Мэтт привлек Эми к себе, думая, что меньше всего ему хочется над ней смеяться. А вот поцеловать — дело другое. Сжать ее милую попку и тереться об нее всем телом.

Но смеяться? Нет!

Секунду назад она едва не выскочила из собственной кожи. И дело не в страхе перед медведем. Нет, скорее оттого, что Мэтт неожиданно ее коснулся. Это беспокоило его. Чертовски.

— Я держу тебя.

— Обычно я вполне способна держать себя сама. Просто не слишком симпатизирую медведям.

Голос Эми был тихим и полным благодарности, которую, он знал, она никогда не выразит вслух. И это нравилось ему больше, чем ее обычная настороженность, хотя втайне он мечтал о других чувствах по отношению к себе.

Мэтт погладил Эми по плечам, пытаясь утихомирить сотрясавшую ее дрожь. Пытаясь не замечать, какое это счастье — держать ее в объятиях. Какое хрупкое счастье…

Раньше Мэтт не считал ее хрупкой. Большую часть времени он видел ее таскающей тяжелые подносы в закусочной и знал, что она дьявольски вынослива.

— Ты не станешь медвежьим обедом, — пообещал он, поворачивая Эми лицом к себе. — Во всяком случае, не сегодня.

Она схватила его за рубашку и прижалась к ней лицом.

— Откуда ты знаешь?

— Во‑первых, я тебя загородил. Так что если кто и станет медвежьим обедом, то я. А во‑вторых, бурые медведи чрезвычайно ленивы. И трусливы. Если шагнешь к нему, он тут же удерет.

Эми отпустила его рубашку, видимо, в надежде, что Мэтт так и сделает, и даже слегка подтолкнула к медведю… то есть не совсем слегка. Мэтт со смехом послушался и направился к зверю, размахивая руками. Бедняга мишка, укоризненно взглянув на лесника, неторопливо поднялся и исчез в кустах.

Эми с достойной восхищения быстротой взяла себя в руки, о чем Мэтт немедленно пожалел, поскольку ее прикосновения доставляли ему истинное наслаждение.

— В горах всякое может случиться, — сообщил он. — Нужно быть готовым ко всему.

— Спасибо, я уже поняла.

Эми нехотя двинулась по тропе, едва переставляя ноги в дурацких, но чертовски сексуальных ботинках.

— Действительно не хочешь, чтобы тебя провожали? — уточнил Мэтт.

«Или утешили каким‑то иным способом…»

— Я поняла, — повторила она.

Что же, оно и к лучшему, тем более что он давно растерял умение утешать женщин. Вот уже несколько лет, как… его бывшая жена лишила его этой способности, еще в Чикаго.

Мэтт все еще смотрел вслед удалявшейся на закат Эми, когда затрещала рация.

— Нашел ее? — Это была диспетчер Мэри.

Мэлори позвонила ей час назад, и Мэри отыскала его по рации. Вероятно, Мэлори снова звонит.

— Да, она пошла своей дорогой. А я все еще здесь, рядом с 06–04, — уточнил Мэтт свои координаты.

— Возможно, придется там и заночевать.

— Почему это?

— Минут двадцать назад сухое дерево упало и перегородило пожарную трассу у 06–02.

Маршрут, по которому он может выбраться отсюда.

— До завтрашнего дня пилу все равно сюда не доставить, — добавила она.

Значит, у него два выхода: бросить грузовик и идти вслед за Эми или провести ночь здесь. Бросить грузовик невозможно. И ничего страшного в том, чтобы спать под открытым небом: у него с собой все необходимое.

— Значит, я застрял до завтра. Вычеркивай меня из сегодняшнего графика.

— Договорились.

Мэтт повернулся и пошел в направлении, противоположном тому, куда шагала Эми. Вскоре он свернул с тропы, чтобы срезать путь. Он медленно шел между стволами сосен, кедров, елей. Спешить некуда — он все равно ее обгонит. И точно: когда он добрался до грузовика и покатил по узкой пожарной трассе, где она пересекалась с тропой Саут, Эми оказалась сзади. Вышла из‑за поворота и сосредоточенно двинулась вперед, не замечая его.

— Эми!

Она остановилась, широко расставив ноги, настороженная, готовая к схватке.

— Это всего лишь я! — весело объявил Мэтт.

— Какого черта ты здесь делаешь, кроме того, что пугаешь меня до смерти?

Эми шла бодро, но он заметил, что она немного прихрамывает. Натерла ногу?

— Хотел увериться, что ты снова не сбилась с пути.

Тяжело дыша, она сорвала очки, прищурила темные глаза и подбоченилась:

— Так у тебя все это время был грузовик?

— Я же предлагал тебе помощь! Как по‑твоему, сумеешь одолеть три мили обратного пути?

— Три мили? Что, черт побери, случилось с «умеренно длинной прогулкой общей протяженностью две мили туда и обратно, живописной и доступной каждому», которую обещал путеводитель?

— Так оно и было бы, останься ты на тропе Сьерра‑Медоуз. Но ты перешла на тропу Саут.

Она сдула с лица прядь волос.

— Вам нужно расставить таблички на тропах.

— Бюджет не позволяет. В следующий раз оставайся на протоптанных тропах у лесничества. Они обычно хорошо оснащены указателями.

— Годится… для слабаков.

— Может быть, но по крайней мере слабакам сегодня ночью точно ничего не грозит. Потому что как только стемнеет, лучше оставаться на месте. А стемнеет через…

Он поднял глаза к небу.

— …через десять минут. Никогда не бывала здесь ночью?

— Н‑нет, — пробормотала Эми.

— К такой тьме ты не привыкла. Ни уличных фонарей, ни света фар, ни световой рекламы. Ничего.

— В таком случае почему же ты не спешишь?

— Сегодня я никуда не еду. Пожарная трасса до утра перегорожена упавшим деревом, а свой грузовик я не оставлю.

— Собираешься заночевать здесь? — удивилась она. — Под бархатным небом?

— Чудное определение.

— Это не мое.

Эми вытащила из рюкзака маленький фонарик, включила и облегченно вздохнула, удостоверившись, что он работает.

— Так, по‑твоему, я не смогу вернуться до темноты?

— Нет.

— А если останусь, не оштрафуешь меня за то, что не получила разрешения провести здесь ночь?

— Пожалуй, могу сделать тебе некоторое послабление.

Не часто бывало, чтобы он не знал, что хочет сделать с женщиной. Пожалуй, такое с ним впервые. Она явно не готова к более тесному общению. И у нее только фонарик. Ни воды, ни еды, ни палатки, ни спального мешка… Не то чтобы это представляло проблему: у него было вполне достаточно оборудования и припасов для обоих. Кроме того, он прилипнет к ней, как клей, и не только потому, что хочет ее. Просто уйди он — и жди беды.

— Могу поделиться снаряжением.

Иисусе, только послушайте его! Растаял под взглядом глаз цвета расплавленного шоколада.

— Я в порядке.

Ее мантра. Конечно, кто бы сомневался, что она в полном порядке — стоит на лесной тропе, сбивая его с толку силой взгляда, затуманенного чем‑то, что очень хотелось бы понять.

— Разведи огонь, — посоветовал он, подыгрывая ей. — Отпугнешь койотов.

— Койотов? — пролепетала Эми едва слышно.

— И облейся спреем от комаров. Сейчас как раз сезон. Когда ляжешь, не снимай ботинок. Не хочешь ведь, чтобы в них кто‑нибудь заполз!

Эми оглядела свои модные обтягивающие джинсы и ботинки, явно не предназначенные для походов по горам.

— Заполз?

— Для змей, пожалуй, рановато, но все равно нужно быть крайне осторожной. На всякий случай, — предупредил он.

Она кивнула и боязливо огляделась.

Вряд ли она знает, что и почему делает, но не такой он кретин, чтобы оставить ее одну, какой бы храброй она себя ни считала.

— Знаешь, — тихо заметил Мэтт, — иногда одиночество не так уж и прекрасно.

Эми немного помолчала.

— У тебя действительно в грузовике снаряжение?

— Стандартный набор, — ответил он правдиво. Но в его обязанности не входило предлагать снаряжение застрявшим в горах туристам, какими бы сексуальными они ни выглядели.

Она отнюдь не глупа! Послала ему стальной взгляд, но он постарался принять невинный вид.

— Послушай, — вздохнула Эми наконец, — должно быть, я произвела не то впечатление, когда наткнулась на тебя, увидев медведя.

— Наткнулась на меня?

Мэтт, не выдержав, рассмеялся.

— Ты пыталась врасти в меня.

— Именно! — сухо подтвердила она. — Но моя прогулка на свежем воздухе не включала попытки врасти в кого‑то.

— А включала она ночевку в горах?

Эми продолжала изучать его, размышляя так мучительно, что он буквально слышал запах перекалившихся шестеренок.

Он позволил ей сосредоточиться, а сам стал собирать хворост для костра. Небо из темно‑голубого стало непроглядно черным. Перейдя в центр поляны, Мэтт быстро и ловко разжег костер, после чего взял из грузовика палатку и спальный мешок, а также разорил переносной холодильник, вынув, слава Христу, банку «Доктора Пеппера», вяленую говядину, пакет с маршмеллоу и две бутылки воды.

— Солнышко, ужин готов, — объявил он, чем заслужил очередной стальной взгляд.

— Ах, черт!

Совершенно обычное явление для такой высоты: минуту назад было довольно тепло — и тут же наступил дикий холод. Мэтт подвинулся к огню и спутнице, которая стояла у костра так близко, как только могла, не опасаясь опалить ресницы. Луна еще не взошла, хотя немногочисленные звезды уже сверкали бриллиантами в огромном бездонном небе. В Чикаго такого не бывает!

Мэтт невольно залюбовался небом.

Эми протянула руки к огню. Вряд ли ее топ может служить защитой от вечернего ветра. Доказательством служили затвердевшие соски, натянувшие тонкий трикотаж. Заманчивое зрелище!

Но он направился к грузовику, достал второй свитер и швырнул ей.

— Что это?

— Способ согреться.

— Спасибо.

Она смотрела на свитер, как на свернувшуюся кобру.

— Очень помогает, если надеть, — посоветовал он.

— Носить свитер парня… это всегда предполагает… нечто…

— Что именно?

Эми не ответила. Мэтт подбросил в костер еще один сук. К этому времени она уже дрожала.

— Это всего лишь свитер, Эми, не кольцо. И от тебя не требуются обеты. А вот «Доктора Пеппера» я тебе не предлагаю.

Она фыркнула и без дальнейших комментариев натянула свитер, в котором почти утонула. Накинула капюшон на голову, до половины закрыв лицо.

— Спасибо.

Ему бы следовало заткнуться и не отвечать, но он не выдержал:

— Чисто из банального любопытства: объясни, чего, по‑твоему, я ожидал взамен?

Она ответила долгим красноречивым взглядом, и он снова задался вопросом, какие же кретины встречались ей в жизни?

— Брось! — отмахнулся он. — За свитер? То есть все могло быть, поделись я с тобой «Доктором»… или спаси от медведя.

Она улыбнулась! В самом деле улыбнулась! Чудесной улыбкой, добавившей сияния ее глазам, и Мэтт улыбнулся в ответ.

— Кто же сказал тебе, что парень требует секса за то, что отдал свой свитер?

— У парней всегда одно на уме.

Несколько секунд Мэтт переваривал сказанное, одновременно занимаясь установкой палатки. Под конец он бросил туда спальный мешок.

— Иногда мы думаем и о еде, — выговорил он наконец.

Эми расхохоталась, и Мэтт почувствовал себя так, словно выиграл в лотерее. Подкатив ногой бревно поближе к огню, он жестом велел Эми сесть. Она послушалась, и он протянул ей вяленую говядину и пакет с пастилками.

— Ужин чемпионов. Какое блюдо желаешь первым?

Подумав, она открыла пакет с пастилой.

— Жизнь коротка. Сначала десерт.

— Мне нравится ход твоих мыслей.

Он поворошил костер, откатил в сторону два горящих бревнышка. Любимое блюдо — жаренные на огне пастилки маршмеллоу.

Найдя две тонких палочки, он дал одну Эми.

Она насыпала ему горсть маршмеллоу. Посмотреть на них со стороны, так просто голубки!

Несколько минут оба молчали. Эми задумчиво смотрела в огонь.

— В такой обстановке так и тянет рисовать, — тихо обронила она.

— Погоди… неужели выдаешь столь личную информацию?

Она закатила глаза.

— Я же не асоциальная идиотка! И вполне могу общаться на уровне общей беседы.

— Но рисование для тебя — не просто способ провести время, — заметил он.

— Верно, — кивнула она.

Нет, он все‑таки сорвал джекпот в лотерее!

— А ты рисуешь? — неожиданно спросила Эми.

Неужели ищет точки соприкосновения? Он бы и рад ей помочь в этом, но вряд ли выйдет.

— Рисую цифры. В отчетах, — пояснил Мэтт, подув на пастилку, прежде чем сунуть ее в рот. — Это у меня прекрасно выходит. Но и только. Однако я нахожу здешние места вдохновляющими. А что ты рисуешь?

— По большей части пейзажи. Хотелось бы нарисовать силуэты деревьев на фоне темного неба. Или водопады, которые я видела по пути сюда. До сих пор до меня доносится их шум.

— Да, здесь тают более шестидесяти ледников. Не говоря уже о сильных дождях в этом году. Вся эта вода день и ночь несется к морю.

Эми вручила ему очередную пастилку, и их пальцы соприкоснулись. У нее перехватило дыхание, и Мэтт почувствовал это. Она принялась сосредоточенно жарить маршмеллоу. Сунула в рот и облизала пальцы. Он пытался не смотреть, иначе она посчитает, что права и парни действительно думают только об одном. О Иисусе! Она сосет палец!

У Мэтта вырвался абсолютно непроизвольный стон. Эми подняла голову.

Он встретил ее взгляд, и хотя не понял выражения глаз, все же она не выглядела недовольной или рассерженной. На мгновение прикусила губу, и ему вдруг показалось, что невыносимая жара вытеснила весь холодный воздух.

Удушливая жара. Но черт его побери, если он собирается что‑то предпринять! Как бы она ни была красива в отблесках огня, он знал, что любая попытка обнять ее положит конец дружбе, которая могла бы завязаться между ними.

Но Эми продолжала смотреть на него так, словно никогда не видела раньше. Неожиданно они оказались так близко друг к другу, что их бедра соприкоснулись. Его руки так и тянулись к ней, но он вынудил себя не шевелиться. Не шевелиться!

Поэтому Мэтт и определил, что Эми потянулась к нему первой. Но прежде чем она успела дотронуться до его губ губами, раздался вой койота, от которого кровь застыла в жилах, а волосы встали дыбом. К нему присоединился еще один, более громкий и более долгий.

Эми, вздрогнув, выпрямилась.

— Они не так близко, как кажется, — успокоил ее Мэтт.

Она кивнула, нагнулась и принялась возиться с ботинком, используя это занятие как предлог подвинуться ближе. Мэтт пошутил бы над этим, но побоялся испугать ее еще больше.

Снова завыл койот, и на этот раз ему ответил настоящий хор. Эми положила руку на бедро Мэтта и застыла.

Мэтт безмолвно умолял койотов подобраться ближе, чего они явно не собирались делать. Мало того, поняв, где лежит ее рука, Эми поспешно ее отдернула.

— Прости.

— Не извиняйся. Можешь на меня положиться. В любое время.

Он насадил на прутик несколько маршмеллоу и протянул ей, а потом сделал то же самое для себя. Эми постоянно вглядывалась в глубь леса, окружавшего их, словно, если хорошенько сосредоточиться, можно видеть в темноте.

— Вижу, ты не привыкла к походной жизни, — сочувственно заметил Мэтт.

— Я девушка городская.

— Из какого города?

— Из Нью‑Йорка, Майами, Далласа…

— Отовсюду сразу?

— Плюс Чикаго. Я часто переезжала.

Мэтт вынул свой прутик из огня и пожалел, что нет шоколадных крекеров из муки грубого помола, так хорошо идущих с идеально поджаренными маршмеллоу.

— Я сам из Чикаго. Родился там.

Он не скучал по городу. Ни по работе. Ни по бывшей жене… Хотя скучал по родным.

— Когда ты там была последний раз?

— Десять лет назад, — пожала плечами Эми. — Но недолго.

Он знал, что ей двадцать восемь. Значит, она жила там в восемнадцать.

— Ты там заканчивала школу?

— Нет. Сдала экстерном и немного раньше. До Чикаго.

— Десять лет назад. Я тогда только демобилизовался. Служил во флоте, а потом работал копом. Может, наши дорожки и пересекались.

— Вряд ли. Ты был в спецназе. А не простым копом, гонявшим с улиц бездомных тинейджеров.

Мэтта не удивило, что она слышала о его службе в спецназе. В Лаки‑Харборе все знали все обо всех. Жаль, что ему ничего о ней не известно. Эта Майклс удивительно хорошо умеет скрывать подробности своей личной жизни.

— Ты была бездомным тинейджером?

Эми пробормотала нечто неразборчивое, что одновременно могло означать согласие и уклончивое «не хочу об этом говорить».

Жаль, если не хочет.

— Что случилось с твоими родителями?

— Я продукт того, что происходит, когда тинейджеры не ходят на уроки сексуального воспитания. Ничего, что бы ты не видел прежде в фильме «Беременна в шестнадцать».

— Так скверно?

Она пожала плечами и сунула в рот мармеладку.

Похоже, разговор закончен. Что же. Так тому и быть. Он найдет другой шанс. А пока он наблюдал, как она смакует сладости, наслаждаясь каждым кусочком как наградой. Особенно ему нравилось, как она, причмокивая, слизывает крошки с пальцев.

— Хорошие пастилки, — похвалила она.

У него было кое‑что и получше, но эти сведения он держал при себе.

Получив достаточную концентрацию сахара в крови, они уравновесили ее вяленой говядиной. Эми расстегнула рюкзак и, заглянув внутрь, выложила блокнот, цветные карандаши, путеводитель, губную помаду и перочинный нож, прежде чем вытащить яблоко и снова застегнуть рюкзак.

Она настоящая головоломка! Крутая на вид, девчонка в душе… и еще многое, чего он пока не мог определить.

Она протянула ему яблоко. Мэтт откусил и отдал его обратно. Вместе они прикончили яблоко, потом выпили воды. Эми широко зевнула.

— Прости, — выдавила она, снова зевая. — В закусочной у меня была утренняя смена, и сейчас я на ногах не держусь.

— Значит, спать?

Он подбросил дров в костер, поднял ее и повернул лицом к палатке. Заглянув внутрь, она увидела свернутый спальник.

— Это твое, Мэтт. Я могу спать в грузовике.

— Там жестко и чертовски холодно. У тебя был длинный день. Нужно отдохнуть. Залезай в палатку.

Она закусила губу. Взгляд снова стал подозрительным.

— А ты?

— Я лягу у огня. У меня есть лишнее одеяло. Не замерзну.

— Нет, — покачала она головой. — Я не могу тебе такое позволить. Простудишься.

— Предлагаешь лечь с тобой в палатке?

Ее взгляд упал на его грудь. Она снова прикусила губу, что сводило его с ума. Это ОН хотел прикусить ее губку, а потом снять боль поцелуем.

— Нет, это не слишком хорошая идея, — решила она наконец. — Даже совсем плохая.

Но она опять окинула его медленным взглядом. Грудь, живот, еще ниже…

Зрачки расширились, выдавая ее с головой.

Либо у нее была контузия, о которой он ничего не знает, либо его вид возбуждает ее.

— Иногда, — заметил он, — плохие идеи становятся хорошими.

— Так не бывает.

Мэтт терпеть не мог противоречить женщинам, особенно хорошеньким, сексуальным, которых видел в мечтах обнаженными. Втайне он жаждал лизать и целовать каждый дюйм их тела. Но с утверждением Эми был абсолютно не согласен.

Решительно.

Однако, вместо того чтобы возразить, Мэтт подтолкнул ее в палатку.

— Застегни клапан.

Услышав звук застегиваемой молнии, Мэтт с облегчением выдохнул и долго стоял между костром и палаткой.

— Идиот, — обозвал он себя наконец и, покачав головой, подошел ближе к огню. Лег, устроился поудобнее, насколько это было возможно без свитера и спальника, и уставился в небо. Обычно это быстро расслабляло, но сегодня ночью он долго не мог заснуть. Очень долго.

Мэтт решил, что во всем виновато его тело. Определенно некоторые его части не ладили друг с другом, но именно мозг напомнил о главном: он приехал сюда обрести мир и покой. Побыть в одиночестве.

Забыть ад, в который превратилась его жизнь в Чикаго.

А это был настоящий ад. Ему пришлось сдать напарника, берущего взятки, а потом терпеть осуждение коллег‑копов.

И его женитьба…

Шелли никогда не нравились опасности, связанные с его работой. Ему же не нравилось ее стремление всячески обезопасить себя. А когда все пошло не так и его ранили… что же, начался другой ад.

По его вине. Мэтт винил исключительно себя.

Безусловно, Шелли была с ним согласна, потому что на прощание заявила, что ему лучше жить одному, и Мэтт не стал возражать. Все это время он так считал…

В процессе мучительных размышлений он, должно быть, заснул. Потому что очнулся от вопля Эми.