Энн задыхалась в густом, тягучем тумане, от которого, казалось, распирало комнату. Ей просто не верилось, что весь этот кошмар происходит в том доме, где она выросла.

— Кто вы? — тихо спросила она мутно вырисовывавшуюся у стены фигуру.

Ответа не было. Энн несколько раз встряхнула фонарик, в надежде, что он все-таки зажжется. Бесполезно…

— Джерри? — вновь спросила она, чувствуя, как все тело начинает пронизывать нервная дрожь.

Энн отступила на шаг. Шаг назад сделала и таинственная фигура. У Энн похолодело внутри. Она остановилась. Фигура поступила точно так же.

Нервно глотнув воздух, Энн решительно шагнула вперед и подняла над головой фонарик. Фигура так же резко сделала шаг ей навстречу и подняла над головой точно такой же предмет. Нервы не выдержали. Энн с отчаянным криком ударила незнакомца фонариком по голове. Раздался звон разбитого стекла. В ту же секунду в комнату вбежал Ной.

— Энн! Что с тобой? Боже, да где же ты?

Он размахивал фонарем, свет которого выхватывал отдельные вещи, стоявшие в комнате. Наконец луч остановился на голых ногах Энн, как бы выросших из груды разбитого стекла.

— Ной, — в изнеможении простонала Энн. — Я ударила его фонарем. — И, наверное, убила… Посвети сюда…

Ной навел фонарик на Энн и почувствовал огромное облегчение, убедившись, что она цела и невредима, потом осветил то, что стало причиной ужаса Энн.

— Боже мой, Ной! — воскликнула Энн. — Это же было зеркало! Я воевала с собственным отражением!

Действительно, зеркальная дверь в туалет была разбита вдребезги.

Только тут до нее дошел весь комизм ситуации. Она громко рассмеялась, прижимая ладонь к груди. Ной еще несколько секунд смотрел то на осколки зеркала, то на смеющуюся Энн. Затем схватился за живот и, сложившись вдвое, разразился громким хохотом.

Наконец, отсмеявшись и чуть успокоив взвинченные нервы, они принялись методично обследовать дом. Джерри нигде не было. В углу комнаты на первом этаже лежал скатанный спальный мешок и подушка, которые Энн принесла утром.

— Посмотри, — сказал Ной, наклонившись над ними, — может быть, он здесь спал?

— Ммм, — в раздумье промычала Энн, — все это я принесла сюда только сегодня. Боялась, что ему будет холодно в такую погоду. А поскольку все ковры уже упакованы, то постелила здесь мат.

Они вышли из комнаты и прошли в кухню. Бросив быстрый взгляд на дверь, Ной с некоторым беспокойством спросил:

— Ты уверена, что она заперта?

— Нет. Но я не хотела бы ее запирать. Джерри может прийти и не попадет в дом.

— Это рискованно. Здесь еще остались упакованные вещи. Дай ключ. Я запру.

Однако уже через несколько секунд после того, как щелкнул замок, кто-то начал снаружи дергать дверь за ручку. Энн открыла и в темноте узнала Росса.

— Росс? Что ты здесь делаешь? — испуганно спросила она, глядя на разъяренное лицо отчима.

— Я хотел бы знать, что ты тут делаешь по ночам?! — заревел Росс и, отстранив рукой Энн, быстро прошел в кухню. Осмотревшись, он повернулся к ней лицом и схватил за плечи своими сильными, огромными руками: — Тебе здесь нечего делать!

— Тут еще остались кое-какие мои вещи, Росс, — с холодной улыбкой произнесла Энн.

— Господи Иисусе! — с жаром воскликнул Росс, и на его лице вместо негодования появилось выражение страдания. — Все электричество в доме отключено. Сейчас очень поздно. Какого черта тебя сюда принесло? Или непонятно, что пустой, покинутый дом — самый удобный объект для поджигателя?

Ной сделал шаг вперед и положил свою широкую ладонь на руку Росса, все еще сжимавшую плечо девушки.

— Спокойно, Росс. Она здесь не одна.

— Это ничего не значит! — продолжал кипятиться Росс, хотя и отпустил плечо падчерицы, потом сделал паузу и, немного успокоившись, проворчал: — Извините…

— Ну и слава Богу, — облегченно вздохнула Энн. Она не помнила, чтобы отчим когда-либо разговаривал с ней так грубо.

— Нет, далеко не слава Богу! — отреагировал Росс с выражением отвращения на лице. — Совсем не слава Богу!

— Росс, что с тобой? — спросила Энн, тронув отчима за плечо и следя за тем, как он лучом своего карманного фонарика обшаривает кухню.

Росс еще немного поиграл фонариком, помолчал и тихо сказал:

— Я увидел тебя, Энн, стоявшую посреди кухни, несказанно похожую на мать, одинокую, напуганную и беззащитную… Это поразило меня в самое сердце. — Росс обернулся к Ною, но тут же снова посмотрел на Энн: — Происходит что-то непонятное. Нечто такое, чего я не могу объяснить даже себе. Но… У тебя все в порядке?

— Абсолютно, — прошептала Энн и крепко обняла отчима.

Росс энергично покачал головой. Он выглядел крайней взволнованным и удрученным.

— Ты меня не поняла. То, что сейчас происходит…

— …Связано со случившимся десять лет назад? Да? Росс, умоляю, скажи правду! Не надо больше жалеть меня. Ведь дела плохи, не так ли?

— Да, — ответил Росс, печально глядя на Энн и Ноя. — Все еще далеко не кончилось. Ты должна быть очень осторожна, дочка!

— Почему, Росс? — включился в разговор Ной. — Почему этот неведомый поджигатель упорно преследует Энн? Чего он добивается от нее?

Росс прикусил нижнюю губу и отвел глаза, помолчав, сказал:

— Я могу объяснить это только желанием за что-то отомстить.

— Значит, ты все-таки считаешь, что все эти поджоги связаны друг с другом? — спросила Энн, горько вздохнув. — Я знала это. Но ведь тогда его, наверное, легко поймать, тщательно расследовав все случаи, начиная с трагической гибели моей матери брата. Разве нет?

Росс неожиданно громко и грубо рассмеялся:

— Милая моя! Если бы это было так легко!

— Почему же нет? — раздраженно спросил Ной.

— Потому что при расследовании еще той трагедии десятилетней давности мне пришлось перебрать и отмести не одну сотню всякого рода душевнобольных и маньяков. Если на этот раз появился кто-то новый, то придется перебрать и проверить тысячи человек, прежде чем остановиться на ком-нибудь одном.

Ной и Энн переглянулись, вспомнив вывод, сделанный компьютером: «Список подозреваемых завершен».

— Энн, помнишь, в прошлый раз я проверил чуть ли не каждого мужчину на расстоянии ста миль отсюда? Мы точно знали, что это был поджог, совершенный из мести. И все же до сих пор не можем раскрыть то дело! Я довел своих людей, что называется, до ручки. Они работали дни и ночи. А что в результате? Ничего!

— Но ты сделал все, что мог, Росс, — мягко сказала Энн.

— И чуть не загнал себя до смерти этим расследованием. Да и своих людей тоже. Они до сих пор не могут опомниться и злятся на меня. Я их отлично понимаю!

— Но это же их работа, — мрачно сказал Ной.

— В их обязанности не входит работа с ненормальным человеком. А теперь это случилось снова. И вот все они вновь ворчат по поводу моего бесчеловечного отношения к подчиненным. Я боюсь, очень боюсь, что если не буду заставлять их работать, то большинство моих сотрудников прекратят делать вообще что-нибудь. И тогда может случиться еще одно несчастье. И вновь кто-нибудь пострадает. Как тогда, десять лет назад…

— Никто не обвиняет тебя, Росс, в нежелании раскрыть до конца это дело, — сказала Энн. — А если так думает кто-то из твоих людей, то нужно ли их держать на службе?

— Полиция чем-нибудь помогает? — вновь задал вопрос Ной.

Росс рассмеялся грубым, злым смехом.

— Думаю, ты слышал о соперничестве между полицейскими и нашими детективами. Очень часто никто не может точно сказать, чье это дело и кому надлежит его расследовать. Как, между прочим, и в данном случае.

— Здесь нужны были совместные усилия, — сказала Энн с раздражением. — Соперничество при раскрытии уголовного дела — это омерзительно. Ведь главное — найти преступника!

— Зачастую все происходит совсем не так, Энн, — со вздохом заметил Ной. — Детективы противопожарной охраны проделывают всю основную работу, а полицейские только занимаются арестами и пожинают плоды.

— Совершенно верно, — согласился Росс. — Мои люди возмущаются, но ничего не могут поделать. Успешная совместная работа практически стала невозможной.

— Все это очень печально, — грустно сказала Энн.

— Возможно, что на этот раз все пойдет по-другому. У нас уже есть достаточно подозреваемых.

— Но Росс… — начала было Энн.

Ной тут же перебил ее:

— Росс прав в том, что тебе сейчас надо быть особенно осторожной.

— Да, — согласился Росс. — Прошу тебя, Энн! Я тогда сразу же буду себя лучше чувствовать. Тем более что ты решила пробыть здесь дольше, чем предполагалось.

— Я буду осторожной. Обещаю. И не беспокойся за меня!

Росс снова взял ее за плечи и крепко обнял. От него исходило столько нежности и любви, что Энн поразило серьезное выражение лица Ноя. Почему он считает, что Росс лжет? Ее глаза спрашивали об этом и не получали ответа. Но все же Энн чувствовала, что во всем этом деле что-то не так…

Прошло уже несколько дней, а инцидент в доме Лейверти продолжал преследовать Энн. Единственным объяснением лжи Росса могло быть его нежелание что-либо говорить до окончания расследования. И еще стремление оградить ее от излишних волнений. Но она решила, что в том и другом случае дела идут из рук вон плохо.

Ной должен был прийти к таким выводам, поскольку упорно придерживался точки зрения Энн. Ночи они проводили вместе в ее коттедже. И это было неземное блаженство. С каждым разом их любовь становилась все более страстной. И это было слияние не только тел, но и душ. Слияние почти идеальное. Кроме… Кроме одного.

Ной не любил ее. Его сердце продолжало оставаться наполовину замороженным. Он прятал свои истинные чувства где-то в глубине души. Несмотря на их близость, Ной все же раскрывался не до конца, где-то оставаясь недоступным.

Энн начала думать, что причиной тому было трудное детство и последующая неудачная личная жизнь. Именно поэтому, как ей казалось, он не решался на последний шаг, упорно отказываясь подарить ей всю свою любовь. И с каждым днем, отсылая в редакцию очередные фото, Энн все больше задумывалась о том, что будет дальше, после окончания работы…

Ей отчаянно хотелось поговорить на эту тему с Розмари. Но несчастная женщина в последнее время постоянно блуждала в своем собственном потустороннем мире. Доктор сказал Ною, что единственное, чем бы он мог как-то помочь своей приемной матери, так это создать для нее комфортабельные условия. И даже советовал поселить Розмари в отдельном доме. Ной, естественно, наотрез отказался это сделать.

Все это Энн знала и оттого еще больше любила Ноя. Хотя и понимала, что без взаимности с его стороны не сможет остаться в Сан-Рейо дольше, чем того требовала работа. А пока занималась съемками, молилась за Джерри и удивлялась, как быстро летит время…

Она сидела в кресле Розмари на крыльце главного здания приюта и смотрела в ночное небо. Со стороны зеленой лужайки раздались шаги, и через несколько мгновений из темноты появился Ной. Он ласково улыбнулся Энн, сел рядом и привлек ее к себе.

— Знаешь, Ной, — прошептала она, — в такую чудную ночь, как эта, я невольно думаю: как можно было желать жить где-нибудь еще!

— Раз так, то не уезжай. Оставайся здесь.

— Ты меня просишь об этом?

— Решай сама.

— Это не так легко.

— Надо всего лишь понять, чего же ты все-таки хочешь: уехать или остаться. Вот и все. Ничего сложного.

Энн выпрямилась, откинулась на спинку кресла-качалки и внимательно посмотрела на Ноя.

— Итак, остаюсь я или нет, какое это имеет значение? Так ведь?

— Ничего подобного я не говорил. Не приписывай мне лишнего.

— Ладно. Тогда скажи мне, что ты думаешь?

— О чем?

— Не о чем, а о ком. О нас с тобой. Тебе будет все равно, уеду я или останусь?

Ной закрыл глаза, также откинулся на спинку кресла и не сказал ни слова. Энн ждала ответа, чувствуя, как часто бьется ее сердце. Ной поднял голову и бросил на девушку взгляд, в котором ничего нельзя было прочитать.

— Мне очень хорошо с тобой, Энн, — сказал он. — У меня сразу же повышается настроение. Я даже, как никогда, счастлив. Но если говорить о чем-то большем, то не знаю. Связывать себя какими-то долгосрочными обязательствами…

— Я не говорю о долгосрочных обязательствах, — перебила его Энн. — Мне просто хотелось бы знать, изменится ли что-нибудь в твоей жизни в зависимости от того, останусь я или уеду.

Ной медленно кивнул и ответил с каменным выражением лица:

— Мне будет тебя очень не хватать. Даже больше, чем ты думаешь. Но в целом моя жизнь останется такой, какая есть. Если тебя это не устраивает, то скажи сейчас. — Он внимательно посмотрел в ее сразу ставшее грустным лицом. — Вижу, что не устраивает.

Итак, несмотря на то что Энн отдала столько сил и времени Ною Тэйлору, он никогда не пойдет на то, чтобы она стала ему нужна. Попросту говоря, не позволит себе ее полюбить. Нет, Энн расценивала себя куда выше!

— Извини меня, — мягко сказала она, вставая из кресла и повернувшись спиной к крыльцу, чтобы скрыть навернувшиеся на глаза слезы, — но я думала, что удовлетворюсь тем, что ты хочешь меня. Но это означало бы, что между нами нет ничего, кроме чисто физиологического взаимного влечения. Должна тебе признаться, что голый секс меня не устраивает.

— Вот как… — ответил Ной скучным голосом, хотя это было до конца наигранным. — Тогда как же нам быть?

Энн с трудом сдержалась, чтобы не разрыдаться. «Я хочу быть тебе нужной, — с радостью призналась бы она, — хочу, чтобы ты не только желал, но и любил меня». Энн взяла себя в руки и прошептала:

— Ты спрашиваешь, как нам быть? Не знаю. Мне нужно подумать.

— Ладно. Тогда скажешь мне, что решила, — медленно протянул Ной. — Извини, но я не умею читать чужие мысли.

И он сразу же стал каким-то чужим. Хотя продолжал сидеть рядом. Но уже стал тем далеким Ноем, каким она всегда его знала, — немногословным, мрачным, недоступным…

— Хорошо, — тяжело вздохнула Энн. — Думаю, что теперь мне лучше побыть одной.

Она повернулась и пошла через лужайку к своему коттеджу, чувствуя спиной взгляд Ноя.

Ной дал ей уйти, поскольку не имел другого выбора. Он знал, какие слова хотела от него услышать Энн. Но произнести их не мог. Просто не был к этому готов. И не знал, будет ли когда-нибудь готов.

Любил ли он ее?

Откровенно говоря, он и сам этого не знал. Как вообще мало что знал о любви, которой от него требовали. Хотя сейчас у Ноя было ощущение, будто вместе с замирающими вдали шагами Энн умирает часть его души. Тупая боль, зародившаяся в груди, медленно расползалась по всему телу, заглушая остатки теплого чувства, зароненного Энн. Вместо него сердце сковал леденящий холод. И Ной не мог с ним бороться.

Он думал о том, что значительно легче дарить любовь тем, кому она действительно необходима. К Энн это не относилось. Ной еще никогда не встречал столь самостоятельной, волевой женщины. И что бы она ни говорила или ни думала, он ей был не нужен. Ее выживание ни на йоту не зависело от Ноя Тэйлора…

Значит, он будет любить только тех, кому это действительно нужно. И заботиться о них. О Розмари, о приютских детях — обо всех, кому недостает тепла и любви. Энн права: он окружил себя людьми, которые в нем нуждаются. Но разве это плохо?

Однако подобные размышления ничего не изменили. И Ной продолжал смотреть во тьму, где скрылась Энн, с таким чувством, будто своими руками только что разрушил самое прекрасное из всего, что подарила ему жизнь…

На следующее утро Ной встал совершенно разбитым. Он проделал свой обычный комплекс упражнений, но это мало помогло. Болело сердце. Голова была тяжелой. В глазах стоял туман. Решив пройтись по свежему воздуху, Ной вышел на крыльцо и застыл от изумления.

На крыльце в кресле-качалке сидела Энн. Голова у нее свесилась на грудь. И вообще она выглядела такой жалкой и несчастной, что у Ноя упало сердце.

— Энн?

Она подняла голову и посмотрела на него. Но в ее глазах не было ни отчаяния, ни грусти. Только холод и отчужденность. А сидела Энн в столь жалкой позе только потому, что согнулась над чем-то, лежавшим у нее на коленях. Ной вдруг почувствовал себя полнейшим идиотом.

— Доброе утро, — спокойно приветствовала его Энн.

— Я хотел бы немного пройтись… Пробежаться… — забормотал Ной.

Энн кивнула и снова наклонила голову, намереваясь вернуться к прерванному занятию.

— Что ты делаешь? — спросил Ной.

— Зашиваю дыру на любимой рубашке Мартина. Он порвал ее во время игры.

— Энн… Но ведь это… смешно!

— Нисколько.

— Нет, смешно!

Черт побери, чего он ожидал от Энн после того, как столь мерзко обошелся с ней накануне! Однако Ной все еще до конца не разобрался в своих чувствах. А потому несколько растерялся и, желая скрыть неловкость, сказал нечто совсем несуразное:

— Ты думала.

— Невероятное открытие! Откуда ты знаешь, если не умеешь читать чужие мысли?

Так, он заслужил это! Энн помолчала несколько секунд и сказала, не поднимая головы:

— Уходи отсюда, Ной.

Его вдруг охватил какой-то непонятный страх. Не зная, что сказать, он смотрел на склоненную над шитьем голову Энн. Но, присмотревшись к ее работе, не мог сдержать улыбки. Более неумелого обращения с иголкой и ниткой трудно было себе представить!

— Ты… Тебе часто приходилось… шить? — не без ехидства спросил он.

— Иногда.

— Может, нужна помощь?

Энн вздохнула и уколола себе палец.

— А… а, черт! Ты что-то сказал?

Кого я хочу обмануть? — мелькнуло в голове Энн. Она отбросила рубашку и закрыла лицо руками.

— Ну да! Я не умею шить! И вообще не способна делать что-нибудь по дому! Жаль, конечно!

Ноя тронул этот неожиданный взрыв самобичевания. Он наклонился над Энн и сказал успокаивающим тоном:

— Полно, Энн! Ты прекрасно умеешь делать очень многое. И какое кому дело, что ты плохо шьешь? Или начинаешь готовить, не вскипятив воду? Оставляешь пятна на белье после стирки? Честное слово, не стоит делать из этого трагедию. Лучше нанять прачку, повариху или еще одну служанку!

Энн подняла голову и улыбнулась:

— Спасибо за совет. Я подумаю.

Несмотря на эту улыбку, Ной все же заметил в ее глазах затаенную печаль, причиной которой несомненно был сам. Он поднял с пола рубашку, повесил на спинку кресла и, присев рядом с Энн, взял ее за обе ладони. Она попыталась вырвать руки. Но Ной крепко держал их. Он наклонил голову и поцеловал палец, который Энн только что уколола иголкой.

Энн подпрыгнула в кресле.

— Не надо!

— Энн!

— Ради Бога, Ной, уйди! Мне надо подумать.

— О нас?

Энн кивнула. Но на этот раз вид у нее был действительно жалкий.

— Иди прогуляйся. Побегай. Это полезно. А мне надо побыть одной.

— Но…

— Видишь ли, Ной, — начала Энн, резко встав из кресла, — вчера вечером ты честно признался, какие чувства питаешь ко мне. Честность — самое лучшее, что может быть сейчас в отношениях между нами. И теперь уже я хочу быть честной перед тобой. Решить все сразу для меня невозможно. Понимаешь, невозможно! Поверь мне. Относиться к тебе чисто по-дружески… Знаешь ли, это очень трудно… Если вообще возможно… Мне нужно время для раздумий. Прошу тебя, не трогай меня пока. Хорошо?

Ной смотрел в ее прекрасные полные слез глаза и думал: был ли у него другой выбор?..

Следующие два дня оказались для Ноя сумасшедшими. В приюте все были заняты подготовкой к детскому карнавалу. Сам он всегда имел слабость к подобным празднествам. Помнил, как еще в детстве крал деньги из кармана очередного ночного приятеля матери, чтобы попасть на местный городской карнавал. Там ему нравилось все: шум, веселые лица, игры, вкусная еда. О том, что после его будут нещадно пороть, он не думал.

После того как Розмари узнала о страсти своего приемного сына к карнавалам, она стала устраивать их каждый год. Этот праздник так и назывался: «Карнавал Тэйлор».

Подготовка к карнавалу подняла с постели даже Розмари. Она вдруг почувствовала себя гораздо лучше. Память старой женщины полностью восстановилась, и она взяла на себя руководство всем процессом. Во дворе за задней стеной главного здания Эд соорудил балаган, в котором уже за несколько дней до самого события громко играла веселая музыка. Энн же стала генератором идей, шуток, новых игр. Она бегала по двору, хохотала вместе с детьми, помогала организовывать развлечения. Одним словом, жизнь била из нее ключом. Ной смотрел на это все и удивлялся, как раньше карнавал мог обходиться без нее.

Однако это не могло заслонить главного. Ной не спал ночами, думая о том, какая опасность могла угрожать Энн. А днем читал в ее глазах страдание и переживал крушение их дружбы.

Нет, Энн не игнорировала Ноя, наоборот, была крайне вежливой, внимательной, перебрасывалась с ним фразами при случайных встречах, которые происходили достаточно часто. Но все это выглядело уже не так, как прежде. Она больше не искала его, не целовала украдкой в темноте коридора и не одаривала очаровательной улыбкой, проникавшей Ною в самое сердце.

Ему не хватало этих улыбок, бывало прогонявших с его лица напускную серьезность и озарявших все кругом ослепительным радостным светом.

Сейчас Энн сидела на раскладном стульчике у стены заднего двора с фотокамерой на шее, со смаком поедала сандвичи в обществе двух мальчуганов и, казалось, вовсе не замечала переживаний Ноя.

— Готово! — крикнул появившийся в дверях балагана Эд. — Все сюда!

Энн, схватив за руки мальчишек, с веселым смехом пропрыгала через весь двор к балагану. Пробравшись туда же через толпу детей, воспитателей и прислуги, Ной очутился рядом с ней. Энн не обратила на него никакого внимания, продолжая безудержно хохотать. Ной же почувствовал, что от этого смеха у него начинают подкашиваться колени. Он хотел было отойти, как вдруг Энн резко повернулась и, сделав неожиданный шаг вперед, уперлась объективом фотокамеры прямо ему в солнечное сплетение. Ной невольно вскрикнул и схватил девушку за плечи.

— Ой! — воскликнула Энн. — Извини меня, ради Бога! Я нечаянно!

Она сделала шаг назад, и руки Ноя сами собой упали с ее плеч.

Энн выглядела очаровательной в свободном летнем костюме, который ей очень шел, прекрасно сочетаясь со светлым загаром нежной кожи на руках, ногах и лице. Как и с огромными серыми глазами. Боже, как в этот момент Ной хотел ее!..

— Энн…

— Извини меня, Ной, — повторила она, повернувшись к нему. — Я бегу в балаган. Ты идешь?

— Но…

Энн сделала вид, что не слышит его, и пошла к двери балагана, у которой по-прежнему стоял улыбавшийся Эд.

— Черт тебя побери, — пробурчал себе под нос Ной.

— Ной, — услышал он за спиной голос Мартина, — почему она на тебя злится?

— Кто?

— Энн.

— Тебе показалось.

Он с усилием отвел взгляд от бедер Энн, спешившей к балагану, и последовал за ней.

Посреди балагана был сооружен большой, украшенный по бортам изображениями экзотических рыб и деревьев бассейн. Вокруг него столпилось все детское население приюта. Стоял страшный шум, слышались громкие выкрики и радостный визг. Когда Ной подошел ближе, то увидел, что посреди бассейна плавает воспитатель Ал. Он то нырял, то снова появлялся на поверхности под восторженные крики детей. Заметив пробиравшегося к бассейну Ноя, Ал подплыл к борту и не без труда вскарабкался на него.

— Ной! Вы наконец появились. Смею доложить, что вода очень даже холодная! Вот так-то, дружище!

Ной подумал, что можно было бы действительно налить в бассейн теплой воды. Конечно, с закаленным Алом ничего не случится, но если в бассейн полезут дети, дело может обернуться неприятностями. Кроме того…

— Твоя очередь, Ной! — крикнул ему Эд. — Покажи свое искусство.

Ной встал ногой на лестницу, приставленную к столбу, поддерживавшему крышу балагана, и полез вверх. Очутившись над самой серединой бассейна, он обвел взглядом стоявших внизу детей и взрослых, изобразив на лице ужас.

— Вы хотите, чтобы я туда прыгнул? — с деланным удивлением крикнул он, хотя сам разрабатывал сценарий карнавала и знал, что его ожидает.

— Хотим, хотим! — раздался дружный восторженный хор.

— Ничего не поделаешь, — театрально вздохнул Эд. — Раздевайтесь!

— Раздеваться?

— Раздеваться, раздеваться, раздеваться! — неслось снизу.

— Хорошо!

Ной отбросил ботинки, стянул с себя тенниску и остался в одних плавках, предусмотрительно надетых еще утром. Взглянув вниз, он увидел Энн, которая пробралась к бассейну и стояла у самого борта.

И тут случилось что-то странное. Громкие крики и шум стоявшей по бортам бассейна толпы почему-то стали глохнуть. Еще минута, и они с Энн как бы остались вдвоем… Ной смотрел ей в глаза и видел в них сожаление, призыв и обещания, которые он не мог понять. Взгляд Энн опустился на его обнаженную грудь. Ной глубоко вздохнул, как бы почувствовав прикосновение ее пальцев.

— Быстрее, Ной! — кричал снизу Мартин, подбрасывая вверх теннисный мячик. — Сейчас я попаду в тебя!

По правилам игры человек, стоявший на лестнице под куполом балагана, должен был прыгнуть в бассейн, как только кто-нибудь попадет в него мячиком. Ной знал, какое ни с чем не сравнимое удовольствие эта игра всегда доставляла детям. Ведь не могло быть выше счастья, чем попасть мячом в главного воспитателя и заставить его спрыгнуть в воду. Он понял, что должен смеяться. Хотя из бассейна пахнуло наверх вполне ощутимым холодом. Ной слегка поежился, но тут же взял себя в руки. Никто из стоявших у борта не должен был знать, что он мерзнет.

Мартин прицелился в Ноя мячиком и бросил… Мимо! Стоявший рядом с ним мальчик бросил свой мяч. И тоже не попал. Такой же результат был у третьего стрелка. Когда мимо пролетели еще два мяча, у Ноя блеснула надежда, что ему удастся избежать купания.

Но тут вперед выступила Энн. В руках у нее был мячик. Их взгляды встретились. И Ной не увидел в ее глазах ни симпатии к себе, ни тоски из-за разлуки, ни тем более влечения. Он прочел в них лишь вызов.

— Нечестно! — крикнул Ной. — В игре участвуют только дети. Ты же давно вышла из детского возраста!

Внизу разгорелся жаркий спор, имеет ли Энн право бросить мяч в Ноя. Наконец было постановлено, что коль скоро Энн не является штатным сотрудником приюта, то имеет право участвовать в игре.

Черт! — выругался про себя Ной.

Энн прикусила язык, сосредоточилась и бросила мяч. Раздался общий восторженный рев: она сумела попасть Ною прямо в грудь. Тот стиснул зубы и, отпустив перила лестницы, нырнул в ледяную воду. Энн заработала два очка.

Через час Ной, облаченный в сухую одежду, вновь почувствовал себя отдохнувшим и почти счастливым. Это сделал карнавал. Не радостными детскими криками или громкой веселой музыкой, и даже не затейливыми играми. Просто Ной вновь почувствовал себя совершенно свободным, как когда-то в детстве.

Между тем Энн после инцидента в балагане куда-то исчезла, будто чувствовала себя виноватой. Посмотрев по сторонам и удивленно подняв левую бровь, Ной пробормотал:

— Это же просто смешно!

Ведь он и не думал осуждать Энн. Раньше он бы непременно постарался ей отплатить, как всегда и поступал в подобных случаях. Но сейчас ему просто хотелось еще раз увидеть чарующую улыбку, которой он все же надеялся добиться от Энн.

Ной нашел ее за балаганом, сидящей на скамейке возле ящика с ненадутыми воздушными шариками. Она вежливо, но холодно улыбнулась ему. Поняв, что доносившаяся из балагана оглушительная музыка никак не способствует интимной беседе, Ной досадливо вздохнул.

— Еще раз привет, — сказал он занудным голосом.

— Привет. Ты уже успел переодеться?

— Успел. Но у тебя верная рука, Лей-верти.

— Злишься?

— Вовсе нет. Я вписал твое имя на следующий час.

— Вписал мое имя? Это куда же?

— В список участников игры, жертвой которой я только что стал. Детям это очень понравилось. Ведь ты не возражаешь, не так ли?

На этот раз улыбка была уже не такой сухой и натянутой. Энн протянула Ною правую руку, держа в левой три дротика.

— Плутишка. С тебя три цента.

— За что?

— За дротики. Местный клуб «Киви» установил специальный приз: каждый, кто собьет дротиком воздушный шарик, получит порцию мороженого. Бери.

— А мороженое мы съедим вместе. Идет?

— Ладно.

Они вышли на середину двора, где уже собрались все обитатели приюта. Ноя встретили восторженными криками. Эд выпустил в воздух первый шар.

— Прошу!

Ной бросил дротик и промахнулся. Энн, внимательно следившая за полетом дротика, прикусила нижнюю губу и облокотилась на перила лестницы. При этом ее легкая накидка чуть поднялась и обнажила узкую полоску смуглого тела. Голодные глаза Ноя не могли этого пропустить. Перед ним все поплыло, а поскольку как раз в этот момент он метал дротик, то бросок оказался снова неудачным.

— У тебя осталась еще одна попытка, — констатировала Энн. — Советую сосредоточиться на броске, а не думать о пропавших деньгах.

Энн стояла совсем рядом. Для Ноя это были танталовы муки. Вот уже два долгих дня он не имел возможности дотронуться до нее и даже просто поговорить. И сейчас ничего так страстно не желал, как обнять ее, поднять на руки и унести куда-нибудь в спокойное тихое место, подальше от гремящей музыки, всего этого карнавального шума и любопытных взглядов. А там — смотреть на нее, говорить о чем угодно, испытывая несказанное наслаждение от одного сознания того, что она рядом…

— Ной, — донесся до него как будто откуда-то издалека голос Розмари. — Пойди-ка за балаган, помоги собрать дротики и принести еще шариков. А то там без тебя не справятся.

— Пойдем, пойдем, Ной, — запрыгал от радости Мартин. — Ты нам должен помочь. И Энн тоже.

Ной почувствовал на себе выжидающий взгляд Энн.

— Тебе нужна помощь? — очень мягко спросил он.

— Зачем? Я отлично себя чувствую. Вместе с детьми мы все сделаем.

— Но… Но я хотел бы помочь.

Ной взял ее за талию, чтобы отстранить с дороги и пройти за балаган, однако Энн наклонилась в его сторону и загородила дорогу. Ее взгляд блуждал по лицу, глазам, плечам Ноя и остановился на губах. Ему показалось, что сейчас она попросит ее поцеловать, чего он в этот момент безумно хотел. Но Энн сделала решительный шаг назад, прошептав:

— Вездесущий Тэйлор! Всегда появляется именно там, где кому-то становится нужен.

— Не надо меня осуждать, Энн, — тихо ответил Ной, принимая у нее из рук корзину для дротиков.

Она смотрела на него глазами, полными сожаления и горечи. Ной тихонько отстранил ее и прошел за балаган. Энн последовала за ним. Не говоря друг другу ни слова, они взялись за работу. Ной подбирал упавшие дротики и клал их в корзину. Энн надувала шары. Очень скоро на земле не осталось ни одного дротика, а в запасной корзине ни одного ненадутого шара.

Новое появление обоих на середине двора вызвало радостный крик всей детской толпы. Ной принялся за сбор центов, а Энн — за раздачу шаров. Они стояли совсем рядом и постоянно касались друг друга. Каждый раз Ной чувствовал, как по его телу пробегают электрические разряды. Он посмотрел на Энн и понял, что с ней происходит то же самое.

В этот момент их взгляды встретились. Тоска, глубокая печаль, любовь — все эти чувства прорвали завесу безразличия, которой Энн пыталась отгородиться от Ноя. Он хотел было сказать, что впервые поверил в существование другого, более светлого и счастливого, мира, чем тот, в котором жил до сих пор, что готов до конца довериться ей и дать все, к чему они оба стремились…

Но так ничего и не сказал… Не нашел нужных слов… Вместо этого взял девушку за руку…