Конечно, старина Фатик рос среди горных варваров, и вдобавок имел сводного брата-недоумка (успешного брата-недоумка, замечу), но даже ему хватило ума сложить два и два, чтобы кое-что понять.

А понял я вот что.

Талестрианские маги замешаны в делах с Безликим Братством. И я буду не я, если эти маги — один уж точно — не играют роли тех самых наставников, о которых в запале упомянул служка.

Наставников — или кукловодов, а?

Полагаю, дело было так.

Узнав новости, маг отправил Братьев, намереваясь загрести жар чужими руками, а сам спрятался неподалеку, чтобы наблюдать, как будут продвигаться дела, не очень-то доверяя боевому умению местных конфидентов. Когда артисты показали зубы, чародей послал своих телохранителей, чтобы те разобрались с зубастыми комедиантами.

Стало быть, не все кудесники улепетнули из города, один задержался. Очевидно, ситуация с актерами и фальшивым Амаэроном настолько заострилась, что он пошел на риск засветиться перед Ковенантом, и сам решил принять участие в поимке остатков актерской труппы.

Один маг?

Хорошо, если один.

С одним паршивцем мне поможет совладать моя супруга, эльфийская ведьма, а вот пара магов — это уже серьезная проблема, ибо в Академии Талестры обучают не только наложению противоблошиных заклятий. Если маг подберется к нам поближе…

Что-то слишком много талестрианских магов попадается на моем пути к Оракулу. Поправка: деятельных, шустрых магов. Сначала Фрайтор, теперь Мантиохия — в обоих случаях маги принимали живейшее участие в обустройстве политической жизни поименованных стран… А если завтра я повстречаю их в Дольмире? И что они затеют там, хотелось бы знать?

И — как они узнали, что мы будем на Пикнике Орна?

В глаза снова ударил отблеск со стороны кибитки. Маг, по-моему, рассматривал меня сквозь подзорную трубу.

Безликие тенями застыли среди развалин. Ждали.

Я ждал тоже.

Шестеро кверлингов приближались.

Тридцать ярдов… Двадцать… Они шагали раскованно, неторопливо, склонив сабли к земле. Ни грана показной воинственности. Люди шли делать дело: убивать. У всех татуированные лица и свободные, неброские одежды. Вот уж под ними наверняка — кольчуги.

Я отобрал у Олника правый клинок Гхашш и приставил острие к шее служки. Взглянул на неторопливую шестерку. Никакой реакции, как я и думал. Маски, правда, заволновались, но маг и его присные плевали на возможную смерть предводителя Братьев. Он был разменной пешкой в большой игре, правил которой я не знал. Тогда я быстро затолкал несчастного под фургон, выпрямился и забрал у гнома второй клинок.

— Фатик? — Виджи взглянула на меня вопросительно, а я содрогнулся: темнота все еще заполняла ее глаза, темнота ледяная и глубокая. — Очень холодно… Шепот. У нас мало времени…

— Я знаю. Соберись. Вон там за развалинами — маг. Возможно, он готовит нам подлянку.

— Д-да… А что такое… подлянка?

Эльфийка, Великая Торба! Эльфийка!

— Подлянка — боевое заклятие особого рода. — Это я тонко ответил! — Будь начеку и держись позади меня. Имоен, брысь в фургон!

Я утер пот, крутанул мечи, огляделся. Если атаку телохранителей мага поддержат Братья, это будет мне на руку: Братья насядут скопом, мешая друг другу и моим настоящим противникам. Но тут я заметил, что Безликие стремительно улепетывают, растворяются среди развалин. Им дали отбой, видимо, решив, что наемные рубаки расправятся с нами без посторонней помощи.

Хм…

Шестеро против четверых, а ведь есть еще и маг.

Скверный расклад.

Виджи застыла, глядя прямо перед собой — тонкая, хрупкая. Губы беззвучно начали шевелиться; меч опустился, а затем вывалился из ослабевших пальцев.

Пытается услышать мага? Гритт, значит, я могу рассчитывать на Скареди и Олника. В Зеренге мы не раздобыли для Имоен пристойного лука, у нее имелся только охотничий нож, идти с которым против сабель — самоубийство.

Раненые начали отползать в сторону проезда, загребая руками, один полз медленно, в бок, пятная кровью известняковую щебенку; напоровшийся на меч был уже мертв.

Пока я угрюмо соображал, что делать, головорезы обошли раненых и остановились ярдах в десяти от нас, все еще в тени проезда.

Обменялись короткими репликами.

Я расслышал что-то вроде «шар ми сгер макон» и мысленно кивнул. Я примерно знал, как звучит боевой язык кверлингов Злой Роты, даже знал отдельные слова, те, что просочились в свое время за стены казарм этой армии наемников из пограничного с Талестрой Одирума. Увы, но запас моих слов этого языка был слишком ничтожен, чтобы понять, о чем они говорят.

На Южном континенте кверлинги Злой Роты занимались примерно той же работой, что и варвары Джарси, были нашими конкурентами. Они существовали над привычной человеческой моралью, считая себя не людьми, а отдельной расой (расой благородных воинов), а значит, им дозволялось свободно причинять боль и страдания маленьким людям… Гритт, у меня нет сейчас времени пояснять. Коротко: это еще те мрази. И, разумеется, кверлинги и Джарси находятся в неприкрытой вражде.

— Олник, грошта марр! — быстро сказал я. Вот вам боевой язык, красавцы — язык гномов, который вы не знаете хотя бы потому, что гномы не селятся на Южном континенте дальше Дольмира.

Он нагнулся и сцапал увесистый обломок ракушечника. У Дул-Меркарин Олник запросто раскроил черепа аграбанцам, метая в них камни, но тогда он обстреливал их с развалин башни, а здесь, на площади, у него будет время только на один бросок.

Кверлинги начали расходиться, охватывая нас широкой дугой; с их клинков янтарными каплями соскальзывало солнце.

Шесть крайне опытных бойцов. Хорошо, что за нашими спинами фургон, с одной стороны которого привязаны лошади.

— Олник, прибей первого, после держись справа от меня. Скареди, на ту сторону фургона, охраняйте наши спины от Братьев, если еще вздумают высунуться. Вступите в общий бой, когда я прикажу.

Он смерил кверлингов прищуренным взглядом:

— Клянусь полушкой, это злые люди!

Именно так, дорогой мой паладин, именно так. А еще один кверлинг вполне может наладиться в обход. Они ведь запросто бьют в спину.

Я шагнул вперед, распустив губы в плаксивой гримасе:

— Помилуйте нас, умоляю!

Они купились, и молча перешли в атаку, как видно, надеясь разделаться с нами в мгновение ока (большого, слоновьего).

Мимо меня просвистел каменный снаряд. Он с хрустом угодил в лоб кверлингу справа и опрокинул его на спину. Миг замешательства позволил мне прыгнуть вперед и достать одного из братии в плечо. Вторым ударом я намеревался развалить ему череп, но кверлинг успел откачнуться, и лезвие меча Гхашш пропахало борозду поперек его татуированной рожи. Затем мне стало не до ухарства: на меня и Олника насели трое, а четвертый — по стеночке — начал подбираться к моей супруге. Убить безоружного для них — такая же доблесть, как и победить врага.

— Эркешш махандарр!

— Великая… х-х-ха!

Бам! Звяк! Тресь!

Меня взяли в клещи почти мгновенно, и если бы не Олник, который оберегал меня с правого бока, давно бы порубили на кусочки. Засранец ловко отражал удары колотушкой — стальным навершием и рукоятью из дуба, мореной гномами в таком хитроумном растворе, что крепостью она теперь не уступала настоящему железу.

Я вертелся, как уж на сковородке. Будь у меня один меч или топор, по мне давно бы пели отходную. Два клинка позволяли держать оборону против двух наемников, балансируя на грани гибели.

Веером летели искры. Щербатые стены вокруг маленькой площади отражали звон и скрежет ударов, казалось, прямо мне в уши.

От кверлингов разило табаком и какими-то едкими пряностями. Они бились молча, старались сдвинуться так, чтобы солнце слепило мне глаза.

Улучив миг, я поймал взглядом Виджи. Она застыла, впала в транс с широко раскрытыми глазами. Наемник был почти рядом, еще немного — и нанесет удар под грудину…

Рискуя попасть под сабли, я начал продвигаться к Виджи, пятясь боком, как сухопутный краб. Слишком медленно… не успею… Но и быстрее нельзя: одно неверное движение, и две сабли изрубят меня на кусочки.

Тут я вспомнил, что Братья бежали, а седьмой кверлинг, кажется, не явился, и значит, старый паладин может…

— Скареди!

Рыцарь ответил на мой отчаянный вскрик, но еще раньше среагировала Имоен. Она высунулась из фургона и коротким броском, практически в упор всадила охотничий нож в горло наемника.

Через миг справа от меня Скареди взмахнул клинком. На короткое время нас стало трое против троих.

— Кольчуги! — сказал я, давясь духотой. — Они в кольчужных жилетах!

Олников первенец наконец-то очухался и вступил в бой, злой, как потревоженный шершень. Кровь из разбитого лба расчертила лицо боевыми узорами северных орков. Жаль, что под рукой Олника оказался ракушечник, а не гранит — тогда бы кверлинг уже странствовал по Небесам.

Раненный мною все еще не мог толком оттереть кровь с лица. Ну а мы топтались, хрипели, шаркали, поднимали волны пыли и обливались потом в отчаянной рубке. Где-то позади лошади ржали и били копытами. Казалось, минула вечность, хотя на самом деле прошло немногим больше минуты.

Я увидел сквозь удушливую пыль, что кибитка мага все еще торчит за углом. Это взгляд дорого мне стоил.

Шершень ужалил меня в левое плечо.

Это было настолько внезапно, что я упал на колено, выпустив меч из раненой руки. Две сабли мелькнули в воздухе, расшвыривая капли кипящего золота. Под одну бросил меч Скареди, под другую прыгнула Олникова колотушка. Удар третьего кверлинга я кое-как отразил, затем — кое-как встал и кое-как вступил в схватку. Мир подернулся серой мутью, в которой вспыхивали искры от ударов. Клинок Гхашш мерзко звякал под ногами. Нагнуться за ним значило умереть.

Я озлился, хрипя и ругаясь, насел на кверлингов. Даже с одним мечом и раной в плече, один Джарси стоит пятерых из Злой Роты!

А вот наемники поумерили пыл: негодяи верно оценили шансы, и теперь ждали, пока я вымотаюсь, потеряв достаточно крови. Тогда они расправятся со мной, а после — в четыре клинка — с моими соратниками.

Имоен мелькнула сбоку. Окровавленный нож качается в руке. Извини, девочка, но ты лишняя. Прицельно швырнуть нож в такой свалке невозможно: всегда есть шанс угодить в товарища. Она поняла это и рискнула вступить в бой, и тут же отлетела к стене — кверлинг тюкнул ее гардой в висок, но не добил — я заслонил ему путь.

В какой-то миг схватка развалилась на поединки. Двое кверлингов против Скареди, двое — против нас с Олником. Пятый, зажимая ладонью рассеченный лоб, чтобы кровь не заливала глаза, ковылял в мою сторону, как пьяный матрос.

— Олник! — крикнул я. — Трогх вард! Вард!

Ему не потребовалось лишних пояснений. Он чуть сдвинулся, перекрыв мою линию обороны, так, чтобы наши противники сошлись против него, и кувырком полетел им в ноги.

Один кверлинг упал, второй пошатнулся, и вот ему-то я стремительным выпадом пронзил горло. Первый за это время узнал, как работает гномья колотушка. Свои впечатления он изложил уже на Небесах, которые Гритт Проклинатель… Ну вы помните, да?

Раненый бросился на нас, издавая пронзительные вопли. Все-таки не такие уж они суровые, эти кверлинги.

Я убил его.

Оглянулся. Понял, что не успею.

Наемники прижали Скареди к стене, вышибли меч и занесли сабли для ударов.

Прощай, старый рыцарь!

Конец тебе, Нижний город!

Из ближайшего к рыцарю проулка метнулась серая тень в остроконечном капюшоне. Блеснул тонкий клинок-змейка… Два косых удара под колени — два человека с подрубленными ногами. Еще два стремительных удара — и головы кверлингов скатились с их плеч.

Неизвестный повернулся ко мне, пока Скареди обессиленно сползал по стенке, отбросил капюшон засаленной морской робы, брюзгливо оттопырил нижнюю губу, и, тряхнув блондинистыми патлами, вздорным голосом изрек:

— Дурня кусок и помойный шут! Боец с перхом! Я же сказал, варвар: черные камешки! Черные камешки!

Не предложил мне сожрать кекс, уже хорошо.

— Спасибо вам, Квинтариминиэль, — произнес я, в первый, пожалуй, раз выговорив его имя без запинки, хотя мое сердце как раз требовало хватать воздух ртом и запинаться.

Здесь бы полагалось дать занавес, но день еще не кончился, а большие дела — только начинались.

Принц смерил меня угрюмым взглядом и кивнул в сторону порта:

— Чуждое близится за мной по пятам. Торопись в своих действиях, варвар!

Меня передернуло: как и у Виджи, в его глазницы вставили по куску черной яшмы.

Он сунул клинок под робу, в ножны, что перевесил со спины на пояс, и направился к Виджи. Моя супруга по-прежнему находилась в трансе, более того, мне показалось, что он углубился: она мерно раскачивалась, сомкнув подрагивающие губы и переплетя пальцы обеих рук на стороне сердца. Ветерок бросал золотистые пряди на широко открытые глаза.

Неужели маг настолько занял ее мысли?

Я развернулся к проезду, все еще задыхаясь. Из кибитки выбрался человек. Высокий и тощий, черноволосый, похожий на сороку острым шнобелем и блестящими глазками. Оранжевый балахон болтался на нем, свисал многочисленными складками.

Не разделяй нас тридцать ярдов, я бы обязательно расспросил его о чудодейственном рационе, благодаря которому он достиг таких успехов в деле умерщвления плоти.

Он чуть заметно кивнул, бросив на меня странный взгляд, точно запоминал на будущее, затем посмотрел в сторону моих эльфов. Вновь кивнул, сложив руки на впалой груди. Я хранил спокойствие: для убийственного удара чарами расстояние слишком велико.

Я просто стоял и смотрел, чувствуя, как наливается тягучей болью проколотый бицепс и слушая охи и вздохи Имоен. Если маг двинется вперед — у меня есть Виджи. Да и сам я не промах, я все еще на ногах и могу драться. Моя эльфийка отведет заклятье, а я тем временем проткну чародея. Кроме того, Олник всегда успеет прибить мага камнем. Камень в руках гнома куда опасней боевого заклятья, стоит признать.

Рядом засопели: бывший напарник склонился над стерлингом и деловито обыскивал его карманы. Гномы, может, туго соображают, но своей выгоды никогда не упустят.

Взгляд мага вернулся ко мне. Странный он был, этот взгляд, вот только я не мог понять, что означает его странность. Вдруг по губам чародея скользнула усмешка: едва заметная, но я ее разглядел. На самом краешке моего сознания забрезжила мысль, что этот чернявый, Гритт его маму за ногу, спокойно отнесся к проигрышу. Он знал, понимаете, знал, что проигрыш партии не означает проигрыша в игре.

Он знал, что игра не закончена, что новая партия состоится обязательно.

Я выбранился, заковыристо и грязно.

Глаза мага расширились. Он метнулся в кибитку, и та взяла с места, когда ноги чародея еще были снаружи.

Удрал! И вряд ли от моих ругательств.

Я оглянулся.

Виджи, сотрясаясь от судорог, падала на руки принца, а на площадь со стороны порта вкрадчиво, сонно, выстилая дорожки сквозь проулки, вползал светло-белый туман.

Квинтариминиэль плавно опустил Виджи на землю, присел, удерживая ее голову на руках. Лицо моей женщины было искажено болью, губы странно шевелились, будто она пыталась и не могла выговорить какую-то фразу. Сквозь неплотно закрытые веки виднелись белки глаз.

Черт… Я бросился к ней, стряхивая кровь с пальцев, но принц выставил перед собой ладонь.

— Тион!.. Чуждое явилось, — молвил он глухо, и показал на туман, уже оплетавший колеса фургона. — Пьет жизнь, магию… Магам плохо, всего хуже… Торопись вскорости, варвар. Торопись, ибо воистину — и ей, и мне, и нам скоро…

Тут он употребил вполне человеческий оборот, который я никак не ожидал услышать от этого утонченного брюзги.