Я успел доехать до своего дома, отпустить охрану и переодеться, когда мне позвонила Марина.
— Приезжай немедленно и забирай своего друга! — категорично приказала она.
Пожалуй, за сегодняшний день у меня образовалось слишком много начальников. Марина никогда не разговаривала со мной таким тоном. Мне показалось, что она или до предела взвинчена, или не совсем трезва. Мчаться к ней и становиться свидетелем чужих семейных ссор меня не очень тянуло. Но мобильный телефон Храповицкого упорно не отвечал, и, проклиная шефа, я поплелся из дома на улицу.
Я не стал возвращать свою охрану, у которой и без того были трудные дни. Моя машина стояла в гараже. Я завел ее и поехал один.
Меня удивило, что возле дома Марины я не обнаружил ребят Храповицкого. Гадая о том, куда они подевались, я позвонил.
Дверь открыла Марина. Вообще-то она была яркой красивой женщиной, хотя и не дотягивала до необходимых Храповицкому ста восьмидесяти сантиметров. К тому же была не блондинкой, а брюнеткой, с черными, слегка раскосыми глазами. Вероятно, семь лет назад стандарты Храповицкого еще находились в процессе своего становления и допускали отклонения.
Впрочем, в эту минуту назвать Марину привлекательной не решился бы даже я. Вид у нее был такой, как будто ее долго и немилосердно таскали по квартире, задевая при этом ею о посторонние предметы.
Ее роскошные черные волосы были растрепаны и всклокочены, тушь и помада размазаны по лицу, под глазом красовался внушительный синяк.
Вдобавок ко всему, она с трудом удерживала равновесие, дыша на меня перегаром.
— Зверь на кухне! — сообщила она коротко. — Рычит и кусается!
И пошатываясь, прошла вперед.
Храповицкий, взъерошенный, злой и совершенно пьяный, сидел в углу за кухонным столом. Его белый костюм, который он, вероятно, надел специально, готовясь к торжественному разрыву, был смят и кое-где залит вином. Он окинул меня мутным мрачным взглядом и открыл рот, чтобы что-то сказать, но Марина его перебила:
— Немедленно убирайся из моего дома!
— Это мой дом! — возразил Храповицкий, недобро усмехаясь. — Я его купил. И я никуда отсюда не поеду! Я намерен здесь жить!
Я понял, что в разработанном им сценарии произошли существенные изменения.
— Пошел вон! — приказала Марина.
Храповицкий в ответ молча швырнул в нее стеклянную вазу с цветами, но не попал. Ваза разбилась об стену, осколки стекла и цветы полетели на пол. Храповицкий задумчиво посмотрел, как по полу расползлась лужа.
— Я не могу никуда ехать! — вдруг объявил он. — Я уже отправил охрану. У меня нет транспорта. Я же не могу среди ночи купить трамвай!
— Прибереги эти уловки для своих шлюх, — посоветовала Марина. — Андрей тебя отвезет.
Фарфоровый чайник со стола полетел следом за вазой и разделил ее скорбную участь.
— Я сейчас вызову милицию! — пригрозила Марина.
— Заодно спроси у них, кто им деньги платит! — отозвался Храповицкий.
— Я предупреждаю тебя в последний раз, — объявила Марина. — Или ты немедленно уберешься, или я сама уйду! Я лучше буду ночевать на вокзале, чем с тобой!
Храповицкий хрюкнул и завозился. Видимо, он собирался перейти к более решительным действиям по пресечению бунта на корабле, потому что сделал попытку подняться. Но его так качнуло, что он опять рухнул на стул.
— Андрей, — сказал он, тяжело вздыхая. — Отвернись, пожалуйста. Я ее сейчас пристрелю.
Он начал шарить в поисках пистолета, но то ли устал от усилий, то ли передумал, и бросил.
— Ладно, — решил вдруг он. — Я ухожу. Но учти, дура, это навсегда!
— Наконец-то! — воскликнула она.
— Ты будешь валяться у меня в ногах! — уверенно предсказал он ей скорое будущее.
— Ага! — с готовностью отозвалась она. — Жди, идиот!
С моей помощью Храповицкий грузно поднялся, смахнув со стола пару чашек. Потом сделал несколько неверных шагов, по-прежнему опираясь на меня. Выбираясь из кухни, он с отвращением оглядел последствия произведенного им разгрома.
— Пойдем отсюда, брат, — горько сказал он мне. — Что мы здесь делаем? Это не дом, а какой-то свинарник! Порядочная женщина не может жить в таком бардаке, — добавил он поучительно.
Теперь уже Марина запустила в него чашкой. И попала в плечо. Что не помешало чашке упасть на пол и разбиться.
— Видишь, любит она меня! — самодовольно пояснил мне Храповицкий. — Страдает. А мне все равно. Я даже не обращаю на нее внимания. Ты заметил?
— Нужен ты мне! — крикнула Марина вслед. — Кретин.