Олегу снились такие ужасы, что он очень обрадовался, проснувшись. Инги в номере не было. За окном разгорался приятный день. Олег поводил рукою по столику и нащупал пачку «Парламента». Зажигалки не обнаружил. Пришлось вставать. Зажигалка нашлась под столиком. Закурив, Олег не спеша оделся. Ему ужасно хотелось есть. На большом столе стояли тарелка с сэндвичем и пустая чашка. Заглотав сэндвич, Олег попил воды из-под крана.
Тут вошла Инга. Она была в халате и тапочках.
– Где ты шлялась? – спросил у нее Олег.
– Да я заплатила еще за сутки.
– Лифт не работает? Ты пешком спускалась и поднималась?
– Нет, я с портье чуть-чуть поболтала.
Олег поднялся из-за стола.
– И больше ни с кем?
– Нет, больше ни с кем.
Он понял, что она врет.
– Который час, Инга?
– Десять.
– Утра?
– Да.
– Ни хрена себе! Так я, получается, двадцать восемь часов проспал?
– Ты, по-моему, только это и можешь делать в постели.
– Ты бы еще в скафандре спать улеглась!
– Нет, я с тобой больше вообще никак спать не лягу, – бросила Инга, презрительно усмехнувшись. – Трусы мои ему помешали! Смех да и только!
– Мордой на стол, – произнес Олег, – живо!
Инга поглядела на него, как на дурака. Он нежно взял ее за руки, развернул и пригнул к столу. Она на нем распласталась и заскребла по нему ногтями, пытаясь выпрямиться. Однако ладонь Олега легла ей на спину такой тяжестью, что дыхание пресеклось. Забрызгивая трещащий стол обильной слюной, Инга завиз жала:
– Пусти, урод! Зарежу тебя, скотина! Пидорас! Сволочь! Мразь!
Тарелка и чашка слетели на пол. Изо всей силы вдавливая ревущую Ингу в стол, Олег задрал ей халатик. Она была без трусов. Ее голый зад отчаянно извивался. Олег с размаху по нему врезал.
– Сучонок, тварь! – завыла спортсменка, не оставляя попыток вырваться, – Не хочу! Я так не хочу! Это беспредел! Не смей меня трахать сзади! Не смей! Не смей!
Олег не послушался. Инга смолкла, захныкав, а потом вовсе притихла и принялась облизывать стол. А потом взмолилась:
– Еще! Еще!
– Не дергай ты жопой, дура! – с досадой крикнул Олег и, облизав губы, замер. – Ну вот! Сама виновата. Иди отсюда!
Инга, шатаясь, поплелась в ванную.
– Ты – покойник, – предупредила она, выходя оттуда уже в трусах и бюстгальтере.
– Давай съездим в какой-нибудь ресторан, – предложил Олег, валявшийся на кровати.
– В какой ты хочешь?
– В «Националь».
– Там два зала: мраморный и зеркальный. Какой из них изволите выбрать?
– Мраморный, – без раздумий выбрал Олег. Инга, взяв мобильник, с кем-то связалась.
– Говорит Инга Лопухина. Пригласите к трубке метрдотеля. Сергей Михайлович? Добрый день. Столик на двоих. Минут через сорок. В мраморном зале.
Отложив телефон и быстро одевшись, Инга начала краситься. Олег наблюдал за ней, не вставая.
– Ну, ты готов? – спросила она, запихнув в карманы тушь и помаду.
– Да.
– Причешись! Тебя не подпустят с такой башкой на пушечный выстрел к «Националю».
Олег отправился в ванную и привел там себя в порядок. Инга в это время курила, мотаясь взад и вперед по номеру. Пепел сыпался на ковер. Застав ее за этим занятием и взглянув на лицо, Олег перестал сомневаться, что мексиканец успел-таки пообщаться с нею. Совсем пустыми стали ее глаза, от блеска которых у кого только не текли слюни. Столько убийственной пустоты на Олега еще ни разу не сваливалось. Он понял, что должен срочно что-нибудь предпринять. Он даже знал, что. Но не было сил. Не было азарта. Не было злости. Вдобавок он чувствовал себя плохо. В номер без стука сунулась горничная. При виде Олега она смутилась и, извинившись, закрыла дверь. Олег натянул пиджак.
– Пошли, что ли? – вяло спросила Инга, гася окурок.
– Пошли.
Когда проходили мимо портье, тот окликнул Ингу и передал ей записку. Она прочла ее за секунду и порвала на восемь клочков.
– Это от кого? – поинтересовался Олег.
– От поклонника. Задолбали, сволочи! Хоть пластическую операцию делай.
День стоял солнечный, но не теплый. Пахло хот-догами. Над Москвой висело голубоватое марево.
– Как поедем? – спросил Олег, заводя машину. – Через Воздвиженку?
– По Тверской.
Он понял, что она мстит ему за слетевшие со стола тарелку и чашку. Если бы он предложил Тверскую, сказала бы: по Воздвиженке. Или через Лубянку. Олега это уже бесило. Инга была для него как зеркало, становившееся яснее с каждой минутой.
Пришлось заехать на АЗС.
– Ну, где вас черт носит? – ругнулась Инга на двух парней в униформе, заставивших себя ждать. – За такие деньги еще торчать полдня на вашей сраной заправке?
– Вышли бы да сами заправили, – огрызнулся один из чернорабочих. На Олега вдруг нашла дурь. Заглушив мотор, он выскочил из машины и обратился к парню:
– Ты, пидор! Поди сюда.
– Простите, я не хотел, я погорячился, – прошептал заправщик, попятившись. Но не тут-то было. Олег шагнул к нему и, рывком оторвав его от земли за ворот комбинезона, сделал подсечку. Заправщик грохнулся на асфальт, ударившись головой о бензоколонку. Выхватив из кармана пистолет Инги, Олег направил его в лицо несчастному парню. Оно от страха перекосилось.
– Не надо! Нет! Я все понял! Пожалуйста, не стреляйте!
– Олег, отстань от него! – заорала Инга из «Форда». Олег убрал пистолет. Рабочий поднялся. Его напарник спешно заправил форд и сказал:
– Счастливой дороги. Ждем вас еще.
За время пути от Триумфальной до Моховой ни Олег, ни Инга не проронили ни слова. Метрдотель встретил их в дверях ресторана сладкой улыбкой.
– Здравствуйте. Очень рад. Вы просто умница, Инга, что позвонили. Народу сейчас полно, однако для вас, как вы знаете, столик всегда найдется.
– Сергей Михайлович, познакомьтесь. Это Олег.
– О! Так ведь мы встречались, если не ошибаюсь.
– Не ошибаетесь, – подтвердил Олег.
– Давненько вы у нас не были!
– Года два.
– Слегка похудели!
– Нет, я каким был, таким и остался. Просто тогда меня Фридрих Ницше всему учил, поэтому мои щеки были слегка раздуты от важности. А теперь я читаю Библию, и поэтому меня часто бьют по щекам. Они и запали.
Метрдотель ответил экстазным смехом.
– Шутник он, – сказала Инга.
– О, да! И великолепный, – согласился метрдотель, – а главное – точный. Я тут круглыми сутками созерцаю этаких ницшеанцев. Их сейчас полный зал. Однако для вас мы столик все равно держим!
– Ну, так веди, – вальяжно распорядилась Инга, – хули ты сиськи мнешь?
– Господи! – заорал Олег, когда вошли в зал. – Да что же это такое?
Инга, остановившись, стиснула его руку.
– Ты что, придурок?
– Олег, вам плохо? – встревожился метрдотель. Олег не ответил. Не до того ему было. Он смотрел на людей, сидящих за столиками, и думал, что умирать надо не сверху вниз и не быстро, а снизу вверх и мучительно. Лишь тогда тебе не поверят, сколько бы ты потом не орал или не орала: «Я кролик! Кролик!» Он понимал, что это – дело всей его жизни, всей его вечности, даже если Инга изо всей силы даст ему по щеке и крикнет: «Я тебя щас в психушку отвезу, сука!»
Это случилось сразу после того, как он отошел от первого столика, за которым его отказались выслушать. Дело вечности рухнуло. Он недооценил Ингу. Ее пощечина оказалась слишком увесистой. Красный свет фонарей качнулся и заморгал, как пьяная сволочь.
– Вы нездоровы, мой дорогой, – сказал метрдотель, – вызвать скорую?
– Нет, спасибо, – пробормотал Олег, – со мной все нормально. Мне нужно лишь посидеть и выпить.
– Ну, это мы моментально организуем. Инга, вы видите пустой столик?
– Вижу.
– Присаживайтесь. Сейчас я пришлю к вам официанта.
Зал точно плыл, не двигаясь с места. Олег качался.
Инга взяла его за рукав и подвела к столику. Выдвинув ему стул, сказала:
– Садись, уродец.
Олег уселся. Инга расположилась с другой стороны стола и взяла меню. Олега насквозь пронзало могильным холодом и тоской. Ад клацал зубами со всех сторон. Казалось, тысячи Нин находились в зале. Олег крутил головой, пытаясь найти хотя бы одну, но безрезультатно – народу было чересчур много. Официанты сбивались с ног. Играл рок-н-ролл.
– Да нет ее здесь, – процедила Инга, вытащив сигареты и закурив, – перестань крутиться! Ты меня раздражаешь.
Тут появился официант с наглыми глазами и белозубой улыбкой.
– Здравствуйте, я вас слушаю, – сказал он.
– Принеси нам рому, – распорядилась Инга, – Олег, ты что-нибудь еще хочешь?
– Нет, – сказал Олег, – нет.
– Ну, значит пятьсот грамм рома, того, который за две четыреста, и еды.
– Еды – десятки листов наименований.
– Вот я и думаю, что бы выбрать. Ты понимаешь – мне сейчас важно, чтоб было побольше мяса. Этот урод меня третьи сутки голодом морит, а я – спортсменка.
– Очень рекомендую бефстроганов, фаршированных судаков и фазаньи крылышки.
– Бефстроганов пойдет. Еще я хочу икры, салат из морепродуктов и виноградный сок. Олег, ты что-нибудь будешь есть?
– Ничего, – отвечал Олег, – ничего.
– Ну, а я, пожалуй, буду еще жульен – самый дорогой, кишмиш и халву. Ему принеси мороженое – неважно какое.
Официант ушел, Инга отложила меню.
– Она здесь, – промолвил Олег, – она точно здесь.
– Ты что, решил мне теперь аппетит испортить? – рассвирепела Инга. – Если она так тебе нужна – иди и ищи ее!
– Видимо, она сама ко мне подойдет.
– Ну и хорошо.
Спустя две минуты официант принес весь заказ Инги за исключением основного блюда.
– Бефстроганов сейчас приготовят, – пояснил он, расставляя на столе кушанья и напитки.
– Отлично, – сказала Инга. – Свободен.
Официант поставил на стол бокалы и убежал.
– Наливай, Олег, – продолжила Инга, – нет, погоди! Я лучше сама, иначе весь ром окажется на столе.
Олег продолжал оглядывать зал.
– Тост скажешь? – спросила Инга, сунув ему бокал, наполненный ромом.
– Да. За тебя.
– Спасибо. Отличный тост. Но очень уж длинный. Такой же длинный, как твой дружок.
– Какой мой дружок?
– Тот, с которым ты меня познакомил сегодня утром. Руку-то подними!
Олег поднял руку. Бокалы звякнули.
– Не забудь, сегодня – последний день, – напомнила Инга, осушив свой. Олег не заметил, как проглотил изрядную порцию флибустьерского пойла. Ставя бокал, спросил:
– Ты это о чем?
– Я о твоей морде, которая пострадает, если ты не загладишь то, что сделал с моей.
– Я загладил это сегодня утром.
– Знаешь, ты чересчур высокого мнения о своем дружке. Точнее, чересчур длинного.
Поев ягод, икры, халвы и салата, Инга опять взялась за бутылку. Олег, закуривая, спросил:
– О чем ты с Хуаном-то говорила?
– Я никаких Хуанов не знаю. Можешь именно так Сережке и передать.
– Он тебя кинет, – предостерег Олег, – и тебе придется ответ держать за его дела.
– Ты лучше о себе думай. Осенью дни короткие. Давай выпьем.
Сказано – сделано.
– Наливай еще, – предложил Олег, закусив кусочком халвы, в то время как Инга опустошила вазу с икрой и запила соком.
– Ты теперь наливай. У тебя, я вижу, руки уже не дрожат.
Это была правда. Олег налил. Подняв свой бокал, сказал:
– У меня есть тост.
– Медведь в лесу сдох. Ой, несут мой бефстроганофф!
– Приятного аппетита, – промолвил официант, поставив на стол тарелку, и удалился. Инга взяла бокал.
– Ну, говори тост.
– Я хочу сказать, что… – начал Олег. И тут бокал выскользнул у него из пальцев.
– Ну, идиот! – восхитилась Инга и, покачав головой, прибавила, – Знаешь, если бы ты бокал с португальским ромом уронил в реку, я бы за ним нырнула. Больше санитарных осмотров я люблю только ром.
Бокал уцелел. По скатерти расползлось пятно.
– Господи, он сам здесь! – на резком выдохе прошептал Олег, едва шевеля губами.
– Да кто здесь? Кто?
– Шеф здесь! Шеф!
– Шеф? Чей?
– Твой.
– И где он сидит?
– За столиком у окна.
– Красивый мужик, – заметила Инга, щуря глаза на Шефа.
– Да, ничего, – произнес Олег, и, не спеша встав, направился к столику у окна. Шеф сидел один, любуясь Тверской. Курил. Перед ним стояли бутылка «Шато-лафит», голубой бокал, наполненный до краев, и пепельница с окурком.
– Я объявляю тебе войну, – промолвил Олег, приблизившись.
Шеф скучающе поглядел на него и бросил:
– Ну и мудак.
– Это все?
– Да, все.
– Тогда сам мудак!
Тоскливый взгляд Шефа опять скользнул по Олегу.
– Тебе, Олег, никакой войны со мною не выиграть.
– Почему?
– Потому что кроме тебя никто этого не хочет. Кэсси сама не знает, чего ей надо. Она пугливая истеричка. Поорет и затихнет. А остальные знают, чего им надо. Они хотят, чтоб был тот, кого всегда и везде можно обвинить во всех неудачах. Если я упаду – кого проклинать? Друг друга? Тогда начнется смертоубийство. Самих себя? Начнется самокопание, и наружу вылезут черви размером с тираннозавров. Кроме того, все знают о том, что Кэсси сдала меня с потрохами. Стало быть, если я упаду, меня сочтут жертвой подлости и коварства со стороны того, кого все считают образцом благородства и милосердия. Кто ж из нас победит, а кто проиграет? Нет, нет, мой друг, не найдешь ты себе союзников для такой войны. А один не справишься.
– Ну, конечно! Не все так просто, как тебе кажется, – возразил Олег, усевшись напротив своего собеседника.
– А какие ты видишь сложности?
– Кэсси знает, чего ей хочется. И она с этого пути не свернет.
– Откуда ты знаешь?
– Мне ли ее не знать! У нас с ней один диагноз.
– У нее нет никаких болезней, кроме астигматизма.
– Господин черт! Я жрал по утрам овсянку не один месяц и досконально знаю, на основании каких факторов ставят маниакально-депрессивный психоз.
Шеф задумчиво пригубил вино. Потом погасил окурок. Официант сменил пепельницу.
– И что?
– Если ты сумеешь убрать ее – ничего. Если нет – она уберет тебя.
– А ты мне ее поможешь убрать?
– А зачем мне это?
– А зачем хочешь.
Олег внимательно поглядел на Шефа. Тот сделал еще глоток из бокала и продолжал:
– Она меня не обманывала. Она действительно была беззащитной, скромной, забитой. Когда глядишь на такую девушку, возникает чувство, что если ее избавить от этих качеств – гадкий утенок станет прекрасным лебедем. Я об эту иллюзию обжигался тысячу раз. Скромность уступает место развязности, беззащитность – припадочной агрессивности, а забитость – потребности унижать. И ничему больше. У Кэсси вдобавок ко всему этому обострился ее природный максимализм. Так ты полагаешь, это шизофрения?
– Маниакально-депрессивный психоз.
– Ого! Ну это уж вообще ни в одни ворота не лезет. Да ее нужно незамедлительно пристрелить, как бешеное животное, чтоб она перестала мучить себя, меня и других! Иначе другие поступят с ней куда жестче. Тот, кому она навязала необходимость фронтальной стычки со мною, взбешен ее дурацким демаршем еще сильнее, чем я.
– Как? Еще сильнее?
– Конечно! В миллион раз! Когда она явилась к нему с вагонами информации и призывом немедленно распылить меня на протоны и электроны, он попытался ее унять. Она от него сбежала. Он пустил за ней свору гончих. Она их передушила – я много лет учил ее живодерству. Он предложил мне объединиться против нее. Я не согласился. Точнее, не предложил, но если бы предложил, я бы отказался. У меня принцип: свои ошибки исправлять своими руками. Ты можешь как-нибудь притащить ее в Гнилой Яр?
– Зачем?
– Да затем, что я только там смогу ее ухандокать. Ведь я любил ее в миллиард раз больше, чем самого себя, во всех своих ипостасях. И научил тому, чего не умею. Так что она сильнее меня. А там…
– А там у тебя триллион любовниц, каждая из которых имеет столь же великолепное образование? – перебил Олег.
– Нет, только одна.
– Она только там может находиться?
– Нет, она только там может убивать.
– А почему так?
– А потому, что там ее совесть спит крепким сном.
Осушив бокал, шеф остановил бежавшую мимо официантку.
– Можно заказать кофе?
– Конечно. Какой желаете?
– Черный.
– А мне, пожалуйста, водки, – сказал Олег, – триста грамм. И тоник.
Официантка кивнула и убежала. Проводив ее взглядом, шеф наполнил бокал. Олег поинтересовался:
– А ты запасся третьей любовницей на тот случай, если вторая выйдет из-под контроля?
– Конечно, нет! Только идиоты бабами запасаются. Это скоропортящийся продукт.
– В холодке хранится сколько угодно.
Шеф огляделся по сторонам, как будто ища кого-то. Увидев его глаза под чуть-чуть другим углом света, Олег заметил, что блеск у них нездоровый. Как после дозы транквилизаторов. Но смотрели они тяжело и зорко, по-волчьи. Олегу вдруг захотелось встать и уйти, оставив и Шефа, и одиноко пьющую Ингу, и все, что стало для него важным и интересным во второй половине его так нехорошо сложившейся жизни. Уйти, подняться на какой-нибудь мост – но не над рекою, над рельсами, и смотреть на рельсы. Смотреть, смотреть.
– Ну что, мы договорились? – напомнил о себе шеф, пригубив вино.
– Я уже сказал тебе – она знает, на что идет, – ответил Олег, закуривая.
– И что?
– Нельзя останавливать человека, который знает, на что идет, если он идет на верную смерть.
– Ах, вот оно что!
– Можно отравлять человеку жизнь, если очень надо, но отравлять человеку смерть – это, извините, полное скотство, – блеснул Олег своим афоризмом.
– Значит, ты – скот?
Олег удивился.
– Я? Почему?
– Потому что ты отравил мне смерть, недоумок! – заорал Шеф, с такой силой грохнув кулаком по столу, что полсотни людей повернули головы. – Ты и сто миллиардов таких, как ты! Я был первым, кто предпочел ужасную смерть прекрасному рабству! Я никого не звал за собой! Я стремился к смерти, как к обожаемой, долгожданной женщине. Я мечтал умереть один. Но вы на меня взглянули и потащились за мной, как стадо овец! Отогнать вас не было никакой возможности. Я стал делать из вас людей, чтоб мне было не так противно умирать с вами. А вы за это начали меня проклинать! Чем больше я давал вам свободы, жажды познания и возможности удовлетворять ее, тем страшнее были проклятия. Твою мать! Свобода вам не понравилась! Я уже тебе говорил, что свободу надо любить, как женщину, а не лапать, как проститутку возле пивного ларька, иначе она ощутит себя таковой и попросит платы, что и произошло. Ублюдки! Ублюдки!
И Шеф опять обрушил кулак на стол. Десятки людей опять на него взглянули и отвернулись. Олегу хотелось встать и зааплодировать. Он бы, может быть, так и сделал, но появилась официантка с водкой и кофе. Дико уставившись на нее, Шеф крикнул:
– Кто ты такая? Что тебе надо?
– Я принесла вам кофе и тоник с водкой, – пролепетала официантка. Поднос, который она держала обеими тонюсенькими ручонками, задрожал. Шеф провел ладонью по лбу. Его взгляд потух, стал растерянным.
– Кофе? Водку? Ах, да, простите. Спасибо.
Девушка начала разгружать поднос, с опаской косясь на шефа. Олег тем временем обратился к ней:
– Извините, как вас зовут?
– Марина.
– Мариночка, ты не хочешь провести вечность на подоконнике?
– Где, простите?
– На подоконнике.
– Не хочу, – призналась официантка, поколебавшись. Олег обрадовался.
– Отлично! Значит, я должен нарисовать тебя!
– И что тогда будет?
– Лувр!
Марина молча ушла, стуча каблуками. Шеф улыбнулся и закурил.
– Давно у тебя заскоки? – спросил Олег, налив себе водки с тоником.
– Нет, недавно. Все из-за этой суки. Из-за нее… Вот черт, забыл заказать мороженое.
Поднявшись, Шеф побежал за официанткой. Поглядев ему вслед, Олег осушил бокал, достал из кармана пистолет Инги, пересчитал патроны, убрал его и опять налил себе водки. Когда он ставил опорожненный бокал, Шеф уже сидел за столом. Перед ним стояло мороженое.
– А если я откажусь тебе помогать, ты что будешь делать?
– Я буду думать, что ты ее ненавидишь.
Олег вздохнул, собираясь с мыслями. Шеф спросил:
– Ты хочешь мороженое?
– Пошел ты! Сам его жри.
– Ого!
Олег продолжал, закипая злостью:
– Что ты мне тут спектакль устроил? Думаешь, я не знаю, почему ты не можешь справиться с Кэсси и чем она тебе отравляет жизнь? Причина одна: она тебя не боится. Слышишь, ты, гадина? Не боится! Что ты молчишь? Крыть нечем? Я бы тебе сказал кое-что еще, но ты слов не стоишь. Мне даже думать о тебе тошно, не то что спорить с тобой и руки об тебя пачкать! Но я испачкаю. Я избавлю мир от проклятия! Это будет легко. От тебя уже несет мертвечиной. Ты улыбаешься, но ты кончился. Ты – никто, потому что и я тебя не…
– А их?
Скользнув глазами туда, куда смотрел Шеф, Олег побелел. К нему от дверей шли двое громил в костюмах. При одном взгляде на их бесстрастные, мужественные лица легко было догадаться, что эти два джентльмена из «органов». Не из тех, названия коих малокультурные люди употребляют с целью придать больше веса своим словам, а из государственных. Олег, усматривавший прямое функциональное сходство половых органов человека с любыми органами урода по имени Государство, меньше всего на свете желал встречаться с последними. Но бежать уже было поздно.
– Олег Михайлович? – пробасил один из громил, приблизившись к нему слева. Другой встал справа. Олег небрежно кивнул. Подошедший слева сунул ему под нос и сразу убрал удостоверение.
– Вам сейчас придется проехать с нами.
– А постановление на арест?
– А мы вас не арестовываем, – заметил стоявший справа, – мы вас пока даже и не задерживаем, хотя для задержания человека не требуется никакого постановления. Нужен лишь милиционер, а повод найдется. Только к чему все это? С вами просто хотят поговорить. Разговор займет не более часа.
– И где он будет происходить этот разговор?
– О, господи, боже мой, да какая разница, где тебе выбьют зубы, сломают нос и проткнут кишки обломками ребер? – воскликнул Шеф. – Тебе это важно, что ли?
– Чего они от меня хотят? – прошептал Олег.
– А то ты не знаешь! Тайну рулетки.
Лицо Олега стало очень довольным. Его рука потянулась к внутреннему карману смокинга, но громила, стоявший справа, перехватил ее и сжал так, что она вся одеревенела. Его напарник стиснул другую руку. Взглянув на Шефа без всякого выражения, Олег крикнул:
– Шеф! Защити меня! Я согласен!
– Да без проблем, Олег, – улыбнулся шеф. – Господа, будьте так любезны, отойдите от нас на пару шагов, набейте друг другу морды и удалитесь. Только смотрите, не зашибите кого-нибудь!
Отпустив Олега, громилы переместились на середину зала и принялись молотить друг друга с таким усердием, что не только вскочившие посетители, но и весь персонал, включая охранников, весьма долго следил за боем, разинув рты и не двигаясь. Потом публика оживилась. Наиболее яркие моменты дуэли стали сопровождаться аплодисментами, женским визгом и деловитыми комментариями экспертов в области бокса. Только когда лица драчунов распухли и посинели до абсолютной неузнаваемости, охранники ресторана решили вспомнить, за что им платят по тридцать долларов в день, и оба смутьяна были бесцеремонно вышвырнуты на улицу, по которой как раз проезжал патрульный автомобиль. Публика вновь уселась, наперебой обсуждая произошедшее. Две уборщицы стали отмывать пол от кровавых пятен.
– Ну что, Олег, ты доволен? – осведомился Шеф, поднося к губам чашку кофе. Олег подумал и сказал:
– Да.
– Напрасно, мой друг. Дураку понятно, что их коллеги знают твой адрес.
– И что мне делать?
– Рассчитывать на меня. А что тебе еще делать-то?
– Водки хочешь? – спросил Олег, помолчав. Циничный взгляд шефа стал изумленным.
– Да у тебя, Олег, совсем ума мало! Кто ты такой, чтоб я с тобой пил?
– Я – тот, кого ты сейчас унизил, чтоб быть униженным, – отвечал Олег. Шеф прищурился.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Что ты с ней не сможешь ничего сделать, пока она тебе не изменит.
– Ой, намудрил! Ну и намудрил! Добрый день, гражданка Лопухина.
– Привет, – отозвалась Инга, тяжело плюхнув попу на стул, выдвинутый шефом. – А это что за двое уродов к вам подходили и почему они другу морды расквасили?
Было более чем заметно, что Инга выхлебала весь ром.
– То были мои охранники, – сказал Шеф, – я обещал им, что тот из них, кто побьет другого, получит в жены Ингу Лопух ин у.
– Ни фига себе! – воскликнула Инга, расхохотавшись. – А ты меня, вообще, спросил?
– Нет.
– А почему нет?
– Селекционер ничего не спрашивает у тех, кого скрещивает.
– Я тебе что, кролик? – взвизгнула Инга, шутливо стукнув шефа по лбу. – Олег, чего ты молчишь? Ты слышал, кем он меня считает?
– Если бы он считал тебя кроликом, ты бы его не интересовала как селекционный материал, – заверил Олег. – Он выводит кроликов из других животных.
– Не понимаю, как можно получить кролика, скрестив женщину с носорогом?
– Да очень просто. Ты похожа на кролика, но ешь мясо. А носорог – животное травоядное, хоть и злобное. Результатом скрещивания вполне может стать полноценный кролик.
Инга кивнула и обратилась к шефу:
– Можно узнать ваше имя, сэр?
– Мое имя Шеф.
– Ах, Шеф! Обалдеть! По виду не скажешь. Рожа интеллигентная. Я когда на тебя смотрела, думала – иностранец. А оказалось – просто ублюдок.
– Одно другое не исключает, – возразил Шеф, – ублюдков везде хватает. Впрочем, таких, как те, чью кровь сейчас оттирали с пола, едва ли встретишь даже на островах. Я не представляю, как они вообще могли появиться…
Шеф глубоко задумался, просто так крутя колесико зажигалки.
– Говори быстро, откуда ты, – приказала Инга, наполнив водкой бокал Олега.
– Из Аргентины.
– Ой, красота! Рио-де-Жанейро!
– Буэнос-Айрес, – поправил шеф. – Рио-де-Жанейро – это Бразилия.
– Да? Возможно. Я в географии не сильна, хотя не бывала разве что в Антарктиде. Зато я вижу людей насквозь.
Глотнув из бокала, Инга продолжила:
– Никакой ты не аргентинец. И не бразилец. Ты обычный бандит. Уркаган. Мокрушник. Из-за таких, как ты, у меня вся жизнь летит кувырком! И нечего на меня смотреть такими глазищами! Хоть прожги меня ими, хоть прямо здесь сдери с меня всю одежду и искусай мне все, до чего достанешь, а потом вылижи – я не буду с тобою трахаться! Понял?
– А ты уверена?
– Он еще на что-то надеется! Ох и сволочь! Ох и наглец! Но я тебя понимаю. Ведь я сама от себя тащусь, когда кручусь голая перед зеркалом. Номера «Плейбоя» с моими фотками разлетаются, как горячие пирожки! Все видели меня голой, но не все знают, что я умею делать в постели. И не только в постели, но и, например, под столом – под таким, как этот. Лучше тебе об этом не знать, иначе твои глаза еще ярче вспыхнут. Ох, и глаза! Прикуривать можно. Круче моих! А, впрочем, я передумала.
– Да?
– Сказать, почему?
– Не надо.
– Я тебя захотела. Я очень сильно хочу тебя. Мне не важно, хорош ли ты как мужчина. Об остальном я вообще молчу. Мне плевать на все!
Допив водку, Инга закашлялась, взяла ложку и запустила ее в мороженое. Прикончив его, утерла губы салфеткой и прошептала:
– Шок! Я влюбилась.
– Инга, уймись, – попросил Олег.
– Олег, не могу! Я его люблю. Я просто схожу с ума! Ну что он молчит? Я сейчас разденусь, я подползу к нему голая и я буду любые его желания исполнять, чтоб он не молчал!
– Ты соображаешь, что говоришь? – отчеканил Шеф.
– Зачем тебе это знать?
– Затем, что если мы с тобой проведем волшебную ночь под этим столом, а утром ты меня спросишь, кто я такой и что мне от тебя надо, моя душа захлебнется кровью.
– Ох и скотина! – пробормотала Инга, облизав губы. – Олег, ты слышал? Он издевается надо мной! Но я его трахну. Я все равно его трахну. Только сперва я должна сходить в туалет, а не то волшебная ночь будет сильно пахнуть блевотиной. Шеф, а Шеф! Проводи меня!
– Может ли слепой прожать слепого? – возразил шеф. – Не оба ли вляпаются в дерьмо?
– Ты и есть дерьмо!
– Немедленно встань и иди в туалет одна, – негромко, но властно произнес Шеф.
Инга моментально вскочила и удалилась ровной походкой. Шеф закурил. Сказал:
– Повезло тебе! Красивая баба.
– Чего еще ты от меня хочешь? – вспылил Олег. – Ведь я согласился!
– Ты согласился вылечить зуб.
– Какой еще зуб?
– Который болит. Когда ты идешь к врачу, чтоб вылечить зуб, который болит, врач этим не ограничивается. Он лечит тебе еще зубов пять, хотя ты не чувствуешь проблем с ними. Но врач их видит, эти проблемы. Пожалуйста, принесите счет!
Последняя фраза адресовалась официантке, которая обслуживала соседний стол. Помолчали.
– Нина сейчас работает вместо Кэсси? – спросил Олег.
– Да. Она теперь постоянно рядом со мной.
– Она знает, что ты по-прежнему любишь Кэсси?
– Вот уж не знаю. У меня нет привычки лезть людям в души. А ты, я вижу, этим страдаешь.
– Нет. Я ничем таким не страдаю. Я просто хочу понять, чего ради ты лечишь зубы покойнице?
– Вот опять ты задал вопрос, на который не прямого ответа. Скажу одно: от нее пока не смердит. Засмердит – позову могильщика.
Подошла Марина со счетом. Шеф расплатился с ней.
– В этикетки не превратятся? – съязвил Олег.
– Да будет тебе по вере твоей.
– Ой, какие классные этикетки! – завизжала Марина и, продолжая визжать, но уже без слов, побежала показывать этикетки прочим официанткам.
– Все, мне пора, – сказал Шеф и встал.
– Тебя подвезти? – спросил Олег.
– Бензина не хватит. Я прогуляюсь.
Олег глазами проводил Шефа до двери и перевел взгляд на улицу. Из «Националя» никто не вышел. Вернулась Инга. Выглядела она так себе, но была заметно трезвее, чем десять минут назад.
– Ты какого хрена сидишь за этим столом? – спросила она поднявшегося ей на встречу Олега.
– В окно решил поглядеть. А ты расплатилась?
– Да. Поехали отсюда к чертовой матери!
– Ты знаешь, я не спросил у Шефа, где его мать.
– Чего? У какого Шефа?
Олег не успел ответить. К ним подошел метрдотель. Извинившись за драку, он поинтересовался, все ли понравилось. Олег с Ингой поблагодарили его и вышли из ресторана. В машине Инга сказала:
– Слушай, Олег! Меня грызет чувство, что мы сюда приезжали только за тем, чтобы встретиться с кем-то и этот кто-то тут был, но мы с ним не встретились! И я даже не представляю, кто бы это мог быть.
– Ты еще бутылочку засоси, так сразу представишь, – сказал Олег и завел машину. Он напряженно думал о чем-то. Инга достала зеркальце.
– Что ты видишь? – спросил Олег.
– Проблеванную кобылу. Кстати, Олег, ты можешь нарисовать меня голой верхом на лошади?
– Да.
– А где возьмем лошадь?
– Лошадь мне не нужна. Я ее и так нарисую.
Бледно-зеленое лицо Инги порозовело. Видимо, ее замысел нравился ей все больше. Заметив это, Олег сказал:
– Заедем в Трехпрудный? Это недалеко отсюда.
– А что там делать?
– Там живет мой дружок. Я к нему зайду на десять минут, а ты посидишь в машине.
– Дружок?
– Дружок.
– Ну, давай заедем.
Выполнив разворот из правого ряда, Олег поехал к концу Тверской. Движение было плотным, но без заторов.
– А какой породы будет лошадка? Пони?
– Какая пони? Должна быть большая лошадь!
– Договорились. Будет большая лошадь.
– Я принесу альбом с породами лошадей.
– Хорошо. Неси.
Промелькнула Пушкинская. На полпути между нею и Триумфальной Олег опять совершил довольно рискованный разворот. Дворами проехав с Тверской в Трехпрудный, он остановил «Форд» во дворе дореволюционной пятиэтажки желтого цвета. Она имела восемь подъездов с певучими покосившимися дверьми и стесанными ступеньками. Более современных домов в переулке не было. Его сонная тишина отзывалась в сердце сладкой тоской по давно ушедшим десятилетиям. Солнце в дымке светило здесь как-то ласковей, чем везде. Грай местных ворон казался особенно выразительным. С бородатым дворником, подметавшим двор, хотелось разговориться. Впрочем, все это ощутила Инга, а не Олег, до крайности возбужденный каким-то замыслом. Заглушив мотор, он выскочил из машины, вбежал в подъезд, поднялся по гулкой лестнице на второй этаж и остановился перед одной из дверей. Тут его решимость начала таять. Искать звонок в полумраке было рискованно – пахло краской. Здесь всегда пахло краской, более или менее сильно. Какой-то редкой, давно уже не производящейся краской.
Прошлое забывается порой так, что ни взгляд, ни голос прежде любимого человека, ни обстановка, ни смерть, ни книги не пробивают стену забвения. А вот запах – другое дело. От столкновения с запахом летишь в прошлое кувырком, цепляясь за что попало и вырывая это все с корнем. Потому Олег и стоял целую минуту, опустив руки. Затем он все-таки постучал. Ему открыл парнишка лет двадцати пяти – небольшого роста, худой, взъерошенный. На нем был спортивный костюм. При виде Олега глаза парнишки едва не вылезли из орбит.
– Ого! Вот это сюрприз…
– Можно мне войти?
Парнишка посторонился. Олег вошел и, не рассчитав силу, так хлопнул дверью, что с потолка посыпалась штукатурка.
– Ой, извини.
Хозяин лишь улыбнулся и запер дверь. Он, видимо, только что возвратился из магазина – на табуретке в прихожей лежал набитый чем-то пакет. Его тщательно обнюхивал маленький черный пес. Он даже не повел бровью при появлении незнакомца, то есть Олега.
– Как дела, Ромка? – спросил Олег, протянув хозяину руку. Тот произнес, едва прикоснувшись к ней:
– Так себе. Ты по делу? Ах да, конечно! Ну что за глупый вопрос я задал? Ты не по делу даже в окно не выглянешь, что тут уж говорить про приезд к кому-то. Пошли на кухню! Я пиво как раз купил.
Олег не стал возражать, хотя ему не хотелось идти на кухню. Он там курил, когда приходил сюда, то есть проводил большую часть времени. Любопытный пес не последовал за своим хозяином и Олегом, хотя они унесли пакет. Сев на табуретку возле окна, Олег убедился, что все на кухне по-прежнему: табуретка слегка скрипит, линолеум в дырах, потолок в пятнах, стены обшарпаны, кран течет, холодильник гудит, трясясь. Поставив на стол четыре бутылки «Клинского» и убрав пакет с оставшейся в нем буханкой в небольшой шкафчик, Ромка достал из другого шкафчика два стакана. Олег закуривал.
– Я не буду. Ты что, забыл? Я не люблю пиво.
– Точно, забыл. Так ведь за три года и не такое забудешь.
Ножиком сковырнув с одной из бутылок пробку, Ромка понюхал горлышко, сел, наполнил стакан и пригубил пену. Олег смотрел на него. Неужели прошло три года? Ромка ни капли не изменился. А он, Олег, уже не был румяным и атлетичным парнем. Он стал дистрофиком с сединой на висках, морщинками возле рта и ополоумевшими глазами.
– Ромка, я не хотел общаться, так как ничем не мог бы тебе помочь, а ты – мне. Я все эти годы, как ты сам видишь, не устриц жрал на Мальдивах.
– У меня нет к тебе никаких претензий, – ответил Ромка, побарабанив пальцами по столу. – Я, наоборот, благодарен тебе за то, что ты не показывался так долго.
– Так ты не рад меня видеть?
– Я дел с тобой иметь не хочу.
Упор был на слово «дел».
– Чем ты вообще занимаешься? – поинтересовался Олег.
– Играю в метро.
Олег совершенно не представлял, как перейти к теме, которая его интересовала. Ромка ему помог.
– А это твоя машина возле подъезда стоит?
– Нет, это машина моей подруги, – сказал Олег. – Ой, кстати, а как твоя?
– Что «моя»?
– Подруга. Ну эта, Верка?
Ромка долго молчал, глядя на Олега. Тот ждал ответа, кроша окурок о подоконник. Потом стал кашлять.
– Так вот зачем ты явился. Ну, хорошо. Я тебе отвечу. Мы с ней расстались.
– Вот как?
– Именно так.
Ромка взял стакан и сделал глоток.
– А из-за чего, если не секрет?
– Да нет, не секрет. Но только сперва скажи мне, из-за чего с ней расстался ты?
– А то ты не знаешь! Я познакомил ее с тобою, и ты ей больше понравился.
– Все ты врешь, – спокойно возразил Ромка. – Во-первых, ты познакомил ее не только со мною. Это через тебя она законтачила с уголовниками. Это из-за тебя у нее вся жизнь пошла под откос. Во-вторых, ты ее познакомил со мной из жалости, потому что собрался бросить. Ты сказал ей о том, что я хорошо зарабатываю в оркестре. А когда ты исчез, у нее начались проблемы. Ей грозил срок. Чтоб ее отмазать, я продал все, что у меня было. Когда она узнала о том, что у меня больше ничего нет, ее след простыл. Вот как было дело, друг мой Олег. И никак иначе.
– С чем ее взяли? – спросил Олег, помолчав. Осушив стакан, Ромка вновь наполнил его:
– Со шмалью. С полным пакетом шмали. И никакой подставы не было там. Она торговала марихуаной. Ты, Олег, ты втянул ее в это дело! Втянул и бросил.
Ромка опять присосался к пиву и высосал его все, до самого дна, единым глотком. Откупоривая вторую бутылку, тихо продолжил:
– Через полгода она вернулась. Но я уже ничем не мог ей помочь. И чуть не повесился из-за этого. И она ушла навсегда.
Голос Ромки дрогнул. Пиво пенной струей хлынуло в стакан. Олег закурил. Он отдал бы все, что угодно, только за то, чтоб вернуться на четверть часа назад. Вернуться и не стучать, а спуститься вниз и уехать.
– Какая ей нужна была помощь?
– И медицинская, и финансовая. У нее начались проблемы с бандитами.
– Что конкретно произошло?
– Она, как я понял, установила контакты с поставщиками и стала брать героин у них, минуя посредников, то есть самих бандитов. Они, естественно, просекли это дело. Включили счетчик. Она продала квартиру.
– Квартиру?
– Да.
– Куда переехала?
– Я не знаю. Никто не знает.
Олег задумался. Сигарета тлела между двух его пальцев. На его скулах дергались желваки. Поставив вторую бутылку на пол, Ромка спросил:
– А зачем, Олег, она тебе вдруг понадобилась? Опять решил ее затянуть в какое-нибудь болото?
– Ромка, клянусь, у меня и в мыслях такого нет.
– Так, значит, тебе понадобились наркотики? Но насколько я знаю, их сейчас в Москве море. Стоят копейки. За покупателей идет драка.
– Все это верно. Но мне нужны охуительные наркотики. Только Верка может мне подсказать, где ими разжиться за адекватные деньги.
– Это и я могу подсказать, – уверенно сказал Ромка, сковырнув пробку с третьей бутылки. Олег опешил.
– Ты?
– Я.
– Тогда подскажи. В долгу не останусь.
– Купи наркотики у меня.
«Ему пить нельзя», – подумал Олег. – «Надо уходить, а то еще с ножом на меня полезет».
– Я не сошел с ума, – проговорил Ромка, на всякий случай глянув по сторонам и понизив голос. – Она тогда оставила мне на хранение семь пакетиков. Товар ценный, я точно знаю. Но мне плевать. Давай их и забирай.
– А если она вернется за ними?
– Сказал – плевать. У меня вчера менты отобрали скрипку. Новая стоит дорого. Не играть мне нельзя – потеряю класс. А это – единственное, что у меня осталось. Ты меня понимаешь?
– Я хорошо тебя понимаю, Ромочка. Принеси мне один пакетик.
Сделав глоток из горлышка, музыкант исполнил просьбу Олега. Пакетик был со спичечный коробок. Олег вскрыл его и достал щепоть содержимого. Посмотрел, понюхал, сказал:
– Сто долларов.
– За один?
– Конечно.
– Договорились. Но ты занизил цену раз в десять.
– В семь, – признался Олег, вставая. Поскольку денег у него не осталось, пришлось ему бежать к Инге. Та ошивалась около «Форда», глядя по сторонам. По ее лицу было видно, что переулок ей нравится.
– Дай, пожалуйста, семьсот долларов, – попросил Олег, приблизившись к ней.
– На что? На наркотики?
– Что за чушь? На семьсот зеленых можно купить вагон чистейшего героина. Зачем мне столько?
– Ты его жрешь, – процедила Инга, пожав плечами. Олег взмолился:
– Ну дай, пожалуйста, Инга! Не на наркотики! Даю слово!
– Знаешь, Олег, на кого ты сейчас похож?
– Не знаю!
– На мудака, который за дозу говно сожрет.
– Дай мне денег, – хрипло проговорил Олег, схватив Ингу за отвороты красного пиджака и грубо встряхнув, – я прямо сейчас, тут сдохну, если не дашь! Говорю же ясно – не на наркотики!
Глаза Инги бешено полыхнули.
– Да отвяжись, – сказала она, оттолкнув Олега, и, достав из кармана пачку стодолларовых купюр, дрожащими пальцами отсчитала требуемую сумму. Олег бегом вернулся в квартиру Ромки. Ромка взял деньги, даже не поглядев на них, и, швырнув на стол еще шесть пакетиков, приложился к третьей бутылке. Она была уже почти пустая. Олег решил принять меры предосторожности. Сняв пиджак, он вывернул его рукава и ножом проткнул на каждом из них подкладку. Сунув в одну дыру четыре пакетика, а в другую три, он вернул пиджаку естественный вид и снова надел его.
– Большое спасибо, Ромка. Ты даже не представляешь, как меня выручил.
– Очень хорошо представляю. Я не раз видел, как Верка в ломке грызла зубами пол.
Олег не решился протянуть Ромке руку и молча вышел. Он спускался бегом, задержав дыхание, чтоб не чувствовать запах краски.
– Давай проверим твои карманы, – сказала Инга, встретив его у «Форда». Олег не стал возражать. Инга осмотрела каждый карман его пиджака, рубашки и брюк. Брюки расстегнула. Полезла дальше. Олегу это понравилось.
– Я с тобой не шутки шучу, дурак! – разозлилась Инга. – Дело серьезное!
– Ты ему это объясни.
Завершив осмотр, Инга сказала:
– Черт тебя знает, чего ты мутишь. Садись за руль.
– А куда поедем?
– К тебе домой. Я хочу еще раз взглянуть на твоих любовниц. Может тогда что-нибудь пойму.
Однако на этом проверки для Олега не завершились. На Профсоюзной, недалеко от дома, его вдруг остановил инспектор ГАИ с таким паскудным лицом, что и человек, минуту назад узнавший о смерти папы-миллиардера, других наследников не имевшего, погрустнел бы при одном взгляде на это чудо природы. Инга передала Олегу техпаспорт «Форда», Олег, опустив стекло, вручил документ инспектору. Тот потребовал у него водительские права. Олег не любил расставаться с ними, так как они достались ему дорогой ценой. Он стал делать вид, что не может их отыскать. Это было глупо. Инспектор насторожился и, получив права, пошел пробивать их по своему компьютеру. Через пару минут, во время которых Инга без перерыва ругалась матом и обещала всех замочить, Олег подошел к патрульной машине. Инспектор, взявший права, сидел за рулем, ничего не делая, а его напарник, сидевший рядом, разглядывал фотографию Инги на развороте глянцевого журнала. Это была рекламная фотография. Обнаженная Инга стояла на четвереньках, подставив смуглую попку под хищный взгляд небольшой спортивной машины. Надпись гласила, что «Ягуару» такой-то модификации уступает даже совершенство.
– Автограф нужен? – спросил Олег, открыв дверь машины. Стражи порядка уставились на него, смущенно моргая. Он повторил вопрос.
– Так это реально Инга Лопухина? – уточнил второй.
– Да, Инга Лопухина. Так автограф нужен?
– Хотелось бы, – сказал первый.
– Видите двадцатиэтажный дом справа?
– Ну?
– Крутанитесь вокруг него и гляньте, не трутся ли у подъездов какие-нибудь спецслужбы.
– А как мы их распознаем?
– По номерам. Дайте мне журнал, права и техпаспорт.
– У нас тут еще один есть журнал с ее фотографиями.
– Давайте, давайте.
Получив внятные объяснения, Инга без пререканий увековечила свои фотки и написала на обложках журналов что-то хорошее про ГАИ. Милиционеры остались очень довольны, когда вернулись с задания. Никаких машин со спецномерами, по их словам, у подъездов не было. Эта информация подтвердилась.
«Мустанг» оставили на стоянке. Войдя в свою залитую солнцем комнату, Олег сходу бросился на диван и крикнул:
– Как я устал! О, как я устал! Отдохну я когда-нибудь или нет?
– Я сейчас тебя разорву, – мяукнула Инга и, сняв пиджак с ботинками, бросилась на него, как дикая кошка. Если бы рядом был человек с неубитой психикой, он подумал бы, что идет борьба не на жизнь, а на смерть.
…Были удары. Был дикий визг. И было рычание. Ссадины и засосы кровоточили. Олег не чувствовал боли. Инга, наоборот, сходила с ума от каждой затрещины и взахлеб сосала у него кровь, терзая его имплантами и ногтями. Зверски содрав друг с друга одежду, любовники перешли от дикой грызни к не менее дикому примирению. Загорелое тело гражданки Лопухиной было неестественно гибким, сильным и жадным. Олег слегка даже растерялся, чего с ним раньше никогда не происходило. Но, к счастью, Инга была не дура и не дала ему запаниковать. Ее язычок имел такую длину, что Олег сначала не понял, чем это она так. А потом она его оседлала и начала ритмично подскакивать, возбуждая соседей сладкими стонами. А потом она, запрокинув голову, зашлась визгом, который перешел в рев, и пала ему на грудь, холодная, как покойница. Ее сердце билось ровно и сильно.
– Все хорошо? – прошептал Олег, коснувшись рукой ее спины с рельефными позвонками?
– Да, все неплохо, хотя могло бы быть лучше. Я пойду в ванную, полежу часок в ледяной воде. А ты приготовь пока карандаш.
– Так я ведь не знаю, какую лошадь-то рисовать.
– А ты рисовать ничего не будешь.
Олег смотрел, как она уходит. Ее штормило. Рисунки липли к обеим ее ногам. У Олега был целый час. Он быстро оделся, достав другую рубашку вместо разорванной. Вынув из рукавов пиджака пакетики, шесть из них швырнул под диван, к стене. С седьмым поперся на кухню. Ему хотелось курить, но он решил не тратить на это время.
Инга, придя из ванной, нашла его без сознания. Он лежал поперек дивана, опустив ноги на перепачканный кровью пол. Дышал глубоко и ровно. Его глаза были приоткрыты. На них виднелась белая пелена. В руке у него был шприц, а под рукой жгут.
– Ублюдок, – громко сказала Инга, – просто ублюдок.