Глубокая модернизация фронтового бомбардировщика — маленький, всего на шесть пассажиров сверхзвуковой самолет, был привилегией высшего руководства Юго-Западной Федерации и предметом искренней зависти многих куда более развитых стран. С миллиардерами попроще — плати монету и забирай аппарат на здоровье, а вот президенту какой-нибудь сверхдержавы не по чину летать на машине, построенной у бывшего потенциального противника.
Именно с этой ироничной мыслью Мирон Павлинович Нижниченко, помахивая довольно легким кейсом, поднимался по трапу "почти своей" машины.
Огромный аэродром на южном берегу отнюдь не Крыма продувался довольно свежим ветром. Свинцовая облачность, свинцовая вода. Полоса опускалась в нее — тут могли базироваться и летающие лодки. Но что меньше всего сейчас интересовало Нижниченко — это состояние морской авиации Северного Флота соседей. Куда больше его волновали фрагменты сегодняшних разговоров и полученный доклад.
В принципе, договорились о многом. Соседи обнаружили несколько непонятных объектов у себя — раз. О дальнейших находках решили информировать друг друга — два. Принято решение о "двухдержавной комиссии по исследованиям предположительно инопланетных объектов" — три. И еще одно решение — оно реализуется зимой, было обозначено: "О совместном отдыхе детей". Смысл его был прост: пусть ребята, «замешанные» в инциденте, проведут зимние каникулы вместе. Целей у этой операции было много — поэтому степень секретности ей присвоили самую высокую.
С комфортом разместившись за рабочим столиком и налив стакан горячего чая, Мирон Павлинович плотно задумался, бегло просматривая свежие сводки.
Мелкий успех группы технического анализа — удалось установить принцип действия связи. Обещают даже построить за год приемник, прослушивающий разговоры «чужих». Ну- ну… Впрочем, лучше, чем ничего.
Николаенко сообщает "о непонятном исчезновении ОЛЕСЯ УХОВА на два часа". Время… Ого! Соответствует заявлению Сережи Михайлова. Опять непонятность… Ну и детки пошли, в самом деле! Так, смотрим дальше…
Вот это да! Вот тебе и сообщение с номером 18… Если это не везение — что же тогда таковым называть? Если простейший анализ показал такое… Теперь можно не спеша, с душой брать противника за горло. Интересно, кто это может быть? А сперва — чуть вспомнить… Лучше вспомнить, проиграть то, что произошло сутки назад.
Ему не верили. Иронично улыбались. Он чудом добрался до кабинета, где его выслушал генерал-морпех.
— Нда… Ну и дела на Юге творятся, Мирон Павлинович. Ну и дела… Я, если честно, за десяток лет, что серьезные базы охранял, только три раза доклады про НЛО смотрел. В одном случае часовой был… непригоден к употреблению, в другом — похоже, БПЛА профукали, ну а в третьем…
— Товарищ генерал майор! Есть объект!
— Какой еще объект, подполковник? Ты что, не видишь?
— Как у них! Смотрите документы!
— Точно?
— Абсолютно!
— Ну, Мирон Павлинович… Извиняй. Сейчас мы этих братьев по разуму возьмем за принадлежность! Посмотришь? Заработал…
— Разумеется.
— Так. Комбриг? Слушай внимательно. Даю адрес — Крылова, 20. Подготовить план полного, повторяю — полного блокирования объекта. Чтобы ни одна непотребная мошка… Срок тебе? Встречаемся на Гаджиева, 45 через полтора часа. Чтобы план был. Хоть вся твоя бригада! Ну, оставишь, конечно. И учти — в течение часа начнем работу. Нет, не террористы. Но вполне может быть, что похуже. Нет, не НАТО. Время пошло, полковник, уже пошло!
— Извините, мне нужно заскочить в посольство, сами понимаете.
— Что делать. Сопровождающего возьмите, на всякий случай.
— Добро.
Мирон понимал, что при всем союзничестве с "Северным соседом", посвящать его во все не следует. По крайней мере — сейчас. Скорее всего, он бы пригласил здешних морпехов поучаствовать в штурме первого объекта — но от него остался только строительный мусор… А надежда на второй объект — увы, невысока. Тогда он не знал, что в самолете его поджидает шифровка, меняющая дело радикально. Да и не мог знать…
Они стояли под дождем — в канадках, естественно, без знаков различия. Трое. И пара автобусов поблизости.
— Ты вот что скажи… Что это за шар на крыше?
— Не знаю. У нас он взорвался, с этого и началось.
— Ага… Хорошо взорвался?
— Качественно. На три этажа вниз перекрытия пробило.
— Хорошее дело.
— Ага. Знать бы, почему…
— Химию смотрели?
— Ничего известного.
— Зашибись. Радиация?
— По нулям. Точнее, обычная фоновая радиация.
— Так. Ясно тогда.
— Что ясно-то?
— То и ясно, что ни хрена неясно. Полковник!
— Слушаю!
— План готов?
— Так точно.
— Санкционирую. Давай сюда. Так… Нет. Тревога боевая.
— Что???
— Приказываю. Объявляй боевую тревогу — и вперед.
— Есть.
— Посидим, Мирон Павлинович. Подумаем в машине?
— Добро.
А автобусы и грузовики уже мчались, разбрызгивая лужи, ВАИ перекрыла перекрестки, в общем — начиналось. Казалось, прошли секунды от того, как первый тяжелый грузовик остановился, и из него посыпались ребята в черном, как все закончилось. Почти никого не видно. Как и положено.
— Дозиметристы?
— Разведка ведется.
— Подождем.
От подъезда, помахивая папкой, к ним шел человек.
— Пропустить?
— Пусть подойдет. Контролировать полностью.
Комбриг что-то бросил в микрофон. Человек подошел.
— Здравия желаю.
— Взаимно. Кто такой?
— Начальник охраны объекта А-508.
— В чьём ведомстве объект?
— А Вы кто?
— Начальник здешнего управления контрразведки ВМФ. Можете посмотреть на удостоверение.
— Ясно. Подполковник Кузьменко, служба охраны объектов категории «А», вот мое удостоверение. Объект находится в ведомстве Госбезопасности.
— Комбриг, проверьте. Запросите столицу.
— Так что вы, моряки, тут затеяли?
— С бумагами непонятность, подполковник. По моим данным, здесь находится объект М-502 метеослужбы ВВС. А у них такого объекта нет и не было.
За спиной у подполковника предупредительно громко и печально вздохнул непонятно как образовавшийся старший мичман — рост за два метра, вес соответствующий, человек-гора, одно слово.
— Повторяю, здесь объект госбезопасности. Я занимаюсь его внешней охраной и требую…
— Товарищ генерал, подполковник Кузьменко действительно руководит охраной объекта М-502 ВВС!
— Я не понимаю!
— Подполковник, в связи с неясной ситуацией…
Вздохнуло что-то. Так кит вздыхает — только куда тише. Офицеры подняли головы — и увидели, как из окон под антенной вырвалось неяркое пламя.
— Так… Продолжаю. Вынужден, подполковник, Вас задержать.
— Есть.
"Президент ЮЗФ.
22.09.1999.
Правительственная телеграмма. Дипломатический шифр ЮЗФ.
Зам. руководителя СБ ЮФ генерал-майору Нижниченко М.П.
НЕМЕДЛЕННО ВЫЛЕТАЙТЕ ДЛЯ РАЗВЕРНУТОГО ДОКЛАДА."
"Служба безопасности Юго-Западной Федерации.
Президенту ЮЗФ, через посольство ЮЗФ в СФ.
Шифр НСБ ЮЗФ.
Тема: Желтый дракон-00-15.
22.09.1999
Воздух!!!
Совпадает не только картина слухов, но и ряд других деталей. Немедленно вылетаю с докладом.
Генерал-майор Нижниченко М.П."
Как и в прошлый раз, многого не нашли. Как и в прошлый раз, в самый последний момент их опередили — или вычислили. Скорее всего — последнее, поскольку по всем данным, на объекте не было ни одного специалиста. Только охрана, которая, как водится, ничегошеньки не знала. А это вполне нормальная ситуация между прочим: что знала, например, охрана полигона за пару часов до взрыва первой ядерной бомбы? А ничего особенного. Неизвестный объект, который надо охранять. Имеются военные и гражданские лица, некоторые известны по портретам. А чем занимаются — кто его знает! Наверное, оружием. А может — и нет.
Достав свой комп, Мирон напечатал, зашифровал и отправил очередные сообщения и приказы.
"Служба безопасности Юго-Западной Федерации.
Президенту ЮЗФ.
Тема: Желтый дракон-00-16.
Дата: 23.09.1999.
В дополнение к сообщению Желтый дракон-00-15.
Передано с борта самолета.
Докладываю, что при моем посещении места инцидента в АНДРЕЕВСКЕ я участвовал в беседе с СЕРГЕЕМ МИХАЙЛОВЫМ, 12 лет. В целом его заявления крайне схожи с заявлениями ОЛЕСЯ УХОВА, за исключением частностей, относящихся к принципу действия его «оружия». Естественно, что СБ СФ крайне скептически отнеслась к заявлениям СЕРГЕЯ МИХАЙЛОВА, причем особый скептицизм был проявлен по отношению к заявлению о том, что он встречался с ОЛЕСЕМ УХОВЫМ в последний раз за несколько часов до взрыва. На свое счастье, я не сообщал о ОЛЕСЕ УХОВЕ сотрудникам СБ СФ и поэтому именно сейчас мы владеем несколько большей информацией. На данный момент ведется негласное наблюдение за ОЛЕСЕМ УХОВЫМ с целью проверки гипотезы "параллельный мир". Ситуация, в которой мы оказались, вынуждает отрабатывать решительно все невозможные версии случившегося, поскольку исчерпаны все возможные.
Зам. Руководителя СБ ЮЗФ
Генерал-майор Нижниченко М.П."
Дальше поработать ему не удалось. Потому, что ТАКОГО в природе не бывало.
В кресле напротив него сидел пацан. Бледный — таково было первое впечатление. С широким шрамом через весь лоб — второе. А третье было совсем уже нехорошим: под руками пацана лежала закрытая папка с грифом "Сов. секретно. Служба безопасности ЮЗФ".
Говоря откровенно, особой ценности пустая папка не представляла. Было неплохо известно, что частенько сотрудники жгут только их содержимое, а папки используют для самых разных целей. Например, держат их за задним стеклом машины — неплохая, кстати, профилактика угона. Не всякий полезет.
— Это еще что такое? — довольно сдержанно спросил Мирон.
— Я не что, а кто. Саша Волков, — очень спокойно ответил пацан. — А еще я — твой конец.
— Не зеленый что-то, — вспомнил старый анекдот Мирон.
— Не зеленый. Но все же готовься.
— К чему это?
— К неприятностям.
— Уже готов.
И нажал кнопку связи с пилотской кабиной. Поскольку в последние несколько суток спать шефу безопасности удавалось совсем немного, в возможность галлюцинаций он верил вполне. Теперь ему предстояло проверить это.
— Командир корабля Иван Тучкин.
— Зайдите ко мне в салон, чаю выпьем?
Никаким нарушением правил тут и не пахло. Подобное происходило не так уж и редко, второй пилот справлялся без всяких проблем, а истории о чаепитиях с высшим руководством страны только поднимали авторитет пилотам "Авиаотряда-ноль".
— С удовольствием, Мирон Павлинович. Через пять минут.
— Добро.
Мирон начал священнодействовать с заварным чайником — чай, чуть душицы, чуть мяты… Почему-то он еще не согрелся после промозглого Андреевска.
— Так и будем молчать, Саша Волков? Почему же ты — мой конец?
— Потому… Потому, что Вы — чекист.
— Хм… Чека была расформирована очень давно, разве не знаешь?
— Неважно.
— Ладно. А чем тебе досадили э… чекисты?
— Сперва пытали. Потом — расстреляли. Еще в двадцать первом.
Точно, бред.
— Но ведь столько десятилетий прошло, даже и страны нет, где это было.
— Разрешите? Э… Мирон Павлинович, почему же без предупреждения пассажира взяли? С меня же голову снимут!
— Не снимут — потому, что мы не долетим.
— Не долетим — значит, не долетим, — Мирон начал отрабатывать вариант "противодействия захвату", — да ты садись, Иван, в ногах правды нет, чай пей, Саша, кстати, тоже.
— Нет.
— Как хочешь. Кстати, Саша, а как ты в это Чека угодил-то?
— Пробивался из Гагр к дому.
— Еще одна страна…
— Да. Был опознан и арестован в Екатеринодаре.
— Так. А что, тебя искали всерьез?
— Да.
— И почему?
— Я же у генерала Шкуро служил! В самой "Волчьей сотне"!
— Хм… Я могу это проверить одним вопросом.
— Проверяйте.
— Точнее, послушай-ка одну песню. Сейчас, сейчас… Вот, "ныне отпущаеши", хорошо отреставрирована… Давай-ка, давай…
Малоуместен распев на пятнадцати тысячах над землей и на полутора махах. Но… Почему бы ни послушать Козловского?
— Это брат генерала. Он что, выжил?
— Выжил, выжил… — Мирону было уже почти все равно, — он прожил интересную жизнь, о его родственниках узнали только после смерти, такие дела, Саша, такие дела…
— И его слушают?
— Тебя очень удивляет это?
— Да, пожалуй.
Ожила трансляция:
— Командира корабля приглашают на рабочее место, начинаем снижение.
— Саша, пересядь к иллюминатору, заход на посадку на нашей машине впечатляет.
— Я пойду, разбирайтесь сами, — Тучкин прошел вперед.
— Мне это неинтересно, — Саша раскрыл папку. И все кончилось в яркой вспышке.
"ОФИЦИАЛЬНОЕ СООБЩЕНИЕ. СЕГОДНЯ В АВИАКАТАСТРОФЕ ПОГИБ ЗАМ. НАЧАЛЬНИКА СЛУЖБЫ БЕЗОПАСНОСТИ ЮГО-ЗАПАДНОЙ ФЕДЕРАЦИИ ГЕНЕРАЛ-МАЙОР МИРОН ПАВЛИНОВИЧ НИЖНИЧЕНКО. ЕГО САМОЛЕТ ВЗОРВАЛСЯ В ВОЗДУХЕ, НЕ ДОЛЕТЕВ ДО АЭРОПОРТА ЮЖНЫЙ-СТОЛИЧНЫЙ ДВА КИЛОМЕТРА. НА БОРТУ, КРОМЕ ГЕНЕРАЛА НИЖНИЧЕНКО НАХОДИЛИСЬ ДВА ЧЛЕНА ЭКИПАЖА, КОТОРЫЕ ТАКЖЕ ПОГИБЛИ. ВЕДЕТСЯ РАССЛЕДОВАНИЕ." ВИЛЬНЮС. 13 ЯНВАРЯ 1991 НАШЕЙ ЭРЫ. ОБЩЕЖИТЕ ПОЛКА САУ, 23.30.
— Ну что тут скажешь, Балис… Твой дед был тем еще мужиком, пусть земля ему будет пухом…
Балис и Сергей выпили по третьей, не чокаясь. Как и положено на поминках. Одноклассник Балиса, а ныне майор, Сергей Клоков, хоть и проходил службу в родном Вильнюсе, но ни о приезде Балиса, ни о смерти его деда ничего не знал. Не знал до тех пор, пока час назад не встретил на улице подозрительно знакомого капитана. Ну а Гаяускасу, весь вчерашний день занятому похоронами и поминками, тоже было не до встреч со школьными друзьями.
Балису вспомнилась старая шутка об отличии советского офицера от российского. Российский офицер был до синевы выбрит, слегка пьян и знал всё от Гегеля до Гоголя. Советский же — напротив, до синевы пьян, слегка выбрит и знал всё от Эдиты Пьехи до просто "иди ты…". Доля истины в этой шутке была, однако только доля. Помянуть деда, разумеется, без водки было никак не возможно, однако, по случаю большой занятости Сергея по службе, ограничились четвертинкой «Старорусской». К тому же не поскупились на закуску — хлеб, шпроты, сыр и колбасу.
— Расскажи, Сергей, как ты тут, что нового?
— Да все нормально. Начштаба полка САУ — для нашего возраста совсем неплохо. Командир у нас — мужик серьезный. Требователен запредельно, придирчив ужасно, но перспективы есть. Хорошие перспективы. Может, слышал — Аслан Асхадов?
— Вроде слышал что- то. Он осетин?
— Нет, не осетин. Чеченец.
— Значит, не тот… Тогда может и не слышал.
— Перебирайся к нам, еще не то услышишь. Все-таки мы — самые западные в Союзе.
— Я бывал и западнее, — Балис усмехнулся. — Балтика — она штука длинная.
— В Калининград заносило?
— В Польшу. Всё равно, деда не догнал, он почти до Бремена дошёл.
— Это когда?
— В Отечественную.
— Да… Давай за победителей. Они победителями и ушли.
Сергей хотел разлить остатки водки из бутылки, и в этот момент в дверь громко застучали.
— Входите, не заперто!
Подполковник Асхадов был мрачен.
— Это еще что за пьянка, а начштаб?
— Друга встретил, товарищ подполковник. Вместе в школе учились…
— Ну а выпивать-то зачем? А то не знаешь, что сейчас как на вулкане. Рванет, а начштаба у меня в запое…
— Я, кажется, никогда не подводил, — обидчиво протянул Сергей. — Мы ж не алкаши из стройбата, а боевые офицеры. Четвертинку на двоих с хорошей закуской — Калешин говорил, что в Афгане перед боем и больше принимали. И вообще, выпил бы с нами: дед у Балиса умер, адмирал, всю Отечественную прошел.
Асхадов почему-то глянул на часы, поколебался секунду и решительно сказал:
— Наливай.
Сергей достал из шкафа еще одну рюмку, разлил остатки водки на троих.
— Еще раз, за победителей. Слава живым, память и слава мертвым.
Выпили. Молча закусили. Подполковник еще раз взглянул на часы. Балис понимал, что волнуется он не спроста, что-то случилось. Но что?
— Где служите, морская пехота?
— В Севастополе.
— Ну и как там у вас?
— Наверное, как везде. Хорошо там, где нас нет…
— Об отделении Украины от Союза говорят?
Острый взгляд Асхадова буравил Балиса. Что-то ему было нужно от совершенно незнакомого капитана морской пехоты, которого он видел в первой раз в жизни. Что-то было нужно.
— В семье не без урода, — дипломатично заметил Балис. — Но уродов у нас мало…
— Один урод может столько наворотить, что сотня умников не расхлебает, — подполковник мрачно накладывал на кусок черного хлеба копченые шпроты. — Рушат Союз… О чем думают? Неужели не понимают, сколько крови прольется.
Вот оно. Балис почувствовал, что комполка перешел к делу.
— Почему крови-то? — не понял Клоков. — Грязи много — это да. Что с батей делать — ума не приложу. Он же после инсульта из квартиры выйти не может. А для них он — оккупант, не гражданин. Полжизни по Вильнюсу автобус водил, а теперь его хлебом попрекают…
Балис вспомнил, как их третий класс дядя Миша Клоков возил на своем автобусе на экскурсию в Тракай. На мгновение его охватил гнев на тех, кто готов вышвырнуть в никуда больного старика, но тут же вспомнилось дедово "Не суди…", и вчерашний разговор с Элеонорой Андрюсовной. У неё тоже была своя правда. Может, и действительно не её вина, что сегодня правда стала против правды.
Но тогда чья? И как сделать так, чтобы в этом столкновении правд не калечились людские судьбы? И возможно ли это вообще?
— Наивный ты человек, Сергей. Здесь, в Прибалтике, может быть, грязью только и обойдется. Хотя не верю. А у нас на Кавказе точно кровь ручьями потечет, если не реками. Там же вековых обид — море. Тех, которые только кровью можно разрешить. Пока есть сильный Союз — горцы забывали эти обиды. Ну, шумели немного, но не более того. А вот если Союз начнет распадаться — тут же все всё вспомнят. Сумгаит за маленькую репетицию покажется… Не хочу… Как представлю себе, что за свою Чечню стреляю в тех, с кем раньше служил — кричать хочется.
— Так не надо стрелять, — миролюбиво предложил Сергей.
— Не смогу, — как-то устало выдавил Асхадов. — Это будет война за Родину. А за Родину я буду драться до последней капли крови: хоть оружием, хоть зубами. Потому что без Родины человек — никто. Я без неё и дня не проживу. Литва, хоть и часть Союза, но не моя земля. И если она отделится — не мне здесь воевать. Но в Чечне — порядки будут либо советские, либо наши, чеченские. Никому другим там командовать не позволим.
— Слушай, командир, я тебя давно знаю, что-то темнишь ты, — майор Клоков, похоже, расслабившись в воспоминаниях о деде Балиса только сейчас начал понимать, что происходит. Не с глотка же водки, в самом деле, повело комполка. — Разговор пошел какой-то странный. Что случилось-то?
— Пока что ничего. Только если и дальше так страна валиться будет — то случится. Тряхнет так, что мало не покажется.
— Если и дальше… Мы-то что сделать можем?
— Неправильно ставишь вопрос, начштаб. Не что мы можем, а что нужно делать. Вот пусть нам капитан скажет, что сделать надо, чтобы сохранить Литовскую ССР. С чего начать?
— С чего начать? — задумчиво произнес Балис. Вообще-то, начинать, равно продолжать и заканчивать, а так же и углублять было делом политиков… И, похоже, кто-то из руководства Компартии Литвы (разумеется, не независимой, а той, что осталась в КПСС) решил этим делом, наконец, заняться. Только вот, что вырастет из этого решения?
— Наверное, с телевидения. Оно постоянно подогревает сепаратистские настроения. Не будет телевидения — сепаратизм сразу же остынет. Конечно, есть радио, газеты, но с ними можно разобраться позже.
— Так, — удовлетворенно произнес Асхадов, и Балис понял, что, скорее всего, угадал: готовится акция у телецентра. — Ну а что конкретно надо сделать?
Капитан пожал плечами:
— Взять телецентр под контроль и изменить направленность телепередач.
— А как это сделать, если около телецентра постоянные митинги? Там всё время до двух тысяч гражданских.
— Морская пехота здесь не поможет. Нас учили подавлять сопротивление противника, каким две тысячи граждан Советского Союза не являются.
— Это верно, капитан. Стрелять нельзя, ни в коем случае нельзя. Даже единственный раненый — уже слишком дорогая цена. А если кто-то будет убит — лучше было бы не начинать. Мы все присягали защищать страну от вооруженного врага, а не от безоружных граждан.
"Прятки кончаются", — подумал Балис. — "Вроде всё ясно. Грядет войсковая операция у телецентра и подполковнику придется в ней участвовать. Он готов, он считает её правильной, но боится пролить кровь. А я? Я тоже считаю, что Саюдис надо остановить, я хочу эту операцию, но кровь, кровь безоружных людей… Может быть, там, у телецентра, мои знакомые, одноклассники, родственники… Дядя Андрюс… Да и отец может быть там, они с дедом не раз ругались, когда речь заходила о судьбе Литвы…"
— Значит, нужно использовать специалистов по борьбе с терроризмом, — Балис вспомнил сентябрьские упражнения с группой Карповцева. Погонял он их на тренировках по освобождению захваченного судна на совесть, да и сам много чему научился у кагебешников. Пусть чужая контора, но хороший опыт всегда надо брать на заметку. — Выдвинуться к телецентру парой рот пехоты на бронетехнике, выходить из городка пошумнее, но неспешно…
— Это-то еще зачем? — удивился Клоков.
— Эх ты, мигрант…
— От мигранта и слышу…
— Ну, смотри, ты же коренной вильнюсец. Какой кратчайший путь от Северного городка к телецентру — знаешь? А где здание Парламента — просекаешь? Как думаешь, найдется умная голова, которая решит, что войска на Парламент двинулись.
— Здорово! — восхищенно воскликнул Сергей. — Да ты стратег.
— Служба у меня такая — противника за нос водить, — скромно отшутился Балис. — Значит, бронетехника останавливается подальше, чтобы внушать страх, не переходящий в отчаяние, пехота, под руководством спецназа, рассекает толпу, не применяя никаких спецсредств, спецназ же берет телецентр под контроль.
— Однако, — Асхадов был неподдельно удивлен. — Капитан, а не пора ли примерить погоны с двумя просветами…
— Случая не было, товарищ подполковник, — улыбнулся Гаяускас.
— Вот он Ваш случай. Капитан Гаяускас, я приказываю Вам поступить в мое распоряжение. Срок — двое суток.
— А на каком основании, товарищ подполковник? Какие у Вас полномочия?
— Читайте.
Асхадов извлек из планшета бумагу и передал её Балису. Первым делом морпех глянул на подпись и понял: полномочия у подполковника были. Вагон и маленькая тележка полномочий у человека, получившего приказ от самого заместителя министра обороны Советского Союза. Да еще и такой приказ.
— Письменное подтверждение требуется?
— Так точно.
— Сейчас… — Подполковник достал из полевой сумки «именной» блокнот, написал несколько слов, уточнил:
— Гаяускас, так?
— Так точно.
— Держите, капитан. Хотя стоп… — И поставил личную печать. — Достаточно?
— Так точно. А что входит в мои функции?
— Согласно приказу заместителя министра обороны мы должны доставить отряд специального назначения к телецентру и расположить вокруг наши установки — для оказания психологического давления. Мы с майором Клоковым сейчас выделим экипажи для выполнения боевой задачи. Вы, капитан Гаяускас, должны помочь нам выполнить боевую задачу… в соответствии с обстановкой и Конституцией СССР. Эксцессы нам не нужны. Понятна задача?
— Так точно.
— Товарищи офицеры.
Все встали.
— До сигнала боевой тревоги — пять минут, — бросив взгляд на часы, сообщил Асхадов. — Капитан, если Вам нужно предупредить семью…
— Так точно, — вроде не желторотый лейтенант, а словно заклинило его на этих "Так точно". Вроде попугая говорящего, право слово. Отгоняя наваждение, Балис торопливо поднял телефонную трубку. Сергей и его командир быстро обсуждали состав экипажей, из обрывков их разговора Балис понял, что требуется выставить восемь машин.
— Привет, это я. Извини, у меня чэпэ. Я на ночь остаюсь в городке — служба.
— Какая служба, — в голосе жены звучало неподдельное удивление. — Ты же в отпуске, да еще по такому поводу.
— Айсберг, — коротко ответил капитан и, извиняющимся голосом добавил. — Извини, милая, самый настоящий айсберг.
Айсбергом они уже давно называли форс-мажорные обстоятельства. Рита не то, чтобы была совсем не ревнивой, однако в таких случаях доверяла мужу абсолютно, понимая, что любить морского пехотинца — это означает терпеть разлуки, порою долгие и неожиданные. Зато она часто высказывалась после дружеских вечеринок, на которых Балис, по её мнению, оказывал излишнее внимание чужим женам или подругам.
— Ясно, — голос Риты был грустен. — Береги себя, милый.
— Обязательно. Кристинка спит?
— Заснула…
— Всё, я бегу. Люблю тебя.
— И я…
В ухо ударили короткие гудки, и почти тут же сигналом боевой тревоги заныла радиоточка.
БРЕДФОРДШИР. 1190 ГОД ОТ РОЖДЕСТВА ХРИСТОВА.
Глупо мечтать прославится на весь мир, когда тебе семнадцать лет, а между тобой и владениями твоего отца стоят целых три старших брата? Да и отец — не герцог Корнуэльский, а простой рыцарь — сэр Хьюго Уэйк. Глупо, наверное… Но еще глупее — не мечтать.
Есть добрый конь и верный меч, есть доспехи и копьё. Есть верный друг — оруженосец Оливер, вольный йомен, ровесник и приятель с самого детства. Есть немного денег (отправляя сына подальше с глаз, папаша не поскупился). А главное — есть куда спешить: взошедший на престол король Ричард, храни его Господь, объявил Крестовый Поход. Вот где молодой безземельный джентльмен может стяжать себе славу и богатство. Он, Томас Уэйк свой шанс не упустит, будьте уверены.
— Томас, смотри, там явно едет рыцарь, — Оливер напомнил о себе замечтавшемуся спутнику.
Слева, среди снежный полей, не спеша ехал маленький отряд. Судя по блеску, на его предводителе были надеты доспехи, а длинное копьё с развевающемся на конце вымпелом-гвидоном почти не оставляло сомнений — ехал именно рыцарь.
Их тоже заметили. Прибавив ходу, всадники двинулись наперерез Томасу и Оливеру.
— Томас, а вдруг это разбойники? — испуганно произнес йомен.
— Не выдумывай, Оливер. Во-первых, впереди благородный рыцарь, он не может быть разбойником. Во-вторых, разбойники нападают ночью в лесах, а не днем в полях. Ну а в-третьих, разбойники от нас вряд ли получат чего-нибудь, кроме нескольких добрых ударов мечом.
Однако на всякий случай Томас достал висящий за спиной щит и до половины вытащил из ножен свой меч. При этом он напряженно вглядывался в приближающихся всадников. На разбойников они всё же мало походили. Впереди ехал высокий рыцарь, в кольчуге, поверх которой был накинут яркий красный табард с изображением льва и переплетающихся змей. За плечами развевался широкий плащ. Рыцарь был уже в почтенном возрасте: длинные седые волосы доставали ему до плеч; однако на коне держался уверенно. А рядом с ним бежал боевой конь, которого рыцарь не собирался беспокоить без серьезной на то нужды.
Далее ехали, видимо, его оруженосцы — два парня возраста Томаса, один из которых вез большой щит, на котором был нарисован тот же герб, что и на табарде — лев и змеи, а другой — то самое украшенное гвидоном дуэльное копьё. Кроме них в отряд входила пятерка вооруженных секирами райтеров в кожаных доспехах и железных шлемах. Поверх доспехов у каждого был надет табард с гербом их господина. Райтеры также присматривали за парой вьючных лошадей, составлявших обоз этого маленького отряда.
— Кажется, я вижу перед собой юного странствующего рыцаря? — обратился к Томасу старый рыцарь, когда подъехал совсем близко. Стало видно, что его обветренное лицо покрыто сетью глубоких морщин, и лет ему уж никак не меньше полусотни.
— Увы, достойный сэр, я не посвящен в рыцари.
— Воистину печально это слышать, — лицо рыцаря омрачилось неподдельным разочарованием. — Я надеялся, что смогу скрестить с вами свой меч, дабы приличествующим рыцарю образом прославить даму своего сердца, леди Алису Гисборн, красивейшую и благороднейшую из всех женщин на свете.
— Сэр, поверьте, я охотно бы сразился с вами во имя прекрасной леди Гермионы Перси, но сейчас это невозможно.
— Ты благородный и учтивый молодой человек. Скажи мне, кто ты и куда держишь путь?
— Моё имя Томас Уэйк, я младший сын сэра Хьюго Уэйка из Шропшира, достойный сэр. А направляюсь я в Лондон, где наш славный король Ричард собирает войско для крестового похода. Надеюсь, кто-нибудь из благородных рыцарей возьмет меня к себе оруженосцем.
— А почему тебя не взяли оруженосцем рыцари из вашего графства?
— Нет в том моей вины, благородный сэр. Так уж получилось, что в наших краях сейчас немало молодых джентльменов, но мало рыцарей, которые отправляются воевать в Палестину. Не так знатны наши рыцари, чтобы отправляться в поход в сопровождении десятка-другого оруженосцев. К тому же отец мой в ссоре со многими соседями, вот и не нашлось рыцаря, который бы захотел взять меня оруженосцем.
Рыцарь на мгновение задумался.
— Я Роджер Гисборн из Ноттингемшира. Я, как и ты, еду в Лондон к королю Ричарду, дабы под предводительством сего достойного короля отвоевать Гроб Господень у нечестивых сарацин, и мне бы не помешал еще один оруженосец…
— Я согласен служить вам, сэр, — горячо воскликнул юноша, но старый рыцарь протестующе поднял правую руку.
— Я еще не закончил. Томас, ты учтивый и воспитанный молодой человек, но чтобы быть оруженосцем в крестовом походе этого мало, потребны и иные достоинства. Паче всего — владение оружием. Поэтому, если ты хочешь быть моим оруженосцем — докажи своё умение владеть мечом.
— Я готов, сэр.
— Питер! — скомандовал рыцарь.
Один из оруженосцев сэра Роджера — высокий светловолосый парень примерно одних лет с Томасом, передал копьё своему напарнику, спрыгнул с лошади и обнажил меч. Томасу бросилось в глаза, что к седлу Питера приторочена здоровенная зачехленная секира — очевидно, так же принадлежащая сэру Роджеру. Да уж, третий оруженосец явно не будет лишним. Впрочем, раздумывать было некогда.
Томас слез с лошади и достал свой меч, быстро старясь оценить возможности противника. Питер был немного выше его ростом, но тоньше в кости. На обоих бойцах были надеты кожаные доспехи с многочисленными металлическими клепками, кроме этого, голову Питера защищал металлический шлем с наносьем.
Всадники заставляли своих фыркающих и храпящих лошадей отступить, чтобы дать бойцам побольше места. Питер нанес первый удар — Томас парировал. И ударил сам — сначала в голову, противник остановил этот удар своим мечом, и тут же попробовал достать его снизу, но и этот удар был отбит. Они кружили, время от времени обмениваясь ударами, блокировали атаки друг друга или уходили от острого клинка. Томас почти сразу понял, что его противник владеет мечом ничуть не лучше. Что же, можно было радоваться, что он, Томас, не посрамил своего учителя. Сын рыцаря с детства должен учиться использовать оружие, ведь в нем — вся его жизнь. Только глупцы думают, что любой силач, взяв в руки меч, сразу начнет сражаться, подобно Ланцелоту или самому королю Артуру.
— Довольно, — оборвал поединок рыцарь. Тяжело дыша, юноши опустили мечи.
— Томас, для оруженосца ты владеешь мечом вполне сносно. Конечно, для настоящего боя ты не готов, но этому искусству нельзя научится, иначе как в самом бою. Итак, согласен ли ты поступить ко мне на службу?
— Да, сэр.
— Ну что ж, так тому и быть. Мы отправляемся к королю не для того, чтобы блистать на балах, а чтобы сражаться с врагом, поэтому владение мечом мне важнее других рекомендаций. А кто твой спутник?
— Это Оливер, сэр. Он вольный йомен и тоже хочет принять участие в походе.
— Что ж, вассал моего вассала — не мой вассал. Пусть он присоединяется к моим ратникам, но содержать его придется тебе.
— Да, сэр.
— Ну, по коням. Зимние дни коротки, а мне бы хотелось добраться сегодня до Лутона. Даниэль, отдай Томасу копьё.
Третий оруженосец сэра Роджер молча протянул Томасу копьё, которое перед поединком отдал ему Питер. Маленький отряд двинулся в путь: сначала рыцарь, затем три его оруженосца, позади — ратники и Оливер, приступивший к знакомству со своими новыми боевыми товарищами.
— Значит, ты говоришь, Томас, что из Шропшира в поход отправляется немногие рыцари? Это достойно сожаления.
— Наше графство невелико, сэр. К тому же, слишком близко Уэльс. Эти места очень неспокойны…
— К тому же многие рассчитывают увеличить свои вольности, пока король в далеких странах, — докончил сэр Роджер. — Пустые хлопоты. Сэр Лоншан не из тех, кто выпускает власть из рук и баронам придется с этим смириться.
— Сэр, вы бывали при дворе? — с почтением спросил юноша.
— Много раз. По правде сказать, Томас, мне там всегда было тоскливо. Управление королевством совсем непохоже на управление войском на поле боя и советники короля, честно говоря, немного стоят в драке на мечах или на копьях. Однако, долг короля разбираться в счетах и грамотах, так же как и в мечах и лошадях. Или найти тех, кто будет это делать вместо него на благо государства.
— Вы говорите о сэре Лоншане?
— Не только о нём. А что тебя так интересует сэр Лоншан?
Томас смутился. Про сэра Лоншана в Шропшире ходило множество слухов, но слухи эти были не из тех, которые следовало учтивому оруженосцу сообщать благородному рыцарю.
— Про него говорят, что он правая рука короля, сэр. А я никогда не видел ни самого короля, ни его десницы. Вот и хочу узнать — каковы они.
Сэр Роджер рассмеялся.
— Ну, короля ты увидишь в бою не один раз. Наш государь Ричард, храни его Господь — истинный рыцарь, и сердце его — воистину львиное. А вот что касается сэра Лоншана, то его тебе видеть вряд ли доведется: как только мы приедем в Лондон, сразу отправимся на корабль. Мой давний друг, сэр Вильгельм, владетель замка Улера, назначен королем Ричардом одним из командующих над его флотом и в будущий четверг его корабли отплывают в Марсель, где они должны принять крестоносцев и доставить их в Палестину. Да, и, по правде говоря, смотреть на сэра Лоншана — удовольствие сомнительное: довольно мерзкого вида горбатый карлик неизменно одетый коричневое с серебром платье. По крайней мере, так было, пока он не стал епископом Илирийским, с тех пор я его не видел. У нас есть дела поважнее, чем сэром Лоншаном любоваться. Томас, ты когда-нибудь плавал по морю?
— Нет, сэр.
— Печально. Значит, ты не знаешь, как надо подготовится к путешествию. Но это дело поправимое. Даниэль, прочти Томасу наставление.
Молчаливый Даниэль прокашлялся и монотонно забубнил.
— Купи кровать, четыре полотняных простыни, матрац, две наволочки, две подушки, набитые перьями, одну кожаную подушку, ковер и большой сундук. Ложись в постель чистым, и не будут вши и блохи чересчур докучать тебе. Запасись вином и питьевой водой и не забудь заготовить сухари двойной или тройной закалки. Они не портятся.
Закажи большую клетку с насестами: в ней ты будешь держать птицу. Затем купи свиные окорока, копченые языки да вяленых щук. На корабле кормят лишь дважды в день. Этим ты не насытишься. Вместо хлеба там дают большей частью старые сухари, жесткие, как камень, с личинками, пауками и красными червями. И вино там весьма своеобразно на вкус. Не забудь так же о полотенцах для лица. На корабле они всегда липкие, вонючие и теплые. Затем позаботься о добром благовонном средстве, ибо такой там стоит безмерно злой смрад, что невозможно его описать словами.
— Что это? — изумленно спросил Томас.
— Это наставления сэра Конрада Грюненберга из Констанца для рыцарей, которые отправляются в Палестину морем.
Даниэль снова погрузился в молчание.
— Это серьезно? — в голосе Томаса звучал неподдельный ужас.
Сэр Роджер обернулся и пристально посмотрел на своего оруженосца.
— Томас, чем быстрее ты расстанешься с иллюзиями о том, как происходит поход, тем лучше будет для тебя. Когда я отправлялся в прошлый Крестовый Поход, то был немного постарше вас и поопытнее, но и мне пришлось понять, что рассказы менестрелей — одно, а жизнь — немного другое. Кроме подвигов и турниров в жизни рыцаря есть увечья и хвори, рыцарь может изнывать от зноя и жажды, страдать от холода, мокнуть под дождем и стынуть от ветра. Пища и вода рыцаря так же гниют и портятся, как и пища этих крестьян.
Он махнул рукой в сторону виднеющейся в отдалении деревни и продолжал:
— Рыцарь должен платить в трактирах и корчмах за еду и кров, за уход за конем, платить оружейнику за починку оружия и доспехов, надо заботиться о своих оруженосцах и солдатах. Воистину, нелегка доля рыцаря. Даже благородный Гамурет, отец достославного Парсифаля, странствовал не один, но с отрядом верных воинов:
По тому, как уверенно рыцарь декламировал стихи, Томас понял, что старый рубака был силен и в куртуазных искусствах. Юноша почувствовал себя немного неуверенно, поскольку, уделяя большую часть внимания оружию и лошадям, в изучении свободных наук он не преуспел. Однако, сейчас его занимал другой вопрос.
— Простите, сэр, вы сказали, что уже участвовали в Крестовом Походе? Но ведь последний поход был почти пятьдесят лет назад…
— Верно, это был тысяча сто сорок седьмой год от Рождества Господа нашего Иисуса Христа.
— Но, сэр Роджер… Сколько же вам лет?..
Рыцарь повернулся к растерянному юноше, на лице его играла улыбка.
— Ближе к Пасхе стукнет шестьдесят семь. Я же сказал, что отправлялся в поход постарше тебя… опоясанным рыцарем.
Томас молчал, собираясь с мыслями. В такие годы люди хорошо, если могут выйти к воротам своего замка, какая уж тут Палестина. А сэр Роджер никак не был немощным старцем, на вид ему было не больше пятидесяти с небольшим.
— А где еще вы воевали, сэр?
— Да я, почитай что, всю жизнь воевал. Слишком неспокойно в королевстве Британском было в эти годы. Конечно, ежели думать только о том, как спрятаться от напастей, то можно было прожить жизнь, не беря в руки оружия. Но разве пристало так жить рыцарю? Нет, тот, кто хочет быть рыцарем по жизни, а не по названию, должен спешить повсюду, где есть нужда в его добром мече. Поэтому, не проходило и года, чтобы мне не приходилось свой меч обнажать.
— А в дальних походах кроме Палестины вам приходилось участвовать?
— Было дело, — довольно улыбнулся сэр Роджер. — Когда славный граф Пембуркский стал скликать рыцарей, чтобы во исполнение воли короля Генриха вернуть на престол законного владетеля Лейнстера — Дермота М'Моро, я отправился в Ирландию в отряде сэра Мориса Пендергаста. И хотя нас было всего десяток рыцарей, да ещё шесть десятков лучников в придачу, мы славно бились с людьми Родерика, короля Коннота. Потом мы соединились с войском сэра Роберта Фитцстефенса, осадили и взяли Уэксфорд и наголову разбили войско короля Родерика… Да, славный был поход… Впрочем, до Палестины Ирландии всё же далеко.
— Сэр, да о вас баллады надо складывать. Вы совершили столько подвигов, а теперь в такие годы отправится в дальний поход, чтобы снискать рыцарскую славу.
— Молодость, молодость… Томас, баллады складываются сами, порой о людях, которые, казалось бы, совсем для этого не подходят. Я не удивлюсь даже, если в балладах прославят в веках моего непутевого внука Гая.
— А он тоже отправляется в поход?
— Нет, он на службе у Ноттингемского шерифа, поэтому никуда не поедет. Кто-то должен следить и за порядком в стране, пока наш король будет сражаться с неверными… Хотя я бы предпочел, чтобы этим занимался отнюдь не Гай. Наши вольные йомены не слишком любят, когда благородные сэры перестают замечать разницу между ними и сервами. Впрочем, пока страной в отсутствии короля будет править сэр Лоншан — я не беспокоюсь… Так что, Томас, меньше думай о балладах, а больше — о рыцарском долге перед сеньором, королем и Родиной.
— Однако, сэр, судя по всему, долг свой вы выполнили сполна. Что вас заставило снова отправится в Палестину?
— Старость, Томас.
— Старость? — юноша ожидал чего угодно, только не этого ответа, и теперь был сбит с толку.
— Именно старость. Силы уходят. Еще пяток лет — и я не смогу уже сесть на коня. А дальше что? Умереть в постели дряхлым старцем, беззубым, слепым с дрожащими руками? Нет уж, я хочу встретить свою смерть, как подобает рыцарю: лицом к лицу, в броне и с мечом в руке. Так что, долг я свой перед наследниками выполнил, можно позаботится и о себе. Лучшие годы своей жизни я провел там, в песках Палестины… Какое было время, какие люди… В Мосуле у меня исповедь принимал сам епископ Гийом, в жизни не встречал лучшего пастыря… Да, если кто-нибудь из вас доживет до старости, вы сможете меня понять… А пока — поторопимся.
Томас молчал, пытаясь справится с нахлынувшими на него под влиянием речей старого рыцаря чувствами. Слишком много необычного он услышал от сэра Роджера. И можно было понять, что и дальше его ожидает немало такого, о чем он сейчас даже и не догадывается. Впрочем, это было приятно. В свите рыцаря он, оруженосец Томас Уэйк скачет навстречу приключениям. Он молод и силен и его жизнь — в его руках. Глупо мечтать в семнадцать лет прославится на весь мир? Может и глупо, но еще глупее — не мечтать…
Сэр Роджер Гисборн не увидел Палестины. Он погиб четвертого октября, во время вылазки мессенцев. Старый рыцарь был одним из немногих, кто не поддался панике и встретил врага с оружием в руках. Рядом с ним сражались его оруженосцы. Даниэля проткнули копьем в самом начале схватки, Питер и Томас бились спина к спине. Подвиг небольшого количества воинов, принявших на себя удар горожан, позволил королю Ричарду остановить бегство своих рыцарей и перейти в атаку. Теперь бежали уже жители Мессены. Увидев, что противников перед ним нет, Томас сразу бросился на помощь своему рыцарю. Но помочь ему уже ничто не могло, хотя старик еще дышал. Сняв с его головы шлем, юноша расслышал последние слова старого воина. Оглядев поле битвы гаснущим взором, сэр Роджер Гисборн прошептал:
— Вот и всё. Да примет меня… Эрво Мвэри… и помилует… Господь…
Король Англии Ричард Первый по прозвищу Львиное Сердце лично принимал в рыцари тех оруженосцев, что отличились в битве при Мессине. Среди них был Томас Уэйк, теперь уже сэр Томас Уэйк.
ДОРОГА.
— Может, отдохнем? — по часам Балиса со времени последнего привала прошло больше часа, а с того момента, как они тронулись в путь — уже почти пять часов. Красное солнце изрядно склонилось к закату, но до сумерек оставалось еще немало времени. Часа полтора, никак не меньше.
Сережка склонил набок лохматую голову и оценивающе посмотрел на капитана.
— Ну, если Вы устали…
Балис заставил себя усмехнутся.
— Я-то не устал, а вот ты…
— А я — немножко. Лучше, пока пойдем. Только…
Мальчишка замялся.
— Что?
— Вы рассказывайте…
Ах да… За своими размышлениями Балис совсем забыл, что начал рассказывать Сережке странные случаи из своей жизни. Про Севастополь рассказал, значит, настала очередь Ташкента.
— Вторая история у меня случилась в восемьдесят четвертом, на преддипломной практике. Проходили мы её в Афганистане…
Вообще-то, проходили практику курсанты много где — разделив на небольшие группы, их раскидали по всему СССР и его верным союзникам. В Афганистан брали лучших, но Балис и был одним из лучших — заместитель командира учебной роты, сержант, отличник боевой и политической подготовки, примерный молодой отец, да еще и внук адмирала — Героя Советского Союза. Разумеется, Ирмантас Мартинович не использовал своё положение для какой-либо помощи внуку, однако, к выпуску каждый курсант был прекрасно осведомлен, какое место в карьере офицера занимает чистая анкета.
Была, правда, еще одна тонкость — в Афган ехали только добровольцы. Он записался в число этих самых добровольцев, решив, что если есть возможность получить боевую практику, то надо её получать. В конце концов, тот, кто выбирает профессию офицера, должен отдавать себе отчет, что главное назначение офицера — воевать, а не красиво вышагивать на параде.
Риту он оставил в Вильнюсе. Она, конечно, порывалась поехать в Ташкент, но Балис объяснил ей, что он в город всё равно вырваться не сумеет, а вот волноваться за неё, одну в незнакомом городе будет гораздо больше, нежели она за него. Жена немного поупиралась, но потом согласилась.
— Во как, значит, Вы и в Афганистане воевали? — в голосе Сережки явственно проскальзывали восторженные нотки. Возраст есть возраст…
— Воевал — сильно сказано. Говорю же, у нас практика там была, перед окончанием училища. Был я в Афгане всего неделю, в основном новобранцев-десантников тренировал на базе в Баграме под присмотром офицеров.
— А почему десантников, Вы же морской пехотинец?
Балис широко улыбнулся.
— Слышал шутку про подводную лодку в степях Украины?
— Это про ту, которая погибла в неравном воздушном бою?
— Вот-вот… Понимаешь, морской пехоты в Афганистане, естественно, не было. Нас туда послали опыт перенимать у десантуры. В жизни-то всякое бывает, и моряка в горы занесет…
Сережка кивнул и серьезным голосом произнес:
— Я знаю. Вот одного моряка в пустыню как занесло…
Интересно, подумалось Балису, а ершистый такой мальчишка тоже от потрясения или по жизни? Приходится сожалеть, что он не успел узнать его раньше: Балис принял командование над этим постом только сегодня утром. Успел возмутиться — не место детям на войне, но командир бунт быстро подавил. Объяснил, что у Сережки погибли родители, что попытка забрать его отсюда приведет к массе хлопот, в конце концов, всё равно убежит и объявится где-нибудь в другом месте и вообще лучше пусть находится под присмотром, чем пойдет в одиночку мстить румынам — погибнет ведь, жалко…
— Вот именно поэтому нас туда и отправили. Чтобы знали как себя вести в случае чего.
— А в душманов стреляли?
— Пару раз доводилось…
Даже не пару, а все три. Трижды их отправляли на боевые операции, приставив к каждому курсанту по персональному опекуну — старослужащему сержанту или прапорщику. На долю Балиса, как сержанта, пришелся старший прапорщик Власюк — здоровый мужик из-под Тернополя. Сначала к подопечному он отнесся настороженно, однако потом они быстро нашли общий язык.
Инструкции по поведению в бою Власюк выдал ясные и исчерпывающие: "Вперед меня не лезть, делать то, что я говорю". Сержант Гаяускас исполнял приказ добросовестно, тем более что необстрелянных курсантов использовали только для оказания огневой поддержки при нападении на колонны. На более сложные задания по ликвидации банд их не брали.
Все три боя — как под копирку: грузились в вертолеты с вечно раздраженными пилотами, ерзающими на лежащих поверх сидений кресел железных листах (через пару лет после ввода войск додумались до заменителя легендарных сковородок), высаживались где-то на склонах гор, внизу — серпантин дороги, горящие грузовики или наливняки, стреляющие бэтээры, несколько в стороне за камнями прячутся ведущие огонь «духи» — душманы. Боевые вертолеты сопровождения утюжат их позиции с воздуха, десант поливает с места высадки. При появлении вертолетов афганцы боя не принимали, начинали спешно отступать. Самый длинный бой шел не больше получаса, а потом тишина, колонна уходит дальше, десант грузится в вертолеты к тем же раздраженным пилотам и только чадят столкнутые бэтээрами на обочину дороги подбитые машины…
А вечером они долго сидели у стола — десантники и морпехи вместе и пели под гитару песни этой войны. Курсанты выучили их поразительно быстро, потому что в песнях была правда:
И, как будто о нем с Ритой написано:
О Рите он скучал каждый вечер и о маленькой Кристинке тоже. Именно тут Балис понял, что такое любить в разлуке…
— И что с Вами там, в Афганистане случилось?
— В Афганистане — как раз и ничего.
Ни с ним, ни с кем из их команды. После недели пребывания на базе в Баграме они тепло попрощались со своими инструкторами и улетели обратно в Узбекистан. Власюк даже на дорогу предложил ему "Бросай ты, хлопец, свою пехоту и ходи до нас, до вэдэвэ", от чего Балис со смехом отказался.
Мог ли он предположить, когда колеса транспорта коснулись взлетной полосы аэродрома расположенной под Ташкентом перевалочной базы, где им предстояло прожить еще неделю, что его главные азиатские приключения еще впереди. И то, что его ожидало, оказалось настолько необычно и непривычно, что запомнилось гораздо сильнее, чем бои в афганских горах…