С появлением Гнусдальфа в Материте настали горячие деньки. Чародей, взявший власть в свои оборотистые руки, спешно готовил столицу Гондории к осаде и штурму.

Первым делом он, заботясь лишь о благе граждан, перевел все капиталы Денатурата в эррозиодорский банк на свой счет, разрешил опиумные курильни и ввел триста новых налогов. Открыв пять игорных домов, каждый из которых лаконично назывался «У Гнусдальфа», он не успокоился, и в кратчайшие сроки значительно укрепил внешние стены Материта рекламными щитами. Готовя столицу к осаде, маг распространил среди горожан книгу «Чудо голодания» и буклет «Как правильно варить сапоги». К уже объявленному военному положению он добавил комендантский час, хлебные карточки и тридцать своих бронзовых бюстов; их срочно отлили и расставили в самых людных местах. Кроме того, маг ввел сухой закон и немедленно занялся контрабандой спиртного.

Подавая пример горожанам, чародей закалял свою плоть перед грядущими битвами. Желудок он тренировал элитным коньяком, мышцы рук — перекладыванием золотых слитков в городской казне, сердце — переноской тяжелых мешков из городской казны в свой кабинет.

Опупин несказанно удивился, когда Гнусдальф совершенно бескорыстно купил ему магазин. Вскоре он уже стоял за прилавком, торгуя яблоками из дворцового сада, личными вещами Денатурата и кое-какой мебелью из дворца, которая пришлась Гнусдальфу не по вкусу.

Маг спешно провел всеобщую мобилизацию, забрив в солдаты даже инвалидов. Его стараниями был, наконец-то, доставлен в военную часть Фраермир, скрывавшийся от призыва в лесах.

Гнусдальф обратился за поддержкой к союзникам, и эта поддержка обошлась Унас-Материту в круглую сумму.

В качестве союзников прибыли такие известные политические деятели Среднего Хреноземья, как Рома-Разведи-Пальцы, депутат в законе; сэр Энтони «Отвертка в глаз» Джекоб, владелец алюминиевого завода; князья Скотобаз и Долдон; известный мастер боевых искусств Собакодав; герцог Хряк Полинявший; директор вещевого рынка господин Кунштюк; сеньор Дристан Волосатый с Горбатых холмов и граф с понтом Кристо.

Гнусдальф также послал за помощью к эльфам и гномам. От эльфов он ответа так и не дождался, а гномы прислали ему сработанную из кремня миниатюрную дулю.

Собрав всех, кого мог, чародей приказал усилить караулы и начал ожидать развития событий.

И события произошли! Вскоре на доске почета горожане повесили проворовавшегося Рому-Разведи-Пальцы, а его подельник, сэр Энтони Джекоб, опасаясь попасть в руки горожан, ночью бежал, перебравшись через наружную стену. Кроме того, Гнусдальф потерял сорок копеек, от чего с ним случился гипертонический криз, однако тревожные вести вынудили его удрать из-под капельницы.

Итак, началось! Цитрамон двинул на Гондория свои рати! Одновременно с этим он включил генераторы волшебного мрака, и вскоре Материт окутала жирная копотная тьма, которую любой аффтар фэнтези назвал бы мистическим сумраком.

Гнусдальф тотчас монополизировал производство керосиновых ламп, мыла и полотенец. Горожане роптали, а кое-кто начал поговаривать, что «...пора бы и вздернуть этого прохиндея».

Набздулы, напялив для вящего ужаса светящиеся маски алкоголиков, с утробным завыванием носились над крышами домов, разбрасывая листовки, в которых в доступной форме объяснялось, что война была инспирирована Гнусдальфом, эльфами, гномами и прочими нацменьшинствами. Еще в листовках приводились компрометирующие факты из жизни чародея: якобы он спит в окружении некоторого количества обнаженных сестер милосердия, ест одни крабовые палочки, и что на заду у него чирей, и что на крыше дворца, на случай поражения, припасен аэроплан, носом нацеленный на далекий Эррозиодор.

Исполненный праведного гнева, Гнусдальф выступил с пламенной речью на площади перед дворцом, куда его опричники согнали население. Маг ответственно заявил, что ничего подобного, в особенности что касается пункта третьего, не наблюдается, но помогло это мало — в городе зрело глухое недовольство. Тогда Гнусдальф опустился до террора. Он повесил двадцать «злостных клеветников и провокаторов, ведущих подрывную деятельность среди населения», четвертовал сорок «подлых вражеских шпионов» и велел сбросить со стены трех работников министерства налогов и сборов.

Финальная акция весьма подняла авторитет чародея.

Томительно текли часы и дни ожидания, и вот, наконец, примчавшийся гонец закричал:

— Ой! Ой, шо творится! Мама дорогая! Чморки перешли Надуин и штурмом взяли РОП!

— Что взяли? — ужаснулся маг.

— Да вы шо, не понимаете? Я на вас удивляюсь! Ремонтно-отстойный пункт! Ну, лодочную станцию! Ой, ну вы прямо как ребенок! Все шаланды в щепки, рыбаков избили! Моя жена, морячка Соня, еле сбежала от них! Там рядом пивная, все чморки напились и сейчас пляшут, поют и играют на гармошках! Но пиво кончается! Скоро враги протрезвеют и будут здесь!

Спустя полчаса остатки гондорийского войска, героически оборонявшего переправу, исчезли в воротах города. Последним между смыкающихся створок проскользнул Фраермир, которого до крови избили «деды», когда он отказался чистить им сапоги.

— Я ранен! — патетически вскричал он, валясь на мостовую без сил. — Вы видите? Я ранен! Но я стойко держался до конца!

Две медсестры схватили его под руки и унесли в неизвестность.

ДУМ! БУМ! ДУМ! БУМ! ДУМ! БУМ! БУМ-БУМ-БУМ!

Под рокот боевых тамтамов орды Цитрамона медленно сползались к Материту. Вскоре вся округа кишела врагами, как голова — вшами. Все новые и новые дивизии выдавливались на Полудурскую равнину, как зубная паста выдавливается на стекло. Против Материта ополчились разноцветные тролли, зубастые вурдалаки, вечно голодные зомби, подлые адвокаты, бессовестные хакеры, орды саламандр, тьмы василисков, тысячи сифилитиков, южные карлики из страны Хар-Арад и двести футбольных болельщиков. Что касается чморков, то их было — как мух на навозной куче. Они размахивали блестящими ятаганами, длина которых почти соответствовала их ширине. Короче, все было плохо настолько, насколько могло быть плохо.

— Нам хана, — тихо суммировал свои наблюдения Гнусдальф. Да, если бы набздулы не расколошматили аэроплан, в котором уже сидели две голые медсестры с кремом от чирьев и недельным запасом крабовых палочек... Но что теперь горевать! Маг принял димедрол и начал готовиться к бою.

Между тем к городу подвезли осадные орудия, самыми страшными из которых оказались огромных размеров рогатки. Начался планомерный обстрел. На город обрушились зажигательные бомбы, кумулятивные снаряды, горшки с веселящим газом, молотым перцем и обрезками гвоздей.

Маг спешно напялил бронежилет, вооружился посохом и, страшно сверкая глазами, помчался на стены. Назначенный оруженосцем Опупин бросился за ним.

На стенах царил ад. Набздулы с дьявольскими воплями пикировали вниз и самурайскими катанами сносили головы ополченцев. Их слоны забрасывали горожан навозными бомбами. Саламандры плевались огнем, адвокаты — ядом. Снаряды рогаток и катапульт громили стены и башни.

Гнусдальф призвал стоять до конца и живо расставил по периметру второго круга стен заградотряды, набранные из городских чиновников и милиции. Таким образом, защитники внешней стены оказались в ловушке. Озверелые хищники были и спереди, и сзади. При этом чиновники, которых Гнусдальф припугнул потерей места, брызгали желчью и порывались расстрелять горожан в спину без всякой причины.

Опупин глянул поверх стены. Полудурская равнина превратилась в муравейник; тролли серыми глыбами выступали на фоне прочего войска. Где-то в тумане, у реки, двигались осадные башни.

Хрюкк содрогнулся.

— Гнусдальф, мы выстоим?

Чародей бросил взгляд на равнину:

— Нет.

— Ой...

— Заткнись, подбери сопли и дерись!

— Но как же...

— Слушай! — Чародей склонился над хрюкком. — Разжевывать я не намерен! Сейчас так: либо ты бьешься и погибаешь смертью храбрых, либо издыхаешь как трус. Твой выбор?

Опупин поджал уши.

— Гнусдальф...

— Ну что тебе?

— Я забыл...

— В туалет?

— Нет... Двери магазина. По-моему, я оставил их открытыми.

Гнусдальф побледнел и с воплями погнался за хрюкком.

Окончив артподготовку, армия Цитрамона ринулась на приступ. Белые стены Материта почернели от осадных лестниц, на которых болтались гроздья обкурившихся чморков. У подножия города была настоящая каша из разных тварей. Они визжали, пищали, ревели, хрюкали, сморкались и злобно дрались за место на лестницах.

Горожане храбро оборонялись: они обливали врага кипящим рассолом, помоями и уксусом; посыпали горчицей, солью и перцем; отпихивали злодеев швабрами, бросали в них гантели, цветочные горшки, кофемолки и примусы... Но противников было слишком много, казалось, полчища Цитрамона неиссякаемы. Твари всех форм и расцветок с радостными воплями тащили новые лестницы и абордажные крючья. Южные карлики демонстрировали чудеса ловкости, запрыгивая на стены с батута. А за скопищем штурмующих своры краснорожих вурдалаков вхолостую прокручивали ручки огромных мясорубок, роняли пену с желтых клыков и зловеще, с подвыванием, хохотали...

— Стоять! Стоять насмерть! — ревел Гнусдальф, отбиваясь посохом от набздула. Посланник Мордорвана наседал. Ужасная розовая тварь парила над магом, обдавая его порывами ветра. Слон давно бы растоптал Гнусдальфа, но набздул непременно хотел достать чародея катаной. Гнусдальф парировал удары с удивительной сноровкой. Улучив миг, чародей поймал слона за хобот и неимоверно быстрым движением скрутил из него морской узел. Выпучив глаза, слон завалился на бок и пропал за гребнем стены.

— Вот б... — донеслось от набздула. Мелькнул черный плащ, и эмиссар Мордорвана исчез в гуще чморков.

Мутный вал атакующих перехлестнул через стену в нескольких местах. На бастионах разгорелось сражение. Горожане оборонялись чем могли. Мирные домохозяйки лупили карликов колотушками, отцы семейств орудовали молотками для отбивания мяса, превращая головы зомби в фарш; старушки выкалывали чморкам глаза вязальными спицами. Старший класс исправительной школы (а в Материте иной школы и не было) нещадно избивал адвокатов кастетами. Пожарная команда колошматила чморков лопатами, огнетушителями и баграми.

Остатки регулярной армии тоже не сидели без дела. Под командованием генералов Кретина и Дауна солдаты, растратившие все свои навыки на строительстве дач, ловко отмахивались от врага котелками.

Опупин дрался на стенах наравне со всеми; головы карликов трещали под ударами «Тьмы колец». Позднее выяснилось, что у карликов кроме проломленных голов оказались вывернуты карманы.

Да, защитники держались стойко! Но вдруг истерично взревели трубы, вздрогнула земля, сотряслись стены!

И сами собой опустились руки с оружием... Сражение замерло. Предчувствие беды сжало сердца горожан.

«ГУП!.. ГУП!.. ГУП!..» — донеслось издалека.

— Жо-ра! Жо-ра! Жо-ра! — сначала тихо, а потом все громче принялось скандировать Цитрамоново войско.

ГУП!.. ГУП!.. ГУП!..

К воротам Материта, грузно переваливаясь, подступало нечто громадное. Его контуры смутно вырисовывались в багровом полумраке. Оно тяжко бухало в землю, чавкало и вполголоса материлось.

— Жо-ра! Жо-ра! Жо-ра боц-ман! — стонали чморки в экстазе.

Живая гора медленно вплыла в свет пожарищ. Горожане ахнули. К городу шествовал исполинский тролль в тельняшке с закатанными рукавами. Его мясистые предплечья украшали татуированные якоря, дельфины, русалки и надписи: «Кусто — мой друг», «Привет с Балтики» и «Сейнер «Адмирал Пахомов». Небритая физиономия не выражала никаких эмоций. В левой руке тролль держал открытую жестянку фасоли-чили, а в правой — огромную, обкусанную краюху черного хлеба.

Рядом с троллем зловещей тенью скользил главарь набздулов в круглом черном шлеме с тонированным плексигласовым щитком и в кожаной куртке, на спине которой большими буквами было выведено: «Нет геморрою!»

— ХО-ХО-ХО! — расхохотался он так, что защитники города поняли — им конец.

— ХА-ХА-ХА! — откликнулись из поднебесья набздулы.

«БУМ-БУМ-БУМ-БУМ-БУМ!» — ярились тамтамы; громадные дряблокожие тролли колотили в них отрубленными ногами материтских солдат.

— Жо-ра боц-ман! Жо-ра боц-ман! — громогласно скандировали чморки, восторженно хлопая в ладоши.

Тролль застыл у ворот, широко расставив лапы. Медленно доел фасоль и хлеб. Затем отбросил банку, повернулся к воротам задом, зажал пальцы ушами, нагнулся и...

— БДЫШЬ!!!

Взрыв страшной силы сорвал ворота с петель и обрушил две надвратные башни. Отдача бросила тролля вперед: головой проделав просеку в войске Цитрамона, он унесся за горизонт, где с грохотом взорвался, украсив небеса фонтаном оранжевого пламени. Принцип «Мавр сделал свое дело...» был соблюден.

В город, лавируя между обломками башен, медленно въехал Повелитель Кошмаров.

— ХА-ХА-ХА! — рассмеялся он.

— ХО-ХО-ХО! — отозвались набздулы.

— Бу-бу-бу-у-у-у-у! — издевательски затрубили розовые слоны.

Послышался частый стук — это чиновники и милиция, потеряв сознание, начали валиться на мостовую.

Набздул захихикал, потом вскинул руку, приказывая войскам вступать в город, но...

— ПОСТОЙ!!! — раздался внезапно спокойный, исполненный праведной ярости голос, и поднявший свой кочан набздул увидел на крыше исполкома первого круга величавого белого старца, который восседал на белоснежном олене. За спиной Гнусдальфа трепетал на ветру белый плащ, а в руке, отражая свет пожарищ, сверкал посох.

— Изыди! — грозно крикнул маг, гулко ударив себя в грудь, укрытую бронежилетом. — Изыди туда, откуда пришел, вонючий байкер! Безграмотный говночист! Кто будет платить за разрушенные памятники культуры?

Набздул мерзко хихикнул. А потом... потом скинул с головы шлем.

Гнусдальф ахнул и полез за валидолом.

Набздул оказался... несимпатичен. Его квадратную башку венчал гребень ультрамариновых волос. Лицо было кирпичного цвета. На месте рта торчало дуло огнемета, вместо глаз были две раскаленные, обрамленные лепестками голубого пламени конфорки. Вместо носа был установлен счетчик газа. Громко хлопали на ветру синюшные уши-лопухи, украшенные маленькими серебряными скелетиками.

Как набздул мог говорить, дышать и видеть — такой тайны история Войны-за-Кольцо не открыла.

— Бу! — сказал набздул, и густая струя пламени опалила дорогу.

— Я тебя заколдую! — пригрозил маг, делая пассы руками. — Трах-тибидох! Тибидох-трах! Трах-тарарах! Ой, мама, ой, мама!

Тут у Канифоли сдали нервы: взбрыкнув, она вытряхнула Гнусдальфа из седла. Чародей подкатился к краю крыши, царапнул пальцами карниз и... сорвался в бездну...

Вздувшийся плащ замедлил падение; Гнусдальф с высоты третьего этажа приземлился прямо под круглые ноги набздулова скакуна.

— Я как раз собирался обговорить условия сдачи! — сообщил маг, с кряхтеньем усаживаясь на дороге.

— А я как раз собирался пообедать! — расхохотался набздул. — Готовься к смерти, смрадный старик!

— Трах-тибидох-тибидох! — отчаянно взвыл Гнусдальф, и в его руке возникла деревянная швабра. — Я сдаюсь! Трах! Трах-трах! Тибидох-тарарах! — И в другой его руке появился журнал, с обложки которого скалилась голая девица. — Ой-ой-ой, не выходит! — Чародей мужественно заломил руки, отползая подальше.

— Аста ла виста, бейби! — прокаркал набздул, и грозно приподнялся в седле, чтобы испепелить мага на месте.

Но тут не растерявшийся Гнусдальф, плача от ужаса, ловко нырнул в водосток и, забившись поглубже в дренажную трубу, запел оттуда оскорбительную песню, в которой слово «набздул» рифмовалось со словами «мул», «караул» и «саксаул».

И — о чудо! — он услышал, как ахнули враги, как запыхтел набздул... Песня помогла? Взбодрившийся Гнусдальф добавил громкости.

Но не песня устрашила врагов. Со стороны Лимонных Круч донесся странный звук, похожий на рокот горного обвала. То были рахитанцы, которые громко вопили «Ура!» Под водительством Галогена они срезали путь к Материту, пробравшись между Великим Дупелем, также известным как Лес-под-Лупой, и зловещей горой Хулилезть, известной тем, что на ее вершине беспрерывно, вот уже тысячу лет, заседал совет заслуженных болванов от культуры, экономики и бизнеса, обсуждавших единственный — и неразрешимый — вопрос: «Е... вашу мать, как же нам обустроить Хреноземье?»

Галоген, нарядившийся в легкую кольчужную рубашку, скакал на дальнем родственнике Канифоли, олене по кличке Выкидыш, и быстро вращал над головой тяжелый томагавк предков. За Вождем, вздымая волну желтой пыли, катилась грозная оленья лава.

— Айл би бэк, — туманно намекнул набздул, развернул колымагу и уехал на равнину.

Но он опоздал. Рахитанцы как нож в масло вошли в боевые порядки врагов. Замелькали томагавки, взметнулись фонтаны крови, чморки задергались на копьях; их отрубленные головы летали над равниной, как ядра. Олени злобно кусались и вспарывали троллям животы, наматывая их кишки себе на рога. Южные карлики тонко верещали и падали на колени, а олени били в их сутулые спины окованными сталью копытами так, что хребет проламывал грудь и выходил наружу блестящим от крови.

...Мрак расползался на клочья, как гнилая тряпка. Там, где прошли рахитанцы, остались горы мертвых тел. Искореженные, потоптанные копытами трупы напоминали поломанных кукол. Оскаленные рты с окровавленными зубами, разбрызганные, похожие на чью-то рвоту мозги, сизые кишки как клубки слепых змей... И все это — еще горячее, курится легким дымком. И воняет. Не смешно? А что смешного в войне, вашу мать?

Гм, занесло. Извините. Итак...

Галоген лично ворвался в штаб южных карликов и ножом для чистки яблок зарезал их вождя Большого Бяка. Потом он отпилил ему голову и, насадив ее на копье, с торжествующим ревом проделал круг почета вокруг Унас-Материта.

Потом он объехал Унас-Материт еще шесть раз, подбирая выпавшую из кармана мелочь. Это кончилось для него плачевно. К Вождю подкатил набздул-главарь с бейсбольной битой в руке. Он всего разок хватил Галогена по черепу, и Вождь Рахитана вылетел из седла, рассыпав найденные копейки. Хихикнув, набздул спрыгнул с адова коня и вразвалочку направился к Галогену.

В этот миг Галоген пришел в себя и с трудом приподнялся на локте. Сквозь кровавую пелену он узрел знакомые черты дочери: по-прежнему в облачении воина, с бородой, она втихаря обшаривала трупы чморков, милосердно приканчивая раненых ножницами из маникюрного набора. Марси с плотно набитым рюкзаком топтался на подхвате.

— Деточка! — тихо позвал Галоген. — Э-Витта, на помощь!

— Че? — подняла голову Э-Витта, рассеяно обтирая бородой мокрые от крови руки. Заметив набздула, она, не говоря ни слова, выдрала у Марси рюкзак и помчалась к Унас-Материту.

— Э-Витта! — в полный голос позвал Галоген. — Спасай папу!

— А пошел ты в задницу, — крикнула дочь, не замедляя хода. — Старый кобель! Что, допрыгался, мужской шовинист? Вот, теперь отольются тебе слезы моей матери, гнусный изменщик!

— Стерва! — крикнул Галоген ей вслед, но тут набздул взмахнул битой, и Вождь Рахитана приказал долго жить.

— Вай-вай-вай! — зарыдали рахитанцы. Их ряды дрогнули, а вовремя подтянувшийся резерв чморков ударил по рядам с силой, усилив удар натиском (не пугайтесь, ребята, это такой каламбур).

И тут повелитель набздулов допустил ошибку. Вместо того чтобы развивать и закреплять успех, он помчался за дочерью Вождя. Нет-нет, его интересовал не секс. Он хотел отобрать мешок с золотом.

Объехав Э-Витту по широкой дуге, набздул загородил ей путь.

— ХА-ХА-ХА! — страшно захохотал он и брызнул огнем под ноги Э-Витты.

— ХО-ХО-ХО! — рассмеялись набздулы.

Хихикнув, главарь указал костлявым пальцем на рюкзак.

— Это мое немножко будет, — насморочным голосом произнес он.

Дева Рахитана сорвала бороду, сбросила шлем и гневно тряхнула волосами.

— Не смей касаться моего приданого, ублюдок! — крикнула она. Выхватив окровавленный меч, валькирия метнула его в набздула как копье.

Меч угодил в дуло огнемета и со страшным звуком «СКРРРАГГ!» взрезал его с двух сторон как картонку.

Набздул дернул шеей. Острие меча вышло из его затылка; лезвие дымилось, словно его облили кислотой.

— ПШ-Ш-Ш-Ш...

Резко запахло пропаном. Набздул начал раздуваться, как резиновый мяч. Дрожащей рукой он попытался извлечь клинок, со скрежетом вращая его за рукоять, но тут... чиркнула спичка, и бесстрашный хрюкк по имени Марси, подобравшись сбоку, швырнул в набздула... Ох! Самый настоящий файербол! Тьфу ты, хераболл, или что там получается у наших аффтаров фэнтези. Точнее — скомканный и подожженный носовой платок, который хрюкк не стирал с момента выхода из Пофигшира.

И грянул взрыв!

Столб малинового огня взметнулся до небес, Марси и Э-Витту разбросало в стороны. Через миг вокруг них начали падать кровавые ошметки и разные блестящие детали от Дарлея Хэвинсона.

— Чпок! Чпок! — упали на землю две конфорки.

— Блямс! — свалилась на Полудурскую равнину набздулья голова.

Набздулы в небесах растерянно заклекотали. Ободренные рахитанцы вновь перешли в наступление. В этот миг со стороны Надуина послышались воинственные кличи. То кричал Элерон, отказываясь платить за парковку огромной баржи. Наконец, придавив жадных парковщиков, рухнули огромные сходни, и на равнину устремилась масса красноглазых, тощих и небритых индивидуумов в полосатых пижамах. Это были друзья Элерона, хронические алкоголики, с превеликими опасностями вызволенные им из санатория «Гора Утренней Свежести».

— Портвейн привезли! Портвейн привезли! — завопили они, и до того страшен был их клич, что чморки попятились.

Свежие силы ворвались во вражьи ряды, сминая их и круша. Гнивли и Лепоглаз бежали позади алкоголиков и взбадривали их пинками.

Из Материта ударило ополчение. Атаку возглавлял Гнусдальф в перепачканном коллекторной грязью бронежилете. Он припаял хотьбыхныр к концу толстого стального прута и — хрясь! хрясь! — крушил булавой вражьи черепа.

— Трах-тибидох? Я вам покажу трах-тибидох! — озлобленно бормотал он, встряхивая бородой.

Набздулы были деморализованы. Поливая равнину слезами отчаяния, они отступили к Парад-Дуру.

Орды Цитрамона смешалась, вражины обратились в бегство, но за их спинами была река... и армия алкоголиков, а с боков напирала масса рахитанцев, расстроенная смертью Галогена. Врагов взяли в клещи и начали уничтожать.

Гнусдальф как полоумный носился по полю, ставил чморкам подножки и сокрушал их черепушки хотьбыхныром. Гнивли киркой выбивал вурдалакам мозги. Лепоглаз пускал в гущу зомби реактивные стрелы. Опупин, войдя в раж, дубасил карликов «Тьмой колец» и едва не убил Марси, который затесался в ряды карликов, ловко обшаривая их карманы. Совершил поступок беззаветного мужества Элерон: он вынес с поля боя генерала Дауна, и даже снял с него золотую цепь, чтобы полководцу было легче дышать. Ополчение, разделенное на роты во главе с домохозяйками, отлавливало вражин сетями. Крики домохозяек разносились над Полудурской равниной, вселяя ужас в сердца захватчиков: «Вася, лови того, с одним глазом: он пожирней!», «Сидор! Загоняй вон того адвоката! Он шерстистый, как раз мне на воротник!», «Коля, я же сказала, котлеты будут вечером!», «Петровна, ты это что, за моим ухлестывать, а?» Алкоголики бешено дрались голыми руками; Элерон пообещал им бесплатную выпивку в случае победы. Рахитанцы умерщвляли троллей и посредством трофейных мясорубок делали из них фарш прямо на поле боя.

Наконец знамя победы взлетело над дворцом Заместителя. Победители кричали разную чушь и целовались. Из Материта, рыдая от наплыва чувств, выбегали менты, чинодралы и эсгэбэшники. В руках их были мешки, саквояжи и авоськи — ведь поле боя было усеяно трофеями. Но опричники Гнусдальфа быстро затолкали трутней обратно в город. Маг влез на дохлого тролля и во всеуслышанье, весело помахивая только что снятым с чморкского маршала бриллиантовым орденом, объявил, что все трофеи будут национализированы, и что каждому достанется в соответствии с его заслугами.

Так окончилась великая Битва на Полудурской равнине. Мрачная пелена быстро разошлась, и все увидели желтое солнце и голубое небо.

Трупы врагов сплавили вниз по течению Надуина, павших героев похоронили с почестями, пролив над их могилами немало слез.

Да, много славных витязей не вернулось с поля брани... Дристан Волосатый со всей полевой казной чморков уехал в неизвестном направлении. Оглоблей насмерть придавило князя Долдона. Погибли шурин Галогена Мозгляк и его брат Рахит. Господина Хряка Полинявшего, приняв за свинью, закололи рахитанцы. Погиб лютой смертью (его ущипнула за зад троллица) смелый витязь Бурлак. Известный богатырь Бугай в одиночку, голыми руками схватился с троллем и геройски погиб, ибо тролль по случайному совпадению оказался чемпионом по армрестлингу.

Но более всего скорбели о павшем Галогене. Тело Вождя залили резиновым клеем и на быстрых оленях отправили в фамильную усыпальницу.

— Великий Галоген сколупнулся, — утирая слезы, произнес Гнусдальф. — Но хватит скорбеть! Я сообщаю вам, что мы одержали победу! — Грянуло троекратное «Ура!», но маг движением руки призвал к вниманию. — Но это не конец войны! Это еще не все! Завтра мы бесстрашно двинемся на Мордорван и всыплем по первое число Цитрамону! Мы сметем его фатерланд с лица нашего милого, скромного Среднего Хреноземья! Мы уничтожим семя зла и прославимся в веках! А кто не пойдет с нами в Мордорван, того мы зарежем!

— Но... Гнусдальф! — вскричал Элерон, чьи хрупкие плечи бережно обнимала Э-Витта.

— Да? — отозвался маг, прилаживая к груди пятый бриллиантовый орден.

— Но... у Цитрамона осталось еще, по меньшей мере, десять миллионов отборного войска...

— Да, и что?

— Они нас... э-э, ну, может, мы продержимся три минуты...

Гнусдальф усмехнулся и похлопал Элерона по плечу.

— Я действую по наитию, дорогой мой наследник, — сказал он. — А кроме того, дуракам всегда везет.

— Э-э-э... то есть ты имеешь в виду, что мы...

В глазах Гнусдальфа сверкнул огонек.

— Ну конечно, — кивнул он. — Ну конечно!