… … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … голова Сальвадора Дали:
Источник земного бессмертия следует искать в нечистотах, экскрементах и нигде более… А пока высшая миссия человека на земле заключается в одухотворении всего сущего, его экскременты особенно необходимы. Поэтому мне страшно не нравятся все шутки по поводу человеческих отправлений и прочие фривольности на эту тему…
… … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … …
Зиновий Давыдов
Его разбудила болтовня дурочки. Это невозможно, до работы еще часа два, и можно было бы вдоволь поспать, но как это сделать, если на кухне громко трещат электрические голоса…
Д-С: Мой собрался в Самару на встречу с осиротевшим Мишей Павловым. Бут скоропостижно скончался, и теперь у нас будет новый президент.
Д-Д: Думаю – Тимур Мосолапов.
Д-С: Или доктор Некрозов. Всех паралитиков и сектантов с собой в Москву заберут.
Д-Д: Мир еще не видел такого КВН…
Д-С: Театр уж полон… Наш молодой мэр пишет в твиттере: обалденно сыграл! Играют все! Возьми Галошина. Великий актер! Город кипит клубной жизнью, каждый находит себе роль по вкусу.
Д-Д: Прежние были не хуже. Здоровые люди правили, туристы-эквилибристы. Ни хламидиоза, ни педикулеза! Ходили в кругосветку, катались с высоких гор, лазали в бездонные пещеры, жарили шашлыки на берегах Усы: не расстанусь с комсомолом, буду вечно молодым!
Д-С: Федя Бабарыкин, как всегда, опоздал.
Д-Д: Федя Бабарыкин сидит в заточении.
Д-С: А ты знаешь, дорогая, что эта мымра – официантка из «Флинта» — продала Федю с потрохами. Вызвала роту мужиков в камуфляже и сдала с рук на руки специалисту по бесследным пропажам. Он его накачал целлюлозой так, что Бабарыкин памяти лишился. Говорят, собираются его выпотрошить и чучело сделать. В общем, эта Элита…
Д-Д: Да какая элита. Бывшая проститутка-валютчица из гостиницы «Жигули» Люся Апперкот. Известная сексотка…
Д-С: Что творится! Что за времена! Что за люди!
Д-Д: Страну потащили к Великому Хламу!
Д-С: Кто потащил? Склеротики-паралитики?
Д-Д: Фармацевты наши, русские парацельсы…
Д-С: Да, как раз свеженький электорат подрастает. Дэцэпэшники, гидроцефалы и всякие прочие аутисты, ниспосланные внеземной расой генетически-модифицированных гоминид. Надо моего сориентировать, пусть мозгами концептульно раскинет. Только ты пока никому…
Д-Д: Заметано.
Д-С: Это будет широко разлившийся плач. О внутренней деколонизации, любви к отечественным осинам и мордовским лагерям, о торжестве свободного духа и спасении гималайского медведя…
Д-Д: Есть потенциальный заказчик, фармацевт-членитель Лапшин. Бизнес у него почти легальный, утилизация и переработка бывших в употреблении органов.
Д-С: Да знаю, знаю. Кто ж не знает Лапшина…
Давыдов слушает этот бредовый диалог, и на него наваливается тупая безысходность. Нет сил даже гаркнуть как следует. О чем они брешут? Какие-то мутные потоки информации носятся в недоступных для него сферах. Кто эти люди, о которых они говорят? Понимает ли он их? Понимает ли он себя? Может быть, реальны только эти перечипованные дурочки, а он лишь футляр для них? Фон? Отражение в иллюминаторе…
Миша Павлов
Миша любит вот такие, до предела заполненные событиями дни. Еще утром в качестве и.о. президента он прощался с участниками саммита, а в конце дня уже стоит на высокой трибуне посреди стадиона, построенного в Самаре к чемпионату мира по футболу. Мундиаль. По правую руку от него – Фридрих Рюриков, по левую – очень толстый человек в инвалидной коляске, с густой бородой и золотым перстнем на пальце – будущий самарский губернатор. Так говорят. Во всяком случае, при действующем губернаторе самое влиятельное лицо. Регент. Тимур Мосолапов. Его штиблеты, изготовленные из кожи шимпанзе-бонобо, подбиты золотыми гвоздиками и покрыты алмазной крошкой. Где-то за его спиной прячется действующий губернатор, сильно старенький.
Михаил Павлов и Фридрих Рюриков прилетели сюда, чтобы напитаться народной энергетикой пред свершением исторического акта возмездия. Это наше Бородино, говорит Миша, наша Цусима. Стадион настораживается. Никто не понимает, что он имеет в виду. Запретить бы такие слова, с тоской думает Рюриков.
Миша переходит к более прозаическим вещам. Самара не понаслышке знает, что такое бедность и ветхое жилье, говорит он, и вот что характерно: лишь десятая часть обитателей нашей необъятной отчизны посещают музеи, музыкальные и художественные заведения. Так?
– Та-а-а-ак! – ревет стадион.
Миша ощущает вдохновение, перестает контролировать себя – эти настоящие человеки, кричит он, заслуживают того, чтобы мы заставили все эти музейные комплексы им служить. Пустующие комплексы – это безумно вместительные площади, неэффективно используемые! На их содержание уходят сумасшедшие деньги! А что они дают? Что они дают каждому из вас? Ничего. Каждый человек, каждый нуждающийся имеет право на достойное жилье! Не только профессога, композитогы, ваятели, кгиэйторы, мать их, всякие. Так?
– Та-а-а-ак! – ревет стадион.
Павлов смотрит на ревущий стадион и в очередной раз уверяется в собственной правоте и прозорливости. Фридрих предложил ему огласить программу капсульной застройки, реальной, между прочим: собрался на работу – отцепил капсулу от сетей, свернул и унес с собой. Никаких хлопот. Быстро. Дешево. Качественно. Дядюшка Арчибальд отдыхает! Но как-то не впечатляет. Во всяком случае, на этих людей не подействовало бы. А вот моя Революция лачуг просто всех ошеломила!
Он окончательно преодолевает волнение, долго расписывает прелести своего проекта. Перед ним голодная Безымянка, и надо быть проще. Он ссылается на исторические традиции, приводит в пример Солженицына. И вот он, их кандидат в президенты, намерен положить конец этой порочной традиции. Вместо порочной он говорит плохой, и после этого снова выкрикивает: так?
– Та-а-а-ак! – ревет стадион.
– Вот мною подготовлен указ. Он так и называется: Дворцы – народу! Подписываю? Так?
– Та-а-а-ак! – ревет стадион.
– Та-а-а-ак! – орет вместе со всеми Федя, – давай, папка! – Но тут же спохватывается и чешет свою давно немытую голову. Что-то не совсем так. Ему не нравится то, что делает Павлов. Он не успевает обдумать мысль, вызвавшую сомнения, он просто чувствует, что на самом деле Павлову наплевать на интересы этих девяноста процентов. У него совсем другие цели. Он наклоняется к экрану, кладет руку на лицо исполняющего обязанности обер-президента Михаила Павлова и что-то бубнит, не до конца понимая, чего он хочет.
Павлов спускается с трибуны, видит перед собой на поле стадиона толпу каких-то существ, передвигающихся на колесах. Они темные, страшные, непонятные. Они все разом трогают с места и начинают двигаться к нему. Впереди огромный желтый жук, толкающий перед собой шар, скатанный из навоза. Жук приближается, он уже совсем близко. Никого из своих рядом нет. Ау! Миша останавливается, секунду стоит, словно вспоминая что-то важное, затем решительно возвращается вверх по деревянным ступенькам – назад, на трибуну.
– А вообще, – он поднимает руку, требуя внимания, – возвращайтесь в свои фавелы и сидите там тихо, пока я вас бульдозегами не гаскатал! Так?
– Та-а-а-ак! – ревет радостно стадион. А Мосолапов открывает глаза, хватает микрофон и начинает петь: юность знает пути и дороги… И снова задремывает.
Павлову неприятны все эти лица. Он не верит здесь никому. Ему кажется, какой-то злой умысел таится в этой толпе. Ему кажется, они его не любят и лишь делают восторженный вид, прикидываются. В этой массе он чувствует чужое. Они только и мечтают выйти из состава… В голове его тревожными гудками выскакивает: сепаратисты, а потом – тарелки!
Помощник протягивает дурочку – звонит Гучков. Миша, пора! – говорит Старик. Да-да-да, отвечает Павлов, не совсем понимая, что имеет в виду Старик, но поскольку думает в данный момент о пещере, то полагает, Гучков ведет речь о переходе к основной части эксперимента. Значит, того замурованного жлоба из пещеры пора выкидывать и самому занимать рабочее место. Но такая перспектива кажется ему неинтересной, неактуальной, не первоочередной, есть вещи поважнее! Тарелки! Это самое горячая тема сегодня! Завтра он едет на ЦСКБ, а потом на аэродром, он уже распорядился. Тарелки – это реально! А что такое пещера?! Вряд ли сам Старик до конца понимает.
Павлов ищет глазами Фридриха, собираясь пустить его перед собой вниз по ступенькам, снова видит толстяка в инвалидной коляске. Эти штиблеты. Массивный золотой перстень на пальце. Как-то все несолидно. По словам губернатора, этот толстяк имеет тут колоссальное влияние на людей, и Миша посчитал нужным сказать толстяку пару приветливых слов перед митингом, после чего толстяк буквально вцепился ему в рукав, выкладывая информацию чрезвычайной важности: над Жигулями участились полеты НЛО, заявил он, есть точные факты, документы, подлинные фото и видео, он готов хоть сейчас показать. Павлову это не понравилось, это его напрягло, вся эта болтовня о пришельцах его раздражала, но все-таки было в этом что-то реальное, и это как раз больше всего вызывало беспокойство. Он нахмурился, собираясь отделаться от толстяка предельно холодной фразой, но тут его буквально прошибло: какие к черту пришельцы! Он улыбнулся, но ничего не сказал толстяку – это ведь наши собственные тарелки… над родными просторами… Сразу отпустило, он добродушно похлопал толстяка по плечу и пообещал найти время для более плотного общения.
И тут новая неожиданность – это что еще за иллюзион? – за трибунами стадиона, вровень с осветительными вышками стоит нелепо разряженная огромная тетка и со страшной улыбкой на лице смотрит на него – Мишу Павлова. Челюсть у него непроизвольно отваливается. Он ищет глазами губернатора, собираясь выразить недовольство дикими фокусами, видит только дремлющего в коляске Тимура Мосолапова, и тут ему под ноги сверху падает темный, тяжелый предмет; он шарахается в сторону, уступая дорогу метнувшемуся к страшному предмету охраннику. В суете и бестолковщине проходят еще несколько секунд, затем он видит в руках охранника ботинок, рваный ботинок от фабрики «Скороход».
Проклятые сепаратисты! Появляется губернатор, старый, седой и совершенно беспомощный, становится рядом с Павловым и задирает голову вверх. Павлов, все еще не закрывая рта, тоже поднимает голову – над ними плотной гирляндой летят пузыри, но это не резиновые шарики, разноцветные, надувные, как это обычно бывает, а большие прозрачные мыльные пузыри; их становится все больше и больше, они закрывают небо, переливаясь всеми цветами радуги в лучах прожекторов (и хотя еще совсем не темно, лучи бьют как раз в то место, где на помосте в окружении охранников, чиновников и прочих важных людей стоит Павлов).
В этот момент как-то вызывающе нехорошо дергается в своей коляске Тимур Мосолапов. Он страшно недоволен, а причина проста – среди людей пока еще почти здоровых Тимура прозвали Мыльным пузырем, и ему это известно. Он размахивает руками и кричит в микрофон, обращаясь, вероятно, к верным самокатчикам: бей провокаторов! Он встает из коляски, выпрямляется в полный рост, и хотя ему трудно держать свой большой живот и все грузное тело, он не перестает кричать, показывая рукой на трибуны, набитые народом. Волосы на его голове светятся. Может быть, в лучах прожекторов, а может – из-за радиации, полученной Тимуром в Чернобыле. Сектанты! Срань господня! Мужики в камуфляже, а за ними люди с ограниченными физическими возможностями, сидящие в колясках на поле стадиона, срываются с места и бросаются туда, наверх, в направлении, указанном Мосолаповым. Они продвигаются стремительно, плотной группой, прорывают цепь полицейских, сминают ОМОН, летят вверх по ступенькам; колясочники, перепрыгивая через ступеньки, не отстают от мужиков в камуфляже и, действуя дубинками, электрошокерами, цепями, избивают всех, кто оказывается на их пути.
Павлов все это время так и стоит с открытым ртом, и хотя страшную тетку он уже не видит, боится сделать малейшее движение, и лишь мысль о несуразности всего происходящего крутится в его голове; он думает о том, что будущие историки напишут об этом дне? Он взбунтовался против собственного народа?!
Побоище еще продолжается, а его уже тащат вниз, в сопровождении охраны он бежит по полю стадиона, ныряет в какие-то узкие двери, стремительно перебегает темными переходами, видит наконец перед собой освещенную площадку, и вот он уже залезает в вертолет и отрывается от земли.
Федя встает и отправляется в кладовку за съестными припасами…
А по улицам Самары еще долго в этот вечер под звуки трещоток, пиликанье, улюлюканье носятся дикие орды самокатчиков, избивая всех, кто попадается под руку. До утра в городе творится невиданное. Какие-то подонки громят региональный штаб НСР.
Утром начинается массовая эвакуация. В первую очередь город покидают силовые структуры, ФСБ вывозит архив на вертолетах, ГУВД загружает сухогрузы обитателями тюрем. В строящемся метро начинается наводнение, ночная смена метростроевцев вылезает на поверхность, их, грязных, страшных, принимают за инопланетян и начинают забрасывать кусками асфальта и даже расстреливать из пневматических винтовок. В больницу имени Семашко доставляют несколько малолетних целлюлозников с проломленными черепами. Фиксируют убийства нескольких блудяшек и парочки пидарков. Всеобщей паранойей заражаются бродячие собаки – на экране хорошо видно, как нескончаемая стая покидает город по Московскому шоссе, держа курс куда-то в сторону Курумоча.
Происходят разительные перемены и во внешнем облике города. С площадей исчезают самые примечательные монументы. Пропадает Паниковский с гусем и Василий Иванович Чапаев с татарином, башкиром и Анкой в косынке. Говорят, эта скульптурная группа вдохновила в свое время писателя Пелевина на создание знаменитого буддийского трактата «Чапаев и Пустота». Так вот пустота осталась, а Чапаев исчез.
К началу следующего дня паника идет на убыль. В Самару вводят дополнительный контингент ВДВ и налаживают круглосуточное патрулирование. В районе Белого дома кое-кто видит большую уродливую бабу с неимоверно громадной задницей. Эта задница играет роковую роль в истории города. Спасаясь от десантников, большая баба трижды оседает на свою неимоверно громадную задницу. Это якобы и явилось причиной исчезновения Василия Ивановича Чапаева с татарином, башкиром и Анкой в косынке, а кроме того – действующего губернатора, старого и безобидного. Как бы там ни было, вышеперечисленные персоны так никогда больше не появляются в Самаре.
На этом, вроде бы, поток неприятностей иссякает. Начинается поголовная проверка дурочек 13+. Всем, не обладающим аутентичными аппаратами, выдаются ордера на выселение. Но тут в районе Хлебной площади обнаруживают дохлую крысу невероятных размеров и совершенно необычного вида – крыса голая, розовая, совсем без шерсти, ни единой волосинки, кожа как у человека. Не могла же она сама себя так тщательно обрить? А если и сама, тогда могла бы и прикрыть чем-то свою наготу! Цветные фотографии крысы тут же публикуют газеты, ее показывают по телевидению, о крысе спорят на форумах в Интернете. На следующий день голая крыса попадает на страницы столичных изданий. Звучит общий вывод: в Самаре высадились пришельцы!..