Чем дальше мы углублялись во мрак, тем больше встречали там живности. Некоторые существа были почти прозрачными. Многие были незрячими. Зато у других были огромные, как блюдца, глаза, жадно впитывавшие редкий свет. И все эти ночные создания были хищниками, живущими в состоянии постоянной войны, охоты на ближайшего соседа по пищевой цепочке.

Я увидел одно животное, которое заплыло прямо под свет нашего прожектора, и оно было прозрачным, как стекло. Внутри него сидел еще кто-то, расположившись во внутренних органах. Или не сидел, а был съеден. Кто пожирал кого – определить было невозможно. Не исключено, что они питались друг другом одновременно, и никто из них пока не знал, кто был едой, а кто – едоком.

– А это еще что такое?

– Паразиты, – ответил Каниш. – Эта местность ими кишит. Все ими кишит.

Похоже, Каниш был не самого высокого мнения о местной фауне.

Он стоял на носу корабля и держал в руках багор. То и дело он шпынял им подплывавших слишком близко существ, отгоняя их от нас.

Обычно одного удара хватало, чтобы отпугнуть их. Но один раз этого оказалось мало. Тогда он вонзил острие багра в приблизившегося слизня. Тот взвизгнул и отлетел прочь, истекая какой-то жидкостью, слишком черной для того, чтобы быть кровью, хотя как знать.

– Когда мы пройдем острова насквозь и выйдем с той стороны? – спросил я.

– Еще часов восемь, – ответила Дженин.

Мне было холодно. Усевшись на груде канатов, я дышал себе в ладони. Темнота мне не нравилась. И еще этот запах – сырости, ила и соли, зловонный, словно все живое вокруг нас разлагалось.

Свет прожектора выхватил из темноты заросли вьюна. Было непонятно, то ли он свисает откуда-то сверху, то ли тянется снизу вверх. Его стебли мягко колосились в воздухе, спутываясь друг с другом, как пряди волос.

– Жалоноски, – сказала Дженин.

Каниш кивнул Карле. Та тронула штурвал, забирая немного в сторону, и корабль обогнул заросли.

– А что это?

– Главное, не трогай, – предупредила Дженин. – А то узнаешь.

В этот момент из темноты показался еще один небесный слизень. Он обходил вьюны стороной, но те словно почувствовали его присутствие и потянулись к нему, как бы пытаясь дружески заключить его в свои объятия.

Слишком поздно слизень почуял опасность. Растения уже дотянулись до него. Там, где они коснулись его плоти, остались глубокие черные борозды. Слизень стал вырываться и извиваться. Потом он внезапно обмяк, и растения окончательно опутали его.

– Вот и славно, – сказала Карла, – теперь они нас не тронут.

Мы плыли дальше. Я оглянулся. Слизня не было. От него ничегошеньки не осталось. Вьюны распутались и выпрямились, напоминая собой живые гардины. По-своему очень красивые и ничуть не опасные на вид, этакое симпатичное и заманчивое декоративное украшение. Теперь в них появилось и кое-что еще – они были упитанными, лоснящимися и сытыми.

– Смотри…

Дженин указала на борт корабля, куда дотянулся один такой стебель. На древесине остался длинный черный след.

– Ого…

Непроизвольно я протянул к нему руку. Дженин отдернула меня.

– Не трогай. Что ты творишь?

– Оно и сейчас ядовитое?

– Ну конечно. Без пальцев останешься.

Каниш притащил шланг и выпустил на борт струю воды. Послышалось шипение, вода вскипела, и поднялись клубы пара.

Мы все плыли и плыли.

Время от времени нам попадались спутанные заросли вьюна. Иногда луч прожектора выхватывал отдельные предметы с поверхности нижнего острова. Были там обломки мачт, ошметки парусов, осколки солнечных панелей, останки разбитых кораблей, десятки брошенных грузов. Настоящий рай для барахольщика. Только никакой барахольщик не заплывет сюда, такие люди предпочитают трофеи попроще и безопаснее.

– Много кому не удается пройти острова? – спросил я.

– Неосторожным – не удается, – ответила Дженин.

Но я сомневался, что все так просто. Вряд ли дело было исключительно в опыте и навыках маневрирования. Что-то мне подсказывало, что и без удачи здесь не обойтись.

– Почему столько людей рискует здесь идти?

– Просто это намного сокращает время пути. Чтобы срезать дорогу, можно и рискнуть. К тому же, не все любят ходить по Главному Потоку. Там слишком много таможенных досмотров, а это не всем по душе.

Думаю, это относилось и к Канишу. Едва ли ему понравилось бы общаться с таможенниками. Его могли остановить, проверить все документы, сертификаты и допуски, лицензии и разрешения, его удостоверение личности и прочие необходимые бумаги, которых у него не оказалось бы.

У него даже могли бы потребовать налоговую декларацию и страховку. Тут уж точно возникли бы неприятности. Он, наверное, за всю свою жизнь не уплатил ни цента налогов. И наверняка планировал продолжать в том же духе.

Еще с час мы шли прямым курсом, избегая ядовитых зарослей с их вьющимся стеблями и отваживая попадавшихся на пути любопытных хищников, которым хотелось попробовать нас на зуб. Каниш ловко управлялся с багром, отгоняя всех, кто подходил слишком близко.

Луч прожектора на мачте прорезал темноту. Еще несколько часов, и мы снова выйдем на свет. Но стоило мне понадеяться, что и впредь все будет идти легко и гладко, из темноты выступила и нависла над нами тень. На этот раз это было не живое существо. Это был корабль. На котором, конечно, были живые существа – обычные люди, как и мы.

Каниш взял багор у меня из рук.

– Карла!

Он окликнул ее, обращая ее внимание на то, что предстало сейчас нашему взору.

– Кто это? Что такое? – прошептал я.

– Варвароны, – ответила Дженин. – Самые настоящие. Не какие-нибудь похитители воды, а пираты.

– Что им нужно?

– Как тебе кажется, а, Кристьен? Что обычно нужно пиратам? Твои деньги, например?

– У меня нет денег. То есть… совсем чуть-чуть.

– Может, тогда твоя жизнь? Жизнь у тебя есть?

Корабль еще приблизился, и даже в таком полумраке я разглядел там людей. Команда гребцов на борту судна загребала воздух при помощи широких плоских весел. Остальные члены экипажа выстроились на палубе, вооружившись ножами, кортиками и саблями. Их суровый вид наводил страх.

И еще страшнее становилось почему-то оттого, что они все до единого были слепы – незрячие глаза смотрели в никуда, а темные пустые глазницы делали их лица похожими на черепа.

И все равно казалось, что они пристально наблюдают за нами, как будто улавливая даже испуганные выражения наших лиц и ужас, сгущающийся в груди. Я уговаривал себя не паниковать, но пот уже струился по моей спине.

Я взглянул на Каниша и заметил, что капельки пота выступили даже у него на лице. Если Каниш беспокоился – значит, нам было о чем беспокоиться. И это ужаснуло меня еще больше.

Когда самым бесстрашным становится страшно, тогда можете быть уверены: вы в беде.