Кто-то постучал в дверь его гостиничного номера.
— Открыто, — проворчал Эшби, натягивая на себя помятую простыню, чтобы прикрыть наготу. Он лежал на спине, отрешенно глядя перед собой, когда узнал шаги Уилла. Они приехали из Лондона месяц назад. Большинство его кавалеристов чувствовали себя ужасно несчастными, оставив жен и детей в Рамсгейте. Веллингтон мучился неизвестностью. Наполеон был на подходе. А Эшби ощущал какое-то внутреннее оцепенение. Что его ждет дома? Ничего, кроме управления фамильными поместьями. У него нет ни жены, ни детей и никаких шансов на появление таковых в будущем.
Кровь и победа.
Как он от этого устал!
В номер вошел Уилл, что-то насвистывая себе под нос.
— Черт побери! Парни так напоили меня, что я упал с лошади по пути… сюда. Привет.
Уилл остановился как вкопанный и теперь, открыв рот, смотрел на женщину в прозрачном неглиже, расчесывающую черные точно вороново крыло волосы перед туалетным столиком.
— Вы ведь Ла Фурия, да? Я был вчера вечером в опере. Итальянская оперная певица пожала плечами, но ничего не ответила.
— Говори по-французски, — подсказал Эшби. — Почему ты здесь? Я думал, у тебя свидание с леди Друсбери.
— Планы поменялись. Я уехал прямо с бала герцогини Ричмонд. Веллингтон хочет тебя видеть.
Эшби больше не посещал балов, особенно таких, где собирался весь европейский бомонд. Он взял с прикроватного столика золоченый кубок с бренди.
— Скажи ему, что не нашел меня. Что я уехал проверить войска у Нинове.
Криво усмехнувшись, Эшби потянулся за сапогами. А Уилл со смехом подошел ближе.
— В этом шикарном отеле нет бокалов, и ты вынужден пить из собственного трофея? — Уилл бросил взгляд на певицу. — Вы были на скачках? — спросил он по-французски. — Я выиграл серебряный кубок.
Эшби фыркнул, ибо это была наглая ложь. Серебряный кубок выиграл Макалистер.
Ла Фурия окинула Уилла взглядом.
— Я предпочитаю золото.
— Ой-ой! — Уилл картинно съежился и постучал себя по груди. — Золото у меня внутри.
Не впечатлившись словами Уилла, Ла Фурия прошла к кровати, улеглась рядом с Эшби и принялась поглаживать его обнаженную грудь. Эшби отвел руку певицы в сторону.
— Он прав. Я могу лишиться своего золота, а вот его запасы никогда не иссякнут. Кроме того… — Эшби понизил голос и зашептал ей на ухо: — Там, где нужно, он словно выкован из стали.
— Да? — На этот раз Ла Фурия взглянула на молодого человека заинтересованно. — Вы майор Уилл Обри?
— К вашим услугам, миледи.
Покосившись на Эшби, женщина усмехнулась:
— А у него более изысканные манеры, чем у тебя.
— У него все лучше, чем у меня, — криво улыбнувшись, ответил Эшби. — Какие новости?
Оторвав взгляд от соблазнительной фигуры певицы, Уилл подо шел к Эшби и зашептал ему на ухо:
— Аванпосты сообщают, что Наполеон подошел к Катр-Бра. Кавалерии приказано выступать.
Эшби схватил бриджи.
— Подожди внизу. Я выпровожу ее и присоединюсь к тебе.
Когда на следующее утро в десять часов Эшби прибыл вместе с Веллингтоном и его штабом в Катр-Бра, их прусские союзники уже разворачивали свои войска на юге. Французы тоже получили подкрепление.
— Наполеон ввел меня в заблуждение! — ворчал Веллингтон. — Если пруссы пойдут в атаку, им нанесут сокрушительный удар!
Полдень принес сильнейший ливень и ожесточенные бои в лесах и полях вокруг Катр-Бра. Как всегда, атаку французов открыла канонада, которая, как и предсказывал Веллингтон, внесла сумятицу в ряды прусской пехоты. Пехотные войска англичан — усталые и дезорганизованные вследствие противоречивых приказов, — к счастью, продолжали прибывать, и к тому времени, как французские кирасиры атаковали отряд Эшби, англичане мощным ударом отбросили французов назад.
Близлежащий город, в который они прибыли под вечер, наводнили раненые английские солдаты. Эшби нашел Уилла, когда тот, сгорбившись над листком бумаги, писал при свете луны письмо.
Присев рядом, он предложил Уиллу фляжку с виски.
— Дай угадаю… строчишь письмо Изабель? — Один лишь только отзвук ее имени заставил Эшби вздрогнуть от разлившегося по телу тепла.
Уилл сделал большой глоток и протянул другу карандаш:
— Не хочешь черкнуть пару строк? Она будет рада.
— Нет, — твердо ответил Эшби. — Как она?
Эшби отхлебнул добрую порцию виски. Правая рука болела нестерпимо — скорее всего он сломал ее. Уилл поднял голову:
— Впервые за пять лет ты спросил меня о ней, Эш.
— Не потому, что она мне безразлична. — Нахмурившись, Эшби посмотрел на фляжку. Интересно, как она выглядит теперь, превратившись в молодую женщину? Он никогда этого не узнает, потому что не намерен показывать ей, что осталось от его лица. Если бы все сложилось по-другому, если бы не было Сорорена, Эшби знал бы, что ей написать.
На рассвете Эшби вместе с генералом Вивианом вызвали к главнокомандующему. Они уже знали о поражении войск союзников.
— Генерал Блюхер потерпел сокрушительное поражение! — ворчал Веллингтон. — Союзники отступили, и мы должны последовать их примеру. Полагаю, в Англии скажут, что нас разбили, но я ничего не могу поделать. Мы договорились воевать вместе, так что и отступать будем сообща.
Подобное положение дел угнетало, но ведь война еще не окончена. Наполеон и Веллингтон сражались на протяжении нескольких лет, но так и не встретились на поле боя. Эшби знал, что финальное сражение все же состоится. На кону честь обоих командующих.
Когда союзники начали отступление, небеса разверзлись, залив водой поля и дороги. Громкие раскаты грома перекликались с рокотом артиллерийских залпов. В мгновение ока французы бросились в атаку, налетев со всех сторон и громко выкрикивая свои привычные речевки. Кавалеристы, прикрывавшие британскую пехоту с тыла, образовали колонны и развернулись повсюду. Сломанная рука Эшби онемела, а сам он не видел ни зги. Он не помнил ни одного сражения под таким проливным дождем, как сегодня. Ядра со свистом проносились над головами и разрывались под ногами у людей. Поле боя окутала кромешная тьма. Французы делали все, чтобы заставить Веллингтона обратиться за помощью. Собрав остатки сил, Эшби объединил своих гусар и начал теснить неприятеля назад.
Затем пришло известие о том, что союзники перегруппировывают войска. Ими был получен приказ отступать к деревне, носящей название Ватерлоо. Промокшие до костей, изнуренные и голодные, гусары Восемнадцатого полка расположились бивуаком за холмом Мон-Сен-Жан, в то время как в миле южнее Наполеон устроился на ночлег на постоялом дворе близ дороги, носящей название плато Бель-Альянс.
Рассвет явился предвестником ненастного дня. Дождь лил всю ночь, и теперь войска, готовящиеся к битве, представляли собой жалкое зрелище — промокшие до нитки, в пропитанных грязью мундирах, голодные, они страдали от недосыпания. Армии Наполеона и Веллингтона стояли друг против друга по обе стороны крутой, изрезанной колеями лощины. Не слишком удобное место для кавалерии, однако британская армия использовала холм Мон-Сен-Жан в качестве естественного оборонительного рубежа, что как нельзя кстати соответствовало тактике Веллингтона. Эшби получил приказ расположиться на левом фланге. Но еще до наступления третьего дня сражения его вызвали к Веллингтону.
— Взгляните, — командующий передал Эшби подзорную трубу, — видите движение? Офицеров, кавалерию… Это бриллиант армии французов — Императорская гвардия, самый красивый полк в мире.
— Бони собственной персоной, — произнес Эшби, заворожено взирая на величественное голубое полотнище с серебряной окантовкой.
— Сегодня мы с вами сотрем этот полк с лица земли, Эшби.
Эшби в упор посмотрел на своего командира. Он знал ответ на вопрос, который собирался задать, и все же хотел его услышать.
— Почему я?
Веллингтон указал на свои войска:
— Каждый из этих солдат думает о любимой, оставленной дома и надеющейся на его счастливое возвращение. Вам не к кому возвращаться, не так ли?
— Я невозвратимый, — усмехнулся Эшби.
— Вы бесстрашны, — исправился Веллингтон — и думаете о предстоящем сражении, а не о больной матери или любимой, которую ужасно хотите увидеть снова. Я прав?
— У меня нет любимой, — улыбнулся Эшби. Это была вопиющая ложь. Он впервые солгал своему командиру.
— Как говорят ваши преданные гусары: «Летай как молния, рази как гром!» Или, как говорю я, делайте все возможное и даже невозможное, Эшби. А я преподнесу сюрприз в самый последний момент.
— Когда вы так говорите, у меня начинают дрожать колени. — Он нахмурился, чтобы скрыть смущение. Веллингтону стоило узнать, что приветственные слова его гусар были… обычной лестью.
— Да, и еще… Генерал Понсонби потерял старшего офицера, а замены ему нет. Нужно, чтобы эту должность занял один из ваших людей.
— Я пришлю майора Обри, — неохотно ответил он и отправился на поиски Уилла.
В полдень Наполеон начал главное наступление на передний фланг англичан массированным обстрелом из восьми орудий. Эшби видел, как линии войск Веллингтона исчезают под градом металлических осколков и комьев земли. Французы шли четырьмя фалангами, каждая из которых состояла из восьми батальонов. В ответ со склона посыпалась британская кавалерия. Понсонби был убит, а его бригада уничтожена. Находившийся на левом фланге Эшби почувствовал, как его сердце остановилось.
— Уилл! — закричал он и, ослепленный яростью, направил коня в самую гущу сражающихся, невольно увлекая за собой своих гусар. Они размахивали саблями направо и налево, разя врага, а их выдохшиеся лошади падали, увязнув в топкой грязи. Увидеть что-либо за пеленой дождя и дыма не представлялось возможным. Королевский легион с трудом сдерживал натиск, а свежие силы врага все прибывали. Сражение шло на всех направлениях. Исчерпав резервы кавалерии, Веллингтон бросил в атаку пехоту. Вокруг царило настоящее кровопролитие. И все же англичане не дрогнули, сражаясь за свою страну и короля, за родных людей, ожидавших их дома.
Покрытый толстым слоем грязи и запекшейся крови, охрипший, с горящими огнем мышцами, Эшби не обращал внимания на сгущающуюся темноту и воздух, наполненный зловонным дымом, человеческим и лошадиным потом. С головой окунувшись в самое страшное в его жизни сражение, он боялся, что Веллингтон уже не преподнесет обещанного им сюрприза.
Видя, что англичане отбивают его атаки, а их линии остаются слабыми, но не разорванными, Наполеон предпринял последнюю попытку. Он бросил вперед знаменитую Императорскую гвардию. Раздалась устрашающая дробь барабанов.
Наполовину разбитые французские полки приветствовали подкрепление громкими криками, нацепив треуголки на штыки. Огонь британских орудий не мог остановить наступления. Императорская гвардия захватила две артиллерийские батареи англичан. Казалось, все пропало…
Веллингтон скомандовал:
— Гвардия, вперед!
И тут же из-за соседнего склона, который был вне досягаемости для орудий противника, высыпала целая армия гвардейцев в красных мундирах, осыпая градом пуль несокрушимую Императорскую гвардию и устилая землю трупами французов. Эшби взирал на происходящее со слезами на глазах.
Лучший полк Наполеона, способный выдержать любую атаку, вдруг остановился. В рядах французов послышались возгласы ужаса:
— Гвардия отступает!
И в этот момент вся французская армия обратилась в бегство. Над полем боя прокатилось громовое «Ура!».
Веллингтон въехал на холм, помахал шляпой над головой и указал на юг. Это был сигнал к генеральному наступлению. Собрав своих гусар, Эшби бросился в атаку так, словно провел день не на поле боя, а на строевых учениях в Хаунслоу-Хит. Оставшиеся в живых солдаты ринулись вниз по склону подобно стремительному потоку.
Вскоре передний фланг французов пал. С криками: «Спасайся, кто может!» — они начали отступление. Воздух наполнился людскими стонами и ржанием лошадей, а наступающие англичане все стреляли и кололи штыками…
Перевалило за полночь, когда Гектор, сопровождаемый грумом Эшби Эллисом, нашел хозяина, блуждающего по усыпанному трупами полю боя.
— Милорд! — воскликнул Эллис, бросаясь к Эшби. — Вы живы! Мы так волновались. К счастью, мы встретили Кертиса и тот заверил, что…
— Уилл! Уильям Обри! — выкрикивал Эшби. Он охрип, потому что кричал на протяжении нескольких часов, а в глазах помутилось от дыма и усталости. Большинство его гусар погибли или получили ранения. Те, кто еще мог двигаться, либо спали в наскоро разложенных палатках, либо направлялись в госпитали Брюсселя. Перепачканный грязью, поддерживая сломанную руку, приволакивая ногу и задыхаясь от отчаяния, Эшби бродил среди мертвых.
На поле битвы царила могильная тишина. По земле передвигались темные тени. Это хищные птицы слетелись в поисках добычи.
— Майор Уильям Обри! — выкрикивал Эшби в темноту. Он почувствовал, как влажный, шероховатый язык Гектора лизнул его руку, и машинально похлопал пса по загривку. — Найди Уилла, Гектор, — судорожно выдохнул Эшби. — Найди Уилла.
— Милорд, вам лучше пойти со мной. С рассветом солдаты вернутся с подводами, чтобы подобрать раненых и похоронить мертвых. — Эллис попытался перекинуть здоровую руку графа через плечо, но тот вырвался. — Союзники отправились следом за отступающими французами. Лорд Веллингтон сказал, что завтра мы войдем во Францию. Вы должны выспаться, милорд. Вы совсем обессилели.
— Ты иди, Эллис. А я должен отыскать Уилла. — Эшби похромал вперед, не вняв мольбам денщика.
— Милорд, — Эллис тронул хозяина за плечо, — поищете его завтра. Что значат несколько часов?
— Через несколько часов он может умереть! — Эшби гневно взглянул на слугу, не желая услышать то, о чем боялся даже думать — что Уилл уже мертв. А все из-за него. Из-за того, что он отослал своего лучшего друга, своего брата в самое пекло. Его лошадь следовала за ним, словно тень, время от времени тычась носом в плечо. Несмотря на пулю, засевшую в ноге, и сломанную руку, Эшби мог бы отослать оголодавшую кобылу с Эллисом, но она могла понадобиться ему, чтобы перевезти Уилла.
Невдалеке раздался лай Гектора, и Эшби вскинул голову. Он похромал вперед так быстро, как только мог, и рухнул на землю рядом со стонущим от боли солдатом. Эшби подполз ближе.
— Вы кто? — спросил он.
— Данкин. Тринадцатый драгунский полк. Я… я потерял ногу, — захныкал боец.
— Эллис, — подозвал слугу Эшби. — Помоги мне поднять этого человека. Отвези его в лагерь. Пусть его отправят в госпиталь.
— Хорошо, милорд, но как же вы? — спросил Эллис, поддерживая тяжело раненного солдата.
— Со мной все будет в порядке. Отвези его в лагерь.
Теперь, когда он нашел кого-то живого, в душе его вспыхнула надежда. Он направился к Гектору с гулко бьющимся сердцем. Вскоре он увидел тушу мертвой лошади. Эшби с трудом отодвинул несчастное животное в сторону, и луна осветила бледное лицо.
— Святые небеса! Уилл… — Эшби на мгновение показалось, что его горло сдавили железным обручем. Он осторожно приподнял голову друга и коснулся его щеки.
Уилл застонал, и из горла Эшби вырвался вопль облегчения.
— Уильям, открой глаза. Посмотри на меня. — Эшби не помнил себя от радости.
Веки Уилла дрогнули, а на губах появилась слабая улыбка.
— Ужасно выглядишь, Эш. Я так понимаю, мы все еще живы.
— Да, мы живы! Бони отправился зализывать раны на остров Эльбу, потому что игра на континенте для него окончена.
— Отличные новости, Эш. Помоги мне сесть. — Уилл попытался подняться, но рухнул, закричав от боли. — Руки и ноги меня не слушаются! А мой живот… О Господи!
— Лежи. — Эшби снял с себя куртку, достал из внутреннего кармана фляжку и подсунул куртку под голову Уилла. — Вот. Выпей немного виски, это поможет унять боль. — Поддерживая друга под голову, пока тот пил, Эшби осмотрел его туловище. Мундир Уилла насквозь пропитался кровью.
— Благодарю, — выдохнул Уилл. Он прерывисто дышал, а глаза потемнели от боли.
Эшби свистнул, подзывая свою кобылу.
— Я отвезу тебя в Брюссель, в госпиталь. Знаю, что тебе очень больно, но как только мы доберемся до лагеря, я переложу тебя в мягкую повозку. — Упершись здоровой ногой в землю, Эшби наклонился, чтобы взвалить Уилла на плечо. Из груди Уилла вырвался разрывающий душу вопль:
— Перестань! Перестань! Мне слишком больно. — Уилл закашлялся кровью, а его глаза закатились.
— Не засыпай! Вот, сделай еще глоток виски… Маленький глоток.
Уилл задышал ровнее, а потом произнес:
— Мне конец. Я не доеду до госпиталя.
— Не сдавайся, — попытался подбодрить друга Эшби. — Умереть всегда успеешь. Я отправлюсь в лагерь и приведу с собой подводу и хирурга.
— Если я выживу, мне ампутируют руки и ноги, — прерывисто простонал Уилл. — Я стану калекой, как те солдаты, которых я видел после Саламанки…
— Ты не умрешь, Уилл, — пообещал Эшби. — Ты будешь любимым калекой. Подумай о доме, Уилл. Подумай об Иззи… о Дувр-стрит… о драконше Гиацинте с ее подпрыгивающими кудряшками, суетящейся вокруг тебя…
Уилл закашлялся.
— Не смеши меня, черт бы тебя побрал! Я умираю. Так что давай без шуток. — Он вновь начал кашлять кровью, и Эшби заботливо отер ему рот.
— Позволь мне сходить за подводой и хирургом…
— Нет! Нет! Не оставляй меня! — Зрачки Уилла расширились от ужаса, а ногти впились в ногу Эшби. — Пожалуйста… Эти проклятые бельгийцы убьют меня в темноте…
Эшби с трудом подавил приступ паники.
— Ради всего святого, Уилл. Если я сейчас не уйду за помощью, ты умрешь!
Стоны Уилла разрывали Сердце, а из его рта вновь хлынула кровь.
— Я умираю, Эш. Я уже труп.
Эшби взял лицо друга в ладони и заглянул в его остекленевшие от ужаса глаза.
— Как ты можешь просить меня сидеть подле тебя и смотреть, как ты умираешь? Ты должен хотеть жить!
— Я не такой, как ты, Эш… Не такой сильный… У меня сломаны все кости…
Мольба во взгляде Уилла разрывала Эшби сердце.
— Я вернусь через минуту. — Он поднялся на ноги и схватился за луку седла.
Уилл стонал и плакал:
— Останься… Останься со мной… Умоляю…
Эшби присел на корточки рядом с Гектором и потрепал пса по голове.
— Послушай, старина. Я хочу, чтобы ты отыскал Эллиса. Приведи Эллиса, Гектор. Ступай!
Когда пес убежал, Эшби вернулся к Уиллу и отхлебнул большую порцию виски.
— Хочешь еще виски?
— Думаешь, Господь одобрит, если я предстану перед жемчужными вратами в стельку пьяный? — Он начал смеяться и вновь закашлял кровью. — Только представь — пьяный в стельку.
Эшби помог другу сделать глоток.
После этого Уилл почти не мог говорить. Его нескончаемые стоны разрывали Эшби душу.
— Все будет хорошо, — напевал Эшби, баюкая Уилла. — Я найду того индуса, что заштопал меня. Он настоящий кудесник, творящий чудеса. Он изучал древние лекарства и способы исцеления у своего народа. В его распоряжении будет целое королевство, и он возьмет кусочек тут, лоскуток там…
— Когда я умру, — еле слышно пробормотал Уилл, — поройся в моих вещах. В них есть маленькая шкатулка — я хранил в ней письма Иззи. Прочитай их. Сват из меня никудышный, но если ты вдруг почувствуешь себя одиноким… или захочешь обзавестись семьей… поезжай к ней, Эш. Изабель любит тебя так же, как и я… как семья… Не стоит коротать жизнь в одиночестве. Не все женщины такие, как эта бессердечная сука Оливия… Хорошая женщина поймет… Ей плевать на шрамы… — Он задрожал, испустив тихий вымученный стон. — Мне холодно. Твой Эллис не придет.
Эшби подумал о том же. Теплые слезы заструились по его щекам. Может пройти еще несколько часов, пока их найдут. Холодное отчаяние охватило Эшби.
— Боль…я не перенесу боли… — Стоны Уилла стали тише и надрывнее. Они болезненным эхом отзывались в сердце Эшби.
Он прижался щекой к белокурым волосам Уилла, слипшимся от засохшей в них грязи.
— Сделай… кое-что для меня, — простонал Уилл. — Положи конец… моим… мучениям…
Холод пробежал по спине Эшби.
— Нет, — прохрипел он. — Никогда.
— Ты бы сделал это для проклятого француза, но не хочешь сделать то же самое… для своего… брата?
Если он сделает то, о чем просит его Уилл, он наверняка будет проклят.
— Через несколько часов рассветет. Придут люди…
— Слишком… долго… Сделай это… сейчас… не могу… сам… руки… сломаны…
Эшби продолжал баюкать Уилла, но успокаивал себя. Его лучший друг умирал. Что хуже — пустить Уиллу пулю в лоб или позволить ему мучиться еще два или три часа? Мог ли он позволить ему истекать кровью до тех пор, пока жизнь не покинет его истерзанное тело? Это бесчеловечно. И все же…
«Завтра ты будешь проклинать себя за то, что не прервал его мучения, заставил страдать лишнюю долю секунды», — внушал голос разума.
— Хорошо. — Эшби достал пистолет и две пули — для Уилла и для себя. Он наклонился и поцеловал Уилла в холодный висок. — Спасибо за то, что был моим другом. Я люблю тебя больше, чем самого себя, брат.
— Я тоже люблю тебя, брат, — почти беззвучно ответил Уилл.
Плача навзрыд, точно ребенок, Эшби приставил дуло пистолета к тому месту, которое только что поцеловал.
— Покойся с миром, — произнес он и нажал на спусковой крючок. Выстрел разорвал ему сердце.
Он сидел, оцепенев и словно бы умерев. В каком же безумном и бессмысленном мире он живет, думал Эшби, оглядываясь вокруг на поле боя, усеянное тысячами убитых. Казалось неправдоподобным, что такую бойню устроили всего за несколько часов.
Все еще прижимая к груди Уилла, Эшби перезарядил пистолет и приставил дуло к виску. «Стреляй!» — скомандовал он себе. Однако зверь, живущий в его душе, отказался нажать на спусковой крючок.