В машине она словно окаменела. Как в ту ночь, когда я вез ее после гибели ее мужа, она сидела молча, выпрямившись, высоко вскинув подбородок и глядя прямо
перед собой невидящим взглядом. Только сейчас ее глаза оставались сухими, без слез.
Мы не сказали ни слова. Я довез ее до ее одинокой квартиры и остановился, не зная, что делать дальше. Не глядя на меня, она открыла дверцу машины и вышла. Следом за ней я шагнул в подъезд.
Когда мы уже были в ее тесной, убогой квартире, она вдруг повернулась ко мне и, сверкая глазами, выкрикнула с неожиданной ненавистью, прямо мне в лицо:
— Только не смей мне напоминать, что ты меня предупреждал!
Я растерялся.
— Я не собирался, — пробормотал я. Видя мою реакцию, она сразу остыла.
— Извини, — сказала она затихая. — Я понимаю, что ты тут ни при чем.
Мы долго сидели на кухне, не включая свет и не разговаривая. Она рассеянно смотрела в черное окно, и ее лицо в темноте было пустым и усталым. Если бы заплакала, ей, наверное, стало бы легче. Но она не плакала.
Видеть ее такой мне было непереносимо. Я не знал, чем помочь ей, и мое бессилие наполняло меня унижением.
— Хочешь выпить? — наконец спросил я. Она молча помотала головой в ответ.
Когда мы легли, так и не сказав друг другу ни слова, я обнял ее и она, прижавшись, обхватила меня за шею. И только тогда все-таки разрыдалась, горько и зло.
Я не утешал ее, лишь целовал в голову и в мокрое лицо, которое она прятала в ладонях.
— Я неудачница! — шептала она с ожесточением. — Жалкая неудачница!
— Перестань себя казнить, — попросил я. Так прошло несколько минут.
— Ты бросишь меня? — отплакавшись, спросила она еле слышно.
— Нет, — ответил я. — Конечно, не брошу.
— Клянешься?
— Клянусь, — ответил я, невольно улыбнувшись в темноте. Этому слову женщины почему-то придают особое значение.
— А если тебя убьют вместе со мной? — спросила она вздыхая.
Я тоже вздохнул.
— Получится неприятно, — признал я.
— Ты боишься? — В темноте она попыталась посмотреть мне в глаза.
— Не очень, — сказал я. Мы по-прежнему говорили шепотом.
— Я ужасно боюсь. — Она опять уткнулась мне в плечо. И добавила с женской непоследовательностью:— Я хочу, чтобы нас убили в один день! Вместе!
— Было бы здорово, — согласился я.
Еще некоторое время мы молчали. И вдруг по ровному тихому дыханию я понял, что она заснула. Я лежал, боясь шевельнуться, чтобы ее не потревожить, и размышлял о том, что чем больше я узнаю женщин, тем меньше их понимаю.
Примерно через полчаса она вдруг подняла голову с моего затекшего плеча и сказала спокойным ясным голосом:
— Иногда я даже тебе не доверяю. Знаешь почему? Потому что ты остаешься со мной из жалости.
Пока я думал, стоит ли обижаться или спорить, она опять заснула и больше уже не просыпалась до утра. Я так и не смог сомкнуть глаз.