Два года спустя…

— Ты забыл молоко.

— Ты забыла нижнее белье.

Нахмурившись, я стянула вниз свои черные чулки.

— На мне есть белье.

— Вот именно. — Джейми опрокинул меня на кровать одним легким движением.

Я рухнула на тонкий матрас. Он последовал за мной, падая на меня сверху, покрывая мое лицо и шею влажными жаркими поцелуями. Беззвучный смешок вырвался из моего рта, когда его пальцы оттянули мои чулки.

— Я куплю молоко, когда буду возвращаться со смены, — Джейми зарычал в мою грудную клетку.

Моя рубашка уже отброшена в сторону, и он всосал мой сосок так сильно, что голова трещала от удовольствия. Я вздохнула и зарылась пальцами в его взъерошенные светлые волосы. Он взял смены в местном «Старбакс» после учебы. Его родители лишили его денег, после того как мы съехались. Вот незадача. С моей работой в балетной академии, его учебой и работой в «Старбакс», и со всем остальным, что навалилось на нас, у нас было слишком мало времени, чтобы нас волновало то, что говорят другие люди.

— Можешь, еще захватить каких-нибудь фруктов? У нас кончились бананы.

— Есть один банан, который ты можешь съесть, когда тебе будет угодно, и он здесь прямо сейчас. — Он взял меня за руку, направляя ее к своему члену.

Я закатила глаза. Да, он типичный двадцатилетний парень. Сейчас мне двадцать восемь, и думаю, что вы могли бы решить, что я одержима замужеством и детьми. Но это не так. Все, о чем я думаю — это он. Как все так замечательно сложилось. Это наш прекрасный беспорядок, и нам бы не хотелось ничего менять.

— Я могу перекусить позже, — дразню я.

Он морщится.

— Хорошо, я принесу тебе твои дурацкие фрукты, женщина.

Его язык опускается вниз с моего живота к моей теперь уже голой киске, и он замирает, его нос описывает круги вокруг моего клитора.

— О, думаю, у тебя здесь кое-что есть. Какая-то царапина, пятнышко или что-то типа того. — Его рука зарылась между моих ног, и когда он поднял ее обратно, в ней находилась маленькая бархатная черная коробочка.

Я перестаю дышать.

Он облизывает губы, одаривая меня ленивой улыбкой.

— Наверное, я должен предупредить тебя, что это не обручальное кольцо. Я жду, когда мне исполнится двадцать один, когда я смогу заполучить трастовый фонд своих дедушки и бабушки. Я стану богаче и уволюсь из «Старбакс». Ты заслуживаешь чего-то особенного. Но вместе с тем, здесь кое-что, что заставит тебя вспомнить твою интрижку в старшей школе два года назад.

Трясущимися пальцами я открываю бархатную коробочку, и внутри лежит цепочка. С кулоном. Золотой якорь. Этот якорь так много значит.

Сгоревшая яхта, которая разлучила нас.

Цепочка, которая помирила нас.

Недостающая часть, которую я оставила позади.

Мой взгляд скользит верх, окутывая его безмерной любовью. Я так сильно влюблена. Полностью сошла с ума из-за этого мальчишки, который вырос достаточно, чтобы стать мужчиной и который отказался от стольких вещей, чтобы быть со мной. Студенческая разгульная жизнь. Футбол. То, что было самой его сутью два года назад.

— Поможешь мне? — Я повернула ожерелье между пальцами.

Он проворчал в ответ на мою просьбу, отодвинул язык от внутренней поверхности моего бедра, но повернулся ко мне лицом. Забирая ожерелье из моей руки, он откинул мои волосы назад.

— Правда или действие? — спросил он неожиданно.

— Правда. Смелые люди всегда выбирают правду, — усмехнулась я.

— Это правда, что ты всегда будешь моей? — Он опустил губы к моему уху, его теплое дыхание щекотало мою кожу.

— Это правда. И иногда, когда ты меня злишь, это вызов. Но это моя жизнь, и ты ее часть. Навсегда, — сказала я.

— Навсегда, — повторил он, и я схватила якорь, крепко сжимая его, — как и мой якорь из реальной жизни.

Беспокойство. Страх. Та часть, где я позволила себе пойти и полюбить того, кто мог бы казаться неправильным, но который оказался правильным, настолько правильным… что все осталось позади.

В конце концов, это того стоило. Каждая частичка того, что сделала нас теми, кто мы есть сегодня.

Сильнее.

Счастливее.

Цельнее.

Шесть лет спустя…

Джейми.

— Почему якорь?

Я, наверное, должен был спросить об этом восемь лет назад, когда мы только встретились, но я просто не мог произнести этого. Я думал, что это интимный разговор, и я был чертовски напуган, так как это означало, что я преследовал свою учительницу по литературе.

Я наблюдал за своей женой Мелоди Фоллоуил, когда она положила ноги на кофейный столик и откинулась на спинку нашего нового дивана. Диван и столик — единственные предметы мебели в наших новых апартаментах в Кенсингтоне — или «квартире», как они называют это в Лондоне. Я сказал, что отвезу ее в Европу, и я сделал это. Тот факт, что она забеременела здесь — это просто бонус.

Всегда пожалуйста, Мел.

— Почему якорь? — спародировала она меня, усмехаясь, когда гладила свой животик на тридцать шестой неделе, глядя на него с такой любовью, как будто уже может видеть нашу новорожденную дочку. — Потому что иногда так приятно думать, что есть кто-то, кто может спасти тебя.

— Кто дал тебе ту цепочку? — выпалил я. Меня пугало то, с какой скоростью я задавал свои вопросы. Я продержался восемь лет, не спрашивая ее об этом, и неожиданно, это все, что я хотел знать. Мелоди прижалась ко мне, положила голову мне на грудь. Я убрал ее каштановые волосы с лица и поцеловал в висок. Когда она заговорило, тепло наполнило мою грудь.

— Я сама купила его. Это было в аэропорту Кеннеди, я собиралась на самолет, чтобы вернуться в Калифорнию, после того как сломала ногу. Я хотела во что-то верить. Более того — верить в кого-то. У меня не было ни того, ни другого. Мои родители поддерживали меня и сопереживали, но они не понимали. На самом деле, нет. Мои друзья были разбросаны по всей стране, воплощая собственные мечты о колледже, создавая новые, милые воспоминания. И была я. Одинокая. Мне был кто-нибудь нужен. Я увидела эту цепочку в магазине. Я даже не помню его название. Они продавали толстовки с надписью I Love New York по смешным ценам. Он дорого мне обошелся, но я помню, что подумала: «Он нужен мне. Я должна купить его».

Я посмотрел вниз, глядя ей в глаза, и был потрясен. Потрясен тем, что эта женщина принадлежит мне. После всего, что мы пережили, а, может, потому что мы пережили все это.

Она забавная и сильная. Такая охрененно талантливая, язвительная и умная. Но в то же время она настоящая. И ранимая. И моя. Боже, твою мать, она, бл*дь, моя.

— Тебе больше это не нужно. — Я подцепил пальцем якорь, который подарил ей, когда учился в колледже. — У тебя есть я.

— Мне нужны оба, — она улыбнулась, целуя мою грудь через рубашку.

Она неправа.

Ей никто не нужен.

Она может завоевать мир в своей практичной обуви и платьях до колен, наплевав на то, что о ней думают другие.

Я взял ее за руку, поцеловал ее ладонь и направил ее к своей сумасшедшей эрекции. Я всегда твердый для этой женщины. Всегда.

— Ты имеешь в виду трое? — я засмеялся ей в губы, и она схватила меня за джинсы, излишне сильно на мой взгляд.

— Ты знаешь, что мне нужно? — спросила она, и по какой-то причине, пот покрыл ее красивый лоб. Я приподнял одну бровь.

— Мне нужно, чтобы ты отвез меня в больницу. Мои воды только что отошли.

— Я знаю, что тебе сложно со мной. — Я лизнул ее шею, а она ударила меня по руке. Сильно.

— Джейми!

— Ладно, ладно, я возьму твою сумку.

Через пятнадцать часов мы с Мелоди поприветствовали свою первую дочь — Дарью Софию Фоллоуил. Мои родители сели в самолет, вылетающий из Сан-Диего, чтобы увидеть ее. Они взволнованы. Родители Мел тоже приедут в конце месяца.

Мой отец до сих пор не знает о моей матери и тренере Роланде. Я никогда не рассказывал ему. Это никогда не имело смысла.

Он не любит ее, и она не любит его.

У них так много денег. У них такое большое состояние. А я здесь, с женой и новорожденным ребенком, по-прежнему отлученный от их состояния из-за выбора, который сделал.

Я счастлив, потому что мне не нужны деньги. У меня есть мои девочки и этого достаточно.

Это. Самое. Важное.

КОНЕЦ