Скульд оперся руками о подоконник и невидящим взглядом уставился на безжизненный пейзаж за окном. Все человеческие существа погибли во время катастрофы, позднее — из-за излучения. Без них лучше. Хоть Лахе и утверждает, что окна, выходящие на райский сад, куда приятнее, но её мнение едва ли заслуживает внимания. Ведь там целых два человека — эти первобытные Адам и Ева. Знать бы, откуда только Лабиринт берёт информацию для всех этих пейзажей?

Но тут мысли Игрока приняли другое направление. По христианским канонам, первые люди отринули бога, отведав плода познания. Аска… Похоже, Скульд сам вкладывает ей в руки этот плод, делая девушку магом, добывая из её духа Философский камень. Что потом? Не оставит ли она своего «бога», сочтя себя достаточно умной и самостоятельной? А что, если она станет даже сильнее его и сможет разгадать все планы Игрока?..

Да нет, это же смешно. И Скульд посмеялся вслух — просто чтобы доказать себе, что он в своих опасениях действительно зашёл слишком далеко. В любом случае, каким бы крайним он ни был, на стороне Повесы его непобедимое очарование и — любовь. Аска, будь она тысячу раз магом, будет закрывать глаза на всё и слепо доверять ему, это уж точно.

Он открыл свой рабочий дневник, просмотре записи. Что, господа алхимики, не так-то уж и сложно оказалось расшифровать ваши аллегории!

На очереди операция под благозвучным названием «цитация», то есть «вскармливание». Скульд записал и задумался, постукивая карандашом по бумаге. Что бы это могло означать? Наполнение объекта чем-либо. Чем?

«Знания», — записал Игрок. По крайней мере, это логично. Не зря он посоветовал Аске «почитать книжки», ой не зря. Ещё бы знать, к какой области знаний должны относиться эти книги… Может, что-нибудь из магических практик? Надо заглянуть в библиотеку Лабиринта и собрать подарочек для Фишки.

Следующая стадия — сублимация, то есть «возгонка». То есть переход вещества из твёрдого в газообразное, минуя жидкое. Сама собой напрашивается ассоциация — смерть, отделение духа от тела. Но как тогда, скажите на милость, проводить оставшиеся… пять, посчитал Скульд, операций! Быть может, девочке нужно испытать ВТО, то бишь внетелесный опыт. Медитации, выход из тела в астральные плоскости. Откровенно говоря, Скульд не видел в этом никакого смысла, но этот вариант его явно устраивал больше, чем смерть перспективной Фишки. Итак, «Астрал?» — и в библиотеку.

Не одному Скульду пришла в голову идея напиться из источника бумажной мудрости: в библиотеке сидел Лорд, закрывшись от мира свежим номером Times. Nobless oblige, как же. Сначала молодой Игрок заколебался, но потом решил, что старейшему, чья Фишка уже вышла из Игры, нет никакого дела до фокусов остальных.

— Мой почтение, Вердан.

— Добрый день, Скульд. Как спалось? — газета опустилась на дюйм, чтобы открыть благодушную улыбку Игрока, потом поднялась снова. Он не слишком переживал из-за своего проигрыша. Впрочем, подумал Скульд, долго ему не придётся оставаться в одиночестве — Лахе, ведущая Игру так же бездарно, как и всегда, скоро потеряет свою Фишку.

Уже собрав необходимую коллекцию, Скульд не отказал себе в удовольствии побеседовать с Верданом.

— Вы не скучаете, Лорд? Не нужно продумывать тактику, просчитывать следующий ход. Чем же вы занимаетесь?

Вердан усмехнулся, но так, чтобы более молодой коллега не заметил. Ему всё ещё кажется, что в этом мире нет ничего, что стоило бы внимания, кроме Большой Игры и всего, что с ней связано. Приятно разрушать чужие иллюзии, но в этот раз Вердан просто не имел на это права. Поэтому он чуть склонил голову, словно соглашаясь с собеседником.

— Судьба. Ей всё подвластны — что ж с того, что в этот раз она оказалась ко мне не столь благосклонна?

— Как сказал бы Клот, повернулась филейной частью.

— Это не самая худшая для созерцания картина, если учесть наше представление о Судьбе как о прекрасной женщине, благосклонной к своим верным поклонникам.

Про себя Скульд отметил, что для него Судьба всегда представлялась почему-то в образе костлявой и угловатой девчонки-подростка, чей характер (и без того не ангельский) ещё больше портится из-за внешности гадкого утенка. И он не возражал бы, чтобы подобная Судьба вообще исключила его из списка интересов. Чёрт с ней, и сам справится!

— Ая-яй, — мягко укорил его Вердан. — Скульд, учитесь скрывать свои эмоции. Судьба может увидеть их и оскорбиться на подобное отношение.

— Вердан, скажите честно: вы верите в существование Судьбы? — неожиданно для себя ляпнул Повеса.

— А как же? Кто создает Лабиринт, Игровое Поле… кто даёт нам власть над Фишками, в конце концов?

— Не знаю. Может, мы сами. Может, это вы всё делаете, Лорд, а потом наслаждаетесь игрой в Игре: удовольствие для истинного знатока.

На секунду Вердан оцепенел, и ему померещилась та самая филейная часть Судьбы, о которой они недавно говорили. Но насмешливая и беззаботная улыбка Скульда развеяла его опасения.

— Кто знает, друг мой, кто знает.

Никто из мужчин не заметил, как промелькнула у стены серая тень и помчалась к своей хозяйке.

Лахе выслушала доклад своей писклявой подданной и нахмурила очаровательный лобик. Информация была ценной, но малопонятной. Кто знает, шутили Игроки или были серьёзны? Она надула щёки, посмотрела в зеркало, машинально поправила волосы. Странные речи Вердана, Повеса, ставший невероятно — и даже пугающе — серьёзным. Атропос, в конце концов, заведшая интрижку с Плутом. Кто бы мог подумать! Уж не её высокомерная «подруга» с невоспитанным и бестолковым Игроком. Он не чета Скульду…

Лахе запретила себе думать о Скульде и вернулась к Атропос и Клоту. Она бы и сама не поверила в то, что Ледяная Дева может позариться на это безвкусное «сокровище», если бы одна из её слуг не стала свидетельницей более чем жаркого поцелуя, которым одарила девушка Игрока в коридоре, когда думала, видимо, что их никто не видит.

Фу, гадость!

В любом случае, даже если они вздумают объединиться, это будет сложно: их Фишки находятся слишком далеко друг от друга и географически, и по социальному положению. Против Лахе они тоже сыграть не смогут — только против Скульда. Предупредить его, что ли? Лахе снова пристально уставилась в зеркало. Нет уж, раз Повеса пренебрегает ею, то она не упустит возможность насолить ему — пусть проигрывает! Она ему ни слова не скажет. Более того…

Белокурая девушка с внешностью невинной принцессы, чей разум никогда не омрачали темные мысли (а то и вообще мысли) хлопнула пару раз в ладоши и заторопилась к Атропос, чтобы пригласить её прогуляться в Райском саду.

Сказать, что Клот удивился, услышав в свою дверь стук — это не сказать ничего. Единственный, кто заходил к нему в комнату (а это был Скульд), прекрасно знал, что дверь в покои Клота была открыта всегда, когда хозяин был внутри. Стоило просто толкнуть дверь, и не утруждать свои костяшки.

«Пожар? Годзилла? Второе пришествие?» — рассуждал Игрок, пересекая комнату. Что ещё могло заставить кого-то из Игроков нарушить Правила и заявиться без приглашения?

— У меня есть важные новости, — холодно объявила Атропос, глядя Клот куда-то в переносицу.

Игрок отступил на шаг и приоткрыл дверь, но девушка упрямо стояла в коридоре.

— Входите же, моя королева… не создавайте сквозняк, — и он втянул внутрь слабо сопротивляющуюся Атропос.

Она присела на диван и огляделась, не скрывая любопытства. Игроки очень редко приглашали других в свои комнаты: например, в её побывали только Лахе и Клот. Всё-таки это личное пространство, рабочий кабинет, в котором вынашиваются планы и расписываются тактики… Но самое главное: покои Игрока выходят окнами на тот пейзаж, что ярче всего отражает сущность. Познаешь сущность другого — считай, уже обыграл. У самой Атропос за окном был спуск к лазурной морской бухте, укрытой в каменной чаше из гор, поросших оливами. В самой бухте не было людей, но сюда приходили молодые из деревень, находившихся где-то пределами окна, чтобы посоревноваться в плавании — или чтобы увидеться с возлюбленными. Была Эллада на Земле, была Эллада… а кусочек её сохранил Лабиринт, чтобы радовать свою прекрасную обитательницу, чей образ был так похож на греческую статую.

Итак, Атропос из понятий вежливости очень старалась держать голову повернутой в сторону двери, чтобы ни в коем случае не увидеть то, на что любуется её союзник. Клот не стал смеяться, он снова взял за руку девушку и подвёл к окну.

— Смотри. Это — мой мир. Нравится?

От вида фьордов, изрезавших суровый, заснеженный берег, захватывало дух. Сразу было ясно, что людей этот мир не любит, лишь терпит — и то, если человек будет достаточно сильным, чтобы бороться с природой. Нет? Равнодушный снег просто покроет ещё одну безымянную могилу, не скорбя и не ликуя.

— Безжалостный, — с каким-то удивлением произнесла девушка, чей возраст насчитывал уже несколько столетий, если память её не обманывала (в чём она уже не была уверена).

— Правда, мы с тобой играем роли, полностью противоположные нашей сути? Могу тебе сказать — не мы одни. Но это секрет.

Конечно, он ведь вхож и к Скульду, и к Вердану — Клот должен знать, что на самом деле представляют из себя мужчины-Игроки. Но расспрашивать Атропос не стала — это было бы уже чересчур. Хватит нарушать Правила, хотя бы в это день.

— Так что же за новости, моя прекрасная Психея?

— Лахе следила за Верданом и Скульдом. Повеса пошутил, что, быть может, Вердан играет нами, Игроками, как мы — Фишками, и Лорд замер на секунду. Лахе считает, что это — метафора, и что Скульд подразумевал заговор, который плетёт против него Вердан вместе со мной и с тобой… И Вердан испугался, что его раскроют.

— Чушь какая. Пастушка превзошла саму себя.

— Нам это на руку! — возразила Атропос. — В любом случае, она жаждет мести из-за того, что Скульд до сих пор не пытался… не пытался…

— Облапать её, — подсказал Плут со свойственной ему непосредственностью. — Ясно. И Лахе сказала тебе, что мы втроём — с Лордом подмышкой — можем продолжать строить зловещие планы по вмешательству в дела Повесы. Она его не предупредит. Так?

— Так. Но, знаешь — Вердан ведь всё-таки запнулся… В наблюдательности Лахе не откажешь, она лучшая среди нас в деле добычи информации. Значит, Вердан по уши завяз в чём-то, что лишает нас памяти, создаёт Лабиринт и Поле, наши кубики.

— Он знает принципы течения Времени…

— И что будет в Финале…

— И это что-то явно не из приятного.

Игроки задумались, глядя друг на друга. В конце концов Атропос беспомощно пожала плечами.

— Я не знаю, что делать. Игра становится всё опаснее, а проигрывать не хочется, тем более что я уже далеко зашла.

— Могу тебя успокоить, милая Атропос: до выигрыша тебе не ближе, чем мне — до Скульдовского обаяния. К тому же, как мне кажется, у нас с тобой есть значительное преимущество перед всеми: открытые карты. Моя тактика известна тебе, твоя — мне. И, что бы там ни ждало в Финале, мы встретим это вместе… если вообще дойдём от него.

Здоровая доля скептицизма была отличительной чертой всех Игроков, в кàком бы романтическом настроении они ни находились.

После ужина Атропос нарочито медленно шла к себе, отказавшись составить компанию Лахе. Наконец-то услышала сзади мягкие быстрые шаги, один звук которых вызывал неконтролируемую ненависть. Тем не менее, она справилась с собой и обернулась, преграждая путь Скульду. Его лицо перекосилось, но он всё же учтиво склонил голову.

— Позвольте пройти.

— Нет. Скульд, я… хочу предложить тебе примирение.

— Примирение? — кажется, до него даже не дошёл смысл этого простого слова.

— Да. Признаемся честно, что ненавидим друг друга. Я хочу исправить это положение: предлагаю оставить в прошлом то, из-за чего мы перестали ладить… помнишь, тогда?

— Не помню. И вспоминать не тянет. Прошу меня извинить.

Боком, стараясь не коснуться даже подола её платья, Скульд проскользнул мимо Атропос. Она прикрыла глаза, изо всех стараясь пробудить непослушную память. Фишки, Игроки… Неужели они когда-то так серьёзно соперничали в Большой Игре? Или… нет, к чувству отвращения примешивалось ещё что-то. Горечь, и — восхищение? Обожание? Неужели она, Атропос, была когда-то так же очарована Повесой, как и его бедняжки-Фишки?

Она покачала головой. Ладно, с этим Игроком каши не сваришь, даже и из топора.