Знаешь, наверное, лишь то, что ты оставляла меня понемногу, смогло отчасти подготовить меня. Должно быть, смерть в одночасье еще страшнее, чем вот так, по крупице, в течение нескольких лет.
Пускай в последние месяцы твоей жизни мы были лишены возможности общаться как прежде, но все равно было осознание — ты есть, ты еще здесь. Когда тебя не стало, во мне что-то оборвалось, отключилось. В первые дни казалось, что ты стоишь у меня за спиной, положив руки мне на плечи. После прошло и это. Я больше не чувствовал тебя рядом.
Звенящая тишина. И только я, пустота и боль…
Кто тогда мог представить, что твоя болезнь и смерть станут поводом для бесконечных пересудов и обсуждений, эфиров, статей, комментариев. Как можно было помыслить, что горе одних станет сальной пищей для других. Ненависть, безволие, жажда дешевой славы и омерзительная слабость заслонят собой молчаливую, искреннюю скорбь и уважение к смерти. Страшные два года борьбы. И не менее страшный, отравленный год после.
Для меня это был год печали, пустоты и ясного понимания себя. Это состояние подарило мне звенящую чистоту восприятия: никогда еще я не чувствовал так тонко всё — от человеческих чувств до музыкальных произведений. Пустота позволила углубиться в себя, подойти к самому себе близко, насколько это возможно.
Я вел дневник. Каждый без исключения день писал, обращаясь к тебе, любовь, в попытке осознать произошедшее, помочь себе пережить то, что тебя больше нет. И однажды, спустя, быть может, полгода, мне показалось, что всё позади, шторм утих, переживания разложены по полкам сознания, всё осмыслено, ко мне возвращается прежняя легкость и, наконец, всё кончено…
Обманчивая надежда. Я ошибался. Чуть больше бокала вина — и я вновь срывался, теперь уже не в боль, а в ярость, обвиняя тебя и только тебя в том, что произошло: что оставила меня, что предала, исчезнув безвозвратно, так и не простившись. И прежние «зачем?», «для чего всё это?», и снова беспомощность, снова пустота.
Я много думал над тем, чего не успел сказать тебе, какие слова подобрать, чтобы выразить чувства. Не знаю, я так и не нашел этих слов ни перед прощанием, ни сейчас. Я по-прежнему переживаю за тебя и надеюсь, что тебе сейчас спокойно. Когда-то давно, помнишь, ты сказала мне: «…Даже если ты оставишь меня, я по-прежнему буду желать тебе счастья, я хочу, чтобы тебе было хорошо, потому что люблю тебя». Наверное, сейчас я сказал бы тебе это.
Нам действительно было отпущено очень мало времени. От встречи и до рождения Платона прошло чуть больше двух лет. Вспоминая это краткое время, я понимаю, что был с тобой как никогда безоблачно счастлив. Помню, как думал тогда: «Господи, как хорошо! Но ведь так не может быть всегда. Неужели однажды за это придется платить, неужели на смену придет черная полоса?» Конечно, сейчас подобные мысли кажутся мне наивными. Нет расплаты. Есть только осознание того, какое счастье выпало мне и как я благодарен судьбе за тебя.
Прошло полтора года. Улеглись боль, растерянность, страх, злость. Мне кажется, что это позади. Осталась лишь пустота. Пережитое сделало меня чрезвычайно чувствительным и восприимчивым к чужой боли. И при этом — напрочь лишенным эмоций. Таким ты меня не знала.
Я начал задавать себе вопросы о будущем, строить планы, задумался, наконец, о том, чего хочу. Я больше не живу прошлым. И только иногда, в самые неожиданные моменты, понимаю — как мне не хватает тебя. Как жаль, что сейчас тебя нет рядом.
Я рассказываю о тебе сыну, а он внимательно слушает. Он знает твой голос, знает твое лицо и улыбку. А я узнаю в нем тебя, в мелочах, в повороте головы, в кончиках пальцев, смехе. И от этого твердо знаю, что любовь жива без присутствия.
Она просто есть.