Новый год он встретил в одиночестве.

Поначалу Митя не знал, что и выбрать: вновь Измайловский парк, встретить Новый год дома или запереться в Джонином планетарии. Он выбрал планетарий. Чем-то всё же притягивал этот искусственный небосвод. К тому же там прекрасная мобильная связь, главный сервер «Виртуального клона» и высокоскоростной Интернет. Идеальное место для удалённой связи с небытием.

Не говоря уже о душевном состоянии. Если и чинить где карму, то здесь, решил Митя и уже к вечеру припарковал свой BMW в Мясницком переулке. Поднявшись в дом, он включил компьютер, приглушил звёзды, как он и любил, и отправил себе короткое сообщение. Вот что он писал: «Здравствуйте, Митя. Митя Захаров, приёмщик брака. Сейчас вы приготовите незамысловатый ужин, примете душ и поставите на граммофоне свои любимые мазурки. Вскоре Шопен вам надоест, вы добавите яркости небосводу и откроете окно, чтобы впустить немного воздуха в довольно заурядную жизнь торговца любовью. Затем вы сосредоточитесь и проведёте остаток ночи в раздумьях о будущем».

Так и вышло. Он не придумал на ночь ничего нового, да и будущее не сулило никаких перемен. SMS пришло лишь к утру. Он с любопытством прочёл его, сохранил в «Моих папках», придвинулся к компьютеру и взялся за дело. Прежде всего Митя подсчитал количество изготовленных им клонов. Их оказалось около ста тысяч. Довольно внушительный результат, но не вполне соотносимый. Только теперь он пожалел, что добровольно отказался от «обратной связи», выключив на их сайте и форум, и книгу отзывов.

Впрочем, не страшно. Вскоре он составил специальное приложение для сайта и худо-бедно отладил его. Программа была несложной. Она автоматически рассылала покупателям «Клона» анкеты, собирала их и выполняла статистическую обработку. В ходе анкетирования предлагалось оценить качество продукта по трём позициям: «доволен», «ожидал большего» и «недоволен». На следующий день начали поступать ответы, а к концу рождественских каникул Митя получил общее представление о своей работе.

В целом, последние четыре года он прожил не зря. Примерно 70 процентов потерявших любовь были вполне довольны. Не то чтобы они вернули её, но всё же. 18 процентов рассчитывали на большее. Остальные двенадцать испытали разочарование. Они так и не нашли, что искали. Вероятно, и не найдут. Митя и сам был приличным скептиком. В любом случае – и он считал это главным достижением – все эти люди пережили радость надежды. Некоторые из них – последней надежды. По крайней мере, перед смертью им будет что вспомнить. Как он и ожидал, ответили не все. Часть из них не захотели, кто-то уехал в немецкие Альпы, подобно Нефёдовой, а кто-то и вовсе умер.

К слову сказать, в каникулы Митя не скучал. Чем только не займёшься от безделья – он вдруг вернулся к своим старым артефактам. Как мы помним, это были самые первые наброски его проекта. Коллекция постепенно пополнялась, хотя реальных предметов собралось и немного. Тем интересней опыт. Главным предметом Митя считал образцы ДНК и фотографии Луизы Берковиц-Мануиловой из Пресвитерианского госпиталя в Нью-Йорке. В остальном он намеревался ограничиться описаниями. Все описания были учтены в Митиной базе данных и для каждого артефакта составлен сопроводительный документ («Форма № 1») отдела гарантийного обслуживания.

По сути, он имел дело с образами потерянной любви по воспоминаниям Джони Фарагута – писателя-изгоя, бежавшего из страны и находившегося в международном розыске за экстремизм. Теперь же Мите предстояло воспроизвести эти образы в терминах «Виртуального клона». Захаров всерьёз решил разобраться с неодушевлёнными предметами. Задача не из простых. Он уже пытался как-то воспроизвести Иисуса Христа по репродукции Тициана – ничего не вышло. Впрочем, и разница очевидна: там был выдуманный образ, а здесь – совершенно реальные предметы, доподлинно существовавшие на земле.

В этом месте Митя задумался: а на что он, собственно, рассчитывает? Да ни на что. Ещё один творческий опыт. В качестве исходных данных использовались описания потерь, причём относящихся к разным людям: ДНК и фотография Луизы, прутик от гондолы, в которой разбилась Ира Свириденко, и пуговица от Викиной блузки.

После нескольких безуспешных попыток Митя отложил опыт, но уже через день вернулся к нему, добавив к имеющимся данным несколько Джониных картин и пару его поздних стихотворений. Живопись и стихи были проникнуты тоской и в то же время необыкновенной жизненной силой, как будто человек уже умер, а в глазах его так и искрится безумный блеск. Соответственно, и результат не замедлил сказаться и был под стать эмоциональному озарению.

Объёмный экран давал глубочайшую пространственную перспективу. В определённый момент мир словно оживал, а затем вновь приобретал тихую геометрическую строгость. Интервалы хаотического движения и строгости попеременно сменялись, то ускоряясь, то замедляясь, создавая таким образом ощущение дисгармонии. Всякий раз движению предшествовал яркий встречный свет, а вы словно разгонялись, не в силах притормозить перед опасностью. Постепенно проявлялись запахи и звуки. Слышались раскаты грома, начинался дождь, экран наполнялся игрой красок. Светило солнце. Над землею летели чёрные тучи, а по обе стороны дороги мелькал лес.

Осенний лес. Впервые увидев его, Митя пережил острейшую ностальгию по Лосиному Острову, где в своё время он безуспешно лечился от невроза. Дурдом не многим отличался от теперешней обыденности, и всё же отличался. В ту пору он и знать не ведал, как чуден вид из его окна. Только теперь до него дошла вся прелесть осени.

Инсталляция между тем доподлинно воспроизводила эту ностальгию. Внезапно включился запах осенних листьев. Казалось, сам Господь Бог поприбивал их к бордюру, а теперь, оглядевшись, занимался сучьями. Он собирал их, обнюхивал и складывал в свой гербарий, аккуратно подписывая каждый артефакт. Примерно с третей минуты на землю посыпались Викины пуговицы – сначала медленно, затем ускоряясь, а в конце сюжета и вовсе стучали об асфальт, с виртуозностью копируя Третий концерт Рахманинова для фортепиано.

Захаров припомнил «Блеск» режиссёра Скотта Хикса (Shine, Scott Hicks), трагическую судьбу пианиста Дэвида Хельфготта (David Helfgott) и ощутил странную свою участь: он был музыкантом, но, как и Дэвид, не сочинил ни одной своей пьесы. До сих пор он играл чужие концерты, и эти концерты пьянили его. При этом Митя не испытывал ни малейшего унижения. Он сам выбирал себе музыку, а выбрать и в самом деле было из чего.

Трудности возникали лишь с ДНК. Луиза Берковиц-Мануилова не давалась. Она то появлялась, то вновь исчезала, так и не приняв конкретный образ. Может, и нет никакого конкретного образа? – утешал он себя, хотя и понимал, что всё дело в программе. Его программа не справлялась. Иными словами, программа была несовершенной. Такой же несовершенной, как и само искусство. Для генерации точного образа Мите требовались более мощные средства обработки генотипа. Реши он эту задачу – можно было бы вывести «Виртуального клона» на новый и гораздо более эффективный уровень.

К концу января Митя завершил свою инсталляцию, добавив ей красок, объёма и динамики. Применив, специальное оборудование, он существенно расширил гамму запахов, разнообразил звуковой фон и наладил осязание. Теперь можно было потрогать и сучья, и пуговицы, и осеннюю листву. Гербарий Господа Бога предстал во всей красе. Помимо прочего Митя не отказал себе и в удовольствии – уже в последний момент он ввёл в программу гвозди и молоток. Так что при желании любой мог потрогать и их.

Что дал ему опыт? Вряд ли можно всерьёз говорить о каких-либо важных результатах. Митя и сам не смог бы в точности определить целесообразность опытов с неодушевлёнными предметами. Применение ДНК – другое дело, но и здесь он видел лишь далёкую перспективу. По крайней мере, Митя скоротал Рождество да и вообще неплохо повеселился.

Тем не менее подобные исследования нравились ему. «И работа, и развлечение», – рассуждал он. Из головы не выходило виртуальное клонирование генотипа. Какую-то часть усилий необходимо будет сосредоточить и здесь. Ясно, что реальное клонирование человека – чрезвычайно сложный процесс. Он сложен и с технической точки зрения, и с нравственной. Противников человеческого клона становилось всё больше. С другой стороны, не уменьшалось и горя. Потерянная любовь росла в цене. «Никаких распродаж!» – то и дело настаивала Нефёдова, стоило лишь заговорить о благотворительности. Рынок есть рынок, и Митя понимал её. Так что виртуальное клонирование по ДНК имело вполне радужную перспективу. Это и был, если хотите, компромисс между практичностью и предметом современного искусства.

Как тут не вспомнить Джонину ремарку к своей последней любви. Он будто заглядывает в будущее, но, не найдя там, за что зацепиться, вновь возвращает себя назад. Здесь он хотя бы попьёт кофе (практичность) за изучением гербария Иисуса Христа (предмет современного искусства). «О том, что будет, всё известно, – пишет он. —