За прошедшие годы Кэтрин видела немало снов, которые представлялись ей скорее посланиями, нежели отражением пережитого. Но подобного тому, что приснилось ей в тот день в пасти Гриауля, она никогда еще не видела, хотя сам по себе сон был вполне заурядным. В нем словно звучал некий голос, он произносил слова, которые как бы обволакивали Кэтрин. Не слыша звуков, девушка впитывала смысл слов: суля безопасность, они придавали ей уверенности. И это ощущение не развеяло даже пробуждение. Вокруг было темным-темно, только по поверхности одного из драконьих клыков скользили блики света, который исходил от горевшего где-то в отдалении костра. Огромный клык, казалось, был охвачен яростным пламенем, и при иных обстоятельствах Кэтрин наверняка испугалась бы, но теперь лишь порадовалась тому, что правильно предугадала действия Уилленов. Они развели костер у губы Гриауля и дожидаются, пока она к ним выйдет. Ну что ж, пускай подождут. Решимость Кэтрин то угасала, то вспыхивала вновь. Забираться глубже в пасть дракона казалось девушке безумием, однако она сознавала, что в ином случае ее ожидает удар ножом в горло. Кроме того, в ней зрело убеждение, что ее ведет воля Гриауля. Перед глазами девушки на миг встало лицо Кея Уиллена с разинутым ртом и окровавленной глазницей, она припомнила свой ужас, но воспоминания эти больше ее не терзали, наоборот, поддерживали, помогая найти ответ на вопросы, которыми она задавалась с момента убийства. Нет, она ни в чем не виновата, она не соблазняла Кея. Но то, что произошло, не могло не произойти, и причину тому Кэтрин отыскала в бесцельности своей жизни, в уповании на то, что судьба рано или поздно явит ей какой-то смысл. А сейчас, судя по всему, зов судьбы незримо приближается, и девушка неожиданно поняла, что все могло бы сложиться иначе, будь иной она сама, не подчиняясь безвольно обстоятельствам, а владея ими. Быть может, внезапное прозрение хотя бы чуть-чуть изменит цвета, в которые окрашена судьба… Но вряд ли, подумала Кэтрин, слишком уж далеко отклонилась она от истинного пути.

Первый шаг дался ей с немалым трудом. Она двинулась в глубь драконьего горла, касаясь рукой его стенки, чтобы не заплутать в темноте; папоротники хлестали ее по лицу, в глаза лезла паутина, пальцы иногда натыкались на такое, от чего по спине Кэтрин пробегали мурашки. Уши различали жужжание насекомых и звуки, издаваемые прочими ночными тварями. Был момент, когда она совсем уже решила повернуть обратно, но тут сзади раздались крики, и, боясь, что Уиллены все-таки возобновят преследование, она изменила решение. Твердь под ногами пошла под уклон, вдали замерцали розоватые отблески невидимого огня. Они становились все ярче, и Кэтрин устремилась вперед, не обращая внимания на цеплявшиеся за лодыжки плети растений. Наконец спуск завершился, и девушка очутилась в просторной пещере, почти круглой, свод которой терялся во мраке, а по полу растекались лужи черной жидкости; над лужами нависал туман, и, когда он соприкасался с поверхностью жидкости, вверх взметался язычок желтоватого пламени, рассекавший тени и открывавший взгляду многочисленные бугорки между лужами — темно-красные, с дырочками по бокам, откуда просачивались бледные нити тумана. В дальней стене пещеры виднелось отверстие, которое, как заключила Кэтрин, было проходом в нутро дракона. Воздух сделался сырым и теплым, и вскоре девушку прошиб пот. Она помедлила в нерешительности: хотя здесь и светло, но это место еще менее подходит для человека, чем пасть. Однако замешательство длилось недолго, и Кэтрин зашагала дальше, лавируя среди огней и старательно обходя бугорки — от тумана у нее кружилась голова. Из-под свода пещеры донесся пронзительный свист. Подумав о нетопырях, девушка заторопилась и преодолела уже едва ли не половину расстояния, которое отделяло ее от отверстия, когда в пещере вдруг прозвучал голос.

— Кэтрин! — окликнул он. — Не спеши так!

Она обернулась, стискивая в кулаке крюк. К ней ковылял седовласый старик, одетый в лохмотья, которые явно знавали лучшие дни: потрепанный сюртук с поблекшим золотым шитьем, рваная рубашка с некогда пышными брыжами, дырявые атласные рейтузы. В левой руке он держал трость с золотым набалдашником, а на костлявых пальцах поблескивала добрая дюжина колец и перстней. Он остановился в нескольких шагах от Кэтрин и оперся на трость. Девушка не опустила крюк, но страх ее куда-то улетучился. Разумеется, наряд старика был весьма необычен, однако по сравнению с другими обитателями чрева Гриауля он хотя бы производил впечатление обыкновенного человека, которого следовало, пожалуй, остерегаться, но никак не бояться.

— Обыкновенный? — хихикнул старик. — Ну да, ну да! Обыкновенный, как ангелы, заурядный, как представление о Боге! — Прежде чем Кэтрин успела удивиться тому, что незнакомцу известны ее мысли, он хихикнул снова. — Как же мне их не знать? Все мы — порождение его разума, выражение его желаний. Все, что наверху казалось невозможным, — здесь становится явью, что было догадкой — здесь оказывается истиной. Ибо здесь, — он взмахнул своей тростью, — мы живем в самом средоточии его воли. — Старик пододвинулся ближе и вперил в девушку взгляд слезящихся глаз. — Тысячи раз я грезил о нашей встрече. Мне ведомо все, что ты скажешь, о чем подумаешь, как поступишь. Он известил меня о тебе и доверил быть твоим пастырем.

— О чем вы говорите? — Кэтрин вновь стиснула крюк. Ее тревога нарастала.

— Не о чем, — поправил старик, — о ком! — Он усмехнулся, и бледная морщинистая кожа его лица сморщилась еще сильнее. — Естественно, о Его Чешуйчатости.

— О Гриауле?

— О ком же, как не о нем? — Старик протянул руку. — Идем, девушка. Нас ждут.

Кэтрин отпрянула. Старик поджал губы:

— Ладно, если так, ступай, откуда пришла. То-то будет радости Уилленам.

— Я не понимаю, — проговорила Кэтрин. — Как вы можете…

— Знать твое имя и то, что тебе грозит? Ты что, не слышала моих слов? Ты посвящена Гриаулю, девушка, тебе снились его сны. Вся твоя жизнь была предвкушением этого мига. Ты не узнаешь своей судьбы, пока не побываешь там, где зарождаются его грезы, — в сердце дракона. — Он взял ее за руку. — Меня зовут Молдри. Капитан Эймос Молдри, к твоим услугам. Я ждал тебя годы… годы! Я должен подготовить тебя к твоему жребию. Следуй за мной, я отведу тебя к филиям, и мы начнем подготовку. Впрочем, — он пожал плечами, — выбор за тобой. Неволить тебя я не стану, скажу лишь одно: если пойдешь со мной, то, возвратившись, ты не будешь испытывать никакого страха перед братьями Уилленами.

Он отпустил ее руку, но взгляда не отвел. Она предпочла бы пропустить слова старика мимо ушей, однако они подтверждали присутствие связи между нею и драконом, связи, которую она ощущала на протяжении всей своей жизни.

— А кто такие филии? — спросила Кэтрин вместо ответа.

— Безвредные создания, — фыркнул Молдри. — Заняты исключительно спариванием и препирательством по всяким пустякам. Если бы они не служили Гриаулю, не избавляли его от паразитов, от них и вовсе не было бы толку. Недостатков у них в избытке, но есть и достоинства. — Старик переступил с ноги на ногу и постучал тростью по полу пещеры. — Ты скоро их увидишь. Ну что, идем?

Настороженно, не выпуская из руки крюк, Кэтрин последовала за Молдри в отверстие в дальней стене пещеры, за которым начинался узкий извилистый проход, освещенный пульсирующим золотистым сиянием, исходившим от плоти Гриауля. Как объяснил Молдри, это светилась драконья кровь; когда она пребывала в неподвижном состоянии, ее свечение меняло яркость из-за химических процессов. Во всяком случае, так полагал старый капитан, к которому вернулось прежнее добродушие. Он рассказал Кэтрин, что командовал грузовым судном, совершавшим рейсы из Порт-Шантея на Жемчужные острова и обратно.

— Мы перевозили скот, плоды хлебного дерева, китовый жир — словом, все что угодно. Скучать не приходилось, но служба была тяжелая, а когда я вышел в отставку… Что ж, жены у меня никогда не было, зато свободного времени стало хоть отбавляй. Я решил отдохнуть, поездить по свету, а больше всего мне хотелось поглядеть на Гриауля. Я слыхал, будто он первое чудо света. Так оно и оказалось. Я был поражен, оглушен, потрясен не могу подобрать слов. Он был истинным чудом, венцом творения. Люди советовали мне держаться подальше от пасти и оказались правы. Но я не слушал советов. Однажды вечером я прогуливался по губе, и тут на меня напали двое добытчиков чешуи. Они избили меня, ограбили и оставили лежать, посчитав мертвым. Да я бы и умер, если бы не филии. — Молдри прицокнул языком. — Сдается мне, тебе полезно будет узнать о том, откуда они взялись, чтобы ты была готова к встрече с ними — а самообладание наверняка понадобится. На вид они не слишком-то привлекательны. — Старик искоса посмотрел на Кэтрин, прошел с десяток шагов и спросил: — Ты что, не собираешься упрашивать, чтобы я продолжил?

— Мне показалось, вы не нуждаетесь в подбадривании, — сказала девушка.

Он хмыкнул и одобрительно кивнул:

— Умница. — И замолчал.

Сутулый, со склоненной головой, он напоминал старую черепаху, которая научилась ходить на двух ногах.

— Ну? — не выдержала Кэтрин.

— Я знал, что ты не выдержишь, — произнес Молдри и подмигнул ей. Сначала они привели меня в замешательство. Но если бы мне было известно, кто они такие, думаю, я пришел бы в ужас. В колонии пять-шесть сотен филиев. Их численность ограничивается детской смертностью и прочими обстоятельствами. В большинстве своем они являются потомками дебила по имени Фили, который забрался в пасть Гриауля добрую тысячу лет назад. По всей видимости, он расхаживал поблизости, когда из пасти начали вылетать стаи птиц и рои насекомых. Заметь, не отдельные птицы или жучки, а целые стаи. Естественно, Фили перепугался. Он был уверен, что животные спасаются бегством от какого-то страшного зверя, и тоже попытался удрать. Но мозгов в его голове было настолько мало, что вместо того, чтобы бежать наружу, он кинулся внутрь и спрятался в кустах. Он просидел в них чуть ли не день напролет, а зверь все не показывался. Единственным признаком неведомой опасности был глухой стук, который раздавался из недр дракона. Наконец любопытство пересилило страх, и Фили пролез в горло. — Молдри откашлялся и сплюнул. — Там он почувствовал себя в безопасности, во всяком случае, в большей безопасности, чем снаружи. Это чувство, спорю на что угодно, ему внушил Гриауль. Ему нужно было, чтобы кто-то поселился внутри него и разобрался бы с паразитами, вот он и завлек Фили. А тот первым делом привел в свое убежище сумасшедшую из Теочинте, а впоследствии к ним присоединились и другие чокнутые. Кроме меня, среди них не было и нет ни единого здравомыслящего человека. Кстати говоря, в том, что касается здравомыслия, они отъявленные шовинисты. Но разумеется, они должны были подчиниться Гриаулю, а потому беспрекословно приняли меня. Он знал, что тебе будет нужен кто-нибудь, с кем ты сможешь поговорить. — Старик ткнул тростью в стену прохода. — Так что теперь это мой дом, моя истина и моя любовь. Жить здесь — значит преображаться.

— Как-то не верится, — проговорила Кэтрин.

— Да? Уж кому, как не тебе, разбираться в его добродетелях, в его достоинствах! Нет защиты прочнее той, чем предлагает он, нет понимания точнее того, каким он наделяет!

— Вас послушать, так он Бог.

Молдри остановился. На лице его вдоль многочисленных морщин залегли тени. В золотистом сиянии он выглядел дряхлым старцем.

— А что, ты думаешь иначе? — справился он с ноткой раздражения в голосе. — И кто же тогда, по-твоему, Гриауль?

Десять минут спустя они достигли пещеры, куда более внушительной по своим размерам, нежели предыдущая. Овальной формы, она походила на яйцо, которое поставили на тупой конец, примерно ста пятидесяти футов высотой и чуть больше половины этой величины в диаметре. В пещере, как и в проходе, мерцал золотистый свет, но тут его пульсация сделалась упорядоченное и насыщеннее, меняясь от тусклого блеска до ослепительного полуденного сияния. Две трети одной из стен пещеры, считая сверху вниз, занимали плотные ряды крохотных лачуг, нависавших над полом под самыми разными углами; в расположении их не было и следа аккуратности, присущей пчелиным сотам, однако чем-то они все же напоминали внутренность улья, обустроенного разве что хмельными пчелами. Дверные проемы были занавешены шторами, к косякам крепились канаты, веревочные лестницы и привязанные к тем же канатам корзины, которые, очевидно, использовались в качестве подъемников. Некоторые из них как раз находились в движении: их поднимали или опускали мужчины и женщины, одетые примерно так же, как и Молдри. Кэтрин припомнила картину, на которой были изображены трущобы на крышах зданий Порт-Шантея. Но даже они, хотя и свидетельствовали о бедности и отчаянии, не пробуждали в стороннем наблюдателе чувства отвращения, ибо в них не ощущалось столь отчетливо убогости и вырождения. Нижняя треть пещеры, в которую выводил проход, — ее пол и склоны — была устлана разноцветным ковром из обрывков шелка, атласа и прочих дорогих тканей; по нему бесцельно бродили люди, человек семьдесят или восемьдесят. Посередине пещеры ковер неожиданно обрывался, там зияло отверстие, сквозь которое, наверное, можно было проникнуть еще глубже в тело дракона. Из этого отверстия высовывались трубы; позднее Молдри объяснил, что они служат для сброса отходов в полость в теле дракона, заполненную кислотой, которая когда-то помогала Гриаулю выдыхать огонь. Свод пещеры был затянут туманом, той же белесой пеленой, какую испускали бугорки, увиденные Кэтрин при входе в драконье горло. Чуть ниже, то залетая в туман, то выныривая из него, кружили птицы с черными крыльями и красными полосками на головах. Сладковато пахло гнилью; Кэтрин слышала характерное журчание воды.

— Ну, — осведомился Молдри, обводя тростью пещеру, — нравится тебе наш приют?

Филии уже заметили их и приближались маленькими группками, останавливаясь, принимаясь оживленно шептаться, потом возобновляя движение, — словом, вели себя точь-в-точь как любопытствующие дикари. Хотя никто не давал никакого сигнала, из-за штор на дверях показались головы крохотные фигурки устремились вниз по веревкам, полезли в корзины, поползли букашками по лестницам. Сотни человечков ринулись к Кэтрин, и она невольно подумала о потревоженном муравейнике. Как ни странно, с первого взгляда у нее сложилось впечатление, что они и впрямь смахивают на муравьев: худые, бледные, сутулые, почти все без волос, с покатыми лбами, водянистыми глазами и пухлыми губами. В своем рванье из шелка и атласа они походили на недоразвитых детей, маленьких уродцев. Задние напирали на передних, и Кэтрин, приведенная в смятение их вниманием, начала, несмотря на уговоры Молдри, отступать к проходу. Молдри повернулся к филиям, взмахнул тростью, словно жезлом, и воскликнул:

— Она с нами! Он наконец-то привел ее к нам! Она с нами!

Услышав его слова, филии в передних рядах вскинули головы и счастливо засмеялись; смех сопровождался завываниями, которые становились все громче по мере того, как золотистое свечение усиливалось. Другие подняли руки, вывернув их ладонями наружу, потом крепко прижали к груди, а затем запрыгали на месте от восторга; прочие же крутили головами из стороны в сторону, скашивая глаза то туда, то сюда, по всей видимости, они никак не могли сообразить, что происходит. Это зрелище, убожество и скудоумие филиев поразило Кэтрин. Однако Молдри казался счастливым и продолжал подбадривать их своими криками: «Она с нами! Она с нами!» Постепенно его голос утихомирил филиев, задал ритм их движениям. Они принялись раскачиваться то вправо, то влево и хором повторять за ним: «Она с нами!», причем у них выходило нечто вроде: «Онасми!» По пещере пошло гулять раскатистое эхо, словно внутри дракона внезапно проснулся и часто задышал некий великан. Звук накатывался на Кэтрин приливной волной, захлестывал ее, едва ли не сбивая с ног своим напором, и она прижалась спиной к стене пещеры, ожидая, что строй филиев вот-вот распадется и они бросятся к ней. Но филии, поглощенные массовым действом, как будто забыли про девушку. Они сталкивались друг с другом, порой колотили тех, кто преграждал путь, обнимались, хихикали, обнажались и раздевали соседей, но из их глоток по-прежнему вырывался все тот же крик.

Молдри обернулся к Кэтрин — в глазах его отражалось золотистое сияние, лицо приобрело свойственное филиям выражение бессмысленного восторга — и простер руки, а затем произнес тоном истово верующего жреца:

— Милости просим домой!