От Собакина мы вернулись во «Фламинго», за тот же стол. Настроение у нее вновь сменилось. Былая энергия улетучилась. Теперь она стала задумчивой и тихой. И, как мне показалось, несколько разочарованной.

— Почему ты такой хмурый? — спросила она рассеянно, рассматривая свой маникюр.

— Не вижу особых поводов для веселья, — коротко ответил я.

— Ты так за меня переживаешь? — В ее вопросе мне послышалась ирония.

— Конечно, переживаю, — сдержанно ответил я. — Тебя это удивляет?

Она подняла на меня взгляд и провела пальцами по моему лбу, как будто разглаживая морщины.

— Я тебе нравлюсь, правда? — неожиданно сказала она. — Я чувствую.

— Да, — подтвердил я. — Правда.

Она замолчала и опять погрузилась в себя. Я не знал, о чем она думает, и испытывал беспокойство, смешанное с легким раздражением. Пауза затянулась.

— Что-то не так? — не выдержал я, наконец.

— Я знаю, почему ты сердишься! — вдруг объявила она. В ее голосе звучала не то горечь, не то усталость. — Тебя испугали мои проблемы. Ты не желаешь их решать. Они тебе не нужны. И переживаешь ты сейчас вовсе не за меня. А за себя! Ты настроился приятно провести вечер с интересной женщиной. И вдруг — на тебе! Обнаруживается, что надо ее срочно спасать! Досадно, наверное, да?

Это было не самое справедливое замечание. До сих пор инициатива в наших отношениях принадлежала не мне. С другой стороны, если я искал справедливости, мне следовало обратиться к Бомбилину. Кем-кем, а специалистом в этой области она не являлась. Я все понимал. И все-таки я разозлился.

— Послушай, — сказал я, стараясь говорить спокойно. — Ты, может быть, не заметила, но я взрослый мальчик. И у меня есть своя жизнь. Разумеется, не столь насыщенная и важная, как твоя. Совсем никчемная, но все же своя. И меня действительно смущает твоя готовность ею распоряжаться.

— Бывает, что люди начинают жить одной жизнью, — заметила она как бы про себя.

Я терпеть не могу риторики.

— Одной — это твоей? — спросил я саркастически. — Мне померещилось, что нас двое.

Судя по нетерпеливому жесту, она была готова ответить резкостью. Но переломила себя.

— В таком случае, объясни мне, пожалуйста, как должна вести себя с тобой женщина, у которой есть проблемы? — заговорила она сдерживаясь. — Делать вид, что у нее все в порядке? Радоваться тому, что ты заехал к ней на пару часов и исчез? У меня все висит на волоске! А человек, который мне нравится…

Ее голос начал неприметно набираться высоту. Но, вновь сделав над собой усилие, она прервалась и закончила почти ласково:

— Мне совсем не хочется втягивать тебя во все это. Мне было бы приятнее дарить тебе подарки. И класть деньги в сумку. Но я не могу раздвоиться. Это моя жизнь, мои проблемы. Мои дети. И мне никуда от этого не деться!

— Ты смешиваешь разные вещи, — не согласился я. — И ведешь себя, как человек, который находит на улице оставленный чемодан. Вместо того чтобы пройти мимо, он хватает его и спешит с ним домой. Ты уверена, что там сокровище, да? А вдруг — взрывное устройство? Что ты вообще знаешь о бизнесе своего мужа? За что ты сражаешься? Ты рискуешь жизнью, и не только своей, за чужие долги? Это только начало! Сколько еще неприятных открытий и тайн обнаружится в ближайшее время?

— Что же ты мне предлагаешь? — упрямо возразила она. — Все отдать? Остаться нищей с двумя детьми и начать искать работу секретарши?

Она презрительно надула губы.

— Но почему я должен что-то предлагать?! — взорвался я. — Я знаю обо всем этом еще меньше тебя!

— Не кричи на меня! — тоже вспылила она. — Я не собираюсь тебя удерживать. Я тоже должна понять, нужен ли мне мужчина, готовый со мной спать, но не готовый разделять со мной опасность!

— Спасибо, — пробормотал я сквозь зубы. — Но, раз уж мы начали торговаться, я, кажется, не готов даже спать с тобой.

Повернулся и вышел. Не оборачиваясь.

Поддавшись на ее вспышку, я опять дал втянуть себя в глупую ссору. Скорее всего, она была не права. Но причин гордиться собой мне это не прибавляло.