На следующий день Эмма успокоилась после произошедшего.

Правда, не совсем. Она вновь и вновь вспоминала о том, что случилось накануне. Господи, она разделась перед Стоуном до нижнего белья.

Она в шутку боролась с ним, одетая лишь в пресловутое нижнее белье.

И много смеялась.

Умирала от желания.

И если бы не появился Ти Джей, они занялись бы сексом прямо там, в озере. Эмма знала это. Но что еще хуже – Стоун тоже это знал.

Он довез ее до дома, пообещав, что когда они решат повеселиться снова, то привяжет Ти Джея к дереву. На что Эмма возразила, что веселье больше не входит в ее планы и что ей лучше сосредоточиться на работе.

Конец.

Стоун не стал спорить, но и не согласился с услышанным, поэтому у Эммы осталось тревожное чувство, что разговор еще не окончен.

Она вылезла из машины, все еще одетая в его футболку, и оставила его в одних трусах. И картина эта согревала ее всю последующую ночь.

Проведя целый день в клинике, Эмма находилась теперь в гостиной на втором этаже, смотрела на фотографию матери, стоящую на каминной полке, и задала вопрос, мучивший ее весь день.

– Неужели мне и в самом деле никогда не приходилось прикладывать к чему-то усилий?

– Снова разговариваешь сама с собой? – спросил Спенсер из кухни, где готовил ужин.

Эмма заглянула в глаза матери и вздохнула.

– Да.

Это все же лучше, чем признаться в том, что голос умершей матери звучал у нее в голове с тех самых пор, как она приехала в Калифорнию. Эмма присоединилась к Спенсеру и взгромоздилась на столешницу.

– Мне правда все всегда давалось слишком легко?

– Правда. – Он передал ее тарелку с посыпанным перцем бифштексом, который приготовил на скорую руку, напевая что-то под нос. – Ешь.

Эмма попробовала.

– О да, детка.

Он улыбнулся.

– Вкусно?

– Я умерла и попала в бифштексный рай. Наверное, мне придется уговорить тебя остаться со мной.

Спенсер улыбнулся.

– Ты знаешь, что тебе нужно лишь…

– Спенс!

– Я просто сказал.

Эмма отпила из бокала вина и чуть не пролила на себя остатки, когда Спенсер стащил ее со стола.

– Хорошая песня, – произнес он. – Потанцуй со мной.

Из динамиков звучала одна из баллад Алиши Киз. Спенсер прижал Эмму к себе и закружил в танце, напевая ей на ухо, от чего Эмма смеялась и вздыхала одновременно. От него исходил восхитительный аромат, Спенсер был приятен на ощупь и нежно терся о подбородок Эммы своим. Он был словно уютное одеяло. Такой знакомый и родной.

– Я рада, что ты приехал, – прошептала Эмма.

– Правда?

Эмма немного отстранилась и посмотрела на друга.

– Ну конечно.

– Тогда почему ты держишь меня на расстоянии?

– Вовсе нет. – Эмма опустила глаза и вдруг поняла, что делает именно это – упирается руками в его грудь, чтобы не подпускать слишком близко.

– Эмма, – мягко произнес Спенсер и приподнял ее лицо за подбородок.

Она посмотрела ему в глаза, а потом выдохнула:

– Я не знаю.

– Дело во мне? Или в тебе?

– Ни в ком. Во мне. Не знаю.

– Эмма. – Спенсер провел пальцем по ее щеке. – Я пытался подобрать слова и объяснить тебе, что меня привели сюда не только альтруистические порывы. Я приехал, чтобы понять, способна ли наша дружба перерасти в нечто большее.

– О, Спенс. – От его слов сердце Эммы сжалось, она испугалась, что потеряет друга. – Я оказывалась рядом по первому твоему зову.

– Но никогда не воспринимала наши отношения всерьез.

У Эммы перехватило дыхание. Она отошла от него и выключила музыку. Сквозь окно было видно, что на город спустилась непроглядная темнота. Такие ночи бывают только на Диком Западе. Чувствуя необходимость чем-то занять руки, Эмма включила на крыльце фонари.

– Спенс…

– Знаю. – Он облокотился о столешницу, внимательно наблюдая за подругой. – Это не сработает. Я понимаю. Просто все это время я думал, что это я удерживаю на плаву наши отношения. Но теперь вижу, что это была ты.

– Что?

– Тебе нравится, что я появляюсь время от времени в твоей жизни. Мне это тоже нравилось. – Его глаза потемнели, а взгляд посерьезнел. – Так было раньше.

– Что изменилось?

– Все изменил мой тридцатый день рождения. – Спенсер пожал плечами. – Избитая фраза, знаю, но это действительно так. Я хочу большего, но ты большего по-прежнему не хочешь. Это не в твоем характере.

– Постой. – Эмма покачала головой. – Я не даю тебе больше? А может, речь о тебе?

– Нет, я даю много. Обычно одновременно многим женщинам, которые начинают на меня злиться и разрывают со мной отношения. Нет, это ты не подпускаешь меня к себе.

Эмма продолжала молча смотреть на Спенсера, и тот улыбнулся, а потом подался вперед и поцеловал ее в висок.

– Не надо так на меня смотреть, Эмма. У всех есть недостатки.

– Да. – Эмма шумно выдохнула, не уверенная в том, что знает свои. Она отдавала много. Это скажет любой пациент. Любой из вышестоящих врачей. – Все дело в проклятой Калифорнии, – заключила она. – Все дело в моем пребывании здесь.

– Что ж, если это правда, остается лишь надеяться, что ты не задержишься здесь надолго.

– Хотелось бы знать, когда закончится мое заточение. Отец… уклоняется от ответов.

Спенсер кивнул.

– И пока ты здесь, ты слишком… занята.

– Да, точно. Знаешь, мне кажется, бизнес отца постепенно налаживается.

– Вообще-то я имел в виду местного проводника. – Спенсер немного помолчал. – Стоуна Уайлдера.

– Что? – Эмма рассмеялась, хотя смех прозвучал натянуто. – Не говори глупости.

– Раскрой глаза, Эмма. Между вами что-то есть.

– Да, это называется «раздражение».

На лице Спенсера отразилось сомнение.

– Угу.

– Правда. Мы… – «Мы сводим друг друга с ума», – раздражаем друг друга.

– И?.. – Спенсер отхлебнул вина и посмотрел на Эмму поверх ободка бокала.

– И все остальное не важно.

– Правда?

– Правда.

– Хм. – Спенсер поставил свой бокал и оттолкнулся от столешницы. – Знаешь, Эмма, когда-то мне стоило сделать лишь это… – подавшись вперед, он поцеловал ее в губы, – и мы оказывались в постели.

Сердце Эммы подскочило. Проклятье!

– О, Спенс. Я…

– Нет. – Спенсер прижал палец к губам подруги. – Все в порядке. Сейчас ты думаешь о ком-то другом. Я поступал так с тобой множество раз.

– Я не…

– Нет? – Спенсер печально улыбнулся. – Тогда скажи, чувствуешь ли ты что-нибудь, когда я делаю так…

Он снова поцеловал ее. Только на этот раз не нежно и мимолетно. И Эмма замерла, желая почувствовать ту же дрожь возбуждения, что пронизывала ее прошлой ночью в объятиях Стоуна.

Но не почувствовала ничего.

Она открыла глаза, подняла голову и тут же поймала на себе пронзительный взгляд зеленых глаз мужчины, о котором думала и который стоял сейчас по другую сторону входной двери, наблюдая за ней через стекло.

– Стоун?

– Видишь? – вздохнул Спенсер, не открывая глаз. – Ты думаешь о нем, даже когда я тебя целую.

– Нет. Я хочу сказать, Стоун здесь. – Эмма высвободилась из объятий Спенсера и открыла дверь, но Стоун уже развернулся и спускался по ступеням. – Эй!

На нем была бейсболка, спортивные штаны и разорванная футболка. Влажная ткань прилипла к телу. Он остановился и повернулся к Эмме. Повисло неловкое молчание.

– Ты занята, – произнес Стоун.

– Все не так, как ты думаешь.

– Брось. Ничего страшного. Я просто ехал назад через город, вот и решил позаимствовать у тебя несколько полосок пластыря. Возьму дома. Продолжай.

– Стоун.

Молодой человек сбежал по ступеням и исчез в темноте.

– Все прошло неплохо, – произнес Спенсер, когда шум мотора грузовика замер вдалеке.

– Черт возьми. – Эмма вздохнула. – Должно быть, он только что из похода. Ему был нужен пластырь. А это значит, что он ранен. – А еще он разгорячен и вспотел. И выглядит ужасно сексуально. – Проклятье!

– Ты уже говорила это, – заметил Спенсер, наблюдая, как Эмма схватила свою черную сумку с медикаментами. – Стало быть, я не ошибся.

– В чем?

– Ты влюбилась в этого большого грубого парня, в единственном пальце которого тестостерона больше, чем у некоторых во всем теле.

Эмма покачала головой.

– Я просто собираюсь отвезти ему пластырь, Спенс. – С этими словами Эмма вышла за дверь, сопровождаемая понимающим взглядом Спенсера.

Она нагнала Стоуна лишь на подъездной аллее туристической базы. Выпрыгнув из кабины отцовского грузовика, Эмма нашла Стоуна возле его собственного автомобиля. Он стоял, опершись спиной о дверцу и сложив руки на груди. Понять по выражению лица, что происходит у него в душе, не представлялось возможным.

Эмма осторожно оглядела его с головы до ног, и ее сердце едва не остановилось при виде окровавленной салфетки в его руках.

Она еще раз присмотрелась, а потом прищурилась, подошла к нему вплотную и сняла с его головы бейсболку.

Рана на голове кровоточила, и Эмма привстала на цыпочки, чтобы рассмотреть ее получше.

– Черт возьми, Стоун.

– Ерунда.

– Мы можем войти внутрь?

– Ерунда, – повторил молодой человек.

– Внутрь.

– Хорошо.

Он выпрямился и сунул руки в карманы. Указав плечом на тропинку, что вела вглубь, мимо главного здания, он двинулся по ней. Эмма проследовала за ним мимо двух небольших домиков и остановилась перед третьим. Стоун распахнул дверь и кивком пригласил Эмму войти.

Она поняла, что здесь он и живет. Стоун включил свет. Прихожая вела в гостиную, в которую просачивался свет от висящего на крыльце фонаря. Но даже при столь скудном освещении Эмма разглядела потолки с деревянными балками и потрясающий дубовый пол. Здесь же стоял удобный на вид диван и несколько стульев перед самым большим телевизором из тех, что Эмма когда-либо видела. В дальнем углу виднелись раздвижные стеклянные двери, ведущие прямо в ночь.

Не включая света в гостиной, Стоун плюхнулся на диван и положил ноги на журнальный столик, на котором лежали камера и пояс с инструментами.

– Я тебя не понимаю, – произнесла Эмма.

– Как и я тебя.

Эмма сняла с плеча сумку, поставила на пол, а потом присела на корточки и расстегнула «молнию».

– Не утруждайся. Я все равно не позволю тебе наложить швы.

Взглянув на него, Эмма пожалела, что он не включил свет в гостиной. Широкие плечи заслоняли горящую в прихожей лампу, и лицо Стоуна утопало в тени.

– Я просто хочу продезинфицировать рану и заклеить ее твоим любимым пластырем. Согласен?

Стоун ничего не ответил, поэтому Эмма зажгла свет сама, а потом достала из сумки марлю и антисептик. Склонившись над Стоуном, смыла запекшуюся кровь.

– Знаешь, тебе стоит подумать о том, чтобы купить несколько упаковок пластыря.

Стоун снова многозначительно промолчал. Эмма заклеила рану, а потом выпрямилась и вздохнула.

– Хорошо, послушай. Между мной и Спенсером ничего нет. Во всяком случае того, о чем ты подумал.

Стоун вскинул голову.

– Это, конечно, не имеет значения, но твоя интерпретация понятия «ничего» весьма интересна, тем более что я видел, как ты с ним развлекалась.

– Ты видел, как он меня поцеловал. Потому что хотел доказать свою точку зрения. – Стоун вскинул бровь, и Эмма последовала его примеру. – О том, что между нами больше не существует пресловутой химии. Как ты получил ранение?

Стоун пожал плечами.

– Дай догадаюсь. Ты вновь посетил «Мудиз бар энд грилл», где тебя поколотили разъяренные посетительницы?

Уголки губ Стоуна дрогнули, и он испустил вздох.

– Я помогал Ти Джею в восхождении на гору, и так уж вышло, что наш клиент оказался идиотом.

– Мне кажется, ты должен быть внимательнее к клиентам и не допускать таких, как этот, до рискованных экскурсий.

– Мы пытаемся, но они каким-то образом умудряются нас обмануть.

– Хм.

Стоун искоса посмотрел на Эмму.

– Послушай, даже тебе приходится лечить худших из людей.

– Да, но при этом я не вверяю им свою жизнь. Что случилось?

– Мы были связаны одной веревкой. Он ее отпустил и во время падения ударил меня по голове. Ему повезло, что у меня быстрая реакция. Я сумел его поймать, иначе мы оба истекли бы кровью. Или и вовсе погибли бы.

Эмма ошеломленно смотрела на Стоуна. Его привлекательная внешность и невероятное обаяние, которым он обладал в избытке, заставляли ее забыть, насколько легко его недооценить.

Она его недооценивала.

Ведь он только казался праздным прожигателем жизни, хотя на самом деле совсем таковым не являлся.

– Я правда не сплю со Спенсером, Стоун.

– Больше не спишь.

– Больше не сплю, – кивнула Эмма. – Не знаю, почему испытываю необходимость сообщить тебе это, но это правда. И уж коль скоро я так разоткровенничалась, скажу, что у меня не было секса целых девять месяцев.

– Долго.

– Когда воздержание достигло отметки «шесть месяцев», я перестала испытывать в нем необходимость.

– Как это возможно?

– Я девушка. Мы не думаем о сексе круглосуточно семь дней в неделю, как вы, парни.

– Мы не думаем о нем по двадцать четыре часа в сутки. От силы двадцать.

Эмма усмехнулась.

– Я пыталась убедить себя в том, что секс не так уж хорош, как мне казалось.

Стоун потянул Эмму за руку и усадил рядом с собой на диван.

– Со мной он будет очень хорош.

О господи!..

Стоун придвинулся ближе. Потом еще ближе.

– Скажи еще раз, зачем ты целовала Спенсера.

– Чтобы понять, проскочит ли между нами искра.

Ладони Стоуна легли на руки Эммы, и он медленно и решительно потянул ее к себе.

Он смотрел на ее губы из-под отяжелевших век, и пробежавшая по спине Эммы дрожь предвкушения поселилась в самых чувствительных уголках ее тела, которых оказалось больше, чем она помнила.

Гораздо больше.

Эмма чувствовала прикосновение груди Стоуна к своей, чувствовала силу, с которой он удерживал ее подле себя. Он по-прежнему смотрел на ее рот, а потом закусил нижнюю губу, как если бы ему стоило немалых усилий держать себя в руках.

– А между нами проскочила искра? – Его голос обволакивал подобно шелковой ткани.

Искр оказалось слишком много, и Эмме показалось, что, если вспыхнет еще одна, они со Стоуном превратятся в факел.