— А где твоя доблестная охрана? — меланхолически покачиваясь, осведомился Храповицкий, когда мы оказались на улице.

— Я ее тоже отпустил, — объяснил я. — Я же не знал…

— Это к лучшему, — прервал меня Храповицкий. — Я сам поведу твою машину. Сегодня ночью я буду работать у тебя водителем. Только не забудь мне потом на бутылку подкинуть. Я не гордый. Ты же знаешь.

Идея не показалась мне удачной, но спорить с ним в его состоянии было совершенно бесполезно. Со второй попытки он вскарабкался за руль.

— Трофимыч, в райком! — приказал он сам себе, трогаясь.

Мы повиляли по темным пригородным дорогам и все-таки вывернули на шоссе.

— Ты знаешь, что у этой старой проститутки кто-то есть?! — с возмущением заявил Храповицкий.

— Оставь! — попросил я. — Она уже не слышит. Можешь не валять со мной дурака.

— Ты думаешь, я шучу?! — Храповицкий повернулся ко мне всем корпусом и уставился на меня тяжелым взглядом.

— Смотри на дорогу! — взмолился я.

Мы неслись по ночному городу со скоростью сто километров в час, и он продолжал набирать обороты.

— Я тебе говорю, у нее кто-то есть! — повторил Храповицкий, неохотно отворачиваясь. — Ты видел, как нагло она себя вела! На вокзал она собралась! Она к своему мужику намылилась!

— Я не верю! — сказал я убежденно. — Ты просто выпил.

— Я тоже не верил, — терпеливо объяснил Храповицкий. — Сначала. А потом все понял. И выпил. Конечно. После того, как ее поколотил. А что мне еще оставалось?! Вообще-то я не бью женщин. В мирной жизни. Но я был вынужден. Я припер ее к стенке. И эта подержанная прошмандовка во всем призналась.

— Она просто решила сыграть на твоей ревности, — отмахнулся я. — Проверенный женский трюк.

— А я тебе говорю, нет! — взвился Храповицкий, добавляя газу. — Я что, по-твоему, не вижу, когда врут! У нее кто-то есть! Я не хотел ее бить. Я деликатный человек. Я просто вежливо намекнул ей, что она проститутка и воровка. И старая толстая лошадь.

— Она не толстая, — возразил я.

— Толстая! — уперся Храповицкий. — И старая. И лошадь. И она созналась. Ну и началось! Но ты только представь своим умом, какая низость! Изменять мне! Мне! О котором мечтают все женщины города! И который в ответ…

— Монашеским известен повеленьем, — не утерпел я, хотя становилось не до смеха. Машина вихляла и регулярно выныривала на встречную полосу.

— Да, — не распознав иронии, грустно согласился Храповицкий. — Я проявлял твердость все семь лет. Отказывал себе во всем. Как последний идиот. Надо мной смеялась вся область. А эта, мягко выражаясь, законченная тварь, изменяла мне. И с кем, представляешь?

— С кем? — спросил я озадаченно.

— Я не знаю! — признался он упавшим голосом. — Но я найду мерзавца. Ему — конец!

— Впереди пост ГАИ, — предупредил я.

— Плевать! — отозвался он коротко.

Гаишник, стоя возле патрульной машины, показал нам жезлом, чтобы мы остановились. В ответ Храповицкий посигналил и прибавил газу.

— Хорьки жадные! — усмехнулся он. — Живут на мои деньги и мною же командуют!

— Володя, они, кажется, собираются нас догонять, — озабоченно заметил я, оглядываясь назад и наблюдая, как двое гаишников бросились к своей машине.

— Пусть попробуют! — усмехнулся Храповицкий. — Я шофер второй категории! Или третьей? Не помню, какая выше. Трофимыч, опаздываем!

Почти не сбрасывая скорости, он резко свернул. Машину занесло, но мы удержались. Гаишники сзади врубили сирену.

— А вот и дискотека! — радостно объявил Храповицкий. — Скоро будут танцы.

— Лучше остановиться, — уговаривал я. Мы неслись, не разбирая дороги. За окнами мелькали освещенные фонарные столбы, сливаясь в непрерывную линию. — Они сейчас объявят перехват по всему городу!

— В гробу я их видел! — отмахнулся Храповицкий. — Ты знаешь, что я с ней сделаю? Я не дам ей больше ни копейки. Я ее вообще выгоню! Отправлю в дом престарелых! Пусть идет зарабатывать на вокзале! Как все пенсионерки! Три бомжа за ночь! Ну, четыре от силы. Да и то ее паралич разобьет. По пять долларов с носа. А кто ей больше даст, в ее-то возрасте!

Впереди показалась еще одна патрульная машина. Вооруженный гаишник в бронежилете преграждал нам дорогу. Храповицкий вновь нажал на клаксон. Он мчался прямо на гаишника.

— Вова, тормози! — заорал я, хватая его за руку. Машина вильнула, пролетая. Гаишник в последнюю секунду успел отпрыгнуть в сторону.

— Ты что, с ума сошел! — крикнул я.

— В бизнесе главное — последовательность! — ответил Храповицкий, злорадно усмехаясь. — Никогда не отступай!

Теперь за нами гнались уже две машины. Храповицкий сворачивал в какие-то проулки и вновь выскакивал на шоссе. Я уже не понимал, где мы. Вой сирен позади становился нестерпимым.

— Я ее брошу! — повторил Храповицкий твердо. — Навсегда! Но не сразу, — добавил он, спохватываясь. — Я буду приходить каждый день и топтать ей душу. А этого козла, с которым она спит, я подвешу в ее спальне. За-место люстры. Она у меня наплачется!

— Володя, остановись! — твердил я.

— Точно! — вдруг согласился он. — Стоп! Мы возвращаемся. Я прибью ее прямо сейчас.

Он нажал на тормоза, машину с визгом развернуло, протащило метров тридцать и вынесло на середину дороги. И тут гаишники нас, наконец, настигли. Они высыпали на улицу с автоматами в руках и окружили нас со всех сторон.

— Выходи из машины! — кричали они. — Руки на капот!

Их было человек пять или шесть. Они были в ярости. Я их понимал. Я был бы на их стороне. Если бы не был на другой.