Пафос, пафос. Не люблю пафос ни в каком виде. Я взглянул на Белека в упор, сцепил пальцы и с хрустом выгнул – как, бывало, делают перед дракой. Но бить старика я, конечно, не собирался, хотя он, если разобраться, заслужил: я не просил его вторгаться в мою жизнь. С другой стороны – если я умер на Земле, он, получается, меня спас. Я бы много отдал, чтобы вспомнить свой последний день в родном мире.

– Значит, Белек, вы перехватили Торнхелла по дороге, завлекли и подменили, верно?

– Так есть! Подлое дело, хоть и для благих целей! И за него я сегодня расплачусь сполна!

– Угу, цель оправдывает средства; слышал, и не раз.

Старик снова приподнялся, пальцы впились в подлокотники кресла, как орлиные лапы в добычу.

– Распад страны приведет к страшной крови, к страшной, Торнхелл! И тебе предстоит постараться, чтобы этого не случилось.

– То есть вы из меня великодушного диктатора решили сделать…

– Твои слова выше моего разумения.

– Я имею в виду, что вы хотите взвалить на меня ответственность за целую страну, чтобы я спас ее, как в таком случае говорят у нас, малой кровью.

– Спаси ее, просто спаси, любыми путями! Любыми, Торнхелл!

Фанатик. Чистый, дистиллированный фанатик. Ужасно их не люблю. Фанатики всегда мыслят узко, однонаправленно, даже если у них благие цели. Ну а какие еще могут быть цели у фанатиков? Их цели (в их представлении) всегда благие. Ну а если надо поступиться определенными принципами, чтобы достичь светлого будущего – всегда найдутся отговорки, мол, не мог иначе… а вы попробуйте по-другому… народец-то дрянь… я хотел как лучше… и так далее.

Чтобы немного успокоить старика, я кивнул несколько раз, сказал, мол, да-да, конечно, будем работать, буквально завтра в забой, с кайлом, тачкой, лопатой и бодрой песенкой семерых гномов. Белек немного остыл, но дышал тяжело, в его впалой груди бурлило и клокотало.

Я вновь прошелся по комнате, прокручивая в уме всю информацию, что получил от чародея.

– Итак, подобьем бабки. Совет, как его там… Коронный, что назначил Торнхелла, состоит из однозначных подонков, так?

– Частично так.

– Угу. Значит, там есть и хорошие люди вроде вас…

– Я не вхожу в Коронный совет!

– Но знакомы с его членами?

– Истинно!

– Вы представляете патриотическое крыло, которое надеется с моей помощью спасти… как его там?..

– Санкструм! Санкструм, о невежа!

– Да-да, Санкструм, шмакструм, империю вашу ненаглядную. Архканцлером назначили человека… недалекого, жадного и в целом скверного, думая, что им можно легко манипулировать.

– Ты прав, герцог. Торнхелл погряз в долгах, в порочном азарте, имущество его давно описано, фамильные земли, замок – все перезаложено, детей у него нет, но есть знатный титул и известная фамилия, которая привела к согласию большую часть Коронного совета. Отец его сделал много для Санкструма, но сын…

– Начал играть на кладбище в орлянку и до сих пор не может остановиться.

Белек задрал сивые брови:

– Орлянка? Ты смущаешь меня словами, смысл коих подернут туманом.

– Привыкайте, я из другого мира.

Старый маг в ярости затряс кулаком:

– Не смей ты говорить словеса, смысл коих темен, иначе подозрения падут на тебя!

Хм, в этом он, пожалуй, прав. Только как узнать, какие слова говорить нельзя? Нет, конечно, слово «синхрофазотрон» определенно произносить не стоит, а вот всякие мелочи вроде названий азартных игр, алкоголя, одежды… Спалюсь ведь, ей-ей, спалюсь… Белек вложил в меня знания местного языка, но вот беда – местный словарь и земной перепутались, да так капитально, что я в беглой речи практически не могу себя контролировать.

Ладно, разберемся. Буду уверять всех, что просто умничаю, вкрапляю в свою речь какой-нибудь иностранный язык. Согласно «легенде», я не очень умен, а такие люди любят, нахватавшись по верхам разных знаний, щегольнуть ими при случае. Вот и я буду умничать, сделав серьезное лицо. Местным женщинам определенно понравится. «Же не манж па сис…», как его там…

Жестом я успокоил Белека:

– Я учту.

– Учти! Помни! И действуй! Ты должен взять в руки мандат, лежащий под хрустальной полусферой в храме Ашара, не позднее чем через две недели! Иначе он станет просто бумагой, и назначение твое пропадет, сгинет, а значит, и мои усилия пойдут прахом!

Ёк. Час от часу не легче.

– Хм. То есть спустя две недели бумажкой этой можно будет… в бумажку эту можно будет завернуть что-то ненужное, да?

– Ты разумеешь истинно, Торнхелл. Тебе потребно торопиться в Норатор, столицу Санкструма, дабы принять мандат, а с ним – и свое назначение!

Внутри меня колыхнулась волна раздражения.

– А сколько дней пути отсюда до Норатора?

– Полторы недели, если не будет сильной распутицы. Ныне весна, и дожди зачастили изрядно.

Я с хрустом сжал кулаки.

– Так какого… лешего вы провели обряд на окраине страны, а не в столице? Мне что теперь, переться две недели по этим… – я кивнул на окно, из которого, если открыть створку и выглянуть, открывался вид грязевых дебрей, – по вашим замечательным болотам?

Маниакальное возбуждение буквально подбросило старика в кресле, однако он быстро овладел собой, раздраженно цокнул языком и сказал:

– Ты невежа. Персона Торнхелла приметна, и вблизи столицы слишком много глаз следили бы за ним. К тому же магический ритуал такой мощи могли проследить вблизи Норатора имперские маги… – Старик закашлялся.

Стукнуть бы тебя в глаз, старый пи… не важно кто, но что старый и «пи…» – по крайней мере, по отношению ко мне – это точно.

– Мы опасались, что Торнхелла невозможно будет перехватить по пути, однако же нам весьма повезло – получив известие о своем назначении, он двинулся в путь один, по своему обыкновению проигравшись в карты неподалеку отсюда, в Рыбьих Потрохах… Нам удалось завлечь его в Выселки посулами злата и блуда… Затем мы опоили его. Отсюда, из Выселок, путь начнет уже новый Аран Торнхелл – путь начнешь ты!

Я сделал отметку в памяти: сразу по принятии архканцлерства переименовать Рыбьи Потроха в Голубые Фиалки.

А вот «мы» – это уже интереснее, это значит, у Белека есть здесь, в Выселках, соратники. Если я, положим, откажусь от щедрого предложения и решу вести жизнь… я не знаю – ну, какого-нибудь странствующего искателя приключений, дадут ли мне уйти? Сомнительно. И сомнительно, что меня вообще оставят в покое в Санкструме – градус внимания к моей персоне слишком высок, не говоря уже о том, что за этим Торнхеллом тянется шлейф игорных долгов. Он, разумеется, решил взять мандат архканцлера, дабы поправить свои дела: судьбы страны, спасение государства авантюристов такого рода не интересуют. Как и сказал Белек, блуд и злато – вот все, что нужно таким прощелыгам.

Я взглянул на свое отражение и чуть заметно ему подмигнул. Ну, по сравнению с тем, как я выглядел раньше – очевидный регресс. Не стал я сексуальным мачо, хотя определенный шарм во внешности Торнхелла очевидно есть. Нет, мужчина всегда остается мужчиной – я смотрю на себя и прикидываю в уме, буду ли я нравиться женщинам с такой унылой и мрачной рожей. Блуд и злато играли и в моей прежней жизни не последнюю роль. Однако я не авантюрист. Если я берусь за работу, то исполняю ее на совесть. Можно назвать это самурайским кодексом чести, наверное… Другими словами, если я «устроюсь на работу» архканцлером, никто не посмеет упрекнуть меня в конце двухгодичного срока в бездействии, или, того хуже – в том, что я принял должность ради того, чтобы набить свой карман. Но и о кармане своем я тоже позабочусь – умеренно. Я буду бороться с развалом страны, Коронный совет будет бороться со мной. Сколько лишних дыр насчитали на теле Юлия Цезаря после того заседания Сената? За двадцать, кажется… Только мне не слишком-то страшно. Обычный человек боится страдать и выбирает путь наименьшего сопротивления, а я лезу туда, куда обычные люди не ходят, и постоянный профессиональный стресс, адреналиновая приподнятость для меня – норма. Ну а возможность сгореть на работе есть всегда, этот риск я учитываю.

Я спросил:

– Но если по пути случатся непредвиденные встречи, за две недели я могу и не успеть. Значит, мандат пропадет? Накроется мокрой… мокрым… не важно чем накроется, но накроется?

Глаза старика лихорадочно блеснули, голос поднялся до пронзительных нот:

– Ты успеешь! Обязан успеть!

– Очень надеюсь на это. Но тем не менее поясните: мандат пропадет, если я не возьму его в руки за две недели?

Лицо Белека исказилось в агонизирующей злобе: по-видимому, мысль о том, что выстраданный мандат пропадет, была ему нестерпима.

– Ты успеешь! Успеешь, Торнхелл!

– Ясно, будем считать, что ответ получен. Ну ладно, я им устрою… пришествие короля вместе с приложениями. Мало никому не покажется.

Худое, чудовищно истощенное лицо Белека с невероятно запавшими щеками застыло, бледная впадина рта приоткрылась.

– Значит, ты согласен?

В старину в Англии существовали Пожиратели грехов: люди, съедавшие кусок хлеба с груди умершего и таким образом будто освобождавшие покойника от груза дурных поступков, совершенных при жизни. Были они, разумеется, париями. Я буду чем-то вроде Пожирателя, только мой покойник по имени Санкструм все еще жив, и моя задача – сожрать все грехи, которые могут привести страну к гибели. Однако чует мое сердце – парией я безусловно стану.

– Я уже сказал: мне нужна интересная работа. Однако кровавых диктаторов я презираю, насилие – ненавижу. Я за здравый смысл во всем. Я возьмусь за дело… без гарантий, разумеется. Я буду действовать именно так, как считаю нужным, и если кто-то попробует навязать мне свою волю…

Старик стал бледным, как шляпка поганого гриба, – эдакая тошнотная белизна с прозеленью. Глаза полыхнули огнем – как выяснилось, в последний раз.

– Ты берешься?..

Я пожал плечами:

– Да куда же теперь денусь… По крайней мере, эти два года обещают быть интересными.

– Ты берешься… – Его глаза стекленели.

– Берусь, – сказал я, и Белек облегченно кивнул.

В следующий миг он умер.