своему лбу. – Я буду среди спасателей. Как только они что-то обнаружат…

В доме она окунулась в жуткую тишину. Горе Балтазара отразилось на его лице. Он схватил руку Кати обеими руками и поднес ее к губам. За его спиной стояла Мария, ее глаза покраснели от слез.

– Скоро приедет доктор, – сообщил Балтазар. Катя сообразила, что он имеет в виду ее, и запротестовала.

– Поверьте мне, вы почувствуете себя лучше, когда он приедет и будет здесь, – убеждал ее Балтазар. Жестом он показал на окно. – Это лишь начало. Вам надо хорошенько отдохнуть, чтобы выдержать испытания предстоящих дней.

Слова Балтазара возвратили Катю к холодным дням и ночам в доме ее отца на Парк-авеню, к бессонным ночам, когда она крутилась, и вертелась, и вскакивала, обливаясь холодным потом. Теперь она находилась за тысячи миль от дома, неуверенная в том, что ей надо делать или каких поступков люди ждут от нее. Хотя бы из-за одного этого ей надо собраться с силами. Чтобы перенести горе. Она ничего не могла придумать такого, что помогло бы это сделать.

Катя стояла под душем до тех пор, пока не забеспокоилась Мария, не постучала и не заглянула в ванную. Приезжал и уехал доктор, находившийся в таком же шоке, как и все остальные, оставил невнятно произнесенные рекомендации и заверения, а также запас снотворного. Катя сидела, поджав под себя ноги на тахте в своей комнате, сжимая пальцами флакон из пластика, глядя невидящими глазами на то, как он ломается.

Включенный телевизор говорил с достаточной громкостью на французском языке, Катя слышала печальный голос диктора. Поисковая группа нашла на холме пачку денег и связку ключей, которые однозначно были опознаны как принадлежащие Арманду Фремонту. А также с кустарника были сняты клочки одежды. Ясно, что он скатился с холма до самой воды. Но ни с вертолета, ни с лодок не удалось ничего заметить. Водолазы обследовали дно у самого берега, но сообщить им было не о чем. По сообщениям морских синоптиков, прошлой ночью волнение и прибой были особенно сильными. С учетом того, что Арманд Фремонт был ранен, свалился с такой большой высоты, шансов на то, что он спасся, попав в течение, практически не оставалось.

«Он погиб, – тупо подумала Катя. – Я это знаю».

И тогда, впервые после того, как обрушилась эта беда, она по-настоящему разрыдалась.

На третий день после покушения комиссар порта и министр юстиции прибыли на виллу и сообщили Кате, что поисковые работы прекращены.

– Мы обыскали все, мадемуазель Мейзер, – объяснил извиняющимся тоном комиссар. – Мы даже по картам осмотрели течения вдоль всего побережья, до самых гротов. Нигде нет никаких следов месье Фремонта. Мы только можем предположить, что его труп унесло в открытое море.

Некоторое время Катя хранила молчание, потом поднялась и произнесла:

– Благодарю вас за ваше участие. Вы понимаете, что мне хотелось бы побыть одной.

Она вышла в сад и не знала, сколько времени просидела там, когда пришла Джасмин.

– Я не была уверена, что вы хотите общения, – извинилась она. – Скажите, что это так, и я уйду.

Катя заговорила с ней, как будто и не слышала, что та сказала:

– Мне не верится, что его нет в живых. Несмотря на это, я предчувствовала, что они мне сообщат о его гибели.

– Катя, я могу представить себе удар, который вы перенесли.

– Джасмин, я хотела бы узнать, кто их убил! – резко вырвалось у Кати. – И почему!

– Я тоже этого хочу! – с чувством отозвалась Джасмин. – Этого же желают Пьер, и Луис, и весь Бейрут! Вы не можете представить себе, какие по стране поползли слухи. Некоторые винят палестинских либералов, другие думают, что это сделал религиозный фанатик, а третьи намекают на черные заговоры.

– А что думаете вы?

Джасмин ввернула сигарету в желтовато-зеленый мундштук, кольца на ее пальцах засверкали.

– Арманд был могущественным человеком, гораздо более влиятельным, чем вы себе это представляете. И я не имею в виду только деньги или собственность, но также знание секретов. Тайн в отношении еще более могущественных людей, чем он сам. Промышленники, финансисты, политики – все они посещали казино, чтобы поиграть, но и поговорить, поторговаться, заключить сделки. Арманд относился к числу честных брокеров, превратил казино в нейтральную территорию. Но вы, наверное, знаете о судьбе гонца, который принес плохие вести? Так вот, думаю, что такая же участь постигла и этого брокера. Соглашение было нарушено, обещание не выполнено, надо было найти козла отпущения. А разве не лучше других подходит для такой роли человек, который и способствовал в самом начале заключению такой сделки?

– Вы хотите сказать, правду мы никогда не узнаем? – прямолинейно спросила Катя.

Джасмин притронулась рукой к локтю Кати:

– Правда – трудноуловимое понятие даже в лучшие времена. Но какой бы она ни была в данном случае, она умерла вместе с Армандом. Он не был сентиментальным человеком. Не вел ни Записей, ни дневников. Вы знаете, как делаются дела на Ближнем Востоке – простым рукопожатием, а подробности хранятся здесь. – Джасмин постучала по лбу. – Только глупцы доверяют тайны бумаге.

– Я никогда не примирюсь с тем, что мы не сможем добраться до истины.

– Я не позволю вам так терзать себя, – твердо заявила Джасмин. – То, что произошло, не имеет к вам никакого отношения. – Она помолчала. – Не хочу выглядеть жестокой, но вспомните, что произошло после убийства вашего президента Кеннеди. Комиссии по расследованию, теории заговоров, вся нация держалась в напряжении, но все это нисколько не приблизило вас к правде. Поэтому запомните, что, когда пройдут похороны, мы скажем свое последнее «прости».

– Похороны… – пробормотала Катя. – Я даже не думала…

– Устройством похорон занимаюсь я, – прервала Джасмин. – Если вы хотите принять участие в этих приготовлениях, то, возможно, напишете небольшое прощальное слово…

– Спасибо, я сделаю это с удовольствием. Джасмин обняла ее:

– Я заеду к. вам, когда смогу. Если вам что-нибудь понадобится или вы захотите с кем-то поговорить, позвоните мне.

Катя кивнула и обещала сделать это. Но, проводив Джасмин до дверей, она ни о чем другом не смогла думать, как о ее словах в отношении президента Кеннеди. Хорошо это или плохо, но люди так и не прекратили задавать об этом вопросы. Поиски истины продолжаются, потому что убитый президент заслужил этого. Заслужил этого и Арманд.

Его пальцы тянулись вверх, шаря по гладкой поверхности камня, стараясь найти малейшую расщелину, чтобы зацепиться. Они нащупали трещинку толщиной с бечевку и впились в нее. Арманд подождал, пока накатится очередная волна, использовал инерцию движения воды и вложил всю свою силу в пальцы. Он почувствовал, как его приподняло, и стал ждать того мучительного момента, когда вода откатится назад. Он уже сделал не меньше ста таких попыток, но не смог удержаться и его отбрасывало в озерцо, образовавшееся в гроте. Нестерпимо болела рана. Потрясение от полученной раны, холодная вода, истощавшая драгоценные силы, – все сговорились против него. Он знал, что у него остается немного шансов. Если ему не удастся удержаться, уцепившись за камень, то прибой продолжит мутузить его, как безжалостный боксер, пока не наступит полное истощение сил.

Арманд слышал рев приближающейся воды, зажмурил глаза и повис. Он чувствовал, как будто его руки выдергиваются из плеч. Вода накрыла его, заставила прекратить дыхание, легкие начало колоть, в голове зашумела кровь. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем поток остановился. Арманд глотнул драгоценного воздуха, чтобы оживить лишенную кислорода кровь, и пополз вперед. Стараясь не отпустить захват одной рукой, другой он искал излом или трещину в камне, нашел, опять продвинулся вперед, пока не оказался между двух камней и не смог охватить обеими руками один из них.

Арманд сильнее прижался к камню, когда накатила очередная волна, скрежеща зубами от боли в ране, ударившись об острую часть камня. Он не знал, насколько опасна его рана. Вся спина у него горела как в огне. Но первая пуля, должно быть, не попала в легкие. Иначе ему было не протянуть так долго. Но Арманд знал, куда попала вторая пуля, – вдоль левого виска, оставив глубокую царапину, по которой он определил на ощупь, что пуля прошла всего в нескольких сантиметрах от роковой траектории. Соленая вода притупила боль в ране, остановила кровотечение. Но болезненное пульсирование не останавливалось. Арманд не мог припомнить, сколько раз он терял сознание. Было просто чудо, что он держался, уцепившись за камни, подчиняясь инстинкту самосохранения.

Он с усилием открыл просолившиеся веки. Он держался на плаву в полутьме. Высоко над ним поднимался свод грота, пробитого за тысячелетия в известняковых скалах. А дальше в глубине грота свет угасал и, наконец, исчезал окончательно, царила могильная тьма, которая ужасала его. Вода казалась черной, не раздавалось ни звука, воображение рисовало дикие сцены.

Отбросив в сторону ужасы, он сконцентрировал свое внимание на становившихся все более сочными синих цветах моря и неба, когда над Средиземным морем наступил рассвет. Издалека до него доносились негромкие звуки моторов вертолетов и жужжание моторных катеров, которые занимались его поисками. В нем закипела ярость, потому что они искали не там, где надо, потому что он был беспомощным и не мог до них добраться. Течение провело и его, и их. Каждый моряк в Бейруте знает, что вода в бухточках крутится концентрическими кругами, и если в такое место попадает маломощное судно или неопытные моряки, то все погибло. Но случаются странные явления, когда океан втягивает в себя воду из этих бухточек, выливая ее вдоль берегов и по гротам, которые выросли у подножия холмов к северу от города.

Один шанс из тысячи, что такое может случиться, подумал Арманд. Но ему выпал именно такой шанс. Точно так же, как судьба уберегла его не только от пуль, но и от падения.

Удивительно ярко всплывали в его памяти образы и эмоции, когда рухнул Дэвид, когда его охватила ярость и он ринулся к своему другу, когда страшная боль от пули сразила его и он перелетел через перила. Камни, кустарник и земля калечили его во время падения, когда он ни за что не сумел ухватиться. Благодаря какому-то божественному провидению он не сломал себе шею, но, бултыхнувшись в воду, оказался абсолютно беспомощным и едва смог удержаться на плаву.

Если бы он попытался плыть против течения, то это означало бы неминуемую смерть. Поэтому он поплыл по течению, стараясь избегать столкновений с торчавшими из воды рифами, пока течение, подобно кошке, которой надоело играть с мышкой, бросило его в грот.

Арманд опять задержал дыхание, когда волна накрыла его. Он облизал потрескавшиеся губы, выплевывая соль, пытаясь увлажнить их слюной. Он чувствовал себя настолько измученным, что подумал, что готов лежать здесь вечно. И все же где-то глубоко в его сердце разгорался яркий огонь гнева.

«А Катя, что случилось с ней?»

Его терзала мысль о том, была ли и Катя объектом нападения. У него не было возможностей даже попробовать угадать ее судьбу. Убийца мог тоже сразить ее, или, может быть, если в мире существовало милосердие, пули не попали в нее… но это означало, что она теперь находится вдвоем с Майклом Саиди, который подкатывается к ней как змея.

«Прекрати! Чтобы узнать об этом – узнать вообще о чем-нибудь, – ты должен прежде выжить!»

Он изловчился так, что сумел подняться над уровнем воды На несколько дюймов. Катера все еще сновали, подумал он, как и люди, которые прочесывали склон холма. Но они никогда достаточно не приблизятся к нему. Если они не обнаружат его в бухточке, они ни за что не поверят, что его подхватило течение и он спасся. От понимания этого у Арманда защемило сердце. Грот был необъятных размеров. В темноте он не мог определить, далеко ли он находится от берега. Если бы он решил пуститься вплавь, то он мог бы начать двигаться кругами, пока не ушел бы на дно от изнеможения. Но и оставаться здесь означало верную смерть. Раны практически высосали из него всю энергию. Холодная вода скоро завершит остальное. Ему надо было добраться до суши.

Он соскользнул несколько глубже в воду, но обнаружил, что пальцы не хотят оторваться от камня. Камень превратился в воплощение спасения, с которым не хотели расставаться ни разум, ни тело.

«Тогда, если не для себя, то сделай это ради Кати… и Дэвида. Кати, потому что она, может быть, все еще жива. Дэвида… потому что он погиб ради тебя!»

Арманд закрыл глаза и отвернулся. Он подождал, пока подошла и поднялась вода, потом отдал себя в ее объятия. Его пальцы простились с камнем, как будто в последний раз поласкали любовницу.

Накануне похорон Катя попросила встречи со старшим инспектором по делу об убийстве Арманда и Дэвида высоким, худощавым мужчиной с рябым лицом по имени Хамзе. Первое, что она узнала – в расследовании этого дела не было никакого прогресса.

– Мне бы хотелось просмотреть ваши рапорты, – сказала она.

Он охотно согласился. Видимо, он предвидел это, потому что представленные им папки вскоре завалили весь стол Кати.

– Эта папка о религиозных экстремистах, – пояснил Хамзе. – Эта – о палестинцах. А здесь список лиц, которые основательно задолжали казино. Отсюда видно, что федеральная полиция в Египте, Иране, Ираке и Сирии проводит расследование в соответствии с национальной юрисдикцией. – Сыщик открыл следующую папку. – Здесь материалы о самом факте покушения. Мы выяснили, что выстрелы были произведены из вагончика, когда фуникулер спускался с горы, мимо яхт-клуба, в направлении бухты. Выбор места великолепен. Абсолютная гарантия, что убийце удастся скрыться.

– Почему вы так думаете?

– Потому что в мире немного людей, которые могут стрелять с такой точностью с двигающегося объекта по целям, которые тоже могут передвигаться.

– Хотите ли вы этим сказать, что не считали до начала вашего расследования, что выстрелы могли быть сделаны из вагончика?

Сыщик неловко поежился:

– Только значительно позже мы сообразили, что можно провернуть дело именно так.

– Но вы только что сказали, что имеется всего несколько человек, которые способны произвести такие выстрелы. Не сужает ли это количество подозреваемых?

– Могло бы сузить, мадемуазель Мейзер, – холодно ответил Хамзе, – если бы знать, кто это такие и где их искать.

– Значит, нам предстоит ответить на вторую часть вопроса, – резюмировала Катя. – Кто нанял убийцу?

– Увы, проблем здесь не меньше, – отозвался Хамзе, вскидывая вверх руки. – Никто не сможет непосредственно нанять такого человека. Нанимающий и убийца никогда не захотят увидеть друг друга. Подробности будут передаваться либо через доверенных третьих лиц, либо косвенно – по телефону, телеграммой, даже через газетную рекламу, сформулированную завуалированно.

– Даже если дело обстоит именно так, вы должны определить круг подозреваемых с точки зрения мотивов.

Брови Хамзе изогнулись.

– Вы так думаете, мадемуазель? И какие же тут могут быть мотивы? Не могли бы вы нам помочь в этом отношении?

– Нет, но…

– В действительности вы совсем не можете помочь нам, верно? – продолжил свою мысль инспектор, чеканя каждое слово. Потом Хамзе собрал все свои бумаги. – Я оказал вам любезность, мадемуазель. Полагаю, что ваш тон и намеки продиктованы горем. Если позже вы вспомните какие-то подробности, которые, по вашему мнению, могут оказаться полезными, сразу же звоните мне. А пока что я выражаю вам свои соболезнования. Будьте здоровы, мадемуазель.

Кортеж включал двадцать машин, в том числе машины президента Ливана и всех членов кабинета. За машинами следовала первая шеренга пришедших на погребение, представляя собой сливки бейрутского и международного общества. Дальше двигались сотрудники казино и тысячи рядовых граждан, которые пришли, чтобы отдать дань своего уважения.

По настоянию Джасмин Катя ехала в первой машине вместе с членами семьи. А впереди скользили на одном уровне друг с другом катафалки, их платформы украшены таким образом, что укрытые ливанскими флагами гробы, казалось, плыли на фоне цветов.

За все время перед похоронами Катя встретилась только с одним человеком, который специально приехал на скорбные похороны Дэвида, высоким, молчаливым мужчиной, который представился как Чарльз Свит, заместитель Дэвида в Женеве. Она попыталась втянуть его в разговор, но, несмотря на все свои старания, получала лишь односложные ответы.

– Мы все грустим по-своему, мисс Мейзер, – сказал ей этот американец. – Но обещаю вам одно: ни я, ни другие в «Интерармко» не успокоятся до тех пор, покуда не будет найден и не получит по заслугам убийца Дэвида и мистера Фремонта.

Процессия растянулась в сторону холмов в районе Джуни, и там, откуда открывается вид на море, упокоили прах двоих мужчин. Когда маронитский священник произносил последние слова, Катя взирала на море, казавшееся лишенным времени… безжалостным. Потом она повернулась и наблюдала, как в могилу Арманда Фремонта опускают пустой гроб.

Возвратившись на виллу, Катя нашла ее, как и предполагала, удивительно пустой и тихой. Устроившись в библиотеке, она вспомнила про свою многообещающую юридическую практику в Беркли. Жизнь там протекала просто, несмотря на социальные протесты и бурные отношения с Тедом. Теперь она не узнавала себя, не знала, чего она хотела или куда ей надо ехать.

Мысль о возвращении в Нью-Йорк больше терзала, чем страшила, Катю. Возвратиться и не оправдать ни себя, ни Эмиля Бартоли значило расписаться в своей несостоятельности. Это означало также, что ей не следовало ждать для себя пощады ни со стороны окружного прокурора, ни в суде. Если она покорится им, то все пропало.

Наступила ночь, а она так и сидела в темноте, горюя, предаваясь беспокойным мыслям. Когда прозвенели колокольчики, висевшие над дверью, единственное, что она смогла сделать – заставила себя встать, дотащиться до входной двери и посмотреть в глазок. На нее взирало симпатичное, но незнакомое лицо.

– Меня зовут Жин Шихаб. Я адвокат месье Фремонта.

Катя отнеслась к нему с подозрением:

– Вы можете оказаться также и газетчиком. Адвокат вздрогнул. Как и другие арабы-мужчины, он не привык слышать возражения он женщины.

– Вот моя визитная карточка, – он просунул белый бумажный квадратик сквозь узорчатую кованую решетку.

– Что вам угодно? – спросила Катя, рассматривая карточку.

– Мадемуазель Мейзер, пожалуйста…

– Я вас слушаю!

Шихаб заговорщически оглянулся.

– Мадемуазель, это касается Фремонта, – прошептал он. – Его завещание…

Она провела его в библиотеку, где он тут же вынул из своего кейса бумаги и настоял на том, чтобы официально зачитать ей его завещание.

– «Что же касается моих имущественных прав в «Сосьете де Бен Медитерраньен», то в силу этого завещания я передаю свои акции Катерине Мейзер во владение, пользование и распоряжение по ее усмотрению», – закончил он чтение.

Катя ждала, что последует дальше, но, очевидно, адвокат сообщил ей все.

– Не понимаю, – произнесла Катя. – Что это за акции?

– «Сосьете де Бен Медитерраньен» – это холдинговая компания для казино, – не торопясь, объяснил адвокат. – Месье Фремонту принадлежала основная доля акций, меньшим количеством владеют Джасмин и Пьер Фремонт. Новым бесспорным хозяином «Казино де Парадиз» становитесь вы, мадемуазель.

– Это невозможно! – прошептала Катя. – Наверное, вышла какая-то ошибка.

Жин Шихаб покачал головой:

– Ошибки нет. Месье Фремонт десять дней назад сделал приписку. Я бы покривил душой, если бы не сказал, что тоже был удивлен. Но его желание было именно таким. Я являюсь адвокатом месье Фремонта уже много лет, – негромко продолжал Шихаб. – За все это время он никогда ничего не предпринимал без оснований – без веской на то причины. Я бы с удовольствием объяснил вам, мадемуазель, что все это означает, но не могу этого сделать. По некоторым вопросам месье Фремонт не советовался со мной. Это – один из таких случаев.

– Но что же мне делать?

Адвокат заколебался, но потом все-таки посоветовал:

– Вы должны проявить огромную бдительность, мадемуазель.