Оказавшись наконец на сухой земле, Харли вздрогнула.

– Лучшее средство разбудить девушку – освежающая вода ручья.

– В самом деле? – усомнился он сухо. – Мне казалось, что тебя разбудило, когда я…

– Стоп! – Харли нервно рассмеялась и снова вздрогнула – на этот раз не от холода.

Ти Джей улыбнулся ей, тепло и одобрительно, и протянул махровое полотенце, которое достал из рюкзака, чтобы вытереть ноги.

– Я водил сюда группы: рыбачить в ручьях, одолевать на мотоциклах неизведанные тропы, спускаться с обрывов. Бывалые сильные люди, за спиной которых – немалый опыт хождения по горам, и то наверняка стали бы жаловаться. Даже, я уверен, Кен!

– Так я круче Кена?

– Намного! – воскликнул Ти Джей, с улыбкой глядя на нее.

И эта его улыбка подействовала на нее, как обычно, то есть она моментально поглупела. Харли сидела на камне, натягивая носки, которые вынула из кроссовок, и он, усевшись рядом, так что их бедра соприкоснулись, прижал ее к груди и прошептал:

– Взгляни на другой берег.

В сотне ярдов от них по кромке воды брела черная медведица, и сильные мышцы ее перекатывались при каждом шаге. Следом косолапили два медвежонка, ожидая, пока мамаша поймает на завтрак рыбу.

У Харли перехватило дыхание. Стараясь не шуметь, она сунула руку в рюкзак, вынула камеру и стала снимать.

В благоговейном молчании они наблюдали, как медведица бросилась в бурлящую воду и вынырнула с большой рыбой в пасти. Со шкуры капала вода, но она повернулась к малышам, которые устроили возню на берегу, забыв про еду. Мамаша призвала их к порядку тычками, и все семейство побрело прочь.

После их ухода Харли поняла, что практически сидит на коленях Ти Джея, а он ее обнимает.

– Такого за компьютером не увидишь.

Он молча смотрел, как она убирает камеру и тянется к кроссовкам.

– Это точно в Колорадо? Должность исследователя? Никакой полевой работы?

– В основном в офисе, а если и в поле, то очень мало.

Он больше ничего не сказал, она тоже, но, может, он гадал, почему она выбрала теоретические исследования вместо практики.

Она и сама задавалась тем же вопросом, а задумавшись, слишком резко дернула за шнурок, и он порвался.

– Черт!

Ти Джей подошел к рюкзаку и вынул тот же мешочек, что и прошлой ночью – тот самый, в котором лежала пачка чипсов, – и достал из него… зубную нить!

– Вот, вместо шнурков.

Она медленно взяла нить.

– Кажется, я влюблена в твой рюкзак.

– И в мой спальный мешок.

– И это тоже.

– И в мое сексуальное тело.

– Ты забыл, о чем мы с тобой договорились?

– Не затрагивать тему твоего сексуального тела. Так я и не касался твоего – упомянул только о своем.

Он сделал наивные глаза и улыбнулся:

– Во что еще ты влюблена?

Не дождавшись ответа, продолжил:

– Позволь, угадаю. В меня?

– Ха!

Он немного помолчал, потом философски изрек:

– Существует много видов любви, знаешь ли!

– Как много? – с улыбкой уточнила Харли.

– Есть такое понятие, как «глубокая симпатия». – Например, то, что ты чувствуешь к семье. Хотя иногда… это даже несопоставимо с глубокой симпатией.

– Согласна, – кивнула Харли.

– Есть еще влечение…

– То есть вожделение, – поправила она.

– И это тоже, но я имел в виду нечто большее, чем одна жаркая ночь. Это когда ты не можешь без кого-то… хотя бы какое-то время.

Она с любопытством уставилась на него: он говорит о них?

– Без всяких обязательств?

– Да.

– Это для людей ветреных или тех, кто боится глубоких чувств.

– Может быть.

– Вроде тебя, если вспомнить каждую твою интрижку, – сладенько пропела Харли.

– Чайник называет котел черным?

– Эй, у меня сто лет не было интрижек!

– Дело не в количестве…

Понимая, что он прав, она прикусила язык… на минуту.

– Я никогда не видела, чтобы ты чего-то боялся. Спускался вместе с братьями со скалы на сноуборде и выжил, чтобы рассказать эту историю. Видела, как ты болтался над обрывом, куда взобрался без страховки, ухватившись за выступ кончиками пальцев, так что от смерти тебя отделяли лишь мгновения. Черт, я однажды видела, как ты не испугался разъяренной гремучей змеи!

Ти Джей не отрывал от нее глаз:

– Это просто испытания на выносливость.

– Хочешь сказать, что боишься чувств, эмоций?

Он не ответил, но это уже и не требовалось: его молчание само по себе было ответом. Кто она такая, чтобы продолжать эту тему? Ведь если речь шла именно об этом страхе, то тут между ними царит абсолютное согласие.

– Скажем, ты прав, – кивнула Харли, чтобы снять напряжение. – И существуют разные виды любви.

– Да, и что же?

– В таком случае вполне возможно, что я тебя люблю.

Он едва не упал, запутавшись в собственных ногах, чего она в жизни не видела, поэтому рассмеялась.

– В точности как люблю наблюдать за этими медведями: со всем уважением и на почтительном расстоянии, что очень полезно для моего здоровья.

– И кто из нас в таком случае смешной?

Ти Джей последовал за Харли к неисправной камере, после того как она нацепила темные очки и намазала губы гигиенической помадой, причем то и другое долго искала в рюкзаке, на что он лишь покачал головой.

Но, господи, какое же это удовольствие – наблюдать за ней.

– Что со мной не так? – спросила она.

– Нет-нет, все в порядке.

– Ты улыбаешься…

– Ладно. Может быть… – Он провел пальцем по ее виску. – Может, я тоже тебя люблю.

Она затаила дыхание, и он это понял.

– Так же как мы оба любим тех голодных злых медведей.

Она тихо рассмеялась.

– Значит, мы квиты.

– Квиты.

Добравшись до склона, Харли обнаружила неисправную камеру и принялась за работу, пока Ти Джей читал сообщения на своем телефоне. Стоуну звонили два клиента насчет зимних походов – прекрасно! Кену был нужен Ти Джей, чтобы уладить вопрос с налогами, прежде чем Кэти его убьет, – ничего хорошего. И у Ника был вопрос к Харли.

– Ник хочет знать: ты меня уже поколотила?

– Такая возможность существует.

Ти Джей ухмыльнулся.

– Хочешь кому-то позвонить?

– Определенно нет.

Она пожала плечами в ответ на невысказанный вопрос.

– Семейные радости.

Он понимал. Не раз они с братьями доводили друг друга едва не до безумия, но, слава богу, всегда стояли друг за друга.

Родители Харли хоть и не были заодно, но как-то ладили: не пили, не били детей, на столе всегда была еда. И все же какими бы милыми и добрыми они ни были, Харли с сестрой не получали и сотой доли той поддержки от своей семьи, которую получал Ти Джей.

Ее родители всегда шли на поводу у своих слабостей: чему быть, того не миновать. Но Харли хотела в жизни стабильности, и ее надежды и мечты удивляли родных. Они любили ее, но не понимали. И все же, несмотря на отсутствие этого понимания и поддержки, Харли выросла невероятно выносливой, твердо стояла на ногах и была самым мягкосердечным существом из всех, кого Ти Джей когда-либо знал, хотя и не любила выказывать слабость или просить о чем-либо…

Никогда.

– Я знаю, что тебе приходится много работать, чтобы помогать родителям и Скай. Если тебе самой когда-нибудь понадобится…

– Не понадобится.

Она оглянулась и послала ему улыбку, чтобы смягчить тон.

– И ты бы делал то же самое для своей семьи, если бы пришлось.

Собственно, и делал.

Значит, она помнила. Помнила, каково это – быть старшим, отказаться от личной жизни, чтобы заботиться о Кене и Стоуне.

– Все это было так давно!

– Ты не часто говоришь о своей юности. Хотя я знаю, как плохо тебе приходилось, особенно когда отец еще был жив.

Все в Вишфуле знали его отца, отличавшегося на редкость мерзким характером. Он был профессиональным наездником на быках, выступал на родео, жестоко обращался с животными и еще более жестоко – с сыновьями. Особенно с самым младшим, Кеном, которого Ти Джей старался защитить, когда мог, даже ценой собственной шкуры.

– Как я сказал, это было давно.

– И все же ты стараешься проводить как можно больше времени вне дома.

– Я проводник, поэтому постоянно в экспедициях и походах, – напомнил Ти Джей.

– Твои братья тоже, однако не отправляются в трехмесячные путешествия на Аляску и не шляются по Канаде: все больше работают здесь, на месте.

– Именно потому, что они остаются, езжу я: кто-то же должен сопровождать такие экспедиции. Кстати, они очень дорогие и приносят нам бо́льшую часть дохода.

– Ти Джей, – проговорила она с пугающей мягкостью, – и кто из нас лжец? Мы оба знаем, что здесь, дома, тоже хватает дел.

Поскольку именно это и было правдой, он промолчал.

– Так от кого ты бежишь?

Черт… Как она сумела обернуть все против него?

– Я скажу тебе правду, если скажешь ты.

– Не скажешь.

– Скажу, – пообещал Ти Джей, выдержав ее оценивающий взгляд.

Наконец Харли собралась с духом:

– Я бегу от бедности, которая идет за мной по пятам, и вероятности до конца жизни ходить с грязными ногтями. Не хочу быть такой, как моя мама: вечно от кого-то зависеть, вечно пребывать в долгах, вечно быть несчастной. Хочу иметь любимую работу и возможность оплачивать счета.

– Ничего плохого в этом нет.

Она согласно кивнула и показала на него:

– Твоя очередь.

– Камера…

Она положила на нее руку.

– Сейчас все исправлю. Она чувствительна к движению и давлению воздуха и работает даже при ветре до пятидесяти миль в час, но вчерашняя гроза с порывами до семидесяти пяти миль сбила настройку. А пока я ее перестраиваю, давай ты – теперь твоя очередь.

Дерьмо!

– Ладно, дело в том, что, когда был молод и испытывал потребность сбежать, я стал ходить в походы. – Он решил не вдаваться в подробности, мало ли от чего хотел сбежать. – В зависимости от времени года я брал мотоцикл или лыжи и исчезал.

Ни пьяного идиота-отца, ни школы, ничего, кроме собственной головы.

– Теперь мне не от чего бежать. Но…

– Но потребность в побеге по-прежнему остается, – мягко договорила за него Харли, и в ее теплых глазах светилось понимание.

– Да, примерно так.

Он медленно выдохнул и, только сейчас сообразив, что все это время задерживал дыхание, просто добавил:

– Именно там я больше всего чувствую себя живым, хотя в последнее время… в доме сплошные свадьбы, дети и котята. Удивляюсь, что над крышей не висит чертова радуга. Кен принес цветы в офис Кэти…

Он покачал головой.

– Как это мило! – рассмеялась Харли.

– И ладно бы раз, так нет, делал это всю неделю. Что-то вроде годовщины. Из-за цветов теперь Кэти не видно: все равно что в лавке флориста. А Стоун? Пытается завлечь Эмму, поэтому вытворяет всяческие дерьмовые штуки – только бы произвести впечатление – и специально наносит себе увечья, чтобы она его лечила. Этот парень – ходячий пластырь.

– Это любовь, Ти Джей. Настоящая любовь.

– Как-то немного слишком…

Она помолчала, но все же спросила:

– Ты не веришь в истинную любовь?

– Я этого не говорил.

– В чем же дело? Чем тебе не угодила истинная любовь?

«Как насчет того, что такая любовь болит, как рана?»

– Я ведь уже сказал: есть разные виды любви, – осторожно напомнил Ти Джей. – Одни отличаются от других. Просто не уверен, что эта самая истинная любовь бывает у всех.

Она долго смотрела на него, прежде чем сказать:

– Тебя это, конечно, шокирует, но должна признать, что согласна с тобой.

И снова он облегченно выдохнул, когда понял, что сдерживает дыхание. Ти Джей ничего не мог с собой поделать: Харли удивляла его все больше, подбираясь к самому сердцу, заставляя переосмыслить свое отношение к любви.

Он взял ее за руку и провел большим пальцем по ладони, наслаждаясь прикосновениями, как редко наслаждался чем-либо подобным с кем бы то ни было.

– Мы только сейчас пришли хоть к какому-то соглашению?

– Думаю, что да.

– Надеюсь, это тенденция.

– Я тоже.

Сжав лицо ладонями, он притянул ее голову к своей:

– Ты пугаешь меня, Харли.

– Как и ты меня.

– Кажется, ты увлеклась мной в молодости, но я вот уже несколько лет постоянно думаю о тебе, – признался Ти Джей. – Не знаю почему. Возможно, меня заводят наши перепалки.

Она закатила глаза, да так комично, что он расхохотался.

– Каждая вечеринка, каждый праздник, каждая игра в пул сводят меня с ума.

– Ты никогда не говорил…

– Прятал за чертовой уймой длинных походов. – Он мрачно улыбнулся. – И за чертовой уймой холодных душей.

– Я… не знала.

– Я и не хотел, чтобы ты знала. Не ты одна умеешь скрывать свои чувства.

И он сжал ее в объятиях крепче прежнего.

– По правде говоря, Харли, если я позволю, чувства могут проскользнуть мимо похоти и оказаться в водах неизведанных.

Она сглотнула:

– Если позволишь?

– Не волнуйся, я над этим работаю.

– О’кей.

Харли кивнула, но тут же покачала головой и закрыла глаза.

– Может, следует вернуться к перепалкам? Ведь это намного проще.

– Думаешь, сумеем? – подтолкнул он ее коленом и ощутил, как она практически растеклась по нему, что доставило ему массу удовольствия. – Правда?

Не открывая глаз, она опустила голову ему на плечо и обронила, хотя и с сомнением:

– Мы постараемся. Мы оба люди сильные, борцы, так что вполне способны сделать это.

– Да.

Но какая-то малая часть его гадала, уж не ведут ли они заранее проигранную битву.