Мы смотрели, как приближается чужой корабль. По конструкции он был похож на наш, только его резервуары для воды были залатаны и запаяны – вероятно, их недавно повредил метеоритный шторм. Весь корпус судна был измят выбоинами.
Мы были почти на одинаковом расстоянии от облаков. Второй корабль несся, как и мы, на всех парусах, настежь распахнув все солнечные панели. На нем были решительно настроены добраться туда раньше нас.
– Можно прибавить скорости? – спросила Карла.
Каниш покачал головой.
– Нет. Но у нас преимущество в парусах.
То есть ветер дул в спину нам, а не им. Они шли галсом: это значит, паруса их ловили ветер под небольшим углом, потому скорость у них была ниже, хотя, с другой стороны, до облаков было уже рукой подать.
– Ты их знаешь? – спросила Карла. – Узнал корабль?
Каниш покачал головой и крепче вцепился в штурвал.
Дженин снова поднесла к глазам бинокль и настроила резкость. С негодованием она опустила бинокль.
– Никакие они не охотники. Они варвароны, – сказала она.
– Ты уверена?
Мать взяла у нее из рук бинокль, посмотрела в него сама, потом повернулась к Канишу и кивнула.
– Она права.
Каниш снова выругался. Он потянулся к ножу у себя за поясом, как бы убеждаясь, что он под рукой на случай необходимости.
– Варваро-кто? – переспросил я у Дженин.
– Так мы называем таких, как они – обобщенно. Другими словами, разбойники, пираты, головорезы. Дикари. Никаких традиций, никакой культуры. Вот мы их так и называем.
– Они ваши конкуренты?
– Можно и так сказать.
– И что?
– С ними нельзя договориться. Они не настоящие охотники за облаками – не то, что мы. Они абсолютно беспринципны и украдут все, что плохо лежит.
– В каком смысле?
– В таком, что они попытаются стащить эти облака во что бы то ни стало. Им все равно, доберутся они до них первыми или вторыми.
– И что нам делать? – наивно спросил я.
– Помешать им, естественно.
– Но как мы их остановим?
Они все втроем уставились на меня, но никто не сказал ни слова. Единственный ответ я получил от Каниша, который извлек свой нож, подушечкой большого пальца проверил, достаточно ли остро заточено лезвие, и только потом снова сунул его за пояс.
Охотники за облаками обычно знают друг друга, к тому же все они, за редким исключением, общих корней. Исключения бывают. Купить рыбацкую лодку, снарядить ее и пуститься на поиски облаков может любой желающий. Что номинально и делает человека охотником за облаками. Да только на практике все несколько сложнее.
Во-первых, немаловажную роль играет признание. Если другие охотники за облаками не сочтут вас полноправным охотником или решат, что вы не обладаете соответствующими знаниями традиций и обычаев, они, конечно, не станут вам препятствовать, но и помогать вам, окажись вы в беде, тоже не станут. В их глазах вы не будете боевым товарищем. Вы будете браконьером, вором.
И самое важное, они не станут играть с вами по правилам. Будут уводить облака прямо у вас из-под носа, и ничего вы с этим не сможете поделать.
Каких-то конкретных правил не было, но существовал неписаный, единогласно одобренный кодекс, который складывался долгие годы и служил для того, чтобы свести возможные конфликты к минимуму.
Первое: облака принадлежат всем. Когда их в изобилии, никаких споров возникать не должно. Если облаков достаточно на всех, каждый охотник имеет право на свою долю.
Но когда облака скудны и их едва хватает на то, чтобы заполнить баки на одном корабле, тогда право на них закрепляется за тем, кто первым достигнет их и включит свои компрессоры. Остальные корабли обязаны отступить. Это соглашение существовало всегда, и ему обычно подчинялись беспрекословно.
Но правила соблюдают не все. Вода есть вода, как ни крути. Она стоит денег, и поэтому всегда существует угроза пиратства. И сейчас мы могли в этом убедиться собственными глазами. А против лома, как ни прискорбно, нет приема. В открытом небе не действуют настоящие законы. Конечно, существуют определенные международные постановления, но у властей редко получается следить за их исполнением. Законы островов не вполне применимы здесь, где нет острова, к которому можно их применить. Единственными людьми, кто мог защитить наши интересы, были мы сами.
Карла спустилась в каюту, а когда вернулась, у нее из-за пояса тоже торчал нож.
Я задумался, не лучше ли мне было остаться дома. Каниш, видимо, тоже об этом подумал.
– Не нужно было его брать, – пробормотал он Карле, полагая, что я не слышу. Но я услышал.
– Он ее друг, – ответила Карла. – Она слишком много времени проводит одна. Он хотя бы ее сверстник.
Каниш отвернулся и сплюнул за борт.
– Водить дружбу с островитянами! Ходить в школу! – процедил он. – Толку-то? Чему она там научится, чему не может научиться здесь? Не класть локти на стол?
– Такому, о чем тебе никогда не узнать, – сказала Карла.
– Мне и не нужно, – парировал Каниш.
– Ну конечно, потому что только вот этим ты и будешь заниматься всю жизнь, – не выдержала Карла.
– А чем она будет заниматься? – спросил Каниш сердито и вздорно. – Где она еще нужна теперь, это со шрамами-то на лице? Слишком поздно. Она меченая, и ты это знаешь. Она чужая, где бы ни оказалась. Изгой, как и мы все.
– Этого хотел ее отец, а не я, – ответила Карла. – Мы ссорились из-за этого. Я говорила ему, что она еще слишком мала, что это плохая традиция, пережиток прошлого. Это должно прекратиться. Мы должны прекратить это.
– Что сделано, то сделано. Тут уже ничего не изменишь, – сказал Каниш. – Она охотник за облаками, и всегда им будет, как ты и я. На ней наша печать. Куда ей податься? На каком острове ей будут рады? Куда бы она ни направилась, ее шрамы расскажут о ее прошлом. Она – охотник за облаками. А они все пьют воду и свысока смотрят на тех, кто собирает ее для них. Не могут обойтись без нас, но считают нас варварами.
– Предрассудки созданы для того, чтобы побеждать их, – ответила Карла твердым, как кремень, голосом.
– Ха! – На Каниша ее слова не произвели впечатления. – Пойми, – продолжил он, – никто никогда не закроет глаза на ее шрамы, точно так же, как никто не закроет глаза на мои татуировки и цвет моей кожи.
– Она у нас одного цвета, – заметила Карла.
– Вот именно.
– На свете тысячи островов, и на них живут люди с тысячами оттенков кожи. Место найдется для каждого.
– Кроме нас. Мы охотники. У охотников нет дома. Только дорога да небо. Это у нее в жилах, как и у нас с тобой.
Карла ответила не сразу, а потом заговорила тихим голосом, будто разговаривая сама с собой.
– Если бы в будущем она встретила островитянина и вышла замуж, то, возможно, ее дети…
Я подумал тогда: я же островитянин. Я юн и холост. А что, если…
Каниш пожал плечами.
– Возможно… – он обернулся посмотреть на второй корабль. – Но кто возьмет такую в жены?
Дженин их не слышала – она была у другого борта. Зато я слышал каждое слово. Раньше я никогда особо не задумывался о том, что шрамы, украшавшие их лица, были не просто обрядом и орнаментом. Они ведь вычеркивали их из остальной жизни. Собственными руками они обособляли себя, как будто без изгнания, без отсутствия альтернативы, без неодобрения окружающих не может быть и самого охотника за облаками.
Да, человека с подобными шрамами нельзя было увидеть на спокойной и благополучной кабинетной работе или за банковским окошком. Самый их внешний вид распугает клиентов. А уж перспектива одеть Каниша в костюм и повязать ему галстук… с тем же успехом можно нарядить так акулу, смотреться будет одинаково органично. Возможно, небесная акула произведет даже лучшее впечатление, и чувствовать себя будет комфортнее.
Нет, даже если бы Каниш отказался от вечной погони за облаками и стал бы образцовым госслужащим, он все равно пугал бы окружающих своим внешним видом. Едва завидев его шрамы, вы немедленно уплатите все подоходные налоги, даже не уточняя, верна ли сумма.
Дженин обернулась. Я взглянул на нее. Возможно, она и слышала. Возможно, они не сказали ничего для нее нового. На мгновение ее лицо стало печально, и она провела пальцами по шрамам на щеках. Я попытался представить ее без них. Но ведь тогда она была бы такой же, как все, самой обычной девушкой – или я не прав?
Даже без них она все равно была бы ни на кого не похожа. Уверен, я бы обратил на нее внимание среди тысяч других лиц вне зависимости от шрамов. В ней было что-то… что-то в ней было. Что-то необычное, что-то вольное. И эти изумрудные глаза.
Или все это шло в одном комплекте: шрамами ты расплачивался за свободу, но именно свобода ставила на тебя печать чужака, обрекала на вечные скитания и, по сути, на изгнание и одиночество. Похоже, в жизни каждый плюс идет под руку с минусом, и даже свобода не дается просто так. Даже у нее есть своя цена.
– Дженин…
Мне хотелось что-нибудь сказать ей, как-то подбодрить и утешить.
– Что?
– Твои шрамы… Я считаю, они делают тебя… особенной.
(Все не то. Криво. Совсем не то я хотел сказать.)
– Они делают меня пугалом, Кристьен. Я и есть пугало. Увечное, уродливое пугало. Разве не так все считают?
– Да нет. Нет. Что ты. Нет.
– А вот и да. Я сама слышала.
– Только не я. Вовсе я так не считаю. Ты очень красивая.
Она стояла и смотрела на меня своими пронзительными зелеными глазами.
– Кристьен, – сказала она просто, – не говори глупости.
Она ушла на нос часть корабля и села там в одиночестве. Я не стал ей мешать. Что мне было сказать? Как она могла считать себя уродливой? Я в жизни не видел никого красивее ее.
Я подошел к ней попозже. Боковым зрением я видел паруса. Наши соперники неслись во весь опор, на раздутых поднятых парусах, с распахнутыми настежь солнечными панелями.
– Расскажи мне об этих варваронах, – попросил я. – Кто они такие? И что это за слово?
Я никогда не слышал его прежде, но даже совсем незнакомые слова могут означать самые понятные вещи.
Дженин рассмеялась.
– Это соединение двух слов, – объяснила она. – Гибрид варвара и фанфарона.
– Фанфарона?
– Я думала, это ты у нас умный.
– Невозможно знать все на свете. Только дураки считают, что можно.
– Фанфарон – это жалкий человек. Позер. Клоун. А варвароны ненадежны, непредсказуемы и нередко кровожадны.
Другими словами, разбойники и головорезы, как я и думал.
– А как эти варвароны зовут охотников за облаками? – поинтересовался я.
Она или не знала, или предпочла не отвечать.
– Почему бы тебе самому у них не спросить? – предложила она. – Мы скоро поравняемся.
Мы и впрямь нагоняли их, а вскоре были уже метров на двести впереди. Мы вошли в первые внешние хлопья облака. Я протянул руку, пытаясь коснуться его. Хотя это и невозможно. Облака же ведь не больше, чем призраки воды.
– Подержи штурвал.
Каниш оставил управление и направился к компрессорам. Мы вошли в гущу облака. Каниш включил насос, и машина ожила.
– Все. Готово.
Мы первыми достигли гряды. Мы обозначили свое первенство. Вопрос в том, признают ли это соперники? Развернет ли теперь их экипаж свой корабль и позволит ли нам тихо и спокойно собрать воду?
Ответ не заставил себя долго ждать.
И ответом было однозначное «нет».