— Какой чудесный сад! — проговорила тетя Рейчел.
За домом лорда Вира находился сад, в который имели доступ только жители прилегающих домов. Это было довольно неожиданно для Лондона, но очень удобно.
Здесь росло несколько элегантных платанов. Их развесистые кроны обеспечивали тень для тех, кто прогуливался по вымощенным камнем дорожкам, пересекавшим ухоженную лужайку. Рядом уютно журчал трехъярусный итальянский фонтан.
Миссис Дилвин порекомендовала ежедневные прогулки на свежем воздухе. Элиссанда, истово желавшая делать для тети все, что необходимо, приготовилась к долгим и утомительным уговорам. Тетю Рейчел всегда нелегко было заставить подняться с постели. К ее немалому удивлению, тетя немедленно согласилась встать и надеть голубое утреннее платье.
Элиссанда помогла ей сесть в кресло, а потом пара обладавших внушительной комплекцией лакеев вынесли кресло с тетей Рейчел в сад.
С дерева сорвался листок и медленно спланировал вниз. Элиссанда поймала его и показала тете.
Тетя Рейчел с благоговением воззрилась на совершенно обычный лист.
— Как красиво, — прошептала она, и по ее щеке скатилась слезинка. Повернувшись к племяннице, она с чувством сказала: — Спасибо тебе, Элли.
Элиссанду охватила паника. Это убежище, эта жизнь, зеленый рай в центре Лондона, безопасность, которую, по мнению тети Рейчел, они, наконец, нашли, все это было иллюзорным и непрочным, как мыльный пузырь.
«Нет ничего, на что я не пойду ради любви. Ничего».
Слово «любовь» становилось грозным и пугающим, когда его произносил такой человек, как Эдмунд Дуглас. Он не остановится ни перед чем, чтобы вернуть домой жену.
«Боюсь, что-то ужасное может произойти с красивым безмозглым идиотом, которого ты, по своему собственному утверждению, так горячо любишь».
Этому красивому идиоту она принадлежала ночью...
Только он не был идиотом. Он был зол, груб, невежлив. Но ни в коем случае не глуп. Он прекрасно понимал, что она его использовала в своих целях, а значит, возникал вопрос: быть может, он притворяется тем, кем на самом деле не является?
Мысль не давала ей покоя.
Золотистое свечение его кожи. Ощущение его губ на ее теле. Темное наслаждение, которое она почувствовала, когда его горячая пульсирующая плоть оказалась внутри ее тела.
«Раздевайтесь».
Хорошо бы он сказал это снова.
Она прижала руку к горлу. Под дрожащими пальцами пульсировала жилка.
Элиссанда не смела надеяться, что ей так повезло. Неужели самый отчаянный поступок в ее жизни окончился замужеством с человеком, умным, как Одиссей, красивым, как Ахиллес, и к тому же восхитительным любовником?
А ее дядя хочет причинить ему непоправимый вред.
Осталось только два дня.
Нидхам приехал, перебинтовал руку Вира и отбыл с письмами, которые Вир забрал из сейфа Паллисера, и узлом окровавленных тряпок, извлеченным из-под кровати. И все это без единого слова. Добрый старина Нидхам.
К середине дня Вир уже смог встать, не испытывая желания немедленно приставить к голове пистолет и нажать на спусковой крючок. Он позвонил и попросил чаю и тостов.
Однако когда постучали в дверь, в комнату вошла не горничная с завтраком, а драгоценнейшая леди Вир. Она улыбалась.
— Как ты, Пенни?
Нет, она была не тем человеком, которого ему хотелось бы видеть, тем более сейчас, когда о предрассветных часах он помнил только одно — чувство отчаянного облегчения после того, как он излил свое семя в ее податливое тело. Он предполагал, что она помогла ему перевязать рану и, вероятно, по его поручению послала за Нидхамом. Но как они перешли от такого отнюдь не сексуального действа, как перевязывание пулевой раны, к безудержному совокуплению, обрывочные воспоминания о котором заставляли краснеть его? Придется выкручиваться.
— О, привет, дорогая! Ты выглядишь, как всегда, очаровательно.
На ней было белое платье. Чистый и скромный фон для ее бесхитростной улыбки. Узкая юбка, сшитая по последней моде, соблазнительно прилегала к бедрам.
— Ты уверен, что чувствуешь себя достаточно хорошо, чтобы позавтракать?
— Вполне. Я умираю с голоду.
Она хлопнула в ладоши, и на пороге тут же появилась горничная с подносом. Поставив его, она быстро присела в реверансе и удалилась.
Чай ему налила жена.
— Как твоя рука?
— Болит.
— А голова?
— Тоже болит, но уже не так сильно. — Он с жадностью выпил чашку чаю, не забыв пролить несколько капель на халат. — Ты знаешь, что со мной случилось? Я имею в виду, с рукой. Голова у меня всегда болит, если выпить слишком много виски.
— Вчера ты пил ром, — поправила Элиссанда. — И сказал, что тебя подстрелил кучер.
Как глупо! Об оружии вообще не следовало упоминать.
— Ты уверена? — задумчиво переспросил Вир. — Я не переношу ром.
Элиссанда налила чаю себе.
— Где ты был прошлой ночью? — с искренним интересом спросила она. — И почему задержался так поздно?
Итак, она пришла допросить его.
— Я не очень помню.
Неторопливо размешав сахар и сливки, она спросила:
— Не помнишь, как в тебя стреляли?
Так не пойдет. Он значительно лучше себя чувствует в нападении.
— Тебе-то уж точно должно быть известно, какой пагубный эффект оказывает неумеренное употребление алкогольных напитков на память.
— Извини?
— Ты хорошо помнишь нашу первую брачную ночь?
Леди Вир перестала болтать ложкой в чашке.
— Конечно, я помню... кое-что.
— Тогда ты мне сказала, что с моих губ капает пчелиный воск. Никто и никогда не говорил, что с моих губ капает пчелиный воск.
Маркиз не мог не отдать должное леди Вир. Она поднесла к губам чашку и сделала несколько глотков, даже не поперхнувшись.
— Ты имеешь в виду сотовый мед?
— Что?
— Сотовый мед, а не пчелиный воск.
— Ну да, я так и сказал — сотовый мед. Еще ты сказала, что под моим языком молоко и мед, а моя одежда благоухает, как... черт, забыл. Синай? Сирия? Дамаск? Ну ведь точно что-то восточное.
— Ливан.
— Ну и конечно, когда я раздел тебя, — он с явным удовлетворением вздохнул, — твое тело оказалось даже лучше, чем у той женщины на картине Делакруа, украденной твоим отцом. Как ты думаешь, может быть, ты будешь позировать в таком же виде для Фредди? Конечно, это будет не миниатюра, а изображение в натуральную величину, на этом я буду настаивать. А потом мы сможем повесить картину в гостиной.
— Это будет граничить с публичной непристойностью.
Ее улыбка мало-помалу приобрела столь хорошо знакомое ему великолепие. Прекрасно. Значит, он двигается в правильном направлении.
— Брось! Это будет даже забавно — показать тебя моим друзьям. У них же слюнки потекут. — И Вир взглянул на нее затуманенными глазами.
— Ну что ты, Пенни. — Маркиз мог бы поклясться, что голос его супруги почти не изменился. Разве что стал чуточку напряженнее. — Не стоит хвастаться перед друзьями своей удачей.
Посчитав, что дело сделано, Вир с аппетитом съел четыре тоста. Когда она покончил с едой, Элиссанда сказала:
— Доктор Нидхам велел поменять повязку во второй половине дня и еще раз — перед сном. Так что сейчас самое время.
Маркиз засучил рукав халата. Элиссанда осмотрела рану и быстро сменила повязку. Он как раз собрался вернуть рукав на место, когда она спросила, указав на маленькие полукруглые отметины над локтем:
— Что это?
— Похоже, следы от ногтей.
— А что, кучер еще и хватал тебя руками?
— Хм, вряд ли. Это больше похоже на отметины, оставленные женщиной. В порыве страсти она хватает мужчину за руки и вонзает ногти в его плоть. Красиво звучит, правда? — Он улыбнулся и подмигнул: — Похоже, леди Вир, вы воспользовались моим беспамятством.
Элиссанда покраснела.
— Вы сами этого захотели, сэр.
— Да? Странно. Ведь я вполне мог оскандалиться. Знаешь, когда человек сильно пьян, у него часто не встает. А бывает и наоборот. Он никак не может кончить.
Физиономия Элиссанды из розовой стала пунцовой.
— У тебя не было ни одной из этих проблем.
Вир гордо завертел головой:
— Все благодаря твоему очарованию, дорогая. Но, хочу заметить, если мы будем продолжать в том же духе, наша семья очень быстро увеличится.
Эта мысль, мягко говоря, не приводила его в восторг.
— Ты хочешь, чтобы нас стало больше? — поинтересовалась Элиссанда.
— Конечно, какой мужчина этого не хочет? Все мы должны выполнить свой долг перед Богом и страной, — ответил маркиз, бегло просматривая почту, которая лежала на подносе с чаем.
Когда он снова поднял глаза, на ее лице было очень странное выражение. Ничего подобного он еще не видел. Вир сразу встревожился, полагая, что чем-то себя выдал, но никак не мог понять, чем именно.
— Ой, смотри, Фредди приглашает нас сегодня на чай в «Савой». Пойдем?
—Да, — сказала Элиссанда и улыбнулась. Такой улыбки он тоже еще никогда не видел. — Конечно, пойдем.
С террасы в отеле «Савой» открывался великолепный вид на Темзу. Сразу за садом Отеля ввысь вздымалась «игла Клеопатры». По водной глади сновали суда и баржи. Небо, по лондонским меркам ясное, казалось Элиссанде грязным и неприветливым. Ей еще предстояло привыкнуть к загрязненному воздуху крупного города.
Лорд Фредерик пришел вместе с миссис Каналетто, подругой обоих братьев. Все они с детства привыкли называть друг друга по имени. Молодая женщина была на несколько лет старше Элиссанды, не обладала восторженным энтузиазмом мисс Кингсли, но была вполне дружелюбна и легка в общении.
— Вы уже были в театре, леди Вир? — поинтересовалась миссис Каналетто.
— Нет, боюсь, я пока не имела такого удовольствия.
— Тогда вы просто обязаны немедленно потребовать, чтобы Пенни повел вас на представление в театр «Савой».
Супруг Элиссанды посмотрел на миссис Каналетто, словно ожидая продолжения, потом сказал:
— Неужели будет только одна рекомендация, Анжелика? Ты обычно указываешь, как мы должны делать, абсолютно все.
Миссис Каналетто фыркнула:
— Это потому, что я знаю тебя с трехлетнего возраста, Пенни. Если бы я знала леди Вир в течение двадцати шести лет, не сомневайся, я бы и ей советовала, как надо поступать во всем.
Элиссанда спросила, бывала ли миссис Каналетто во время своего пребывания в Италии на острове Капри. Оказалось, что нет. Зато лорд Вир и лорд Фредерик там были во время совместной поездки по Европе после окончания лордом Фредериком учебы в Оксфордском университете.
Лорд Вир начал рассказывать о том, что они видели во время поездки, а миссис Каналетто его добродушно поправляла.
— Сказочный замок Нойшванштайн в Болгарии, построенный безумным графом Зигфридом!
— Этот замок в Баварии, Пенни, и построен он королем Людвигом II, безумие которого весьма сомнительно.
— Падающая башня в Сиенне...
— В Пизе.
— Пурпурный грот на Капри.
— Черный грот, Пенни.
— Это действительно был Черный грот? — Вир наморщил лоб.
— Анжелика дразнит тебя, Пенни. Грот был синим.
Нисколько не смутившись, Вир продолжил рассказ.
Попутно он уронил свой носовой платок в вазочку с джемом, опрокинул вазу с цветами на тарелку с пышками, а бисквит непостижимым образом вылетел из его руки и, пролетев не менее десяти футов, приземлился среди розовых страусовых перьев на чьей-то экстравагантной шляпке.
Лорд Фредерик и миссис Каналетто, казалось, не обращали никакого внимания ни на болтливость, ни на неуклюжесть лорда Вира. Но его слова и действия представлялись Элиссанде ненатурально чрезмерными. У нее создалось впечатление, что он пытается заставить ее забыть об остром интеллекте, который продемонстрировал во время их ночной беседы.
Чтобы развеять воспоминания о его умелых руках, творивших чудеса с ее телом?
Он уже почти убедил Элиссанду, что все случившееся ей всего лишь померещилось или было абсолютной случайностью. Почти.
Дама в шляпке со страусовыми перьями благополучно извлекла бисквит из розового великолепия и подошла к их месту. На мгновение Элиссанде показалось, что она обругает ее нелепого супруга. Однако лорд Вир и лорд Фредерик встали и поприветствовали ее, как старую знакомую.
— Леди Вир, позвольте вам представить графиню Бурке, — сказал маркиз. — Графиня, это моя жена.
Это было начало парада. Сезон завершился, но Лондон все еще оставался важным центром общения аристократов, путешествовавших между Шотландией, Каусом и курортами континента. Супруг Элиссанды был знаком со всеми и каждым. А поскольку леди Эйвери наверняка изрядно потрудилось, разнося по городу слухи о своем последнем разоблачении, высший свет желал увидеть, какой женщине удалось заарканить богатого и высокопоставленного жениха, пусть даже посредством скандала.
Он представлял ее с абсурдной гордостью:
— Леди Вир посвятила себя уходу за больной родственницей. Леди Вир является таким же знатоком искусства, как Фредди. Леди Вир будет образцовой хозяйкой дома.
Ей потребовалась минута, чтобы согласовать свою реакцию с его поведением. Она раздавала умеренно теплые улыбки, которые считала соответствующими ситуации, и тоже не молчала.
— Лорд Вир пролил яркий и всеобъемлющий свет на текущее состояние англо-прусских отношений. Лорд Вир обсуждает историю европейской архитектуры с уверенностью и знанием дела. Глубокое знание лордом Виром Овидия послужило основой для интереснейшей беседы.
Они были ошеломляющей парой. Люди отходили от их столика, буквально разинув рты. Кто бы мог подумать, что таланты, которые она тщательно оттачивала, чтобы защитить целостность своей души от дяди, когда-нибудь окажутся выставленными на всеобщее обозрение? Все это было бы даже забавно, если бы не было так странно.
— В целом мне нравится идея побега с возлюбленной. Надо было сделать это раньше. Но конечно, я воплотил эту идею в жизнь, как только смог, вместе с леди Вир, — хихикнул маркиз, едва получил возможность сесть.
— Думаю, мы могли сделать это на один день раньше, — сказала Элиссанда, тоже со смешком.
— Точно. А я об этом не подумал. Интересно, почему я об этом не подумал? — спросил маркиз.
— Ну все же хорошо. Мы здесь, и мы женаты. Что может быть лучше?
Сидевшие напротив лорд Фредерик и миссис Каналетто обменялись недоверчивыми взглядами, словно удивляясь, как удачно нашлась великолепная пара для лорда Вира. Потянувшись за очередным бисквитом, маркиз опрокинул кувшинчик со сливками.
Элиссанда начала видеть в его неповоротливости искусную хореографию. Его движения были неуклюжими лишь с виду, а на самом деле четко выверенными. Он ронял только то, что хотел уронить, а опрокидывал — то, что намеревался опрокинуть.
Говорят, что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Это не совсем так. Просто пьяный человек менее осторожен, а значит, менее замкнут. Вир, который всего лишь несколько часов назад выразил сильное недовольство перспективой расширения семьи, а теперь как по мановению волшебной палочки стал до тошноты счастливым мужем, вероятнее всего, был гениальным актером.
Она сама такая.
Дома Вира ожидало послание от мистера Филберта — таковым было одно из вымышленных имен Холбрука. Маркиз переоделся в вечерний костюм, сказал жене, что едет в клуб, встретился с Холбруком и леди Кингсли, и вместе они проработали почти до полуночи.
Вернувшись домой, он обнаружил в своей комнате ожидавшую его жену.
— Нельзя вести себя так безрассудно, — гневно объявила она. — Позволь тебе напомнить, что только прошлой ночью тебя ранили.
Маркиз медленно развязал галстук и отбросил его в сторону.
— Да? — пробормотал он с глуповатой улыбкой. — Я забыл.
Элиссанда подошла и расстегнула на нем фрак.
— Ты не должен один разгуливать по городу ночью. Я не доверяю дяде. Он играет нечестно. То, что он сказал — три дня, вовсе не значит, что он не нападет на тебя через два дня, чтобы заставить меня обменять тетю на тебя.
— А ты обменяешь?
Элиссанда обожгла мужа неприязненным взглядом.
— Давай не будем говорить о таких неприятных предположениях.
— Но ты же сама начала, — не понял Вир. — Я думал, ты хочешь поговорить об этом.
Она глубоко вздохнула и сделала два шага назад.
— Могу я попросить тебя о любезности?
— Да, разумеется.
— Не могли бы мы расстаться с притворством?
Маркиза охватила тревога. Он вытаращился на жену и быстро заморгал, надеясь, что выглядит достаточно глупо.
— Извини?
— Мы дома. Слуги спят. Нас здесь только двое, — досадливо поморщившись, сказала Элиссанда. — У тебя нет никакой необходимости актерствовать. Я же знаю, что ты не такой рассеянный и забывчивый, каким хочешь казаться.
Нет, он определенно не мог настолько выдать себя.
— Это нелепо! Ты хочешь сказать, что меня считают рассеянным? Могу тебя заверить, что являюсь обладателем яркого и острого ума. Люди часто удивляются проницательности моих высказываний и моей прозорливости!
Ну вот, он сделал все, что мог, для поддержания своего имиджа. Неужели этого мало?
— Этим утром я сходила в аптеку, как ты мне и советовал, — сообщила Элиссанда. — Миссис Магонагал научила меня, что надо делать, чтобы свести к минимуму вероятность зачатия. Вернувшись домой, я выполнила все ее рекомендации.
Боже правый! Он отправил ее в аптеку? Нельзя столько пить! Интересно, что он еще ей сказал спьяну?
— Но... но ты не должна этого делать. Женщина не должна вмешиваться в природу... в этих вопросах.
— Вся история цивилизации есть история вмешательства в природу. Кстати, я всего лишь следовала твоим рекомендациям.
— Я не мог дать такие рекомендации. Предохранение от зачатия — это грех.
Она закрыла руками лицо. Вир еще никогда не видел ее такой разочарованной и был потрясен, осознав, что это значит. Она покончила с притворством.
— Ладно. Продолжай, если хочешь, — вздохнула она. — Но сегодня истекает срок, установленный дядей. Он опасный человек, и я боюсь. Скажи, не могли бы мы втроем уехать из Англии хотя бы ненадолго?
— Господи! Куда ты хочешь ехать?
— Я всегда мечтала, — после минутного колебания призналась Элиссанда, — увидеть остров Капри.
Похоже, он вроде бы не проболтался ей о расследовании.
— Но там абсолютно нечего делать, на этом Капри. Это обычный кусок камня в море. Никакого общества, никто не занимается спортом, ни театров, ни ресторанов — ничего.
— Зато там безопасно. Наверное, зимой туда даже корабли с материка приходят нечасто.
— Вот именно. Ужас! Через несколько дней мы переедем в загородный дом. Но кроме этого я не намерен никуда ехать. Сезон и так был слишком длинным, и...
— Но…
— Доверься моему везению, — улыбнулся маркиз. — Некоторые говорят, что дуракам везет, но я счастливое исключение из этого правила, поскольку являюсь человеком с высокоразвитым интеллектом. Ты правильно сделала, что вышла за меня замуж. Теперь мое общеизвестное везение распространится и на тебя.
Элиссанда дернула пояс халата, затянув его так туго, что стало трудно дышать.
— С тобой трудно разговаривать. Можно сойти с ума.
Но ведь он всего лишь старался убедить ее. Этой ночью дело сдвинулось с мертвой точки, однако пока он еще не мог ей ничего сказать.
— Ты засыпаешь меня такими глупостями, дорогая.
— В таком случае не удивляйся, если тебя накачают чем-нибудь и отправят матросом на судно. Лично я сделаю все от меня зависящее, чтобы с нами ничего не случилось.
Маркизу следовало бы почувствовать раздражение, потому что именно ее установка «сделать все от нее зависящее» стада первопричиной их брака. Но было трудно злиться, потому что она беспокоилась о нем.
— Да ладно тебе, дорогая. Мы женаты всего третий день, а уже ссоримся.
Элиссанда в досаде всплеснула руками:
— Хорошо, давай просто сменим повязку.
Она помогла мужу снять фрак и жилет. Он начал закатывать рукав рубашки, но она потребовала, чтобы этот предмет туалета был тоже снят.
— Если ты ее не снимешь, как я смогу надеть на тебя ночную рубашку? А надевая ее самостоятельно, ты разбередишь рану.
Вероятно, мысль о том, что он спит голым, не приходила ей в голову.
Сменив повязку, Элиссанда отправилась в гардеробную и вернулась с ночной рубашкой. Ее взгляд скользнул по его телу и остановился на многочисленных шрамах на левой стороне грудной клетки. Она нахмурилась:
— Что это?
Вир посмотрел на шрамы:
— Ты не замечала их раньше?
— Нет. Откуда они?
— Остались после моего падения с лошади. — Здоровой рукой он описал неопределенную траекторию — сначала взлет, потом падение. — Об этом все знают.
— Я никогда не слышала.
— Очень странно. Ведь ты моя жена. Это случилось, когда мне было шестнадцать лет. Я только недавно получил титул и отправился в летний дом моей двоюродной бабушки в Абердиншире. Однажды утром я поехал на верховую прогулку, упал с лошади, сломал несколько ребер и получил сотрясение мозга. Потом несколько недель провел в постели.
— Звучит серьезно.
— Это и было серьезно. Некоторые глупцы говорят, что я упал прямо на голову и повредил мозг. Но это, конечно, ерунда. После этого случая я стал соображать даже лучше, чем до него.
— Хм. Интересно, почему все поверили в сотрясение, — задумчиво проговорила она. — Были свидетели?
Умная женщина.
— Свидетели? Что ты имеешь в виду.
— Я имею в виду, что у тебя была рана на грудной клетке. Следы остались до сих пор. Но кто сказал, что у тебя сотрясение? Врач? Кто лечил тебя?
Его лечил Нидхам, но ей этого лучше не знать.
— Ах, ну...
— Иными словами, это ты утверждаешь, что у тебя было сотрясение мозга.
— А зачем мне врать?
— Чтобы иметь правдоподобное объяснение превращения в идиота, если до несчастного случая ты таковым не был.
— Но я же только что сказал тебе, дорогая, что сотрясение прошло для меня без последствий. Я был очень умным мальчиком, а теперь я блестящий мужчина.
Элиссанда бросила на него хмурый взгляд:
— Это уж точно. Блеск просто ослепляет.
— Вот и не волнуйся, — тихо проговорил он, — когда я говорю, что волноваться нет оснований.
Она вздохнула, протянула к нему руку и провела подушечкой пальца по одному из шрамов. Прикосновение обжигало.
Вир зевнул и отошел.
— Прошу меня извинить, дорогая, но я засыпаю на ходу.
За его спиной Элиссанда негромко пробормотала:
— Значит, ты сегодня не хочешь, чтобы я тебе компенсировала свою нечестную игру?
Ответом на ее слова была такая мощная эрекция, что маркиз даже зубами заскрипел.
— Прошу прощения?
— Ничего, — после секундной паузы сказала Элиссанда. — Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, дорогая.