Я так и не решился позвонить Наташе, проклиная себя за малодушие. Она дозвонилась мне сама, уже поздно, домой.

— У тебя все в порядке? — спросила она. Голос был не столько обеспокоенным, сколько напряженным. Она явно догадывалась о причинах моего молчания.

Я промычал в ответ нечто невнятное.

— Я несколько раз пыталась тебя найти, но трубку брал охранник, — продолжала она.

В ее словах моя больная совесть расслышала укор.

— Весь день пропадал в Нижне-Уральске, — ответил я, радуясь тому, что в моем объяснении содержится хотя бы частичная правда.

С правдой я, впрочем, не угадал.

— Как там Хасанова? — осведомилась она. Нарочитая небрежность ее интонации не ввела меня в заблуждение.

— Не знаю, — неопределенно отозвался я, надеясь, что хотя бы в другом городе мне удалось укрыться от нездорового любопытства ее подруг. —У меня там было полно дел.

— Вот как?! — произнесла она коротко и выразительно. — А мне сказали, что вас видели вместе!

Скорость подружкиных доносов была ошеломительной. Они явно шли на рекорд. У меня появилась жгучая мечта: в один прекрасный день собрать их всех вместе. На девишник. На дне тихого озера. В крепком мешке.

— Показалось, наверное, — предположил я прохладно. Попытка отпереться была безнадежной, но признаваться было бы еще глупее.

— Не думаю! — возразила она. — Впрочем, это твое дело.

И она перевела разговор. Несколько минут мы общались на посторонние темы, изо всех сил делая вид, что ничего не происходит. Потом простились, не договорившись о новой встрече. Все было понятно. Все было слишком понятно.

Часов до трех я не мог сомкнуть глаз, ерзая по постели и не находя себе места. Я не понимал, как Храповицкий уживается со своим гаремом. Я и от двух-то готов был завербоваться в горячую точку. Останавливало меня лишь то, что я там нашел бы других женщин. Которых принялся бы мучить своей любовью. Мучаясь при этом сам.

Часам к четырем я все-таки забылся. Меня разбудил телефонный звонок. Я посмотрел на часы. Было около пяти утра.

— Ты не спишь? — спросила Ирина.

— Нет, конечно! — ответил я, изображая возмущение. В самом деле, как я мог спать в такое время?

— Я тоже! — обрадовалась она. —Я звоню, чтобы сказать тебе, что, кроме тебя, у меня никого нет. Я может быть, поэтому так и злюсь на тебя, что так в тебе нуждаюсь!

И, прежде чем я успел ответить, она положила трубку. Мне стыдно признаваться. Но я опять заснул.