От Москвы до Лондона. - Первые шаги на родной земле. - Под арестом. - Допрос. - В Лондоне. - Сэр Муррей и репортеры. - Неожиданные предложения. - В редакции «Всемирной газеты». - Мистер Эллиот. - Изгнание
Тяжелое чувство разлуки мешало мистеру Лекомбу и сэру Муррею сосредоточить свое внимание на тех картинах, которые развертывались перед ними по мере того, как они удалялись от Москвы.
Воздушный корабль несся с умеренной быстротой для того, чтоб пассажирам возможно было знакомиться с новыми местами и видами, ежеминутно развертывавшимися перед ними.
Сопровождали путешественников почти исключительно молодые люди, воспользовавшиеся случаем для знакомства с новыми странами.
Старинный английский обычай, по которому молодые люди для довершения своего образования отправлялись в путешествие - применяли всюду в тридцатом столетии так же, как и тысячу лет тому назад. Разница заключалась только в том, что теперь путешествие не ограничивалось посещением двух-трех наиболее доступных стран, но имело целью знакомство с народами и странами всего земного шара.
Прошло несколько часов, когда с палубы корабля стали видны вырезавшиеся вдали синие громады гор.
- Альпы! - воскликнул мистер Лекомб.
Действительно, свободно можно было различить снежные вершины Юнгфрау, Финстерааргорна, а вокруг них и за ними черневшиеся в прозрачном дрожащем воздухе беспорядочно набросанные горные массы.
- Это Франция? - спросил Лекомб.
- Если хотите - Франция, но население здесь смешанное - полуфранцузское, полурусское.
- На каком же языке здесь говорят?
- На обоих.
- Однако у вас существует общенародный, искусственный язык?
- Общенародный существует действительно, но он не искусственный и сложился сам собой, благодаря тесному сближению двух наций - французской и русской. Он же был принят и всеми как язык международных сношений.
- На этом языке существует литература?
- Крайне ограниченная, преимущественно специальная. В ваше время международным языком служил французский?
- Отчасти. Но было много попыток создать один общий язык искусственно, чтоб объединить литературу и способствовать сближению народов.
- Неужели же полагали, что на этом языке могла существовать литература?
- Почему же нет?
- Да потому, что раз этот искусственный язык стал бы достоянием всех наций, он неминуемо, развиваясь и принимая новые формы, изменялся бы сообразно с законами родного языка каждой нации, поддаваясь его влиянию. Через столетие - много через два - этот всемирный язык имел бы столько наречий, резко отличных друг от друга, сколько существует народов. Мне кажется, что это именно и было причиной неуспеха в ваше время.
- Что именно?
- Да то, что этот язык стремились применить не только к сношениям в обыденной жизни, но и к литературе. Однако мы пролетаем уже над Парижем.
- Над Парижем?
Лекомб схватил бинокль и весь обратился во внимание.
Но тщетно старался он заметить особенности, показывавшие на присутствие громадного города; этот город, подобно Москве, состоял из отдельных жилищ, разделенных друг от друга возделанными полями и садами.
- И весь город заключается в том, что мы видим? - с некоторым разочарованием спросил Лекомб.
- Нет, - улыбаясь, отвечал один из его спутников, - в Париже больше общественных учреждений, зданий, чем в Москве. Поэтому, когда мы на возвратном пути прилетим к месту старого Парижа, вы увидите нечто, что напомнит вам город ваших времен.
- Вы сказали - на возвратном пути?..
- Да, теперь мы прямо направимся к островам Англии, к Лондону: так просил ваш товарищ.
- Лондон похож на Париж и Москву?
- О нет! Это именно город в вашем смысле: до тридцати миллионов народу скучено в громадных зданиях на весьма ограниченном пространстве. Там вы не найдете обработанных полей и садов.
- Как велико население Англии?
- До ста миллионов.
- Но ведь все их острова, вместе взятые, тесны и для половины этого количества людей?
- Да!
- Как же они существуют?
- Хлеб у них привозный из Австралии, Африки и Америки. Англия вся обратилась в один фабричный город - она наполняет рынки Австралии и Африки мануфактурными товарами, всевозможными машинами и предметами роскоши.
- Но ведь благодаря тому, что теперь не существует неразложимых химических элементов, все они приводятся к состоянию однородной материи, - золото и драгоценные металлы потеряли свою ценность, следовательно…
- Я понимаю, что вы хотите сказать. Но дело все в том, что мы до сих пор еще не можем из первичной материи получить все элементы и соединения. К числу этих исключений относится и золото.
- Следовательно, оно имеет прежнюю ценность?
- Только не для нас.
- Но если золото будет приготовляться искусственно?
- Примут условные меновые знаки.
К концу этого разговора подошел и сэр Муррей.
- Я, - сказал он, - рад, по крайней мере, тому, что буду иметь возможность избрать себе ту или другую профессию.
- Чем же вы думаете заняться?
- Но знаю еще.
- Но прежде вы были…
- Профессором, ученым. Но теперь, конечно, мне нечего и думать о возобновлении этой профессии.
- Вам трудно будет найти себе занятие.
- Почему?
- Благодаря громадной конкуренции, человеческий труд в Англии не ценится почти ни во что. Наряду с колоссальными богатствами там царит самая ужасающая бедность. Случаи голодной смерти не редкость в вашей стране.
- Англия всегда отличалась общественной благотворительностью…
- Никакая благотворительность не может дать работы там, где ее нет.
- Но вы говорите про громадные заводы, фабрики.
- Да. Но предложение превышает спрос. Кроме того, машинный труд почти во всем заменил ручной.
- Море! - неожиданно воскликнул Лекомб.
- Па-де-Кале! - дрожащим голосом повторил Муррей.
- Да, через полчаса мы будем в Лондоне. Смотрите!
С этими словами один из собеседников указал рукой на быстро пронесшиеся в воздухе громады.
- Корабли Англии!
- Почему вы узнали, что они английские?
- Они летят при помощи винта. Наши корабли построены, как вам известно, иначе.
- Но почему же англичане не пользуются вашими открытиями?
- По той же причине, по которой в ваши времена нецивилизованные народы не пользовались паровыми машинами и железными дорогами.
- Что это за здания? - спросил Лекомб, указывая на высившиеся на самом берегу прилива громадные башни.
- Это остатки моста.
- Какого?
- Из Англии во Францию. Он был построен около шестисот лет тому назад.
- Почему же он разрушен?
- Мы уже говорили вам, что англичане живут совершенно обособленно и не желают вступать в сношения с европейскими народами. Пятьсот лет тому назад, во время войны с Францией, они взорвали мост, представлявший одно из чудес строительного искусства, и уничтожили подводный тоннель, соединявший материк с островами. Но вот и Лондон.
С палубы корабля виден был теперь гигантский город. От устья Темзы, вдоль по берегам моря и вглубь страны, громоздились одно к другому грандиозные здания. Куда только мог достигнуть взор, на расстоянии многих верст, лепились здания. По реке длинными рядами вытянулись корабли.
- Нельзя ли сначала пролететь над Лондоном? - попросил сэр Муррей.
- Невозможно! Для наших кораблей устроена особая пристань, где мы обязаны останавливаться. Для русских и французов самый вход в город очень затруднен. Посмотрите, скольким мы вынуждены будем подвергнуться формальностям!
В это время корабль уже опускался на громадную платформу, где стояло уже несколько воздушных гигантов, снабженных винтовыми лопастями и рулями.
В нескольких саженях, параллельно платформе, возвышалось громадное десятиэтажное здание, с четырьмя металлическими башнями по углам.
- Посмотрите, - сказал Атос, старший из всех, бывших на корабле и всем распоряжавшийся, - эти башни снабжены страшными орудиями разрушения. Одного снаряда, выпущенного из пушки, дуло которой вы видите в амбразуре, достаточно, чтоб уничтожить наш корабль. Сейчас к нам явятся досмотрщики.
Металлический гигант был уже на самой платформе.
Громадные лестницы вели от платформы к зданию. Не прошло и трех минут, как на этих лестницах показались красные мундиры.
- Наши солдаты! - вскричал Муррей.
Около ста человек солдат по приставленным лестницам взошло на корабль.
Офицер, взошедший в сопровождении нескольких чиновников, встречен был Алексеем Атосом.
- Откуда вы прибыли и с какой целью? - грубо спросил англичанин, немилосердно коверкая французские слова.
- Из Москвы.
- Сколько вас всех?
- Шестьдесят восемь.
- Что вам надо?
- Мы сейчас же отправимся обратно.
- Зачем же вы прибыли?
- Чтоб оставить здесь одного из ваших соотечественников.
- Где он?
При этом вопросе сэр Муррей выступил вперед и подошел к своему соотечественнику.
Тот окинул его внимательным и, по-видимому, крайне недружелюбным взглядом.
- Кто вы?
Сэр Муррей назвал себя.
- Неправда! - с живостью воскликнул офицер. - Род лордов Мурреев, один из древнейших в королевстве, кончился уже более двухсот лет тому назад. Вы - самозванец!
Сэр Муррей вспыхнул.
- Я могу, - сказал он, - представить вам доказательства!
С этими словами он вынул из кармана бумагу и подал ее офицеру.
Тот развернул ее, внимательно прочел и с нескрываемым изумлением, видимо пораженный, обратился к сопровождавшим его чиновникам.
Все со вниманием перечитали лист и вполголоса перекинулись несколькими фразами.
- Это мистификация! - воскликнул он, обращаясь к сэру Муррею. - Откуда вы взяли этот документ?
- Он выдан был лично мне…
- Выдан! Кем же?
- Английским посланником в Петербурге.
- В тысяча восемьсот девяносто первом году?
- Да.
- Лично вам?
- Мне.
- Значит, вам больше тысячи лет?
- Больше.
- Вы сумасшедший!
- Не совсем, - вступился Атос, - если вам угодно будет выслушать…
- Я слушаю.
- Вы, вероятно, знаете, что у нас, то есть в России и Франции, к сожалению, до сих пор некоторые пользуются возможностью приводить человеческий организм в состояние летаргии…
- Мы слышали об этом.
- В таком состоянии организм может пробыть сотни лет…
- Этому мы не верим.
- Но это факт. Нечто подобное случилось и с вашим соотечественником, которого вы видите теперь перед собою.
Сэр Муррей перебил Атоса и по возможности кратко и ясно изложил историю своих приключений.
- Вы в совершенстве владеете древнеанглийским языком, - заметил ему офицер, - но это еще не служит доказательством правдивости вашего рассказа. Я, со своей стороны…
В это время его остановил один из чиновников и сказал ему несколько слов на ухо.
Офицер подумал с секунду и кивнул головой как бы в знак согласия.
- Впрочем, - продолжал он, - будущее покажет, правы вы или нет. Но зачем вы возвратились в Англию? С какими целями?
- Англия - мое отечество.
- Хорошо. Вы можете остаться здесь. Что же касается вас, господа, - обратился офицер к Атосу и его спутникам, - то вы исполнили свою задачу, и поэтому, я думаю, ничто не задерживает вас более в Лондоне!
- Ничто! - отвечал Атос.
Он дружески пожал руку сэру Муррею.
Все последовали его примеру.
Затем англичане вместе с Мурреем сошли с корабля и спустились на платформу.
Прошла секунда - и металлическая масса с быстротой молнии взвилась на воздух.
- Да, - сквозь зубы проворчал офицер, обращаясь к своим товарищам, - эти корабли безусловно удачнее наших.
Сэра Муррея привели во внутренность здания.
- Вас допросит начальник, - сказал ему офицер, - подождите здесь!
- Какой начальник?
- Начальник обороны.
Сэра Муррея оставили одного в небольшой комнате.
Он подошел было к двери, чтобы через стеклянное окно заглянуть в следующее помещение, но за дверью увидел часового.
Под арестом!
За что? В родном отечестве его встречают с подозрительностью, крайним недоверием, вместо приветствия он слышит оскорбления и, наконец, неожиданно, без всякой вины, превращается в арестанта. Скажут ли ему, по крайней мере, в чем его обвиняют?
Прошло около часа. Сэр Муррей начал приходить в нетерпение. Он подошел к окну и не увидел перед собой ничего, кроме высокой стены.
Хорошо ли он поступил, что, несмотря на предупреждения, вернулся в Англию?
Конечно, было бы благоразумнее остаться там, где его встретили, как родного, где люди стояли на неотразимо высшей ступени цивилизации. Но он не мог отказаться от мысли увидеть родину. Отторгнутый от нее, он терял всякий смысл в жизни.
Да, наконец, очевидно, он стал жертвой простого недоразумения. Действительно, все его приключения так несбыточны, фантастичны, что всякий вправе был усомниться в его личности.
Но, наверное, предприятие Марковича наделало в свое время много шуму. Он помнит волнение, охватившее всех, когда экспедицией был разрешен вопрос о воздухоплавании. Английские корабли, которые он видел, сильно напоминают «Марс». Следовательно, предприятие Марковича составило эпоху в науке и в жизни людей. Забыть о нем не могли и через тысячу лет. Можно будет доказать, что и он, Муррей, был одним из участников экспедиции.
Эти размышления были прерваны вошедшим в комнату офицером.
- Следуйте за мной! - приказал он англичанину.
Через несколько комнат, в которых помещалась, по-видимому, канцелярия, сэра Муррея привели к затворенным дверям, у которых стоял служитель в расшитой ливрее.
Офицер оправился, подтянул шпагу, взял по форме в левую руку каску, отворил дверь и, пропустив вперед узника, пошел за ним сам.
Сэр Муррей очутился в роскошно убранном кабинете.
Прямо против него, за письменным столом, сидел пожилой человек в хорошо знакомом сэру Муррею мундире английского адмирала.
«Теперь все выяснится»! - невольно подумал пленник.
- Мне передали ваш рассказ, - обратился к нему адмирал. - Согласитесь сами, что он чрезвычайно неправдоподобен. Вас нельзя счесть за сумасшедшего, а потому необходимо предположить, что вы не тот, за кого себя выдаете, и что ваше прибытие в Англию в сопровождении людей враждебной нам нации может казаться подозрительным, особенно теперь… по некоторым причинам.
- Я сказал совершенную правду, - отвечал Муррей. - Экспедиция, в которой я принял тысячу лет тому назад участие с разрешения правительства и по поручению Королевского общества, должна быть вам известна…
- Мы уже сделали необходимые справки, - перебил его адмирал. - Действительно, в архиве Лондонского Королевского общества нашлись известия, подтверждающие ваш рассказ. Но лорд Муррей не возвратился из этой экспедиции: он погиб во время ее, - и, за его самоотверженную любовь к науке и плодотворную деятельность на пользу просвещения, английская нация воздвигла ему памятник, который вы и теперь можете видеть перед зданием Лондонской академии.
- Мне - памятник! - дрожащим голосом воскликнул сэр Муррей.
- Не вам, а лорду Муррею.
- Так вы не верите мне?
- По крайней мере, весьма сильно сомневаюсь.
- Но мой паспорт?
- Это документ не подложный, но он мог попасть к вам в руки различными способами…
- Тогда у меня есть еще доказательство.:.
- Какое?
Сэр Муррей вынул из бумажника несколько английских банковых билетов и подал их адмиралу.
- Этим билетам - сказал он, - более тысячи лет.
Адмирал подозвал к себе стоявшего позади пленника офицера, и они несколько минут со вниманием рассматривали полуистлевшие бумажки.
- Вы можете, - сказал наконец адмирал, - получить по ним деньги…
- Я не говорю об этом…
- Да, потому что в вашем багаже нашли на значительную сумму золота в слитках…
- Но откуда же я мог бы взять все эти вещи, несомненно древнего происхождения?
- Не знаю.
- За кого же вы меня принимаете?
- Этого пока мы вам не скажем.
- Но я свободен?
Адмирал с секунду колебался.
- Да, - сказал он наконец, - я только предварительно попрошу вас написать ваше показание. Но при этом вам нет нужды употреблять устаревший язык, наоборот, вы говорите…
- Но я не знаю другого…
- В таком случае, как хотите, - пожал плечами адмирал. - Кроме того, позвольте мне дать вам один совет…
- Пожалуйста!
- На вас одежда, принятая в России и Франции. Появившись в ней на улицах Лондона, вы подвергнетесь весьма многим неприятностям.
- Но у меня нет другой.
- Когда вы напишете ваше показание, вы можете послать купить платье и переодеться здесь…
- Но у меня нет денег - только золото.
- Я с удовольствием разменяю вам один из ваших старинных билетов.
Часа через два после этого разговора сэр Муррей проезжал уже в кебе по улицам Лондона.
Теперь он чувствовал себя в Англии: серые громады зданий, высившиеся по сторонам, грохот экипажей, снующая по всем направлениям толпа, - все представляло для него давно знакомую картину.
Но он не узнавал улиц, по которым проезжал: в его время, насколько он мог ориентироваться, здесь были открытые местности, далекое предместье Лондона.
- Куда ехать, сэр? - обратился к нему кучер.
- В гостиницу!
- В какую?
- Одну из лучших!
- Но где?
- То есть как где? В Лондоне.
- В каком месте Лондона?
- Я никогда не был в Лондоне.
Кучер проворчал что-то себе под нос и, проехав несколько улиц, остановился перед зданием, поразившим ученого своими непомерно громадными размерами: это было пятнадцатиэтажное здание, в котором легко могло поместиться население небольшого города.
Сэру Муррею отвели роскошное помещение. Не прошло и часа после его прибытия, как в двери его номера постучались.
- Войдите, - сказал сэр Муррей.
Он увидел перед собой средних лет господина, во фраке и белом галстуке.
- Арчибальд Хойланд, корреспондент «Всемирной газеты»! - отрекомендовался он.
Сэр Муррей пригласил его сесть.
- Я решился обратиться к вам, милорд, - начал репортер, - так как ваши необычайные приключения…
- Позвольте, - с удивлением перебил его Муррей, - откуда вы могли узнать о моем прибытии и тем более о моих приключениях?
- Но, милорд, ваше письменное показание, данное в бюро обороны…
- Оно секретно: мне сказали, что его будут держать в строгой тайне…
- О милорд! - улыбнулся репортер. - Это тайна не для нас…
- Почему?
- У нас есть везде свои служащие…
Вошедший слуга подал Муррею сразу четыре визитных карточки. Сэр Муррей, взглянув на них, увидел, что на каждой под именем и фамилией стояло слово: «корреспондент».
- Прошу подождать! - сказал он слуге.
- Милорд! - воскликнул Хойланд, лишь только слуга вышел. - Редакция «Всемирной газеты» предлагает вам десять тысяч фунтов с тем, чтобы вы не принимали других корреспондентов, кроме меня…
- Но, сэр…
- Двенадцать тысяч, милорд! Двенадцать!
- Позвольте, сэр, я вовсе не намерен…
- Милорд, если негодяй Холь был уже у вас…
- У меня никого не было…
- Пятнадцать тысяч фунтов, милорд! «Всемирная газета» печатается в десяти миллионах экземплярах, годовая цена…
- Мне нет дела до годовой цены. Я не могу отказать…
- Сэр, ни одна газета не может заплатить вам столько, как наша…
- Что вам от меня угодно?
- Милорд, вы напишете ваши воспоминания для нашей газеты…
Муррей не успел ответить: снова появился слуга и подал ему на подносе целую кучу карточек.
- Они вас дожидаются, сэр, - прибавил он уходя.
- Милорд, откажите им!
- Не могу.
- Двадцать тысяч!
- Я попрошу вас уйти.
- Вы прогадаете, милорд.
Сэр Муррей встал с своего места.
- Но вы согласны дать ваши воспоминания для нашей газеты?
- Согласен.
- Когда?
- Позвольте подумать…
- Через час, милорд. Через два часа выйдет особое прибавление…
- Через неделю, сэр.
- Вы шутите.
- Нисколько.
- Хорошо, милорд. Вот чек!
Мистер Хойланд быстро вырвал из книжки чек и положил его на стол.
- Зачем же? Я не возьму!
- Ваша выдумка гениальна, милорд!
С этими словами, прежде чем Муррей успел опомниться, репортер скрылся.
Сэр Муррей подошел к столу и стал просматривать карточки.
Через минуту сильный звон телефона прервал его занятия.
Не успел он опомниться, как в комнате раздался громкий анонс:
«Через два часа выйдет особое прибавление «Всемирной газеты» - Человек девятнадцатого столетия. Необычайные приключения лорда Муррея, пэра Англии, отправившегося в экспедицию в 1891 г. и возвратившегося в 2901 г. Цена прибавлению шиллинг. Собственный рассказ лорда».
Телефон замолк.
Но успел еще сэр Муррей опомниться, как снова раздался отчаянный звон и новый анонс:
«Прибавление к газете «Таймс». Необычайное происшествие. Схвачен шпион французов, именующий себя лордом Мурреем. Будет казнен. Цена прибавлению два шиллинга. Собственноручное письмо и признание преступника!»
Опять звон и опять анонс:
«Прибавление к газете «Правда» «Появление жителя с планеты «Марса»! с приложением портрета. Не верьте другим газетам! Лорд Муррей не кто иной, как обитатель «Марса». Его собственное признание!»
Анонсы следовали один за другим.
В отчаянии сэр Муррей бросился к телефону и, сообразив его устройство, захлопнул дверцы.
Теперь он хоть несколько мог прийти в себя и успокоиться.
Что это такое? Тот же девятнадцатый век. Но ведь тогда его не поражали подобные явления, потому ли, что он привык к ним, или потому, что теперь, в течение немногих дней, он сумел уже свыкнуться с новым строем жизни?
Он подошел к столу и взял чек. Что ему делать с ним? Еще час тому назад он считал возможным путем печати доказать истинность своих приключений. Теперь это было невозможно, - ему было очевидно, что свободная печать его родины в руках шайки шантажистов.
Принимать ли ему остальных корреспондентов? Может быть, между ними встретится несколько честных людей. Во всяком случае, следовало в этом убедиться.
Он позвонил.
- Где дожидаются господа? - спросил он лакея.
- Корреспонденты?
- Да.
- Они удалены.
- Кем?
- Мистером Хойландом.
- По какому праву?
- По вашему желанию, сэр.
- Я ничего не говорил.
- Но, милорд…
Лакей замялся.
- Что вы хотите сказать?
Слуга вместо ответа вынул из кармана и подал ему сложенную афишу. В ней доводилось до всеобщего сведения, что «Всемирная газета» за двести тысяч фунтов стерлингов приобрела исключительное право печатать воспоминания и описание приключений лорда Муррея в его собственном изложении, что высокочтимый лорд передал уже редакции свою рукопись и получил деньги.
Сэр Муррей ужаснулся.
- Где помещается редакция? - спросил он лакея.
- В Старом Лондоне, милорд.
- Приведите мне экипаж.
- Какой милорд?
- Кеб.
- Но, милорд, в кебе туда день езды.
- Какие же еще есть экипажи?
- Электрическая карета.
- Так ее.
- Не лучше ли, милорд, отправиться по трубе?
- По трубе! Как это?
- По подземной трубе. Через секунду милорд будет в Старом Лондоне.
- Где же станция?
- В двух шагах отсюда, сэр. Но мы соединены с ней тоже трубой. Пожалуйте за мной.
Лакей провел ученого в подвальный этаж и передал его кондуктору со словами:
- Милорд желает отправиться в Старый Лондон.
Кондуктор тотчас предложил пассажиру войти через узенькую
дверцу в небольшую конусообразную камеру. Сэр Муррей очутился в крошечной комнатке, освещенной электрической лампой. Здесь могли поместиться лишь три или четыре человека.
Лишь только дверца за ним захлопнулась, как он почувствовал легкий толчок и затем раздался глухой шум, как бы гул от трения. Тем не менее нельзя было определить, находится ли снаряд в движении или остается на месте. Через секунду раздался сильный звонок и резкий толчок.
Дверца камеры отворилась, и сэр Муррей увидел себя в обширной, искусственно освещенной зале, среди пестрой толпы народа.
Он был на центральной пневматической станции. Отсюда по всем направлениям расходились подземные трубы, соединявшие различные части Лондона и окрестные города.
Взяв билет, сэр Муррей вслед за другими взошел в такой же металлический конусообразный снаряд, в котором только что совершил переезд, но гораздо больших размеров: в вагоне было более пятидесяти человек.
Снова раздался глухой шум, и через несколько секунд вагон остановился на станции Старого Лондона.
- Как велико расстояние, которое мы только что проехали? - спросил сэр Муррей одного из служащих.
Тот посмотрел на него с некоторым недоумением и проговорил сквозь зубы:
- Двадцать две мили.
Почти сорок верст в несколько секунд!
Тем не менее сэр Муррей не был особенно поражен: способ пневматической передачи, хотя и не в таких размерах, но существовал и в его время: в полую трубку вкладывался металлический снаряд и затем действием сжатого воздуха, быстрее полета пушечного ядра, проталкивался до другого конца.
Из подвального помещения, где находилась станция, ученый вышел на улицу.
Только что он хотел было спросить одного из полицейских, где находится редакция «Всемирной газеты», как взгляд его упал на громадные афиши, расклеенные по стенкам и на столбах. Его внимание привлечено было крупной надписью посредине:
«Лорд Муррей, человек XIX века».
Он прочел всю афишу: оказалось, что это были объявления от гостиницы, где он остановился, в кратких словах излагавшие его историю и гласившие, что все желающие могут видеть удивительного джентльмена ежедневно от 6 до 8, в общей зале гостиницы. Плата за вход шиллинг.
Сэр Муррей был окончательно поражен: с первого момента вступления на родную землю он сделался жертвой самой наглой и беззастенчивой эксплуатации. Он не слышал ни одного слова участия, к нему не протянулась для дружеского пожатия ни одна рука.
Расстроенный и взволнованный, дошел он до громадных зданий, над которыми красовались вывески, гласившие, что здесь находится редакция и главная контора «Всемирной газеты».
Из главных ворот одна за другой выезжали металлические кареты, на которых красовались крупные надписи:
«Особое прибавление к «Всемирной газете». Описание приключений лорда Муррея, человека XIX века. Собственное признание и воспоминания удивительного человека».
Войдя в подъезд, он, по указанию швейцаров, прошел в приемную залу. Здесь было до двухсот человек, имевших дело к редакции газеты.
Лишь только он прошел в двери, как к нему подошел какой-то господин.
- Что вам угодно, сэр?
- Видеть редактора газеты.
- Которого, сэр?
- Главного.
- Фунт стерлингов, сэр!
- За что?
- За пять минут. От четверти часа скидка. Дальнейшие сроки по соглашению.
- Разве за это платят?
- Мне некогда, сэр. Позвольте деньги.
Муррей подал деньги.
- Вашу карточку.
- У меня нет.
- Ваша фамилия?
Лишь только Муррей назвал себя, как джентльмен воскликнул:
- Извините, милорд! Вот ваши деньги!
Затем он схватил его под руку и, пройдя через расступившуюся толпу, провел через несколько зал, где за множеством столов работало несколько сот человек, в кабинет и обратился к бывшим в комнате нескольким лицам с торжественным возгласом:
- Лорд Муррей!
От группы лиц, сидевших около письменного стола, поднялся высокий, худой как скелет, чисто выбритый господин и подошел к ученому.
- Добро пожаловать, милорд! Вы имеете необыкновенный успех. Мои коллеги, милорд!
Он подвел его к письменному столу, отрекомендовал вежливо поднявшимся джентльменам и усадил в кресло.
- Вышло крайне прискорбное недоразумение! - начал Муррей.
- В чем дело, сэр?
- В вашей газете помещена статья за моим именем.
- Совершенно верно, милорд.
- Но я не писал ее!
- Так что же?
Муррей не нашел ответа на этот вопрос.
- Ведь вы получили деньги, милорд?
- Я их принес обратно.
С этими словами он вынул чек и положил его на стол перед главным редактором.
Тот взглянул на чек и воскликнул:
- Негодяй Хойланд! Опять надул! Здесь всего двадцать тысяч!
- Да.
- Он поставил нам в счет тридцать!
- Это возмутительно!
- Он всегда так делает, милорд!
- И вы его терпите!
- О, он полезный человек! Но зачем вы возвращаете деньги?
- Я не могу помещать у вас своих статей.
- Вы отдаете их в «Таймс»?
- Никогда!
- Почему?
Муррей подробно изложил свой взгляд.
- Пустяки, милорд! Иначе нельзя. Кроме того, только при помощи прессы вы можете обеспечить себе положение. Выслушайте меня.
Редактор доказал сэру Муррею, что он все равно не избежит всевозможных толков и что единственное средство восстановить истину - самому изложить и напечатать свою историю.
- Но почему же вы не подождали, пока я не доставлю вам рукопись?
- Это было невозможно, милорд! Подписчики не ждут! Нас бы опередили! Возьмите деньги!
С этими словами он засунул чек в карман ученого.
- Мы ждем вашей статьи! А нынче, милорд, не расскажете ли вы нам в коротких словах ваших приключений?
- Извольте!
- В таком случае одну секунду!
Редактор исчез.
Минут через двадцать он вернулся.
- Перейдемте в другую комнату, господа!
Все присутствовавшие перешли в обширную, светлую залу, посреди которой стоял круглый стол, за которым все поместились.
Во время довольно продолжительного рассказа сэра Муррея никто не прервал его ни одним словом. Выходило, как будто он читал лекцию.
Когда он кончил, раздались дружные аплодисменты.
- Вы - гениальный человек, милорд! - воскликнул редактор. - Вас признают, и вы будете в палате!
- В мое время, как пэр Англии, я занимал место в верхней палате.
- Палата общин не существует, милорд.
- Как! Выборное начало уничтожено?
- Совершенно.
- Давно ли?
- Более трех столетий. Неужели вы этого не знали?
- Откуда же я мог знать?
Присутствовавшие переглянулись.
- Конечно, - улыбнулся редактор, - мы все забываем. - Но, виноват, сэр!
Он нажал в столе какую-то пуговку.
Через секунду явился молодой джентльмен.
- Ну что, сэр? - спросил его редактор.
- Успех необычайный!
- Сколько?
- Сто тысяч уже есть, сэр!
- Отлично!
Молодой джентльмен удалился.
Редактор тотчас вынул книжку и, выписав чек, подал его сэру Муррею.
- Еще двадцать тысяч, милорд.
- За что?
- За вашу лекцию!
- Какую?
- Которую вы сейчас прочли.
- Но какая же вам от этого польза?
- Как! Перед началом вашего сообщения мы пригласили слушать всех наших абонентов, соединились со всеми гостиницами и получили уже сто тысяч!
- Но почему же вы не предупредили меня об этом?
- Но тогда вы бы могли не согласиться, милорд!
Нечего было отвечать на подобное откровенное заявление.
- Вас не только слушали, милорд, но и видели! - продолжал редактор.
- При помощи телефота?
- Именно. Разве это изобретение существовало в ваши дни?
- Отчасти. Но я с ним познакомился только теперь.
- Таким образом мы натянули нос нашим соперникам: вас слышали и видели!.. Пусть они попробуют!..
В это время вошел прежний молодой джентльмен и на ухо сказал несколько слов редактору.
- Черт возьми! - вскричал тот. - Как вам это понравится, джентльмены? Сейчас в «Таймсе» рассказывает другой лорд Муррей! Взглянем!
Редактор в сопровождении всех подошел к одной из стен залы и открыл аппарат.
Глазам присутствовавших представилась большая комната, в которой за пюпитром стоял пожилой господин, во фраке и белом галстуке, и читал лекцию. Слова его ясно раздавались в комнате. Он почти дословно повторял рассказ сэра Муррея, называя себя его именем.
- Это не пройдет им даром! - вскричал редактор, захлопывая телефон и телефот. - Но кстати, не угодно ли вам будет, милорд, осмотреть вместе со мной нашу редакцию и типографию? Вы можете описать ваши впечатления и напечатать их в нашей газете?
Сэр Муррей согласился.
- В таком случае идемте.
Муррей последовал за редактором. Непосредственно из залы, где происходило чтение, они прошли в громадную комнату, где за конторками помещалось до сотни клерков и конторщиц. Из этой комнаты вело множество дверей, справа и слева, во внутренние помещения.
- Зачем здесь столько дверей? - спросил Муррей.
- По бокам залы расположены гостиные для свиданий.
- Каких свиданий?
- Ведь здесь матримониальное агентство.
- Да ведь мы в редакции вашей газеты?
- Да. Но при редакции каждой большой газеты существует несколько агентств - свадебное бюро обязательно. Мы способствуем заключению браков между нашими подписчиками. За весьма незначительное добавочное вознаграждение мы устраиваем будущность и счастье сотен тысяч людей. Сколько браков заключено у нас при посредстве бюро за вчерашний день? - обратился он к одному из служащих.
- Двести семьдесят три, сэр!
- Вот видите! Так каждый день. Но идемте дальше.
Следующие несколько зал полны были народом: к нескрываемому удивлению сэра Муррея, здесь шла деятельная укупорка всевозможных товаров. Сотни приказчиков заняты были этим делом, и тысячная толпа посетителей наполняла помещение.
- Это что такое? - воскликнул изумленный Муррей.
- Агентство по закупке товаров! - пояснил редактор.
- Какое же отношение имеет оно к газете?
- У нас, милорд, тридцать миллионов подписчиков, из них двадцать иногородних. Мы исполняем все их поручения: покупаем и рекомендуем всевозможные товары, кредитуем, учитываем векселя, заботимся об их семейном счастье, словом, состоим с ними в теснейших сношениях.
- И это выгодно? - улыбнулся Муррей.
- Конечно, милорд. Ведь газета - коммерческое предприятие!
- Коммерческое?
- Конечно. Разве в ваше время смотрели иначе?
- По крайней мере не все.
- Но большинство?
- Большинство держалось вашего взгляда. Но все-таки у нас и в голову никому не приходило открывать при газете торговлю!
- А наоборот бывало?
- То есть как наоборот?
- При торговле не открывали газеты, чтобы содействовать ее успеху?
- Это бывало…
- Ну, вот видите, сэр. Но это менее удобно. Мы опередили вас. Что делать - жизнь идет вперед, а вместе с нею и прогресс…
«Хорош прогресс»! - подумал с грустью ученый.
Между тем, поднявшись по нескольким лестницам, редактор привел его в громадное помещение, занятое собственно редакцией: они прошли через целые ряды высоких, светлых зал, где сотни людей трудились над составлением номера «Всемирной газеты».
- Зачем вам столько народа? - удивился Муррей.
- Да вы видели нашу газету?
- Нет еще.
Сэру Муррею тотчас вручили экземпляр. Это была громадная тетрадь, в метр длиной и почти такой же ширины, состоявшая из двадцати листов.
- Да разве есть возможность ежедневно прочитывать этот номер? - удивился ученый.
- Его никто и не читает от строчки до строчки: всякий выбирает лишь то, чем интересуется, - мы сообщаем новости обо всем, что происходит на свете - политики, литературы, науки, искусства, общественной жизни…
- Но ведь вы не имеете сношений с некоторыми странами!
- С какими же?
- С Россией и Францией.
- Да. Но у нас мало интересуются нецивилизованными государствами и их жизнью.
- Нецивилизованными! - с искренним изумлением вскричал Муррей.
- Конечно. Ведь вы имели случай посетить эти страны: у них нет ни торговли, ни промышленности, ни городов, они живут, как дикари. В политической жизни их нет новостей…
- Мне кажется, - заметил ученый, - что они достигли идеала совершенной жизни…
- О, может быть, в сравнении с девятнадцатым веком! Да и то тогда общественная жизнь была развита более, чем теперь. В непродолжительном времени мы захватим землю этих дикарей!
- Вы намекаете на войну?
- Несомненно.
- Но вы будете уничтожены.
- Мы этого не думаем.
- Какая цель подобной войны?
- Нам необходима земля, колонии. Кроме того, мы приобретем новые рынки для сбыта наших произведений.
- Но эти дикари, как вы их называете, умеют сами производить все, им необходимое, - они не станут ничего получать от вас.
- Мы их заставим!
В это время редактор привел Муррея к дверям комнаты, на которой красовалась надпись: «Отделение сенсационных новостей».
- Важнейший из отделов нашей газеты! - заявил редактор.
- Но разве всегда бывают подобные новости?
- Почти всегда. Когда же их не бывает, репортеры обязаны их изобрести.
- Зачем?
- Общество требует, интерес возбуждается, и вместе е тем…
- Что?
- Идет усиленная розничная продажа.
- Да разве это честно?
- Кому же мы вредим?
- Но вы вводите в обман читающую публику!
- Если она сама этого требует?
- В наше время…
Сэр Муррей не кончил начатой фразы.
- В ваше время это было невозможно?
- К сожалению, я не могу этого сказать.
- Ну, вот видите! Только у вас было меньше изобретательности. Но жизнь идет вперед.
В отделении сенсационных новостей редактор переговорил с несколькими репортерами и затем провел своего спутника в контору. Здесь толпились тысячи посетителей.
- Почему тут так много публики? - спросил Муррей.
- Многие пришли для подписки, поместить объявления, заказать статьи…
- Заказать статьи?
- Конечно. Печать - могущественное средство. При помощи ее можно все пустить в ход.
- И вы принимаете подобные заказы!
- Это один из важнейших наших доходов. Но что это вас так удивляет? Разве в ваше время не допускалось ничего подобного?
Сэру Муррею снова пришлось промолчать.
Из конторы при помощи внутренней электрической дороги проехали в помещение типографии.
Здесь сэр Муррей увидел знакомую картину: сотни наборщиков стояли за своими кассами, снизу доносился шум и грохот работавших машин.
- Разве у вас не употребляется книгофотографирование? - спросил он у редактора.
- А где вы это видели?
- В России.
- Мы обходимся при помощи машин, - с видимым неудовольствием ответил редактор.
Осмотр типографии продолжался около часа. Было уже довольно поздно, когда сэр Муррей расстался с редактором, обещая ему доставить рукопись.
Он не хотел возвращаться домой для обеда, так как знал, что там уже наверное ожидает его целая толпа, собравшаяся благодаря расклеенным по городу афишам.
Ему захотелось пройтись пешком. Переходя из улицы в улицу, он решительно не узнавал местности. Неожиданно, пройдя каким-то переулком, он попал в лабиринт узких, извилистых, грязных улиц, застроенных громадными, неприглядными домами.
Навстречу ему, вместо шумной, оживленной толпы, попадались лишь изредка случайные прохожие, но зато на каждом углу, на каждом перекрестке он видел нищих.
Переход от нарядных, чистых, застроенных роскошными дворцами улиц был поразителен.
Сэру Муррею припомнилось, что и в его время в Лондоне наряду с богатством уживалась нищета.
Так вот прогресс, которым хвалились его соотечественники! Их жизнь была устроена на тех же принципах, как и в девятнадцатом веке. Никакие успехи техники и промышленности не могли дать счастья человеку, пока он не отрешился вполне от ложных взглядов, дававших направление его деятельности…
Переходя из одной улицы в другую, сэр Муррей окончательно не мог уже теперь ориентироваться. Наудачу он повернул назад и через несколько минут вышел на обширную площадь, кишевшую народом.
Здесь снова увидел он роскошные здания и шумную толпу.
Вся середина площади занята была высоким помостом, от которого, по различным направлениям, ежеминутно отходили вагоны, с поразительной быстротой мчавшиеся по рельсам, проложенным на тонких столбах.
- Как возвратиться мне в Новый Лондон? - вежливо спросил он у полицейского.
Тот молча указал ему пальцем на одну из лестниц, ведших на платформу.
Заплатив в кассу деньги, сэр Муррей прошел через турникет и взошел на платформу.
Здесь ему пришлось две-три минуты ждать очереди, прежде чем он попал в вагон.
Рельсы были проложены выше домов, и из вагона открывался местами вид на весь город. Всюду, куда только мог достигнуть взор, виднелись здания и крыши.
Сэра Муррея поражало совершенное отсутствие зелени.
- Скажите, сэр, - обратился он к своему соседу, - существуют в Лондоне сады и бульвары?
Джентльмен, к которому был обращен этот вопрос, взглянул с некоторым недоумением на сэра Муррея и затем ответил:
- Бульвары, сэр?
- Да.
- Их нет.
- Но почему же?
- Во-первых, не хватает земли…
- А во-вторых?
- Во-вторых, на что они нужны?
- Как на что? Растения очищают воздух…
- Он очищается искусственно.
- Если даже и так, то приятно взглянуть на зелень, вдохнуть воздух, полный аромата цветущих деревьев!..
- А мне, да и многим другим, сэр, кажется, что зелень только портит впечатление: рядом с великолепным зданием вдруг будет торчать какое-нибудь неуклюжее дерево. Что в этом хорошего? А гулять нам некогда, сэр, так же, как «вдыхать ароматы цветущих деревьев», как вы изволите говорить: мы заняты добыванием средств к жизни, денег, то есть делом серьезным. Но до свидания, сэр!
Вагон на секунду остановился, и собеседник сэра Муррея сошел.
Еще через несколько минут, и сэр Муррей был на станции Нового Лондона. Покинув вагон электрической железной дороги, он не воспользовался ни одним из предложенных ему способов передвижения - в виде механической запряжки, обыкновенного кеба и летающей лодки - и предпочел идти пешком.
На станции, в киоске, он приобрел план города и теперь отчасти мог ориентироваться. Это было тем легче, что все улицы помечены были номерами по порядку; и кроме того, и самые улицы расположены были параллельно. Заметив на плане, что часть Нового Лондона очерчена была красной краской с надписью: «рабочий квартал», - сэр Муррей направился именно сюда. Рабочий квартал был совершенно схож с тою частью Старого Лондона, которую уже посетил ученый по дороге в редакцию «Всемирной газеты» и которая поразила его своей неприглядностью.
Проходя этим кварталом, сэр Муррей зашел в попавшийся на дороге ресторан, по своему виду напоминавший таверну средней руки.
До обычного обеденного часа было еще далеко, и обширная зала ресторана была почти пуста - за табльдотом все места были свободны, и только отдельные столики были кое-где заняты.
Лишь только ученый успел усесться около окна, как в залу вошел новый посетитель, наружность которого сразу обращала на себя внимание. Это был высокий, худой человек не старше тридцати лет, одетый более чем бедно. Его интеллигентное, умное лицо, бледное и изможденное, с первого раза привлекало своим симпатичным, почти страдальческим выражением.
Когда новый посетитель проходил мимо столика, за которым сэр Муррей заказывал слуге обед, лакей остановил вошедшего.
- Обеда вам больше не дадут! - грубо произнес он.
Молодой человек остановился. Несколько мгновений он, видимо, был в нерешимости. По лицу его пробежало что-то до такой степени скорбное, беспомощное, что сэр Муррей сейчас же решил помочь ему, чем может.
- Заплатите сначала деньги за старый, - продолжал слуга.
- Виноват, сэр, - обратился Муррей к молодому человеку, - не можете ли вы вывести меня из затруднения?
Молодой человек подошел к столику и поклонился.
- Чем могу служить, сэр? - вежливо спросил он.
- Я приезжий и совершенно не знаю Лондона. Мне необходима помощь. Вы знаете Лондон?
- Я здесь родился и вырос.
- В таком случае не сделаете ли вы мне удовольствия пообедать со мной - в это время я, изложив вам свои затруднения, сказал бы вам, чего ожидаю.
- Вы очень добры, сэр, и очень деликатны. Я принимаю ваше приглашение. Позвольте же мне вам представиться - Артур Эллиот, писатель!
- Очень рад, - отвечал Муррей, пожимая руку новому знакомому, - что касается меня, я попросил бы позволения - по причинам, которые вы можете узнать потом, на время сохранить инкогнито - пусть хоть я буду лордом В… Вы не в претензии?
- О, милорд, как вам угодно!
Новые знакомые заняли свои места. Обед был заказан.
- Извините, мистер Эллиот, - сказал Муррей, когда лакей подал первое блюдо, - если я предложу вам вопросы, которые, может быть, покажутся вам странными, но я долго не жил в Англии…
- Это видно, милорд, по вашему произношению. Кроме того…
Эллиот замялся.
- Говорите, пожалуйста, сэр, не стесняясь.
- Меня поражает то, что ваша речь напоминает древнейший книжный язык.
- Ну, английский язык очень недалеко ушел от того, каким был тысячу лет назад.
- Да, но тем не менее эта странная особенность.
- На это есть свои причины, которые вы узнаете, может быть, сэр. Но позвольте мне предложить мои странные вопросы. Я долго жил в России и Франции…
- Но, милорд, зачем же вы это говорите?
- Почему же нет?
- Но вы знаете, что посещение и сношение е этими странами считается преступлением!..
- Я успел уже оправдать себя в этом отношении. Итак, в этих странах человеческий труд вполне заменен механическими приспособлениями, так как там нет слуг…
- Позвольте, - перебил его Эллиот, - для нас точно так же возможно бы было устроить механические приспособления, о которых вы говорите, но дело в том, что это устройство обошлось бы дороже человеческого труда, который, благодаря непомерной конкуренции, не имеет почти никакой ценности.
- Но ведь жизнь дорога…
- Зато велика и бедность.
- Какой труд наиболее всего оплачивается?
- Этого нельзя сказать: кто умеет отыскивать способы легкой добычи денег, тот и получает наибольшее вознаграждение.
- Вы сказали, что вы писатель?
- Да.
- Как оплачивается ваш труд?
- Если писатель сумел обратить на себя внимание…
- Талантом?
- О, талант тут ни при чем. Если он сумел наделать много шуму своими произведениями - его будущность обеспечена, его сотрудничество будет принято во всех газетах и журналах.
- Но все-таки его произведения должны иметь какие-либо достоинства?
- Никаких. Если он получил поддержку от одного из кружков, ему открыты двери прессы известного направления, его всегда поддержат в своем лагере, до какого бы абсурда он ни договорился…
- Но, кроме журналистики, есть еще возможность отдельно издать свои сочинения?
- Это почти невозможно. Читаются только газеты и журналы - отдельно ничего не издают. Редакция каждой газеты и каждого журнала закрыта для посторонних, за весьма редкими исключениями: свой кружок сотрудников держится друг за друга и на новое лицо смотрят, как на грабителя, вторгающегося в чужую квартиру. Я - живой свидетель того, в каком положении находится писатель, не прибегающий ни к каким ухищрениям, чтобы завлечь публику, не примыкающий к кружковщине. Для меня невозможно сотрудничество в прессе, меня печатают иногда, потому что все-таки признают за моими произведениями известные достоинства, но мне платят гроши, и, кроме того, я очень редко имею работу. Вы видели, до какого я дошел положения…
Эллиот замолчал.
Сэр Муррей, тронутый до глубины души, воскликнул:
- То же, что было и тысячу лет тому назад!.. Нет, тогда было лучше!..
- Кто из нас знает, - сказал Эллиот, - что было тысячу лет назад?
- Каким образом случилось, что правление в Англии сосредоточилось исключительно в руках аристократии?
Эллиот с удивлением взглянул на Муррея.
- Это случилось уже давно, милорд, - отвечал он, - везде, где существует борьба партий, сильнейшая захватывает власть в свои руки. Ни одна из этих партий не заботится о благе народа: народ для нее - это материал для всевозможных экспериментов, для применения всевозможных теорий.
- Но сам народ?
- Не имеет никакого голоса несмотря на то, что каждая партия первым пунктом своей программы непременно ставит свободу народа.
- Но ведь сумели же устроиться русские, французы?
- Русские не знали политических смут. Со времени заключения тесного союза между Россией и Францией и эта последняя поддалась влиянию своей соперницы, политическая борьба в ней утихла. Оба народа спокойно могли идти вперед, правильно развивая свои силы.
- Но вы не считаете их дикарями?
- Лично я нет. Но другие считают.
- На каком же основании?
- Да потому, что их строй жизни не похож на наш. К этому присоединяется британская гордость. Нам кажется, что лучшего порядка, чем у нас, существовать не может. Да, наконец, если существующий порядок и изменился бы, какая была бы польза? Вместо одной политической партии, власть попала бы в руки другой - началось бы применение другой теории - и только. Кроме того, борьба политических партий портит народную нравственность, положительно развращает народ. К сожалению, мы, как нельзя лучше, видим это теперь.
- В чем же это выражается?
- Во-первых, в том, что теперь нет ничего непокупного. Каждая партия, вербуя своих сторонников, не останавливается ни перед какими средствами: пресса вся продажна так же, как продажна совесть. Народная нравственность падает, и процент преступности, несмотря на все карательные и исправительные меры, возрастает с ужасающей быстротой.
- Суды в Англии остались прежние?
- Что вы хотите сказать этим?
Сэр Муррей спохватился.
- Мне кажется, - отвечал он, - что суд в Англии остался в таком же виде, как и сотни лет назад.
- Не совсем. Наказания увеличены, некоторые деяния, считавшиеся прежде преступлениями, теперь считаются ненаказуемыми.
- Например?
- Да хотя бы злоупотребление доверием. Если я даю вам деньги для определенной цели и вы их присваиваете - ни один суд вас не признает виновным. Мне же ответят: смотри сам. Сегодня, между прочим, разбирается весьма интересное дело в одном из лондонских судов…
- Какое?
- Дело очень просто и не сложно. У вас есть свободное время?
- Сколько угодно.
- Тогда после нашего обеда не согласитесь ли вы зайти в суд?
- С удовольствием.
- Личности преступников не представляют чего-либо особенного, выдающегося. Но отношение к ним общества сочувственно…
- Сочувственно?
- Да. В этом-то и все дело. Они сумели так ловко смошенничать, что привлекли симпатии публики.
- Симпатия за мошенничество?
- Да.
- Но это даже в наше время казалось бы чем-то невозможным!
- В ваше время?
При этом вопросе сэр Муррей понял, что он вторично проговорился.
Мистер Эллиот не сводил с него испытывающего взгляда.
Надо было как-нибудь выйти из обоюдно неловкого положения.
Сэр Муррей решился.
- Знаете, - сказал он, - что вам сейчас придется услышать совсем необычайные вещи, которым вы едва ли захотите поверить.
- Говорите, милорд, - отвечал Эллиот, - я поверю вам во всем.
Сэр Муррей начал с того, что назвал свою фамилию.
- Так это вы! - в изумлении вскричал Эллиот. - Неужели вся история, рассказанная «Всемирной газетой», справедлива?
- А как же вы думали?
- Простите, милорд, но я счел это одной из сенсационных новостей, выдумываемых газетами для того, чтобы собрать в свою кассу побольше шиллингов…
- На этот раз сенсационная новость оказалась справедливой.
Сэр Муррей подробно рассказал Эллиоту свои приключения.
По мере того, как он говорил, молодой англичанин оживлялся все более и более, но странное дело - его не так интересовал мир прошлого, представителя которого он видел перед собой, как современная жизнь России и Франции.
- Скажите, милорд, - спросил он своего необычайного собеседника, - правда ли, что в этих странах, где жизнь так хороша, тем не менее находятся люди, во что бы то ни стало желающие отказаться от нее? Я слышал, что они, при помощи неизвестных нам средств, останавливают деятельность организма и подобно вам просыпаются через столетия?
- Я ничего не слыхал об этом.
- Но вам лично известны средства, при помощи которых возможно этого достигнуть?
- Нет. Но почему вас так интересует этот вопрос?
- Весьма понятно, милорд. Войдите в мое положение: жизнь смяла меня, сделала непригодным для борьбы с нею, да и самая борьба, с моей точки зрения, была бы совершенно бесцельна, так как она сводилась бы только к тому, чтоб не умереть с голоду. Как бы я был рад, если бы мне возможно было на продолжительное время уйти от жизни, расстаться с нею для того, чтобы через несколько столетий вернуться обновленным, с новыми силами!.. Тогда, может быть, и для меня наступило бы лучшее будущее!
Голос Эллиота задрожал.
Невыразимая жалость охватила Муррея. Он пожал руку молодому человеку и сказал ему:
- Я думаю, что теперь вас ожидает лучшее будущее. Вы, подобно мне, одиноки среди миллионов людей. Но я благодаря случайности хотя обладаю материальными средствами, необходимыми в той стране, которой я хотел бы посвятить свою жизнь; эти средства я разделю с вами. Вы будете не только моим помощником, но и руководителем, так как вам лучше известны условия, среди которых нам придется действовать. Принимаете ли вы этот союз?
- От всего сердца. Но каковы ваши виды на будущее?
- То есть что я хочу предпринять?
- Да.
- Вполне определенно я не могу вам ответить сейчас на этот вопрос. В общем, я ставлю себе одну цель - самую близкую и необходимую: способствовать сближению Англии с Россией и Францией!..
- Это невозможно!
- Почему?
- Во-первых, потому, что англичане не считают их стоящими выше себя по цивилизации, даже наоборот, как вам известно; во-вторых, не сегодня завтра последует объявление войны.
- Но Англия тогда погибнет!
- Я этого не думаю. На какой степени ни стояла бы наука в России и Франции - все же там не занимались никогда отыскиванием средств для истребления человечества, между тем как у нас, особенно за последние годы, все усилия направлены к усовершенствованию всевозможных орудий разрушения. Армия наша многочисленна…
- Что значат все наши орудия разрушения и армии в сравнении с теми могучими средствами, которыми они располагают! Электрическая материя может разрушить в секунду земной шар! Но что побуждает Англию к войне?
- Недостаток земли.
- Но ведь Россия и Франция предлагали поднять новые острова со дна океана. Почему не согласиться на это предложение?
- Во-первых, никто не верит ни в возможность осуществления чего-либо подобного, ни в искренность этого предложения, А во-вторых, вы забываете о самолюбии и гордости…
- Я надеюсь, что мне удастся убедить моих соотечественников отказаться от этого безумного шага…
- Едва ли…
- По крайней мере, я употреблю все силы, сделаю все, что могу.
- И все-таки вы не добьетесь ничего. Прежде всего нужны деньги.
- Они у меня есть!
- Сколько?
- Приблизительно около семидесяти тысяч фунтов.
- Этого чересчур мало.
- Но зачем же более?
- Вы должны заручиться содействием прессы, устраивать митинги, вербовать себе сторонников.
- Но я надеюсь, что найдутся органы печати, которые поддержат меня не ради денег…
- О, на это невозможно рассчитывать!
- Что касается устройства митингов, то это не потребует особенных затрат.
- Устроить митинг невозможно без содействии прессы.
- Я все-таки попытаюсь заручиться ее содействием. Где вы живете?
Эллиот улыбнулся.
- Пока нигде, - отвечал он.
Сэр Муррей понял, в чем дело.
- Не поселитесь ли вы вместе со мной? - предложил он.
- А вы где остановились?
Сур Муррей назвал гостиницу.
- Там я не могу жить, - отвечал Эллиот.
- Это почему?
- Гостиница считается одной из лучших, а вы видите, в каком я костюме…
- Пойдемте! Об этом нечего говорить.
Сэр Муррей расплатился, и они оба вышли на улицу.
В первом же магазине готового платья Эллиот приобрел себе все необходимое, и затем новые знакомые отправились в гостиницу.
Теперь сэр Муррей не чувствовал уже себя таким одиноким, - Эллиот казался ему таким симпатичным и искренним, что он окончательно решил сделать из молодого человека своего ближайшего сотрудника и помощника.
Ближайшей задачей сэра Муррея было предотвратить громадное бедствие, к которому стремилась его родина: он сознавал, что война с народами, обладавшими могучими средствами, данными им наукой, будет гибельна для Англии. Кроме того, он уже поддался влиянию нового строя жизни, и истребление человечества, не вызываемое безусловной необходимостью, казалось ему чем-то неизмеримо ужасным и противоестественным.
В этот вечер, до позднего часа, он обсуждал вместе с Эллиотом план действий.
На другой день они отправились в редакции наиболее распространенных газет, чтобы добиться их содействия и начать борьбу против охватившего страну стремления к войне.
Некоторые, менее распространенные газеты соглашались, но только за очень крупную плату, поместить статьи в желаемом духе. Другие же отказались наотрез на том основании, что подобной выходкой, идущей в разрез с общественным настроением, они повредили бы успеху подписки, подорвали бы прочно поставленное дело.
- Что же мы теперь будем делать? - обратился сэр Муррей к Эллиоту при выходе из редакции «Всемирной газеты», где они получили самый категорический и резко выраженный отказ.
- Остается еще одно средство! - отвечал Эллиот.
- Какое?
- Устроить митинг.
- Но ведь вы говорили, что это невозможно без содействия прессы. Наконец, нужно разрешение.
- Чье?
- Властей, - я не знаю, кого именно…
- Этого не надо: митинги разрешены. Что же касается содействия прессы, то попробуем обойтись без него. Сегодня у нас четверг, назначим митинг на воскресенье.
- Но в мое время воскресенье в Англии считалось днем, в который закрывалось все…
- И теперь торговли и работы в воскресенье нет - именно благодаря этому и можно надеяться, что митинг будет многочислен.
- Где же мы его устроим?
- В Старом Лондоне.
- Но помещение?
- Для этого есть специальные здания, отдающиеся внаймы. Мы возьмем наибольшее из них. Тогда нам не о чем будет заботиться, - общество, отдающее здания, расклеит афиши, сделает публикации, войдет в соглашение с центральной телефонной станцией…
- Это зачем?
- Телефонная станция сделает объявление своим абонентам.
- Но как вы думаете, сколько народу соберется на митинг?
- Благодаря тому что выступите на сцену вы, успех, в смысле многочисленности, можно считать обеспеченным.
- Сколько же человек, по-вашему, отзовется на наше приглашение?
- Не менее миллиона.
- Миллион!.. Вы шутите!
- Нисколько. Вы забываете, что в одном Лондоне до тридцати миллионов жителей…
- Но где же они все поместятся?
- Да ведь мы же снимем специальное помещение…
- Каких же оно размеров?
- А вот вы увидите.
Эллиот подозвал механическую карету, и через четверть часа езды они остановились у подъезда здания, купола которого возвышались высоко над крышами двадцатиэтажных зданий.
- Это и есть помещение для митингов и собраний, - пояснил Эллиот.
- Сколько же человек помещается в этом здании?
- До трех миллионов.
- Но как же можно с ними говорить?
- Я не могу объяснить вам в точности всех приспособлений, устроенных с этой целью, но могу вас уверить, что самый слабый голос вполне отчетливо слышен в самых отдаленных уголках амфитеатра.
Эллиот провел сэра Муррея в контору. Управляющий тотчас выразил готовность уступить здание в распоряжение сэра Муррея, имя которого было уже ему известно.
- Вы можете считать успех обеспеченным, милорд! - сказал он.
- Почему?
- Вами очень интересуются. Какую цену хотите вы назначить за вход?
- Вход будет бесплатный.
- Помилуйте, милорд! Разве вы так богаты?
- А что стоит наем помещения на один день?
- Вы хотите, чтоб расходы были наши?
- Какие расходы?
- По устройству митинга: афиши, телефонные сообщения, газеты?
- Да.
- В таком случае семьдесят пять тысяч фунтов, сэр.
- Плата за вход необходима! - заметил Эллиот.
- Помилуйте, - протестовал Муррей, - кто же тогда поверит искренности и бескорыстию моих намерений?
- По правде сказать, этому все равно никто не поверит.
- Тогда самый митинг не имеет цели.
- Почему же? Это нисколько не помешает успеху: у нас за все берут деньги.
Помимо этих убеждений, сэр Муррей видел, что его наличных средств едва хватило бы на одну уплату за устройство митинга. Волей-неволей ему пришлось согласиться. Плата за вход была назначена в один шиллинг.
- Это ни для кого не будет обременительно! - заметил управляющий. - Но по поводу чего вы собираете митинг?
- Митинг против войны!
- С кем?
- С Россией и Францией!
- Милорд, мне все равно, но то, что вы хотите сделать, повлечет за собой дурные последствия.
- Я так решил.
- Как вам угодно. Но тогда цена за помещение будет сто двадцать пять тысяч.
- Это почему?
- Во-первых, разъяренная толпа поломает мебель и попортит здание, во-вторых, необходимо принять специальные меры для ограждения вашей безопасности.
- Что же может мне угрожать?
- Озлобление массы!.. Вы поднимете страшную бурю вашими речами… Мы не можем допустить, чтобы вы пострадали: это компрометировало бы нашу фирму. Наконец, если вы действительно не ищете прибылей от митинга, то для вас не представляет особенного расчета заплатить лишних пятьдесят тысяч. Зато вы будете в полной безопасности. Согласны?
- Согласен на все.
- В таком случае не хотите ли вы осмотреть помещение?
Получив утвердительный ответ, управляющий провел сэра
Муррея и Эллиота во внутренность здания. Глазам вошедших представился громадный цирк-амфитеатр, верхние скамьи которого возвышались по крайней мере сажен на тридцать над кафедрой, находившейся внизу, в центре. Пятьсот скамеек концентрическими кругами, возвышаясь друг над другом, образовывали амфитеатр, в котором могло вместиться более трех миллионов народа. От каждого ряда их шло по нескольку выходных дверей, в которые вел особый подъезд. Громадные щиты прикрывали потолок, образуя плоскости отражения для звуков, одновременно передававшихся во все концы здания.
- Еще недавно, - пояснял управляющий, - всего три дня тому назад здесь происходило заседание думы!
- Почему же здесь? - удивился сэр Муррей. - Разве у городского управления нет собственного помещения?
- Есть, но оно сравнительно невелико. На этот же раз все хотели попасть на заседание.
- Разве предмет был так интересен?
- О да. Главный смотритель складов обвинялся в растрате пятидесяти метел.
- Да сколько же они стоят?
- По шиллингу штука.
- Да это пустяки!
- Дело в принципе, милорд, - боролись партии.
- Чем же кончилось дело?
- Простым переходом к очередным делам. Это было бурное прение! Сколько блестящих речей!
Сэр Муррей не знал, что и думать: бурное заседание по поводу пятидесяти метел, блестящие речи и - от вопроса о метлах простой переход к очередным делам. Точно дело шло об объявлении войны. И это народ с самым беззастенчивым грабежом! Как похоже это на то, что бывало в давно минувшее время!
После осмотра помещения, где сэру Муррею предстояло вступить в открытую борьбу со своими соотечественниками, он возвратился домой вместе с мистером Эллиотом.
В течение двух дней он занят был приготовлением речи, которая должна была доказать всю невозможность войны с Россией и Францией, доказать, что эти страны в своем развитии шли по тому единственному пути, который может привести человечество к идеалу счастья и побудить к тесному союзу с ними.
Сэр Муррей сильно волновался. Он понимал, что, идя вразрез с общественным мнением, он не может рассчитывать наличное доверие к себе, - его история была слишком необычайна, невероятна, а признать ее за подлинную было можно лишь с большим трудом.
«Общество устройства митингов и собраний» не теряло времени: в тот же день, как заключено было условие, всюду в Лондоне были расклеены громадные афиши, возвещавшие, что лорд Муррей, человек XIX века, приглашает граждан королевства на митинг, где он выступит с речью против войны.
Ежедневно все абоненты телефонной компании получали об этом анонсы. Все газеты говорили о предстоявшем событии. Имя лорда Муррея было на языке у всех жителей Лондона.
Наконец настало воскресенье. Сэр Муррей вместе с мистером Эллиотом в двенадцать часов находился уже в зале.
Митинг назначен был в три, но до двух ни один человек не подошел и не подъехал к зданию.
- Я боюсь, что соберется очень мало интересующихся, - заметил Муррей распорядителю.
- Не беспокойтесь, милорд, будет больше миллиона!
- Но когда же успеет разместиться такое громадное количество народу?
- Менее чем в час. У нас триста входов и подъездов. Сейчас начнут прибывать специальные поезда.
Действительно, вслед за этим один за другим электрические вагоны устремились ко всем подъездам. Скамьи быстро занимались. В громадном амфитеатре стоял гул голосов, шум миллионной толпы.
К трем часам распорядитель с сияющим лицом взошел в комнату, где дожидался Муррей, и воскликнул:
- Превосходно, милорд! Я даже не ожидал! Уже более двух миллионов! Пора начинать. Но предупреждаю вас, что настроение публики очень враждебно! Пожалуйте!
Сэр Муррей по внутренней лестнице вошел на кафедру. Раздался звук колокола, и все смолкло.
Ученый поднялся по нескольким ступенькам и появился перед публикой. Прошла секунда мертвого молчания.
- Миледи и джентльмены!.. - начал было Муррей.
Внезапно адский шум прервал его слова. Двухмиллионная
толпа кричала и бесновалась. Раздавались свистки и громкие крики:
- Долой его!.. Не надо самозванцев!.. Да здравствует война!.. Говорите за войну!.. Вон!..
Сэр Муррей растерялся.
- Нажмите рукоятку справа! - раздался голос внизу кафедры.
Распорядитель стоял под кафедрой и указывал ему на рукоятку, находившуюся с правой стороны пюпитра.
Сэр Муррей повиновался. Тотчас раздался сильный звон во всех концах залы, и толпа тотчас успокоилась.
- Отомкните теперь ток, милорд! - крикнул распорядитель.
Сэр Муррей повернул рукоять в обратную сторону.
Тотчас снова раздался адский шум.
- Сойдите сюда!
Сэр Муррей сошел к распорядителю.
- Я забыл вам сказать, милорд, про электрического укротителя…
- Что это такое?
- Без него вам нельзя будет сказать слова. Поворачивая рукоять, вы замыкаете ток, который тотчас проходит по всем присутствующим, действуя, как удар хлыста. Пока ток замкнут, они не в состоянии бесноваться. Если вы хотите говорить, то чаще употребляйте это средство.
- Да разве это возможно?
- Почему же нет? Иначе невозможно. Вам не пришлось бы сказать ни одного слова. Но идите, милорд, они теперь неистовствуют, потому что вас нет. Помните, почаще прибегайте к помощи рукоятки.
Сэр Муррей снова взошел на кафедру. Гром стоял невообразимый. Он энергично повернул рукоять. Шум смолк.
- Если вы не будете спокойны, - начал он, - я все время буду держать вас под действием тока…
- Браво, милорд! - крикнул снизу распорядитель.
- Браво! Браво! - раздались крики. - Слушайте!
Муррей замкнул ток и начал речь. Но лишь только назвал он
Россию и Францию цивилизованнейшими странами мира, как шум возобновился с утроенной силой. В то же мгновение он почувствовал, что пол под ним опускается, и через секунду он был уже в нижней комнате. Пораженный и растерянный, он увидел себя окруженным констеблями. Здесь же находился и Эллиот.
- Сэр, - вежливо сказал ему полицейский офицер, - нам поручено немедленно привести в исполнение состоявшийся над вами и вашим товарищем приговор.
- В чем же меня обвинили?
- В развращении общественной нравственности и в том, что вы продались врагам Англии.
- Но к чему же нас присудили?
- К немедленному изгнанию. Это очень мягко, сэр.
- Но как же меня судили в мое отсутствие, не выслушав моих оправданий…
- У нас сначала приводится приговор в исполнение, а затем вы можете его обжаловать.
- Но раз я буду изгнан, это будет невозможно.
- Это не мое дело. Следуйте за мной, сэр.
Через четверть часа сэр Муррей и Эллиот были уже на палубе воздушного корабля, а через час стояли на другой стороне пролива, отделяющего Англию от Франции…