За стенами тюрьмы Вестре жизнь Текла своим чередом. Трамваи двигались по Копенгагену. Выходили газеты. Происходили различные события, волновавшие людей.

В Хельсингёре датский народ выбирал «мисс Данию». Национальный конгресс красавиц и конкурс проходили на пляже, в ресторане «Хольгер-датчанин». Это было большое событие. Организовала его вечерняя газета «М. П.», редактор которой С. Скьоль-Бульдер был депутатом фолькетинга и председателем комиссии ригсдага по национальному сотрудничеству.

В суровое время нехватки бензина и пива Скьоль-Бульдеру удалось преподнести землякам поднимающее дух мероприятие. Восторг выражался столь бурно, что вылился в настоящий скандал, от которого пострадали мебель и посуда ресторана. «Лихорадочный подъем, — писала газета, — вылился в истерику, когда десять кандидаток в красных с белым купальных костюмах под звуки национального гимна вышли на трибуну».

Редактор Ангвис, прочитав отчет о событии, расстроился. Почему эта идея не родилась в его редакции? «М. П.» всегда опережала его газету, и ее тираж рос за счет «Дагбладет». «М. П.» была инициатором и национального похода, устроив его под носом «Дагбладет»! Конкурс на «мисс Данию» был бы доказательством свободной инициативы «Дагбладет». Ангвис ведь держал особого сотрудника, архитектора по образованию, специально для проведения занимательных конкурсов! Почему же ему не пришло в голову провести такой конкурс?

Ангвис прошел через приемный зал редакции, где на стенах висели портреты покойных сотрудников, а на колонне почета были начертаны имена наиболее преданных служак. Редактор кисло поздоровался с литературным сотрудником Арне Вульдумом, который только что вошел, высокий, улыбающийся, в английской фетровой шляпе и с зонтиком.

— Дорогой Ангвис, у вас такой унылый вид, — сказал Вульдум, глядя на редактора сверху вниз. — Опять неудачи в газете?

— Да, — со злобой ответил Ангвис. — Газета платит жалованье некоторым сотрудникам, которые не желают ничего делать!

— Дорогой Ангвис, неужели это так важно, что может испортить вам настроение? Неужели анонсы не самое главное для такой современной газеты, как «Дагбладет»? Мы получили много новых интересных объявлений, которые и развлекут читателей и принесут деньги в кассу. Не может ли это рассеять ваше дурное настроение?

Вульдум взял с прилавка вчерашний номер газеты и отыскал большое объявление, составленное в форме воззвания:

«Датчане!

С согласия правительства я принял па себя командование добровольческим корпусом «Дания». Корпус призван бороться с врагом всего мира — большевизмом, неоднократно угрожавшим безопасности Севера и тем самым свободе и культуре нашей родины.

Датчане! Я призываю вас вступить в ряды добровольческого корпуса «Дания», чтобы внести наш общий вклад в борьбу с большевизмом.

Во имя чести Дании, во имя свободы нашей страны и будущего нашей родины мы объединяемся в братстве по оружию с темп нациями, которые ужо вступили в борьбу против врага Европы, а следовательно, и врага нашей страны».

Командир добровольческого корпуса «Дания».

Конторы по вербовке имеются повсюду. Адрес главной конторы: Розенвенгетс Алле, 32, Копенгаген.

Контора открыта и по воскресеньям».

— Мы вынуждены помещать такие объявления, — сказал редактор.

— Да?

— «Моргенпостен» поместила такое же объявление.

— Но мне говорили, что «Данмаркстиденде» отказалась его взять.

— Да. И сегодня нацистская газета обрушилась на «Данмаркстиденде» в передовой, — сказал редактор.

— Я понимаю, что наш долг не навлекать на себя неудовольствия нацистской газеты.

— Наш долг не вести себя вызывающе!

— По-моему, это очень похвальное намерение, но, к сожалению, «Дагбладет» иногда ведет себя довольно вызывающе в отношении датчан. — Арне Вульдум отвернулся от редактора и направился в свой спокойный кабинет, где его ждали интересные книжные каталоги.

Редактор Ангвис не находил себе места. Он разделял интерес Вульдума к букинистическим каталогам, но у него самого не было времени заниматься чем-то интересным. Он был в постоянном движении. Нужно, например, послать сотрудника в отель «Англетерр». Командир вновь созданного добровольческого корпуса «Дания» устраивал пресс-конференцию, и все газеты, принявшие плату за объявление о его создании, обязаны были присутствовать, выслушать сообщение командира с тем, чтобы затем сделать ему рекламу. Есть ли у нас фотография командира корпуса?

Этот командир был датским подполковником, которому Военное министерство разрешило покинуть регулярную армию, чтобы занять почетный пост. Министерство разослало по этому поводу циркуляр всем войсковым частям, в котором сообщалось, что датское правительство разрешает кадровым командирам, резервистам и т. п., а также каждому военнообязанному — офицеру и солдату — вступать в добровольческий корпус. Участникам будет выдано разрешение на выезд за границу, а также разрешение вновь вернуться в регулярную армию после окончания службы в добровольческом корпусе. «Желающим вступить в добровольческий корпус не следует чинить Препятствий», — говорилось в циркуляре Военного министерства.

Подполковник получил возможность и по радио уговаривать земляков защищать цивилизацию, культуру и счастье человечества оружием эсэсовцев. Его голос вливался в комнаты даже в самых отдаленных уголках страны, куда не доходили «Дагбладет» и «Моргенпостен», и слушатели понимали, что он говорит о деле, милом сердцу правительства.

«Добровольческий корпус «Дания» не политическая организация, им руководят датские командиры, и он создан с согласия датского правительства», — звучало из радиоприемников.

В гостиной Нильса Мадсена вся семья сидела у радиоприемника и слушала. Оба юноши, записавшиеся в добровольческий корпус, могли слышать голос своего командира. Гарри с кривым носом и Ore с маленькими хитрыми глазками, более сообразительный и быстрее ко всему приспосабливающийся.

— В добровольческий корпус вольется лучшая молодежь Дании, — произнес голос в приемнике.

Нильс Мадсен кивнул:

— Да, парни, вы будете среди избранных. Эсэсовцы прокладывают новые пути и показывают пример, это благороднейшая германская кровь!

— У нас на фуражках и на стальных шлемах будет изображен череп! — сказал Ore.

И пока голос по радио говорил о чести Дании и свободе Севера, о защите очагов, женщин и детей, оба парня думали о том, как через несколько дней они наденут военную форму. У них будут фуражки и зеленые шинели с тугим поясом и блестящими пуговицами. Сидя у Нильса Мадсена в матерчатых шлепанцах, они мечтали о высоких сапогах и о том, как твердой походкой пройдутся по улицам. И у них будут револьверы, не игрушечные, а настоящие. Они пойдут на войну, под дробь барабанов и гром оркестра победоносно вступят в завоеванные города. А потом им подарят усадьбы и они станут помещиками, хозяевами и будут командовать своими работниками. И это не мечты, а реальная действительность.

Радиоприемник стоял на буфете, рядом с ним флаг со свастикой на латунной подставке и фигурка торвальдсеновского Христа из гипса. Христос распростер руки, как бы принимая заявления о вступлении в добровольческий корпус. С потолка клейкая бумага-мухоловка свешивалась над буфетом и Христом, прилипшие мухи бились и жужжали.

— Ах, — вздохнул Нильс Мадсен, — Если бы вновь стать молодым! Я бы тоже пошел! Но мы, старики, не будем стоять молодежи поперек дороги. Мы уступаем место молодым!

— Не пора ли мальчикам спать? — спросила фру Мадсен. — Уже девять часов, а им завтра рано вставать!