Искренно жаль человека, когда он по стечению обстоятельств, будь то родство, деятельность, собственное мнении и так далее, претерпевает муки не заслуженные, многое теряет, а главное сам не может понять, отчего это происходит, и за что!
Положим, если что-то происходит, то причина всегда есть. Не будем рассуждать об этом, поскольку вопрос этот сложен и прежде всего из-за своей индивидуальности. Сколько бы ни знали о человеке, а больше, чем Господь знать, все равно не будем! Поэтому просто констатируем да слегка заметим, как и кому далось пережитое или переживаемое.
***
Каким бы не было мнение у Светищева о спецслужбах, а увиденное и прочувствованное на себе, заставило признать их авторитет, профессиональность. Но главное не это, а обрушение убежденности, что лезут они куда нипоподя, подминая под себя все структуры от коммерческих, до правительственных. Нет ничего более убедительного, чем собственный опыт, и нет ничего более подозрительного, чем чужой.
Более всего непредсказуемым оказалась концовка этого мероприятия — через два с половиной месяца, он был приглашен на «Лубянку», где ему в пику ожиданиям, вручили орден «За мужество», как потом оказалось, всего через один номер от полученного Державой. Странная подробность, наводящая на подозрения, что между ними такую же награду должен был получить, ещё кто-то из знакомых. При оглашении этого предположения оба посмотрели на сияющую радостью и гордостью за супруга, Мариам, которая сделала вид, что ничего не расслышала… Кто знает, кто знает…
Андрей Викторович получил после этого случая повышение, что не обязательно связывать именно с геройством, которое, заметим, как и у Арона Карловича, не планировалось совсем, но вышло по-настоящему.
Причина новой должности, скорее лежала в повышении того самого друга, который и пригласил его в федерацию несколько лет назад, и который, конечно, предпочел рядом с собой своих вассалов, тем более таких талантливых.
Арон Карлович Держава после тихого и смиренного празднования повышения Андрея Викторовича, и вручения государственной награды, вернулся к «своим деткам», как он любил поговаривать, и на следующее утро проснулся в последний раз. Это было необычное утро, поскольку он все же поддался на уговоры отца Филофея, появился на Литургии не любопытства ради, и не потому что нравилось пение, звучащее на клиросе, но исповеди и причастия ради. Оказывается он был крещен при странных стечений обстоятельств, чуть ли не с целью знакомства с прелестной и соблазнительной дочерью столичного священника, бывшей уже к тому моменту вдовой, лет двадцать назад.
Намерения намерениями, но Таинство — это всегда серьезно! После этого Господь долго ждал шага навстречу, а дождавшись, надеюсь, принял раскаяние, простив добрую душу, а через день, навсегда раскрыв Свои объятия, хотя это еще предстоит решить…
Арон заснув, не проснулся, почив тихо и безболезненно, что бывает с людьми достойными, добросердечными и всеми любимыми…
Похороны его проходили всем городком, следом за гробом, топали «его» малыши, ближе всех следовали те двое, о которых он просил Бузыкина. Это были дети его упокоившегося брата, которых ему не отдали поначалу на попечение, как пожилому и одинокому. Они несли один орден и одну медаль. Остальные воспитанники держали в своих руках сшитые маленькие бархатные подушечки, с положенными на них, так же сделанными собственноручно из глины фигурками животных. Потом люди с улыбкой говорили, что Арончику никогда не будет скучно на том свете, ведь его всегда будет окружать целый зоопарк.
Могилку его и сейчас можно найти на погосте у храма по входу, сразу слева, ей начат новый ряд. Это единственное там захоронение, под крестом которого всегда живые цветы. На нем, разумеется, нет фотографии, но каждый, хоть раз видевший его при жизни, не забывал этого, всегда доброго лица. Кто желает может взглянуть на его улыбку — фотография висит на стенде в местном краеведческом музее, среди почетных граждан города.
Выпускники интерната, те из них, кто предпочел остаться, каждый год начинают свои встречи именно там. Однажды, Владимир Анатольевич Бузыкин, до сих пор возглавляющий район, вспоминая о Державе сказал: «Какой же это человек был! Один… а мнение о всей нации у меня поменял!»…
***
Вся страна в течении полугода наблюдала большой процесс, где обвиняемыми проходили несколько сот человек. Террористов, их пособников судили строго и скрупулезно. Многие опасались, что это будет судилище, на котором невинно пострадавших «щепок» окажется больше самого «леса».
Вышло не так. Среди людей в клетках мы могли заметить и Ильяса, и людей, на которых вышли с помощью Светищева. Вне клеток сидел Рустам. Как мы помним, он в течении всего расследования находился под подпиской о невыезде. Его судьба интересовала Мариам. Считая себя частично виновной, она пыталась принимать участие в его судьбе и делала это весьма удачно с помощью мужа.
Начали они с того, что дали показания, выступив со стороны его зашиты. Там же были показания и Державы, и Бузыкина, и даже отца Филофея.
По-иному обстояло дело с Ильясом. Приговор был жестким, но справедливым. Ему плюс еще двадцати восьми «террористам» пришлось отправиться в лагерь особого режима до конца жизни. Были предложения, в порядке исключения, заменить им приговор на расстрел, но мы, как-то пропустили, чем закончилось дело в Верховном суде, поэтому предполагать не станем, суть и так понятна…
Что касается Рустама Ахмаева, за него просили люди из структур, которым он помог, предупредив о планируемом нападении, он же спас также Арона Карловича. Отделался условным сроком в девять лет, да передан на поруки людям, особенно за него заступавшихся.
Из троих защитников оставались только Светищевы. Жизнь их наладилась. Каждое утро, просыпаясь в объятиях любимой, Андрей вспоминал, как просто потерять это счастье, обещая сам себе не забывать об этом в этот день. Со временем он настолько переборол эту тягу, что смог совершенно безопасно выпивать бокал вина, останавливаясь даже не помыслив.
Потомство их увеличилось довольно быстро до четырех погодков. Трое были мальчики и одна девочка. На этом остановились. Лет через двадцать, один мой знакомый, встречал пару, уже не молодых людей, с такой фамилией. Окруженные молодыми людьми и несколькими пострелятами, наверное, внуками, они появлялись на разного рода, спортивных мероприятиях юниоров, приезжая «болеть» за свое потомство, активно в них учувствовавших. Не трудно догадаться, что спортом этим был футбол.
О них много говорили, кажется, Андрей Викторович становился на несколько лет министром спорта, а его супруга занимала один из ведущих постов в миротворческой организации, известной на весь мир.
Узнав о судьбе своей дочери, профессор востоковед Ренат Салех разыскал ее и стоял на коленях, до тех пор, пока не был прощен. Впрочем, это было настолько быстро, что он еле успел коснуться коленями пола. Сие случилось перед самыми родами второго ребенка, поэтому став очевидцем большого для него события, он просил принять его в виде кого угодно, лишь бы иметь доступ к внукам. Мечта сбылась в тот же день. Ему выделили целых две комнаты, спальную и кабинет.
Опасения Мариам не оправдались, деду взятые им самим на себя обязанности не только не надоели, но показались недостаточными. Его влияние было настолько велико, что двое из воспитанников окончили ВУЗ, в котором он преподавал, и в свое время защитили ученые степени.
Не будем доводить наших героев до смертного одра, хотя и понимаем, что все, рано или поздно, подойдут к нему.
Сложилась жизнь и Петра Раскатного, ставшего генералом в своем ведомстве и возглавившего серьезное управление, где служил верой да правдой Отчизне.
Севастьян Самойлов в чине подполковника вышел в отставку. Последнее его участие в боевом столкновении чуть не оказалось смертельном. Тяжело раненным его доставили в военный госпиталь имени Бурденко, где он пробыл почти шесть месяцев, покинув его немного припадающим на правую ногу, но ведь и Светищев жил без одного легкого…
Все они раз-два в год посещали «Анатолича», где всегда был Леха, бывший частым гостем у них в доме в Москве. Бузыкин, хоть и старел, но охоту не бросал, сам «тропил», бывало, выступал в роли загонщика, метко стрелял, никогда не забывал дня, когда устроил охоту на террористов.
«Генерал» Леха, собственно говоря, им никогда и не был, а откуда пошла молва, окрестившая его усадьбу таким образом, уже никто не помнил. В его жизни, очень непростой, бывало многое, о чем знали только избранные самые близкие. Привязанности его не менялись, как и оптимизм, который он источал ежеминутно, улыбаясь каждому, кого встречал.
От скуки он начал пописывать книжки, рукописи, которые складывал в чулане, забывая про них. Как-то Светищев приехал со знакомым, оказавшимся держателем довольно крупного издательства, кто-то обмолвился о хобби хозяина. Лениво так, ради уважения, бизнесмен попросил любую рукопись, а с утра уже приставал с предложениями к автору. Алексей, предполагая, что это тоже ради сохранения отношений, поначалу отшучивался, но, поняв, что это не шутки, обещал заскочить на неделе.
Через два месяца вышла первая книга, через три о нем говорили, как о новой звезде на небосклоне литературы. Сам же он говорил: «Да перестаньте вы! Такие, как я бездари, если и становятся известными, то после смерти!».
О своих личных делах он говорить не любил, имея довольно сложный, не простой характер. После долгого одиночества он покинул его ряды к пятидесяти пяти годам. В этом возрасте стал отцом, и, вспоминая свои предыдущие попытки создать семью, шутил иногда: «Дети, как грибы, не важно, кто их поливает, главное, чтобы с любовью собирали!». Иногда у друзей создавалось впечатление, как будто фраза эта больше относилась к нему. Почему? Кто же это, кроме них знает!
Батюшка, отец Филофей, в конце концов, все-таки добился разрешения на скит, из которого с течением лет, образовалась небольшая «пустынь», где собралось несколько десятков подвижников. К концу жизни священника, ставшего «схимником», месту этому суждено было стать мужским монастырем, а ему первым схиигуменом.
***
По окончанию суда и вынесения приговора, Рустам Ахмаев стал зависимым человеком. Посоветовавшись, все вместе решили, что лучшего места для его проживания, чем Спас-Деменск, нет да и быть не может. Владимир Анатольевич Бузыкин дал добро, Арон к тому времени «почил в Бозе», домик его пустовал. Руслана по ходатайству «Анатолича» поставили хозяйственником в интернат, хотя его образование позволяло и большее, но для начала случившиеся было неплохо.
То ли пережитые испытанные моменты, толи аура, оставшаяся от Державы, то ли приходящие по привычке и требующие любви да внимания дети, а, возможно, ощущение новизны, которая подходила больше, чем все имеющееся на его родине, которую он в принципе и не знал, действовали на него так, что он решил уже после нескольких месяцев остаться здесь навсегда.
Через год он женился на вдове с ребенком — супруге того самого полицейского, которого расчленили по приказу его брата. Зла на него никто не держал, да и не за что. Вместе они попробовали разводить баранов, получилось со второго раза — дело пошло. Но даже став благополучным фермером, Рустам не покинул своей работы и содержал хозяйство детского дома в порядке; главное, что не маловажно, в достатке!
При всех усилиях отца Филофея, которые смиренно терпел мусульманин, последний остался верен своему вероисповеданию, соблюдая все пять столпов Ислама. Впрочем, дети его выросли, посещая церковь, чему он радовался не меньше, воспитывая их благородными и честными людьми.
Всю свою последующую жизнь он не забывал своих благодетелей и защитников, часто вспоминая разговор с Мариам по дороге из Москвы в городок в Калужской области.
Тогда больше некому было отвезти, только недавно услышавшего свой приговор и с облегчением выдохнувшего Рустама, уже думали воспользоваться служебной машиной Андрея Викторовича, как его супруга просила позволить сделать это ей самой. Мужчины переглянулись. Ее отец и муж посмотрели на Ахмаева, потом на нее, пожали плечами — дали согласие. Условие было одно — машиной должен управлять кто-то из охраны Андрея.
Рано с утра они отправились. Сцеженного маминого молока ребенку должно было хватить до вечера. Дед уже овладел всеми тонкостями дубликата материнства, проникся ответственностью и буквально трепетал от ощущения себя на целый день главным в жизни своего второго внука. Заметим, что между мужем и отцом Мариам постоянно возникало соперничество в желании ухаживать за детьми. Как-то они умудрялись договариваться, да и как не уступить было Андрею, после с хитрым прищуром сказанных слов: «Андрей, ну имей совесть, тебе досталась моя единственная дочь, а ты хочешь все. Позволь мне хоть что-то получить от тебя в благодарность».
Зачем Мариам нужна была эта поездка? У женщин многое происходит, следуя порыву интуиции. Возможно, чувство вины, возможно, не высказанная благодарность и желание помочь. Эта женщина, став матерью, ощущала ответственность не только перед своим чадом, мужем, отцом, но и целым миром, маленькой частицей которого был Рустам. Ей казалось необходимым разглядеть его местоположения в ее существовании, тогда она успокоится. Сделай она это и вселенная ее мировосприятия успокоится. Сейчас же бывший муж, как комета Галлея, приближающаяся к Земле, несущая за собой хвост будущих метеоритов — не опасна, но беспокоит…
— Мариам…
Начал Ахмаев:
— С того времени, как мы поженились…
— Рустам, извини, пожалуйста, я прошу тебя, не будем вспоминать времена, болезненные для обоих. У нас есть «сегодня», и за него нужно благодарить Бога… тем более, что оно и раздельно…
— Ты права… яяя… хотел извиниться — тогда был не прав во всем!
— Я тоже была хороша… нооо… все же сегодня…
Водитель воткнул провод от наушников в магнитолу, вставит «раковинки» от них себе в уши, и сделал движение, говорящее «не обращайте на меня внимание».
Бывшие супруги говорили не долго. Их беседа свелась к обычным договоренностям между людьми, один из которых нуждается в помощи, но стеснятся ее принять, другой очень хочет помочь, считая это больше необходимым для себя. Недоговоренностей не осталось, только добропорядочное обоюдное уважение. Уже помолчав несколько минут, Рустам, все-таки, спросил:
— Скажи, а если бы я принял православие и отказался от наших обычаев, у меня появился бы хоть маленький шанс?…
Рука Мариам легла на подлокотник, почти касаясь его:
— Рустам, мы все совершаем ошибки… но креститься и принимать православие нужно не ради женитьбы или замужества, а ради спасения своей души. Думаю, глубоко в своем сердце ты, может быть, это поймешь… Когда я была твоей супругой, я и тогда была «чужой женой», как и моя душа всегда была христианкой.
— «Чужой женой»? А чьей?
— Не твоей… Маленькой девочкой я хотела стать монашкой, «невестой» Господа — так об этом говорила мама… Потому я и христианка. Детская блажь сегодня имеет по-настоящему духовные формы вероощущения…
— Но Андрей?! Для него ты тоже «чужая»?…
Рустам совсем не понимал, о чем она сейчас говорила. Вдруг он понял, ощутив, почти физически пропасть, разделявшую их. Он осознал, что это пространство не преодолимо было ни в прошлом, ни сегодня, ни в будущем. Но при этом бывший муж чувствовал только тепло доброго к себе расположения, на что охотно отвечал тем же, наконец-то научившись это делать…
Мариам улыбнулась, махнула легонько рукой, мол, не думай об этом, и как-то особенно ласково произнесла:
— С ним мы идем одной дорогой, неся один венец. Мы повенчаны! Ему я не могу быть чужой…
Просветлев, всплывшей из прошлого, улыбкой, Мариам добавила:
— Хотя с «чужой жены» все и начиналось…
Липецк. 21 октября 2015 года
Алексей Шерстобитов
редакторская правка: Татьяна Азанова