Чифирок вышел и не вернулся. Исчез из тамбура и тулуп. Но ни до Чифирка, ни до тулупа Савелию дела не было. Ушел — придет. Куда в одном белье бежать? Радист сонно ковырялся в реденькой бородёнке, скреб прыщавые, нечистые щеки. Прикидывал: на какое время отвалил каюр?

На прииск, Савелий не сомневался. Брага подошла. Савелий спешил сегодня ее «выгнать» в соседнем доме-складе. Старатели на прииске не сегодня-завтра закончат промывку, заказали десять литров первача. Барыгам дороги на участок нет. Строгости. Савелий, подпаивал горных мастеров и шныря артельского. Пили, конечно, у кого деньжата за голяшкой водились.

Поразмыслив, Савелий натянул полушубок и вышел под звездное небо. Из лености далеко отходить не стал, побзыкал, как пес, на угол тамбура.

Савелием овладел зуд. После ликвидации партии он решил уехать с Севера навсегда. Деньги «сделал» на самогоне, прикупил и трохи самородков, мелких и тонких, как тыквенные зерна: в спичечном коробке пятьдесят граммов поместилось. Хорошие деньги дадут за золото в Одессе… Хаос в стране, неразбериха с властью. Все «митингуют». Машинами выберется к железной дороге, а там его лови с этим золотом. «Зимник» в декабре. Через пару месяцев. Золото и все «сбережения» Савелий прятал в избе-складе, где и гнал самогон. Отбросив сомнения, Савелий подпер ломом дверь домика и отправился в теплый склад,

В рубленом доме, в отличие от времянок-вагончиков, печь из кирпича и добротная чугунная плита. «Производство» для перегонки браги в самогонку отлажено: молочный вакуумный бидон — змеевик через столитровую бочку со снегом пропущен, краник залужен. Днем все подготовил, осталось бражник залить, да угля подложить для ровного жара.

И часу не прошло, синюха потекла в трехлитровую банку. Банки Самогонку в банках Савелий «подкрашивал» растворимым кофе, закатывая крышки. С виду обычный «виноградный сок», какой в ящиках доставляется на Север. «Возвращается?!»

Песня, шагающего к базе Чифирка, слышалась издалека. Савелий примкнул склад и пошел в вагончик.

Здесь под ногами топкие болота, С ветрами нам приходится дружить. И хорошо, что сам я, а не кто-то, Сумел здесь руки к делу приложить! Живи не наугад, дорогу выбирай. И я, пожалуй, рад, что выбрал этот край! Здесь жизнь идет не зря. Здесь рубль не даровой. И светится заря над вышкой буровой…

«Романтик, хренов», — злорадно усмехнулся Савелий о Чифирке.

Чифирок ввалился в дверь и ухнулся о порожек.

— Тут рубль не даровой… — промычал, поднимаясь.

Савелий валялся на нарах и страдал, что склад оставлен без присмотра.

— Где это ты шлялся? Волнуйся тут за тебя: вышел человек поссять и пропал…

— Ты, Савелий, не гундось. Понял, да? Лошади Чифирка уважают, не то, что некоторые. Давай лучше выпьем, — выставил Чифирок из пазухи початую бутылку спирта.

— Ладно, черт с тобой, глуши. Но пока живой, в ведомостях распишись. А то завтра машины за лошадями приедут — не до бухгалтерии будет, — протянул он Чифирку подготовленные заранее «заборные ведомости» на «котловое питание».

— Здесь, и вот здесь, — ткнул пальцем и отошел от стола.

Чифирок равнодушно, не вникая в сумму, поставил в ведомостях коряво, но разборчиво: «Я Чифирок».

Довольный Савелий не глянул на подпись, тут же смахнул листочки в папочку. Повеселел.

— Жратвы, полно. Закусывай. Беда с вами, бичами. В тайге вас только и держать, — кружил рядом Савелий, примериваясь к спирту.

— Лей, чо мнешься? Не жалко, — разрешил Чифирок.

— А как ты, где держать? — Пришла озорная мысль Чифирку, наказать Савелия. Чифирок азартный и опытный картежник, в «храп» ему равных нет. Савелий поигрывал в карты «на интерес», но понятия не имел, что Чифирок «конь с опытом». Весной все были безденежные, перекидывались все больше в «тыщу».

— Выпей, выпей, — подначил он Савелия. — Спать рано, напиться от души не с кем. Может, в карты перекинемся?

Савелий разбавил спирт и выпил полстакана.

— На деньги? В храп? — вскружил бес Савелия, да и говорил он в шутку, в тон Чифирку.

— Можно и в «храп», можно и на деньги… — горел картежным азартом уже и Чифирок по-настоящему. Савелий тоже не мальчик, давно за тридцать живет. Чифирок «засветил» деньги из кармана телогрейки, в которой вернулся с прииска. Где он их взял на прииске вместе со спиртом, Савелию и в голову не пришло поинтересоваться.

— Давай! — согласился Савелий. Порылся в своих вещах и на глазах Чифирка вскрыл «нулевую колоду». О складе, с бражником на плите, впервые Савелий забыл, из памяти вышибло. За пятнадцать минут «прохрапел» пять сотен, так и не поняв, как это у Чифирка получается. А Чифирок не унимался.

— Ладно, выпьешь со мной, прощу проигрыш, — забавлялся Чифирок.

Савелия закусило: махом опрокинул стакан. Чифирок сдержал слово — ладошкой подвинул деньги Савелию. Сказано — сделано.

И они «захрапели». Спирт уже не разбавляли. Савелий раз за разом проигрывал. Чифирок больше деньги Савелию не предлагал в обмен на «выпить» с ним. Не заметили, как и спирт приговорили. Савелий осоловел, старому Чифирку, хоть бы хны. Чифирок только теперь ощутил всю усталость полевого сезона. Непомерной тяжестью она сковала все тело. И выпил много, и привычного хмеля нет. Будто родниковую воду, а не самогон и спирт лакает весь вечер. Закуска, правда, добрая, да не для его беззубой пасти. Чифирок резал на мелкие кусочки оленье мясо, и горстями глотал с хлебным мякишем. Савелий вытащил заначку, свой «фирменный сок». Ножом пробил в крышке две дырки, налил в стаканы.

— Вот это я люблю, — сказал, двигая деньги Савелию. — Играем дальше.

Что-то изменилось на улице. Чифирок отвлекся от игры в карты. Отсветы красного зарева привлекли на стекле.

«Пожар?!» — сообразил Чифирок.

— Савелий, склад горит, — отобрал он у Савелия стакан.

— Какой пожар? Где пожар?

Сухая старая изба пластала огневым реактором, с гулом и выбросами огненных хвостов. Казалось, все зло мира сосредоточено в горящем доме. Изба удалена от базы на бережок болотистой гати, лежащей снежной равниной к сопкам.

— Мое золото! Мои деньги! — упал в грязь Савелий. Понял и Чифирок, Савелий остался в одних «портках». Понял и не жалел. В спешке, Савелий не подпер чугунную дверку печи кочергой. Угля положил много. Тяга на мороз разогрела домну печи. Куски горящего угля выдавили дверку. Огненный комок докатился до банки, в которую натекло порядочно первача. Банка лопнула. Сгорело дотла все. Одна зола осталась. «Кирпичная печь военных лет» не рухнула, тянулась трубой к небу, освещаемая жаром углей вокруг.