— Ваш бифштекс!

Наромарт оторвал глаза от книжки. На столике мадемуазель Виолетта поставила оловянную тарелку с солидным куском сырой говядины и большой кубок. Он поднялся, подошел к столу, взял в руки стальной ножик и стал задумчиво вертеть его в руках.

— Интересно, чего ты так со мной возишься?

— Интересно, а почему это я не должна с тобой возиться?

Мадемуазель Виолетта присела на табурет рядом со столиком. Наромарт тоже сел, взял в правую руку мельхиоровую вилку, отрезал кусок мяса, но есть не стал.

— Во-первых, я — вампир. А во-вторых, даже когда я им не был, я не был и человеком.

— Во-первых, во-вторых, и, в-третьих, ты существо, которому нужна моя помощь. Так что ужинай и не болтай глупостей!

Он проглотил кусок мяса и отхлебнул из кубка.

— Гадость. Что за мерзкий привкус у твоего растворителя?

— Зато кровь не сворачивается в течение десяти часов. У господ цирюльников не возникает проблем, а обер-медикус мэтр Конрад Люгер уже спрашивал нельзя ли это использовать при тромбозах.

— Интересно, как это мэтр собирается вены чистить с его-то техникой?

— К твоему сведению, мэтр гораздо больший врач, чем ты, который нахватался верхов и возомнил себя светилом. Лет через триста любой цирюльник сможет делать то, что сегодня делает мэтр. Но цирюльники не двигают вперед медицину, это делают врачи-исследователи.

Наромарт отхлебнул еще.

— Ладно, ладно. Не надо меня ругать, а то потеряю веру в себя. Плохой из тебя учитель!

— Из меня плохой учитель? Да я преподавала в гимназии Цурбаагена! Целых три недели! Почти…

— Так долго? — язвительно осведомился Наромарт. — Думал, что ты убежишь гораздо раньше.

— Напрасно смеешься. Я никуда не убегала, меня выгнали. Оказывается, к детям там применялись телесные наказания. Представляешь, директор гимназии собирался выпороть какого-то первоклассника. Да ещё только за то, что тот слишком громко смеялся на перемене. Я вошла как раз в тот момент, когда он велел несчастному ребёнку лечь на скамью.

— И что же было дальше?

— Я, Виолетта фон Зееботен, не могла этого стерпеть и сломала скамью. За это меня и выгнали.

— Разве за это выгоняют?

— Понимаешь, скамья была очень тяжелая, из мореного дуба… А сломала я ее о высокоученую директорскую лысину…

Наромарт поперхнулся кровью. Откашлявшись, с интересом спросил:

— Жив-то он, хоть, остался?

— Он вообще не пострадал, если не считать здоровенной шишки. У подобных типов обычно чрезвычайно крепкая черепная коробка.

Повисло молчание. Вампир отправил в рот последнюю порцию мяса и скептически посмотрел на собеседницу.

— Что-то не сходится. Не могу себе представить тебя, размахивающей дубовой скамьей.

Мадмуазель Виолетта рассмеялась.

— За кого ты меня принимаешь? За Зену? За Брунгильду? Или, может быть, за Жанну Орлеанскую?

— Не имею чести знать этих достойных дам, — улыбнулся Наромарт. Клыки уже уменьшились и теперь почти не выделялись среди остальных зубов.

— Зена и Брунгильда — знаменитые воительницы древних времен. Говорят, коня на скаку могли остановить… ударом кулака… А Жанна Орлеанская была полководцем у Галльского короля Карла Подлого во время Столетней войны. Он её предал, и враги решили осудить её как ведьму. А ведьм в тех краях заживо сжигали на кострах.

— Какой ужас! Никак не думал, что в вашем мире процветает такая жестокость.

— Ну, положим, не во всем мире. Ведьм сжигали только в Галлии, Вестфалии и Арагоне. В каждом случае на это были свои причины… Долго рассказывать… К тому же колдовать она в любом случае абсолютно не умела… В общем, Жанну судили в городе Руане, но несколько преданных ей офицеров собрали небольшой отряд готовых на всё воинов и обратились за помощью к сильному магу, который наложил на них заклятие невидимости. Благодаря этому они тайно проникли в руанский замок и вступили в бой с охраной. В начавшейся суматохе Жанна схватила скамью подсудимых и сначала хорошенько приложила двух охранников, а потом проломила башку епископу-обвинителю.

— Справедливое решение. Но к чему ты мне это сейчас рассказываешь?

— Понимаешь, и Жанна, и Зена, и Брунгильда были воительницами. Свои проблемы они решали при помощи оружия, которое было у них под рукой. Нет меча — сойдет скамейка. А мы с тобой — маги. И должны пользоваться тем оружием, которое в наших руках более эффективно. Если маг будет хвататься за скамейку, когда имеются другие, более действенные, способы достичь цели — это может стоить ему жизни. Понимаешь?

— Не очень, — признался Наромарт после небольшой паузы. — Ты же сама сказала, что сломала скамейку о голову директора.

— Да сломала, сломала… Но только я не держала эту скамейку в руках. Я управляла ею с помощью заклинания телекинеза.

Легкий толчок в плечо прервал воспоминания. Перед Наромартом на корточках сидела молодая девушка в темном пеплосе и, улыбаясь, протягивала ему наполненную вином чашу. Черный эльф улыбнулся в ответ и, приняв чашу из ее рук, сделал долгий глоток.

Он был пьян и без этого. Не от вина — всего выпитого на этом пиру не хватило бы, чтобы заставить полудракона потерять голову. Он был пьян от счастья.

Дважды за последнее время Наромарт был на грани отчаяния: в первый раз, когда осознал себя вампиром, и, во второй, когда увидел на своем теле печать былого греха. Оба раза ему казалось, что на этом его жизнь кончена, что нормальные эльфы, гномы, люди никогда не станут с ним общаться. В лучшем случае будут сторониться его, стараясь быстрее пройти мимо, в худшем — возненавидят.

А получалось совсем по-другому: те, кто совсем не знал его прежнего, относились к нему новому вполне дружелюбно, а многие даже пытались ему помочь. Что бы он делал без мадемуазель Виолетты? Если бы не помощь волшебницы, кровь Страда рано или поздно взяла бы верх, превратив его в не имеющего собственной воли раба мастера-вампира. «Птенца», как это среди них называется.

Или вот новые знакомые Балис и Мирон, люди, никогда не видевшие эльфов, ничего он них не знавшие, но поверившие ему сразу — и очень основательно. Конечно, это не было тем безграничным доверием, которое старые друзья испытывали друг к другу, но все же оно было велико. А ведь они вовсе не были доверчивыми глупцами, которых способен очаровать первый встречный проходимец. Нет, это были опытные люди, битые жизнью, не понаслышке знавшие и об обмане, и о предательстве, но при этом продолжавшие видеть в каждом, с кем сталкивала их судьба, не возможного врага, а возможного союзника.

А теперь их новый знакомый, купец Йеми, который помог им сориентироваться в незнакомом мире. "Длинноухий человек с севера". Наромарт по привычке сдержано улыбнулся, но тут же отбросил сдержанность и расхохотался. Громко и весело, как не смеялся уже очень давно.

— Чему ты смеешься, остроухий? — обворожительно улыбаясь, спросила девушка.

— Жизни. Я могу наслаждаться вином и пищей, звуками и красками леса, запахами трав и светом звезд. Разве этому не стоит радоваться?

— А как насчет любви? — она игриво положила руки ему на здоровое плечо.

Прежде чем ответить он допил вино. На мгновение к нему вернулась его прежняя холодность и рассудительность. Вступать в близость с кем-нибудь, кроме чистокровных эльфиек, ему раньше не приходилось, хотя он знал, что это возможно. Но надо ли? А почему, собственно, нет?

— Как тебя зовут?

— Фиала. А тебя?

— Наромарт.

Эльф приобнял девушку рукой, в ответ она покрепче прижалась к нему, недвусмысленно давая понять, что его ласка ей приятна.

— Ты издалека?

— Разве это важно?

— Я никогда не видела подобных тебе. И ничего о них не слышала. Откуда ты здесь появился?

— Разве Йеми не рассказывал тебе о длинноухих людях севера?

— Людях? Странно, на человека ты не слишком похож. Разве тебя и твоих сородичей в Империи не держат за нечек?

"Кто такие нечки?" — хотел спросить Наромарт, но не успел.

Драконье чутье уловило приближение неживого существа. Знакомого неживого существа. Ну, конечно, это был Женька, зачем-то мчавшийся над лесом к поляне в форме летучей мыши, а теперь стремительно снижавшийся немного в стороне от костра.

— Что с тобой? Почему ты замолчал? — немного испуганно спросила Фиала и попыталась повернуть его голову к себе.

— Подожди!

Он решительно высвободился из её объятий и поднялся на ноги. Остальные участники пирушки еще ничего не замечали, а Женька уже со всех ног несся к костру, в привычном человеческом виде.

— Скорее! На помощь!

Громкий крик подростка разом оборвал веселье. Теперь уже на ноги вскочили почти все. Женька вбежал в круг света: взволнованный, взлохмаченный, только вот не догадавшийся сымитировать, что задыхается. Наромарт от души пожелал, чтобы обеспокоенные люди не заметили этого явного несоответствия, но через мгновение и сам забыл о нем.

— Женя, что случилось? — успел спросить Мирон.

— Там в лесу на нас напали какие-то люди! Они схватили Анну и Риону! Я сумел вырваться…

Дальше мальчишку никто не слушал. Обитательницы леса, все, как одна, бросились в ту сторону, куда ушли дети, на ходу сбрасывая с себя одежду. Спутникам Наромарта, должно быть, хватило времени, чтобы успеть удивиться их странному поведению, прежде чем тела женщин прямо в движении стремительно превратились из человеческих в кошачьи. В Кусачем лесу жили оборотни! Вместе с женщинами в погоню бросились Курро и Рокад, так же принявшие тигриный облик. Из местных жителей у костра остался только Йеми: купец был обычным человеком.

Пока Наромарт наблюдал за исчезающими во тьме леса тигрицами, Балис, видимо, протрезвевший от неожиданного известия, успел добежать до фургона, взять свое таинственное оружие и теперь тоже мчался на помощь девочкам.

— Балис, стой! — крикнул Мирон, но тот никак не отреагировал.

— Капитан Гаяускас, назад! Ко мне! — скомандовал Нижниченко на русском, и это подействовало: морпех остановился, словно наткнувшись на невидимую стенку.

Сашка удивленно и уважительно посмотрел на своего спутника. Таким Нижниченко он никогда еще не видел, и этот Нижниченко действительно был генералом. Таким же, как генералы Белой Армии, способные повести за собой солдат в атаку на пулеметы, или удерживать их на простреливаемых вдоль и поперек позициях под ураганным огнем противника.

— Ты же не знаешь, куда бежать, — Мирон перешел на имперский язык. — Или думаешь, что способен догнать в ночном лесу мчащегося тигра?

— Мы что, будем спокойно стоять здесь, когда дети нуждаются в помощи? — с еле сдерживаемой яростью произнес Гаяускас.

— Нет, мы будем сидеть здесь и думать, как им помочь, — Нижниченко опустился на служивший ему сидением чурбак. — А когда поймем, что надо делать — будем выполнять намеченный план. Это гораздо эффективнее, чем бегать по темному лесу, потрясая автоматом.

Тяжело дышащий Балис опустился на лежащее рядом бревно, положив автомат перед собой. Перед глазами плыли красные круги, мерещилась темная вильнюсская улица и неподвижно лежащая на снегу девочка — в ярко-красной курточке Кристины и с бледным лицом Анны-Селены…

— Я постараюсь разузнать, что случилось, — наконец собрался с мыслями Наромарт. — Ждите меня здесь, никуда не уходите.

Он встал, взмахнул здоровой рукой и стал подниматься в воздух, сначала медленно, затем быстрее и вскоре исчез из поля зрения. Все, за исключением посвященного в тайну плаща Женьки, вскочили на ноги и провожали его изумленными взглядами.

— Так, — решительно произнес Мирон, вновь присаживаясь на чурбак. — Начнем с самого начала. Йеми, ты нам поможешь?

— Почтенный Мирон, похитили не только Анну-Селену, но и Риону, — подошел поближе купец.

Йеми не позволил своим чувствам возобладать над рассудком. Конечно, он очень беспокоился о своей племяннице, однако не сделал и попытки преследовать похитителей. Все равно оборотни сделают это быстрее и лучше. А если у них ничего не выйдет… В любом случае, те, кто похитил Риону, не хотели ее убивать — иначе бы убили сразу. А раз так, то их можно будет выследить. Собственно, можно было уже собираться в Плесков, мимо которого похитители не могли пройти ни при каких условиях. Но Йеми очень хотелось узнать тайну случайных попутчиков, раз уж предоставлялась такая прекрасная возможность. Если окажется, что им можно доверять, то нужно будет непременно попытаться заполучить их в помощники.

— Для начала пусть Женя подробнее расскажет, что же все-таки случилось.

— Мы шли по тропинке к домику, который хотела показать нам Риона. Вдруг из кустов выскочили какие-то люди, схватили девчонок. Меня тоже собирались схватить, но я сумел увернуться и побежал в лес, они не стали гнаться за мной.

Разодранная одежда и встрепанный вид мальчишки не оставляли сомнения в справедливости его слов. Хорошо еще, что в ночном лесу он умудрился не расцарапать лицо.

— А Серёжа?

— Не знаю, он шел сзади…

— Давно это было?

— Не могу сказать. Я по лесу долго бежал. Может, десять минут, может — двадцать. Мы же далеко ушли, да и направление я сначала потерял.

Еще бы не потерять, подумалось Мирону. По правде говоря, подростку еще очень повезло, что он набрел на поляну так быстро, мог бы и пару часов проплутать. Хотя, наверное, часа через полтора его бы наверняка хватились у костра.

— Какие эти были люди?

— Темно было, я их не разглядел толком…

— Ну, хоть что-нибудь? — Мирону вспомнился Лесь Носов, из которого тоже приходилось буквально по крохам вырывать информацию. Не потому, что мальчик не хотел что-то рассказывать, просто, он не понимал, что детали, мелкие подробности, которые ему казались абсолютно неважными, для генерала Нижниченко и его сотрудников имели огромную ценность. И только после того, как с Лесем стал работать Сережа Николаенко, информация если и не пошла широким потоком, то, по крайней мере, потекла полноводным ручьем: детский психолог сумел заговорить с ребенком на понятном тому языке. Мирон, по привычке учиться всему понемногу — авось пригодится, пару раз коротко расспрашивал у Николаенко технологию общения, но серьезно поговорить — не находил времени. А теперь — катастрофически не хватало знаний и умений. Это с Сашей у него как-то сразу установился контакт, без всяких там технологий. Может быть, потому, что несмотря на разницу в возрасте (хоть по году рождения меряй, хоть по числу прожитых на Земле лет), они были одной крови — разведчики. А вот Женя… Женя был другим: обычным домашним мальчиком, случайно затянутый в водоворот приключений. И добиться взаимопонимания с ним было гораздо труднее.

— Ну, на них были кожаные куртки с металлическими бляхами… Небритые… Ну, не знаю…

— Сколько их было?

— Кажется, четверо. Может — пятеро, не больше.

— Так мы многого не добьемся. Йеми, кто здесь мог организовать такое похищение?

Тот несколько мгновений промедлил с ответом. Уж очень интересно было наблюдать за тем, как Мирон пытался понять, что же произошло. В какой-то момент Йеми понял, что и сам он вел бы себя в этой ситуации точно так же, если бы… Если бы был в Кагмане абсолютно чужим. Не просто иностранцем, а именно чужаком, который вообще ничего не знает о том, кто и как живёт в этих местах.

Что ж, сейчас надо было принимать решение: либо просветить таинственных спутников о том, куда они попали, либо оставить их в неведении. Йеми предпочел первый вариант. Один разговор чужестранцев в местных жителей не превратит, а любой потенциальный союзник любит, когда ему демонстрируют дружелюбие.

— Мирон, здесь, — он особо выделил голосом это "здесь", — такое похищение не мог организовать никто. Оборотни в Кагмане занимают высокое положение, а Риона — к тому же еще и наследная боляроня Пригская. Похитителям не станут помогать ни власти, ни местные жители, а что до наказания… Веревки у нас довольно дешевые, и деревьев, как ты мог заметить, хватает. Если кому-то так сильно захотелось покинуть этот мир, то повеситься гораздо проще и легче.

— То есть, ты хочешь сказать, что похитители — чужаки? — понял Нижниченко.

Йеми кивнул.

— Кусачий лес находится на берегу реки Валаги. За рекой — империя Мора, где законы Кагмана не действуют.

— Та-ак, — удовлетворенно протянул Мирон. — Это уже что-то.

— А мне вот что непонятно, — неожиданно вмешался Сашка, — те, кто это сделал, должны были думать о том, что за ними погонятся.

— А ведь верно, — Балис моментально понял ход мыслей подростка. Понял — и мысленно похвалил. — Не думали же они, что просто так убегут от этих…

Он прервался, мучительно подбирая слово, которым было бы уместно назвать гостеприимных хозяек леса. Ничего лучшего, чем "большие кошки" в голову не лезло.

— Тигриц-оборотней, — подсказал купец.

— Да, спасибо… От тигриц-оборотней им не убежать, это понятно. Женя, у них лошади были?

— Я не видел…

— В густом лесу лошадям делать нечего. Думаю, что лошади их ожидали на том берегу. Или даже на этом, — уточнил Йеми. — Но и на лошадях им от тигриц далеко не уйти.

— А может, они улетели? — предположил Мирон. — Как Наромарт.

Йеми убежденно кивнул, но сразу после этого почему-то поменял свою точку зрения и возразил:

— Пять человек, каждый из которых умеет летать, собрались в одном месте? Вряд ли. Даже если это место — Кусачий лес. И потом, те, кто умеют летать, не надевают кожаные доспехи. Кстати, а мечи у них были?

— Мечи? Нет, не было. У того, кто меня схватил, вроде, нож большой был на поясе.

— Большой нож — это сколько?

— Примерно столько.

Как и предполагал Йеми, мальчик развел ладони на длину клинка гладия. Если разобраться, то это было хорошей новостью: значит, похитители не были инквизиторами, те бы свои длинные мечи, конечно, не забыли бы.

— Те, кто умеют летать, не пользуются такими… ножами…

Балис хотел, было, сказать купцу, что у умеющего летать Наромарта имеется меч, раза в два длиннее такого ножа. И мечом этим эльф умеет пользоваться очень даже недурно. Хотел — и не стал говорить. Когда непонятно, что вокруг происходит, не следуют афишировать свои умения. А уж тем более — чужие. Сашка, видимо, думал примерно так же, поскольку тоже промолчал. Заговорил Мирон:

— Если у похитителей нет возможности оторваться от погони, то что они могут сделать?

— Спрятаться в Плескове, конечно.

— А почему именно в Плескове?

— А где еще они могут спрятаться? Что ты предлагаешь?

Йеми выдержал длинную паузу, убеждаясь, что Мирону сказать нечего, а затем продолжил:

— Вот видишь, ты сам понимаешь, что больше — негде. В деревнях и на виллах от тигров не спастись. Только стены города могут дать надежную защиту, а единственный город поблизости — это Плесков.

— Звучит убедительно, — согласился Балис.

— Есть, правда, одна заковырка. Ворота города на ночь закрываются. Значит, похитители либо знают какой-то другой путь в город, либо ворота для них будут открыты… Лучше бы первое…

— Почему?

— Потому что во втором случае за похищением стоит очень важный имперский чиновник, способный отдать команду открыть ворота города среди ночи, а в первом — только обычные городские бандиты. Лучше иметь дело с низами Империи, чем с ее верхами.

— Значит, нам надо отправляться в Плесков и постараться разыскать и спасти ребят, — подвел итог Мирон. — А уж там разберемся, кто это все затеял. Верхи, низы… В любом случае, пробраться ночью в город так, чтобы об этом никто ничего не знал — невозможно.

— Хорошая идея, — кивнул Йеми. — У нас есть два-три часа на то, чтобы подготовится к поездке, а потом надо будет выезжать: чтобы успеть к рассвету добраться до городских ворот. Давайте-ка для начала запасемся едой.

Он кивнул на уставленную снедью скатерть.

— А хозяйки не будут против? — поинтересовался Женька.

— Не будут, — успокоил его Йеми. — И прихватите пару амфор вина, оно может нам очень сильно пригодиться.

Мальчишки не заставили себя долго упрашивать, подхватили по красноватой глиняной амфоре вместимостью в добрых полведра, на стенках которой черным лаком были изображены какие-то сцены из местной жизни, и потащили их к фургону Наромарта. Сам купец принес из своей повозки кожаные мешки и чистые тряпицы, после чего присел к разложенным на траве полотнищам и принялся отбирать подходящую еду.

Мирон хотел что-то сказать, но не успел: в гуще леса послышался треск, а затем из чащи на поляну выпрыгнула тигрица. Йеми деликатно отвернулся, остальные последовали его примеру.

— Они увели детей через реку, — раздался через мгновение женский голос.

Повернувшись, они увидели на месте тигрицы уже немолодую женщину в торопливо наброшенном темно-синем хитоне.

— Сколько детей?

— Трое. Риона, мальчишка и эта странная девочка.

— Странная? — удивился Мирон.

— Потом! — властно прервал Йеми. — Вы не смогли догнать похитителей?

— Остальные преследуют их. Но на том берегу Валаги нас встретили ожившие мертвецы, бой задержал нас. К тому же многие из нас были ранены.

Мирон заметил, как при упоминании о мертвецах купец отшатнулся, а лицо его побелело. Тем не менее, он взял себя в руки и спросил:

— Они убегают к Плескову?

Женщина отрицательно покачала головой, и к удивлению Мирона и Балиса тут же сказала:

— Конечно. Куда же еще они могут убегать?

— Ферлина, ты уверена, что детей не убили?

— Уверенным быть нельзя ни в чем. Но следов убийства до другого берега нет, это совершенно точно.

— Хорошо… Я отправляюсь в Плесков. Прямо сейчас. А они — со мной.

— Тебе виднее…

— Мы тут возьмем еду в дорогу.

— Берите все, что вам нужно. Если чего-то не хватает, то я могу принести…

— Нет времени. Если нам понадобится что-то еще — мы купим это в Плескове.

В круг света спланировала огромная черная тень. Все испуганно отступили, Балис вскинул автомат, но тут же стало понятно, что это всего лишь вернулся Наромарт.

— Дело плохо, — без предисловий начал темный эльф. — Похитители перебрались через реку и увозят детей куда-то на север. Они сумели задержать погоню, натравив на неё восставших из праха мертвецов. Я пытался изгнать умертвий, но, к сожалению, у меня ничего не вышло.

— Ты хочешь сказать, что можешь изгонять неупокоенных? — прищурясь, спросила Ферлина.

— Силой моей богини… Но, увы, на этой земле она, похоже, бессильна.

Значит, чудесное кормление тоже отменяется, понял Мирон. Ну, и ладно: поели, попили, пора и честь знать.

— Боги этой земли суровы и жестоки, Наромарт.

— Иссон добр ко всем, — вступил в разговор Йеми.

— Изон — не бог, а всего лишь добрый человек, — отрезала женщина.

— А почему Вы не попробовали догнать похитителей? — поинтересовался у Наромарта Сашка.

— Лошадь галопом скачет намного быстрее, чем я лечу, — вздохнул черный эльф. — И мои раны тут не при чем, я бы не догнал их и здоровым. Здесь очень тяжело колдовать. Такое впечатление, что почти вся магическая сила ушла из этого мира.

— Ты ничего не знаешь о Катастрофе? — удивленно воскликнула женщина.

— Ферлина! Сейчас не время обсуждать богов или древнюю историю. Нам надо отправляться в путь, если, конечно, мы хотим приехать в Плесков к открытию ворот.

— Ладно, Йеми, поступай, как знаешь. Сибайя просила передать тебе, что если похитители успеют спрятаться в городе, то она расставит наших поблизости от городских ворот. Провести Риону мимо такого дозора никому не удастся.

— Надеюсь. Только вот, похоже, похитители на что-то рассчитывают… Знать бы — на что… Но, боюсь, об этом мы узнаем только на месте. Мирон, у вас все готово, мы можем ехать?

— Думаю, да.

— Надо распределиться по повозкам. Я бы мог взять к себе одного-двоих. Может быть, ко мне сядет Наромарт? — предложил Йеми.

— Мы с Наромартом поедем с тобой, — быстро сказал Нижниченко. — Саша, сможешь править вслед за нами?

— Конечно, — кивнул подросток.

— Отлично. Балис, садись в фургон.

Провожая друга к повозке, Мирон тихо пробормотал:

— Тут все гораздо сложнее, чем кажется. Мне нужно поговорить с Йеми, он очень многое скрывает.

— Мирон, я должен вытащить Серёжку. Должен, понимаешь? Я не смог спасти своих детей, так хоть этого обязан уберечь, — горячо зашептал Гаяускас.

— Я все понимаю, Балис. Успокойся, мы освободим всех троих. Неужели ты допускаешь, что мы не переиграем каких-то средневековых бандюков? Да еще с помощью Сашки. И Наромарт — мужик стоящий. Так что, давай спокойнее, сейчас моя очередь работать.

Балис коротко кивнул и молча полез в фургон, а Нижниченко вернулся к повозке кагманца, в которой уже обустроился Наромарт.

— Йеми, я бы хотел сказать, что ни в чем тебя не подозреваю и считаю своим союзником, — начал Мирон, когда повозки тронулись по лесной дороге.

— Мирон, я могу сказать о тебе и твоих спутниках то же самое, — произнес озадаченный Йеми.

— Но вот кое-что в твоем поведении мне кажется странным. Может, ты объяснишь, что происходит?

Наромарт удивленно переводил взгляд с одного собеседника на другого, но в разговор не вмешивался.

— Странным? И что же?

— Хотя бы такое горячее желание мирного купца отправиться в компании совершенно незнакомых ему людей на поиск любимой племянницы, похищенной бандитами. Почему бы тебе не обратиться за помощью к королю, точнее, к слугам короля?

— И ты находишь это более странным, чем то, что человек, приехавший в Кагман, не знает, что в стране нет короля? Нами правит господарь Архор. Что-нибудь еще, Мирон?

— Ну, разве что неожиданное превращение племянницы купца и дочери советника в наследную боляроню…

— И это тебя удивляет больше, чем то, что такой сильный волшебник, как Наромарт, прилюдно жалуется на то, что ему трудно колдовать?

— Йеми, я очень слабый волшебник, я только учусь, — начал, было, эльф, но местный житель его решительно прервал.

— Я мало разбираюсь в волшебстве, но во всем Кагмане не найдется более двух осьмий волшебников, способных подняться в воздух. Если ты слаб, то каковы же остальные? А что до учебы… Мудрецы учатся до глубокой старости и не стыдятся этого признать…

— Подведем итог, — предложил Нижниченко. — Мы кажемся друг другу странными и подозрительными, но обстоятельства сложились так, что мы нужны друг другу. Порознь у нас гораздо меньшие шансы спасти детей. Верно?

Йеми покачал головой, но Мирон уже стал понимать, что отрицательное покачивание в этих краях означает как раз одобрение.

— А раз так, то мы должны больше доверять друг другу. Что может укрепить твое доверие?

— Правда.

— Ты считаешь, мы тебе лжем?

— Нет, вы всего лишь о многом умалчиваете. Я не прошу раскрывать мне ваши тайны, но сейчас вы скрываете слишком уж много. Когда мы знакомились, Наромарт ничего не сказал мне о том, что он — волшебник. И, главное, вы ничего не рассказали о том, откуда и как сюда попали.

— Мы попали сюда из другого мира, — ответил Наромарт.

Нижниченко поморщился, но промолчал. Убедительной легенды у него всё равно не было, а не ответить на вопрос кагманца было нельзя.

— Это была очень сложная магия, и мы не можем покинуть ваш мир, когда захотим. Так или иначе, нам какое-то время придется здесь жить.

— Нам будет гораздо проще это сделать, если ты поможешь нам освоиться в этом мире, — продолжил Мирон. — И, если можно, хорошо было бы начать с того, что показалось мне странным.

— Почему я не обращаюсь к слугам господаря? — переспросил Йеми. — В этом лесу господаря представляет сейчас госпожа Сибайя. Именно она возглавляет преследование похитителей. И, как вы слышали, она ждет нашей помощи. К господарю будет иметь смысл обратиться, если мы сами не сможем освободить детей. Теперь спрошу я. В вашем "другом мире" вы все такие разные?

— Что ты имеешь в виду?

— Трудно объяснить: ты, Мирон, а так же Балис, Сережа, Саша — это одно. Ты, Наромарт, — другое. А Женя и Анна-Селена — третье.

Мирон про себя сильно удивился такому странному разделению. Удивился и подумал, что надо при случае подробнее выяснить у кагманца, что побудило его выделить юных спутников Наромарта в отдельную группу. Но именно при случае, а не сейчас, когда перед ними стояли более острые проблемы. Да и сначала тщательно обдумать слова Йеми явно не мешало.

— А в вашем мире разве по-другому? Ты, Йеми — одно, Сибайя и Фиала — другое, а Курро — третье, верно? — вопросом на вопрос ответил Наромарт. — Разве здесь это кому-то мешает?

Раскладка Наромарта удивила Нижниченко не меньше, чем раскладка кагманца. Но, что удивительно, Йеми воспринял её как должное.

— По-разному. Например, это зависит от места. У себя в Кагмане, мы смотрим на дела, а не на облик. Но в Море, куда мы сейчас направляемся, всё по-иному. Нелюди, или, как их называют, нечки там могут быть только рабами. Так что, нам еще предстоит подумать, как представлять Наромарта, если в этом возникнет необходимость. Выдать его за человека никак не получится, чтобы распознать обман, не надо быть инквизитором Меча. Поэтому будет необходимо придумать что-то, не возбуждающее подозрений.

— Боюсь, мы как чужестранцы, тут мало чем можем помочь. Выдумывать придется тебе.

— Можно попробовать. Надеюсь, придумывать историю придется только для одного Наромарта? Или вскоре здесь кто-то еще появится?

— Не появится, — вздохнул эльф. — Рассчитывать на помощь из прежнего мира нам не приходится. Спасать ребят придется самим.

У Нижниченко крепло ощущение, что купец — далеко не основное занятие Йеми. В вопросах чувствовалась система, похоже, что судьба столкнула его с коллегой. А что, кто сказал, что на заре цивилизации у всяких там царей, королей и прочих господарей не могло быть своих специальных служб?

А если так, то сразу вставал вопрос — к добру это или к неприятностям? В первом приближении получалось, что к добру: кто лучше "тайного человека" может помочь им освоиться в абсолютно незнакомом мире. Только вот и подвести под смертельную опасность лучше такого человека тоже вряд ли кто сможет. Но сейчас и выбирать не приходилось, и интересы Йеми по всем прикидкам совпадали с их собственными.

— Тогда самое простое — выдать тебя за раба. Скажем, за раба Мирона.

— А какие отличительные признаки у рабов? — поинтересовался Нижниченко. — Одежда там, ошейник, клеймо?

— Одежда может быть какая угодно. Конечно, у большинства хозяев рабы носят лохмотья, но если богатому купцу пришла в голову блажь одарить раба таким замечательным плащом, то это его дело. Красиво жить не запретишь! А ошейники — в этих краях это всё-таки больше для людей. На нечку ошейник надевать нет смысла — и так ясно, что раб. Хотя, конечно, многие господа и нечек окольцовывают. То же самое и с клеймом. А вот насчет одежды для всех остальных — надо подумать. С одной стороны, купцы, как правило, носят одежды своего края, но, с другой, разве что у Жени та одежда, которую в этих местах видели.

— Ну, одежда — это не проблема, — рассудил Наромарт. — Раз Плесков — город, то там наверняка есть и базар, и лавки портных. Можно купить всё, что необходимо, были бы деньги.

— Так ведь с деньгами у нас… — печально произнес Мирон.

— Деньги у меня есть, я все же купец, если вы не забыли, — усмехнулся Йеми.

— Деньги есть и у меня. Точнее, не деньги, а то, что превращается в деньги без всякой магии, — Наромарт извлек из внутреннего кармана плаща костяной гребешок, украшенный искусно вырезанными узорами и парой медово-красных камушков. — В Плескове есть купцы, которые это купят?

— Конечно. Плесков — довольно большой город, и ювелиров там будет…, - кагманец помедлил, словно припоминая старых знакомых. — Да, дюжина точно наберется. Кстати, имейте в виду, что в Море считают дюжинами, а не восьмерками, как у нас.

— А десятками у вас где-нибудь считают? — поинтересовался Мирон.

— Десятками считают севернее: от Рунии и до самого Бихергена.

— За уроженцев тех земель мы не сойдем?

— А язык какой-нибудь из этих провинций вы знаете?

Оба путешественника промолчали.

— Тогда не следует и пытаться. Лучше представим вас обитателями Ольмарских островов, ольмарцы здесь встречаются реже, чем драконы. Хорошо бы было выдать Сашу за путешествующего юного аристократа. Балис будет его телохранителем, ты, Мирон — наставником, Женя — слугой, ну, а Наромарт — рабом. Но сможете ли вы себя вести так, чтобы не возбуждать подозрений?

— Будем стараться. Лучше нам всё равно вряд ли удастся придумать. Что тут знают про эти острова?

— Да почти ничего, ольмарцы не любят путешествовать. Пальмы, песчаные пляжи, жемчуга и кораллы… Тамошнего правителя называют тирусом, говорят, у него есть роскошный дворец из местного розового мрамора.

— Негусто…, - с сожалением констатировал Мирон, — но попробуем что-нибудь выжать и из этого.

— Я очень надеюсь, что долго вам притворяться не придется. Но, если поиски затянутся, то надо будет прикупить подобающую одежду, в первую очередь Саше, и тебе, Мирон.

— А как тут пересекают государственную границу? — задал беспокоящий его вопрос Нижниченко.

— Вброд, — коротко ответил Йеми.

— Я не про это. Пограничная стража какая-нибудь есть?

— Пограничная стража? — изумился кагманец. — Это что, около брода постоянно людей держать? А зачем? Если идет враг, то небольшой отряд его не остановит. А предупредить о приближении чужой армии… Найдется, кому предупредить…

— И что, никто не проверяет тех, кто въезжает в страну? — в свою очередь удивился Мирон.

— А чего их проверять? Пошлины купцы платят при въезде в город, а если кто на ярмарку едет, так на самой ярмарке и платят.

Ох, и живут же люди, подумалось Мирону. Специалист его уровня мог бы развернуться в этом мире так, что лет за десять его страна стала бы сильнейшим из государств. Никаких тебе проблем для агентов ни с паспортами, ни с визами, ни с таможенным досмотром… Ни с переходом границы для нелегалов. Только и заботы, что легенду грамотно разработать…

— Значит, до города нас никто не побеспокоит?

— Не должны.

— Тогда, я пойду передам наш разговор Балису и мальчишкам, — решил Мирон и выбрался из фургона.

— Скажи им еще, что скоро будет брод через Валагу. Чтобы были внимательны, — крикнул ему вслед Йеми, а потом обратился к эльфу:

— Скажи, Наромарт, а что ты говорил про богиню, которой ты поклоняешься?

— Я служу Элистри, богине моего народа. В том мире, где я жил раньше, её сила весьма велика. Но здесь я молился — и не почувствовал ответа.

— И что же будешь делать дальше?

— Молится и впредь.

— Не получая ответа?

— Я верю, что моя богиня меня не оставит.

— А разве она уже тебя не оставила?

— Ты считаешь богов за слуг, которые выполняют все пожелания тех, кто просит их о помощи?

— Нет, этого я не говорил, — усмехнулся Йеми. — Но боги, которых я знаю, не позволяют усомниться в своем присутствии.

— Не всё в богах понятно смертным, на то они и боги. И я не знаю, что доступно Элистри в чужом для неё мире. Могу лишь сказать, что и за пределами моего мира она дважды спасала меня.

— А твое появление здесь не связано с её волей?

— Сложно сказать. Я сам не до конца это понимаю. Мне кажется, что это не противоречит её воле, но не более того. По большей части это всё же чистая случайность. Представь себе маленький остров в огромном океане. Туда можно попасть, если кто-то знает, как нужно плыть. Можно искать новые земли и случайно выплыть к этому острову. А можно быть случайно выброшенным туда во время шторма.

— И вы…

— Можно сказать, мы занесены в ваш мир тем, что можно уподобить шторму.

— И все же твоя богиня тебя не спасла? — недоверчиво переспросил Йеми.

— Могу только повторить: я понимаю это так, что ей угодно, чтобы я прошел этот путь. Такова её воля.

— Н-да, интересно. Знаешь, когда мы освободим детей, я бы хотел пригласить тебя в Приг, чтобы ты побеседовал со священниками Иссона. Думаю, это будет интересно и им и тебе.

— Элистри учит чтить других богов, но есть боги, чьи служители очень агрессивны к чужим культам.

— Изонисты не из таких, — успокоил его Йеми.

Наромарт хотел воспользоваться случаем и поподробнее расспросить местного жителя о вере изонистов и о таинственной катастрофе, так повлиявшей на магию в этом мире, но в этот момент в повозку влез Женька.

— Наромарт, там Мирон сказал, что мы будем переезжать реку вброд?

— Точно, — не оборачиваясь, откликнулся Йеми.

— А вода в повозки не зальется?

Черный эльф досадливо поморщился. Как он мог забыть о том, что проточная вода для маленького вампира смертельно опасна. А защитит ли от неё Женьку кольцо Элистри, это еще большой вопрос.

— Может и зальет немного, — по-своему понял беспокойство подростка кагманец. — Неужели не догадаетесь припасы приподнять?

— Да я не за припасы переживаю, — буркнул Женька.

— Понимаешь, Йеми, Женя… болеет. И если он промокнет, то это может ему сильно навредить, — попытался как-то объяснить ситуацию Наромарт.

Йеми был уже готов задать вопрос, не та ли эта болезнь, что и у похищенной девочки, но в последний момент решил промолчать. Сейчас они были союзниками, и любые трения в отряде его только ослабляли. А начни Йеми выяснять, что и как — размолвки не избежать.

К тому же Женя и Анна-Селена были вовсе не похожи на тех мертвяков, которых Йеми боялся просто панически. При встрече он не заподозрил в них ничего подобного, да и Риона ничего не ощутила. И только чутье обитательниц Кусачего леса обнаружило истинную природу бледных детей.

А еще ему показалось, что пришельцы знают друг о друге далеко не все. Судя по выражению лица Мирона, тот не понял, почему Йеми назвал Женю и Анну-Селену отдельно от остальных. Если это действительно так, то последствия открытия тайны становились еще более трудно предсказуемыми, а её сохранение, напротив, могло принести большую пользу.

— Можешь залезть на крышу повозки, — предложил кагманец. — Там вода тебя точно не достанет. Только не свались.

— Действительно, хорошая идея, — согласился черный эльф. — И надень-ка мой плащ, чтобы тебя там ветром не продуло.

— Спасибо, — кивнул Женька. Он знал, что ночью плащ способен носить по воздуху своего владельца — стоит только этого пожелать. Вообще, подросток предполагал, что у этой одежды еще немало волшебных свойств, но поговорить об этом с Наромартом все никак не выпадал случай.

Накинув плащ, маленький вампир полез на крышу повозки.

— Осторожно, — услышав шебаршение, произнес Йеми. — Как бы плащ в колесо не попал. Тпру!

Ушастик послушно остановился.

— Теперь полезай, — кагманец обернулся и его взгляд упал на меч Наромарта.

— Вот те раз, ты еще и с мечом ходишь?

— А что в этом такого? — неподдельно удивился черный эльф.

"Такого" в этом было даже не много, а очень много. Маг, который умеет сражаться мечом (не ради же красоты он, в самом деле, таскает на поясе эту железяку) — это было столь же удивительно, как и пришельцы из другого мира или почти совсем живые дети-мертвецы. Но это Йеми тоже решил отложить на потом, а пока что ограничиться более понятным объяснением своего изумления.

— В Море длинный меч разрешено носить только благородным лагатам. Людям, аристократам, но не в коем случае — не рабам. Если тебя увидят с мечом, ты будешь немедленно казнен. Так что, тебе лучше отдать свой меч Саше, раз мы решили, что он будет аристократ.

— Это невозможно. Я не отдам свой меч никому.

— Наромарт, ты не понял. С этим мечом тебя казнят. Убьют, я хочу сказать.

— Я все понял, — уверенно произнес эльф. — Но отдавать меч я никому не стану. Под плащом он невиден, а кто станет обыскивать раба?

— Согласен, рабов при хозяине обычно не обыскивают, но все равно это огромный риск. Любая случайность…

— Этот меч мне очень дорог, я готов рискнуть.

— Но ты рискуешь не только собой, но и нами…

— Ты сказал, что казнят меня. Неужели в империи наказывают хозяев за преступления их рабов?

— Раб — собственность хозяина и ничего не может предпринять без его воли. Если раб нарушает закон, то и хозяин подлежит наказанию.

— Хозяина тоже казнят?

— Вообще-то нет, — вынужден был признать Йеми. — Оштрафуют.

— Тогда вопрос решен.

— Не совсем, — вздохнул купец, — у тебя и плащ-то для путешествий по Море не слишком подходящий…

— Ты, вроде бы, говорил, что хозяева могут одеть своих рабов во что угодно?

— Говорил, не спорю. А сейчас вот подумал, что такой плащ постоянно наталкивает на мысль о том, что его обладатель — маг. Уж больно у него узоры подозрительные. Как бы нам не пришлось объясняться по этому поводу с инквизиторами. А если учесть, что ты и вправду — маг, то такое будущее меня совсем не радует. Способы доказать твои магические способности у них найдутся.

— А чем помогло бы делу, если бы я надел другой плащ?

— Нечек, владеющих магией, почти не осталось. Ты, конечно, будешь все время привлекать внимание инквизиторов, которые охотятся за нечками, но пока мы рядом, тебе ничего не грозит: без серьезных причин они не осмелятся схватить раба на глазах у его господина. Тем более, если господин — иностранец. Насколько в Море не считаются со своими подданными, настолько почтительны к чужеземцам. А вот заподозрить в тебе волшебника смогут только в том случае, если ты сам чем-то подтолкнешь их мысль в этом направлении. Например, тем, что будешь везде расхаживать в подозрительном плаще.

— Хорошо, — кивнул Наромарт, — Плащ — не меч, с ним я могу расстаться. Я готов надеть другую одежду, если это поможет нам найти детей.

Стал явно заметен уклон дороги вниз. И почти сразу же темные силуэты деревьев отступили в стороны, и впереди в свете звезд и лун серебром и золотом блеснула широкая лента реки. Никак не меньше километра, на глазок прикинул Балис.

— Это ж как Дон под Ростовом, — с восхищением в голосе произнес Сашка.

— Где-то так, — подтвердил Мирон. В Ростове-на-Дону он несколько раз бывал проездом еще в советское время, город ему нравился. К сожалению, в раздираемой политическими склоками Северной Федерации, Ростов, как и другие города, с каждым годом все больше приходил в упадок. Куда, скажите, это годится, если в центральной городской гостинице горячая вода отсутствует как природное явление? А холодную дают по какому-то очень случайному графику, так, что, отправляясь в туалет, приходилось на всякий случай прихватывать графин с заранее запасенной водой.

А уж сочетание ампирной лепки и ободранной краски на стенах холла вообще порождало мысли о том, что находишься не в отеле, а в каком-то кошмарном сне… Сейчас Мирон бы сказал, что его нынешние впечатления куда более реальны. Во всяком случае, куда более логичны. Даже там, где он пока не мог выявить причинно-следственные связи, чувствовалось их существование. А вот как совместить постоянные выкрики с парламентской трибуны о национальной гордости с разрухой даже не в глубинке, а в крупнейших городах страны — он не понимал. Если тут и была логика, то какая-то особенная. Доступная политикам, но не понятная простым гражданам.

— А чего это Наромарт на крышу вылез? — поинтересовался Балис, и тут же поправился: — Да это же Женя в плаще Наромарта. Что еще за странности?

Сашка пожал плечами.

— А кто его знает? Залез и залез.

— Много тут непонятного, — задумчиво произнес Мирон. — Такой запутанный клубок — нарочно не придумаешь.

А потом решительно подытожил:

— Но ничего, распутаем!

— Слишком много загадок сразу, — поддержал друга Гаяускас. — Не знаешь, кому верить, во что верить…

— Вы Мирону Павлиновичу верите, а он — Вам. Начало уже есть, — неожиданно выдал Сашка.

— Начало хорошее, — кивнул Нижниченко. — А дальше как?

Вступление подростка в разговор его обрадовало: после того, как Наромарт вызвался подвести путешественников до города, и стихийно сложилась небольшая компания, Саша замкнулся, ушел в себя. Мирон видел, что мальчик не то чтобы не доверяет кому-то из встречных, а просто стесняется незнакомцев. Что бы там он не испытал в Гражданскую войну и после попадания на Тропу, но все же подсознательно он пока смотрел на взрослых снизу вверх. Может быть, даже не признаваясь себе в этом. И исправить такое состояние могло только время. Поэтому Нижниченко не пытался как-то искусственно втянуть его в разговоры — сам должен дозреть. Вот, похоже, и дозрел.

— Дальше? Дальше вы оба, в конце концов, поверите в то, что я уже говорил: на Тропу плохие люди просто не попадают. И станете доверять всем, с кем вместе оказались на Тропе.

— Вот что интересно, когда Наромарт рассказывал о Дороге, он почему-то обошел этот важный момент, — заметил Балис.

— Он рассказывал о Дороге, а я — о Тропе.

— А разве это не одно и то же? — изумился Мирон.

— Конечно, нет. Тропа — это часть Дороги. Очень особенная часть… Как бы лучше объяснить… Ну, вот Царство Польское было частью Российской Империи, но особенной частью. Там ведь были свои законы, правильно?

Последнюю фразу казачонок произнес чуть ли не умоляющим тоном, очевидно, сильно сомневаясь в справедливости примера. Мирон ободряюще кивнул.

— Занятно. А что же ты молчал, когда Наромарт нам про Дорогу рассказывал?

— Он самые основы рассказывал, а Тропа — это уже сложнее. А Сергей Евгеньевич всегда говорил, что любую науку надо изучать постепенно.

— Сергей Евгеньевич — это кто? — поинтересовался Мирон. — Бочковский?

— Не, он не военный совсем. Мы с ним в одной камере в Москве сидели, во внутренней тюрьме Особого отдела ЧК… Они с генералом Туровым мне в камере прямо настоящую школу устроили. Почище станичной. Математика, география, история… Только это все быстро кончилось.

Сашка замолчал, сосредоточившись на управлении конем: повозки спустились к самой воде.

— Понятно, — вздохнул Нижниченко. Чего уж тут не понять: в двадцатом году в ЧК подолгу не сидели. Одно из двух: либо на свободу, либо — на расстрел.

Мирон и Балис давно уселись по сторонам от мальчишки и с интересом слушали его объяснения. Морпех при этом не забывал время от времени внимательно оглядываться по сторонам, готовый при малейшей опасности поднять тревогу, но граница между государствами была на удивление спокойной. Ничего не вызывало подозрений ни на водной глади, ни в лежащей за нею холмистой равнине, на которой не видно было ни одного огонька — совсем как в окружающей северо-сибирские города тундре, ни в звездном небе. Повозки, между тем, уже спустились к самой реке. Еще минута — и Йеми уверенно направил своего коня прямо в воду. Вокруг колес вскипели небольшие бурунчики. Сашка стремился править точно вслед первой повозке: он знал, что даже небольшое отклонение на переправе чревато крупными неприятностями. Взрослые старались его не отвлекать, но продолжали начатый разговор.

— Наромарту я, конечно, доверяю, — размышлял Балис. — Он не враг — это точно. Но слишком уж много вокруг него таинственности. И чем больше он пытается объяснить — тем ещё непонятнее всё становится.

— Вы просто еще пока всё воспринимаете через свой прошлый опыт, — не поворачивая головы, сказал Сашка. — Как только научитесь не пытаться тут же вспомнить подобное — сразу все станет легче. Со мной ведь тоже так было.

— И долго ты привыкал? — поинтересовался Мирон.

— Точно не скажу, я же не думал, что это важно… Несколько месяцев…

— В том-то и беда, что нету у нас этих месяцев, — вздохнул Нижниченко. — Нам сейчас надо разобраться, что тут такое творится. Серёжа и Анна-Селена не могут так долго ждать, пока мы освоимся…

Казачонок легонько пожал плечами, давая понять, что все идеи, которые у него были, он уже высказал, и добавить ему нечего.

— Так что, Балис, придется нам перестраиваться быстрее.

— Не люблю это слово — "перестраиваться"…

— Разве в слове дело?

— Слово-то, конечно, не виновато, только его так испоганили, что слышать тошно.

— Ладно, не будем спорить, — примирительно улыбнулся Мирон. — Меняться нам придется — и быстро. Такая формулировка устраивает?

— Вполне. Теперь только еще бы определиться — как.

Повозки уже заехали далеко в реку, но вода едва доставала до тележной чеки.

— Во-первых, ничему не удивляться, ничто не считать невозможным, — размышлял вслух Нижниченко. — Все, что таковым кажется — выяснять с Наромартом, он в этом разбирается лучше всех нас. Ну, а во-вторых, раз уж мы в этот мир попали, то надо к нему приглядываться и решать потихоньку, в каком качестве мы в нем существовать сможем. Или же выручим ребят — и рвать отсюда будем. Саша, ты ведь обратно на Тропу можешь нас вывести?

— Не могу.

— Почему?

— Не умею. Я знаю, что Тропа меня рано или поздно сама найдет, но вот когда — понятия не имею.

— Тогда — тем более надо к местным порядкам приспосабливаться, где-то легализовываться. Тебе-то легче будет…

— Это чем же? — искренне удивился Балис.

— Всегда можешь податься в воины. С твоей подготовкой наверняка карьеру сделаешь. А мне — куда деваться?

— В советники царские, — смеясь, предложил Гаяускас. — С твоим-то аналитическим умом, да не стать визирем…

— Визири — это в Средней Азии были. А эти места и их обитатели мне ощутимо Южную Европу напоминают. Греция, Болгария… Обратил внимание, одежда на этих тигрицах — почти с картинок про Древнюю Грецию?

— Знаешь, — признался Балис, — я в античной истории как-то не силен. И про одежду в Древней Греции помню только то, что её жители зачастую вообще без одежды обходились. Статуи греческие у нас в Эрмитаже или в Павловском дворце посмотришь — никаких одежд.

— Да я в истории тоже не очень. Но книжки иногда приходилось почитывать. Тем более у нас в Крыму все же раскопки. Херсонес, еще кое-что. Мне по должности приходилось все это курировать, с археологами общаться. В общем, поверь мне: тут явно Элладой отдает.

— Верю. Хотя, когда в восемьдесят восьмом мы на "Михаиле Кутузове" в эту Элладу заходили — там женщины почему-то были иначе одеты.

— Это, Балис, не Эллада, это уже Греция. Так же как Севастополь — это не Херсонес.

— Да пошутил я… Лучше скажи: что следует из того, что на них греческая одежда? Думаешь, мы попали в прошлое?

В ответ Мирон указал на небо, украшенное двумя спутниками, один из которых имел явно меньшие размеры, нежели Луна.

— Это не прошлое. Это действительно совсем иной мир. Но если его жители похожи на греков, возможно, мы сможем прогнозировать их поведение… Эх, мне бы сюда интернет провести…

— Что провести? — не понял Гаяускас.

— Интернет. Всемирная информационная сеть.

— Всемирная?! Однако, меньше чем за десять лет мир здорово изменился…

— Так ведь — прогресс. Хотя, интернет уже существовал и в твое время. Правда, в зачаточном состоянии, но потом быстро развился. Представь — компьютер в каждой конторе и почти в каждом доме. По крайней мере, в городах.

— Ну, в этом ничего удивительного. В «Аган-нефти» у меня был рабочий компьютер, вообще говоря — полезная вещь. А вот какой смысл домой покупать? Хотя, была бы жива Кристина, могла бы на нем в игры играть. Только ведь дорогие они, заразы, больше двух тысяч долларов.

— Это сначала были дорогие, потом подешевели. В конце девяностых можно было купить приличный компьютер долларов за пятьсот-шестьсот… По крайней мере — на моей Грани. Так вот, представь, что все компьютеры объединены в единую сеть — по всей Земле.

— Каким же это образом? Сеть — значит провода тянуть надо, это я тоже в Радужном наблюдал.

— Провода давно протянуты — телефонные. А там, где большой трафик, проложили специальные кабели, это окупается. Опять же, через спутники можно вести передачу. В общем, сеть действительно получилась всемирная. В первую очередь её используют для переписки: электронная почта, чаты…

— Чаты? Chats? Так сказать, место для разговоров?

— Верно. Способ общения по интернету, как это у них называется "в реальном времени". Серьезно, это здорово: ты сидишь, скажем, в Севастополе, а собеседник — в Киеве. Или в Москве, в Тель-Авиве, в Вашингтоне — неважно. Ты печатаешь — они почти сразу читают. Удобно…

— Эх, нам бы этот интернет в семьдесят шестом…

— Ага, да ещё чтобы между Гранями работал… Но это не единственное его применение. Все информационные агентства сваливают туда свои новости. Масса объединений по увлечениям: филателисты, нумизматы, болельщики футбольные. Политические партии. Но, главное, ученые предоставляют профессиональную информацию. Например, по истории Древней Греции — наверняка есть масса полезных сведений. Можно отыскать и мифы, и быт, и военное дело — все, что до нашего времени сохранились. И сочинения философов тогдашних — Платона, Аристотеля, кто там у них еще был… Конечно, и работы современных историков.

— Занятно было бы посмотреть, — согласился Балис.

— Но раз нет, значит, обойдемся и без этого. В конце концов, умение работать с информацией всё же важнее, чем обладание ею. Сами выясним всё, что нам нужно.

— Почтенный Йеми, а не мог бы ты побольше рассказать мне о магии в твоем мире? Ферлина упомянула о какой-то катастрофе…

После переправы через реку они ехали по вьющейся среди холмов Торопии проселочной дороге. Женька залез внутрь повозки и вернул плащ Наромарту, но возвращаться в свой фургон не стал, остался с эльфом и кагманцем.

— Это была не какая-то катастрофа, а Катастрофа, изменившая весь мир, — Йеми на минуту замолчал, словно собираясь с мыслями, потом продолжил. — Вообще-то лучше бы было поговорить про это с волшебниками, но где же их здесь взять. А кое-что тебе непременно надо знать уже сейчас. Конечно, хорошо бы это рассказать всем, да времени у нас уж больно мало. Только доедем до города — светать начнет, ворота откроются. Так что слушай внимательно, потом своим друзьям расскажешь.

Давно это было, тогда еще Кагман, Торопия и Прунджа были одной страной, которой правил господарь Улидус Короткий, прозванный так за свой рост.

— А сколько лет прошло с тех пор? — полюбопытствовал черный эльф.

— Так в наших краях не принято на лета или вёсны мерить. А по имперскому счёту это было примерно триста двадцать — триста пятьдесят вёсен назад. Где-то так. Точнее — в летописях смотреть надо. Если хочешь, замолвлю за тебя словечко в городском книгохранилище, когда в Кагман вернемся. Может, и найдешь чего. А если нет, то надо будет в столицу ехать…

Ладно, это потом. Так вот, в то время, буквально за несколько дней, вдруг ослабела магия. Очень сильно. Маги утратили большую часть своего могущества. Но тяжелее всего пришлось тем существам, у которых магия была в природе. Например, тигрицы-оборотни до Катастрофы были неуязвимы для оружия, разве что только для серебряного или заговоренного. А сейчас их можно убить хоть деревянным колом. Или вот драконы. Говорят, раньше они выдыхали пламя или ядовитый пар, метали молнии, плели чары, а с тех пор они ни на что подобное не способны. Всего лишь огромные ящерицы с крепкой чешуей, да острыми когтями и зубами. Ну, хвостом еще могут ударить так, что все ребра переломают. Только кто же с ними будет в рукопашную драться, ежели стрела Каррада почти всегда попадает в цель и убивает наповал?

Да еще и погода вдруг совсем вразнос пошла. То засуха, то ливни. Ураганы, землетрясения. На острове Пилея, тоже во владения господаря входил, вдруг вулкан проснулся, город Абак в одну ночь разрушил. Почти никто и не спасся. И так по всем землям, по всей нашей Вейтаре.

И вот тут, словно из-под земли, и выползли отцы инквизиторы. И стали повсюду учить, что это, мол, боги гневаются на людей за то, что те неправильно живут. Заодно и объясняли как правильно: всех, кто не люди — под нож или в рабство, ибо человек — высшее существо и негоже ему с другими народами, как с равными, жить. Магов — тоже к ногтю, богам, дескать, магия неугодна, если ей начнется заниматься всякий человек по своему усмотрению. Каждый колдун, мол, должен быть у господина на учете и служить только ему, верой и правдой. А если свободы возжелает, или господина в чем обманет, то такого колдуна надобно объявить чернокнижником и казнить. В-третьих, во всем у них виноваты стали вольнодумцы. Те, кто либо не тех богов почитают, либо тех, но не так, как надо. Таких, понятное дело, больше всего оказалось. Книгочеи, целители, мастеровые люди… Столько народу погибло, страх.

— А нормальные-то люди куда смотрели? — возмущение Наромарта достигло предела.

— Нормальные, — усмехнулся Йеми. — Спервоначалу они этих инквизиторов, понятно, гнали прочь. Некоторым рожи чистили, а кого и на рогатину поднимали. Да только те не унимались. Да и потом безнаказанно пограбить ближнего своего — это большой соблазн. Маги, хорошие мастера — народ не бедный, и инквизиторы щедро одаривали награбленным имуществом своих верных…

Йеми на мгновение прервал рассказ, подбирая подходящее слово.

— Псов, — подсказал ему Женька.

— Ну, уж нет, — не согласился кагманец. — Псы не способны на такую жестокость. Так ведут себя только те, кто обладает разумом, но не ведают ни совести, ни жалости. Эти сразу пошли за инквизиторами, а за ними уже и остальные: не забывайте, время было тяжелое, а люди — озлобленными. Да и к тому же у инквизиторов с самого начала откуда-то была куча денег, а недостатка в неразборчивых наемниках, готовых продать свой меч тому, кто больше платит, какие бы гнусности им затем ни поручали, на Вейтаре никогда не было. Да что там наемники, многие знатные господа продавались, да ещё и побыстрее, чем иная…

Тут Йеми снова оборвал рассказ, подумав о том, что мальчику ещё рановато знать некоторые стороны жизни. А потом продолжил:

— Так вот, эти знатные господа, во многих местах возглавили выступление ведомых инквизиторами погромщиков. Королевская власть ослабела по всем странам, многие аристократы предавали своих владык и объявляли себя королями в своих владениях. В другое время владыки бы жестоко покарали изменников, но тогда у них просто не было на это сил. Как раз в те дни умер господарь Улидус, и страна распалась. Его младший брат, Курьян Несчастный, пытался удержать Торопию, но потерпел несколько поражений и смог сохранить под своей властью только Кагман. Да и из Кагмана-то его дважды изгоняли, за что и прозвали Несчастным. Это уже потом сын Улидуса, Колотон Крыса, вернул престол себе и законной династии.

К тому времени стихия прекратила буйствовать, вроде жизнь начала налаживаться, да только выяснилось, что перебили чуть ли не всех мастеров. А тех, кого не перебили, инквизиторы свезли в Мору. Там у них вроде как штаб-квартира была: король Моры их первым признал и дал им большие вольности. В ответ Орден поддерживал все его войны, к концу этого смутного времени король Матиций увеличил свои владения раз восемь и провозгласил себя Императором. А его наследники продолжили захватывать страну за страной. Вот уже и Торопия — часть Империи, а ведь отсюда до столицы — очень далекий путь. Если двинуться не спеша, то в Море окажешься незадолго до Илока. Сопротивляться Империи очень тяжело: войска у них больше, чем можно себе вообразить, да лучшие мастера — в Море. Благородные лагаты и сеты вооружены железным оружием, а, например, у нас в Кагмане по железу почти никто работать не умеет, про черную бронзу я вообще уж молчу. В годы Луканя Доброго был в Приге кузнец, что сумел секрет черной бронзы разгадать, но не сказал никому, денег хотел побольше заработать. А вскоре его и зарезали. Убийц поймали и повесили, а заплатил им за убийство чужой человек. Говорят — инквизитор заезжий.

— Заезжий? — переспросил Наромарт. — А что, в Кагмане инквизиторы постоянно не живут?

— Нет, их еще господарь Крыса выгнал, уж очень они его разозлили. Да толку-то? Жрецов же не выгонишь, а у инквизиторов, считай, в каждом храме и стол и дом…

— Почему?

— Потому, что они выполняют волю богов. По крайней мере, так говорят жрецы. А люди… Люди боятся, что оскорбленные боги нашлют на страну несчастья, поэтому ходят в храмы.

— Ваши боги такие злые?

— Говорят, что когда-то, ещё до Катастрофы, в нашем мире были и добрые боги, и тогда злые не смели вторгаться в жизнь дальше положенного им предела. Но они объединились и уничтожили добрых. И теперь нас некому защитить от их гнева. Мы можем только приносить им жертвы, чтобы умилостивить их. По крайней мере, так учат в храмах. У нелюдей есть свой бог, но, судя по тому, как они живут, не очень-то он может их защитить. Как и Иссон…

— Кто такой этот Иссон?

— Бог. Бог, в которого я верю. В него верят очень немногие.

— Почему?

— Потому что не так уж давно он был человеком. Чуть больше двухсот весен назад по имперскому счету. Простым человеком, горшечником в городе Кенапе. В какое-то время он сделал делом своей жизни помощь и защиту тем, кто в них нуждается. Сначала его просто считали чудаком. Потом отношение к нему изменилось: у него появились ученики и последователи, но появились и враги. Всё оттого, что, наставляя тех, кто хотел получить его совета, он учил их не бояться богов. Он говорил, что сила злых богов велика, но не способна заставить человека совершить дурной поступок, если он сам этого не захочет. Жрецам это совсем не нравилось. Кроме того, он говорил, что не должно помыкать нелюдями, что Вейтара — общий дом для всех, кто на ней живет, и что сражаться можно только для защиты своего очага, своего города, своей страны или для помощи слабейшим, но не для захвата чужих земель или чужого имущества. Это не понравилось инквизиторам.

Иссона дважды пытались убить наемные убийцы, но это им не удалось. Тогда инквизиторы добились его изгнания из города, но это только прибавило ему славы. На беду, вскоре он поселился в Лагурии, которую почти тут же захватили войска Императора. Ученики сумели устроить ему побег, а в холмах близ города собралось огромное войско, воодушевленное его призывами. Говорят, в нем бок о бок сражались люди и орки, гномы и минотавры… Но императорские легионы в кровопролитном сражении разбили Армию Свободных, после той битвы Иссона никто не видел. Но остались его последователи, люди и нелюди, которые помнят его слова и стараются воплотить их в жизнь.

— Достойное учение, на мой взгляд, — заметил черный эльф. — Но если Иссон — бог, то его священники должны получать от него силу и творить чудеса.

— И они получают её. Но те, кто не верят, говорят, что это — не чудеса, а результат магии или мысленного воздействия. Среди адептов Иссона на самом деле много магов и псиоников. Ведь инквизиция жестоко преследует и тех и других.

— Кто такие псионики? — не понял Женька.

— Это те, мозг которых может устанавливать контакт с другими разумами… И еще некоторые вещи. Например, некоторые из них способны предвидеть будущее, передвигать предметы.

— Понятно, — кивнул подросток. — У нас таких называют экстрасенсы. А Балис бы сказал, что все они — выдумщики и шарлатаны.

Наромарт вздохнул.

— Балис очень уж упрощенно воспринимает мир. Меня это очень сильно удивляет.

— А меня — нет, — сообщил мальчишка. — В нашем мире большинство такие, как он. Потому что чудес у нас не бывает.

— Бывают в вашем мире чудеса, — не согласился Наромарт. — Ты сам рассказывал.

"Что и требовалось доказать", — подумал Йеми. Мало того, что все незнакомцы не принадлежат Вейтаре, они ещё и попали сюда из разных миров, и знают друг о друге не так уж и много.

— Сказки нашего мира я рассказывал, — отмахнулся Женька. — Сказки. В них бывает всё. А вот в жизни никаких чудес нет. Поэтому большинство людей ни во что не верят.

— И в богов? — ужаснулся Йеми.

— Ну, как сказать… Храмов много, и люди в храмы ходят. Только вот в книгах учат одной вере, а ведут себя люди совсем по-другому. И все это видят.

— А разве боги не наказывают тех, кто прикрывается их именем? — недоверчиво спросил эльф.

— А кто их разберет? Священники говорят, что наказывают. Только как это проверишь? Вот Зуратели — боги наказали или оно само случилось?

— Трудный вопрос, — согласился Наромарт. — Понимаешь, боги могут действовать непосредственно, а могут — через нас. Мы им молимся, они — направляют наши поступки.

— А проще можно? — с явным раздражением спросил мальчишка. — Когда ты отправился бороться с Зуратели — это твой поступок — или воля Элистри? Или вот когда Йеми помогает кому-то, это сам Йеми — или его Иссон?

— Мы в таких случаях вместе…

— А сам ты можешь сделать что-то хорошее? Без Элистри?

— Ты не понимаешь, Женя. Это бессмысленный вопрос. Я не могу быть без Элистри. Если я остаюсь без неё, то уже перестаю быть собой.

— Значит, сейчас ты — не ты? Сам говорил, Элистри нет в этом мире, значит, она тебя покинула.

— Она со мной. Она всегда со мной. В этом мире нет её могущества. Но вера — не торговля. Я служу Элистри не потому, что она дает мне силы, а потому, что хочу идти её путем.

— Тебе определенно надо поговорить со священниками Иссона, — убежденно заявил Йеми. — Сейчас ты почти повторил его слова. Он учил, что тем, кто говорит о том, что бог покинул его, нужно заглянуть в свою душу и поискать бога там: не окажется ли, что они сами покинули бога. Если в душе нет веры, то сколь бы ни было велико могущества бога, он не сможет вести за собой эту душу. Но только пока мы не вернулись в Кагман, не вздумай проповедовать свою веру.

— Это не понравится инквизиторам?

— Не только. Инквизиторам не понравится, что проповедуется чуждая вера, и что её проповедует нечка. Но есть ещё и стражники, которым не понравится проповедующий раб.

— Я тебя понимаю Йеми. Скажу так: я не намерен специально собирать вокруг себя народ и читать ему проповедь. Но если кто-то, как сейчас, сам захочет узнать о моей вере, то мой долг священника рассказать ему всё как можно подробнее и понятнее.

— Ну, в таком случае я за тебя спокоен, — усмехнулся кагманец. — В Торопии вряд ли кому в голову придет расспрашивать о вере чужого раба. Это не в местных обычаях.

Темные силуэты стен Плескова они увидели ещё до рассвета. Впрочем, оказалось, что Йеми именно на это и рассчитывал. По его предложению повозки остановились в фисташковой рощице примерно в трети сухопутной лины от города — на импровизированный военный совет.

— Сначала надо узнать новости от Сибайи, — объяснил кагманец своим спутникам. — Они преследовали похитителей до города и должны хоть что-то о них узнать.

— А как они нас найдут? — поинтересовался Женька.

— За этим дело не станет, — улыбнулся купец. — Ушастика они почувствуют даже за пару лин. Так что скоро здесь будет кто-то из них. А пока что, давайте обсудим наши планы.

— Наши планы очень зависят от того, что расскажут твои… — Мирон замялся, подыскивая подходящее слово.

— Сограждане, — подсказал Йеми.

— Да, сограждане. Если мы на что-то настроимся заранее, то будет трудно себя переубедить, даже если ситуация будет требовать иного решения.

— Тогда, полагаю, пора выслушать сограждан, — предложил Наромарт. И, обернувшись в темноту деревьев, негромко позвал: — Курро, выходи. Что ты прячешься?

Из фисташковой чащи с шумом выбрался крупный мужчина. Это и впрямь был Курро, босой, одетый в серую полотняную рубашку и такие же штаны. Одежда явно была позаимствована с чужого плеча, причем её прежний хозяин дородностью до тигра-оборотня явно не дотягивал: и рубаха, и штаны при каждом движении трещали по всем швам и грозили вот-вот лопнуть.

— Как же ты узнал, что я здесь? — изумленно спросил он у Наромарта.

— Услышал, — с улыбкой ответил целитель и поднес левую руку к единственному уцелевшему уху.

— У тебя хороший слух, парень, — одобрительно кивнул тигр-оборотень и повернулся к Йеми. — В общем, так. Эти мерзавцы в городе. Мы гнались за ними до самых стен, но они сумели проскользнуть внутрь.

— Как они это сделали?

— Там недалеко был подземный ход…

— Был?

— Они его за собой обвалили, — виновато развел руками толстяк.

Йеми между тем сосредоточенно обдумывал услышанное. Это были не такие уж и плохие новости. Подземные ходы из города за стены контролировало сообщество плесковских воров. Воспользоваться ими без ведома и согласия сообщества было никому не под силу. А значит тот, у кого есть знакомство в кругу авторитетных воров города, легко мог узнать, кто были похитители. Надо ли говорить, что знакомства у Йеми были, очень даже серьезные знакомства. Вот только хвастаться этим перед пришельцами из иных миров ему совсем не хотелось. Выходит, ему теперь надо найти благовидный предлог, чтобы от них отвязаться… Ну, за этим дело не станет — предлог, можно сказать, сам на язык просится. Только не надо торопиться его пускать в ход, хорошо бы самих путников подвести к тому, что им лучше в город не входить… пока сам Йеми их не позовет.

— Значит, они спрятались в городе…

— Да, а нас Сибайя разделила на три отряда, каждый из которых наблюдает за своими воротами. Будь уверен, Риону они мимо нас никак не смогут провести.

— Не сомневаюсь, — проворчал кагманец. — Только, смотрите, чтобы кто-нибудь из проживающих вблизи от города не заметил слишком больших кошек.

— Тебе бы только всех учить, — обидчиво протянул оборотень.

— Что делать, Курро. Разве я виноват в том, что ты шастаешь по чужим дворам и таскаешь одежду?

Толстяк широко ухмыльнулся.

— Это у вас, людей, ходить в натуральном виде считается неприличным. Когда-то давно я тоже так думал, но, пожив тигриной жизнью, поменял своё мнение. Но к чужим предрассудкам нужно, по возможности, относится с пониманием… К тому же, если тебя я знаю давно, то как бы восприняли мою наготу твои друзья, я даже не могу предположить. Вдруг бы их это оскорбило?

— С чего это ты взял, что я буду не один?

— Эти ребята не похожи на тех, кто предоставят разбираться с похитителями их детей посторонним людям, — снова ухмыльнулся Курро. — Или я ошибаюсь?

— Ты абсолютно прав, — заверил его Наромарт.

— То-то же, — довольно заключил тигр-оборотень. — Ладно, хватит болтать. Я пошел к своим, а то уже светает.

И вправду на востоке уже алела узенькая, но яркая полоса, предвещавшая восход дневного светила.

— Передашь что-нибудь для Сибайи?

— Я отправлюсь в город и узнаю, что и как. Где вас искать?

— Уж точно не среди этих благоухающих фисташек, — кажется, толстяк только и делал, что улыбался. — Ближе к городу будет оливковая роща, там и ищи.

— Хорошо. И еще раз прошу, будьте осторожнее. Не нужно лишний раз дразнить Империю.

Коротким кивком показав, что он осознает всю серьезность ситуации, толстяк скрылся в зарослях.

— Едем в город? — спросил Женька.

Йеми утвердительно кивнул, но этот жест никого уже не ввел в заблуждение: все уже поняли, что таким образом в Кагмане обозначают несогласие.

— Всем нам там делать нечего. Вы легко можете попасть в неприятности, поскольку не знаете здешних нравов, а мне некогда будет за вами следить: я должен буду искать детей.

— Йеми прав, — поддержал купца Мирон. — Всем нам и впрямь там нечего делать. Но трое из нас в своем мире занимались именно тем, узнавали секреты чужих стран и чужих армий.

— Трое?

— Да, трое. Балис, Саша и я.

Кагманец одарил подростка взглядом, наполненным интересом и уважением. Про Мирона он догадывался давно, молчаливый верзила в оксенском берете мог оказаться кем угодно, но вот от мальчишки ожидать подобного умения в голову не приходило. Хотя, сам Йеми в его возрасте имел за плечами четыре похода, но ведь таких как он, Пауков Господаря, всего восемь. Так уж исстари повелось в этих краях: восемь старших боляр — зримая опора трона, восемь их вторых детей — опора невидимая.

— И вы втроем хотите идти в город?

— Нет, втроем мы пойти не можем. В этом случае здесь останутся только Наромарт и Женя. По нашей легенде — раб и слуга. Мне это кажется подозрительным.

Йеми одобрительно помотал головой: Мирон снова рассуждал именно так, как это делал бы на его месте сам Йеми.

— Это действительно подозрительно. Значит?

— Значит, в город пойдут только двое из нас. Саша и я.

— Почему ты? — возмутился Балис.

— Потому что ты — в первую очередь специалист по силовым действиям, а там понадобится собирать и анализировать информацию. Это — моя работа.

— А если ты покажешься кому-то подозрительным со своими вопросами, и тебя попытаются арестовать?

— Не серьезно.

— Надо просчитывать все варианты. Это профессионализм.

— Балис, профессионал — это не тот, кто шепчет там, где его заведомо не подслушивают.

— Профессионал всегда помнит, что случаи бывают разные, — процитировал Балис одно из своих преподавателей, которого весь курс сначала тихо материл за въедливость, а потом, как водится, искренне уважал, за то, что тот сумел накрепко вбить в курсантские головы серьезное отношение ко всем составляющим воинской службы, какими бы мелкими и рутинными они порой не казались. И еще за то, что не уставал напоминать о том, что главная забота командира — обеспечить максимальную безопасность себя и своих подчиненных, насколько это возможно. В мирное время это помогало избегать глупых несчастных случаев и нелепых потерь на учениях. Когда мирное время кончилось — эти уроки стали спасать жизни.

— Пустой спор, — раздраженно сказал Нижниченко. — Конечно, риск есть, но он очень невелик.

— Риск довольно велик, — возразил Йеми. — Человек в совершенно неизвестной одежде всегда привлекает внимание. Тебя могут задержать сразу у городских ворот.

— Я бы мог накинуть плащ Наромарта, — предложил Мирон уже не столь уверенным голосом.

— Во-первых, сразу видно, что плащ с чужого плеча: он тебе слишком длинен. Во-вторых, что ещё хуже, этот плащ заставляет подозревать в своём хозяине чародея. А к чародеям в Империи особого доверия люди не испытывают. Поэтому, лучше мне пойти в город одному.

— Почему одному? — удивился Саша. — А мне-то что пойти мешает?

— Тоже одежда, — терпеливо ответил Йеми. — Я уже объяснял, что меч носят только лагаты, и…

— Рапиру и кинжал я оставлю здесь, — прервал его подросток.

— Хорошо, пусть так. Но одежда остается незнакомой.

— Одеждой мы можем поменяться с Женей. Вы же говорили, что такую одежду, как у него, здесь знают.

— Да? А меня спросить забыл? — раздраженно отреагировал тот.

— А что? — искренне удивился Сашка. — Я же не для забавы. Надо ведь узнать, что с малыми сделали.

— А то без тебя не узнают…

— Ты что, не понимаешь, что им, — подросток кивнул на потерявшихся от такого нахальства Мирона и Балиса, — идти нельзя? Если ты мне не дашь одежду, то Йеми придется идти одному. В любом случае, у него уйдет больше времени, чтобы всё выяснить.

— Ага, а ты у нас прямо как… — тут Женьке захотелось назвать кого-нибудь из пионеров-героев, толстенную стопку книг о которых он как-то во время субботника перетаскивал из бывшей пионерской комнаты в школьную кладовку. Раньше, когда в школе учились Женькины папа и мама, пионерами должны были быть все школьники. Но, после того как распался Советский Союз, быть пионером стало сначала необязательно, а потом и совсем ненужно. Пионерская организация быстро и тихо отмерла. Кое-где остались отдельные отряды, но в Женькиной школе красных галстуков никто не носил. От былых времен осталась только пустующее помещение пионерской комнаты. Вот её-то директор школы и решил переоборудовать под компьютерный класс, когда по спонсорской программе от знаменитой компьютерной фирмы DEC школа получила сервер и десяток рабочих станций. Пионерский же реквизит сначала кто-то даже предложил снести на помойку, но директор сказал, что историю надо уважать, какой бы она ни была. Вот и отрядили второй «Б» в полном составе на перенос горнов, барабанов, красных флажков, книжек и всего прочего до лучших времен в кладовку. В награду за работу ребятам достались значки в виде красных пятиконечных звездочек с портретом кудрявого мальчишки в центре. Руководивший разборкой комнаты техник Рома объяснил ребятам, что этот мальчишка — сам главный коммунист Ленин, такой, каким он был в детстве, а такие значки с его портретом раньше носили самые младшие коммунисты, Женькины ровесники, которых звали «октябрятами». Женька, хоть и удивился, но в правильности объяснения не сомневался: Рома был коммунистом и о Ленине должен был знать всё. Кстати, он к себе в радиорубку прихватил бюст Ленина, правда, такого, каким его знал каждый киевский мальчишка: лысого и бородатого. Ещё бы не знать: Ленину в городе было целых два памятника: один на Майдане у гостиницы «Москва», а другой — в начале бульвара Шевченко. Папа рассказывал, что когда Женька был совсем маленьким, у этих памятников постоянно митинговали какие-то (папа-то знал, какие, это Женька уже забыл) люди, требуя их снести. Но к требованиям этих людей никто не прислушивался, и, в конце концов, им просто надоело митинговать, когда никто на них не обращал внимания. Вот и остались в городе два памятника взрослому Ленину, совсем непохожему на кудрявого веселого мальчишку с маленькой октябрятской звездочки.

Но сейчас фамилии этих пионеров-героев куда напрочь вывалились из памяти, и Женька не нашел ничего лучше, чем брякнуть:

— … как Брюс Виллис. Придешь — и всех спасешь.

— Не знаю, кто такой твой Брюсвилис, но ты говоришь ерунду, — похоже, Сашка не ожидал возражений от Женьки и, столкнувшись с ними, сильно разозлился. — Прежде чем их спасать, надо узнать, что с ними и где они.

— Мне кажется, что Саша прав, — Наромарт понял, что назревает скандал, и решил вмешаться. — Ему стоит пойти в город вместе с Йеми.

— Одному? — нахмурился Мирон.

— Ваше Превосходительство, господин генерал, — при этом обращении Женька, прикрыв рот ладонью, расхохотался. Не то, чтобы демонстративно, просто уж больно непривычно было слышать такие слова. Одно дело, когда так говорят в каком-нибудь стареньком кино о революции. И совсем другое дело, когда это говорит твой ровесник, да еще и на полном серьезе. Но Сашка не обратил на Женькин смех никакого внимания.

— У меня семь выполненных боевых заданий по оперативной разведке. Четыре раза ходил в одиночку.

А потом добавил:

— А если считать нашу встречу, то пять раз.

Мирон непроизвольно поёжился: чем дальше оставалась та беседа в самолете, тем больше хотелось её никогда не вспоминать. Хотя, конечно да, Сашка, несмотря на свой возраст, — наверняка хороший полевой разведчик. Только вот даже самого хорошего полевого разведчика страшно отправлять в неизвестность: без хоть какой-то легенды, без страховки… Без ничего, по сути.

— Ладно, — Мирон непроизвольно рубанул воздух правой рукой, — убедили. Спорить можно долго, только время не ждет. Пусть Саша попытается, если только Женя ему одежду даст.

Маленький вампир тяжело засопел, словно самый обычный расстроенный мальчишка, и принялся расстегивать крючки жакета.

— Рубашка тоже нужна?

— Не нужна, — ответил Йеми. — И штаны можно оставить. А вот обувь лучше поменять.

— А такую одежду, как у Жени, можно в городе купить? — поинтересовался у кагманца казачонок.

— Вряд ли, — с сомнением кивнул головой купец. — Такую одежду носят в Клевоне, здесь, в Торопии, её никто не шьет.

— Я тебе местную одежду куплю, — пообещал Сашка, натягивая жакет. — Черт, тесный какой…

— Ага, на какие шиши? — как мог ядовито поинтересовался Женька, стягивая с ноги сапог.

— А это уже моя забота.

— Нет уж, никакой самодеятельности, — строго потребовал Мирон. — Йеми, можешь выделить деньги на одежду для ребят?

Порывшись в подвешенном к поясу кожаном кошеле, кагманец вынул пару крупных монет и протянул их казачонку.

— Два гексанта, по полдюжины ауреусов в каждом. Этого хватит с большим запасом. Только смотри, не потеряй.

— Не потеряю, — усмехнулся Сашка, но тут же его лицо изумленно вытянулось: — А где же тут карманы?

— А их тут нет, — с наигранным равнодушием ответил Женька.

Сашка хмыкнул и сунул деньги в карманы штанов.

— Пистолет бы ему, на всякий случай, — вполголоса произнес Нижниченко. — Жаль, что у меня не было при себе табельного оружия.

— Вот, держи, — капитан протянул подростку ПМ. Мирон от неожиданности даже не понял, откуда пистолет появился в руках у Балиса. А тот уже выгреб из кармана магазин. — Стрелял когда-нибудь из пистолета?

— Стрелял из браунинга и маузера. Но они совсем другие.

— А из кольта?

— А разве бывают кольтовские пистолеты? Я только револьверы встречал.

— Попадаются, — улыбнулся Балис. — Пистолет Кольта образца тысяча девятьсот одиннадцатого года в царской армии офицерам разрешалось приобретать за свои деньги и использовать как табельное оружие.

— Э-э-э… — Мирон напряг память. — Да там вроде много что разрешалось. Я вот забыл уже давно. А ты то с чего об этом помнишь?

— Хотя бы с того, что именно этот кольт послужил Токареву прототипом для ТТ. Убедительная причина?

— Убедительная, — согласился Нижниченко.

— Ладно. Саша, смотри внимательно. Это — предохранитель… В магазине восемь патронов, вынимается и вставляется он вот так… Курок… Кнопка затворной задержки… Патрон в патроннике…Дальше двадцати пяти метров — даже не пытайся…

— Двадцати пяти метров? — такое указание расстояния мальчишку серьезно озадачило. — А сколько метров в сажени, я подзабыл?

— Для простоты считаем, что два, — помог Мирон, видя, что Балиса вопрос казачонка поставил в тупик. — Итого, прицельную дальность принимаем за двенадцать саженей.

— Спасибо. Теперь — прицел. Целиться надо немного ниже, чем хочешь попасть…На прицельной дальности — примерно… на пол головы ниже. И учти, что спуск мягкий, ненароком ногу себе не прострели.

Пока его спутники обменивались соображениями на своём родном, совершенно незнакомом Йеми языке (хотя как сказать, чем-то их речь напоминала говор коренных обитателей Челесты), кагманец внимательно наблюдал за тем, что они делали. А посмотреть было на что. Сначала из загогулины, чем-то напоминавшей таинственное оружие Балиса, был извлечён металлический брусок. Затем из него на расстеленный платок воин выщелкнул похожие на вытянутые орехи металлические же цилиндрики. Ещё один «орешек» был извлечён из самой штуковины, в которой оказалось на удивление много движущихся частей. Все манипуляции сопровождалось щелчками и лязгом. Стало понятно, как следует пользоваться этой железякой: надо было, смешно отставив руку, потянуть за крючок в скобе до щелчка — Саша проделал это раза три. Это немного походило на арбалет, но именно «немного»: даже из маленького арбалета с вытянутой руки никто не стрелял: попадать было намного труднее, чем при стрельбе с упора (даже мастера стрельбы навскидку, которых Йеми за свою жизнь сумел повидать аж троих, упором при возможности никогда не пренебрегали). Потом «орехи» опять были спрятаны внутрь штуковины — этим уже занимался Саша. Наконец, видимо, завершив объяснения, Балис уже на морритском спросил мальчишку:

— Всё понятно?

Кивнув (Йеми уже понял, что этим жестом путешественники, подобно обитателям Большого Заморья, обозначали согласие), Сашка заткнул пистолет за брючный ремень. Одетый навыпуск Женькин жакет скрыл оружие от постороннего взгляда.

Наблюдение за тем, как Балис обучает мальчишку пользоваться оружием, дало Йеми хорошую пищу для размышления. И всё же самым интересным было то, что на урок Балиса остальные чужестранцы смотрели, как будто видели такое в первый раз. Кроме Мирона, который, по-видимому, понимал всё происходящее и даже дал какое-то разъяснение.

— Это что такое было? — на всякий случай поинтересовался кагманец по окончании урока.

— Это было на случай, если его попробуют задержать, — туманно ответил Мирон, но Йеми не стал уточнять, только спросил:

— Теперь всё? А то уже совсем рассвело, ехать пора. Вот-вот ворота откроют.

И вправду, пока они разговаривали, алая полоска на востоке выросла чуть ли не до половины неба, редкие облака стали пунцовыми, а от деревьев в роще пролегли длинные тени, с каждой минутой обретающие всё большую четкость.

— Так, мы подъедем немного вперед, до оливковой рощи, о которой говорил Курро, — решил Нижниченко. — Когда вы вернетесь?

— К полудню обязательно дадим о себе знать, — заверил Йеми.

— Хорошо. И вот что еще, Саша. Хочу тебя попросить об одной вещи: не надо ко мне обращаться "Ваше Превосходительство" — не привык я к этому.

— А как надо обращаться?

— По имени-отчеству. Вообще-то, у нас принято обращение "товарищ генерал", но это уже для тебя будет слишком непривычно.

Сашка широко улыбнулся.

— Это же надо придумать: генерал и «товарищ» одновременно. В нашем времени за такое точно бы в зубы дали. Хоть наши, хоть "товарищи".

Мирон грустно кивнул:

— Нет ничего хуже гражданской войны: одни бьют за то, что «товарищ», другие — за то, что «генерал»… Ладно, об этом поговорим, когда ты вернешься, времени у нас будет достаточно.

— Обязательно, — серьезно кивнул казачонок. — Ну, мы поехали?

— Давайте. Счастливо вам… И, осторожнее…