Эпиграф к антологии взят из стихотворения поэта и журналиста «русского Китая» Н. В. Петереца (1904–1944) «Любовь — нить» (1932). В оформлении обложки использована работа С. Лукашева «Морфинист» (Харбин, ок. 1920). На фронтисписе — литография Э. Грассе «Морфиноманка» (1897).

А. Мошин. Гашиш

Публикуется по авторскому сборнику Гашиш и другие новые рассказы (СПб., 1905). Орфография и пунктуация приближены к современным нормам.

А. Н. Мошин (1870–1929) — писатель, журналист, литературовед, краевед. Родился в Великих Луках, где окончил реальное училище. Позднее жил и работал как литератор в Москве и Петербурге; много путешествовал, встречался с Л. Толстым, А. Чеховым, Ф. Шаляпиным. С 1911 г. жил в Великих Луках. Автор книг «Древние псалмы Псковского края» (1911), «Легенды Великих Лук» (1915), очерков, сборников рассказов и т. д.

О. Коржинская. Как появился опиум

Публикуется по изд.: Индийские сказки. Сборник сказок для детей среднего возраста. Сост. по разным источникам О. М. Кор-жинской (СПб., 1903). Орфография и пунктуация приближены к современным нормам.

О. М. Коржинская — детская писательница, переводчица; публиковалась в 1900-1910-х гг.

С. Городецкий. Исцеление

Публикуется по авторскому сб. Дальние молнии (Пг., 1916). Орфография и пунктуация приближены к современным нормам.

Рассказ С. М. Городецкого (1884–1967) — поэта, прозаика, драматурга, переводчика и, что немаловажно, литературного соратника Н. С. Гумилева, является свидетельством распространенности эфиромании в богемной среде Серебряного века и представляет собой неизученную параллель к рассказу Гумилева «Путешествие в страну эфира» (см. ниже).

Н. Кавеев. Анаша

Впервые в журн. Аргус, 1913, № 4 (апрель). Публикуется по этому изд. Орфография и пунктуация приближены к современным нормам.

Сведениями об авторе мы не располагаем; возможно, это псевдоним.

Тэффи. Кокаин

Рассказ писательницы, поэтессы, драматурга, звезды дореволюционной и эмигрантской юмористики Тэффи (Н. А. Лохвицкой, в замуж. Бучинской, 1872–1952) был впервые напечатан в авторском сборнике Вчера (Пг., 1918), позднее в парижской газ. Возрождение (1927, № 663, 27 марта) с подзаг. «Из ужасов современной жизни». Публикуется по Собранию сочинений Тэффи (М., 1998–2005, т. з).

Н. Гумилев. Путешествие в страну эфира

Впервые: Биржевые ведомости, 1916, № 15711, 31 июля (утренний выпуск). Публикуется по Собранию сочинений (М., 1998–2007, т. 6).

Как указывают комментаторы указанного Собрания, «личный, автобиографический опыт Гумилева лежит в основе рассказа <…> — он сам, безусловно, не раз испробовал действие эфира». Так, 8/21 января 1907 3. Н. Гиппиус писала В. Я. Брюсову, что Гумилев «нюхает эфир (спохватился)» В записях П. Н. Лукницкого (1925) сохранилось следующее свидетельство А. А. Ахматовой:

«Я говорю, вспоминая сообщения Зубовой, что благородство Николая Степановича и тут видно: он сам курил опиум, старался забыться, а Зубову в то же время пытался отучить от курения опиума, доказывая ей, что это может погубить человека.

АА по этому поводу сказала, что при ней Николай Степанович никогда, ни разу, даже не упоминал ни об опиуме, ни о прочих таких снадобьях, и что если б АА сделала бы что-нибудь такое — Николай Степанович немедленно и навсегда рассорился бы с нею. А между тем, АА уверена, что еще когда Николай Степанович был с нею, он прибегал к этим снадобьям. АА уверена, что Таня Адамович нюхала эфир и что “Путешествие в страну Эфира” относится к Тане Адамович».

Известен также эпизод, рассказанный в мемуарной книге художника и писателя Ю. П. Анненкова «Дневник моих встреч: Цикл трагедий» (Н.-Й., 1966), однако достоверность его, на наш взгляд, находится под вопросом. Упоминаемый здесь Б. Г. Каплун (1894–1937) — родственник М. С. Урицкого, в описываемое время один из управленцев (Анненков именует его «председателем») Петро-совета:

«В том же году, в “Доме Искусств” на Мойке, поздним вечером, Гумилев, говоря о “тяжелой бессмыслице революции”, предложил мне “уйти в мир сновидений”.

— У нашего Бориса, — сказал Гумилев, — имеется банка с эфиром, конфискованная у какого-то чернобиржевика. Пойдем подышать снами?

Я был удивлен, но не отказался. От Мойки до площади Зимнего дворца было пять минут ходьбы. Мы поднялись в квартиру Каплуна, где встретили также очень миловидную девушку, имя которой я запамятовал. Гумилев рассказал Каплуну о цели нашего позднего прихода. Каплун улыбнулся.

— А почему бы и нет? Понюхаем!

Девушка тоже согласилась.

Каплун принес из другой комнаты четыре маленьких флакончика, наполненных эфиром. Девушка села в вольтеровское кресло, Гумилев прилег на турецкую оттоманку; Каплун — в кресло около письменного стола; я сел на диван чиппендалевского стиля: мебель в кабинете председателя Петросовета была довольно сборная. Все поднесли флакончик к носу. Я — тоже, но «уход в сновидения» меня не привлекал: мне хотелось только увидеть, как это произойдет с другими, и держал флакончик так же, как другие, но твердо заткнув горлышко пальцем.

Раньше всех и не сказав ни слова, уснула девушка, уронив флакон на пол. Каплун, еще почти вполне трезвый, и я уложили девушку на диван.

Гумилев не двигался. Каплун закрыл свой флакончик, сказал, что хочет «заснуть нормальным образом», и, пристально взглянув на Гумилева, пожал мне руку и вышел из кабинета, сказав, что мы можем остаться в нем до утра.

Гумилев лежал с закрытыми глазами, но через несколько минут прошептал, иронически улыбаясь:

— Начинаю грезить… вдыхаю эфир…

Вскоре он, действительно, стал впадать в бред и произносить какие-то непонятные слова или, вернее, сочетания букв. Мне стало не по себе, и, не тревожа Гумилева, я спустился по лестнице и вышел на площадь, тем более, что кабинет Каплуна начал уже заполняться эфирным запахом».

В. Келер. Гашиш

Впервые: Нива, 1918, №№ 8–9. Публикуется по этому изд. Орфография и пунктуация приближены к современным нормам.

В. К. Келер (Келлер, 1856–1919) — предприниматель, писатель. В 1911–1918 гг. опубликовал в журн. Нива и Новое время ряд рассказов и небольших повестей, частично включенных также в авторские сборники. Автор кн. «Браслет Изиды» (1914), «Глаза зверя» (1916) и др.

М. Булгаков. Морфий

Впервые: Медицинский работник (Москва), 1927, №№ 45–47.

Клинически точный рассказ М. А. Булгакова (1891–1940) основан на личном опыте морфинизма, начавшегося весной 1917 г. в селе Никольском Смоленской губ., где писатель работал земским врачом. Об этом периоде жизни Булгакова сохранились подробные воспоминания его первой жены Т. Н. Лаппа, записанные исследователями в разные годы. Приведем некоторые фрагменты:

«Привезли ребенка с дифтеритом, и Михаил стал делать трахеотомию… а потом Михаил стал пленки из горла отсасывать и говорит: “Знаешь, мне кажется, пленка в рот попала. Надо сделать прививку”. Я его предупреждала: “Смотри, у тебя губы распухнут, лицо распухнет, зуд будет страшный в руках и ногах”. Но он мне все равно: “Я сделаю”. И через некоторое время началось: лицо распухает, тело сыпью покрывается, зуд безумный… А потом страшные боли в ногах. Это я два раза испытала. И он, конечно, не мог выносить. Сейчас же: “Зови Степаниду”… Она приходит. Он: “Сейчас же мне принесите, пожалуйста, шприц и морфий”. Она принесла морфий, впрыснула ему. Он сразу успокоился и заснул. И ему это очень понравилось. Через некоторое время, как у него неважное состояние было, он опять вызвал фельдшерицу… Вот так это и началось…»

«Потом он сам уже начал доставать <морфий>, ездить куда-то. И остальные уже заметили. Он видит, здесь <в Никольском> уже больше оставаться нельзя. Надо сматываться отсюда. Он пошел — его не отпускают. Он говорит: “Я не могу там больше, я болен”, -и все такое. А тут как раз в Вязьме врач требовался, и его перевели туда».

«Как только проснулись — “иди, ищи аптеку”. Я пошла, нашла аптеку, приношу ему. Кончилось это — опять надо. Очень быстро он его использовал. Ну, печать у него есть — “иди в другую аптеку, ищи”. И вот я в Вязьме там искала, где-то на краю города еще аптека какая-то. Чуть ли не три часа ходила. А он прямо на улице стоит меня ждет. Он тогда такой страшный был… Вот, помните его снимок перед смертью? Вот такое у него лицо. Такой он был жалкий, такой несчастный. И одно меня просил: “Ты только не отдавай меня в больницу”. Господи, сколько я его уговаривала, увещевала, развлекала… Хотела все бросить и уехать. Но как посмотрю на него, какой он — как же я его оставлю? Кому он нужен? Да, это ужасная полоса была».

«…Приехала и говорю: “Знаешь что, надо уезжать отсюда в Киев”. Ведь и в больнице уже заметили. А он: “А мне тут нравится”. Я ему говорю: “’’Сообщат из аптеки, отнимут у тебя печать, что ты тогда будешь делать?” В общем, скандалили, скандалили, он поехал, похлопотал, и его освободили по болезни, сказали: “Хорошо, поезжайте в Киев”. И в феврале <1918 г.> мы уехали».

«Я не знала, что делать, чувствовала, что это не кончится добром. Но он регулярно требовал морфия. Я плакала, просила его остановиться, но он не обращал на это внимания. Ценой неимоверных усилий я заставила его уехать в Киев, в противном случае, сказала я, мне придется покончить с собой. Это подействовало на него, и мы поехали в Киев…».

«Варвара Михайловна (мать писателя — А. Ш.) сразу заметила: “Что это какой-то Михаил?” Я ей сказала, что он больной и поэтому мы и приехали. Иван Павлович <Воскресенский, второй муж Варвары Михайловны, врач> сам заметил и спрашивает как-то: “Что ж это такое?” — “Да вот, — я говорю, — так получилось”. — “Надо, конечно, действовать”. Сначала я тоже все ходила по аптекам, в одну, в другую, пробовала раз принести вместо морфия дистиллированную воду, так он этот шприц швырнул в меня… “Браунинг” я у него украла, когда он спал, отдала Кольке с Ванькой… А потом я сказала: “Знаешь что, больше я в аптеку ходить не буду. Они записали твой адрес…” Это я ему наврала, конечно. А он страшно боялся, что придут и заберут у него печать. Ужасно этого боялся. Он же тогда не смог бы практиковать. Он говорит: “Тогда принеси мне опиум”. Его тогда в аптеке без рецепта продавали… Он сразу весь пузырек… И потом очень мучился с желудком. И вот так постепенно он осознал, что нельзя больше никаких наркотиков применять… Он знал, что это неизлечимо. Вот так это постепенно, постепенно и прошло…»

А. Толстой. Последний день поэта Санди

Впервые в лит. приложении к газ. Накануне (Берлин), 1922, № 34, 7 мая, затем в сб. Одиссея (Берлин, 1922) под назв. «Санди». В позднейших изд. рассказ публиковался под загл. «На острове Халки».

Многие мотивы этого рассказа А. Н. Толстого (1883–1945) связаны с повестью писателя «Похождения Невзорова, или Ибикус» (1924-25), где изображены, в частности, нравы богемных кокаинистов в Москве накануне революции 1917 г.:

«Девицу звали Алла Григорьевна. От коньяку зрачки ее расширились во весь глаз. Красивая рука с папироской побелела. Невзоров бормотал разные любезности, но она уже не смеялась, — уголки губ ее мелко вздрагивали, носик обострился.

— Едемте ко мне, — неожиданно сказала она. Граф оробел. Но пятиться было поздно. Проходя мимо столика, за которым сидел косматый с трубкой, Алла Григорьевна усмехнулась криво и жалко.

Косматый засопел в трубку, отвернулся, подперся. Тогда она стремительно пододвинулась к столику:

— Это что еще такое? — и ударила кулачком по столу. — Что хочу — то и делаю. Пожалуйста, без надутых физиономий!..

У косматого задрожал подбородок, он совсем прикрылся рукой, коричневой от табаку.

— Ненавижу, — прошептала Алла Григорьевна и ноготками взяла Невзорова за рукав.

Вышли, сели на извозчика. Алла Григорьевна непонятно топорщилась в пролетке, подставляла локти. Вдруг крикнула: «Стой, стой!» — выскочила и забежала в еще открытую аптеку. Он пошел за нею, но она уже сунула что-то в сумочку.

Граф, весьма всему этому изумляясь, заплатил аптекарю сто двадцать рублей. Поехали на Кисловку.

Как только вошли в полуосвещенную, очень душную комнату, — граф ухватил Аллу Григорьевну за талию. Но она странно взглянула, отстранилась:

— Нет, этого совсем не нужно.

Она слегка толкнула Невзорова на плюшевую оттоманку. В комнате был чудовищный беспорядок, — книжки, платья, белье, склянки от духов, коробочки валялись где придется, кровать смята, большая кукла в грязном платье лежала в умывальнике.

Алла Григорьевна поставила перед диваном на низеньком столике початую бутылку вина, надкусанное яблоко, положила две зубочистки и, усмехаясь, вынула из сумочки деревянную коробочку с кокаином. Накинув на плечи белую шаль, забралась с ногами в кресло, взглянула в ручное зеркальце и тоже поставила его на столик. Жестом предложила нюхать.

Опять оробел Семен Иванович. Но она захватила на зубочистку порошку и с наслаждением втянула в одну ноздрю, захватила еще — втянула в другую. С облегчением, глубоко вздохнула, откинулась, полузакрыла глаза:

— Нюхайте, граф.

Тогда и он запустил в ноздри две понюшки. Пожевал яблоко. Еще нюхал. Нос стал деревенеть. В голове яснело. Сердце трепетало предвкушением невероятного. Он понюхал еще волшебного порошку.

— Мы, графы Невзоровы, — начал он металлическим (как ему показалось), удивительной красоты голосом, — мы, графы Невзоровы, видите ли, в близком родстве с царствующей династией. Мы всегда держались в тени. Но теперь в моем лице намерены претендовать на престол. Ничего нет невозможного. Небольшая воинская часть, преданная до последней капли крови, — и переворот готов. Отчетливо вижу: в тронной зале собираются чины и духовенство, меня, конечно, под руки — на трон… Я с трона: “Вот что, генералы, дворяне, купечество, мещанишки и прочая черная косточка, у меня — чтобы никаких революций!.. Бунтовать не дозволяется, поняли, сукины дети?” И пошел, и пошел. Все навзрыд: “Виноваты, больше не допустим”. Из залы я, тем же порядком, направляюсь под руки в свою роскошную гостиную. Там графини, княгини, вот по сих пор голые. Каждой — только мигни, сейчас платье долой. Окруженный дамами, сажусь пить чай с ромом. Подают торт, ставят на стол…

Семен Иванович уже давно глядел на столик перед диваном. Сердце чудовищно билось. На столике стояла человеческая голова. Глаза расширены. На проборе, набекрень — корона. Борода, усы… “Чья это голова, такая знакомая?.. Да это же моя голова!”

У него по плечам пробежала лихорадка. Уж не Ибикус ли, проклятый, прикинулся его головой?.. Граф захватил еще понюшку. Мысли вспорхнули, стали покидать голову. Рядом в кресле беззвучно смеялась Алла Григорьевна.

Несколько недель (точно он не запомнил сколько) граф Невзоров провозился с Аллой Григорьевной. Вместе обедали, выпивали, посещали театры, по ночам нанюхивались до одури. Деньги быстро таяли, несмотря на мелочную расчетливость Семена Ивановича. Приходилось дарить любовнице то блузку, то мех, то колечко, а то просто небольшую сумму денег.

В голове стоял сплошной дурман. Ночью граф Невзоров возносился, говорил, говорил, открывались непомерные перспективы. Наутро Семен Иванович только сморкался, вялый, как червь. “Бросить это надо, погибну”, - бормотал он, не в силах вылезти из постели. А кончался день, — неизменно тянуло его к злодейке».

В. Тоболяков. Сынок

Публикуется по газ. Сегодня (Рига), 1926, № 164, 28 июля. В оригинале публ. подзаг.: «Из новых советских рассказов». Орфография и пунктуация приближены к современным нормам.

В. Н. Тоболяков (Городков, 1898–1942) — советский писатель, популяризатор науки. Автор сб. юмористических и сатирических рассказов «Помпа» (1926), «Ремень» (1927), «Иные времена» (1928) и др.

Д. Туманный. В курильне опиума

Публикуемый отрывок — фрагмент первой гл. выходившего в выпусках романа «Дети Черного Дракона» (М., 1925). Печатается по первоизданию. Орфография и пунктуация приближены к современным нормам.

Д. Туманный (Н. Н. Панов, 1903–1973) — поэт, писатель. В 1920-х гг. выступал как поэт-авангардист (организовал группу презан-тистов, позднее член ЛЦК конструктивистов) и автор приключенческих повестей и романов. Участник Второй мировой войны — военный корреспондент, редактор на Северном флоте. В послевоенные годы писатель-маринист, автор книг о военных моряках.

Б. Лапин. Памирский опиум

Впервые в кн. Повесть о стране Памир: От верховьев Пянджа к верховьям Инда (М., 1929).

Б. М. Лапин (1905–1941) — поэт, прозаик, очеркист, путешественник. Выпускник Высшего литературно-художественного института им. Брюсова. Литературную карьеру начал в 1920 г. как поэт-экспрессионист, позднее организовал кружок «Московский Парнас». С 1925 г. путешествовал по стране, как штурманский практикант побывал во многих портах Европы и Азии. Автор многочисленных книг художественно-документальной прозы, включая ряд написанных в соавторстве с 3. Л. Хацревиным (1903–1941). Был женат на дочери И. Г. Эренбурга Ирине. Погиб осенью 1941 г. во время отступления под Киевом, не пожелав бросить тяжело заболевшего Хацревина.

П. Пильский. Белый яд

Впервые в газ. Сегодня (Рига), 1931, № 163,14 июня. Печатается по этой публ. Орфография и пунктуация приближены к современным нормам.

П. М. Пильский (1879–1941) — журналист, прозаик, литературный и театральный критик. С 1901 г. печатался в многочисленных петербургских, киевских, одесских, харьковских газетах и журналах.

С 1921 г. в эмиграции, с 1926 г. в Риге, ведущий литературного отдела газеты «Сегодня». Незадолго до советской оккупации Латвии пережил инсульт, после проведенного агентами НКВД обыска и изъятия архива был фактически парализован. Скончался в своей квартире после начала немецкой оккупации Латвии. Автор кн. «Роман с театром», «Затуманившийся мир» (1929), романа «Тайна и кровь» (под псевд. П. Хрущов) и др.

М. Агеев. Роман с кокаином

Впервые: Иллюстрированная жизнь (Париж), 1934, № 1-17,15 марта-5 июля; первая часть также в жури. Числа (Париж), 1934, № ю; отдельное изд. Париж, 1936. В нашей антологии представлены 2-я и 3-я (финальная) части романа. В тексте исправлены очевидные опечатки, орфография и пунктуация приближены к современным нормам.

М. Агеев (М. Л. Леви, 1898–1973) — писатель, филолог-германист. Родился в семье купца-меховщика, учился на юридическом факультете Московского университета. Был контужен во время гражданской войны. С 1924 — переводчик советского акционерного общества АРКОС; работал в Германии, получил парагвайский паспорт, по окончании филологического отделения Лейпцигского университета (1928) преподавал иностранные языки в Германии и Франции. Во время Второй мировой войны бежал на юг Франции, оттуда перебрался в Стамбул, где стал представителем французской книгоиздательской фирмы. В 1939 г. ходатайствовал о возвращении советского паспорта, в 1942 был выслан из Турции как советский подданный и обосновался в Армении; преподавал немецкий язык и литературу в ВУЗах Еревана и Институте языка АН Армении. Помимо «Романа с кокаином», опубликовал также рассказ «Паршивый народ» (1934).

«Роман с кокаином» долго и безосновательно приписывался В. В. Набокову (1899–1977), в прозе которого, помимо беглых упоминаний, кокаин присутствует лишь в рассказе «Случайность» (Сегодня, 1924, 22 июня):

«Лужин жил, как на железных качелях: думать и вспоминать успевал только ночью, в узком закуте, где пахло рыбой и нечистыми носками. <…> Сам он чувствовал, как с каждым днем все скудеет жизнь. От кокаина, от слишком частых понюшек опустошалась душа, и в ноздрях, на внутреннем хряще, появлялись тонкие язвы. <…>

В ресторане трое лакеев накрывали к обеду. Один, с серой от стрижки головой и с черными бровями, думал о баночке, лежащей в боковом кармане. То и дело облизывался да потягивал носом. В баночке — хрустальный порошок фирмы Мерк. Он раскладывал ножи и вилки — и вдруг не выдержал. Растерянной белой улыбкой окинул рыжего Макса, спускавшего плотные занавески, — и бросился через шаткий железный мостик в соседний вагон. Заперся в уборной. Осторожно рассчитывая толчки, высыпал холмик порошка на ноготь большого пальца, быстро и жадно приложил его к одной ноздре, к другой, втянул, ударом языка слизал с ногтя искристую пыль, пожмурился от ее упругой горечи, — и вышел из уборной пьяный, бодрый — голова наливалась блаженным, ледяным воздухом».

Н. Ланге. О действии гашиша

Впервые в журн. Вопросы философии и психологии, 1889, кн. 1. Публикуется по этому изданию в новой орфографии.

Н. Н. Ланге (1858–1921) — психолог, представитель экспериментальной психологии. После окончания историко-филологического факультета Санкт-Петербургского университета (1882) стажировался в Германии и Франции, работал в психологическом институте В. Вундта. Впоследствии приват-доцент, затем профессор Новороссийского университета в Одессе, где в 1896 г. организовал одну из первых в России экспериментальных психологических лабораторий.

Н. Миклухо-Маклай. Опыт курения опиума

Работа этнографа, антрополога, биолога и путешественника Н. Н. Миклухо-Маклая (1846–1888) была впервые напечатана в журн. Королевского общества естествоиспытателей в Нидерландской Индии (1875); впервые полностью как отд. брошюра: Ein Opiumrauchversuch (Physiologische Notiz) (Batavia, 1875). Публикуется в пер. A. Анфертьева по т. 6 Собрания сочинений автора (М., 1994), откуда взят и ряд примечаний. Авторские примечания выделены курсивом.

Л. Прозоров. Кокаинизм и преступность

Впервые: Криминалист (Москва), 1923, № 1. Публикуется по этому изданию. Орфография и пунктуация приближены к современным нормам.

Л. А. Прозоров (1877–1941) — психиатр, выпускник медицинского факультета Московского университета, один из первых организаторов внебольничной психиатрической помощи. С 1918 — член психиатрической комиссии Совета врачебных коллегий, затем психиатрической секции Наркомата здравоохранения СССР. С 1931 г. главный врач психоневрологического диспансера Москворецкого р-на Москвы. Один из редакторов жури. «Невропатология и психиатрия».

А. Шерман