Томас лежал в постели под мягким одеялом в уютной, теплой спальне и неотступно думал о Хлое. Теперь ей действительно подходит детское шутливое прозвище Худышка. Она стала настоящей красавицей. А живет в жалкой лачуге, где отопление то и дело выходит из строя.

Что, если она заснет, а тем временем огонь в камине погаснет? Сможет ли она снова его разжечь? Или свернулась клубочком, навалив на себя все что есть в доме теплого, и медленно погибает от холода?

Да какого же черта?! Томас вскочил и раздраженно скривил губы. Какое ему дело до Хлои Уокер?

Рассеянно запустив пальцы в волосы, он оперся локтями о колени. Он в самом деле рехнулся! Когда это в последний раз он беспокоился о ком-то? И беспокоился ли вообще? Томас всегда был слишком занят своими проблемами, чтобы уделять время другим.

Но почему он не перестает думать о Хлое с тех пор, как увидел ее вчера? Это плохой знак.

Месть и еще раз месть! Больше его ничто не должно занимать. И не следует забывать об этом.

Приказав себе думать лишь о плане мести, Томас удовлетворенно вздохнул и снова лег. Но спал беспокойно и во сне видел то, что, казалось, позабыл навсегда. Теплые ладони и приятно пахнущие волосы матери… жесткие кулаки изрыгающего грязные ругательства отца. И широко раскрытые зеленые глаза, светившиеся юмором и дружеской симпатией. Глаза Хлои.

Только однажды их взгляд стал грустно-укоряющим – когда она узнала о его намерении уничтожить Хизер Глен и разорить его жителей. Сознание, что он, и только он, причина ее горькой обиды и горестного разочарования, мучило Томаса даже во сне. И когда он проснулся, неясные воспоминания продолжали будоражить душу.

Утренняя пробежка наверняка вернула бы ему равновесие, но за ночь выпало слишком много снега, и дорожки еще не успели расчистить.

Томас поглядел в огромное окно-фонарь. Повсюду белое безмолвие. Застрял в собственном доме! Правда, в таком доме не грех и застрять! Роскошный, громадный, с просторными комнатами и очень дорогой. Совсем не та вонючая помойка, в которой он вырос. Кстати, его родной дом почти рядом с тем сараем, в котором живет Хлоя.

Он купил это трехэтажное шале не только потому, что его выстроили на вершине холма. Просто ничего лучшего Хизер Глен не мог предложить.

Томас спустился вниз, в спортивный зал, где были установлены новейшие тренажеры, и безжалостно, до изнеможения терзал собственное тело, пока не выдохся.

Только тогда дрожащий от усталости и напряжения Томас поднялся из зала, мечтая о горячем душе, под которым он наконец расслабит ноющие мышцы. Но при виде человека, растянувшегося в кресле, он остановился и буквально окаменел.

– Привет, сынок, – улыбнулся отец, показывая желтые редкие зубы. Его грязные изношенные сапоги покоились на дубовом журнальном столике, а небрежная поза говорила о полном довольстве собой. Не потрудившись взять стакан, он то и дело прикладывался к единственной бутылке вина, которую Томас держал в доме на всякий случай.

Холодный пот выступил на лбу Томаса. К горлу подкатила тошнота. Кошмар стал явью. Он не видел отца с того дня, как убрался из Хизер Глен с подбитым глазом, треснувшими ребрами и разбитым сердцем.

Зато теперь сердца у него вообще не было.

– Проваливай.

– Проваливай? – деланно изумился отец. – Но я только пришел. – Он оценивающе оглядел роскошную обстановку комнаты и ухмыльнулся. – Шикарное местечко, ничего не скажешь! Подумать только, ты сумел схватить Бога за бороду!

– Как ты здесь оказался?

У Томаса давно вошло в привычку запирать все двери на ночь. Не из страха перед грабителями. Просто когда твое достоинство ежеминутно попирают, а самого тебя унижают физически и морально, никогда не чувствуешь себя в безопасности. И, к своему стыду, он по-прежнему все время чего-то опасался.

Джеймс Магуайр расплылся в улыбке и захрустел пальцами.

– Считай, что у меня особый талант на такие штуки.

Томас, грозно сведя брови, пинком сбросил ноги отца со стола.

– Я думал, ты в тюрьме.

– Сбавили срок за примерное поведение, – сообщил Джеймс, снова отхлебывая из горлышка и вытирая рот рукавом. Томас вырвал у него бутылку и отставил подальше.

– Прекрасно. А теперь воспользуйся еще раз своим особым талантом и исчезни. Я занят.

– Ну уж нет, сынок. Я и шагу отсюда не сделаю, пока мы не потолкуем по душам.

– О чем?

Снова этот жадный блеск в глазах, при виде которого кулаки Томаса невольно сжались.

– Как?! Неужели ты не рад повидаться со своим родителем? – рассмеялся Джеймс. – Да, похоже, что нет. Ай-ай-ай, до чего же неблагодарное дитя. Но я кое-что пронюхал, Томас. Ты богат, очень богат.

– И что же? – холодно бросил Томас, заранее зная, что проиграл битву. Отец хитер и никогда не позволяет себе растеряться, а это, как он признавался совсем еще юному Томасу, самый верный способ победить.

– Последнее время мне что-то не везет. Удача отвернулась от меня. Я надеялся, что ты немного подсобишь…

– Хочешь сказать, что опять кого-то кинул, но дельце не выгорело, и теперь просишь денег, чтобы лечь на дно и переждать?

Лицо Джеймса окаменело, живо напомнив Томасу о прошлом.

– Нет, у тебя души, сынок.

– Что делать, с кем поведешься…

– А я-то думал, ты мне обрадуешься. И прошу-то о такой малости – помочь мне стать на ноги. Для тебя это мелочь, а…

Томас шагнул к порогу и широко распахнул дверь.

– И не надейся. Вон отсюда!

Отец с поразительной для его возраста легкостью вскочил. Странно, что при таком образе жизни он довольно сносно выглядел. Такой же высокий, хорошо сложенный. И при этом он казался столь же опасным, а еще убийственно беспощадным. Как прежде, если не более.

– Ты еще передумаешь, – пообещал он тем тихим угрожающим голосом, который Томас так хорошо помнил.

– Сомневаюсь.

Их взгляды скрестились. Жесткие. Неумолимые.

– Я знаю о "Сьерра риверз", Том. И учти, потребуется кругленькая сумма, чтобы заткнуть мне рот.

От Томаса потребовались вся выдержка и сила воли, чтобы не взорваться и держать себя в руках. Больше всего на свете ему хотелось схватить негодяя за шиворот и пинками прогнать из дома. Однако годы жесткой самодисциплины не прошли даром. Он сумел сохранить самообладание.

– "Сьерра риверз" – известная корпорация. И заруби себе на носу, я не занимаюсь незаконными делишками.

Джеймс злобно усмехнулся.

– Здесь ни одна живая душа не знает, кто ее владелец. Интересно, ты в самом деле собираешься строить этот курорт?

Испытующе оглядев сына, он холодно добавил:

– Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы сообразить, какую штуку ты задумал, сыночек.

– Перестань называть меня сыном, – процедил сквозь зубы Томас. – Ты мне не отец.

Джеймс прижал руку к сердцу и сокрушенно покачал головой.

– Не ожидал, не ожидал… Откуда в тебе столько жестокости? Ну что ж… каждое новое оскорбление будет стоить лишнюю тысячу.

Томас рванулся к отцу, потрясенный силой своей ненависти. Гнев переполнял его, и лишь одна ужасная мысль удерживала от убийства. Неужели он действительно уродился в отца?! Унизился до того, что готов решить спор кулаками, забыв о возрасте противника? Значит, чем слабее, тем лучше?

Нет! Он не опустится до такого. Нельзя терять голову. Он не животное, а человек.

Томас вынудил себя расправить плечи, немного расслабиться и равнодушно взглянул на отца.

– Я и цента не заплачу за твое молчание.

– Неужели? – с наигранной веселостью поинтересовался Джеймс, рассматривая мраморную каминную доску. – Решай, сынок. И учти, я могу причинить тебе немало неприятностей. Целую кучу. – И снова эта снисходительная ухмылочка. – Спроси кого хочешь в этом городишке.

Не стоило утруждать себя. Томас и без того знал, на что способен Джеймс Магуайр. При одной мысли о том, что годами выношенные планы рухнут в мгновение ока, его охватило бешенство. Как отвратительно снова чувствовать себя беспомощным перед негодяем, который когда-то видел его слабым и бессильным.

– Десять тысяч – и я смываюсь, – с вызовом сказал Джеймс, жадно блестя глазами. – Больше ты меня в жизни не увидишь. Даю слово!

– А если я откажусь?

Джеймс выразительно поднял брови.

– Я расскажу всем, начиная с мэра, что "Сьерра риверз" намеревается разорить их. После такого сообщения никто уже не купит и клочка земли.

Черт побери! Проклятый папаша, кажется, попал в точку. Томас снова напрягся.

– Ты навеки потеряешь шанс насладиться своей жалкой местью, мальчик мой, уж поверь.

Самое невыносимое, что он прав. Нельзя допустить, чтобы это случилось. Слишком долго и упорно он трудился все эти годы.

– Я заплачу, и ты свалишь отсюда?

– Да. Немедленно.

– Дай слово, что больше не вернешься. Никогда!

Легкая циничная улыбка тронула уголки губ Джеймса.

– Ты еще веришь моему слову?

– Неважно.

Томас рывком открыл ящик секретера и выхватил чековую книжку.

"Это не шантаж", – твердил он себе, выписывая чек. Десять тысяч – ничтожная плата за то, чтобы этот человек навсегда исчез из его жизни. Он сунул чек в протянутую ладонь отца.

– А теперь катись отсюда!

Джеймс Магуайр буквально подлетел к двери.

– Одно удовольствие иметь с тобой дело, сынок.

Он помахал чеком, засмеялся и вышел. Томас, потрясенный до глубины души, не мог двинуться с места. Он заплатил! Заплатил этому подонку! С этой мыслью он рухнул в кресло и потер ноющие виски, изнывая от омерзения к себе. Как он мог снова поддаться тому, кто исковеркал его жизнь?

И мгновенно, словно по волшебству, вернулось ощущение полной беззащитности, ледяного отчаяния, терзающего внутренности голода. Страх… Будь проклят человек, называющий себя его отцом! Томас снова почувствовал себя шестнадцатилетним. Затравленным, несчастным и абсолютно одиноким.

Первый звонок будильника Хлоя, как всегда, не услышала. Когда раздался второй, она попросту смела часы с тумбочки на пол, куда они и приземлились с оглушительным грохотом.

Хлоя повернулась на бок и накрыла голову подушкой. Но теперь ей мешало какое-то слабое урчание, звучащее где-то в области шеи.

– Да что там?

Она попыталась сесть, и нечто теплое и пушистое вцепилось ей в волосы. Шершавый кусочек наждачной бумаги проехался по уху.

– Мяу.

Хлоя, смеясь, вновь легла на спину. Котенок прижался мордочкой к ее лицу, нетерпеливо перебирая по груди мягкими лапками.

– Бедняжка, ты замерз!

Она приподняла одеяло, и котенок нырнул в темную пещерку так ловко, словно был обучен этому с рождения.

– Знаю, знаю, огонь давно погас. Бррр! Ну что ж, будем надеяться, что этот противный старый ворчун Торнтон починит сегодня отопление.

Котенок пристально уставился на хозяйку, будто понимая, о чем она говорит. Вчера вечером Хлоя протерла его шерстку мокрой тряпкой, и теперь оказалось, что на носу у малыша красуется черное пятнышко. Только оно и выглядывало из торчавшего во все стороны оранжевого меха.

– Как же тебя назвать? – рассуждала вслух Хлоя, развеселившись при виде серьезной кошачьей мордочки. – Слишком уж ты солидный для обыкновенного Пушка или Усатика. Как насчет Рыжика?

Котенок и глазом не моргнул.

– Ладно, ты прав, чересчур банально.

Она почесала ему за ушком, и зверек тут нее блаженно зажмурился.

– У меня есть рыжий дядюшка Гарольд. Как тебе это имя? Ты далее чем-то похож, на него!

Котенок устроился поудобнее в уютном местечке между шеей и плечом Хлои.

– Мяу.

– Ты, наверное, голоден, – пробормотала она, снова закрывая глаза и радуясь, что из-за снега не может выйти из дома. Как хорошо, что сегодня очередь Огастины открывать кафе. – Придется поискать тебе что-нибудь повкуснее.

Котенок согласно пискнул и снова принялся мяукать. Хлоя открыла один глаз.

– Ой! Совсем забыла про кошачий туалет! Придется действовать, и как можно быстрее.

Предательское пятно на ковре – и гнев мистера Торнтона обрушится на ее голову.

Хлоя вскочила с постели, почти не чувствуя холода, несмотря на то, что из всей одежды на ней были только футболка и серые шерстяные носки.

– Сейчас что-нибудь сообразим, но нужно быть как можно осторожнее и скрываться, пока я не решу, что делать с тобой… Гарольд.

Котенок мирно спал, вытянувшись на постели. Кто-то постучал в дверь. Немного полюбовавшись очаровательным ленивым созданием, Хлоя поспешно завернулась в одеяло и отправилась встречать незваных гостей. Она повернула ключ в замке и отступила, раскрыв от удивления рот. На пороге с угрюмым видом стоял Томас, нагруженный сумками.

– Почему ты не спросила, кто к тебе пришел?

– Я…

– И почему у тебя нет цепочки на двери?

– Потому что…

– Даже не поинтересовалась, кто за дверью. А если грабитель?

Или сам огромный страшный Томас Магуайр? Хлоя с трудом удержалась от улыбки, зная, что еще больше рассердит Томаса своим легкомыслием.

– Здравствуй. Ты всегда такой жизнерадостный по утрам?

Он молча, все еще хмурясь, протиснулся мимо Хлои и направился в крошечную гостиную.

– Проходи, будь как дома, – пробормотала она, отступая.

– И не смей открывать кому попало, Хлоя. В этом квартале шляется всякое отребье… Господи, да тут, как в холодильнике. – Он зябко передернул плечами. – Так вот, значит, как ты поддерживала тепло всю ночь… – И осекся, уставясь на сползшее с ее плеч одеяло. – Иисусе милостивый! Да ты совсем раздета!

Хлоя села на корточки перед остывшим камином.

– Еще слишком рано.

Она попыталась взять спичку синими непослушными пальцами, но удалось ей это лишь с третьей попытки.

– Ты всегда так открываешь дверь, не узнав, кто пожаловал? – настаивал Томас.

Уловив какие-то незнакомые нотки в хрипловатом голосе, Хлоя взглянула на Томаса, но он с бесстрастным видом продолжал изучать ее. Неужели ей только почудились искорки восхищения в его глазах, когда соскользнуло одеяло?

– Всегда, особенно, когда еще нет семи и я не успела выпить кофе.

– Я разбудил тебя?

Томас, казалось, смутился и, присев рядом, взял у нее из рук кочергу.

– Ты вся дрожишь, – тоном столь же ледяным, как атмосфера в комнате, заметил он. – Неужели не можешь надеть что-то теплое?

Хлоя, весело покачав головой, пробежала через крохотную комнатушку в еще более тесную кухоньку. Собственно говоря, «кухня» было слишком лестным определением для обыкновенной ниши в стене. Поплотнее завернувшись в одеяло, Хлоя поставила на огонь кофейник.

– Прости, что так рано пришел, – извинился Томас, возникая у нее за спиной. Он едва умещался в тесном проеме. Лицо по-прежнему – как грозовая туча. Он далее не позаботился побриться. В усталых глазах сверкала злость, о причинах которой Хлоя могла лишь гадать. Заметив его стиснутые кулаки и поджатые губы, она поняла: что-то случилось.

– Я не спала, – весело сообщила она. – И как раз пыталась сообразить, что делать с Гарольдом.

– Гарольдом?

Как заставить его разговориться? Рассказать, что привело его в такое бешенство?

– С котенком.

– Ты назвала котенка Гарольдом?! – не веря своим ушам переспросил Томас. Хлоя только усмехнулась и протянула ему чашку кофе, которую он с благодарностью принял.

– Ну да.

Она пожала плечами, и одеяло снова поползло вниз. На этот раз невозможно было не заметить, как вспыхнули его глаза. Томас шагнул к ней, и его голодный взгляд отозвался в сердце Хлои незнакомой тоской. Что-то снова ранило его, снова причинило боль, и она всей душой стремилась помочь, инстинктивно понимая, что он нуждается в большем, чем богатство и та роскошь, которую покупают за деньги. Как она хотела утешить его, вселить в него надежду, вернуть ему способность смеяться! Показать, что это такое – настоящая жизнь.

К своему ужасу Хлоя вдруг поняла, что хочет Томас Магуайр. Но ведь, она была в этом уверена, истинной леди и думать о таком не подобает.

– Сейчас приготовлю завтрак, – сообщила Хлоя.

Томас развел огонь в камине, и тепло уже добралось до кухни. Хлоя постепенно оттаивала.

– Ты расскажешь, что тебя подняло с постели в такую рань?

– Вряд ли тебе это будет интересно.

– Ошибаешься.

Хлоя потянулась к его руке, но Томас тут же отпрянул. Хлоя, сделав вид, что не обратила на это внимания, подвинулась, давая ему место, и он мгновенно оказался рядом. Прекрасно, значит, ему действительно не нравится, когда до него дотрагиваются. И хотя Хлоя не понимала причины такой щепетильности, приходилось считаться с его привычками.

– Если не трудно, расскажи, что ты делал все эти годы, – попросила она и, видя его удивленное лицо, невольно задалась вопросом: многие ли осмеливались предложить дружбу этому человеку?

– Боюсь тебе наскучить.

– Ну в таком случае признавайся, почему так расстроен, – настаивала Хлоя. Томас грустно усмехнулся.

– Не беспокойся обо мне, Худышка.

– Ничего не могу с собой поделать.

Не сводя глаз с Хлои, он поставил на стол чашку и подтянул одеяло к самой ее шее.

– Тебе нужно одеться, – посоветовал он.

Костяшки пальцев Томаса скользнули по ее прохладной коже. Предательское одеяло опять поползло вниз, обнажая плечо. Хлоя мгновенно напряглась, остро ощущая магию его прикосновения.

– А если я оденусь, ты объяснишь, почему пришел так рано?

– Ищешь приключений на свою голову, Хлоя Уокер? – вкрадчиво осведомился Томас. Теплые пальцы двинулись вверх к подбородку, погладили щеки. Хлоя затаила дыхание. – Прямо здесь, в собственной кухне? – прошептал он. – Понимаешь?

Она понимала. И ей было все равно, что он о ней подумает. О нет, дело не в том, что у нее долго не было мужчины. Томас. Это из-за него с ней творилось что-то невероятное. Только он обладал даром заставить ее забыть о благоразумии. Потерять голову. Лишиться рассудка.

Уткнувшись носом в его ладонь, она блаженно вздохнула. Томас напрягся и как будто сжался. Хлоя попыталась взглянуть на него, но он стиснул ее челюсть, не давая пошевелиться.

– Этот проклятый кот здорово отделал тебя, – покачал он головой, осторожно прикасаясь к ярко-красным воспаленным царапинам на шее.

– Бедняге не понравилось, когда его запихивали под пальто.

– Совсем распустился, негодник.

– Он еще маленький, – возразила Хлоя, поправляя одеяло. Странная, томительно напряженная неловкость исчезла. – Перепугался до смерти и ужасно хотел есть. Выпил целую чашку теплого молока.

Томас поежился под взглядом Хлои, словно она обладала способностью заглянуть в самые глубины его черной души. Какого дьявола он приперся сюда сразу после встречи с отцом? Почему?!

Томас гнал от себя эту мысль, боясь, что заранее знает ответ на мучивший его вопрос. А вдруг он и вправду стремился увидеть дружескую улыбку, приветливое лицо?.. Но надолго ли оно останется приветливым, после того как Хлоя узнает правду о том, что будет с ее семьей и соседями?

– Я принес кое-что для кота, – пробормотал Томас, чувствуя себя последним идиотом. Лицо Хлои осветилось таким счастьем, что он поскорее убрался из кухни, чувствуя, что начинает задыхаться. Слишком уж тут тесно! Да и Хлоя чертовски близко. Хлоя, с ее нежной кожей, душистыми волосами и изумительной улыбкой, вынуждавшей Томаса верить в вещи, которые он считал невозможными.

Абсолютно невозможными, резко напомнил он себе и на мгновение закрыл глаза, чувствуя себя не в своей тарелке. Он не должен, не имеет права забывать о своем плане мести. А близость Хлои почему-то отвлекает его от цели.

– Вот, – проворчал он, сунув ей в руки пакеты. – Мне пора.

– Уже? – разочарованно спросила Хлоя.

Для человека, привыкшего к пренебрежительным взглядам и оскорблениям со стороны обитателей Хизер Глен, явное нежелание Хлои отпускать его оказалось сюрпризом. Он… да-да, нужно признать, он тронут ее добротой. Определенно, самое время убраться отсюда.

– Мне нужно идти… – Черт возьми, что бы придумать? – Дела, – вдруг отрывисто бросил он.

Нет, с ним явно что-то неладно. Теряет способность здраво рассуждать, когда она рядом. Томас побрел к двери.

– Ты принес кошачий туалет! И корм для котят! Как мило, Томас!

Мило. Она считает его милым. Господи, да что на него нашло?! Прочесать весь супермаркет в поисках отдела зоотоваров! И все для того, чтобы ублажить ее идиотского кота! Мало этого, пришлось даже вынести презрительный взгляд продавца, очевидно, помнившего его папашу.

Он услышал за спиной шорох пакетов, но не обернулся. Не желал видеть светившуюся в ее глазах благодарность. Не хотел, чтобы она воспылала к нему нежными чувствами.

Действительно не хотел? Или беззастенчиво лжет себе?