Мэдди сидела на пристани и смотрела, как солнце продолжает свой путь на небосклоне. Каждый вздох превращался в облачко пара. За спиной у нее находилась сгоревшая скорлупа ее мечты, перед ней — Тихий океан, сегодня бушующий и грозный, под стать буре у нее в душе.

Мэдди уронила голову на колени и зажмурилась. Она только что покинула госпиталь. По идее она должна была приготовить завтрак для сестер, а затем вернуться и забрать их. Но ей нужно было немного времени для себя, так что сперва она завернула на пристань. Она чувствовала себя опустошенной, измотанной, разбитой.

И печальной.

Чертовски печальной. И дело не в потере коттеджа и шмоток. С ней случались вещи и похуже.

Джекс любит ее. Ее. Он хочет, чтобы она боролась. И взяла то, что ей нужно.

Но это не так-то просто, только не для нее.

«Но могло бы быть», — шепнул внутренний голос. Мэдди сердито смахнула слезу и замерла, услышав чьи-то шаги. Кто-то шел к ней — осторожно, но не пытаясь подкрасться незаметно.

Джекс.

Мэдди почувствовала тяжесть его куртки на плечах, когда он укрыл ее, окутав теплой кожей и своим запахом.

Убийственная комбинация.

Он сел рядом. В темных глазах отражалось такое количество самых разнообразных эмоций, что Мэдди не смогла определить ни одной из них. А вот знакомой легкой улыбки не было в помине. Вокруг глаз глубже прорезались морщины.

— Что ты здесь делаешь? — спросила она шепотом.

— Надо кое-что прояснить.

— Джекс…

— Не мне. — Он оглянулся на кого-то и кивнул. Снова раздались шаги. Тара. Она встала позади Джекса, и они обменялись долгими взглядами. Взгляд Джекс был теплым и подбадривающим, взгляд Тары — сдержанным и напряженным, так что Мэдди стало страшно.

— Что происходит?

Тара тоже села рядом с Мэдди. На ней была больничная одежда, и пахло от нее странной смесью дезинфицирующих средств и дыма.

— Надо бы поставить здесь стулья, сладкая. А то это уже за гранью добра и зла.

Мэдди посмотрела на Джекса, тот натянуто улыбнулся в ответ одними губами. Затем повернулся и отошел. Мэдди открыла было рот, чтобы окликнуть его, но Тара взяла ее за руку.

— Это он привел меня сюда. Сказал, что пришло время. Он уже несколько недель твердит мне об этом. Думаю, он решил покончить с недомолвками. — Тара вздохнула. — И мне пора.

— О Господи. — Мэдди уставилась на нее, боясь дышать. — Ты же не собираешься сейчас сказать, что спишь с ним?

— Боже, нет! Я не сплю с ним — хотя он, конечно, отличный парень. По-настоящему сексуальный. Но, милая, он твой. Твой с самого начала.

Мэдди помотала головой, но Тара сжала ее руку.

— Я знаю, он тебя расстроил. Он скрыл информацию, которой, как ты думаешь, ему стоило бы поделиться, и ты права. На все сто процентов права, считая, что, если ты любишь мужчину, он должен рассказать тебе, что он держатель долгового обязательства на собственность, которую ты считаешь своим домом. За исключением того…

— Минуточку! — Надо было все же глотнуть кислорода у того милого врача неотложки. — Никто не говорил о любви.

Тара закатила глаза.

— …за исключением того, — продолжила она, — что он не мог тебе сказать. Он дал слово.

— Но…

— Я знаю. В близких отношениях надо делиться всем, но, как выяснилось, он кое-кого защищал. — Она помолчала, а когда снова заговорила, ее голос был очень тих и слаб. — Он защищал кое-кого, кого ты знаешь.

— Кого?

— Маму. И… — Тара потрясла головой и неуклюже села, словно тяжесть слова давила ей на плечи. Она закрыла лицо руками. — И меня. Я лгала тебе, Мэдди. С самого начала я врала тебе прямо в лицо, а затем вдобавок ко всему отправилась к Джексу и упросила его сдержать обещание, не говорить ничего тебе и Хлое. — Каждое слово, слетавшее с ее губ, было пропитано стыдом.

Мэдди пристально смотрела на сестру, удивляясь все больше и больше.

— Но… зачем?

— Потому что я не могла допустить, чтобы правда вышла наружу. Я ни за что не хотела оказаться здесь снова. Господи, это так больно — снова быть здесь. До сих пор больно.

— Ты не могла допустить, чтобы наружу вышло что? И что значит «снова»? Ты же говорила мне, что никогда не была здесь раньше.

— Нет. Это ты сама так решила. — Тара рассеянно потерла грудь, словно пытаясь унять неутихающую боль и откашлялась. — Лучше начну сначала.

— Хорошо, — кивнула Мэдди. Сердце учащенно забилось. — Отличная идея.

Тара смотрела на океан. Воздух был насыщен морской солью и резким запахом горелого дерева. Было прохладно, но Мэдди ничего не ощущала, кроме ледяного шара боли в груди.

— Несколько лет назад, — произнесла Тара, — одному близкому и дорогому Фиби человеку понадобились деньги. У Фиби их не было, но она хотела помочь. Она заложила гостиничный комплекс. — Голос Тары казался далеким, будто она пыталась как-то отгородиться от слов, которые говорила.

— Джексу, — уточнила Мэдди. — Он дал ей ссуду.

— Да. Он вырос здесь, всегда был к ней добр, недавно вернулся в город, и все знали, что он может помочь с деньгами, если кто-то в этом нуждается. А она нуждалась.

— Почему?

Тара набрала в грудь побольше воздуха:

— Когда мне было семнадцать, я проводила лето в Лаки-Харборе. Бабушка с дедушкой уехали в кругосветный круиз, а отец все время работал. Тогда я была очень похожа на Хлою. Необузданная, избалованная, упрямая. — Она покачала головой: — Никто не мог сказать мне, как себя вести, но никто меня и не слушал. Меня привезли сюда без всяких церемоний. Я приехала настроенная на конфликт, предвзятая, и все это не сблизило меня с местными девушками моих лет. Только один человек разговаривал со мной, и он… — Она закрыла глаза. — В то лето я забеременела.

— О, Тара! — прошептала Мэдди. — Я понятия не имела.

— Никто не имел. Никто не знал — только я и он. И мама. Господи, это был такой ужас! Я чувствовала… ну, на самом деле это не объяснишь словами. Не так много ошибок могут изменить нас, как эта. — Тара посмотрела на воду, как будто там было что-то, что видела только она. И что бы там ни было, оно доставляло ей боль. — И это на самом деле изменило меня. И никогда не отпускало, — прошептала она и потрясла головой, словно испытывая отвращение к себе за то, что выбрала неверный путь. — Мы были молодые, глупые, инфантильные и совсем не годились на роль родителей. Я понимала это даже тогда. — Глаза Тары были пустые, она как будто смотрела внутрь себя. — На время беременности я уехала в Сиэтл, затем отдала ребенка на усыновление. — Ее голос дрогнул, и она снова покачала головой, не в силах продолжать.

С ноющим сердцем Мэдди обняла сестру, хотя раньше они в основном демонстрировали друг другу свою приязнь по-другому — например, дружно красили волосы в зеленый.

— Мне так жаль. Тебе, наверное, было так страшно.

— Да. — Тара шмыгнула носом и полезла в карман за бумажным носовым платком, который, разумеется, оказался на месте. — Я была в ужасе. Но я знала достаточно, чтобы понимать, что я совсем ребенок. Я… я поступила правильно.

— Ну конечно.

— Я уехала из Лаки-Харбора и никогда не оглядывалась назад. И в жизни не собиралась сюда возвращаться.

— А что же отец ребенка?

— Мы больше никогда не разговаривали. Я жила своей жизнью, — ответила Тара. — Все эти годы специально старалась не думать об этом. Но потом… — Она замолчала, глаза наполнились печалью. — Малышка выросла и заболела. Порок сердца. Потребовалось хирургическое вмешательство. Уйма счетов за лечение, и Фиби… — Дрожащая улыбка появилась у нее на губах. — Пока я изо всех сил старалась не думать о том. что случилось, Фиби не переставая думала об этом. Она узнала, что нужны деньги на лечение.

— И она заложила отель, чтобы помочь, — закончила за нее Мэдди. — Вот уж никогда бы не подумала. Я никогда не была высокого мнения о ее материнском инстинкте, но никто не станет отрицать, что она была по-настоящему хорошим человеком.

— Да. — Тара промокнула глаза. — Она сделала анонимное денежное пожертвование семье, усыновившей моего ребенка. Она не хотела, чтобы девочка или ее приемные родители чувствовали себя в долгу перед ней.

Мэдди снова сжала руку Тары и улыбнулась:

— У тебя родилась девочка.

Тара улыбнулась слабой, но очень гордой улыбкой:

— Красивая девочка, а сейчас и здоровая, слава Богу. Судя по всему, она счастлива и спокойна. И… — Ее улыбка погасла. — Меня нет в ее жизни.

— Тебя это устраивает?

— Мне приходится с этим мириться. Я сама сделала выбор давным-давно, и мне с этим жить. Но мама так до конца и не смирилась. Думаю, из-за того, что она чувствовала свою собственную вину. Ну, знаешь, что она не растила своих собственных дочерей. Но она действительно не воспитывала нас. Как бы там ни было, она организовала доверительный фонд. — Тара посмотрела ей прямо в глаза. — Она оставила отель нам, но все ликвидные средства завещала своей единственной внучке. Она скрыла детали от всех, кроме меня, чтобы защитить все стороны, но в основном меня. — Глаза Тары снова наполнились слезами. — Прости меня, Мэдди. Я так долго держала все это в секрете и, честно говоря, и дальше бы продолжала, если бы не…

— Если бы не?..

— Если бы не ты, — прошептала Тара. — Ты приехала сюда, готовая принять то, что мама хотела от нас, на что она надеялась. Ты была готова считать нас семьей. Ты опустошила свою карточку, чтобы возродить отель, который был заложен, потому что требовалось спасти мою дочь. — Она восхищенно покачала головой. — Ты отдала этому месту всю себя, тогда как я думала лишь о том, чтобы как можно скорее унести ноги. — Тара тяжело сглотнула и повторила: — Мне так жаль, Мэдди. Очень жаль.

— Нет. — Мэдди обняла сестру. — Ты сделала то, что должна была делать. Я горжусь тобой, Тара. Правда.

Тара положила голову на плечо Мэдди, и та крепко обняла ее и стала гладить по голове.

Наконец Тара подняла голову, тщательно вытерла потекшую тушь и судорожно вздохнула.

— Ну, чужие слезы всегда не очень приятное зрелище.

— Тебе лучше?

— Нет. Но станет. Сейчас Рождество. Нам надо забрать Хлою из госпиталя, а тебе еще надо простить одного мужчину.

— Тут нечего прощать, — сказала Мэдди, понимая, что так оно и есть. И дело не в том, что Джекс не открылся ей. Все не так просто. — Тут нечего прощать, но…

— Из этих «но» никогда не выходит ничего путного. Слушай, я понимаю, что сделала все, чтобы не дать тебе в него влюбиться, но я была не права. Я исходила из своих собственных страхов и опыта.

— Да. А я сейчас учитываю свое прошлое, — призналась Мэдди.

— Ты боишься его?

— Нет. — Она засомневалась. — Может быть. Да. Но не так, как ты думаешь. Черт, — пробормотала Мэдди, растирая виски.

Открыться мужчине и стать из-за этого уязвимой — это обычно плохо заканчивается. Но даже она понимала, что Джекс совсем не такой, как мужчины, которых она встречала прежде. Он стоит того, чтобы попытаться. Он стоит возможных страданий, потому что без него — и в этом она твердо уверена — ее сердце просто перестанет биться.

— Я не боюсь его. Я боюсь того, что чувствую к нему, — и это значит, что он был прав. Господи, это отвратительно. В смысле, я хочу спросить, как иметь дело с мужчиной, который всегда прав?

Тара печально рассмеялась:

— Если бы я знала ответ, я бы до сих пор была замужем.

Три сестры сидели в кафе «Съешь меня», которое было открыто на праздничный обед в честь Рождества. Тара пила убийственно крепкий кофе, а Хлоя и Мэдди попросту объедались.

Тара испекла вафли, которые назывались «В пучине тоски» — из тыквы с корицей и украшенные сверху взбитыми сливками. Райское наслаждение. Мэдди заглатывала лакомство, и мозг моментально отключался. Должно быть, дело в высоком содержании сахара. Она наблюдала за Хлоей, как и Тара, но Хлоя чувствовала себя хорошо — совсем не сипела. Мэдди знала, что Тара собирается рассказать ей о своем прошлом. Еще она знала, что сестра не горит желанием это делать.

— Мы выглядим ужасно, — сказала Хлоя, посмотрев на свое отражение в ложке.

— Зато мы дышим, — заметила Тара.

И дышать — это здорово, подумала Мэдди, глядя на сестер, которые были для нее совсем чужими всего месяц назад.

— Прошлой ночью, среди всего это огня и ужаса, кое-что стало для меня кристально ясно, — тихо сказала Мэдди. — Я полюбила эти места. И вас, девочки, я тоже люблю.

Хлоя внимательно на нее посмотрела и изрекла:

— Я не делюсь своими вафлями.

Тара закатила глаза и коротко, но тепло улыбнулась Мэдди:

— Я тоже люблю тебя. Вас обеих.

Вместе с Мэдди они повернулись к Хлое.

— Мда, отличный способ дать мне понять, что я сука. — Она продолжила жевать, пока не поняла, что сестры все еще смотрят на нее. — Блин, я тоже это чувствую. Просто не смогу сказать.

— Никогда? — спросила Мэдди.

Хлоя пожала плечами:

— Возможно, я поработаю над этим.

Все посетители кафе по очереди подходили к их столику. Черт, казалось, им засвидетельствовали свое почтение все жители Лаки-Харбора, жаждущие выразить свое сочувствие и понимание. Молва о пожаре распространилась со скоростью света, и люди нанесли сестрам кучу всего — одежду, предметы гигиены — словом, вещи, необходимые, чтобы пережить следующие несколько дней, потому что все, что у них было, пропало в огне.

После этого Тара откашлялась и поведала Хлое свою историю, не упуская из виду ни одной мелочи. Слушать ее второй раз Мэдди было не намного легче. Но на сей раз были очищающие слезы и общие объятия.

— Черт, — то и дело повторяла Хлоя. — Вот черт!

— Так, нужно подобрать другое слово, — сказала Тара. — Это уже порядком надоело.

— Наконец-то многое прояснилось, — заметила Хлоя. — Мама как-то спросила меня, когда же у нее появятся еще внуки. Я так и не смогла понять, что она имеет в виду.

— Ты постоянно поддерживала с ней связь? — спросила Мэдди.

— Ну да. Думаю, я была ее слабостью. Ну, вы понимаете, я же такая милая и прелестная. — Губы Хлои скривились в ехидной ухмылке, однако выглядела она немного смущенной. — Я звонила ей. Почти каждую неделю, просто чтобы отметиться, сказать, где я. Мне казалось, для нее это имеет значение.

— И для тебя тоже имело, — мягко сказала Тара.

— Да. — Хлоя локтем подтолкнула Тару. — А судя по тому, что она мне рассказывала, ты была очень похожа на меня, пока не выросла, не постарела и не стала задирать нос. В общем, была такой же необузданной и безрассудной.

— Эй, я всего на восемь лет старше тебя. И я не старая. — Тара вздохнула. — Но да, я была необузданной и безрассудной. Что ты на это скажешь?

— Ну, что у меня есть надежда, разумеется, — пожала плечами Хлоя. — Это говорит мне о том, что когда-нибудь я смогу достичь успеха, как и ты.

— Думаешь, я достигла успеха? — недоверчиво переспросила Тара. — Я родила ребенка, когда сама едва вышла из пеленок, и отдала его. Мой брак рухнул, свою работу я ненавижу, и я в долгах как в шелках.

Хлоя рассмеялась:

— Ну, раз ты вот так все преподносишь… — Она повернулась к Мэдди. — Тогда, пожалуй, мне лучше пожелать прожить твою жизнь.

— Сперва придется дождаться, пока я ее устрою.

— Вот черт, ты все еще избегаешь самого сексуального мэра на свете.

— Ты не понимаешь.

— Так, давай разберемся… Он всего лишь спас отель, когда Фиби нужна была ссуда, затем ни много ни мало пообещал нам рефинансирование, несмотря на то, что по крайней мере один из нас находился в очень нестабильной финансовой ситуации. Он поступил верно с точки зрения морали, когда охранял тайну Тары, и снова доказал, что он надежный человек. Что за эгоистичный ублюдок! Как думаете, нам удастся затащить его на городскую площадь и побить камнями?

Мэдди вздохнула и замерла — по спине побежали мурашки. Подняв глаза от стакана, она увидела, как к ним направляется Джекс своей обычной легкой и свободной походкой.

— Сейчас, пожалуй, не самый подходящий момент, — сказала Хлоя, когда он приблизился настолько, что мог их слышать. — Мы еще не закончили перемывать тебе кости.

Мэдди бросила на Хлою укоризненный взгляд и тут заметила, как тихо стало в кафе.

Все прислушивались.

— Я как раз перечисляла твои достоинства, — пояснила ему Хлоя. — Опустив то, что ты не стал ей врать и утаил важную информацию, разумеется. Это было плохо с твоей стороны.

Джекс посмотрел на Мэдди:

— Хорошо. Только, во-первых, я никогда ничего не утаивал. Возможно, я рассказал тебе недостаточно о том, каким был когда-то, но, Господи, Мэдди, я ненавижу твоего прошлого парня. И я надеялся, что тебе будет достаточно того, что я такой, какой есть.

Хлоя обернулась к Мэдди и спросила:

— Ты это слышала?

— Я же пока здесь, Хлоя, — ответила ей Мэдди.

— По мне, звучит довольно логично, — прокомментировал парень, сидевший в двух столиках от них. Мэдди узнала его — он работал на автозаправке. — И я руку даю на отсечение, Джекс — хороший человек. Он дал моей сестре ссуду, когда банк отказался это делать. Иначе она бы потеряла свой бизнес или жилье.

— И он внес дополнительную плату за наш дом, — выкрикнула какая-то женщина. — А когда мой муж потерял работу, Джекс принимал маленькие нерегулярные выплаты. Хотя и не был обязан это делать.

— Боже, — пробормотал Джекс.

— И он купил новые бронежилеты на все полицейское отделение, — прибавил Сойер, едва появившись на пороге кафе.

— Предполагалось, что это дар неизвестного, болван.

— Мне показалось, что ты быстрыми темпами идешь ко дну. Я и решил тебе помочь.

Покачав головой, Джекс схватил Мэдди за руку, помог выйти из-за стола и повел к двери. Двигался он так стремительно, что она едва поспевала за ним.

— Куда мы идем?

— Поговорить без свидетелей, а то целый город пытается вставить свои пять центов в наш разговор.

Он распахнул дверь кафе, и они буквально врезались в мужчину в дождевике и с папкой, на которой было написано «Государственная страховая компания».

— Простите, — произнес незнакомец. — Я ищу владельцев Лаки-Харбор-Резорта.

— Это я, — ответила Мэдди. — Подождете минутку? — спросила она страховщика. Тот кивнул, и она отвела Джекса в сторонку. — Прости, — прошептала она. — Нам обязательно надо поговорить, прежде чем кто-нибудь из нас покинет город.

— Покинет?

— Да. — Она посмотрела ему в глаза, сердце сжалось в груди так, что она едва могла вымолвить слово. — Я вполне уверена, что именно это Тара и Хлоя и планируют сейчас. Нам негде жить, а они уже несколько недель мечтают вернуться к прежней жизни.

— А ты?

— Большинство диктует правила.

— Бред собачий. — Джекс помотал головой и повторил уже однажды сказанное: — Ты приехала сюда бороться, Мэдди. Возможно, ты проиграла раунд-другой, но не касалась спиной пола. Ты хочешь остаться в Лаки-Харборе? Борись за это! Хочешь хорошие отношения с сестрами? Борись за них!

— О чем ты? А как насчет наших с тобой отношений? Он посмотрел ей в лицо, словно старался запомнить черты, а когда заговорил, его голос был тихим и хриплым от эмоций:

— Я уже твой. И всегда был твоим. Все, что тебе надо сделать, — это шагнуть на ринг.