Несмотря на своеобразное постоянное нахождение Светищева в своеобразном состоянии, он не терял своих рабочих качеств и прекрасно справлялся со своими обязанностями.

В них входили не только организационные моменты, коих на ниве спорта больше девяноста процентов, но постоянные встречи, в которых он играл ключевую роль как чиновник, и как талантливый переговорщик, и просто как профессионал, лучше остальных знавших тему.

Переговоры всегда проходили в местах общественных, в основном дорогих ресторанах, отелях, клубах или государственных учреждениях. Одна плавно перетекала в другую, причем в прямом и в переносном смыслах. Разговоры, наполняя емкость одной темы, переливались в другие, так же, как один алкогольный напиток, находящийся на столе, наполнял бокал или рюмку, отправляясь в утробу участвующих в переговорах важных людей.

Такой процесс к концу рабочего дня сильно менял физическое состоянии «работяг», что помогало Андрею очень даже удачно вписываться своим, находящемся уже навеселе с самого утра. Именно поэтому рабочий день его начинался только после обеда.

Однажды, окончание очередных трудовых суток, где-то за полночь, вылилось в легкое недомогание. Это было предынфарктное состояние, которое показало обследование, проведенное на следующий день.

Было решено лечь на профилактику на неделю в профильную клинику, для восстановления сил. К этому подвигло еще грядущая жеребьевка кубка России, которая полностью «висела» на его же шее.

От алкоголя пришлось отказаться, с семьей виделся он урывками, жену и мальчика привезли всего дважды. Но это показалось на трезвую голову целыми событиями — он ощутил, что они есть и дороги ему!

Посещающий его Ренат, появлялся на два часа — три часа в день. При этом его внешний вид вызывал вопросы. Казалось, что «зеленый змий», потеряв одного своего адепта, накинулся на другого, по лености своей, на близ находящегося. Круги под глазами, иногда проявляющееся полусонное состояние, задерживаемые ответы на вопросы шефа, все это нервировало, тем более на фоне отсутствующего привычного «лекарства».

С другой стороны, молодой человек пахал за двоих, а подготовка жеребьевки только кажется простым занятием, на деле это постоянный форс-мажор, реагировать на который необходимо сразу, многое меняя в процессе.

Только сам Ренат знал доподлинно, что будет значит следующая неделя и в жизни его начальника, и для его семьи, и в карьере. Когда мы поймем, какой фронт работ проделал этот ответственный человек — то невольно задумаемся, а почему не он на месте Светищева.

На пятый день лечения после не очень спокойной ночи к нему привозили семью. Три часа пролетели, как один вздох, выдыхать после которого он не хотел. Первый приезд Андрей заметил, какой-то печальный взгляд супруги, будто пелена чего-то недоброго овладела ее мыслями. Так было только час, следующий сменился улыбкой, выражающей надежду. Женщина не отходила от него и не отрывала своих глаз. Прощаясь, она просила его не меняться, хотя бы до следующего раза.

Закрывшаяся дверь холла клиники, скрыла настоящего человека, которого он любил, и перед которым становилось стыдно. Только сейчас он начал понимать, что он делал, старательно разрушая их чувства, их сокровенные отношения, хранящиеся в тонкостенном сосуде, причем с упорством хранимые только ей одной.

Ушедшая любимая, сразу заместилась в воображении всплывающими воспоминаниями, нагрянувшими целыми волнами, сопротивляться которым он и не мог, и не хотел.

Этот ее взгляд, как острое лезвие, вскрыл, освежил, словно промыв в ледяной воде, все его чувства, до этого замаринованные в алкоголе. Он уже осознал, если не остановиться и не приготовить из них достойного блюда, укрепив их, то они пропадут, зачерствев и засохнув, оставив только горькое послевкусие сломанного при откусывании зуба и мучительным попирательством приставучей совести.

Именно надежда блеснула в ее взгляде, а блеснув, не потухала. Он вспомнил этими несколькими часами еще недавнее счастье, но чувствовал, что простого выхода не будет. Какое-то сомнение, будто смеясь, насильно опускало шлагбаум на его пути. Постепенно он осознавал, что это! Никто не посмел ему сказать, кроме Державы, правду. Тогда он посмеялся над ним, теперь готов целовать ноги старику, но не мог, не умел согласиться с ним вот так вот сразу. А именно с этого, с самого признания, именно самому себе драгоценному и чуть ли не идеальному — нужно начать.

Язык не поворачивался произнести это слово даже про себя. Вместо этого эти несколько букв размешивались признанием своих талантов и заслуг перед кем угодно, только не перед семьей! Для этих двух людей он что-то мог сделать, лишь признавшись себе, что он алкоголик!

Так мало! Но так тяжело. Это ведь не только слова, это понимание целой проблемы, к которой придется подходить, отказавшись от того, что стало страстью, перебороть которую он не мог ни сейчас, не сам!

Не чувствуя в себе сил, ведь искушения будут постоянны к тому же рядом, Андрей начал искать виноватого, забивая свои страдания от беспомощности, как бы ссылками на безвыходность положения. Постоянно ударяясь об этот взгляд Мариам, он, словно падая на колени перед ней, убеждал себя и ее снова, и снова, что сможет справиться, пока не пришел к выводу — без нее он ничего ни только не сможет, но и ничего собой не представляет.

Только тогда он оценил ее последние слова, когда она просила его не меняться. Вот условие их счастья! Холодная дрожь пробила его от ощущения этой ответственности. Будут они счастливы или нет, а, скорее всего, будут они вместе или расстанутся, зависит только от него.

Он ощутил, как его совершенно нагого бросили на чашу весов, которая была уже заполнена всякими гадостями, на другой были жена и малыш, еще совсем маленький, беззащитный. Как когда-то в руках своих эти чаши держал тот самый главный бородатый террорист. Тогдашние ощущения вернулись мгновенно, но в тот день от него ничего не зависело. Даже можно сказать, что он жив именно благодаря усилиям жены! Но что он может сейчас? Глаза закрылись, быстро отяжелев, налились теплой приятной негой, с которой сон незаметно ввел его в свое царство…

«Он лежал, ворочаясь на большой постели, застеленной каким-то скользким бельем. Странные ощущения от прикосновения ткани к его телу вызывали беспокойство, но не отвращение. Уже полночи позади, а сна, как не было, так и нет! Он не болел, но вспотел, форточка настежь открыта, но дышать становилось все тяжелее. Одолевали, какие-то тревожащие мысли, но как только он собирался их изгнать или опровергнуть, все как одна растворялись, не оставляя даже пыли от своих следов.

Подумалось о чае, но какая-то слабость дала надежду о вот-вот засыпании. Андрей провалился в сон. Во сне он чувствовал легкое неудобство: «Наверное, эти простыни — откуда они взялись?». В груди, что-то тоже было… Что-то непривычное, холодное, даже скорее пустое. Он повернулся на другой бок и застыл от ужаса — на тумбочке на серебряном подносе лежало его сердце, лежало и билось. Ужас был оттого, что работало оно вне тела, а биение он ощущал внутри себя. «Господи, помилуй! Господи, помоги! Господи, спаси меня, грешного!» — запричитал он скороговоркой. Между мыслями появилась одна особенная горделивая, проталкивающаяся, какой-то сумасшедшей волей: «А сердечко, как новенькое… молодооое! Какой я молодец!». Но и эти сменились другими:

— Ой! Как же оно там-то, если грудь цела?! И кто его мог вынуть?!..

Он неожиданно почувствовал чье-то присутствие:

— Я, конечно. И вовсе для этого не нужно ничего разрывать или разрезать, это легко… а вот вернуть обратно…

Он резко повернулся на голос и шарахнулся в сторону — рядом лежал он же сам с дыркой в груди. Вместо сердца была пустота, артерии торчали аккуратно обрезанные и соединённые прозрачными трубочками. По ним двигались шарики жевательной резинки, которые страсть, как хотелось пожевать. Голос, прямо над самым ухом прогремел:

— Хочешь жуй…

Он опять обернулся в сторону говорящего, но вместо него увидел огромную руку, сжимающую в кулаке кровоточащее сердце. Как-то неприятно тряслись обрывки артерий, из которых выкатывались те же самые шарики жвачки:

— Давай же!..

Говорила рука. Он подставил свою, набрал горсть и засунул сразу всю в рот. Она растеклась жидкостью с запахом виски. Алкоголь ударил чем-то острым в центр груди, и он понял, что это его сердце сжимаемое чужой рукою.

— Теперь ты умрешь… Не нужно было выпивать…

— Но я же не знал!!!..

— Не обманывай себя!

— Но также нельзя, у меня семья, неужели я их не увижу?

— Ты целый год не хотел их видеть… Да пошли они!..

Со словами он вдыхал запах смерти, почувствовал, что умирает, а точнее неизбежность ее, после того, как ему сказали «ты умираешь».

Он начал судорожно молиться, что-то обещать, вспоминать, чего хорошего он сделал, но вторая рука сунула ему тяжеленую книгу, которую он не только удержать не смог, но даже открыть. Вторая рука сказала:

— Тяжелы грешки-то? Хорошего-то ты ничего не сделал! Нааааш клиент… Ну что пора…

Дышать уже было нечем, он и не вдыхал уже долго, да зачем кровь тоже гнать нечем. Холод опустился в грудь и ниже. Пустота разлилась по всему телу.

Одна рука почему-то рогатая, улыбаясь, сказала другой с такой же, только другого цвета, эмблемой:

— Возьмем что-нибудь еще?

— Да у него одна требуха! Покопайся, но точно говорю, поживиться нечем!..

Он сам не мог пошевелить ни суставом, ни языком, только наблюдал, как вторая рука все же настойчиво начала копошиться у него в животе, вынимая каждый орган, показывая ему самому и приговаривая то ли со злостью, то ли с сарказмом:

— Ну что за человек… печень… ну посмотри — черви и песок! Тьфу! Почки! Ну разве это почки. О! Только сжал и полилось! Тьфу! Селезенка — здесь кровь должна быть — целый лииитр! Что это?! Вииискиии! Оба на! А ты говоришь поживиться нечем! Так что у нас в кишках?

— Оставь, кроме… кх, кх, у нас в аду и то лучше пахнет. Оставь ему — пусть сам со своим дерьмом разбирается, раз не смог ничего другого сохранить…

Андрей чувствовал себя спрессованным куском металлической пыли, именно спрессованным, но так слабо, что только коснись — рассыплется. Страх, заставлял радоваться даже такому существованию, потому что следующее будет хуже: «Пусть копаются, пусть, что угодно делают, только бы дальше ничего не происходило! Господи, прости меня! Я умираю, и ничего нет, чем бы оправдаться пред Тобой! Господи, что мне сделать, чтобы заслужить прощение? Бог мой, я же умираю, и это безвозвратно! Ну скажи, хоть что-нибудь!». Ему вторили руки потираясь ладонями друг о друга: «Уууу! Какой вкусненький! Да не переживай, в своё время все услышишь! И не зови своего Ангела, он занят… хи хи хи! Он пытается выплыть из бездонного океана своих слез, выплаканных по тебе. Уж больно тяжелые они от выпитого тобой алкоголя. Сам виноват, все крылышки ему замочил, а с таким… хи хи хи… ну куда ему с такими летать, пешком если только… Мы бы ему твои надутые легкие дали, но они дырявые насквозь. Так что не оскорбляйся и молиться не нужно — надо было это при жизни делать».

Этого он вынести уже не смог, гнев на самого себя обрушился от куда-то изнутри. В гневе же он возопил, обращаясь к Богу, браня себя самого и перечисляя свои вины».

В этом крике Светищев и проснулся… Проснувшись, понял, что спит, а то что привиделось было сном во сне… Никогда он не чувствовал себя в мечте настолько по-настоящему, он думал, о чем хотел, рассуждал, щупал, бил и чувствовал боль. Все было на месте, дышалось легко, страх не пропал. В затылок кто-то дыхнул ему отвратительной гарью, что заставило повернуться. Повернувшись, он отпрянул. На полу лежала в развратной позе незнакомка и манила его к себе, приговаривая:

— Ты что не узнал меня, это же я твоя жена… иди ко мне… Нууу же, шалунииишка!..

Андрей собрал три пальца в щепоть и перекрестил женщину. Она засмеялась:

— Ты же не веришь! Не щепоть, не крест, а вера творит Духом Святым…

— Изыди!!!..

Тяжелым свинцом наливалась его голова, предлагая сделать выбор, и сделать он его должен был сам. Сделав же, не отходить от выбранного ни за что! Какая-то неуверенность подкатила и обняла его, начав беспардонно ласкать…

— Уйди от меня! Да что же это!

— Ты все равно выберешь меня, мой милый. Со мной просто, приятно и никому ничего не должен. Я люблю таких, как ты…

Он закрыл глаза, зажмурил их, сжал губы и затрясся от напряжения. Казалось, что он сейчас загорится от напряжения. Горя чувством к Мариам, он проникся светом, который начал пробиваться, луча изнутри. Свет, коснувшись распутницы вавилонской, прожигал ее насквозь, но она не хотела уходить, протягивая в мольбах и стенаниях к нему руки, пока совсем не сгорела.

Все утихло. Он услышал голос Мариам: «Все прошло, я всегда буду с тобой, и мы справимся…».

Открыв глаза, он проснулся. Не было страха, настроение слепило позитивом, выпить не хотелось, силы чувствовались бесконечными, уверенность полыхала в его только что хладеющей бессердечной груди.

«Теперь я другой! Выбор сделан!»…

***

В шесть часов утра появился Ренат. Третий день Светищев уже был дома и никак не мог привыкнуть к тому, что он счастлив.

— Андрей Викторович, рад видеть вас таким жизнерадостным! Мне такой режим, честно говоря, тоже больше подходит… кх, кх. Сегодня у нас тяжелый день…

— Ты хочешь сказать вечер, ведь у нас все на вечер назначено…

— Нет, день будет тяжелым настолько, что вы его запомните на всю жизнь, настолько, что вечер вы воспримите, как отдых.

— Что случилось?

— Мы прогуляемся, иии… что можно я скажу… Просто запомните, сегодня решается ваша судьба, и зависит она почти полностью от вас. Мы, что могли, сделали, и ещё сделаем!

— Кто это мы? И что за чушь?!.. Я только решил все — важнее в моей жизни нет ничего… Ренат… Нет, прежде, я поднимусь к малышу и Мариам… вообще пора уже спасть снова вместе, что за бред до трех месяцев спасть раздельно! Рехнуться можно. Я дышать без нее не могу.

— Андрей Викторович… сначала прогулка…

— Ты мне будешь указывать?!

— К сожалению, да…

— Шшшто?!

— К тому же там никого нет…

— Чтооо?… Как?…

Андрей рванулся так, что ноги даже пробуксовали на первых двух шагах.

Ренат сделал «мину» усталого от всего этого человека, выдохнул через плотно сжатые губы, потом вытянул их в трубочку, сделав движение руками, напоминающее пассы из у-шу. В такой позе он и встретил шефа, от которого пришлось парировать удар и откинуть его в сторону дивана, откуда тот атаковал снова и так еще три раза, пока не встал, как вкопанный на четвереньках, еле переводя дух, поняв, что все бесполезно.

— Мерзавец!!! Что все это значит?

— Андрей Викторович, прогуляемся?…

И он пригласил жестом на улицу, мимикой изо всех сил показывая, что в доме говорить нельзя…

Через полчаса они ехали на машине Светищева, отказавшись от ведомственной. Согбенная фигура Андрея, казалось, помещалась на половине сидения. За это время он осунулся, посерел и постарел, во взгляде его тонкой жесткой нитью все, на что он смотрел, пронизывалось решительностью и бескомпромиссностью. Это немного настораживало Рената, не так должен бы выглядеть человек сломанный и на все готовый…

Может ли повлиять, а точнее сказать, поменять жизнь человека, приснившийся сон? Кто знает… Другое дело событие! Когда мы начинаем ценить кого-либо? После того, как теряем.

А что мы получим, если сложить и то и другое? Тогда жизнь становится похожей на страшный сон, выходя из состояния которого, в человеке происходит переворот настолько мощный, что он безо всякого пересмотра своего мировоззрения, многое меняет в своей жизни.

Падение в такую пропасть — это тот самый поворот своего взгляда внутрь самого себя. Долго мы не можем смотреть на свою ничтожность, но мимолетный взгляд тоже бесполезен. Поэтому такие трудные испытания для каждого строго дозированы, причем не только по продолжительности, но и глубине, и силе.

Некоторым нужно долететь до дна пропасти и, разбившись, разглядеть разлетевшиеся в дребезги куски себя, узнать каждый, возненавидеть его, и лишь потом, воспрянуть из пепла. Другим достаточно увидеть середину этой клоаки и вернуться полностью измененным. Третьи — постояв на краю, шатаемые ветром перемен — осознают свою гнилостную смертность уже сейчас, настолько шокируются этим, что перестают не только говорить, но и думать о том, чем раньше сами приближали себя к этой пропасти духовной гибели…

Да, этого сна мало, хотя и, казалось, чудо произошло…

Андрей ехал, углубившийся вглубь своего сознания. Поначалу он даже начал молиться, хоть и не умел этого делать, и даже не особенно-то верил, но молил, прося, чтобы эта чаша миновала его.

Что же тут удивительного, когда и Сам вочеловечившийся Господь просил перед испытанием о том же Своего Отца. Но тогда в Гефсиманском саду Христос пересилил Свою человеческую ипостась и заключил: «Но да будет ни как Мне, а как Тебе…» — и свершилось.

Что-то внутри его вскричало, настолько неожиданно, что он испугался самой мысли, забыв на мгновение о происходящем с ним: «Но Он был Господь — Слово и знал, что воскреснет! Что это меняет для меня, Андрея Светищева, обычного человека?! Ничего! Хотя пример, конечно… Но кому тяжелее? Конечно тому, у кого большие изменения, меняющие жизнь. Человеческой ипостаси Христа, было непосильно тяжело, когда Он почувствовал Себя без Отца, вскричав: „Боже Мой, Боже Мой! Зачем Ты покинул Меня?!“. Он перенес на Себе то, чем я болен всю жизнь! Страшно! Ужасно! И мне этого не нужно! Я не хочу этого, даже знать об этом!.. Но разве это сейчас важно?! Важно, если остановиться на секунду и осознать, что именно сейчас, в самые тяжелые мгновения моей жизни, Господь рядом несет большую часть тяжести моего креста… Но я это знаю, или меня в этом убедили, а я поверил. Если это правда, то почему мне так тяжело?!»…

Светищев, только недавно понял, что болен, решив с этим пробовать бороться. Было ради чего, он не был один, и в случае победы, которую нужно было совершать ежедневно, он мог стать счастливым…

«Счастливым… Что это? Что это — счастье? Да был ли я таким? Господи! Это же пик эмоции, его невозможно испытывать долго… Нет, нет, я ведь говорю о физическом… Конечно, все возможно. Все! Но как не упустить солнечный луч, попавший на ладонь? Он же не принадлежит тебе! Он греет, светит, радует, может, даже ласкать, но не принадлежать! У меня было больше, чем луч — у меня было солнце! Я мог направлять, сколь угодно много лучей, куда хотел, оно было мое, оно так же принадлежало мне, как и я… ей — Мариам. Недавно я вернулся, почувствовав прежнее, но сегодня, вдруг все закрылось тучами… беспросветными, ужасающими своей тяжестью. Чувствовал силы, сейчас я знаю, что будь я Атласом, ничего не поменялось бы в лучшую сторону. Что это?! Кому верить?! Я сделаю то, что он хочет, этот проклятый Ренат, и будь, что будет. Преступления в этом нет. Я забуду прошедший год, и никогда больше не выпью! Никогда я больше не оставлю ее и сына даже на час! Я клянусь в этом! Господи, все, что угодно, только верни все назад!

Что происходит?! Они пропали, и мне говорят, что так надо для их безопасности, а потом говорят, что нужно перевести миллион евро… Почему не два, не три?! Почему я должен верить?! Зачем я сейчас куда-то еду? Я мог перевести эти деньги находясь дома?! Где гарантии, в конце концов?! Эти игры, якобы, патриотов похожи на игры заигравшихся мальчиков! Почему моя семья?! Боже, я слышал, что у тебя все неспроста, если это для моего вразумления, то не дай мне потерять их. Иначе, оставь меня идиотом! Пусть я стану нищим, но с ними!»…

Размышлениям не бывает конца до тех пор, пока не появляются ответы и не иссякнет сама тема.

Мысли прервались. Они всегда прерываются, даже когда они тяжелые, болезненные, не желанные. Странно, чем больнее тема их причинности, тем они навязчивее! Но стоит столкнуться вплотную с опасностью, как все эти переживания, будто рукой снимает…

Они подъехали к какой-то базе. Въездные ворота открылись, но никого не было видно. Ренат направил машину в глубину лабиринта. «Он знает куда ехать, значит, был здесь! Как я мог ему довериться… Поздно!».

Ренат залез в бардачок, достал наручники и мешок:

— Андрей Викторович, вы можете еще отказаться, нооо…

— Что мне делать, ты прекрасно понимаешь, у меня нет другого выхода. Без них жизни мне нет!

Он надел наручники на запястья и пакет на голову…

— Даю вам слово чести, они в безопасности…

— Конечно, именно поэтому я сейчас здесь, как заложник! Вы хоть думайте, когда говорите?! Что мне делать здесь, если они в безопасности?! У меня нет выхода?!.. Плевать! Делайте, что задумали — Бог вам судья…

— Он каждого знает и каждому судья! Просто верьте! Если, что-то пойдет не так, даже если меня будут убивать, реагируйте как человек, у которого похитили семью…

— Тебя убьют… — не смеши… Ааа… какая разница…

Машина остановилась, двери открылись снаружи чьими-то руками. Дальше говорили не на русском и не английском. Андрею показалось — арабский.

Светищева подхватили и грубо потащили. Несколько входов, с десяток поворотов, лестница вверх, затем вниз, опять вниз и резкий холод. Дверь закрылась, оставив его в одиночестве. Он снял пакет. Вокруг него висели коровьи туши.

«Этого еще не хватало!» — внезапно он увидел маленькое фото, лежавшее на полу. Мурашки пробили насквозь, пот проступил на спине и лбу. Это фото он дарил Мариам: «Она просила меня — я подарил» — это было его изображение, времен десятого класса. Оно всегда было при ней!

Единственным объяснением было то, что жена и ребенок недавно были здесь! Ребенок, его малыш, был в холодильнике!!! Моментальный гнев, который всегда испытывает обманутый человек, охватил его! Он начал кричать, бить в дверь ногами, но все было бесполезно! Разочарование в самом себе обессилело окончательно: «Какой я идиот! Поддался, поверил, даже никому не позвонил! Как этот Ренат обвёл меня вокруг пальца! Наплел какой-то ерунды, заставил отказаться от машины с водителем! И вот я здесь, а их уже и вовсе может не быть! Никаких денег, пока не увижу их! Нет! Никаких денег, пока не пойму, что они на свободе. Каков мерзавец, как же он все ловко обстряпал! Почему моя девочка позволила увезти себя?! Почему она мне ничего не сказала?!» — резко развернувшись, он поскользнулся и, упав, больно ударился локтем. Холод пола начал промораживать взмокшую рубашку, что вкинуло сознание в понимание — через пятнадцать минут он замерзнет, в лучшем случае — полчаса!

Андрей Викторович собрался: «Действительно, почему?» — тут первый раз разум начал не истерить или впадать в уныние, а выполнять свое прямое назначение: «Так, так… Это во-первых… Во-вторых… что во-вторых? А почему не увезли нас вместе, если нам необходимо было попасть в одно и тоже место?! А это уже факт, с которым не поспоришь! Кто мог их увезти из дома? Там охрана ого-го! Значит, простые бандиты не могли! Значит, значит… а вот это уже похоже на правду, которую говорил Ренат.

Так, а почему он не дал мне поговорить с ними по дороге? Не объяснимо! Фото здесь! Но о чем это говорит?! Она могла дать это фото, чтобы… Это здесь, либо — дать мне понять… Стоп! Что значит дать понять? Кому?! Если она была здесь, то откуда она могла знать, что я тоже здесь окажусь? Если это от нее знак? Бред какой-то».

Надежда, снова какая-то надежда! Вот она совсем рядышком, готовая оправдать свое название, дотянись только до нее, и сердце успокоится. Так нет, спокойствие невозможно! Всегда будет опровержение! Всегда будет больше вопросов, чем ответов. К тому же вопросы реальны, и как смерть колючи. Как еж в желудке, они делают больно! А ответы — они лишь предположения… и только усугубляют… — ненавижу!

Так, Анрейка, давайка сначала. Почему нельзя было перевести деньги из дома, я ведь спокойно могу сделать перевод посредством указания через свой компьютер! По-че-му?!!! Мой комп можно проследить? Да любой можно проследить… наверное… да какая разница! Как я могу доверять этому Ренату? Он родственник большого дяди, его протежировал… ну конечно, ведь его советовал сам шеф. Значит, он ему известен… известен, как и Ренат, так его и родственник. Да родственника я и сам знаю. Нет, не может быть, чтобы он пошел на преступление, тем более за какой-то миллион! Его отец миллионер сам и ни то, что я! Тогда что же?! И почему он уверенно говорил, что потом поедем в федерацию и дальше на жеребьевку? Он же не сумасшедший! Если он совершает преступление, то я же его при первой возможности сдам! Почему, почему я никому не позвонил?! Он сделал все так, что у меня было постоянно в обрез времени! Как же все продумал, подонок! Ничего не сходится, ничего! Почему люди, встретившие нас, говорили не на русском, они скорее арабы или…».

Додумать не дали, оборвав в общем-то на неплохой ноте, поднявшей доверие Ренату. «Главное это не показать. Мешок на башке, почему я не догадался сделать в нем дырочку?! Вот идиот. Может считать шаги и повороты? Ааа, все равно уже запутался! Ну здесь хоть не холодно!

Неожиданно, сам для себя, он начал кочевряжиться и требовать доказательства жизни жены и ребенка. Получив в ответ несколько ударов, взбесился и попытался сопротивляться. Его били еще, правда, не трогая головы, аккуратно и акцентированно. Потом подняли и усадили в кресло. Пакет сняли. Подошел Ренат, которого он назвал «сукой», за что получил подзатыльник. Подошедший, протянул руку с телефоном и приказал говорить. В ответ он услышал голос жены, больше обеспокоенный, чем испуганный! По интонациям Светищев понял, что что-то не клеится в логике его размышлений. Посмотрел на Рената. Лицо того было каменным и не выражало ничего:

— Достаточно, чтобы успокоиться? Мы свои обещания выполняем. Твоя очередь…

— Что мне делать?

— Молчать, не рыпаться, выполнять все, что говорят и будешь жить!

— А…

— Сначала дело…

Наручники и пакет сняли, подкатили кресло к ящику, на котором стояло несколько ноутбуков.

Холод еще не покинул тело Светищева. Но трясло его не столько из-за холода, сколько от нервного стресса. Проведенный взгляд по стоявшим напротив людям, что-то всколыхнул в памяти. Их лица, кроме, не скрывавшегося Рената, были в масках, но сквозь одной из них, просматривалось, что-то знакомое.

Сведенные в одну брови, сходящиеся над переносицей, с характерным тоненьким шрамом на левом веке, показались знакомыми. Ошибки быть не могло. Человек с этим лицом был среди террористов, державших его в заложниках. В мгновение все сложилось.

Брат бывшего мужа Мариам, хотя говорили о нем, как о погибшем тогда. Он жаждал ее смерти! Конечно, он хочет добиться… и добивается своего. Сегодня еще и деньги стали причиной их несчастья. Сегодня они в его руках!

Почему-то он успокоился, безразличие овладело его разумом, тяжелое, давящее на тело, спокойствие, разом прекратило дрожь. Он даже улыбнулся неожиданно посетившему его сравнению — Андрей чувствовал себя наполненным чернилами, которыми следует писать одно только слово «хорошо». В него он и поверил.

Помогла еще вспомнившаяся рассказанная история отцом Филофеем, которую чиновник начал вспоминать еще в холодильнике, а здесь сейчас проникся ей полностью.

Повествование касалось времени гражданской войны, когда села, поселки, целые города переходили из рук в руки на день — два после возвращаясь обратно. Одна женщина имела на руках двух малолетних детей, муж ее был из противного лагеря. Скрыться она не успела и ей грозила смерть.

Спрятавшись в захудалом сарае, она провела в ожидании два дня, пока неожиданно дверь не открылась и на пороге не появилась незнакомка с вопросом о ее фамилии. Признавшись, что это она, услышала:

— Вас обнаружили и вечером придут расстреливать…

— Что же мне делать?

— Бежать… прямо сейчас!

— Дети маленькие, еле идут, нас все равно найдут!

— Вас не будут искать…

— Это невозможно, эти люди не умеют прощать!

— Вас не будут искать, потому что вместо вас останусь я…

— Но вас расстреляют…

— Это так… но у меня нет детей!

В мгновение ока посторонний человек, стал самым близким, за которого мать будет молиться всю оставшуюся жизнь. Она смогла узнать у спасительницы только имя — Наталья…

Андрей запомнил слово в слово, услышанное тогда. Будучи в заложниках, а именно в этот период батюшка успокаивал этим рассказом. Деяние незнакомой Натальи впечатлило настолько, что будущее перестало казаться ужасным.

Так случилось и сейчас. Он представил себя жертвующим всем, ради своей семьи, сразу поверив в ее безопасность. Он поверил в близость Создателя, поддерживающего и успокающего, собравшего воедино все, даже эту историю, придавшую и уверенности, и сил. Так мы чувствуем Его, но очень быстро забываем, не видя нужды, хотя бы мысленно, отблагодарить…

Через двадцать минут, нужная сумма была переведена на какой-то счет, и люди в масках, забрав технику, исчезли…

— Дальше что?

— А дальше, Андрей Викторович, самое сложное, для меня, по крайней мере. Сейчас мы ждем сигнал, а дождавшись, направляемся к зданию федерации, если успеем, то скорее всего, сразу на жеребьевку…

— Моя судьба меня не волнует! Где моя семья? Вы бесчестный человек! Но я вам обещаю, если с ними ничего не случится, о вас никто ничего не узнает. Я дам вам столько же, пусть и останусь без штанов!

— Ловлю на слове, только есть ряд неожиданных для вас новостей. Во-первых, деньги вам вернутся, скорее всего…

— Мне не нужны деньги… Что вы сказали?! Что значит «вернутся»?!

— Можете прямо сейчас поговорить с женой, но немного. Да и вот скрывать обо мне ничего не придется, напротив, нужно будет все аккуратно и подробно написать. Но это позже…

С высокого потолка послышался звук чего-то тяжелого скользящего по веревке, и совсем, сбив Андрея с толку, он оказался окружен дюжиной людей в черной форме и снова в масках.

— Что опять?

— Майор Черной… «Альфа»…

Представился самый крупный, открывая лицо, снимая маску.

— Господин Светищев, приносим свои извинения, по-другому никак… но вы были в полной безопасности. С вашей семьей все в порядке, жена и мальчик ваши в ведомственном санатории… рыбу ловят… сейчас…

Проговаривая, он вынул из внутреннего кармана телефон, включил, набрал номер, дождался ответа и протянул Андрею.

Чиновник встал, недоверчиво взял и прислонил к уху:

— Алло…

— Дорогой! Ну наконец-то! Сделал сюрприз… так красиво все получилось! Нас с малышом с таким кортежем прокатили. Ты будешь, как обещал?

— Гм, гх, гх… Обещал? Я? Нууу…

Отошедший в глубину помещения Ренат, разговаривающий в пол голоса с майором, повернулся и кивнул, сделав утверждающее движение рукой.

— Дааа, конечно, малыш, как я могу тебя обмануть…

— И ты совсем не пил?

— Яяя?!..

Светищев совсем растерявшийся снова посмотрел на своего секретаря. Тот покачал головой, развел руками и пожал плечами, говоря тем самым: «Ну ты даешь, конечно, нет!».

— Яяя?! Да нет… любимая, что ты, какой пить! Столько дел, а потооом… ты знаешь, мне это совсем не нравится.

— Я тебя люблю!..

Он отключил телефон и подошел в мужчинам:

— Ничего не понял, зачем все это?

— Как только эти люди, что уехали недавно, убежденными в своем обогащении, зафиксируют наш приезд в отель, где должна проходить жеребьевка, а мы должны въехать в подземный гараж… вот тогда произойдет то, ради чего все это делалось.

— Это ничего не объясняет, но почему-то я вам верю…

— Сейчас вкратце, Андрей Викторович, извините. Святослав…

Обратился он к майору:

— Свят, машина в порядке?

— Да, в полном! Эти упыри забили ее по самое горлышко взрывчаткой. Так что если рванет, от отеля вместе с вами ничего не останется — одна звездная пыль… хе хе хе, причем, вместе со всеми приглашенными. Честно признаюсь, я бы половину этой бублики из «крапивного этого семени» на воздух и сам бы поднял, нооо… придется спасать…

— Это же полный… что же делать?!

— Ехать, Андрей Викторович, ехать. Если нас с вами не увидят на этой машине, не будет встречи Ильяса… да-да, того самого, который считается погибшим — брат мужа вашей жены… Мы помогли ему на вас выйти… Если нас не увидят, то не состоится его встреча с человеком, устраивающим все теракты на территории России. Они хотят отомстить за свой провал, и подготовились лучше, чем несколько лет назад. Но и мы не дремали. Мы не смогли выйти на этого человека, да Ильяс, если мы не ошиблись, поможет. Там мы их и накроем!

— Мы? Ренат, вы же знаете, я человек не военный…

— Не переживайте, все, что вам нужно делать — жать руки, улыбаться, опрокидывать рюмочку…

— А без последнего можно, яяя…

— Извините, последнее ни в коем случае!

— Так… учтите, в машине два человека — это люди Ильяса… Поэтому молчите, можете плакать рыдать, ругаться, что угодно…

— Но тогда мы въедем же с бомбой, и…

— «И», которое вы предполагаете, не получится. Место, где мы с вами находимся сейчас — это специальный объект Федеральной Службы Безопасности, он оборудован лучше, чем космодром. Террористы правда этого не знают… В машине опасного сейчас осталось только что оба этих «хлопца», все остальное уже обезврежено, хотя взрывчатка еще внутри. Можете, конечно, не ехать, мы предусмотрели двойника, но могут быть казусы.

— Нет, нет, я сам… — нужно же за что-то начинать себя уважать!..

Залезая в машину, Светищев больно ударился бровью о крышу автомобиля. Вышло это случайно, но получилось, как нельзя кстати. Боевики уже нервничали, но увидев такое обращение с Андреем, успокоились. Выезжая из ворот, пакет с его головы сняли. Увиденные им рожи, дали понять, что шутки давно кончились.

Чиновника так и подрывало что-нибудь сказать, но он сдерживался, кривился лицом, изображая душевные муки, ругался, нервничал. В душе же его царил покой. Он снова был, как бы в кругу семьи, чувствовал тепло жены, думал о ней, радовался своему теперь уже точно возвращению к трезвому образу жизни, а значит и жизни вообще.

Дважды он ловил себя на мысли, что совершенно беспечен в этой ситуации, не чувствует опасности, пока один из бандитов неожиданно не приставил к его сердцу пистолет и собирался уже выстрелить.

Произошло это в туннели, наплывшая временная частичная темнота, выхватила мысль на ситуацию, пронзившую мозг: «А где же еще! Вот идиот, как я мог поверить! Прости!»…

***

Машина на скорости преодолевала последние метры неведомой дороги. Эта трасса была закрытой и совсем пустой. С обеих сторон над ней возвышались деревья. Он смотрел на них и не мог выбрать, чтобы он хотел: смотреть на непроходимый лес, как сейчас или сквозь аллею на безграничные поля.

Сегодня он ни разу физически не напрягся, но, нервное, напряжение выжило все соки. Андрею казалось, что у него остался только один, последний вдох, и он хотел его сделать в присутствии жены и сына, а потом, хоть трава не расти! Несколько раз за сегодняшний день многое менялось. Он то верил, то вновь сомневался, то ненавидел зло и слепо, то снова был бесконечно благодарен. Так не было никогда, да, пожалуй, привыкнуть к этому нельзя, поэтому он ждал момента, когда увидит и обнимет их — только тогда поверит и позволит стать себе счастливым.

Смешно, раз десять Светищев говорил по телефону с женой и слышал заливистый смех своего ребенка, но насмотревшись сегодня на возможности спецслужб, начал сомневаться во всем. А вдруг это не они…, не Мариам, не его мальчик?!

Рената, который оказался целым подполковником… заменил огромных размеров Роман. Он никогда не видел таких больших людей. Тот не помещался в обычный седан и передвигался только на минивенах, американского производства.

С Романом было еще трое, тоже больших и крепких ребят. С ними пока придется смириться. Андрей посматривал на мощную шею и спину своего нового секретаря и, покачивая головой, улыбался, думая: «Его же не прокормить! Что я скажу жене?! Кто бы мог подумать, что сегодняшний день так будет заканчиваться? Да что там, кто знал, что он так начнется?! Хотя Ренат… знал! Да, жизнь не ровна! А ведь к концу дня этот Ренат выглядел ужасно, такое напряжение! Но ведь вот человек, вот закалка и сила воли, ведь ничего не забыл. Даже наполнил о мелочах и попросил заблаговременно Романа купить букет цветов, который я когда-то покупал почти каждый день… и ещё подарок… Откуда он знал, что я хотел ей купить кольцо с рубином? Точнее хотела его она, а я все никак не мог… что не мог?! Протрезветь я не мог! Ну вот и ворота, Господи, спаси и помилуй».

Вишневый Форд Эконолайн-350 пятилетнего возраста, вкатывался в ворота, за которыми Светищеву грезился рай. Через минуту он поверил, что рай на земле есть, а у мужчины и женщины в нем уже есть ребенок. Вот и жизнь! А его счастье, лишь ее признак…