– Это случилось примерно с оборот тому назад. Раз в пол-оборота мы возим воду на Острова Инакомыслия, – рассказывала Дженин. – В частности на Остров Свободы и Остров Хиппи. Иногда еще на некоторые острова поменьше.

Островов в этом секторе насчитывались десятки, возможно, даже сотни.

Дженин глядела на небо. Сейчас мы были в нем одни. На сколько хватало глаз, вокруг не было ни единого корабля. Слева от нас вровень с парусами шел косяк небесной рыбы – тысяч десять-двадцать. Рыбка, возглавляющая косяк, резко свернула в сторону, и весь косяк сделал то же самое. Можно было подумать, что у них одно тело и один разум на всех, словно они – единое существо с десятью тысячами частей тела.

Дженин повернулась ко мне.

– За эти года мы бывали на многих Островах Инакомыслия, – продолжала она. – Запретные Острова не сотрудничают с их жителями. Будь их воля, все инакомысляне просто передохли бы от жажды. Они бы и передохли, если бы не мы. У охотников за облаками и инакомыслян много общего.

С другой части палубы за нами наблюдали Каниш и Карла, но стоило мне посмотреть на них, как оба отвернулись.

– Острова Инакомыслия живут в основном за счет гидропоники, – объясняла Дженин. – В теплицах выращивают фрукты и овощи. Так что им нужно много воды. На большинстве островов есть собственные конденсаторы и экстракторы. Но покупная вода все равно необходима. Собственной никогда не хватает. Облака в этом регионе случаются совсем редко, да и те часто просто уносит ветром.

Еще инакомысляне занимаются разными промыслами и продают изделия на островных рынках, или обменивают на нужные им вещи. И убеждения у некоторых инакомыслян довольно адекватные, а вот у других – совершенно безумные…

– Например? – не удержался я.

– Когда-нибудь слышал о народе, который верит, что бог – это медуза?

– Нет, зато я слышал другие теории, такие же маловероятные.

– Смотри-ка, вон одно такое божественное явление, – сказала Дженин. – Собственной персоной.

По воздуху плыла среднего размера небесная медуза. Ничего божественного в ней не наблюдалось. Только что-то каучуковое.

– В общем, чудаки встречаются. Но есть и нормальные. Среди них есть свободомыслящие, квакеры, пацифисты, хиппи, язычники, колдуны, анимисты – в общем, кого только нет.

– И что?

– Понятное дело, соседи, запретноостровитяне, их недолюбливают. Они и друг друга-то недолюбливают. И им не нравится, что мы возим инакомыслянам воду.

– Они хотели вам помешать?

– Хотели. И предупреждали нас об этом. Мы собираем воду, а они посылают в нашем направлении вооруженное судно, просто в качестве угрозы. Но мы их или игнорировали, или маневрировали в облаках, чтобы оторваться от них. Рано или поздно им надоедало, и они отставали от нас.

– Но… – сказал я. – Здесь есть «но».

– Откуда ты знаешь?

– Всегда есть какое-нибудь «но».

Даже мой небольшой опыт говорил, что так бывало чаще всего.

– Но потом…?

– Но потом…

Она замолчала, и мы проводили взглядами проплывшую мимо нас медузу. Я видел ее жилки – они были похожи на ниточки.

Я ждал, когда она вернется к рассказу.

– Но потом… однажды… в нашу предыдущую долгую поездку… у нас возникли проблемы. Сгорел наш солнечный двигатель. Починить не было возможности, и требовались новые запчасти. Был практически штиль, так что паруса не спасали. Нам оставалось только дрейфовать на термальных течениях. Судьба распорядилась так, что вынесло нас прямо к Запретным Островам. И мы пристали к берегу наихудшего из них.

– Это к какому?

– К Острову Квенанта.

– И во что там верят?

– Проще сказать, во что там не верят.

– Во что же?

– В человеческую взаимопомощь. Квенанты – народ называется так же, как и сам остров – сильно не любят инакомыслян. Ни в каком виде, ни при каких обстоятельствах. Просто ненавидят их. Все инакомысляне объявлены еретиками, а ересь квенанты карают смертью.

– Смертью?

– Через повешение.

Я сглотнул.

– Но мы же не будем к ним соваться, правда? – спросил я.

Дженин посмотрела мне прямо в глаза.

– Нет, – ответила она. – Именно туда мы и сунемся.

– То есть… как? – не понял я.

– Мы туда плывем, – объяснила она. – Потому что именно там сейчас мой отец. Гниет в тюрьме.

– Но почему именно повешение?

– Они делают это в подражание.

– В подражание кому? Чему?

– Основателю их религии, который был приговорен к казни кучкой других таких же фанатичных мракобесов. Квенанта повесили, а потом последователи объявили его великомучеником и стали ему поклоняться. А из его казни квенанты сделали религиозный символ. Куда ни пойдешь, все о ней напоминает. По всему острову развешаны петли, большие и маленькие, в часовнях и храмах. А при входе в религиозное учреждение или при благословлении нужно обязательно изобразить знак петли.

– Знак петли? Это еще что?

Она мне показала.

– Примерно вот так.

Я попробовал повторить за ней. Жест показался мне одновременно и неловким, и каким-то зловещим.

– А что еще? – спросил я ее жадно, желая узнать об острове все, что ей известно.

– Запретный Остров Квенанта – жуткое место, – сказала она. – Первое, что ты видишь еще на подступах к острову, – это огромная виселица и эшафот на холме над причалом. Виселица гигантская, и на ветру развевается свисающая с нее петля. Она как будто то зазывает тебя и приглашает подойти поближе, то грозит, чтобы ты не приближался.

– Кошмар, – сказал я. – Какая мрачная символика.

Она задумалась.

– Хм… ну, да… наверное, – сказала она. – Мне сначала тоже так показалось. Но так не у них одних.

– В каком смысле?

– Сам посуди, взять, к примеру, другие религии, из старых и общепринятых. Там тоже встречается подобная символика. Например, христианство. Крест. Разве это привлекательный образ? Беднягу на нем распяли! Разве это не мрачно?

– Это совсем другое! – возразил я. У меня у самого родители были христианами, хотя и не особо воцерквленными.

– Это почему же? Чем это оно другое? Где разница?

Я не хотел с ней спорить, поэтому просто пожал плечами и позволил ей продолжать.

– Закон Острова Квенанта гласит, что любой чужак, в буквальном смысле ступивший на их землю, обязан принять их религию. Можешь пришвартоваться в порту, оставаться на борту своего корабля, островитяне будут приходить к тебе торговать – никаких вопросов. Но если сойдешь с корабля, пройдешь по трапу и поставишь ногу на землю острова, тебя могут схватить и принудительно обратить в свою веру.

– А если ты не захочешь и откажешься?

– Этим ты отринешь религию квенантов. Это ересь. А ересь карается…

– Ага, – сказал я. – Кажется, ты уже говорила.

По какой-то необъяснимой причине воротник больно стянул мне шею.

– Ты в порядке, Кристьен? – спросила Дженин. – Ты какой-то бледный.

– В порядке, – сказал я. – Так что же случилось потом, когда вы пришвартовались в порту Квенанта? Твой отец сошел на землю? Зачем бы он стал так рисковать?

– Принеси мне воды, – попросила она, – и я расскажу тебе.