Тишина. И на крыше. А выше- Еще тише... Без цели... Граммофоном оскалены окна, как пасть волчья. А внизу, проститутками короновавши панели, Гогочет, хохочет прилив человеческой сволочи. Легкий ветер цквозь ветви. Треск вереска, твой верящий голос. Через вереск неся едкий яд, чад и жуть, Июньский день ко мне дополз, Впился мне ... прожалить грудь. Жир солнца по крышам, как по бутербродам Жидкое, жаркое масло, тек... И Москва нам казалась плохим переводом Каких-то божьих тревожных строк. И когда приближалась ты сквозными глазами, И город вопил, отбегая к  кремлю, И биплан твоих губ над моими губами Очерчивал, перевернувшись, мертвую петлю, - Это медное небо было только над нами, И под ним было только наше - люблю! Этим небом сдавлены, как тесным воротом, Мы молчали в удушье, Все глуше, Слабей... Как золотые чрепахи, проползли над городом Песками дня купола церквей. И когда эти улицы зноем стихали И умолкли уйти в тишину и грустить, - В первый раз я поклялся моими стихами Себе за тебя отомстить.

Июнь 1918