Роберта Силверман жила в довольно новой квартире на тихой улице Южная Пасадена. Гостиная была немного похожа на свою хозяйку: сдержанная, аккуратная, хорошо обставленная, необычная. Цветов нет, довольно много книг, неброские тона. Элисон снова подумала, что эта высокая стройная женщина — притягательная личность. Короткие темные волосы, матовую белую кожу оттеняют темные глаза, угловатое скуластое лицо. Элисон поймала себя на том, что вспоминает максиму: «Нет великолепной красоты без некоторой странности пропорций», так, кажется.

И как хорошо Луису это удается — откровенно пускать в ход свое обаяние, оставаясь, однако, официальным и в то же время таким открытым и искренним. Элисон невольно ему улыбнулась, сама даже этого не заметив. И ее улыбка убедила Роберту Силверман больше, чем его глубокий бархатный голос.

— Карты на стол,— говорил Луис— Не буду темнить. У меня есть предчувствие, мисс Силверман. И пусть даже это похоже на случайное убийство, я так не думаю. Я думаю, мог быть личный мотив, что убийца — человек, который ее знал. И у него, без сомнения, были свои причины… убрать ее с дороги.

— Вот как,— произнесла Роберта Силверман. Она стряхнула с сигареты пепел, внимательно глядя на Мендосу.

— Над ним порой смеются, но довольно часто его предчувствия оправдываются, — вставила Элисон.

— Значит, я медиум. Но это такая долгая утомительная работа — нудные поиски, допросы. Итак, буду с вами откровенен: Элисон рассказала мне, что вы смотрели на Маргарет Чедвик так, будто, м-м, вы не очень ее любите. И…

— И вы подумали: «Ага, первый подозреваемый»? — У Роберты был легкий приятный голос. — Однако вы совсем не похожи на офицера полиции… Ладно, вы, значит, проверяете. И думаете, что, будь у меня причина ее убить, я взяла бы и честно вам все рассказала? Я думала, вы начнете интересоваться моими друзьями, задавать им наводящие вопросы.

— Не думаю, — сказал лейтенант Мендоса, — что вы могли бы ее убить, мисс Силверман, хотели вы того или нет. Судя по тому, как это было сделано. Но у меня есть кое-какие идеи по поводу нашей Маргарет, и я надеялся, что вы можете их подтвердить. Видите ли, одна из трудностей в расследовании убийства состоит в том, что никто не желает откровенно говорить о покойном. Жертва убийства, как правило, чем-то провоцирует преступление, но после смерти обретает нимб над головой.

Роберта Силверман усмехнулась и погасила сигарету.

— Я понимаю, куда вы клоните. Хорошо, быть может я сую голову в петлю, нет, в Калифорнии, это, кажется газовая камера, но я расскажу все, лейтенант. Просто потому, что об этой истории знают несколько человек, я имею в виду, о том, что Маргарет мне сделала, и вы бы сами раскопали ее довольно легко. Я предпочитаю изложить вам свою версию. — Она начала не сразу; откинулась назад скрестила длинные ноги (очень красивые ноги) и прикурила новую сигарету. — Я знала Маргарет со школы. Просто знала. Была к ней равнодушна — как к одной из моих знакомых. Это не близкая подруга. Но так получилось, что два года мы проучились вместе в Лос-Анджелесском университете. Она тогда тоже собиралась стать учительницей да потом ушла. Конечно, у нее в том нужды не было, то есть, насколько я понимаю, у нее и без того много денег. Ну вот, тогда я и начала понимать, что… чем Маргарет живет.

Я не берусь объяснять людей и их поступки. Психологические термины… — она взмахнула рукой, в которой держала сигарету,— ну вы понимаете. Может, они чувствуют себя более значительными, когда знают нечто. Маленькие секреты. Например, сколько вы платите за чулки. Она…

— Она была снобом, — сказала Элисон, — я это почувствовала.

— О да. Ее так воспитали. Но вдобавок она совала нос в чужие дела. Вынюхивала. Ей нравилось вынюхивать все о людях. Из чистого любопытства. Просто чтобы знать. Она никогда не была очень популярна, хоть я не люблю это слово. Мне и самой не особенно нравятся девицы, обычно дуры набитые, вся жизнь которых состоит из вечеринок, и в этом смысле я тоже никогда не была популярна. Но, — сейчас Роберта обращалась в основном к Элисон,— вы понимаете, что я имею в виду. Множество девушек, гораздо проще Маргарет, все-таки обладают индивидуальностью, кажутся привлекательными, получают приглашения на свидания и так далее. А она нет. Она была, как бы это сказать, словно замороженная. И ее переполняли добрые советы. Знаете, как патентованный аптекарский дозатор: сейчас, дорогая, тебе надо слушать меня и делать, как я говорю.

— О Господи,— отозвалась Элисон.

— Может быть, она чувствовала свое одиночество и так его компенсировала. А может, такая уж уродилась, я не знаю. Так или иначе, она была любопытна. И всегда представляла в наихудшем свете все, что узнавала.

— Я ему это говорила, — сказала Элисон, кивнув. — Она… все принижала.

— Да, говорят, есть люди, испытывающие большое удовольствие от того, что у других несчастье, трагедия, не правда ли? Может, в этом и заключается ответ. Но она из незначительного мелкого факта могла раздуть больше, чем… чем голливудский сценарист. В нашем классе училась некая Мариан Вогель. Маргарет как-то узнала, что она купила на благотворительной распродаже пару поношенных тапок. И сразу же: какой ужас, вы слышали? Бедная Мариан, ее отец разорился, ей придется бросить колледж и идти работать.

— Ох, — сказала Элисон, — она говорила о таких вещах.

— Говорила! Боже мой! — яростно воскликнула Роберта. Вдруг она неосознанным театральным жестом провела ладонью по широкому лбу.— Наверное, она говорила… то есть, конечно, говорила, что у нее не было никакого злого умысла. Могу только сказать, что я-то чувствовала ее дурные намерения. Ей было отрадно, когда у других неприятности, любые. Поэтому она делала скороспелые выводы, желая, чтобы у людей они на самом деле были, и сообщала эти выводы другим.

— Иначе говоря, — сонно сказал Мендоса, — лезла не в свои дела. Катализатор. Всех взволнует, а сама ничего. Правильно?

— Это верное слово — «катализатор». Именно так,— сказала Роберта. — Я знаю еще пару случаев вроде того, что произошел с Мариан. Маргарет была притчей во языцех. Среди тех, кто ее знал. Многие подтвердят мои слова. Конечно, обычно она просто раздражала. Мариан могла посмеяться и все отрицать, да и вообще в потере денег нет ничего постыдного. Но в других случаях… Ну например, в моем.— Она наклонилась погасить сигарету. — Бессмысленно утверждать, что я тогда не была взбешена — я и сейчас не отошла, несколько человек могут вам это сказать. И у них есть все основания. История очень короткая и простая. В прошлом октябре жена моего брата слегла с полиомиелитом. Они живут в Фениксе, у Джима там страховая компания. У них трое детей младше восьми лет, и хотя семья не бедствует, бизнес у брата новый, так что много денег не выкроишь, а больничные счета росли. Наши родители умерли, никого, кроме меня, у него нет. Я все объяснила директрисе, миссис Вансситарт, и получила отпуск на неопределенное время. Одна деталь. Я уехала в Феникс в конце октября и пробыла там до мая — вела хозяйство, приглядывала за детьми и последние два месяца помогала ухаживать за Норой. Благодаря Господу ее вытащили хорошим лечением, и она пошла на поправку. Но когда я вернулась домой…— Она замолчала, достала новую сигарету и неторопливо закурила.

— А! — вырвалось у Элисон, которая тут же сделала свои женские выводы. — Конечно, я понимаю — время, пока вас не было…

Роберта взглянула на нее.

— В прошлом году, в августе, я была помолвлена с человеком по имени Ли Стивенс. Он тоже учитель, преподает естествознание в выпускных классах. Мы собирались пожениться в этом июне, после окончания занятий в школе… Я вернулась домой в мае и сказала миссис Вансситарт, что могу закончить учебный год или подождать до сентября. Она ответила, что остался всего лишь месяц и лучше подождать до осеннего семестра. В общем-то, резонно. Потом она спросила: «Что там за разговоры насчет того, что вы уехали, чтобы родить ребенка?»

— Ну разумеется, — сказала Элисон. — Выводы соответствующие.

— Я обнаружила, что дело уже сделано. Почти все слышали какие-то сплетни. Вы знаете, как быстро распространяются подобные вещи. Насколько я понимаю, у Маргарет был единственный, так сказать, источник информации — Эвелин Карр, другая ее знакомая. Дочка Эвелин ходит в ту школу, где я преподаю. Конечно, все эти слухи так и зародились — когда они вдвоем собирались и сплетничали понемногу. Я это точно узнала. А слухи подобного рода похожи на снежный ком. Девять десятых моих знакомых на три четверти были убеждены, что я уехала, чтобы… родить незаконного ребенка. Во всяком случае, Ли был убежден,— добавила она отрывисто.

Ее собеседники молчали.

Роберта взглянула на сигарету.

— Он был вполне откровенен. Теперь вы видите, что это за грязная и глупая история. Я хочу сказать, любой мог без особого труда узнать, что все неправда. Стоило написать письмо Джиму, позвонить в Феникс по телефону. Только, разумеется, никто ничего не сделал. Ли — тоже. Когда мы с ним говорили, я стала над всем этим смеяться, потом сказала: «Ради Бога, давай все выясним. Позвони Джиму и спроси, где я была». Но видя его отношение, я поняла, что от этого проку будет мало и в конце концов расторгла нашу помолвку.— Она чуть-чуть улыбнулась Мендосе. — Надо ли говорить, лейтенант, что я хорошо поняла: Ли Стивене не очень-то завидная добыча, раз он так мало мне доверял и в меня верил. К счастью — ведь школьные учительницы, точно жена Цезаря, должны быть очень осторожны,— миссис Вансситарт мне поверила. Она меня знала. Иначе я легко могла бы потерять работу. Даже убедившись, что вся история — сплошная выдумка, она могла бы сказать, что сам факт появления слухов — достаточная причина для увольнения.

— И зачем тебе такой? — сказала Элисон. — Найдешь кого-нибудь получше. Со мной так уже было, Роберта, не переживай.

Роберта ей улыбнулась.

— Я и не переживаю. Какого-нибудь обаятельного принца? С тобой произошло что-то подобное?

— Да… Ты ведь не избегаешь мужчин после того, как он… просто услышал и всему поверил?

— Нет. Нет, не избегаю. Я не стала точить зуб на Маргарет и строить коварные планы ее убийства из-за того, что она разлучила меня с моим дорогим возлюбленным. Сперва я была в дикой ярости, а потом испытала большое облегчение от того, что меня не уволили. Зато высказала ей все, что думала. Сказала, что это равносильно клевете и… в общем, еще кое-что. Разумеется, она отвечала, что не имела в виду ничего плохого, глупые догадки болтливых подружек, а Эвелин не следовало их распространять, и так далее, и так далее. Бесполезно было пытаться припереть ее к стенке, заставить признаться. Дело было сделано. Я махнула рукой. Теперь вы видите, почему я не любила нашу Маргарет… Нет, со временем я поняла, что Ли не слишком удачная партия, раз он так легко от меня отвернулся. В сущности, я думаю, он, возможно, и сам хотел от меня избавиться, а тут удобный случай…— Она криво усмехнулась.— Он живет с матерью-вдовой. Преданный сын. Ему тридцать восемь лет.

— И даже это, — довольно сказал Мендоса, — может вписаться… Этот мистер Джордж Арден, да… Таких женщин, как вы, мисс Силверман, или как моя жена, — одна на миллион, вы можете быть объективной. Это очень ценно. Она совалась не в свое дело. По всему видно, вмешивалась не только в вашу жизнь.

— Буду с вами откровенна, лейтенант, — ответила Роберта с улыбкой. — Это первое, что пришло мне в голову сегодня днем, когда пришел тот славный полицейский сержант и стал задавать вопросы. Я не сказала сержанту, но мысль в голове промелькнула: своим вмешательством она задела кого-то слишком сильно.

— Та же самая идея насчет нашей Маргарет, — сказал Мендоса, вставая,— возникла и у меня. К тому же она состояла в клубе по оказанию помощи. Да… раздавала непрошеные советы, в этом деле социальные работники обычно преуспевают. Клуб как раз на ее улице. Большое спасибо, мисс Силверман.

— По крайней мере я узнаю что-то новое. Даже не представляла, что в наши дни у полиции такие светские манеры. Тот сержант, его зовут Паллисер. Очень вежливый молодой человек, очень грамотный.

— Это ударная сила полиции, мисс Силверман. По крайней мере мы так думаем. Без сомнения, вы нам очень помогли… Элисон, пойдем, не будем больше задерживать леди.

В дверях Роберта сказала:

— Кто бы он ни был, что бы там ни произошло, вы его найдете. Потому что вы в своем деле — прямо как Маргарет, въедливый.

— Картинка-мозаика, — сказал Мендоса. — Все кусочки разбросаны не пойми как. Моя обязанность — сложить из них целое… Еще раз спасибо, спокойной ночи.

По своей природе расследование убийств всегда хлопотное занятие. В расследовании находилось «дело Бенсона», которое уже стало проясняться, и шесть или семь других, более или менее продвинутых, но требующих к себе внимания множества людей; там еще порядочно надо распутать. В девять сорок утра в понедельник, когда поступило сообщение о новом убийстве, свободных людей для осмотра места происшествия было мало. С некоторыми сомнениями Хэкет поручил это сержанту-детективу (третьей степени) Джону Паллисеру. У Паллисера хорошая репутация, и он смышленый парень, подумал Хэкет. Ему не хватает только опыта, а приобрести его можно лишь одним способом.

Паллисера охватили сложные чувства. Он надеялся не совершить какой-нибудь глупости. Вместе с фотографом и врачом он отправился к месту происшествия.

Труп был не очень симпатичный. В то время в сердце Лос-Анджелеса многое перестраивалось: старые дома сносились, новые поднимались вверх. Расчищались бывшие трущобы. В нескольких кварталах от полицейского управления недавно снесли здание старой конторы из красного кирпича. Затем приехали бульдозеры, чтобы разровнять площадку и вырыть новый более глубокий котлован под фундамент для будущего строительства. Бульдозеры еще не закончили работу. Сегодня утром в девять тридцать ковш одного из них, захватив груду песчаного мусора, подцепил нечто неожиданное — труп.

— К сожалению, бульдозер осложнил дело, — сказал раздраженно доктор, — машина обошлась с телом не очень-то мягко.

Паллисер подумал, что это неплохая идея — закопать труп именно здесь. Только тот, кто это сделал, не учел, что бульдозеры еще не закончили.

Это было тело женщины. Позже доктор Бейнбридж расскажет больше. Сумочки нет. Молодая женщина, блондинка, в дешевом летнем платье.

При дополнительных раскопках сумочка не обнаружилась. Дальнейшие тщательные поиски среди развалин тоже ничего не дали. Оставалось только забрать тело для более подробного исследования и надеяться на случайность, которая может навести на след. Даже Паллисер понимал, что расследовать это убийство будет чертовски сложно — совершенно не за что зацепиться. В данном случае нет надежды и на Отдел по розыску пропавших, потому что они даже не могли дать фотографию в газету. Благодаря бульдозеру.

Паллисер сказал:

— Мы хотели бы получить полное описание как можно скорее, доктор.

— Да, конечно. Я сразу же его вам передам и, вероятно, к вечеру сделаю вскрытие. Здесь больше нечего делать. Она умерла примерно сорок часов назад, около того. О'кей, ребята, можете забирать. — Бейнбридж встал и отряхнул брюки. — Вот народ, оставляют трупы в самых идиотских местах.

Санитары подняли тело на носилки, что-то упало с них. Паллисер бросился к выпавшей вещи. Носовой платок, один угол завязан узлом, и в узелке маленький предмет. На платье не было карманов, платок для сохранности был засунут за бюстгальтер. Обычный узелок, который может завязать всякий. Он осторожно развязал и взглянул на то, что было внутри.

Золотой диск. На нем изображена кошачья фигурка. Искусная гравировка передавала шелковистость длинной шерстки. Голова кошки поднята, обозначены даже длинные усы и волоски в ушах, глаза сделаны из маленьких ярко-зеленых камешков. Ниже фигурки изящно выгравированы слова: «Серебряный Мальчик».

Паллисер смотрел на кота, кот смотрел на него, загадочный и безмолвный.