Тогда, в начале 2014 года, перед тем как ответить «Русфонду», я советовался с менеджером Жанны.

— Послушай, они хотят, чтобы я назвал сумму, которая необходима для лечения. Остальное поступает в распоряжение фонда. Я даже не представляю, что мне им ответить.

— Надо подумать.

— Сколько это может быть? Сто? Двести тысяч долларов?

— Один миллион.

— Ты шутишь?!

— Нет. Попробуй. Ты все равно ничего не теряешь.

Сложно было представить, что вообще возможно собрать такую сумму.

— Хорошо, пусть будет так.

Через несколько дней после окончания эфира «Пусть говорят» на счету благотворительного фонда собрано более двух миллионов долларов. Я до сих пор не могу в это поверить и осознать. Вспоминаю, как хотел вообще отказаться от сбора средств. От одной этой мысли сейчас меня бросает в холодный пот. Ведь в этом случае судьба Жанны была бы предрешена. Но кто и когда умел загадывать наперед?

Февраль 2014 года. Следующий пункт нашего путешествия длиной уже почти в год — Лос-Анджелес. Мы летим за спасительным лечением доктора Блэка. Только благодаря доброте и состраданию людей Жанна сможет получить самое современное лечение, недоступное большинству пациентов мира.

Ну что же, дело за малым — вновь организовать переезд, теперь на другое побережье США, найти жилье, сделать это максимально быстро и безболезненно для Жанны. Как она сможет это выдержать? Ее силы тают на глазах.

Неожиданно подруга Жанны из группы «Блестящие» Ольга Орлова принимает инициативу на себя. «Мой друг А. должен на днях лететь из Москвы в Лос-Анджелес и предлагает свою помощь. Он специально приземлится в Нью-Йорке, чтобы подобрать вас. Полетите вместе с ним». Ого! Конечно, мы согласны. Экстренно собираем вещи. Остается только позаботиться о квартире или о доме. Начинаю обзванивать риелторов. Неожиданно вновь Оля:

— Не знаю, как сказать. В общем, кажется, ты можешь больше не искать дом. А. уже обо всем позаботился.

Что? Это новогодняя сказка или розыгрыш?

— Ты уверена?

— Да. Всё будет в порядке.

Так, совершенно неожиданно, словно по мановению волшебной палочки, всего за один день решены все наши бытовые нужды. И вот уже такси везет нас в порт частной авиации в Нью-Йорке и останавливается прямо у трапа самолета. Никакого А. на борту нет — мы летим одни. Невероятно. Ровно в тот момент, когда, казалось, силы наши на пределе и нет мочи вновь, в который раз, срываться с места в поисках заветного спасения, нежданно приходит помощь — такая своевременная, такая необходимая. Наша удивительная история пополняется еще одним чудом, которое невозможно объяснить.

Ледяной воздух восточного побережья сменяется свежим и нежным ночным бризом западного. Автомобиль скользит по пустынным дорогам, увлекая нас все выше и выше на холмы города, где сбываются мечты. Мелькают знакомые из кинофильмов названия улиц. Бульвар Сансет. Беверли-Хиллс. Малхолланд-драйв. Господи, куда же мы едем, на виллу кинопродюсера? Мои догадки недалеки от истины. Прибыли. И кажется, будто мы в раю.

Телефонный звонок.

— С приездом. Дом в вашем распоряжении. Не нужно благодарить. Мы просто хотим, чтобы… Мы просто хотим вам помочь.

— Спасибо. Огромное спасибо. Это настолько неожиданно. Но…

— …никаких «но». Отдыхайте, у вас впереди много дел.

Разумеется, позже мы познакомимся с нашим благодетелем. Несколько лет назад Лос-Анджелес стал судьбоносным городом и для его семьи. Когда его красавице жене был диагностирован рак, справиться с ним смогли именно здесь. С тех пор у семьи А. осталась нежная привязанность к этому месту. И, помогая, быть может, они надеялись, что часть везения, сопутствовавшего им в лечении, перепадет и нам.

А. окружил нас невиданной заботой — дом, автомобиль, водитель, — сняв с нас все бытовые хлопоты. И, главное — одарил нас вниманием и поддержкой. Спасибо!

Теперь единственное, на чем мы должны сконцентрироваться, — это лечение. На следующий день мы отправляемся на прием в клинику Cedars-Sinai, где вновь встречаемся с доктором Кейтом Блэком и нашим будущим лечащим врачом, кстати сказать, тем же, что когда-то лечил Анастасию Хабенскую, доктором Джереми Рудником.

Жанна чувствует себя плохо. Ей с трудом удается сидеть во время приема, она изнурена болезнью и чрезвычайно слаба. Умоляю их сделать всё для того, чтобы вернуть Жанну к жизни, повысить качество, насколько это возможно. Врачи единодушны. Иммунная терапия — единственное, что может значительно облегчить и даже улучшить ее состояние. Потребуется несколько дней, чтобы «снять» Жанну с гормональных препаратов и подготовить к началу лечения. А дальше всё очень просто. Четыре инъекции один раз в три недели, наблюдение, регулярное МРТ и анализ крови, работа с физиотерапевтом. По словам врачей, препарат может не только уменьшить отек головного мозга, остановить рост опухоли, но, возможно, и уменьшить ее. А это значит, что теоретически есть все шансы вернуться к относительно полноценной жизни. Будет слишком оптимистично говорить о возвращении на сцену — отказ от инвалидного кресла уже был бы для нас большой победой.

Ласковые солнечные лучи проникают в светлый и аккуратный приемный кабинет, в котором чисто и нет больничного запаха. Он скорее похож на уютный творческий офис, чем на медицинское помещение. И здесь совсем не страшно. Даже приятно находиться. Врачи улыбаются и деликатно, терпеливо отвечают на все наши вопросы. Не гарантируя, но ободряя. Это расслабляет. После страшного напряжения, когда в течение долгих месяцев нервы натянуты тонкой струной, когда выдержка на пределе, кажется, что это именно то, что нам нужно: ласковая забота, солнечный свет и надежда. Между тем — надежда недешевая.

Cedars-Sinai — дорогая клиника. Пожалуй, самая дорогая клиника Лос-Анджелеса. Некоторые корпуса этого большого госпитального комплекса построены на пожертвования и носят имена благотворителей, многие из которых в прошлом его пациенты. Вот отделение, построенное на средства известного производителя косметики Макса Фактора. Фасад другого украшен именем режиссера Стивена Спилберга. Голливуд — место, где сбываются мечты, даже если эта мечта — здоровье. Здесь не только умеют быть благодарны за ее исполнение, но и дают другим шанс ее исполнить.

Нерешенным остается единственный и главный вопрос — цена лечения. Стоимость в 500 000 долларов за четыре инъекции даже по меркам Голливуда кажется заоблачной. Консультируясь с международными специалистами «Русфонда», я быстро понимаю — нам не просто продают лекарство. Госпиталь зарабатывает на его перепродаже. Рыночная цена гораздо ниже. А то, что сверх, — за сервис.

Логика ценообразования проста: FDA (лицензионное агентство, контролирующее коммерческие продажи лекарств и продуктов в Америке) на тот момент еще не разрешила официально использовать препарат Yevroy для лечения рака мозга. Однако этот же препарат является стандартом лечения меланомы. Это значит, что для пациентов с раком мозга, которые являются пока только участниками эксперимента, проверяя на себе эффективность препарата в данном диагнозе, цена выше, чем для пациентов с раком кожи, для которых подобное исследование уже состоялось и официально подтверждено. Это коммерческая медицина.

Американцев можно не любить за привычку всё мерить деньгами. Но в то же время нельзя отказать им в умении сопереживать и сочувствовать. «Послушайте, это очень дорого для нас. Мы не можем позволить себе такие траты. Как поступим?» Подумав, наш лечащий врач ответил: «Вы правы, действительно лечиться в Cedars-Sinai крайне дорого. Мы можем сделать следующее. Жанна будет получать положенные инъекции в другой клинике поблизости. Я же останусь вашим лечащим врачом. Наблюдаться и сдавать анализы вы будете здесь, у меня. Идет?»

Таким образом нам удалось сэкономить 250 000 долларов, просто перейдя через дорогу. Без комментариев.

Специфика препарата для Жанны заключается в том, что он имеет накопительный эффект и его активное действие начинается только спустя месяцы после окончания лечения. Это означает, что вряд ли мы увидим серьезные изменения в ближайшее время. Всё, что нам остается, — это запастись терпением и верой в успех.