Итак, Элеонора дорогая, Теперь тебе чудесный грех знаком; Желая, — ты дрожала пред грехом, Дрожала, даже этот грех вкушая. Скажи, что страшного нашла ты в нем? Чуть-чуть смятенья, нежность вспоминанья, И изумленье перед новизной, Печаль, и более всего — желанье, — Вот всё, что после чувствуешь душой. Блестящие цвета и роз и лилий Уже смешались на твоих щеках; Стыду дикарки место уступили И нега и застенчивость в глазах; Они в очаровательных делах Причиною и результатом были.   Твоя взволнованная грудь   Не робко хочет оттолкнуть   Ту мягкость ткани над собою, Приглаженную матери рукою, Что боле дерзко в свой черед, Нескромная, порой ночною, Рука любовника сомнет. И сладкая мечтательность уж скоро Заменит шалости собой, А также ветреность, которой Обескуражен милый твой.   Душа, смягчался всё боле,   Себя лениво погрузит   В переживанье, где царит   Одна лишь сладость меланхолий! Печальным предоставим цензорам Считать виною непрощенной От горестей единственный бальзам И тот восторг, что Бог, к нам благосклонный, В зародыше всем даровал сердцам.   Не верь: их лживы уверенья   И ревность лицемерна всех;   В ней для природы оскорбленье:   Так сладок не бывает грех!

Ты помнишь ли, чудесная плутовка, Ту ночь, когда счастливою уловкой Обманут Аргус, стороживший дом, К тебе в объятья я попал тайком. От поцелуев защищала алый Свой рот напрасно ты на этот раз; И только к кражам приводил отказ. Внезапный шум ты в страхе услыхала, Смогла далекий отсвет увидать, И позабыла ты про страсть в испуге. Но изумление заставило опять В моих руках сердечко трепетать. Я хохотал над страхами подруги: Я знал, что в это время стережет Восторги наши бог любви Эрот. Твой видя плач, он попросил Морфея, И тот у Аргуса, врага услад, Мгновенно притупил и слух и взгляд, Раскрыв крыло над матерью твоею, Аврора утром раньше, чем бывало, Теченье наших прервала забав, Амуров боязливых разогнав. Им смехом ты невольным обещала Свиданье новое под вечерок. О, боги! Если бы я только мог Владеть и днем, и полночью моею, — То юный провозвестник дня позднее Нам возвещал бы солнечный восход. А солнце, в легком беге устремляясь И обликом румяным улыбаясь, На час-другой взошло б на на небосвод! Имели б времени амуры боле, И сумрак ночи длился дольше бы тогда, Моих мгновений сладостная доля Среди одних утех была б всегда. И в сделке мудростью руководимый, — Я четверть отдал бы моим друзьям, Такую ж часть — моим прекрасным снам, А половину — отдал бы любимой!

Навек постыл Будь, образ милой, Что изменила, Кого любил! Мы прятать станем Слезу очей: Подобно ей, И мы обманем! Прекрасный вид В расцвете силы Сердечку милой Так сильно льстит. Пуста несметно, Ты безответна К моим мольбам. К обману падка, Быть хочешь сладкой Другим очам. Ей огорчений Не жаль моих; От чар своих Ты в упоенье, Года пройдут И дар нездешний С собой возьмут, Любовь поспешно Прочь унесут. Уход тревожный! Надежду гнать! Ах, изменять Уж невозможно! Тогда при всех, Роняя смех, И рад ужасно, Мимо идя, Промолвлю я: «Она была прекрасна!»

Хочу, ее узрев, в объятья пасть. В груди трепещет сердце всё сильнее; И от желаний я уже пьянею, И пылко шаг мой ускоряет страсть. Но подле той, кого мы обожаем, Должны мы обуздать страстей порыв: Любви чрезмерной страстью повредив, Мы только страсть восторгов сокращаем.