1972

Николай Лихов был некрасивый человек. Невысокий, с большой головой и телом, но с тонкими руками и ногами. Его тело напоминало по форме лимон. При ходьбе оно забавно раскачивалось.

На привлекательных людей он смотрел с большой завистью, а привлекательными ему казались даже обыкновенные люди. Если какой-нибудь мужчина получал внимание хотя бы одной женщины, Николай Лихов считал его баловнем судьбы, которому прямо в руки с неба упала звезда. Он мог остановиться и долго наблюдать за таким человеком, восхищаясь его физическим сложением, особенно приятным выражением лица и прочими достоинствами.

Он не боялся преувеличивать, потому что сравнивал баловня судьбы с собой.

На него никогда не смотрели с интересом не только женщины, но и какие бы то ни было другие люди. Только собственная мать дарила ему улыбки. Гладила по голове. А все остальные усмехались, зевали от скуки или интересовались чем угодно другим.

Он очень хотел жениться и все время думал об этом. Ведь ему уже тридцать лет и хватает образования, рассудительности и житейского опыта. Он инженер-теплотехник. Заказал у портного костюм. В этом костюме он представится какой-нибудь женщине и скажет: «Не желаете ли пойти в кино?» Однако ему нужна женщина, которая не окажется холодна или невыдержанна. Ведь даме ничего не стоит опозорить мужчину, расстроить его на долгое время.

Как узнать, что именно к этой даме стоит подойти? Вдруг она начнет насмехаться?

По этой причине костюм оставался без дела. Николай Лихов надевал его и тут же снимал. Вздыхал и расстраивался. А потом нервно ходил по комнате.

Иногда он ходил по комнате так долго, что доводил себя до изнеможения.

…Как известно, труд при хорошем питании развивает человека. А при плохом питании он калечит. Какие-то люди в родовом колене Николая Лихова очень много трудились, надорвались и стали болеть. Плохое питание не оставило им надежды на спасение. В болезненном состоянии они находились уже все оставшееся время, до самой смерти. О ловкости, стойкости и радости не могло быть и речи.

Беспощадный труд изогнул их тела. Дефицит витаминов и других полезных веществ сделал их уязвимыми перед болезнями. Они умерли, не дожив до старости. Но даже эти мучения и самая смерть не были последними неприятностями. Через много лет, через столетия, их страдания передались потомкам.

Таким потомком стал Николай Лихов.

Три раза в год он болел простудой или гриппом. Весной, ранним летом и ранней осенью его глаза немилосердно слезились. В дождь, грозу и метель сильно болела голова. После даже небольшого волнения набрасывалась бессонница.

Однако самой большой бедой он считал свою некрасивость – из-за нее он узнал ужасное одиночество. Одни его не любят, другие не замечают, и в этом отчаянном положении проходит молодость, лучшее время жизни.

Иногда в меланхолии Николай Лихов молчал несколько дней. Не выходил из дому, не читал и почти ничего не ел. Становился мрачным и рассеянным, делаясь от этого еще некрасивее.

Наконец его матери повезло, то есть она так посчитала, когда ей сообщили, что одна женщина интересуется ее сыном. Она отправилась на нее взглянуть.

В комнате этой дамы было очень чисто, на окне стояли горшки с цветами, на комоде сидел ухоженный и довольный кот. Хозяйка кота печально улыбалась. В ее улыбке мать Николая Лихова увидела и сожаление, и надежду.

Хозяйка чистой комнаты была невысокая, круглая женщина с огромными ступнями и ладонями.

– Вы сами все видите, – сказала она. – Мне не выйти замуж в этом городе. Но я слышала, что ваш сын хочет жениться и ищет себе пару. Может быть, мы подойдем друг другу?

– А пойдемте прямо сейчас, – сказала мать Николая Лихова. – Я вас представлю. Выпьем чаю с конфетами, поговорим о чем-нибудь хорошем.

Через пять недель Николай Лихов женился и совершенно успокоился.

В следующем году у них родился сын Ярослав.

До трех лет он был красив, как все дети. Многие дети красивы и до семи лет и позже, но о Ярославе этого уже нельзя было сказать. В пять лет он потерял всех друзей, потому что в этом возрасте люди уже способны давать оценку окружающему. От человека в пятилетием возрасте можно услышать вполне зрелые критические суждения.

– Ты ужасен, – так оценили пятилетние мальчики своего ровесника Ярослава. – Что за голова, что за руки? А какие губы! Иди, играй где-нибудь подальше.

У Ярослава была большая голова, тонкие руки и ноги и огромные ступни и ладони. Тело, как лимон. Губы у него были крупные и бесформенные, точно непропеченное тесто.

Девочки трясли пальцами, когда он приближался, и закатывали глаза. Это означало: «Кто-нибудь избавит нас от этого урода?» На помощь тут же бросались мальчики и прогоняли Ярослава.

В школе к нему почти никто не подходил. Он один сидел за партой, один стоял у стены в коридоре.

Три раза он жаловался отцу, но тот отвечал одно и то же: «Пустяки! Я тоже терпел всякое, а когда женился, все прошло. Вот и ты женишься и забудешь неприятности».

Ярослав напоминал, что ему только десять лет, но в ответ не получал и полслова.

Мать гладила его по голове и угощала сладостями. Иногда она говорила: «Как отец сказал, так и есть». Это было все, чем она могла помочь своему сыну.

Ярослав рос домашним мальчиком, читал книги. Часто в них писали, что юность – пора любопытства и ожидания, однако Ярослав не мог с этим согласиться. Жизнь казалась ему неинтересной, поэтому и ждать от нее нечего.

У него никогда не было товарища. Никто не звал его выйти на улицу. Ярослав решительно не знал, откуда берутся товарищи. Иногда ему казалось, что нужно поразить какого-нибудь мальчика своей щедростью, и этот момент и станет началом дружбы.

Однажды отец Ярослава пришел домой с важным видом победителя и показал жене и сыну большой сверток. Когда бумагу развернули, оттуда появилось прекрасное пальто цвета светлой горчицы. Мать Ярослава всплеснула руками, надела на сына пальто и стала качать головой. Ярославу тоже следовало бы удивляться и радоваться, но он был спокоен.

Он не мог ни торжествовать, ни возмущаться при виде хорошей вещи, так как ни одна вещь еще ничего не изменила в его жизни.

На следующий день он поглядел в окно, увидел нескольких мальчиков из своего двора, бросился в прихожую и надел пальто. Ему отчаянно захотелось появиться перед ними в новой одежде и предложить им угощение. Для этого он схватил все конфеты, что лежали в вазе, и все пряники.

Мальчики сильно удивились, взяли сладости, но больше ничего не сказали. Презрение на их лицах не исчезло. Они не стали терпимее. Повернувшись, они зашагали по своим делам, но тут же остановились, увидев, что Ярослав идет за ними. «А ты куда? – спросили двое самых недовольных. – Нет, рядом с нами тебе делать нечего. Да еще в таком глупом пальто!»

Позже, когда Ярославу было уже восемнадцать лет, он пришел к выводу, что детскую жестокость никогда не объяснить простой случайностью. Дети жестоки потому, что они дети. Впоследствии некоторые отказываются от жестокости, а кто-то то нет.

Детство закончилось. Оно принесло Ярославу больше огорчений, чем радости. Но и юность не сделала его счастливым. В юности он узнал, с каким презрением могут смотреть незнакомые люди, которые уже давно не дети, но по-детски бессердечны.

Взрослые обоих полов, случалось, были недовольны тем, что Ярослав находится рядом с ними.

Одна дама в трамвае прошептала своему спутнику: «Он, кажется, на меня смотрит. Это очень неприятно. Будто хочет сглазить. Зачем такие люди рождаются на свете?»

Мужчина нахмурился и сказал Ярославу: «Ты, парень, давай, отвернись. Или уйди куда-нибудь, а то я тебя отсюда выведу».

Ярослав отвернулся и не видел, осталась ли дама довольна.

Ему было очень обидно, что люди винят его в том, в чем он совершенно не виноват. Он хотел знать, почему многие люди не умеют быть снисходительными. Разве это тяжелый труд?

«Разве это тяжелый труд – быть вежливым? – думал Ярослав. – Многие, когда видят меня, вдруг становятся очень грубыми. Почему?»

Ярослав многого не знал, поэтому многое не мог объяснить.

Однажды он шел мимо базарных рядов и вдруг его окликнули.

– Эй, парень, возьми персик! – сказал кто-то.

Ярослав обернулся и увидел женщину, торгующую фруктами, но ему не верилось, что ее вежливое обращение и приятная улыбка относятся к нему, а не к другому.

– Возьми персик, – повторила она. – Просто так, бесплатно. И возьми грушу.

– Вы очень добры, – сказал Ярослав.

– Тебе, наверное, нелегко живется. Такому гадкому утенку.

Ярослав заметил, что дама немного пьяна. И жалеет его. Возможно, она делает это, потому что пьяна.

Он почувствовал разочарование. Единственным основанием для вежливого обращения стала жалость. Это неприятно. Это означает, что дама не видит в человеке, которому предложила персик, равного себе. Он непременно ниже ее, он гадкий.

– Спасибо, – сказал Ярослав, повернулся и пошел, не взяв ни персика, ни груши.

– Обиделся! – крикнула дама ему вслед. – Ну и катись!

Подобные случаи происходили и после этого.

Ярослав обнаружил, что люди либо равнодушны к нему, либо грубы, либо проявляют жалость. Но никто не показывает вежливой сдержанности и обыкновенной внимательности.

Заключение, к которому пришел Ярослав, поразило его. Оказалось, что даже взрослые люди, видя некрасивого человека, поступают, как дети.

Ярослава еще никто не называл на «вы». Но однажды это все-таки случилось.

Ярослав шел в парке по широкой аллее. При себе у него были две книги о морских сражениях. Ему захотелось заняться вычислениями: сколько понадобится времени, чтобы прочитать обе книги, по четыреста страниц каждая. Он даже остановился, умножая в уме.

– Не желаете ли партию в шашки? – спросил какой-то незнакомец.

Здороваясь с Ярославом, незнакомец приподнял шляпу. Эта сцена показалась Ярославу поразительной. От удивления он покрылся испариной.

– Хотя бы одну партию, – проговорил незнакомец.

Ярослав сыграл семь партий и согласился бы продолжить, но незнакомец посмотрел на часы, вежливо попрощался и ушел.

– В другой раз буду рад сразиться с вами снова, – сказал он на прощание.

Ярослав от изумления открыл рот.

Он пришел в парк на следующий день. Незнакомец читал газету.

– А, это вы! – воскликнул он. – Снова идете мимо. Хотите, сыграем?

Ярослав сделал вид, будто сначала ему следует выяснить, располагает ли он временем.

Он смотрел на часы и как будто вспоминал какое-то расписание.

После этого они стали играть, и снова Ярослав обнаружил небывалое отношение к себе – как к самому обыкновенному человеку.

Он размышлял о том, что теперь ему придется проявлять изобретательность. Чтобы никому не показалось, будто здесь, в парке, он спасается от одиночества.

– Мне приходится каждый день ходить по этой аллее, – сказал Ярослав. – Это самый короткий путь. Впрочем, теперь выяснилось, что самый длинный. Я задерживаюсь здесь на сорок минут – играю с вами. Но это очень занимательно.

– Вы хорошо играете.

– А вы играете лучше.

Ярослав готов был говорить какие угодно комплименты. И улыбался. Но иногда, чтобы не надоесть своими улыбками, он изображал необычайную серьезность.

Ему вдруг показалось, что любитель игры в шашки станет его хорошим знакомым. Этому человеку на вид пятьдесят лет. Он вежлив, спокоен, любит тихо напевать какие-то мелодии. Возможно, однажды он пригласит Ярослава к себе домой и представит жене. Они будут пить чай и разговаривать.

Ярослав не пытался бороться с этими фантазиями. Красивее их у него еще ничего не было.

Так он думал пять дней, а на шестой, когда он пришел в парк, любитель игры в шашки не предложил сыграть, а попросил выслушать.

Ярослав сел на лавку и приготовился слушать.

– У меня к вам просьба, – спокойно и вежливо сказал новый знакомый. – Очень скоро здесь появится одна дама. Если вам не трудно, пересядьте на другую лавку и сделайте вид, что мы не знакомы. Или уйдите куда-нибудь. А если встретите нас, не подходите и даже не здоровайтесь. Вы вызовите у моей дамы неприятное чувство. А я не могу ее огорчить. Пожалуйста, пересядьте прямо сейчас. Или уходите. А завтра можете прийти, и мы снова сыграем.

Ярослав ушел.

Он прошагал аллею, вышел из парка и отправился по улице. У него был приниженный вид, как у человека, которого только что высмеяли. Ему хотелось плакать от обиды, но он давно уже не делал этого.

Это была уже привычка – не плакать от унижения.

Ярослав очутился на незнакомой улице. Он мало гулял и плохо знал свой город. Но он помнил, что с незнакомой улицы следует поскорее уйти. Иначе к нему подойдут местные жители и спросят, зачем он здесь. Это будут его ровесники, управляемые детской жестокостью.

Стоило ему об этом подумать, как они появились.

Они стояли на другой стороне улицы и наблюдали за ним. Каждый держал руки в карманах.

Ярослав сделал несколько шагов, и они сделали тоже.

– Ну что, гад, попался? – крикнул один из них.

Ярослав бросился бежать. Он не умел быстро бегать, поэтому его тут же догнали.

Местные жители схватили Ярослава за воротник и так сильно дернули, что он упал.

– Что за урод! – услышал Ярослав. – Кто позволил тебе появиться на нашей улице?

Ярослав поднялся и был вынужден отвечать на странные вопросы.

– Откуда ты взял, что можешь запросто здесь идти? – спросили его. – Это возмутительно. Придется тебе, гаду, хорошенько заплатить за преступление. Давай, показывай, что у тебя в карманах. Плати штраф.

У Ярослава забрали все деньги, авторучку, значок в виде подсолнуха и даже ремень.

– Теперь убирайся и никогда больше не возвращайся, – сказали местные жители. – А если появишься снова, готовь монету. Да побольше. Такой мелочью, как сегодня, ты уже не расплатишься. Потому что ты неприятный тип и этим оскорбляешь нашу улицу.

Ярослав побрел восвояси.

Вокруг были обыкновенные трехэтажные кирпичные дома. На балконах сушилось белье, хранились старые вещи, велосипеды.

Остановившись на перекрестке, он увидел, как какой-то старичок на ходу подает ему знаки.

Старичок приближался и качал головой. Наконец он подошел и сказал, что все видел. Собрался выпить чаю на балконе и почитать газету «За рубежом», но его увлекла сцена ограбления. По этой причине он оставил «За рубежом» и взял бинокль.

– Тебя только что ограбили, – сказал старичок. – И ты ужасно расстроен и идешь в милицию.

– Нет, я иду домой.

– Мне хотелось знать, почему ты не стал драться, – сказал старичок. – Но теперь все ясно. Ты привык к огорчениям! Принимаешь их, как какое-нибудь обычное явление.

Наверное, ты мудрец.

– У меня слабые колени и слишком мягкие ладони и пальцы.

– Нет, не поэтому. Люди уже давно огорчают тебя. И ты уверен, что никакое твое возмущение тебе не поможет. Новый день принесет новое оскорбление.

– Это правда. Люди обычно очень плохо настроены. Нет обыкновенной вежливости.

– Тебе не следует искать в середине и ни в коем случае наверху. Все, что нужно ты найдешь внизу. И друзей, и удовольствия. Искать нужно только в нижнем мире.

Ярослав ничего не понял.

– Скоро поймешь, – сказал старичок, взмахнул на прощание рукой и удалился.

С этого дня Ярослав стал думать, где находится низ, а где верх и середина.

Через месяц ему все объяснили.

У Ярослава уже не было бабушки, она скончалась, когда ему исполнилось семь лет. Но иногда он встречал ее подругу. Она была кандидатом исторических наук.

Как-то раз он увидел ее и поздоровался, и она, по обыкновению, стала спрашивать о здоровье его родителей. Тут Ярослав подумал, что человек с университетским образованием может знать что-нибудь о нижнем мире.

– Ты имеешь в виду низшее общество, – сказала старая женщина. – Это нехорошая среда. Гадкая. Большинство людей живет в среднем обществе. А в высшем обществе живут совсем немногие. Внизу находятся пьяницы, преступники, хронические неудачники и безумные. У них не бывает ничего того, что мы привыкли видеть каждый день. Вот посмотри на другую сторону улицы: молодая семья купила в магазине зеркало, ковер и кресло и сейчас повезет эти вещи домой. Обычный случай. А для низшего общества это случай весьма необычный. Там не покупают кресел, зеркал и ковров. Там могут весь день проваляться пьяным на берегу, на солнце, а ночью работать – перетаскивать бочки с соленой рыбой, чтобы утром иметь возможность снова напиться пьяным. Старайся не попасть в низшее общество. Там грубые, невежественные люди.

Ярослав хотел сказать, что грубые, невежественные люди, по его наблюдениям, живут именно в середине. Но он промолчал. А в другой раз снова спросил подругу покойной бабушки о низшем обществе.

– Там дерутся, сквернословят и совершают глупости, – сказала она. – Я видела это в одном ужасном месте на берегу моря. Ручной труд. Очень много деревянных бочек с соленой рыбой перетаскивают с места на место, грузят в машины. Приходят пьяницы и неудачники, нанимаются на день, на неделю, а потом пропадают навсегда. Что за лица у этих людей! Ужас.

Ярослав вспомнил о своем лице и ему вдруг очень захотелось очутиться на берегу реки или моря, где живут похожие на него люди.

– А где это место? – спросил он.

Теперь Ярослав знал, куда отправится, как только станет самостоятельным.

Через год из-за плоскостопия его не взяли на военную службу. Он испугался, что теперь каждый сверстник станет называть его больным. А девушки, конечно, в это поверят и будут думать о нем, как о калеке.

«Еще одна тяжелая ноша», – грустно подумал Ярослав.

Он сказал отцу и матери, что покидает родительский дом.

Отец неожиданно согласился с его решением.

– Я вижу, как тебе трудно, – сказал он. – И всегда это видел. Уезжай, сынок. Может быть, в другом месте найдешь свое счастье.

Ярослав приехал на берег моря в солнечный день. Было утро. Стоя на холме, он смотрел вниз, на перерабатывающий завод. Ему показалось, что жизнь там очень медленная, а деревянным бочкам нет числа.

Какой-то человек сидел в тени у забора, ничего не делая.

Ярослав спустился с холма и подошел к нему. Незнакомец был лет тридцати, без рубашки и обуви. Его изможденное тело мелко тряслось.

– А вот если дашь закурить, Сева Носов сделает для тебя потом, что захочешь, – сказал он.

– Это вы – Сева Носов?

– Дай папироску, друг.

Ярослава еще никто на называл другом.

– Я не курю, но достану. Вот только узнаю, где тут магазин.

– А что у тебя в чемодане? – спросил вдруг Сева Носов. – Может быть, дашь что-нибудь?

– Вам нужна рубашка?

– Дай одеколону. Я потом верну. Куплю в галантерейном отделе.

Сева Носов выпил одеколон и перестал трястись.

– Великолепно, – сказал он. – Как зовут грандиозного человека?

Он поднялся и приветственно вскинул руку:

– Моего лучшего друга зовут Ярослав! Сева очень рад. И даже счастлив.

– Вы работаете на этом заводе? – спросил Ярослав.

– Они еще возьмут меня. Не сегодня так завтра примут обратно.

– Я тоже хочу здесь работать.

– Ну! А вот пойдем к бригадиру и скажем: «Хотим работать». У тебя есть еще одна рубашка?

Сева Носов надел рубашку и повел Ярослава к бригадиру. Они пролезли в дыру в заборе и пошли вдоль высоких рядов бочек.

Облокотившись на крышку бочки, толстый и мрачный бригадир задумчиво курил сигарету. На его круглом лице Ярослав не увидел ни открытости, ни вежливости. «Не спорьте со мной и не убеждайте меня» – прочитал Ярослав в его взгляде.

– Привел работника! – заявил Сева Носов.

– Да какого! Бочку вертит на одном пальце. Ярослав приготовился услышать грубости.

– Без документов не принимаем, – строго сказал бригадир.

Ярослав показал паспорт.

– Эпилептиков и алкоголиков тоже.

– Я здоров.

– Сегодня будешь работать?

– С удовольствием.

– И я с удовольствием! – прокричал Сева Носов. – Эх, как поработаем!

– Уйди навсегда, Носов, – сказал бригадир.

– А ты, парень, иди за мной. Возьму тебя на неделю. Деньги – в конце недели. Если напьешься и не выйдешь на работу – ничего не получишь. Даже одного раза будет достаточно.

– Пожалуйста, возьмите и Севу, – попросил Ярослав.

– Невозможно, – сказал бригадир.

– Он алкоголик. Все с себя пропивает. Нет даже обуви. Работать не может, падает, спать не может, есть тоже.

Сева Носов, шедший сзади, бросился вперед, выскочил перед бригадиром и стал показывать ему рубашку.

– Новая вещь! А откуда? Купилв универмаге!

– Нет, Носов. Еще раз заговоришь со мной, получишь по роже.

Сева Носов махнул рукой и побрел к забору. Ярослав был удивлен. Он никогда не видел человека, который не имеет обуви, не может спать и есть и которому не доверяют даже перетаскивать бочки.

– Не думай о нем, – сказал бригадир. – Сева не человек, а животное. Он уже выпил твой одеколон?

– Да.

Они пришли к рыбному складу. Всюду пахло рыбой и солью. Несколько работников молча чего-то ждали, не улыбаясь, не глядя друг на друга. Их бледные, сонные лица казались усталыми.

– Этот парень будет работать с вами, – сказал бригадир.

На Ярослава взглянули только раз и тут же о нем забыли.

– Все с похмелья, сволочи, – злобно произнес бригадир. – А где Никита?

Ярослав вошел в склад и увидел там еще одного работника. Он лежал в углу на брезенте.

– Это вы – Никита? – спросил Ярослав. – Вас разыскивает бригадир.

– А ты кто, гад? Чего смотришь? Дать по шее?

– Чем я вас обидел?

– Получи, мразь.

Вскочив с брезента, Никита бросился на Ярослава.

Но его тело оказалось очень легким, как у ребенка. Защищаясь, Ярослав выставил перед собой руки. Он не ожидал, что тело у взрослого мужчины может быть таким легким. Он оттолкнул Никиту без всякого усилия.

Никита упал на пол и стал ругаться.

– Вот гад! Я еще до тебя доберусь. Раздавлю, как камбалу.

– Будешь работать с этим парнем, Никита, – сказал вошедший бригадир. – Покажешь ему, как нужно брать бочку, как перетаскивать. Расскажешь о безопасности. Вечером дам тебе два рубля.

Ярослав и Никита принялись работать.

Никита работал плохо, часто останавливался и наклонялся. Он был худ и шатался. Но его самолюбие было богатырским. Иногда он бросался к бочке, как здоровенный, стокилограммовый человек. После этого он изо всех сил старался удержаться на ногах.

Ярослав подумал, что прежде Никита был совсем другим человеком. Его уважали за силу. Теперь этого нет, но Никита не согласен это признавать. За его грубостью и горячностью прячется отчаянье.

– Вечером куплю колбасы, хлеба, огурцов и завтра буду вертеть эту бочку на мизинце, – сказал Никита. – Как Миша Палкин.

Ярослав промолчал.

– Что, гад, не веришь?

– Видно, раньше вы были очень сильным, – сказал Ярослав.

– Когда-то гнул стальную проволоку. На спор делал узлы. Пять рублей зарабатывал за пять минут.

– Вам надо хорошенько поесть, и все вернется, – сказал Ярослав.

– На то деньги нужны… А мои деньги быстро исчезают.

– Я вам куплю колбасы, хлеба и масла.

– А я тебе голову расшибу крышкой от бочки, если будешь лезть не в свое дело.

Ярослав спокойно выслушал эту речь и даже не пошевелился. Легкое, как у ребенка, тело Никиты не пугало его.

Никита бросился к бочке, схватил ее, но тут же бросил.

– Тяжелая, сволочь. Все бочки тяжелые, будь они прокляты.

– А кто такой этот Миша Палкин? – спросил Ярослав.

– Мой хороший друг.

Ярослав не заметил, как наступил обед, потом вечер. В обед он с изумлением наблюдал за тем, как Никита молча лег в тени, не вспомнив о еде.

– Разве вы не собираетесь обедать? – спросил Ярослав.

– Не расположен.

– У меня есть домашний пирог с яйцом и луком. Пожалуйста, попробуйте.

– Ну, угости.

Никита ел с большим аппетитом.

Ярослав понял, что у этого человека действительно нет никакой еды и денег, чтобы ее купить.

Вечером солнце было еще жарким. Ярослав пошел к морю и сел на песке. Ему понравилось вдыхать морской запах и разглядывать линию горизонта. Откуда-то пришел Сева Носов, сел рядом и стал улыбаться. На нем уже не было рубашки. Ярослав не мог различить, пьян этот человек или нет. От него пахло морем, а не спиртным. Он снова повторил: «Ты человек, Ярик! Грандиозная личность!» Ярославу было это непривычно и очень приятно.

– Что вы теперь будете делать? – спросил Ярослав. – Куда пойдете?

– Куда? Эх, да у меня тысяча вариантов, друг! Не сомневайся! Один мой приятель собирает фрукты в колхозном саду, оплата сдельная, кругом цветы, стрекозы. Красивое место. Я к нему пойду, и меня еще будут упрашивать!

– Желаю вам, чтобы так и было, – сказал Ярослав.

Он стал раздеваться, чтобы искупаться.

Вода у берега была горячей и приятной.

Ярослав медленно опустился в воду, и улыбка уже не сходила с его лица. С берега ему что-то кричал Сева Носов.

Оказалось, он советует не осторожничать, а резвиться, не входить в воду, а вбегать. Нужно кричать и подпрыгивать от восторга.

– Нужно радоваться жизни, друг! – воскликнул Сева Носов. – Ты молод и кругом великолепен. А если купишь папирос, холодного пива и сушеной рыбы, то станешь первым на берегу. Как Миша Палкин! Резвись и буйствуй!

Ярослав был изумлен этой речью. Прежде, с раннего возраста, он был нехорош. От него отворачивались и отходили.

– Я куплю папирос, пива и сушеной рыбы, – сказал Ярослав. – И колбасы.

На берег пришел Никита и сел рядом с Севой Носовым.

– Что за человек этот парень! – сказал Сева Носов. – Обещает друзьям пиво и закуску. Яркая, замечательная личность.

– Сначала дождись, а потом хвали, – проговорил Никита.

– Я ему говорю, что нужно резвиться, – сказал Сева Носов. – Скакать, прыгать.

В воду нужно нырять, а не опускаться. Это же не ванная в квартире!

Сева Носов вдруг вскочил и побежал к воде.

– Гляди, как нужно!

Он вбежал в воду, развел руки и нырнул.

Никита и Ярослав ждали, когда он появится.

Прошло несколько минут. Никита взмахнул рукой и бросился к воде.

– Вот и все, – сказал он. – Взял и утонул. Вот сволочь.

Никита вошел в воду и нырнул. Он нырял долго, но все же нашел утонувшего.

Сева Носов мертвый лежал на берегу с открытыми глазами. Его лицо сделалось бледно-голубым. Ярослав был потрясен.

Никита привел бригадира.

– Утонул? – спросил бригадир. – Этого следовало ожидать. Пьяный полез в воду. Сколько я видел таких!

Он выкурил сигарету и ушел.

Солнце было уже у земли, когда на берегу появились два милиционера и санитарная машина. Санитары забрали тело Севы Носова, а милиционеры отвезли Ярослава и Никиту в отделение и составили протокол.

Они возвращались в темноте.

– Где ночуешь? – спросил Никита. – Дома у мамы?

– Мои родители далеко.

– Тогда с нами на складе.

На складе готовились ко сну три человека. Два деревянных пляжных топчана были свободны. Их заняли появившиеся Никита и Ярослав. Четверо постояльцев склада удивились, когда Ярослав достал из чемодана зубную пасту, мыло и полотенце.

– Эй, друг, а кроме этой ерунды найдется что-нибудь? – спросил один из них.

– Не торопи его, – произнес Никита.

– Одеколон выпил Сева Носов, – сказал Ярослав. – Есть компот из персиков.

Все были разочарованы.

– Тогда будем спать, – сказал кто-то.

Перед сном все четверо молча курили в темноте, а Ярослав вспоминал Севу Носова.

Это был первый человек из низшего общества, которого он встретил. И первые слова этого человека не были грубыми. Он не ругался, а назвал Ярослава грандиозным и великолепным.

Второй, то есть Никита, ругался, хотел драться, но оказался немного лучше, чем вежливый любитель игры в шашки.

– Ты не думай, что я слабак и не могу работать, – тихо сказал Никита. – Завтра все будет по-другому. Просто сегодня у меня болел правый бок. Когда утром я лежал на брезенте, я был словно проклят. А тут еще ты.

– Я вас понимаю.

– Не называй меня на «вы». Мне только сорок лет. Если бы мне было сорок пять, можно было бы согласиться, что на «ты» уже неприлично.

– Хорошо, Никита.

Ярослав уснул глубокой ночью.

Утром он услышал: «Миша Палкин вернулся! Миша Палкин сейчас будет здесь!»

Никита был очень доволен. Ярослав наконец увидел, как он улыбается.

– Этот Миша Палкин был в отпуске? – спросил Ярослав.

– Нет, у него закончились пятнадцать суток, – ответил Никита.

Ярослав знал, что это означает, и вышел вместе со всеми встречать Мишу Палкина, отбывшего пятнадцать дней в тюрьме за хулиганство.

Это был огромный, гладкий парень с румяными щеками. На нем трещала одежда. Шарообразные кулаки казались крупнее его головы. Он беспрестанно улыбался и курил, и все были ему рады.

– Теперь, Миша, следи за своими кулаками, – сказал бригадир. – Не отпускай их гулять без присмотра, когда идешь по поселку.

– Невозможно. Я даже во сне могу кого-нибудь ушибить, и кто-то не проснется.

Ярослав подумал, что Миша Палкин желает, чтобы в нем видели ребенка с невероятной физической силой. Ребенок-богатырь с детским безразличием к своей судьбе. Все ему забавно и ничто не интересно.

Смерть Севы Носова не потрясла его.

– А что он искал под водой? – спросил Миша Палкин. – Нырнул зачем-то. Там вроде бы пивом не торгуют!

Все засмеялись.

Ярослав заключил, что смерть в низшем обществе никого не удивляет.

Миша Палкин был яркий, как игрушка. Когда он слушал рассказчика, его голова забавно склонялась набок. Папиросу в его руке едва было видно.

Он сразу понравился Ярославу.

– Ты не с севера? – спросил Миша Палкин.

– Нет, – сказал Ярослав.

– И не рязанский?

Никита рассказал, что теперь они будут работать втроем.

Миша Палкин поглядел на море.

– Надоело здесь, среди рыбы. Надо ехать. Гулять по стране, как по полю. Везде есть водка и пятнадцать суток, и везде Мише Палкину будет хорошо.

– Едем на север! – воскликнул Никита. – Там мой свояк каждый месяц кладет в карман триста рублей. Работает на бульдозере. И мы найдем что-нибудь!

Миша Палкин как будто не слышал, что сказал Никита. Он схватил бочку и поставил ее на другую. Силы в нем было много, и она, казалось, никогда не закончится.

Никита смотрел на приятеля с завистью.

– Свояк пишет, что на севере выдают полушубки и другие хорошие вещи. Можно пропить, а можно носить. Люди там широкие. Ходят друг другу в гости, пьют шампанское, коньяк. В магазинах продают спирт. В моде шапки из ондатры и кожаные перчатки.

Никита любил говорить о севере.

Ярослав не мог его поддержать. Он нигде не был и никогда не получал писем.

На Мише Палкине трещали брюки. Тело его было налитое и плотное, как из твердого воска. Кожа детская, а щеки, как у карапуза.

– Выхожу из темницы и останавливаюсь на крыльце, – стал рассказывать он. – И какая-то баба увидела меня и раскрыла рот. У нее в одном бидоне был квас, а в другом молоко. И она говорит: «Что за мужчина!» Это она подруге говорит. А для меня такие слова: «Не хочешь ли квасу, великолепный? Или молока? Или еще что-нибудь?» А мне охота курить, но ничего нету. И что же? Эта баба все поняла без слов, помчалась в магазин, и уже через семь минут я имел коробку папирос.

– Они тебя любят, – сказал Никита.

Мише Палкину всегда было хорошо. И ему нравилось, когда о нем так и думали.

У него не бывало ни отчаянья, ни задумчивости, ни помутнения.

Ярослав заметил, что это имеет большую ценность в низшем обществе. Это соответствует роскоши. Среди парчи, бархата и золота Никита и прочие грузчики заснули бы от скуки.

Их захватывали только сильные человеческие характеры, как у Миши Палкина.

Он был сильный. Всегда хотел пива и водки. До полудня выкуривал полпачки табаку, мог не есть, не спать, умывался в море. И всегда был крепок и свеж, как только что выкопанный огородный редис.

Ярославу очень захотелось стать приятелем Миши Палкина. Он попробовал не отходить от него ни на шаг. Но каждую минуту ему казалось, что Миша Палкин все поймет и несильно ударит его кулаком по голове. И тогда все засмеются.

Как-то раз он проделал это с угрюмым грузчиком Трофимом, ударил его легко по голове и сказал: «Что ты вертишься у меня под ногами, как бес! Давай, катись отсюда!»

Трофиму было почти пятьдесят лет, но он промолчал. Все засмеялись.

Вечером Миша Палкин пошел на берег, лег на песке и стал курить папиросы. Никита пошел с ним. Ярослав был рядом. Ему нравилось думать, что это его компания.

– Где бы взять пива? – спросил вдруг Миша Палкин.

– Я могу пойти и купить, – сказал Ярослав.

– Ты? А пойди!

– Он такой парень, что и вправду купит, – произнес Никита.

– Прекрасно, – сказал Миша Палкин. – Купи пива, папирос, хлеба и колбасы.

Ярослав побежал по дороге в поселок, а когда устал бежать, пошел, стараясь делать длинные шаги, чтобы вышло быстрее.

Его догнал автомобиль. Это был бригадир. Он снял свою летнюю кепку и махнул ею, приглашая Ярослава сесть на сиденье.

– Довезу до магазина, – сказал он. – Ведь тебя послали за пивом?

– Я сам вызвался.

Они поехали по пыльной дороге.

– На заводе есть постоянная бригада, – сказал бригадир. – В ней работают приличные люди. Твое место там, потому что ты не бродяга, не алкоголик и не хулиган. А эта бригада временная, сезонная, ее составляют, когда не хватает людей и много работы. Берут всех.

По правде говоря, людей всегда не хватает. Если будешь хорошо работать, переведу в постоянную бригаду.

– Мне нравится здесь, – сказал Ярослав.

– Не покупай им водки, парень. Купи только пива. Если они завтра будут плохо работать, я подумаю, что виноват ты.

Ярослав купил пива, папирос, хлеба, колбасы и горчицы. Пива купил двенадцать бутылок, полную сетку.

Он весело шел назад, воображая, как Миша Палкин и Никита обрадуются его угощению.

Миша Палкин выпил подряд сразу две бутылки пива и остался очень доволен. Положил огромный кусок колбасы на ломоть хлеба, намазал горчицей и съел.

Никита радовался, что его лучшему приятелю так хорошо.

– На севере, – сказал он, – все чудесно. Деньги платят большие, как сугробы. Свояк пишет, что предпочитает с женой ходить в ресторан. А некоторые катаются на лыжах. Старых людей почти нет. В ресторане удивительно хорошо кормят. Свояк любит заказывать бифштекс и малосольную северную рыбу, посыпанную укропом. Любит выпить в субботу полграфина водки. А жена пьет шампанское. И пиво там превосходное.

Миша Палкин схватил бутылку и выпил ее в одно мгновение.

Глядя на него, Никита сделал то же самое.

– Я так не умею, – сказал Ярослав. – Пиво набирается в рот и только потом я его глотаю. А у вас пиво течет по горлу прямо в желудок.

Никита был рад этим детским рассуждениям.

Миша Палкин улыбался.

– Жить нужно легко, – сказал он.

– Когда поедем на север? – спросил Никита.

– Хоть сейчас. Пиво допьем и поедем.

– Правильно, – сказал Никита. – Получим полушубки, пойдем в магазин, купим спирту. Он продается в бутылках, как водка. Питьевой продукт! Потом купим перчатки. Я сроду не ходил в перчатках. Это, должно быть, смешно. А ночи там ранние, длинные и темные. И морозы подряд несколько месяцев, но в морозы хороший аппетит. В столовых на рабочие талоны и на деньги великолепно кормят. Свояк, бывает, пошевелиться не может после обеда.

Никита рассказывал о севере, пока не стемнело.

Ночью Ярослав проснулся от какой-то возни и увидел Никиту, стоящего на коленях. Голова его едва не касалась пола.

Одной рукой Никита держался за правый бок.

– Тебе нужно в больницу, – сказал Ярослав.

– А как туда попасть?

– Нужно вызвать врача.

– А как его вызвать?

Ярослав пошел на сторожевой пост, постучался к сторожу.

Ночью никто не спал. Всем было любопытно, как врач осматривает Никиту.

– Покажите язык, – сказал врач. – Мы вас немедленно забираем.

Миша Палкин пошел провожать приятеля. Когда он вернулся, все замолчали и стали ждать его сообщения.

– Выпишут через три дня, – сказал Миша Палкин.

После этого он лег, закинул ногу на ногу, а огромный кулак сунул под голову.

Следующим вечером Миша Палкин и Ярослав пришли в больницу. На огромного посетителя смотрели медицинские сестры и улыбались. Ярославу нравилось радоваться за приятеля.

Миша Палкин нашел врача и просил, почему Никиту не выпускают во двор.

– Потому что ему плохо, – сказал врач. – Положение очень серьезное.

– А когда его выпишут?

Врач посмотрел с удивлением.

– Вы в школе учились?

– До восьмого класса, – сказал Миша Палкин.

– В таком случае должны знать, что означает «положение серьезное».

– Ерунда, доктор.

Миша Палкин шел по улице, держа руки в карманах. Ярослав шагал рядом.

Они пришли к пивному павильону. Какие-то люди приветствовали Мишу Палкина громкими возгласами, один из них поставил кружку, чтобы вскинуть обе руки. «Ба! – воскликнул он. – Хулиган с рыбного завода! А это кто с тобой?»

– Ты, дядя, лучше мух отгоняй, а то они тебе рожу засидят, – ответил Миша Палкин.

Он по-дружески подтолкнул Ярослава к окну, где продавалось пиво.

Ярослав купил четыре кружки и сушеной рыбы.

– И все-таки кто это? – снова спросил незнакомец. – На вид странный малый.

Миша Палкин нахмурился и презрительно сплюнул под ноги любопытному.

– На себя посмотри, – сказал он. – Жук навозный.

Все засмеялись.

Ярослав узнал в любопытном незнакомце человека из среднего общества. Другие тоже были оттуда. Каждый глядел на Ярослава с усмешкой или презрением.

Мишу Палкина они боялись.

Ярослав выпил пива и почувствовал себя свободнее. Миша Палкин выпил три кружки, выкурил три папиросы.

– Что будет с Никитой? – спросил Ярослав.

– Ничего не будет. Утром проснешься, а он сидит на бочке.

Ярославу захотелось сказать Мише Палкину о дружбе. Прежде ему было неизвестно, что это такое. Теперь он знает, как это хорошо. Это так хорошо, что, пожалуй, лучше ничего нет.

Но он вдруг смутился и ничего не сказал.

Утром Ярослав увидел Никиту, сидящего на бочке в больничной пижаме.

– Я не очень-то верю этому докторишке, – сказал Никита. – Повторяет одно и то же: «Все очень серьезно». А я чувствую, что это чепуха. Ночью у меня ничего не болело. Что мне тогда делать в больнице?

– Ты сбежал? – спросил Ярослав. – Но пижаму все-таки нужно вернуть. Иначе они не отдадут твою одежду. А то еще и рассердятся.

– Я как раз думаю об этом. Что ж, пойду обратно, отдам это и верну свое.

Миша Палкин похлопал приятеля по спине.

– Ты еще крепкий папаша, – сказал он. – На севере станешь еще крепче. Там многие выздоравливают.

Никита отправился в больницу.

Он не вернулся ни в обед, ни вечером.

Лежа на песке, Миша Палкин взялся это объяснить.

– Раздобыл деньги, выпил водки и спит под деревом, – сказал он. – Проснется, придет сюда и скажет: «Ах, я свинья! Свинья, а не товарищ. Все один выпил. После больницы у меня сильное переживание».

Подходя к складу, они увидели сторожа.

– Сообщили из больницы, – сказал сторож. – Никита пришел к ним в девять часов двадцать минут. А в десять часов он умер. Сидя на кушетке. От цирроза печени. Печень, как выяснилось, была совсем разрушена.

Миша Палкин ничего не ответил, а лишь почесал плечо.

Потом он сел на бочку.

– Этот Никита давно был болен, – наконец сказал Миша Палкин. – И, по-моему, он не Никита, а Павел. Или Никодим. Как-то раз надулся пива и говорит: «У меня другое имя». Но я уже не помню какое. Кто он такой и откуда – тоже не известно. Ничего о нем не знаю. Ехать с ним на север – глупость, ведь он умер бы в дороге.

– Никита – богатырское имя, – сказал Ярослав.

Миша Палкин пошел в склад и лег на топчане.

– Надо бы выпить за Никиту, – сказал кто-то. – Но где найти?

– Завтра выпьешь, если проснешься, – сказал Миша Палкин.

– Нехорошо, – произнес кто-то другой.

Миша Палкин не злился. Ничто не изменилось в его лице. Он улыбался, и в его толстых детских губах как всегда прыгала папироса.

– Вы, мужички, напейтесь рыбьего соку из бочки, – сказал он. – Хуже не будет. А то вы как Сева Носов: только бормочете, а сделать ничего не можете.

– И Севы уже нет, – ответил кто-то.

– И вас не будет, – сказал Миша Палкин. – Тут и помрете. А мы с Яриком поедем на север. Оденем полушубки, кожаные перчатки. Пойдем в ресторан, закажем коньяку. Как накопим денег, так перенесемся за Полярный круг.

Ярослав пережил лучшую минуту в своей жизни.

Его еще никто никуда не звал. Только отец и мать причисляли его к своей компании. Только они и вспоминали о нем.

Миша Палкин, казалось, уже забыл о Никите.

– Какой сон мне сегодня приснится? – спросил он сам себя. – Верно, полярные льды, сияющий айсберг. Звездное небо. И красивая баба в полушубке.

Он уснул. Ярослав еще долго смотрел на лицо своего единственного приятеля. Ему хотелось схватить его руку и признаться: «Ты мой первый друг, Миша Палкин! В буквальном смысле!»

Утром они пошли умываться к морю, а когда вернулись, услышали новость:

– Опять появился Каплинский, а с ним какой-то неизвестный. Кажется, их обоих берут. Бригадир их, как будто, уже зачислил.

Миша Палкин усмехнулся. Из-за угла склада вышел Каплинский. Он был хорошо одет для обитателя низшего общества – в вельветовых джинсах и таких же туфлях. Рубашку расстегнул на все пуговицы. Во рту блестели два металлических зуба.

– Ты все такой же, Миша Палкин? – произнес он. – Приятно посмотреть.

– А ты еще не помер? Почему, любопытно.

Послышался шум. Кто-то жаловался: «Отдай портсигар! Отдай!»

Из склада появился широкоплечий незнакомец, а рядом бежал угрюмый грузчик Трофим.

Незнакомец держал портсигар, как свою собственность. Увидев Мишу Палкина, он от удивления закинул назад свою крупную голову.

– Ну, что я тебе говорил? – сказал Каплинский. – Вот он, Миша Палкин. Гляди сам.

Он назвал имя незнакомца – Дима Гротов.

Ярослав заметил, что Гротов всем неприятен. Сильный человек, но с наглым лицом. Таким людям нельзя показывать что-нибудь ценное. Спокойные, рассудительные манеры им не знакомы. «Должно быть, всегда бьет первым», – подумал Ярослав.

Гротов обошел Мишу Палкина, как театральную тумбу.

Целую минуту он заискивающе улыбался.

– Что вы хотите, граждане, когда в человеке такая сила! – сказал он, будто обращаясь к публике. – Что вы хотите! Ураган, в самом деле.

Заискивающая улыбка делала его похожим на слугу.

– Ты слышал, Миша, какой случай? – спросил Каплинский. – Трофим нашел на пляже портсигар. Не золотой, конечно, а обыкновенный.

Трофим услышал о портсигаре и снова захныкал.

– Да, вещица средняя, но пригодится, – сказал Гротов. – Пропью где-нибудь. Продам или сменяю.

Он говорил так, будто это ему повезло на пляже.

Ярослав вспомнил наглые глаза своих сверстников, ограбивших его на улице. Они брали чужие вещи без любопытства. Присваивали их, не испытывая интереса, клали в карманы чужие вещи так, словно употребляли посланную с небес пищу.

Гротов добился такого же эффекта.

Миша Палкин вдруг легко стукнул его кулаком по голове, забрал портсигар и отдал Трофиму. Угрюмый Трофим тут же ушел.

Ярослав увидел, что всем это понравилось. Все, кроме Каплинского, этого ждали.

Гротов нахмурился и подался вперед.

– Хочешь что-то сказать, дядя? – спросил Миша Палкин.

Гротов быстро взглянул на его лицо.

Несколько мгновений он изучал круглое, здоровое лицо Миши Палкина и наконец пришел к сомнению.

Он усомнился в своих способностях, которые мог бы предъявить, не сходя с места. Не поверил сам себе, что может броситься на Мишу Палкина и победить.

Тут же в нем случилась перемена. Сладкая, заискивающая улыбка снова заплясала на его тонких губах. Лоб разгладился и стал, как у ребенка.

– Люблю сильных людей! – заявил он. – Приятно иметь дело!

Ярослав ждал, что после этих слов Гротов удалится, но он лишь отошел в сторону и сел на бочку.

Две минуты он размышлял, как поступить. Наконец он заговорил.

– Между прочим, я слышал о тебе не только от Каплинского. Нет, не только. Был разговор и далеко отсюда. Не помню кто рассказывал удивительные вещи, много хорошего. Как ты уложил двоих у пивной в Ростове, и как они потом тебя разыскивали. А когда разыскали, ты уложил их снова. Было такое? Другой случай – из-за тебя человек прыгнул с парохода. Плыли по реке и повздорили. Потом – драка на вокзале, когда, говорят, ты развалил деревянную буфетную стойку, как картонную ерунду.

Миша Палкин догадался, что каждый случай взят у Каплинского. Но ему нравилось слушать. Он улыбался и забавно наклонял голову.

Пришел бригадир, и все принялись за работу.

Гротов был ленив и не желал трудиться.

– Эй, малый, возьми и эту бочку, – говорил он Ярославу. – А после вон ту.

Он неустанно наблюдал за Мишей Палкиным и обдумывал какую-то идею.

Один раз он остановился, покусывая губу.

Каплинский заметил это и очутился рядом.

– Не суетись, Дима, – сказал он. – А то споткнешься.

И Каплинскому, и его приятелю было по тридцать лет. Вечером на берегу они курили папиросы и пили крепленое вино. На их загорелых телах медленно угасали старые татуировки. У Каплинского на плече было написано: «Вино, карты, женщины», а у Гротова – крест, похожий на могильный. Ярослав понял, что оба еще в юности побывали в тюрьме.

Миша Палкин и Ярослав неподалеку лежали на песке и говорили о будущем.

– Я ни машину, ни трактор водить не умею, – сказал Миша Палкин. – Какие рычаги и куда двигать не знаю. Как лампочка светит – не понимаю.

Он произносил это с гордостью, как достижение, желая показать, что ему скучно интересоваться подробностями жизни.

– Всегда можно научиться, – сказал Ярослав.

– А водку когда пить?

Миша Палкин засмеялся.

Гротов услышал его слова и жестом пригласил выпить вина. Он взмахнул бутылкой, как мечом победителя.

– Это для меня компот, – сказал Миша Палкин.

Пять шагов Гротов преодолел, как один.

– Это исключительно понятно, – сказал он.

– Такая раковина, как ты, должна всасывать чистый спирт. Такие люди всегда чудеса показывают. Легенды о них по всей стране ходят, как поезда. Но… я не всему верю.

Гротов вылил остатки вина в горло и лихо отшвырнул бутылку.

Миша Палкин, улыбаясь, глядел в даль.

– Бутылку белой разом выпиваешь? – спросил вдруг Гротов. – Не отрываясь?

На лице Миши Палкина щелкнула улыбка.

– Ну выпиваю, тебе-то что?

– А кто это видел? Ты, малый?

Гротов поглядел на Ярослава.

– Значит, никто не видел… А если так, то, значит, не пил. Не приходилось…

Он еще минуту ждал ответа и закричал:

– Ах вот как обернулось! А говорили, богатырь! Срезался на ерунде! Детский сад! Моя бабка любила слово «околесица»… Если это кино, пусть остановят картину… Каплинский, куда ты меня привел? Клевета на СССР! Как пережить такой позор?..

Гротов кривлялся и кричал, как на ярмарке.

Миша Палкин скривился, но ничего не делал.

– Нет, это скучно, неинтересно! – кричал Гротов. – Скажи мне, Каплинский, зачем людей одурачивать? Где тут богатырь? Сто килограммов детских сосок! Разочарование!

Каплинский вскочил, сунул руки за спину и стал ходить, как цапля.

– Не ожидал, Миша, – повторял он. – Ну и ну.

Миша Палкин трогал затылок.

– Да было несколько раз, – сказал он. – Кажется, два. Не помню. Что я буду свистеть об этом? Выпил бутылку – выбросил.

– А кто это видел? – завопил Гротов. – Я спрошу, проверю. Если надо, на полюс поеду, на экватор. Нырну в глубины океана. Так кто же свидетель? Кто?

– Как кто? Сева Носов, Никита. Другие бродяги.

– Первые два не в счет, – сказал Каплинский.

– Так я и знал! – заорал Гротов. – Ни одного свидетеля!

Он был счастлив, что Миша Палкин растерян. Лицо его изменилось. Оно выражало теперь строгость и бессердечность.

– Мне говорили, что тут о человеке великая слава идет, – сказал Гротов. – А у парнишки просто разыгралось воображение!

Миша Палкин никогда не слышал о себе и четверти сказанного.

Он поднялся, и струи песка бросились бежать с его одежды.

– А ну, иди сюда, дядя, – сказал он Гротову. – Ты говорил много, да все без толку. А теперь я скажу. Проснешься на столе в больнице.

Гротов вдруг усмехнулся.

– Значит, это правда, – сказал он. – Если злишься – не такой уж ты и сильный. Не выпьешь бутылку водки в одно дыхание.

– Да говорю, что выпью. Только тебе-то что?

– А то, что я не верю. И везде буду это говорить. Не могу таить в себе ужасные подозрения. Ведь что твоя слава? Она, как пиджак из бумаги – чепуха. Пока не предъявишь доказательства.

– Будет настроение – предъявлю. Но тебе после этого лучше утопиться.

– Утоплюсь, Миша. В нашей насквозь спортивной стране уважают чемпионов.

Миша Палкин задумчиво отправился по берегу вдоль воды.

Ярослав шел рядом и волновался за приятеля.

– А я верю, – произнес он. – Если ты сказал, что пил, то почему же это неправда?

Ярославу показалось, что сейчас Миша Палкин избавится от растерянности, засмеется и станет прежним.

– Ничего, как-нибудь перескочим, – тревожно проговорил Миша Палкин.

В эту ночь он лег спать, не сказав ни слова.

Утром к нему вышел Гротов и стал нагло ухмыляться.

– Опять ты? Отстань от меня! – весело объявил Миша Палкин. – А то я тебя в бочку закатаю и в море брошу.

Гротов снова обратился к публике.

– Между прочим, недалеко отсюда по железной дороге на одной станции работает Дарья Плеткина. Судомойка в тамошнем буфете. Что вы думаете? Эта дамочка выпивает бутылку водки, как «Крем-соду». Не отрываясь. А потом еще приступает к своим обязанностям. И папиросы курит.

– Неужели, баба? – спросил Каплинский.

– Я ей письмо напишу, – сказал Гротов. – Пусть гордится собой. Пусть знает, что она здесь одна такая сильная личность. Остальной мир узнает об этом через секунду.

Миша Палкин усмехался, но его мучили эти слова. Он смущался.

Он готов был бежать от этой неприятной для него речи.

Все разглядывали его – следили за улыбкой и румянцем. Детская улыбка Миши Палкина затухала.

Ярослав ненавидел Гротова.

– Славу, Миша, еще заслужить надо, – нахально сказал Гротов в заключение.

– Ты обо мне беспокойся, отец родной, – ответил Миша Палкин. – Для меня солнце везде светит и трава везде мягкая.

– Напрасны такие утешения. Если не покажешь себя – ничего не выйдет.

– Покажу в конце недели.

– Неужели? О! Это уже разговор двух завсегдатаев английского клуба. Значит, в субботу?

– В субботу.

– Все брошу и приду посмотреть. Очки надену. И даже в библиотеку имени Цурюпы не пойду – читать Альфонса Доде, обещаю.

– Опять много говоришь? – спросил Миша Палкин. – Один такой язык откусил, когда я его по лбу щелкнул.

Гротов отступил назад. Оглянувшись, зашел за бочку и замолчал.

Мысли о хлопотах, связанных с лечением после кулаков Миши Палкина, заставили его умолкнуть.

Миша Палкин тоже стал молчалив, слова выходили из него теперь с большой неохотой. С лица исчезло удовольствие.

После работы он даже не взглянул в сторону моря, а отправился в город. Он шагал так быстро, что Ярославу пришлось бежать рядом с ним. Они шли по крайней улице вдоль железнодорожных путей.

Ярославу нравились гудки тепловозов, нефтяные запахи и надписи на вагонах, и ему хотелось сказать, что он еще очень мало видел в жизни.

Он сказал это, когда они свернули с дороги и пошли по шпалам.

– А я уже много повидал, – ответил Миша Палкин. – С шестнадцати лет по стране гуляю.

Заметив впереди какого-то человека, поднимающегося на тепловоз, он окликнул его. В ответ машинист взмахнул рукой.

– Мишу Палкина за версту видно! – воскликнул машинист, сияя от радости.

– Скажи, паровозник, знаешь ли такую Дарью Плеткину?

– Нет, не знаю, Миша.

– Говорят, она вливает в себя бутылку водки.

– Тогда знаю! Она в буфете посуду моет, Дарья Плеткина. Что говорить, умеет пить бабенка.

– И что же – выпивает и спокойно работает?

– Многие это видели, Миша, и я тоже. Некоторые отчаянные спорщики на нее деньги ставили. До ста рублей. Для этого даже из других городов приезжали.

Миша Палкин пошел назад, к морю.

И снова Ярослав с любопытством разглядывал под ногами масляные пятна, старые гвозди и прочий мусор, покрытый ржавой пылью. При этом он заметил и то, что его приятель старается скрыть смятение.

Миша Палкин молча покусывал губу. Словно мужественный капитан, он страшился бесчестия.

Ярослав помнил всех мужественных капитанов, презирающих опасности. Из книг о морских приключениях. Они не боялись смерти, но страшились позора. Они были безупречны, уходя в вечность. Вот и Миша Палкин – не знал страха, кроме страха за свою честь.

Он любил свою славу ребенка-богатыря.

– Может быть, завтра поедем на север? – спросил Ярослав. – Можем уехать ночью.

– Завтра мне нужно пойти в одно место, – ответил Миша Палкин. – И весь день меня не будет. А ты работай. Вечером расскажешь, как прошел день.

– Если хочешь, Миша, пойдем в пивную.

– Не в пивную, а в хороший буфет – поедим как следует.

В буфете Миша Палкин купил много жареной рыбы и хлеба. Рыба была мелкая, но жирная. Он ел ее целиком, запивая лимонадом «Дюшес». Обходил молчанием свои замыслы. Не говорил ни слова.

Ярослав наблюдал за его лицом.

Миша Палкин не был ни угрюм, ни зол, ни разочарован. На лице его не было ни скуки, ни ожидания. Он выглядел лишь озабоченным, как человек, который должен устроить свои дела.

Он был словно обыкновенный горожанин, принимающий у себя десяток родственников и размышляющий о том, где раздобыть добавочные кровати и стулья.

Ярослав убедился, что и в низшем обществе существуют люди, добывающие славу и уважение. Ради этого они готовы отдавать себе самые странные приказания. Преодолевать огромные трудности. Истязать и тело, и душу.

Ярослав догадался, что Миша Палкин хочет показать, как он умеет пить водку, – выпьет перед зрителями, не отрываясь, целую бутылку прямо из горлышка.

Миша поглядел на Ярослава и улыбнулся.

– В воскресенье отправимся в дорогу! – произнес он. – Будем ехать в поезде, пить пиво с баранками. Чай с конфетами. Есть шоколад из ресторана. Читать газеты.

– Это замечательно, – сказал Ярослав.

– А теперь пойдем спать. Я люблю спать в теплую ночь. Выкуришь папиросу, закроешь глаза, и обязательно приснится что-нибудь красивое.

– Но ведь еще рано, – сказал Ярослав.

– Рано? Нужно выспаться.

Вернувшись, они увидели, что Каплинский и Гротов успешно добывают свою славу. Портсигар Трофима снова у Гротова, и он сидит на бочке и что-то громко рассказывает. Его приятель доволен и смеется. У обоих достаточно острых слов, поэтому все улыбаются.

Гротов сосредоточился на занимательной подробности:

– А один прохвост, представьте себе, делал вид, будто он вор высокого происхождения.

Аристократ преступного мира. Но его быстро разоблачили, и вовсе не потому, что он не знал других аристократов. Он не знал их нравов! А нравы у тех людей таковы: если о чем-то заикнулся, то умри, а исполни!

Гротов замолчал и поглядел на Мишу Палкина.

Лежа на топчане и глядя в потолок, Миша Палкин выпустил куб папиросного дыма.

– Вот как заведено у настоящих личностей, – сказал Гротов. – Сказал – сделай. Или провались, исчезни.

– Это ты о себе, Гротов? – спросил Миша Палкин. – Ты как будто обещал утопиться. Неужели выполнишь?

– Смотря перед кем, Миша. Если перед людьми, то несомненно. Однако человеком еще нужно стать. Покажешь себя в субботу – станешь личностью, а иначе полный позор тебе во всей вселенной.

– Ищи себе приличный камень на шею, Гротов.

– Об этом не тревожься, Миша.

Миша Палкин отбросил папиросу и раздавил ее кулаком.

– А теперь хочу, чтобы стало темно, – заявил он. – Я спать буду.

…Утром он что-то сказал бригадиру и перемахнул через забор.

– Пошел искать себе прибежище, – проговорил Готов. – Надо же где-то прятаться от Димы Гротова!

Все это услышали.

Ярослав почувствовал, как множество тревожных мыслей собирается в его голове. Но хватило и одной из них, чтобы им овладело беспокойство.

Несколько минут он ходил вдоль забора и думал о том, что управляет его единственным другом Мишей Палкиным. Если храбрость, значит, он что-то задумал.

– Бери вон ту бочку и кати сюда! – крикнул Гротов Ярославу. Ему доставляло удовольствие распоряжаться. Зычно кричать. Делать повелительные жесты.

А Ярослав Подумало Мише Палкине: «Он герой и бесстрашен. Да, да. Это несомненно!»

Он принялся катить бочку и вдруг остановился, почувствовав приближение беды.

Какая-то беда должна прийти сюда, на берег моря, и обрушиться на Мишу Палкина. Но почему? Потому что бесстрашие ослепляет, и ослепленные не видят, что лежит под ногами.

Ярослав перелез через забор и побежал по дороге, надеясь догнать Мишу Палкина. Вскоре он увидел впереди движущуюся фигуру.

Свернув с дороги, Миша Палкин зашагал вдоль серых пятиэтажных домов и зашел в магазин.

«Что он хочет купить? – спросил себя Ярослав. – Папирос? Еды?»

Он не знал, есть ли у Миши Палкина близкие знакомые в городе. Миша не рассказывал об этом. Не называл имен. Может быть, его ждет хорошенькая женщина, смотрит в окно. Приготовила обед. У нее красивые прическа и платье.

Стоит ли в таком случае идти за приятелем? Ведь это нехорошо.

Миша Палкин хлопнул дверью магазина и направился к роще, высушенной солнцем и пропитанной дорожной пылью. Еще немного, и он исчезнет в ней, как в пыльном чулане.

Ярослав заторопился. А затем побежал.

Войдя в рощу, он остановился. Миша Палкин, задумавшись, сидел под деревом.

– Зачем ты пришел? – спросил он. – Ну зачем? Иди обратно. И никому ничего не говори.

– Не пей ее, Миша, – сказал Ярослав. – Этот Гротов задумал сделать что-то плохое. Злой человек. Плохой.

– Гротов – вредный гад. Сволочь. Остальные триста ругательств тоже к нему относятся. Языком метет, как метлой. Таким, как он, нужно сразу показать, кто сильнее.

Миша Палкин поглядел на бутылку водки, которую держал в руке.

Его лицо вдруг стало болезненным.

– Я могу пить водку, но только не всю бутылку разом, – печально сказал он. – Я не пробовал… А теперь должен. Нужно как-то выдержать…

Миша Палкин вскочил на ноги и сказал:

– Мой отец умер от водки. Выпил сразу пол-литра на спор и погиб в ту же минуту. Все к нему приставали: такой большой, а умеешь ли ты пить? Будто в России богатыри способны на все, но сначала умеют пить водку.

– Это неправда! – воскликнул Ярослав. – Не стоит этого слушать!

– Вот и ко мне пристают с тем же. Пугают позором. Говорят разные глупости. А я боюсь это делать. Вдруг я умру? Вспоминаю отца, лежащего на столе, – он умер, не успев ничего нам сказать. Везде одно и то же: покажи, какой ты сильный, Миша Палкин. Дерешься, говорят, хорошо, но этого мало. Это еще не слава. Три раза, когда приставали сильнее обычного, я убегал. Как-то ночью вылез в окно в бараке и ушел. А теперь не убежишь!

– Не вернемся назад, Миша! Поедем на север, прямо сейчас.

– А судомойка из буфета – Дарья Плеткина? Откуда она взялась? Гротов напишет ей письмо. Куда мне потом деваться? С какой историей жить на севере? Лучше умереть здесь, в роще, чем у всех на глазах.

Миша Палкин откупорил бутылку.

– Сейчас мне почему-то кажется, что ничего страшного не случится. Ты, Ярик, хороший друг – переживаешь за приятеля. Волновался за Никиту. Но ведь я не Никита, верно? Я здоров. И сейчас возьму и выпью эту водку, как пиво. Сильно опьянею, просплюсь и приду на берег. Главное – удержаться на ногах. Ты посиди тут, но только не смотри, как я пью.

Говорят, в такую минуту у человека страшные глаза.

Миша Палкин перекрестился, запрокинул голову и стал пить водку.

Ярослав отвернулся.

От волнения он так сильно сжимал ствол тонкого дерева, что у него заболели пальцы.

Пустая бутылка упала на землю и покатилась под куст.

Миша Палкин шатался. Его лицо, прежде розовое и здоровое, стало бледным. Дыхание сделалось отчаянным.

– Вот и все, – проговорил он. – Я жив и стою на месте. Ничего не случилось. Сейчас станет хуже, но я выдержу. Вот увидишь.

Миша Палкин стал переходить от дерева к дереву.

Голова его падала на грудь и взлетала вверх. Ноги желали идти каждая в свою сторону.

Он шел точно по раскачивающейся палубе, хватаясь за деревья, как за канаты. Ему было трудно дышать и говорить.

Ярослав отправился за ним вглубь рощи, но она была такая маленькая, что вскоре они вышли из нее и очутились в поле. Сделав полукруг, Миша Палкин вернулся в рощу и побрел между пыльными деревьями.

От него доносился страшный, тяжелый запах водки, кажущийся Ярославу запахом смерти. Водка, убившая Севу Носова и Никиту, набросилась и на Мишу Палкина, и он сжимает зубы, старясь добыть силу из своего сердца, чтобы выжить.

Силы ему требовалось больше, чем обычно.

– Я принесу тебе воды! – сказал Ярослав.

– Нет, дружище Ярик. – Пить воду сразу нельзя. Нельзя курить… Ах, как тяжело в голове! Там словно гранитная стена…

– Я принесу тебе еды! – воскликнул Ярослав.

– Принеси колбасы, хлеба и кваса, только не сладкого. Ты самый лучший человек, Ярик! Мой лучший друг.

Ярослав выскочил из рощи и побежал в магазин.

Когда он вернулся, Миша Палкин крепко спал, лежа на боку.

Ярослав сел рядом и просидел на одном месте много времени. В рощу прибегали бродячие собаки и обнюхивали деревья. После них заглянул какой-то человек, швырнул испорченное колесо и тут же ушел.

Ярослав думал о преданности своему единственному другу. Он не оставит его что бы ни случилось. Нет в окружающем мире ничего прочнее этой верности.

Он спросил себя: «Возможно ли это в среднем и высшем обществе?»

Ответ пришел к нему тут же. Те, кто живут в среднем и высшем обществе, больше преданы своему имуществу. Решительность приходит к ним, когда они получают выгодное предложение. Или когда им угрожает большая денежная трата. А здесь, в низшем обществе, ни деньги, ни имущество никогда не будут так сильны…

Ярослав просидел рядом с приятелем до вечера.

Наконец Миша Палкин открыл глаза.

Он выпил квасу, затем встал и прошелся, трогая затылок. Его мучили жажда и слабость. Но ему хотелось улыбаться.

– Я еще пьяный, – сказал он. – В голове шум и карусель. Но я победил! Выпил целую бутылку в одно дыхание! Выпил один раз – смогу и другой. Покажу им в субботу!

Ярослав был счастлив, что с его приятелем ничего случилось. Миша Палкин оказался сильнее водки, и теперь они поедут на север.

Они будут ехать, как победители. С ними останутся только простые и разумные мысли. Жалкие Гротов и Каплинский, пронизанные глупостью, навсегда исчезнут из их жизни.

Прежде Ярослав не знал, что борьба между славой и бесславием бывает такой смертельно опасной.

– Наверное, это случается только в низшем обществе, – произнес он вслух.

– Не говори никому, что ты здесь видел, – сказал Миша Палкин. – Впрочем, ты хороший друг и не обманешь. Откуда ты, Ярик? Кто твои отец и мать?

Миша Палкин стал есть хлеб и колбасу.

– Об отце и матери расскажешь в дороге, – сказал он. – Хорошо? А теперь пойдем на берег, искупаемся. В этом глупом лесу можно ослепнуть от пыли.

На берегу Миша Палкин долго смотрел на темнеющий горизонт и дышал морским воздухом. К нему медленно возвращался его детский румянец.

Наконец он стряхнул с себя бледность и печаль и стал прежним Мишей Палкиным. Осторожно выкурил папиросу и немного проплыл, держа голову высоко над водой. Потом лег на песок и проспал полчаса легким, здоровым сном.

– Все просто великолепно, – сказал он, проснувшись. – Я сильнее отца. Видно, я такой же как мой дед. Если бы он не замерз в степи по недоразумению, то жил бы и сейчас. Мать рассказывала, что он был очень сильный.

Миша Палкин вошел в склад, как прежде – первым человеком на берегу.

Каплинский и Гротов оставили карточную игру, убрали карты и принялись делать вид, будто готовятся ко сну.

Ярослав заметил, что они умело спрятали свое обычное нахальство.

– Отчего притих, дядя? – спросил Гротова Миша Палкин. – Думаешь о субботе?

– Думаю, Миша, – ответил Гротов.

– О последнем дне – грех не подумать. А в предсмертном письме так напиши: «Топлюсь от собачьей жизни и природной вредности. Прошу винить мою пустую голову».

Миша Палкин засмеялся, а Гротов только сжал кулаки.

– Подождем субботы, Миша, – сказал он. – Кто знает, как обернется!

Настала суббота.

Миша Палкин и Ярослав пришли на берег и сели на песке.

Явились Гротов и Каплинский, а за ними и все остальные – всем хотелось посмотреть, как Миша Палкин удерживает свою славу.

– Итак, их превосходительство генерал-губернатор Палкин желают показать представление, – проговорил Гротов. – Сейчас на наших глазах они выпьют бутылку водки в одно дыхание.

– А где твой камень? – спросил Миша Палкин.

– А где бутылка? – спросил Гротов.

– Вот она.

Миша Палкин достал из газетного свертка бутылку водки и подбросил на руке.

– Это что за фокусы, Миша? – заорал Гротов. – Что за глупости? Кто же пашет великие целинные земли велосипедом «Орленок»? Это для американского президента бутылка водки, а для нас – детское пюре «Нюша», питание на первом году жизни. Ты покажи, Миша, настоящую бутылку.

– Что же ты хочешь, сволочь? – растерянно спросил Миша Палкин.

– А вот что.

Гротов достал из кармана бутылку водки «Экстра».

– Эта штука крепче на десять градусов, – сказал кто-то. – Ее так сразу не выпьешь.

– Только «Экстра», Михаил, – сказал Гротов. – Или ты человек, или – позорное явление. Дарья Плеткина пьет «Экстру» играючи, накручивая локон на свой кривой палец.

Миша Палкин с отчаяньем поглядел на бутылку, которой вертели перед его лицом. Детская его улыбка превратилась в грустную. От волнения ему было трудно глотать.

– Убьешь ли ты эту бутылку, Миша Палкин? – спросил Гротов. – Или это конец твоей героической личности?

– Миша, не пей ее! – закричал Ярослав. – Вылей, разбей!

– Этот юный негодяй советует тебе опозориться, – сказал Гротов. – Он много понимает в жизни. Видел жизнь в замочную скважину. Где бы ты ни был, Палкин, твоя печальная слава тебя найдет. И в один прекрасный летний день ты сам утопишься от уныния.

– Я был о тебе другого мнения, Миша, – сказал Каплинский. – Думал, ты человек. А ты странное зрелище.

Миша Палкин выхватил у Гротова бутылку, откупорил ее и шагнул в сторону.

– Дело! – воскликнул Гротов.

Запрокинув голову, Миша Палкин стал пить.

Он выпил всю водку до последнего глотка, швырнул бутылку на песок и улыбнулся Ярославу.

Тут же он сжал кулаки, широко раскрыл рот и повалился на спину.

Ярослав бросился к приятелю и схватил его голову.

Миша Палкин не шевелился. Он умер. На его губах появилась черная пена.

– Что? – заорал Гротов. – А ну, расступись.

Он наклонился к Мише Палкину и засмеялся.

– Сам подох, сволочь! И не пришлось ничего делать! Ты слышишь, Каплинский? Не пришлось нападать на этого гада.

Каплинский безразлично курил папиросу.

Все были потрясены. Ярослав не замечал, что плачет.

– Не люблю таких больших и здоровых! – кричал Гротов, кривляясь на песке. – Терпеть не могу эти бычьи шеи! Туда ему и дорога! Не нужно было выпячиваться!

– Пойдем, Дима, выпьем пива, – сказал Каплинский. – Сейчас сюда милицейские приедут, а я их вечно с чертями болотными путаю. Не уважаю.

Приятели ушли.

Ярослав плакал, держа голову мертвого приятеля на свои коленях.

– Я пойду на сторожевой пост, расскажу, что здесь человек умер, – сказал угрюмый грузчик Трофим.

– Хорошего парня погубили, – с сожалением сказал кто-то.

Пришел бригадир и покачал головой.

– Не часто встретишь таких отчаянных, – сказал он. – Но зачем же так жестоко пить спиртное?

– Они его вынудили, – сказал Ярослав.

Бригадир снял кепку, постоял и ушел.

Приехавшие на берег милиционеры были удивлены.

– Опять кто-то утопился. Какой-то грузчик. Какое странное место!

– Он не утонул, – тихо сказал Ярослав. – Отравился.

Его снова привезли в отделение, чтобы составить протокол.

В отделении он узнал, что Мише Палкину было всего двадцать три года. Об этом сказал капитан милиции. Он не раз видел погибшего. Это был самый крепкий парень в городе, и на него всегда любовались женщины. Кулаки больше амбарного замка, а лицо детское, почти без щетины. Рубашка на груди натянута так, будто ее руками растягивают в разные стороны. Смерть должна была прийти за ним на сто первом году жизни…

Сказав это, капитан развел руками: его рассуждения бессильны перед действительностью.

– Ты говоришь, этих двоих зовут Гротов и Каплинский? – спросил он затем. – Придется выяснить, зачем они здесь появились.

– А что будет с Михаилом Палкиным? – спросил Ярослав.

Он с удивлением выслушал о захоронении за государственный счет – в том случае, если за телом никто не приедет.

Он пошел к больнице, куда привезли мертвого Мишу Палкина, и просидел у крыльца на лавке всю ночь.

Ему казалось, что он по-прежнему со своим единственным другом.

Утром он вернулся на рыбный склад.

– Что же ты, гад, бросил работу и ушел? – спросил бригадир. – Я в тебе разочарован. Не стану переводить в постоянную бригаду. И денег не дам за неделю – ты их проворонил.

– Я не смог ничего изменить, – подавленно сказал Ярослав. – Был рядом, но ничего не сделал. Я мог выхватить эту бутылку и зашвырнуть в море. Мог растоптать ее!

Бригадир равнодушно вытер платком вспотевшую шею.

– Я должен был отдать Гротову и Каплинскому все свои деньги, чтобы они уехали. Я пообещал бы им еще сто рублей – написал бы отцу и матери, и они прислали бы мне – в долг…

Но я не знал тогда этого!

– Сынок, – сказал бригадир, – в твоих словах есть все, кроме здравого смысла. Вот послушай меня. Как я живу? Дом – шесть комнат, огород, как школьный стадион. Пять свиней, кабан, утки, индюки. Кур – семьдесят штук. В пруду – зеркальные карпы. На моем столе каждый день столько еды, что я после обеда не могу сказать «мама». Выписываю три газеты и четыре журнала. Сын учится на пятерки – это младший, а старший – второй штурман на океанском судне, видел все порты мира. Жена носит бархат и шелк, два раза отправлялась в круиз вокруг Европы. Хорошо ли мне? Прекрасно. Великолепно. Муж сестры от зависти нажил прободную язву, одной ногой в могиле. От зависти! В моем доме собака живет лучше, чем вся эта бригада бродяг и алкоголиков, потому что спит на пуховой подушке и ест вареные куриные пупки и печенку. А ты, сволочь, тянешься к подлецам, к негодяям, которые несут каждую копейку водочному торговцу. Откуда в тебе столько дряни?

Ярослав вспомнил, что когда он читал подобные рассуждениях в книгах, они были ему скучны.

– Миша Палкин был моим единственным другом за всю жизнь, – сказал Ярослав. – Прежде у меня никогда не было товарища.

– Это можно понять, – неожиданно сказал бригадир. – Так и быть, я тебя прощаю и выдам деньги. Но работай так же хорошо, как работал. Приступай немедленно.

Ярослав стал работать, но его руки были слабы. Вспоминая Мишу Палкина, он сильно волновался. После бессонной ночи был рассеян.

– Я не могу работать, – сказал он бригадиру. – Пожалуйста, отпустите меня. Я пойду к больнице и посижу на лавке. Там, в морге, спит вечным сном мой единственный друг.

– И это тоже понятно, – сказал бригадир.

Ярослав провел на лавке у больницы весь день до вечера.

Думая о Мише Палкине, он печально улыбался. Это были самые красивые и самые светлые воспоминания в его жизни.

Вечером его затошнило от голода, и он пошел в магазин и купил молока и печенья. После еды он почувствовал сильную усталость.

Ночью на склад вернулись Гротов и Каплинский.

Ярослав не спал и с ненавистью слушал их речи.

– Кого тут жалеть? – рассуждал Гротов. – Жалеют героев космоса, академиков. А кто такой Палкин? Меня, например, всю жизнь никто не жалел.

– Жизнь – сложная и жестокая форма существования материи, – сказал Каплинский.

– Так, помню, было написано в сортире на вокзале в Котласе.

– Эй, малый, – крикнул Гротов Ярославу.

– Не трясись. Найдешь себе другого кореша, еще лучше.

Зевая, они легли спать и быстро уснули.

Ярослав впервые чувствовал ярость. Ему хотелось вскочить и наброситься на людей, отнявших у него единственного друга.

Он стал мысленно желать им несчастий и смерти, ничуть не удивляясь, откуда у него столько недобрых мыслей.

Утром он проснулся от шума. Снаружи раздавались хлопки, похожие на выстрелы.

Гротова и Каплинского в складе уже не было, остальные стояли у выхода и выглядывали наружу.

Ярослав тоже выглянул во двор и увидел, что перед складом ходят милиционеры, а Каплинский стоит, опустив руки в наручниках и что-то объясняет капитану милиции.

– Этот Гротов мне не приятель, – сказал Каплинский. – Так, прибился в дороге. Когда-то вместе были далеко за горизонтом – сами понимаете, где. Можете его при задержании застрелить, мне все равно.

– Вы вместе ограбили магазин в Сибири, в городе на реке Ангаре, ранили сторожа. А сюда приехали спрятаться.

– Моя вина, гражданин капитан, в том, что я стоял на шухере. Нападал и грабил Гротов. Редкий гад. Неприятный тип. В зубах ковыряется, по ночам храпит. Прикончите его выстрелом в голову, с вас государство за это не спросит.

Вдруг все увидели Горотова – бегущего по бочкам, по самому верхнему ряду.

Он был сильно напуган и делал огромные, отчаянные прыжки.

– Мечется, как зверь, – сказал Каплинский. – Знает, что ему конец.

Гротова преследовали два лейтенанта милиции и оба стреляли вверх и кричали, чтобы он сдался.

Наконец один из лейтенантов выстрелил в беглеца.

Гротов закричал и подпрыгнул, а потом упал на бочки, покатился и свалился на землю.

Он был ранен и плакал от боли и бессилия.

– Господи, да почему же такое невезение! – вдруг закричал он. – Почему другим везет, а мне – нет, всю жизнь, с детства! Мучаюсь, как гад! Ничего у меня нет! Где же справедливость, Господи!

Все молча смотрели на человека, извивающегося на земле в приступе тоски и злобы, и никто не протягивал ему руки.

– Кто же так стреляет? – тихо спросил Каплинский. – Это, я считаю, безобразие.

Наконец Гротова подняли и увели.

Уходя, Каплинский ничего не сказал грузчикам, даже не взглянул на них. Ярослав подумал, что его безразличие так же ужасно, как коварство Гротова.

– Это не какие-нибудь плуты, а настоящие преступники, – сказал кто-то.

Ярослав чувствовал, как к нему возвращается прежнее уныние.

На следующий день санитар больницы указал ему на двоюродную сестру Миши Палкина. Она не была похожа на своего погибшего брата.

Санитар сказал Ярославу, что она сразу стала узнавать, умеренная ли цена на услуги на местном кладбище.

– Разве вы не увезете вашего брата домой? – спросил ее Ярослав.

– Он не любил ни свой дом, ни родной город, – ответила женщина. – Сбежал в шестнадцать лет. Забыл мать – ни разу не написал ей ни строчки. Разве это не жестоко? И все почему-то знали, что он рано уйдет из жизни. Так оно и вышло.

Больше она ничего не рассказала.

Утром Мишу Палкина похоронили. Его сестра на такси уехала на вокзал. Грузчики с рыбного завода получили от нее деньги на водку и остались довольны.

Когда они ушли, Ярослав остался у могилы один. Он нашел неподалеку лавку, сел на нее и подумал, что ему больше некуда идти. Его жизнь стала прежней. В ней опять ничего нет.

Он рассуждал о коротком, почти мимолетном времени, когда он был счастлив. Это время стоит самого большого умиления. Радостных слез, восторженного бормотания. Оно стоит всего на свете.

– У меня был товарищ, – произнес вслух Ярослав. – Даже у такого человека, как я, был хороший друг. Но совсем недолго! Великодушие судьбы так непродолжительно!

Он заметил, что произносит книжные слова, которые никогда не употребляют в низшем обществе. Не успел научиться ругательствам.

Ярослав отравился в город и пообедал в буфете жареной рыбой, которую любил Миша Палкин. Купил лимонаду «Дюшес».

После этого он вернулся на кладбище.

Пришла ночь, а Ярослав сидел на лавке и смотрел на могилу своего приятеля.

Безмолвие и уединение были ему привычны. Безмолвие и уединение ждут его впереди, и снова он будет спрашивать себя, в чем смысл жизни.

Ярослав лег и стал глядеть в звездное небо.

«Есть ли там, на небе, неудачные звезды? – думал он. – Звезды, которые родились не для чего, которым не нужно было родиться?»

На рассвете его разбудил сторож.

– Не стоит долго находиться среди могил, парень, – сказал он, – иначе можно привыкнуть. А это плохо. Кладбище должно вызывать трепет и уважение.

– Меня ждет ужасная пустота, – сказал Ярослав. – Я человек без блеска и красоты. Я ничто. Я омрачаю окружающий вид. Так стоит ли мне бояться, что я вдруг очерствею?

Сторожу было все равно.

Он пожал плечами и ушел.

– Я поеду на север, – произнес Ярослав над могилой Миши Палкина. – И всегда буду рассказывать о тебе. И ты будешь оживать в воспоминаниях.

Ярослав отправился на вокзал и купил билет на поезд.

Войдя в купе, он поздоровался со своими попутчиками, не надеясь, что ему ответят.

Ему не ответили.

Его стали лениво разглядывать, как пыльное чучело в витрине охотничьего магазина.

– Принесите мне, пожалуйста, чаю, – попросил Ярослав проводника.

Проводник сделал вид, что не услышал этой просьбы.

«Все как обычно», – подумал Ярослав.

Он закрыл глаза и представил себе, что перед ним сидит Миша Палкин. А в коридоре, перед дверью, стоит и смеется Сева Носов. «Ты грандиозный человек, Ярик!» – произносит Сева Носов. И Никита тоже здесь. Он недовольно качает головой, но потом все-таки улыбается.

С закрытыми глазами Ярославу было хорошо.

С ним были его друзья, живые и здоровые.