Вир надеялся приехать в Хайгейт-Корт до возвращения Эдмунда Дугласа. Так было бы проще вернуть в сейф зашифрованное досье и сделать слепок лежащего там ключа. К сожалению, когда он помогал супруге выйти из экипажа, посланного леди Вир, чтобы привезти их со станции, на пороге дома появился хозяин.

Эдмунд Дуглас не слишком изменился со дня своей свадьбы. Только в уголках глаз и рта появились морщинки, да темные волосы посеребрила седина. Во всем остальном он остался прежним — худощавым, стройным, подтянутым, хорошо одетым и очень красивым.

Увидев гостей, он остановился. По его глазам ничего нельзя было прочитать — как по глазам гадюки.

Вир внимательно наблюдал за женой. Впервые за последние десятилетия он не спал в поезде. Вместо этого он наблюдал за ней из-под ресниц.

Она опустила вуаль на шляпке, поэтому выражения лица он видеть не мог. Но большую часть путешествия она провела, глядя в окно, хотя вряд ли что-то там видела. И всю дорогу она судорожно сжимала и разжимала кулаки. Время от времени она качала головой, словно пыталась ослабить слишком тугой воротничок. А ее дыхание было хотя и тихим, но неровным.

Леди Вир была смертельно напугана.

Однако в момент появления Дугласа Виру показалось, что поднялся театральный занавес, и она начала играть свою роль.

— О, привет, дядя! — Элиссанда приподняла юбки, взбежала по ступенькам и поцеловала Дугласа в обе щеки. — Добро пожаловать домой. Когда ты вернулся? Надеюсь, путешествие было приятным?

Дуглас холодно взглянул на племянницу. От такого взгляда даже видавшие виды мужчины могли бы пасть духом.

— Мое путешествие было нормальным. Но вместо радостного воссоединения с семьей, которого я так ждал, я обнаружил дом пустым. Моя семья исчезла, а миссис Рамзи поведала мне о пирушках и прочих безумствах, предшествовавших вашему отъезду.

Элиссанда рассмеялась. Ее смех был чистым и звонким, а Виру почему-то пришло на ум сравнение с брызгами шампанского.

— Ах, дядя, ты же знаешь старушку Рамзи. Не было никаких пирушек и безумств. Леди Кингсли и ее друзья — в высшей степени воспитанные люди. Хотя, должна признаться, когда лорд Вир сделал мне предложение, я была настолько обрадована и взволнована, что случайно разбила бутылку с корабликом. — Она протянула ему руку с очень скромным обручальным кольцом и с гордостью объявила: — Ты смотришь на новую маркизу Вир, дядя. Позволь представить тебе моего супруга. — Она сделала Виру знак рукой: — Не стойте же там, милорд. Подойдите и познакомьтесь с моим дядей.

Леди Вир все еще считала его непроходимым идиотом. Будь она меньше смущена, меньше напугана и не так сильно пьяна, непременно заметила бы разницу. Весь предыдущий день и ночь он был вне образа. Но ему повезло. Она была смущена, испугана и пьяна.

Вир подбежал, перескакивая сразу через две ступеньки, и потряс руку Дугласа с энтузиазмом бассет-хаунда, треплющего старый носок.

— Счастлив познакомиться с вами, сэр.

Дуглас высвободил руку.

— Вы действительно женаты?

Вопрос был адресован племяннице, но Вир посчитал необходимым вмешаться.

— О да. Церковь, цветы, шампанское — и все, что полагается. — При этом он радостно хихикнул.

Супруга взяла его за руку.

— Ведите себя прилично, сэр. — Повернувшись к Дугласу, она серьезно проговорила: — Я приношу свои извинения, дядя. Но мы полюбили друг друга с первого взгляда и не могли ждать.

— Но мы сразу вернулись, чтобы лично сообщить вам приятные новости, — добавил Вир. — Откровенно говоря, леди Вир слегка беспокоилась, не зная, как вы меня примете. Но я заверил ее, что вы, безусловно, одобрите наш брак, принимая во внимание мое положение и связи. — Он слегка похлопал супругу по плечу: — Разве я был не прав, дорогая?

Элиссанда одарила его улыбкой, настолько яркой и чарующей, что целое поле подсолнухов непременно отвернулось бы от солнца и повернулось бы к ней.

— Конечно, вы были правы, дорогой. Я больше никогда не буду сомневаться в ваших словах.

— Где твоя тетя, Элиссанда?

Физиономия Эдмунда Дугласа оставалась непроницаемой. Но его тон... Он вроде бы говорил ровно, но в голосе чувствовалась чудовищная, едва сдерживаемая ярость.

— Она в Лондоне. Ждет в отеле «Браунз», твоем любимом, дядя.

Вир не мог представить, в каком состоянии были ее нервы. Она же не могла знать, что он подтвердит ее ложь. И, тем не менее, ничто в ее поведении не указывало на нервозность или неуверенность.

— На самом деле это я настоял, чтобы миссис Дуглас осталась в отеле и не стала подвергать риску свое здоровье, снова отправляясь в путешествие. Леди Вир со мной согласилась.

Дуглас прищурился. Его молчание таило ощутимую угрозу. Вир взглянул на жену. Она взирала на Дугласа с откровенным обожанием, словно тот только что пообещал сводить ее на парижский показ моделей Ворта.

Вир уже имел возможность убедиться, что его супруга — великолепная актриса. Но как бы хорошо она ни играла в его присутствии раньше, теперь со своим дядей она была воистину блистательна. Все, что маркиз видел до этого момента, было лишь репетициями, и только теперь на сцену, освещенную лучами прожекторов, вышла величайшая драматическая актриса. Зрители, затаив дыхание, замерли в креслах.

— Чего мы здесь стоим? — опомнившись, пробормотал Дуглас. — Давайте зайдем в дом и выпьем чаю.

Едва они расселись в гостиной, как лорд Вир начал демонстративно ерзать, причем всем как-то сразу стало понятно, чем вызваны его телодвижения. Спустя минуту он плотно сжал губы, словно стараясь таким образом успокоить свою пищеварительную систему и не позволить себе оскандалиться. Потом он вытер лоб и прохрипел:

— Надеюсь, вы меня извините. Мне надо... на минутку... я должен... — И он выбежал из комнаты.

Дуглас не проронил ни слова, как будто муж его племянницы был всего лишь назойливой мухой, которой хватило здравого смысла ретироваться. Однако Элиссанда сразу почувствовала себя хуже. Она была в такой панике, что даже его бессмысленное присутствие подбадривало ее.

Когда она обдумывала идею брака как пути к спасению, она не рассматривала вариант с бесполезным мужем, равно как и возможность встречи с дядей без соответствующей защиты. Но теперь она оказалась одна перед злобой, которая раньше была в основном направлена на ее тетю.

— Как тебе понравился Лондон, Элиссанда? — вкрадчиво спросил дядя.

В головокружительной суматохе последних тридцати шести часов она не обратила никакого внимания на Лондон.

— О, это большой, грязный, переполненный людьми, но все же замечательный город!

— Ты сказала, вы остановились в моем любимом отеле. Ты кому-нибудь из персонала говорила, что являешься моей родственницей?

Сердце Элиссанды трепетало, словно крылышки колибри, ужас был настолько сильным, что даже закружилась голова. До того как тетя Рейчел стала полным инвалидом, когда они пили чай всей семьей, он обращался к тете именно таким подчеркнуто ласковым, заинтересованным тоном и задавал вполне обычные, безобидные вопросы. Ответы тети становились с каждым вопросом все медлительнее и короче, словно с каждым из них из нее вытекала кровь, и, в конце концов, она замолкала, и на глаза наворачивались слезы.

После этого он провожал тетю обратно в ее комнату, а Элиссанда забивалась в самый дальний уголок дома или выскакивала во двор и убегала прочь, представляя себе, что больше никогда не вернется в этот страшный дом.

— Мне даже в голову не пришло, — проговорила она, — что ко мне отнеслись бы по-другому, если бы я упомянула твое имя. — «Не заламывай руки, Элиссанда. Они должны спокойно лежать у тебя на коленях». — Как это глупо с моей стороны!

— Ничего, ты молодая, еще научишься, — сказал дядя. — А твой новый муж, он хороший человек?

— Лучший из всех, — уверенно сообщила она. — Он добр и внимателен.

Дядя встал и подошел к окну.

— Честно говоря, я не знаю, что со всем этим делать, — задумчиво сказал он. — Моя маленькая девочка выросла и вышла замуж.

Элиссанда инстинктивно поджала пальцы ног в туфельках. Когда ее дядя вещал задумчивым голосом, она холодела от страха. Именно таким тоном он говорил такие вещи, как «Я считаю, что в моей библиотеке слишком много бесполезных книг» или «Твоя тетя сама не скажет, да благословит Господь ее деликатную душу, но сегодня, когда тебя не было дома, она крайне в тебе нуждалась. Ты должна больше думать о ней, а не о собственных удовольствиях». После первого, заявления домашняя библиотека опустела и Элиссанда в течение недели каждую ночь рыдала в подушку, а после второго она стала такой же пленницей в доме, как тетя Рейчел.

Принесли чай. Элиссанда разлила ароматный напиток по чашкам, внимательно следя, чтобы ее рука не дрожала. Лакей, поклонившись, вышел и закрыл за собой дверь.

Дядя подошел к столу. Элиссанда подала ему чашку. Рука не дрожала. Все же годы жизни рядом с дядей оказались отличной школой.

Она увидела, как чашка выпала из ее руки, раньше, чем почувствовала боль, обжегшую щеку. Последовал еще один удар, даже более сильный, чем первый, сваливший Элиссанду на пол вместе со стулом. Оглушенная, она лежала там же, где упала. У нее всегда были подозрения, что он творил неслыханные вещи с тетей, однако на нее он никогда не поднимал руку.

Элиссанда почувствовала во рту вкус крови. Она почти ничего не видела — глаза были залиты слезами.

— Встань, — приказал Дуглас.

Элиссанда сморгнула слезы и с трудом поднялась на колени. Дядя схватил ее за ворот, протащил через комнату и швырнул о стену.

Неожиданно она поняла, что ее скелет довольно-таки хрупок и состоит из тонких костей. А кости под соответствующим давлением имеют обыкновение ломаться.

— Ты считаешь себя очень умной? Думаешь, что можешь просто так уйти отсюда, причем вместе с моей женой — моей женой! — Он схватил ее за горло и сильно сжал. — Подумай как следует, Элиссанда.

Она не желала думать об этом. Более того, сейчас она была, как никогда, рада, что сумела вытащить тетю Рейчел из этого ада.

— Ты вернешь мне миссис Дуглас, и вернешь ее очень скоро. Если же нет...

Он улыбнулся, а Элиссанда вздрогнула — не сумела сдержаться. Дядя слегка ослабил хватку, и она смогла вздохнуть. После этого его рука снова сжалась.

— Если нет, — продолжил он, — боюсь, что-то ужасное может произойти с красивым безмозглым идиотом, которого ты, по своему собственному утверждению, так горячо любишь.

Элиссанда оцепенела и стиснула зубы, чтобы они не клацали от страха.

— Подумай об этом недоросле. Ты уже один раз бесстыдно использовала его, вынудив дать тебе свое имя. Может быть, ты считаешь, что он должен из-за тебя еще и лишиться, к примеру, руки или глаза?

Леди Вир хотелось стать надменной, показать, что она плевать хотела на его угрозы. Но очень трудно казаться сильной, если не можешь дышать.

— Ты не посмеешь, — из последних сил выдавила она.

— Ошибаешься, моя дорогая Элиссанда. Нет ничего, на что я не пойду ради любви. Ничего.

И он еще говорит о любви! С таким же успехом дьявол может говорить о спасении.

— Ты не любишь ее. Ты никогда не любил ее. Ты только издевался над ней. Всегда.

Дуглас отвел руку и ударил племянницу так сильно, что едва не сломал ей шею.

— Ты ничего не знаешь о любви! — проревел он. — Ты понятия не имеешь, какие муки мне пришлось вынести...

Он замолчал. Элиссанда сглотнула кровь и подняла глаза на дядю. Никогда еще она не слышала, как он кричит.

Вспышка, похоже, удивила и его самого, и он сделал несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться. Снова он заговорил едва слышным шепотом:

— Слушай меня внимательно, дорогая. Я даю тебе три дня на то, чтобы вернуть ее домой. Ее дом здесь, и ни один суд в мире не станет оспаривать мои права мужа.

Верни ее и можешь наслаждаться своим слабоумным придурком до конца дней. Или же к его слабоумию добавится слепота. Или хромота. И это будет на твоей совести. И помни, что бы ты ни решила, я все равно верну свою жену обратно.

Вероятно, чтобы его слова дойти лучше, он взял племянницу за горло уже двумя руками. Элиссанда почти не сопротивлялась. Она бы отдала все что угодно за один только глоток воздуха. Дышать! Оказаться в самом центре циклона, высоко в небе, и чтобы со всех сторон был только воздух, восхитительный свежий чистый воздух... Воздух начал поступать в легкие, когда ее муж вроде бы без особых усилий оторвал от нее дядю и отшвырнул его в сторону. Дуглас, прокатившись по полу, сшиб столик с какой-то кадкой. И то и другое с грохотом рухнуло на пол. Маркиз поднял Элиссанду с пола и нежно обнял:

— Как вы?

Она не могла ответить. Она могла только крепко держать его за руку.

— Стыдитесь, сэр, — сказал Вир, — это же ваша единственная племянница, которая всю свою молодость ухаживала за вашей женой. Так вы отплатили ей за безграничную преданность?

Дуглас тихо засмеялся.

— Мы прервали свой медовый месяц, чтобы навестить вас. Теперь я вижу, что это была ошибка. Вы не стоите ни нашего времени, ни нашей учтивости. С этой минуты можете вычеркнуть нас из списка своих знакомых. — Он поцеловал жену в лоб: — Извините, дорогая. Мы не должны были приезжать. И вам никогда не придется возвращаться в этот дом.

Вир никак не мог успокоиться и начать думать. Он отправил три телеграммы: одну — леди Кингсли, предлагая ей следить за всеми перемещениями Дугласа, другую — миссис Дилвин в «Савой» с приказанием перевезти миссис Дуглас в городской дом, третью — Холбруку с требованием охраны у дома.

Вроде бы он сделал все, что мог. Но, тем не менее, что-то не давало ему покоя. Какие-то мысли, которые он никак не мог ухватить, но знал, что они могут оказаться чрезвычайно важными. Оставалось только успокоиться и хладнокровно все обдумать. Но с этим были проблемы.

Он выглянул из окна телеграфа и в очередной раз убедился, что коляска с поднятым верхом стоит у тротуара и Элиссанда сидит в ней.

Увидев, как Дуглас душит племянницу, Вир сразу понял, что тот не намерен ее убивать, по крайней мере, здесь и сейчас. У этого человека были иные методы. Он все тщательно планировал и не менее тщательно исполнял. Однако маркиза охватила такая дикая ярость, что ему потребовался весь самоконтроль, чтобы не убить мерзавца на месте.

Вир никогда не позволял этой ярости вырываться наружу.

Потоптавшись еще немного и решив, что на телеграфе ему делать больше нечего, Вир вышел на улицу и забрался в коляску. Элиссанда сидела, опустив вуаль и нервно комкая в руках Перчатки. Он поднял вуаль, но тут же опустил ее. На лице его жены все еще виднелись ссадины и синяки, оставленные руками дяди.

— Я дал телеграмму слугам, — сообщил он супруге и, повернувшись к кучеру, приказал: — На станцию, Гиббонс.

Через несколько минут они уже были на платформе, вдали от любопытных слуг.

— Часто Дуглас дает волю рукам? — в конце концов, спросил он.

Элиссанда покачала головой. Темно-серая вуаль заколыхалась.

— На меня он раньше не поднимал руку. Насчет тети я не так уверена.

— Мне очень жаль, — вздохнул маркиз.

Он получил удовольствие, заставив ее отправиться в Хайгейт-Корт. Ему даже понравилось наблюдать, как ее охватила паника, которую она всячески старалась скрыть. В конце концов, она должна была немного пострадать за то, что с ним сделала.

Теперь он чувствовал себя ужасно. Нет, он не простил ее, но и с тайным злорадством наблюдать за ее мучениями как-то больше не хотелось. Даже в ту злосчастную ночь в зеленой гостиной он еще не понял, до какой степени ужаса и отчаяния она дошла.

Ее руки, теперь затянутые в перчатки, терзали носовой платок.

— Он хочет, чтобы я вернула тетю домой в течение трех дней.

— А если нет?

Она долго молчала.

— Он пригрозил, что причинит зло вам и миссис Дуглас?

Элиссанда скрутила платок в жгут и принялась наматывать его на палец.

— Он пригрозил, что причинит зло вам.

— Мне? — Удивление маркиза было не наигранным. — Интересно. Раньше никто и никогда не собирался причинить мне зло. Разве что дамы иногда пинали меня по ноге, если я проливал на них виски, но вряд ли их можно за это винить.

— Он сказал, что вы заплатите за это конечностью или зрением.

Вир был захвачен врасплох.

— Не слишком любезно с его стороны, — пробормотал он.

— Вы боитесь? — Она уж точно боялась. Похоже, к тому моменту как они доберутся до Лондона, от ее платка останутся одни нитки.

— Не скажу, что я боюсь, — совершенно честно ответил маркиз, — но мне не нравится, что он сначала душит вас, а потом угрожает мне.

Леди Вир натянула жгут так сильно, что палец внутри перчатки, наверное, посинел.

— Что мы будем делать?

Маркиз едва не рассмеялся. Сильная и умная леди Вир спрашивает совета у своего идиота мужа. Он взял ее за руку и избавил палец от платка.

— Не знаю, но мы обязательно что-нибудь придумаем. Надеюсь, вы не считаете, что мне так уж легко причинить вред?

— Хотелось бы в это верить, — вздохнула Элиссанда и снова принялась сматывать платок в плотный жгут. — Но дядя жесток и очень ловок. Он может навредить вам, не оставив никаких следов. Мне так и не удалось узнать, что он делает с тетей наедине и почему она его так сильно боится.

Неожиданно смутные мысли, не дававшие покоя Виру, выкристаллизовались в стройную теорию. Безжалостная хватка Эдмунда Дугласа. Смерть Стивена Делани, так похожая на смерть миссис Уоттс и никак не связанная с текущим делом. Упадок алмазной шахты Дугласа и его нужда в средствах, неутолимая жажда доказать свою значимость в других областях и плачевные результаты.

Он довольно потер руки.

— Знаете, что мы сделаем?

— Что? — встрепенулась Элиссанда. В ее голосе звучало удивление и надежда.

Виру было чертовски жаль ее разочаровывать.

— Мы не будем голодать, вот что. Не знаю, как вы, а я соображаю лучше на полный желудок. Оставайтесь здесь, а я что-нибудь возьму поесть. Что вам принести?

Ее плечи поникли.

— Спасибо, ничего не надо. Я не голодна. Но будьте осторожны.

Маркиз вернулся на телеграф и отправил четвертую телеграмму, адресованную лорду Ярдли, которого Холбрук в Шутку называл своим сюзереном. Дело Делани было еще до Холбрука, а он всегда больше интересовался новыми случаями, чем старыми.

В телеграмме лорду Ярдли содержался только один вопрос. Были ли научные изыскания Делани связаны с синтезом искусственных алмазов?

* * *

Лорд Вир спал.

Похоже, он всегда быстро засыпал в поездах, поскольку по дороге в Шропшир тоже спал беспробудным сном. Но Элиссанда никак не могла понять, как можно спокойно спать, когда над тобой нависла прямая и явная угроза. Почему-то он совершенно не испугался, узнав, что может лишиться руки, ноги или глаза, как если бы она сказала ему, что он может лишиться галстука или шейного платка.

Хорошо хоть, он не сказал, что миссис Дуглас находится в «Савое». Возможно, он просто уже забыл, в каком отеле они живут, так же как забыл, что не хотел на ней жениться.

Элиссанда потерла пальцами пульсирующий болью висок. Дядя, коварный и умный, знал, кого выбрать мишенью для своих угроз. Элиссанде и тете Рейчел уже было известно, какую опасность он представляет, и они были готовы сделать все, что необходимо, для своей защиты. Но как ей защитить лорда Вира, который не понимает, что подвергается смертельной опасности? А защитить его она обязана, потому что только из-за нее он оказался в опасности.

Он принес из булочной большую коробку и, когда они сели в поезд, предложил Элиссанде разделить с ним трапезу. Она отказалась, уверенная, что не сможет проглотить ни кусочка. Однако теперь она подвинула к себе коробку и открыла ее. Муж оставил ей две булочки со смородиновой начинкой и маленький венский бисквит.

К собственному изумлению, Элиссанда съела все и почувствовала себя лучше. Возможно, маркиз прав: на полный желудок легче думается. Кстати, не исключено, что у него есть причины не бояться ее дяди. Никогда в жизни она не видела, чтобы кто-нибудь поставил Эдмунда Дугласа на место так, как это сделал ее муж.

Он был очень силен. Ей хотелось стать такой же — храброй и спокойной.

Вздохнув, она положила руку на его локоть.

Маркиз не ожидал ее прикосновения. Еще меньше он ожидал, что прикосновение покажется ему бесконечно знакомым.

Через некоторое время леди Вир сняла шляпу и положила голову ему на плечо. Он открыл глаза и напомнил себе, что это не его давняя спутница, а всего лишь леди Вир, ставшая его женой благодаря коварству и обману. Но, глядя на ее блестящие волосы и прислушиваясь к негромкому дыханию, он понял, что его сердце не желает соглашаться с разумом.

Итак, думал он одно — а чувствовал другое. Где же золотая середина?

А потом оказалось, что поезд уже подъезжает к Лондону и Элиссанда зовет его, стараясь разбудить.

Они вышли из поезда, сели в поджидавшую их коляску и отправились в городской дом Вира, который ему оставил дед по материнской линии.

Мистер Вудбридж приобрел дом, намереваясь снести его и на этом месте построить новый особняк, больших размеров. Но старик умер раньше, чем архитектор успел представить ему на утверждение новый проект. Вир, которому не нужен был очень большой дом, модернизировал водопровод и канализацию, провел электричество и телефон, а в остальном оставил дом без изменений.

Городской дом маркиза располагался на полпути между Гросвенор-сквер и Беркли-сквер. Это было внушительное классическое строение с высокими ионическими колоннами и фронтоном с изображением Посейдона с трезубцем на колеснице, в которую впряжены морские коньки. Леди Вир подняла вуаль и осмотрела величественное сооружение. Маркиз с радостью заметил, что опухоль на ее липе спала.

— Это не «Савой», — сказала она.

— Нет, — согласился Вир. — Это мой дом.

— Но как же тетя? — всполошилась Элиссанда. — Она все еще в отеле. Мы должны забрать ее сюда.

— Она уже давно здесь. Неужели вы не помните? Я еще утром говорил, что, как только она отдохнет, миссис Дилвин перевезет ее в дом.

—Вы не говорили мне ничего подобного.

Конечно, не говорил. И даже миссис Дилвин не собирался приставлять к ее тете. Он вообще намеревался держать этих двух женщин подальше от других сторон своей жизни. Но теперь у него не было другого выхода.

Вир похлопал ее по руке:

— Не расстраивайтесь, дорогая. Все понятно. Вы были сама не своя утром. Сотерн, знаете ли, коварная штука. А теперь пойдемте. Слуги собрались и ждут вас.

Едва дождавшись окончания церемонии знакомства слуг с новой хозяйкой, Элиссанда попросила, чтобы ее проводили к тете. Миссис Дилвин пошла с ней, подробно доложив обо всем, что делала тетя Рейчел.

Вир остался в холле и просмотрел почту, доставленную во время его отсутствия. По взаимной договоренности они очень редко встречались с Холбруком в публичных местах. В гости друг к другу они тоже не ходили. Зато они были членами одного и того же клуба. Решив, что проще всего увидеться с Холбруком в клубе, Вир отправился к себе переодеться в вечерний костюм.

Его супруга и миссис Дилвин стояли в коридоре.

— Вы хотите, чтобы я вернула из стирки одну из ночных рубашек миссис Дуглас? — спросила миссис Дилвин.

Леди Вир хмурилась — необычное для нее выражение лица.

— Какие-то проблемы? — спросил он. — С миссис Дуглас все в порядке?

— Да, спасибо, — ответила она. — Да и проблемы никакой нет. Просто я забыла упаковать для себя ночные рубашки, а горничные только что унесли все рубашки миссис Дуглас в стирку.

— А что случилось с рубашками миссис Дуглас?

— Они пахнут гвоздиками. Миссис Дуглас ненавидит этот запах. Я тоже.

— Вы правы. Никакой проблемы нет, — сказал Вир. — Я одолжу вам мою ночную рубашку. Могу вас заверить, она не пахнет гвоздиками.

Прошло две секунды, прежде чем Элиссанда улыбнулась и проговорила:

— Большое спасибо, но мне не хотелось бы беспокоить вас, сэр.

Целых две секунды. Раньше она начинала улыбаться мгновенно.

Она боится, что он дотронется до нее.

Ее реакция заставила маркиза закусить удила.

— Никакого беспокойства, — сказал он. — Идите за мной.

Он направился в спальню. Элиссанде пришлось последовать за супругом. Он сбросил сюртук и направился в гардеробную.

— Кстати, как вам нравится ваш новый дом? — полюбопытствовал он, расстегивая жилет.

— Очень нравится, — улыбнулась Элиссанда. — Замечательный дом.

Надо же, они беседуют, как настоящая семейная пара.

— Миссис Дилвин помогает?

— О да, она великолепная помощница. — Улыбка упорно держалась на лице Элиссанды, но сама она остановилась у двери в гардеробную, не рискуя войти.

— Войдите и выберите себе рубашку.

— О, сэр, я уверена, та, что выберете вы, идеально подойдет.

— Ерунда. Идите сюда.

Элиссанда продолжала улыбаться, но ей потребовалось сделать глубокий вдох, прежде чем войти в гардеробную, и блистательная улыбка на мгновение поблекла.

Маркиз стянул через голову рубашку, и улыбка исчезла с лица Элиссанды.

У маркиза не всегда под кожей бугрились мышцы. Обычно он набирал хорошую форму к концу лета. В этом году он с середины апреля находился в Лондоне, а значит, каждое утро проплывал три мили в бассейне, и теперь пребывал не просто в хорошей, а в наилучшей форме. И был пугающе красив.

Гардеробная была большой, но заставленной шкафами, комодами и столиками. Элиссанда остановилась спиной к комоду, ожидая. Маркиз подошел, протянул руку, едва не коснувшись ее, и на мгновение замер. Он не мог отказать себе в удовольствии чуть-чуть помучить ее. Усмехнувшись, он снял с руки печатку и бросил в стоявшую на комоде открытую шкатулку.

— Идите сюда, — тихо сказал он.

Леди Вир судорожно вздохнула.

— Вы сказали, что хотите выбрать себе рубашку. Идите и выбирайте.

Он видел в ее глазах желание поправить его, сказать, что она никогда не выражала подобного желания. Однако она только кивнула:

— Конечно.

Вир показал ей несколько стопок ночных рубашек — белых, фланелевых, шелковых и шерстяных. Она схватила верхнюю рубашку из ближайшей стопки.

— Я возьму эту.

— Но вы даже не посмотрели другие рубашки. Пощупайте их.

Он стал вкладывать ей в руки одну за другой рубашки, сопровождая свои действия подробной информацией о ткани и ее текстуре. Вскоре они уже стояли по колено в отброшенных рубашках, а Вир передал ей еще одну.

Она была шелковой, блестящей, гладкой, прохладной.

— Она мягкая, как ваша кожа, — сказал Вир.

Элиссанда прижала рубашку к груди:

— Я возьму эту…

— Хорошо, должен сказать, вы долго выбирали.

Но маркиз не мог позволить ей уйти так быстро. Он взял ее руку, разжал пальцы и провел по ладони подушечкой большого пальца. Усмехнувшись, он вздохнул:

— Да, она очень мягкая, я точно запомнил.

Запомнил. Запомнил.

Ему пришло в голову, что этим небольшим представлением он мучает не ее, а себя.

Отпустив ее руку, он сделал шаг назад:

— Все. Уходите.

Элиссанда взирала на него в полном недоумении. Чтобы ускорить процесс, маркиз начал расстегивать панталоны. Ничто не могло избавить его от ее присутствия быстрее.