Я стоял среди кустов на высоком холме и созерцал Норатор, столицу империи Санкструм.

Ну-с, повторим для закрепления предмета. Империю Санкструм я должен спасти, став ее архканцлером, что не так-то легко сделать, если учесть, что мандат на пост архканцлера лежит под хрустальной полусферой в храме Ашара, храм находится в Нораторе, а Норатор окружен карантинными заставами против черного мора. Кроме того, сам храм Ашара охраняют мои недруги. Ну и контрольный выстрел – послезавтра истекает последний срок, чтобы взять мандат в руки. Опоздаю – по закону мандат потеряет свою силу, и я, Андрей Вершинин, оказавшийся в теле новоиспеченного архканцлера Арана Торнхелла, смогу использовать эту бумажку в качестве… скажем, носового платка.

Под холмом проходил Серый тракт, пустынный ныне, поскольку столицу Санкструма окружали противочумные заставы… Если одинокий путник появится либо на тракте, либо еще на какой дороге, ведущей в столицу, – его заграбастают, и, в общем, мои недруги только того и ждут, что я появлюсь и предамся в руки карантинных стражей.

Мы прибыли в срок, за большие деньги наняв повозку о четырех лошадях. Вот она, столица, возлежит на высоких холмах у моря Оргумин, яко красна девица, и готовится отбыть ко сну, освещаемая золотистыми лучами закатного солнца. Город обширный, окруженный виллами, утопающими в цветущих плодовых садах. Однако все подступы надежно перекрыты: дымят смоляные костры карантинных застав. В кострах жгут одежды путников любого звания, любой должности. Затем пришельца в Норатор натирают уксусом, потом отправляют в баню, а после – во времянку на пять суток. Если за это время у него не проявятся признаки черного мора – добро пожаловать в столицу. Строго, но действенно, я и сам намеревался таким образом бороться с местной чумой… В общем, официальным путем в Норатор мне вовремя не проникнуть. И это я уже не говорю о том, что приметы Торнхелла наверняка знают на всех заставах.

Ну и, разумеется, я не могу ждать пять дней. У меня только сутки, не считая сегодняшнего дня. Я оглянулся. Наша повозка пылила уже далеко, владелец – он же возница – драпал от столичного города как можно быстрей. Не дай Свет Ашара – изловят карантинщики, так мало того что оберут – заставят карантин отбывать.

– Раз застава, – считал Шутейник, – два застава… три застава… пять… восемь… десять! На всех дорогах заставы, и даже у самых плохоньких дорожек в кустах сидят прознатчики. А знаете что, мастер Волк, это ведь они не черный мор стерегут – нет, это они вас пропустить в город боятся!

Я кивнул:

– По-моему, все впустую.

Шутейник хитро на меня посмотрел:

– Все да не все, мастер Волк. Гляньте-ка направо.

Я посмотрел:

– Сады и огромный замок в стороне от Норатора. Что это?

– Варлойн. Резиденция Растаров. Ваше будущее место работы, мастер Волк…

Смешно пошутил.

– Ну-ну…

– А теперь поглядите-ка налево.

Я посмотрел.

– Аталарда…

Главная река Санкструма разлилась широким устьем с множеством островов, главный рукав касался холмов Норатора, там виднелись многочисленные деревянные и каменные пристани, сейчас полупустые. Выше – нагромождение сараев, пакгаузов, всяческих складов, нависающих над рекой, словно огромные ульи.

– Угу. Речной порт.

– Вот. А еще левее…

– Какая-то деревушка.

– Рыбацкий поселок на берегу Оргумина. Счастливый, так называется.

– Очень счастливый… – И я выругался.

– Там логово контрабандистов, мастер Волк. Далеко в море, подальше от сторожевых галер имперского флота, эти ушлые ребята грузят товары с кораблей на рыбацкие шаланды, затем ночью выгружают их в поселке, а далее – переносят их в речные лодки, и уже с лодок – в речной порт. Такая вот непростая схема, поскольку морской порт сильнее охраняется, а вот речной – как решето. Там свои лазейки, пошире чем главные ворота Норатора. И во-он, смотрите – наша лазейка: последний карантинный пост, а между ним и Счастливым как раз зазор, куда мы пролезем.

– Контрабандисты – надежные люди?

– Нет, но выбирать не приходится. Жаль, что госпожа Амара пропала, она бы, смекаю, провела вас в Норатор со стороны Варлойна, там тоже лазейки, но только я их не ведаю… Пойдемте, мастер Волк, до ночи надо быть уже в поселке, а ночью – проникнуть в город. Дядюшка Рейл будет очень не рад меня видеть, но родственные чувства у нас, хоггов, в крови, так что он, поверьте, не отвертится… И все-таки – ловко вы придумали это, ловко…

Он имел в виду мой план по получению мандата архканцлера без крови и большого «бадабума».

– Главное, чтобы твой дядя согласился.

– Согласится, куда денется… От таких предложений, мастер Волк, не отказываются, если голова на плечах имеется!

Мы сошли с холма и, пригнувшись, перебежали Серый тракт. Так, перебежками, по кустам да закоулкам, придерживая мечи моих несостоявшихся палачей, мы подобрались к последнему карантинному посту, а оттуда вплоть до Счастливого ползли, как ужи, собирая на одежду прошлогодние репьи.

Часть пути проделали по прибрежным кустам. Море Оргумин спокойно набегало на песчаный пляж шагах в десяти, я видел легкие белые завитки волн и пучки бурых водорослей, мотыляемых прибоем. Терпкий соленый запах моря бодрил, на синем просторе мазками белой краски застыли паруса рыбацких шаланд.

Я сидел в кустах, пока Шутейник бегал столковаться о переезде. Я, конечно, лидер и архканцлер, но некоторые дела лучше поручать профессионалам: это, наверное, главный урок, который я усвоил в Санкструме.

Вернулся хогг не скоро, когда сумерки сообщили водам Оргумина легчайший оттенок зеленой патины, а грязнокрылые чайки, устав кружить, расселись на прибрежных валунах. Прохладный бриз начал задувать сквозь кустарник.

– Мастер Волк, пойдемте скорее! Ох, ну и долго же пришлось мне говорить и уговаривать… Все деньги, почитай, отдал – ну и ладно, главное согласились, потому как у них сейчас самая работа горит – карантины вокруг города, так спрос на разные товары утроился. Короче, пойдемте!

От Шутейника изрядно разило алкоголем. В густеющих сумерках мы двинулись к поселку, где даже в сумерках кипела жаркая работа – люди катили бочки от моря к речным пристаням, везли какие-то грузы на тачках и даже на конных повозках. Ну просто загляденье. Интересно, возможно ли переправлять такой объем контрабанды без соответствующей «крыши» в Нораторе? Думаю, нет, это ведь огромный поток живых денег, и даже при слабости центральной власти найдется кто-то из сильных мира сего, кто наложит на этот поток волосатую лапу.

Главное, чтобы лапа эта не принадлежала членам какой-либо из фракций. Кстати, а что насчет моих примет? Солдаты на карантинах их знают, но озаботился ли кто-то, чтобы передать мои приметы контрабандистам Счастливого? Вопрос так вопрос. На миллион долларов вопрос… Иду в пасть тигра, но есть ли у меня другой выход? Пожалуй, нет. Слишком много поставлено на карту.

Хогг привел к речной пристани, где среди низких срубов ожидал нас усатый дядька сурового вида. Щербатый тесак на боку заношенного кафтана многое говорил о роде деятельности его владельца. Красноречивая деталь. Дядька осмотрел меня, близоруко щуря глаза, поправил мятую кожаную шляпу с полями, украшенными белыми потеками птичьего дерьма, и изрек:

– Пойдет. Ступайте туда, – и кивнул на ближайшую постройку.

Внутри нас ожидала сморщенная старуха. Она восседала за грубым столом среди многоэтажных полок, на которых громоздились какие-то деревянные ящики, короба и бочонки. На столе, среди грязных тарелок и пустых кружек, разгорался красноватым светом фонарь в ржавой стальной клетке. Старуха подняла его и, осмотрев нас, долго цыкала сквозь дырку между верхними зубами.

– Обормоты, – пробормотала, шамкая. – Два обормота. Один малый, другой крупный. Два.

Водрузила фонарь на стол и ушла.

Я ждал, прижимая к боку меч, нервно щупал свитую из кожи оплетку рукояти, вдыхал горьковатый запах каких-то пряностей и, кажется, сладковатый – эльфийского листа. Место, где мы находились, было, несомненно, одним из складов, откуда по мере надобности подвозили в Норатор дефицитный товар.

Шутейник без затей плюхнулся на табурет, покинутый старухой, и закинул одна на другую ноги в красных сапожках с загнутыми носами.

– Все будет хорошо, мастер Волк. Садитесь. Вон справа табуреты.

Я остался стоять.

Наконец старуха вернулась, цыкнула на Шутейника, от чего он мгновенно вскочил, и, сдвинув на край стола посуду, бросила на него груду одежды.

– Вот вам, обормоты. И поскорей!

Мои брови недоуменно выгнулись. Хогг вскочил и принялся копаться в одежде.

– Так, это мое. Это ваше. Это мое. Это снова мое. Это ваше. Это снова ваше.

Мне выдали комплект: тяжелую морскую робу из кожи с деревянными пуговицами, шляпу с длинными полями и тяжелые перчатки. Такой же комплект, только меньших размеров, получил Шутейник. Правда, его роба все равно оказалась длинновата и вдобавок здорово пропалена на спине.

Мы переоделись в мирных рыбаков, скрыв мечи под робами, и надели шляпы.

– Ну и вон отсюда, – буркнула старуха.

Мы ушли.

Большая рыбацкая лодка ждала нас у нужного причала. Пройдя по скрипучим доскам вместе с проводником, давешним дядькой, мы спустились в лодку, где находились еще два человека, чьи щетинистые физиономии, как принято говорить, не внушали никакого доверия. Лодка была заполнена бочками. В бочках, конечно, лежала рыба – кажется, что-то вроде кефали, тускло блестела крупная окровавленная чешуя. Я подумал, что стоит сунуть в бочку таможенный щуп даже на глубину локтя, как наткнешься на нечто твердое – или мягкое, в зависимости от сути контрабандного груза.

– Ну? – спросил один из рыбаков.

Давешний дядька показал на нас рукой:

– Угу.

Рыбак кивнул:

– Ладно.

Затем все трое сноровисто принялись надевать на бочки крышки, скрепляя их ржавыми ободами и постукивая деревянными молотками. После двое заняли места на веслах. Дядька кивнул мне на другое сиденье, кажется, на лодках их называют банками:

– Ты, здоровый, гребешь со мной. А малой хогг пусть крутит дули водяным.

Велеречиво, ничего не скажешь.

Я взялся за весло.

Мы отчалили в сумрак, к белой громаде Норатора, видневшейся в двух километрах от нас.