Меж тем один из так называемых аттракционов всё же нашёл своё по-пьяному корявое воплощение. Распоряжался тут уже Серёга.

Затея сия, как помнится, возникла ещё давно и как бы сама собою – всего-то надо было разбежаться в дальнем, редко посещаемом учителями крыле коридора, и, подпрыгнув, приложиться по стенке пинком – кто выше вдарит. Естественно, во-первых, что достижения отмечались мелом, а в лучших случаях сразу намазанной им подошвой; во-вторых, что личный рекорд принадлежал даже не «каратистам» Жеке или Шлёпе, а длинногачему Сусе (звательно-ласкательное от Суслик), и в-третьих, что абсолютные рекорды достигались почему-то негласно допускаемыми парными выступлениями, и, что уж и совсем естественно, самый абсолютный из них был установлен тем же Сусликом, у… авшим в подобии прыжка пинчища мелкому и прыткому Швырочку, резво заподпрыгнувшему на стенку в свою скромную, но оттого не менее важную очередь. (Здесь, конечно, надо сказать, не избежать неких неестественных последствий, и все сразу начинают говорить о каком-то «опущении кишечника», но это же, однако, в так называемом «лучшем случае» – ведь можно промахнуться и зарядить своему напарнику куда угодно!.. По словам знатоков, удар сей называется вкочеры жить, потому что боль от него пронизывает всю область простаты (вообще от задней точки до переднего конца) и служит, по их профанским заверениям, добрым средством к её профилактике – а скорее, конечно, наоборот.) Как вы поняли, всё дело в синхронности…

Теперь эта потаённая экстремальная забава была перенесена в самый что ни на есть центральный коридор – самое основное место, где проходят линейки, физкультзарядки и уроки физ-ры, а иногда и так называемые «Весёлые старты», максимум изобретательности и жертвенности на коих – прыжки в мешках или какая-нибудь чехарда. Почти все почему-то, хотя им и было предварительно всё разъяснено и именно это-то и запрещено, пытались впечатать ботинком или калошей в портреты гостей, а особым шиком считалось, конечно, «достать до свово патрета»!..

После нескольких хаотичных одиночных попыток (кстати, первым всё же прыганул сам Морозов, установив, кстати, довольно хорошую за всю историю со– (или ис-?) -стязаний среднюю планку, в этот раз никем не взятую – да-да, скорее всего, по причине пьянства; кстати, он был довольно лёгок и прыгуч всегда – никогда такими вещами не гребовал), Серж стал подначивать публику, дабы она подначила разбиться на пары многим уже известных атлетов.

И короче, начались «Весёлые старты» (или страсти). Весь какой-то огрубевший, закостеневший от выпивки, непомерно красный с красными остекленевшими, будто искусственными – но всё же живо выражавшими дурачее мертвящее выражение – глазами Папаша схватил мёртвой хваткой ничего не подозревавшего лыбящегося, скалящегося и раечкающего Мирзу. Вскоре его насильно разогнали (держа-таща за руки), причём не боком, а как-то прям в лобовую в стенку, и громыхающий кирзачами, негнущийся и одухотворённый только фантазией что-твой-Железный-Дровосек-Папаша, громогласно оттопав вслед за ним три шажища, шарахнул бедному прям под копчик.

Естественно, что попытка не была результативной, и всеми сразу же было решено её повторить. После почти что десятиминутных оваций корчащегося на полу Мирзу уж было опять подымали и потащили, но вступились Ган и Серж…

А тут как раз подоспел пойманный сердобольными сотоварищами-односельчанами Шывырочек, уже почти избегнувший очередного титула… но всё же, эх… словленный ими на выходе в раздевалке!.. Само его наименование, судя по рукоплесканиям и руконаложениям публики, даёт ему большие преимущества…

Но тут случилось непредвиденное. Раздалось Белохлебовское «Са-ашк!», и хоть и пьяный, но достаточно быстро сообразивший помощник, уже тоже утекавший и почти миновавший сей чаши, был настигнут, сбит с ног и схвачен, – и откуда-то из тёмной чащи раздевалки послышалось весёлое простонародное «Сдябрили!»…

Потом были довольно продолжительные консультации тренера-новатора со спортсменом – как пить дать будущим рекордсменом. Со стороны слышалось: «Не буду!» – «Будишь!» – «А эсли ему с двух сторон всадить» – «Да он ссохший, лёгкий, точняк».

Надо ли уточнять, что после всего сего со всем уже наверное смирившийся Сажечка был отпущен Белохлебовым – откуда-то из затемнённого угла – и выскочив, шарахаясь из стороны в сторону, как аглицкий иль польский кролик от русских борзых, чудом как-то вильнул от тяжелейшего удара Папаши, – фу, увильнул!.. – а потом – чисто случайно! – проскочил как-то вроде прям под чудовищно задранной в дурачем пируэте ножищей Суси и рванул на выход, и даже был таков. «Эх-хе, – вздыхал атитектор главный фермер, – такой дуэт расстроился!..»

И наконец, под гром аплодисментов, под романтическую музыку («Ты морячка, я моряк…») в свете прожектора (кто-то управляет за С-ора) на лёд пола вышла знаменитая пара – двукратные чемпионы правого крыла коридора и априори нынешние фавориты. Швырочек ёрзал в объятиях партнёра и вырывался, как заяц в «Ну погоди!», а Суся, двухметровая обдуплеченная дядильня с «железной губой», как Волк, кланялся, пожёвывая в вставных стальных зубах цыгарку.

Наконец, разогнавшись – в обнимку и полузадом – полукругом по залу, они одновременно – один за другим – въехали по касательной к заветной доске почёта и, ещё более синхронизированно выполнив некое подобие «пистолетика», – у первого переходящего в «тулупчик», а у второго в пинчекрен, – засандалили его ему. Попал кроссовком ему, а он своим ему на портрете в лоб. Такая вот кода па-де-дё. Все были очень довольны (а Ган, видимо, всё же почему-то и не очень), и даже сами чемпионы, получившие в качестве приза отдельно припасённый литровый кубок водки «Rasputin», разделить тяжесть которого, впрочем, тут же нашлось много желающих (большинство из которых тут же получили от Суси наградного пинка).