Спустя несколько часов после того, как стало известно о смерти Арры, я вернулся в пещеру, чтобы привести в порядок свои мысли. Вампиры ушли. Тела унесли отвратительные Хранители крови. Даже растоптанных пауков куда-то убрали. Осталась только кровь — огромные лужи. Она просачивалась в трещины пола, высыхала на стенах, капала с потолка.

Я потер щеки, покрытые пылью, высохшей кровью и слезами, посмотрел на багровые пятна на полу и стенах и вспомнил битву и сколько вампирцев я убил. С потолка капала кровь: кап, кап. Я вновь услышал крики сражавшихся, стоны умирающих, вновь увидел, как Себа уводит ослепшего Вейниса; горящие ненавистью глаза вампиров, опьяневших от битвы; выражение, застывшее на лице Глальды, убитого мной; Арру и как она мне подмигнула.

— Можно к тебе присоединиться? — раздался чей-то голос.

Подняв голову, я увидел, что ко мне, прихрамывая из-за полученной в битве раны, подходит престарелый интендант Горы вампиров Себа Нил.

— Чувствуйте себя как дома, — глухо сказал я, и он присел рядом.

Несколько минут мы молча оглядывали багровую от крови пещеру. Наконец я спросил Себу, знает ли он о том, что Арра умерла.

— Да, — тихо ответил он и положил мне руку на колено. — Не надо так переживать, Даррен. Она умерла славной смертью, как того и хотела.

— Она умерла глупо! — резко возразил я.

— Не говори так, — мягко упрекнул меня Себа.

— Почему? — спросил я. — Ведь это правда! Это была глупая битва, в которой участвовали глупые создания.

— Арра так не думала, — заметил Себа. — Она, как и многие другие, отдала свою жизнь за то, чтобы мы победили в этой «глупой битве».

— Именно поэтому это глупая битва, — простонал я. — Можно было сделать так, чтобы вампирцы добровольно убрались отсюда. Не стоило устраивать бойню.

— Если я не ошибаюсь, — сказал Себа, — именно ты придумал план с пауками и помог нам перейти в наступление.

— Спасибо, что напомнил, — с горечью отозвался я и снова замолчал.

— Не надо принимать все так близко к сердцу, — повторил Себа. — Мы привыкли к схваткам. Так мы зарабатываем себе славу и почет. Кому-нибудь со стороны может показаться, что мы просто варвары, но на самом деле мы хотим одного: справедливости. Вампирцы готовились напасть на нас. Либо они убили бы нас, либо мы их. И тебе это известно не хуже других — ты ведь видел, как они прикончили Гэвнера Перла.

— Да, знаю, — вздохнул я. — И не говорю, что они этого не заслужили. Но зачем они устроили здесь засаду? Зачем пришли сюда?

Себа пожал плечами:

— Наверняка ответы на эти вопросы появятся после того, как допросят пленных.

— Ты хотел сказать: после пытки пленных, — фыркнул я.

— Называй это как хочешь, — сурово отозвался он.

— Ладно, — сказал я. — Под пытками они, может быть, и скажут, что напали на нас для того, чтобы стереть наш клан с лица земли и завладеть Горой. И тогда все будет в порядке. Мы будем безумно гордиться тем, что выиграли битву, и радостно похлопывать друг друга по спине. Но что, если они не поэтому хотели напасть на нас? Что, если у них была какая-то другая причина?

— Например? — спросил Себа.

— Понятия не имею. Я не знаю, о чем думают вампирцы и почему они поступают так, а не иначе. Но все дело в том, что и ты, и другие вампиры тоже не знают. Ведь все ужасно удивились, узнав о вампирцах, скрывающихся в Горе, разве не так?

— Да, мы этого не ожидали, — согласился Себа. — Вампирцы еще никогда не нападали на нас так открыто. Даже отколовшись от нас, они думали только о том, как бы устроить собственную жизнь, а не отравить нашу.

— Тогда почему они пришли сюда? — снова спросил я. — Ты знаешь ответ?

— Нет, — сказал Себа.

— Вот видишь! — воскликнул я. — Не знаешь, сам я тоже не знаю, и даже Князья не знают. — Я сел на колени и встретился с ним взглядом. — А тебе не кажется, что надо было спросить у них? Мы набросились и уничтожили их, и за все время битвы ни один из нас не остановился и не подумал о том, почему они здесь. Мы вели себя как дикие звери.

— У нас не было времени спрашивать, — возразил Себа, но я заметил, что от моих слов ему стало не по себе.

— Да, тогда не было, — согласился я. — Но сейчас-то есть. А полгода назад? А год? А десять лет? Курда был единственным, кто общался с вампирцами и пытался их понять. Почему ему никто не помог? Почему никто не предпринял попыток подружиться с ними и предотвратить эту бойню?

— Ты поешь похвалы Курде Смульту? — зло спросил Себа.

— Нет. Курда предал нас. Тому, что он сделал, нет оправдания. Я хочу сказать лишь, что, если бы мы все попытались узнать получше вампирцев, ему не надо было бы нас предавать. Может, мы сами толкнули его на это.

— Ты меня удивляешь, Даррен, — сказал Себа. — Наверное, ты скорее человек, чем вампир. Со временем ты научишься смотреть на мир так же, как мы, и…

— Нет! — воскликнул я, вскакивая на ноги. — Я не хочу смотреть на мир так же, как вы. Вы смотрите неправильно. Я восхищаюсь силой, доблестью и благородством вампиров и тоже хочу стать одним из них. Но я не хочу того, чтобы глупость застила мне глаза, не хочу забывать о разуме, не хочу руководствоваться порывом, а не рассудком, не хочу участвовать в таких кровавых бойнях, как эта, только потому, что мои вожди из-за своей глупой спеси не желают сесть за один стол с вампирцами и наплевать на наши различия.

— А может, нельзя наплевать на наши различия, — заметил Себа.

— Но можно было попытаться. Князья должны были постараться это сделать.

Себа устало покачал головой:

— Может, ты и прав. Я стар и цепляюсь за прошлое. Я помню те времена, когда у вампиров не было выбора, когда действовало негласное правило: либо ты убьешь — либо тебя убьют; борись — или сдавайся. С моей точки зрения, сегодняшняя битва была кровавой и жестокой, но она ничем не отличается от многих других, в которых я принимал участие за долгие века. Однако, говоря так, я признаю, что мир изменился. Может, и нам пора измениться. — Он улыбнулся. — Но кто выведет нас из мрака прошлого? Курда был нашей единственной надеждой. Возможно, ему бы удалось поменять наши взгляды и образ жизни. А теперь, когда он опозорил себя, кто осмелится выступить за новый мир и новые порядки?

— Не знаю, — сказал я. — Но кто-то должен. Если этого не будет, то мы снова и снова будем повторять сегодняшнюю ошибку, пока вампиры не уничтожат всех вампирцев, и наоборот.

— Да, грустно все это, — вздохнул Себа, встал и принялся растирать левое бедро. — Однако я пришел сюда не для того, чтобы поговорить о нашем будущем. Нам с тобой нужно кое-что решить, причем как можно быстрее.

— Что именно? — удивленно спросил я.

Он указал на пол, и я заметил, что позади нас пристроились мадам Окта и паук со светло-серыми пятнами на спинке.

— В битве погибло много наших восьминогих друзей, — сказал Себа. — Эти вот одни из тех, кто остался жив. Они могли бы убежать вместе с остальными, но решили остаться как будто в ожидании дальнейших приказов.

— Думаешь, этот парень влюбился в нее? — спросил я, тут же откинув в сторону свои мрачные мысли, и показал на паука с серыми пятнами.

— Судя по всему, да, — улыбнулся Себа. — Не уверен, что пауки способны на любовь. Но он не отходил от нее ни на шаг во время битвы и не убежал со своими, когда она решила остаться. Кажется, они собрались создать пару.

Я тоже улыбнулся, представив себе, как мадам Окта идет по проходу в подвенечном платье, а мистер Джутинг ожидает у алтаря, чтобы отдать ее жениху.

— Думаешь, надо устроить их в одной клетке? — спросил я.

— Вообще-то я думал, что лучше выпустить ее на свободу, чтобы она могла вместе с ним устроить себе уютное гнездышко. Я против того, чтобы без необходимости держать пауков, птиц или животных в клетках.

— Хочешь, чтобы я ее отпустил? — Я покусал нижнюю губу и задумался. — А вдруг она кого-нибудь ужалит?

— Вряд ли, — сказал Себа. — В этой Горе столько туннелей. Не думаю, что она решит устроиться там, где часто ходят вампиры.

— А как же потомство? Она ведь может наплодить целую армию ядовитых пауков.

— Сомневаюсь, — улыбнулся Себа. — Даже если ей удастся завести детишек от пауков Ба-Халена, скорее всего, они будут не более ядовитыми, чем их папаши.

Я еще немного подумал. Себа уже один раз предлагал мне отпустить мадам Окту, но я не согласился. Однако теперь, после всего случившегося, мне показалось, что ее пора отпустить на свободу.

— Хорошо, — сказал я. — Ты меня убедил.

— Ты не хочешь посоветоваться с Лартеном? — спросил Себа.

— Думаю, его сейчас волнует совсем другое, — ответил я, вспомнив про Арру.

— Что ж, отлично, — согласился Себа. — Ты сам сообщишь мадам Окте радостные новости, или мне это сделать?

— Я сам, — сказал я. — Погоди, сейчас найду флейту.

Подобрав флейту там, где бросил, я быстро вернулся, сунул ее в рот, дунул и послал свою мысль мадам Окте: «Ты свободна. Иди куда хочешь».

Паучиха немного помедлила, а потом засеменила прочь. Паук с серыми пятнами последовал за ней. Мы с Себой смотрели им вслед, пока они не исчезли из виду, скользнув в щель в стене. Я связался с мистером Джутингом из-за мадам Окты. Она решила мою судьбу. И хотя я уже давно не испытывал особой любви к паучихе — с тех пор, как она ужалила моего лучшего друга Стива Леопарда, — все же теперь, когда она ушла из моей жизни навсегда, мне стало одиноко, как будто я потерял хорошего товарища.

Отбросив в сторону мысли о паучихе, я положил флейту на пол — она мне больше никогда не понадобится — и сказал Себе, что хотел бы вернуться в Залы. Не проронив ни слова, как пара призраков, мы встали и вышли из пещеры, оставив за спиной поле битвы с лужами крови, которая уже начала высыхать.